— Фу, — сказал я, озираясь, осматривая дом. — Вы это ощущаете?

Темная голова Перри кивала передо мной. Максимус суетился с камерой.

— Я включу ночное видение, так ничего не видно.

Это мне не помогло. С улицы доходило мало света, ведь окна были заколочены, и я не мог найти фонарь, хотя брал с собой. На камере фонарь был слабым, но хоть что-то. Я видел перед собой белое сияние, Перри вытащила айфон и включила фонарик на нем, как в старые добрые времена. Я сделал так же, и, хотя комната была не освещена, нашего огня хватало, чтобы увидеть, что перед нами.

Было сразу понятно, что внутри давно никто не было. Скрипящие половицы были покрыты толстым слоем пыли, и только наши следы беспокоили ее. Мебели тут было мало, она была в пятнах, старая, с дырами, но не такая пыльная, как пол. Рядом с мебелью были пластиковые крышки, забытые, когда поселенцы решили остаться в этом старом доме.

Я видел по тому, как дрожал ее телефон, что Перри страшно. Я научился узнавать это по малейшим движениям после серий. Она всегда боялась дать мне знать, что чувствует, какой уязвимой является. И я невольно ощущал то же самое. Здесь не было ничего угрожающего в углах, на нас не смотрели незримые силы (хотя, если подумать, я бы это ощутил), но мы были там, где не должны быть, и где-то дом… знал, что мы пришли.

Дом словно ожидал нас. Я хотел сказать это, но не хотел выглядеть трусом перед Максимусом.

Мы шли дальше по чернильной бездне, по старому потрепанному ковру в гостиной к окнам-витражам с видом на задний двор, но и эти окна были заколочены. Я словно находился в гробу размером с дом, и каждый шаг вел все глубже под землю.

Максимус шагал впереди, полагаясь на ночное видение на камере. Я видел силуэты поверх его плеча, понял, что мы идем на кухню и к буфету. На миг мне показалось, что кто-то стоит у разделочной доски с большим ножом в руке, режет что-то гадкое. Но я посветил туда телефоном и увидел, что там был холодильник, поблескивающий в темноте.

— Что-нибудь записываете? — спросил я. ФЭГ поможет, когда мы закончим здесь, и его подключат к компьютеру.

— Тут холодно, — тихо сказала Перри. — Все холодное. Но не так, как с двумя на улице.

— Ничего не вижу, — сказал Максимус. — Магнитные поля читаешь?

— Вряд ли, — сказала Перри.

— Направь прибор на потолок, — сказал я ей. Мне было едва видно, как она обернулась в темноте и одарила меня взглядом, но послушалась.

— Там… — она замолчала. — Наверху жар. Не могу сказать, от чего. И магнитное поле искажено. Что означает фиолетовый?

Максимус издал согласный звук и кашлянул.

— Что-то означает. На второй этаж?

Я знал, что мы пойдем туда, даже если мы откажемся. Часть меня хотела струсить и убежать отсюда. Мы были в маяках, отелях, островах и психбольницах с призраками. И от всех тех мест мне было не по себе, как сейчас. Но это место ощущалось иначе. Этот дом ощущался мертвым и живым, старым и новым, плохим и… хуже. Тут были не только мертвые, но ощущения были такими размытыми, что я не мог понять точно. Казалось, я в своем кошмаре, когда не знал, наяву это происходит или нет, но точно что-то означает.

— Декс, — услышал я Максимуса и повернул голову на его голос. Они с Перри были в свете ее телефона, стояли у двери возле кухни. Как-то они прошли мимо меня, и я даже не заметил.

— Я здесь, — сказал я, было жутко. Как долго я был в своей голове? Я пошел за ними из кухни в гостиную. Большая лестница вела на второй этаж, и мы вместе взбирались по ней. Максимус вел нас, Перри — за ним, и я в конце. Динамика нашего шоу изменилась внутри. Я надеялся, что Перри спокойнее между нами, потому что мне было страшно идти последним, казалось, что-то темное и тяжелое следует за мной по ступенькам, кусая меня за пятки, пока мы шли.

Разум хотел представить мою мать, ее худое тело, ее пытку, ее жуткие слова. Я почти ощущал ее широкий черный рот и острые зубы, острый язык и черное сердце, желающее моих страданий.

Нельзя было так думать. Нельзя было, чтобы мои демоны мешали остальным.

Второй этаж был проще первого. Половина этажа была разделена на комнаты с закрытыми дверями, а другая половина выходила на улицу, пара кресел там стояла, чтобы любоваться улицей и садом. Окна здесь не были заколочены. Они были открыты и разбиты, жаркий ветер проникал в дыры, шевелил облачка пыли, что поднимались с кресел и кофейных столиков. Если когда-то здесь был пансион, то тут было место для завтрака или отдыха на солнце. Теперь свет был лишь с улицы, зловещий, но нам было видно, что нужно.

