Обучение

Хеллингер: Я рад вас всех сердечно приветствовать на нашем обучающем курсе. Что значит в нашем случае «обучение»? Прежде всего это обучение восприятию, точному восприятию. Это значит, что когда кто-то будет представлять случай из своей практики, мы будем учиться восприятию следующего: где главное — то, о чем собственно идет речь. Кто привносит больше энергии и кто ее отнимает? Я буду указывать на то, что мы будем вместе проверять, и таким образом учиться сосредотачивать внимание на главном.

Это обучение помощи. Помогать легко, с одной стороны. Каждый не прочь помочь, если видит нуждающегося в помощи. Если кто-то, например, спрашивает нас, как пройти, мы охотно указываем ему дорогу, верное направление. Что такое помощь, мы все узнаем от родителей. А раз уж мы сами узнали, то хотим передавать это дальше. Потому что человеческие отношения процветают за счет обмена давать-брать.

В нашем случае речь идет о профессиональной помощи, особой помощи — помощи, ставшей профессией. Что же это значит? Что в нашей профессии значит «помогать»? Прежде всего это значит помогать развиваться и расти. Подумайте, в результате вашей помощи сколько ваших клиентов стали сильными и в результате каких интервенций? И сколько клиентов остановились в своем росте, потому что они, возможно, слишком положились на вас? Когда кто-то полностью полагается на помощника, он перестает расти. Помощь, при которой клиент сам открывается своей жизни и своей судьбе, несмотря на то, что они порой бывают весьма жестоки, и есть правильная профессиональная помощь.

Когда кто-то нуждается в помощи, мы с легкостью переходим в позицию отца или матери для него. С этого момента клиент становится ребенком и больше не может сам открыться собственной судьбе. Такая помощь приятна для помощника и ужасна для того, кому эту помощь предлагают.

Здесь в процессе работы я хочу показать и продемонстрировать, что происходит, когда помощь идет не просто от сердца, но и является искусством.

 

Спасение

Хеллингер (обращаясь к участнице): О чем идет речь?

Участница: Речь идет об одном из семилетних близнецов — девочке, которая в возрасте 8 месяцев попала в детскую деревню. Ее мать два года назад умерла от алкоголизма. С отцом нет никакого контакта. Мы очень старались такой контакт установить, но это оказалось невозможным. Есть контакт с сестрой отца.

Хеллингер: А где второй близнец?

Участница: Он тоже живет в детской деревне.

Хеллингер: Со временем я стал полностью полагаться на то, что демонстрируют заместители. Поэтому я не буду больше ничего спрашивать, а поставлю заместительницу этого ребенка. По ее поведению мы увидим, в чем дело. Если это будет необходимо, ты дашь нам дополнительную информацию.

Хеллингер выбирает заместительницу для девочки и ставит ее. Заместительница неспокойна, смотрит сначала вдаль, а потом на пол. Она качается.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Этот ребенок потерян. Куда он смотрит?

Участница: На умерших.

Хеллингер: На мать, это совершенно очевидно.

Хеллингер выбирает заместительницу для матери и просит ее лечь на пол, на спину. Через некоторое время ребенок отворачивается от матери и отходит на несколько шагов назад.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Ты что-то говорила о сестре отца. Ты ее знаешь?

Участница: Да. И еще есть братья матери, которые после ее смерти установили контакт с детьми.

Ребенок, услышавший это, снова поворачивается. Хеллингер выбирает заместителя для дяди ребенка и ставит его напротив.

Ребенок смотрит на дядю и начинает смеяться.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Вот где отношения. Это видно сразу.

Ребенок сначала несмело, а затем быстрее идет к своему дяде и становится рядом с ним. Он счастливо улыбается.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Ну, достаточно?

Участница: Да.

Хеллингер: Хорошо, тогда это все.

Обращаясь к заместителям: Спасибо вам всем.

Хеллингер (через некоторое время, обращаясь к участнице): Ты можешь ее отпустить?

Участница: Да. При такой картине — да.

Хеллингер: Ты больше не нужна? Разве это не здорово?

Участница: Да, другим тоже нужна помощь.