— Нам проверять все комнаты? — спросила Перри, и я был удивлен ее упорству. И немного впечатлен. Я понимал, что все боялись и хотели сбежать отсюда, как и я, но это не обсуждалось. Может, это было в моей голове, это ощущение, что дом против нас, что живые и мертвые силы работают против нас. Мысли о матери были первым знаком, что так у меня.

Спокойно. Я глубоко вдыхал носом. Пару раз приснился кошмар. Все хорошо.

— Да, проверишь первую дверь? — сказал Максимус, и я понял, что он звучал как я, когда мы с Перри снимали вдвоем. А потом мы перестали снимать шоу, и Максимус приехал в Портлэнд — с подачи Джимми — надеясь, что убедит Перри сниматься с ним, как с оператором. Это не сработало, моя бедняжка была одержима тогда, и Максимус начал завоевывать семью Паломино. Давно ли он метил на эту роль?

— Ладно, — натянуто сказала Перри, шагнула к первой двери. Не я ей приказывал, теперь не я был главным, не я переживал, получится ли у нас нормальный выпуск, и я видел, как требователен был. Я заметил это, когда мы поменялись ролями в Канаде, но Сасквоч был другим делом, и теперь меня отстранили еще сильнее.

Перри прижала ладонь к ручке, дверь открылась с громким скрипом. Комната была пустой, кроме открытого окна и женщины рядом с ним.

— Блин! — завопил я, сердце пыталось выпрыгнуть из горла.

— Что? — спросила Перри, оглянувшись. Ее глаза были большими и белыми в свете моего телефона, и я поправил камеру, чтобы уловить это.

— Видели это? — сказал я, пытаясь совладать с паникой в голосе. — Ж-женщину?

Максимус и Перри переглянулись — и это мне не понравилось — а потом посмотрели на комнату и свои приборы.

— Температура не изменилась, — сообщила она. — Но я заметила фиолетовое свечение на миг.

Я не знал, пыталась ли она меня так успокоить. Я ценил это, но это не сработало. Я кивнул и сказал:

— Забудьте.

Мы прошли к следующей комнате, а потом еще и еще. Перри открывала их, словно в них был скрыт приз, что мы выиграли в лотерее. Но внутри ничего не было, они и я ничего не видели.

— Следующий этаж, — заявил Максимус, словно был мрачного вида псом из мультика, что всегда говорил копать глубже. Я ухмыльнулся бы в другой раз, но мы с Перри только кивнули, напряглись и приготовились к следующему этажу.

Мы обошли угол и добрались до лестницы. Пыль и паутина покрывали перила, и мы старались не трогать их, пока поднимались, ступени скрипели под нами.

Мы были на половине пути, когда скрип сменился треском. Перри закричала, провалилась в ступеньку, дерево трещало вокруг нее. Я завопил и попытался зацепить ее рукой, но вся ступенька пропала под ее ногами, и ее тело провалилось по пояс в неизвестность.

— Боже, — Максимус развернулся на вершине лестницы и вернулся, чтобы помочь нам. Он был в двух шагах, когда ступенька сломалась и под ним от его веса. Он завопил и упал, удерживая камеру высоко в воздухе. К счастью, его грудь и рук были слишком большими, чтобы провалиться, хотя казалось, что в любой миг вся лестница развалится под нами.

— Вот же блин, — ругался я, пытаясь понять, что делать. Понятно, начать нужно было с Перри, но хоть я ненавидел Максимуса, не мог его бросить. Я уперся ногой в стену, а другой в перила, вытащил Перри из дыры. Как только она смогла встать, я пробрался дальше к Максимусу.

Я посмотрел на его бледное потное лицо и протянул руку.

— Давай, Сорняк. Твой день еще не пришел.

Я поднял его, впиваясь в локоть, плечо напряглось. Я не знал, смог бы старый Декс вытащить его, но я был новым Дексом. С усилием Максимус выбрался из дыры и забрался на следующую ступеньку, что выдержала его вес. Я сказал Перри прыгать к нему. Она не сразу поняла, что я задумал, а потом перепрыгнула дыру, что чуть не поглотила ее, и врезалась в него. Пока лестница не рухнула под их весом, я бросился к ним, потянул Максимуса под руки и потащил его с Перри. Мы рухнули на пол, пару минут переводили дыхание, пока не встали на ноги.

— Спасибо, — сказал Максимус, избегая моего взгляда и уходя. Я показал ему палец за спиной и притянул Перри ближе к себе. Я поцеловал ее в макушку и сказал. — Третий этаж прекрасен.

Она не смогла выдавить улыбку. Я не мог винить ее. Я сжал ее плечо и сказал, что мы почти закончили.

Третий этаж был похож на первый. Одна большая комната вместо кучи мелких. В конце было две отдельных комнаты и ванная, которую использовали, наверное, хозяева или богатые гости, но остальное место было большой комнатой с кожаными диванами, покрытыми пленкой, с полками книг, игровыми досками и окнами. Пыль все еще покрывала поверхности, но все выглядело свежее и новее, словно пара призраков играла тут в Монополию ночами.