Хеллингер (обращаясь к группе): Когда помогаешь, важно, найти самое главное. Когда это сделано, можно остановиться. Если продолжать, что-то теряется. Некоторые помощники думают: «Ах, нужно что-нибудь еще сделать для ребенка. Для ребенка она ничего не сделала». Нам хочется еще чем-нибудь насладиться, так сказать.

Обращаясь к участнице: Такая большая помощь является одновременно и отказом, с одной стороны, но и выигрышем — с другой.

Наибольшая сила всегда идет из собственной семьи. Если детей удается поместить в семью, это хорошо для них, даже если со стороны нам кажется, что эта семья не так уж хороша. Но это только наше представление. Ребенок чувствует себя в своей семье как дома.

Сравни семьи, на которые мы порой смотрим свысока, с совершенными семьями. Где больше силы?

Участница: Где? Это я узнала, находясь здесь, в детской деревне.

 

Смерть

Хеллингер (обращаясь к другой участнице): О чем идет речь?

Участница: Речь идет о восемнадцатилетней клиентке. На протяжении двух лет она была зависимой от наркотиков и медикаментов, но теперь снова воскресла. Я беспокоюсь, что она не будет жить.

Хеллингер: С кем я буду работать?

Участница: Со мной?

Хеллингер: Точно.

Хеллингер ставит участницу в расстановку.

Хеллингер (обращаясь к участнице): А кого я поставлю напротив?

Участница: Родителей?

Хеллингер выбирает одного заместителя и ставит его напротив.

Хеллингер: Это смерть.

Через некоторое время смерть подходит ближе. Потом заместитель смерти кладет ей свою правую руку на плечо и притягивает к себе. Оба внимательно смотрят друг на друга. Затем она кладет голову на плечо смерти. Смерть гладит ее по голове. В это время Хеллингер ставит в расстановку заместительницу клиентки.

Через некоторое время смерть освобождается от участницы. Они смотрят друг другу в глаза. Затем смерть отходит назад. Участница и клиентка поворачиваются друг к другу.

Хеллингер берет клиентку за руку и проводит между участницей и смертью прочь от них к ее самостоятельности. Когда клиентка приходит туда, она глубоко вздыхает и смеется освобожденная.

Хеллингер (обращаясь к группе): Мы свидетели.

Обращаясь к участнице: Ты тоже это видела.

Участница: Да.

Хеллингер (обращаясь к заместителям): Спасибо вам всем.

Через некоторое время, обращаясь к участнице: Ты знаешь, что сделала клиентка?

Участница: Она ушла от меня.

Хеллингер: Она оставила смерть позади себя.

Хеллингер долго ждет, а участница кивает и думает.

Хеллингер (обращаясь к группе): Ее заботы ведут к смерти.

Участница кивает.

Хеллингер (через некоторое время, обращаясь к участнице): Когда ты подружилась со смертью, она может уйти.

Участница: Хорошо.

Оба кивают друг другу. Затем участница возвращается на свое место.

Хеллингер (обращаясь к группе): Я бы хотел сказать об этом кое-что еще. Сколько помощников становятся на пути клиента к его судьбе. Или становятся на пути у смерти. Они думают, что должны спасти клиента от его судьбы или от смерти. Почему они так думают? Кто боится смерти, кто боится судьбы? Помощники. Своей помощью они пытаются избежать судьбы и избежать смерти и используют с этой целью клиента. Как добры их сердца, как добры!!! Но в результате мы видим, что сердца их жестоки, что сердца их трусливы.

 

Потерянный сын

Хеллингер (обращаясь к участнице): В чем проблема?

Участница: У меня есть клиентка, отец которой араб, а мать австрийка. Когда ей было 20 лет, отец выгнал ее из дома за то, что она влюбилась в австрийца.

Хеллингер: Отец живет в Австрии?

Участница: Да.

Хеллингер: А почему он, собственно, живет в Австрии?

Участница: Он здесь женился. У него здесь работа.

Клиентка не видела родителей, братьев и сестер 20 лет. Она не поддерживает никакого контакта с семьей, хотя и живет неподалеку.