Но хоть этот этаж привлекал внимание, мне хотелось на чердак. Дверь в конце комнаты вела туда. Я посмотрел на Перри и Максимуса, обсуждающих холодные точки и лиловые волны, они говорили как на неизвестном языке. То, за чем я пришел, что понимал, было выше. Туда я и пошел.

Я прошел к двери и открыл ее, не удивился лестнице, ведущей наверх. Я оглянулся, но они меня не замечали, и я поднялся. Ступени были прочнее тех, что были раньше, они были словно выкованными из земли.

Как только я добрался до вершины, я не сразу понял, на что смотрю. Не сразу. Там был не скучный темный чердак, а хорошо освещенная комната. Свечи трепетали посреди деревянного пола, их были сотни, некоторые были красными, а многие — черными, и все стояли большим овалом. Посреди пола было что-то белое, оно двигалось. Я не сразу смог сосредоточить взгляд на этом, на этой точке, а потом вскрик вырвался из горла. Там была меленькая белая змейка с желтыми бриллиантами на спине, прибитая к полу ножом в середине, корчась от боли, словно ее заставили умирать вот так.

Странный запах талька и меди заполнил нос, когда дунул холодный ветерок, и огонь затрепетал. Я поднял голову и увидел кровоточащие куриные лапы, висящие на проволоке с потолка, капли крови усеивали пол.

Я не знал, что думать или говорить. Я хотел кричать, звать сюда Перри и Максимуса, чтобы они увидели то же, что и я, но я не мог. Не мог сделать ничего, потому что это было вне моего контроля. Я не мог это остановить. Я сходил с ума.

Потому что в конце комнаты, за умирающей змеей и сотней жирных черных свеч было зеркало. Во весь рост. Зеркало было направлено на меня, но не отражало меня. Там, как и во всех зеркалах до этого, была моя мать.

Она махала мне оттуда, так она выглядела в моих снах, такой я помнил ее при жизни. Она махала мне. Послала воздушный поцелуй. И пропала.

Я моргал, пытался взять себя в руки, совладать с душой с мочевым пузырем, но тут внимание привлекло не зеркало, в котором я все еще не отражался, а пространство за ним.

Высокий темнокожий мужчина вышел из-за зеркала. Знакомое лицо, но мертвые глаза, слюна стекала с губ, искривленных в гневе при виде меня. Таффи Г, который умер в баре, стоил на чердаке со мной, и я, похоже, был в его списке. Я не знал, что думать, но мои инстинкты были быстрее.

Я повернулся и побежал. Я бросился к лестнице, ощущал, как дрожит подо мной пол, великан несся ко мне. Я бежал, перепрыгивал по две ступеньки, пока не спустился на третий этаж. Перри пыталась читать показания прибора у стены, а Максимус скрывал диван.

Я закричал. Я бежал. Я пытался предупредить их.

Но у Таффи Г был план.

Он бросился ко мне, я ощутил его ладонь на рубашке сзади, но знал, что он движется в сторону.

К Перри.

Моей Перри.

Она закричала, увидев его с вытянутыми руками, открытым ртом, оскаленными зубами. Он схватил ее за шею и плечи, толстые мертвые руки хотели впиться в нее и разорвать на кусочки. Его челюсть щелкала, желая съесть ее заживо.

Я не успевал. Не было времени думать, что происходило, был это призрак, зомби или больная шутка. Я бросил камеру на пол, оставив ее направленной в нашу сторону, и схватил ближайший тупой предмет, торшер без лампочки. Я взмахнул им как в гольфе и ударил по спине Таффи Г. Он от этого лишь замер посреди атаки, и я быстро повторил удар, пригибаясь и атакуя его колени сзади. Я мог бы так сломать человеку ноги. Но это не был человек. Столбик торшера сломался пополам, и Таффи Г обернулся, разъяренный и готовый сражаться. Его мертвые глаза смотрели на меня, и даже со своей суперсилой я подозревал, что мне конец.

— Эй, гад! — голос Максимуса прозвенел в комнате. Я посмотрел на него одновременно с зомби. Он был у окна, направлял на нас камеру и махал. Даже я хотел побить его.

Таффи Г повелся. Он бросился вперед, половицы скрипели под ним, он приближался к Максимусу, живой и мертвый. Он был почти на Максимусе, и я хотел сказать что-нибудь на случай, если я больше не увижу рыжего живым.

Но у него были другие планы. Он отбросил камеру в последний миг и упал на пол. Зомби бежал, слишком глупый и разозленный, чтобы понять, что происходит, пока не было слишком поздно. Он вылетел в окно, осколки стекла разлетелись в стороны, и он упал на землю далеко внизу. Я подбежал к окну, Максимус встал на ноги, и мы выглянули вместе.

Внизу, возле каменной беседки во дворе лежало его тело, кровь вытекала из него.

Таффи Г умер во второй раз.