Хеллингер: Это случилось 20 лет назад?

Участница: Да.

Хеллингер: А в чем сейчас проблема?

Участница: Проблема в том, что она хочет возобновить контакт с семьей.

Хеллингер (обращаясь к группе): Почувствуйте, о чем речь идет на самом деле? О ком? Где сила? С кем мы должны работать? Можете не отвечать, я просто проверяю. Это просто чтобы вы почувствовали.

Обращаясь к участнице: А что ты думаешь?

Участница: С отцом.

Хеллингер: Именно. У кого нет контакта?

Участница: У нее нет контакта с отцом.

Хеллингер: У кого нет контакта?

Когда она медлит, обращается к группе: Это же совершенно очевидно. Вы же сразу это заметили. У него нет контакта с его семьей. А дочь говорит: «Я буду делать это вместо тебя».

Обращаясь к участнице: Ты это чувствуешь?

Участница: Да, я чувствую.

Хеллингер: Но мы, конечно, это проверим.

Участница: Проблема в том (и я об этом писала), что я…

Хеллингер перебивает: Что произойдет, если я позволю ей договорить? Что произойдет с силой?

Обращаясь к участнице: Ты замечаешь?

Участница: Да.

Хеллингер: Итак, выберем заместителя отца. Из какой он страны?

Участница: Из Сирии.

Хеллингер выбирает заместителя для отца и ставит его. Затем он выбирает заместителя для Сирии и ставит его на некотором расстоянии за спиной отца.

Отец разворачивается, пытается сделать шаг вперед, но отходит в сторону. Потом он идет вперед, останавливается и снова делает шаг назад. Сирия приглашающим жестом раскрывает ладони.

Хеллингер выбирает заместительницу клиентки и ставит ее в расстановку.

Отец подходит еще ближе и становится между дочерью и Сирией. Та подходит к Сирии, встает рядом с ней и вытирает с лица слезы. Отец встает перед Сирией, а потом отворачивается. При этом он сжимает кулаки.

Через некоторое время Хеллингер выбирает заместительницу для матери и ставит ее напротив всех остальных.

Отец коротко смотрит на свою жену и снова отворачивается. Мать машет своей дочери, будто говорит: «Будь счастлива!» Потом она поворачивается в сторону своего мужа. Сирия хватает отца сзади за рукав. Тот быстро смотрит назад, а потом снова отворачивается. Сирия снова берет его за рукав. Отец отходит еще дальше. Дочь плачет.

Хеллингер выбирает заместителя для мужа дочери и ставит его в расстановку. Дочь отстраняется от Сирии, начинает двигаться так, будто не знает, куда ей идти. Потом она идет к своей матери. Они обнимаются.

Дочь высвобождается из объятий матери и становится перед ней, спиной к ней. Та мягко подталкивает ее вперед. Дочь подходит ближе к отцу. При этом она плачет. Мать тоже подходит ближе.

Сирия переходит в поле зрения отца и зовет его жестами к себе. Отец поворачивается в сторону Сирии, но не реагирует. Дочь отворачивается от отца и идет к своему мужу. Они нежно обнимаются.

Отец коротко смотрит на дочь, потом уходит и хочет вообще покинуть сцену. Потом он разворачивается, сжимая кулаки. Сирия вытягивает вперед правую руку.

Хеллингер подводит отца и Сирию ближе к остальным. Он ставит отца напротив Сирии и говорит ему: «Встань на колени!» После некоторых колебаний отец опускается на колени. Мать также опускается на колени перед Сирией.

Сирия начинает всхлипывать. Отец беспокоен, качает головой, его кулаки все еще сжаты, и он не может склониться. Потом к нему подходит Сирия, гладит его по голове, притягивает к себе. Теперь отец тоже начинает плакать. Сирия наклоняется к нему, он кладет ей голову на спину и громко всхлипывает. Отец тоже всхлипывает.

Через некоторое время Сирия снова распрямляется. Отец, стоя на коленях, отворачивается и всхлипывает. Потом он встает и отходит в сторону. Он беспокоен и продолжает сжимать кулаки. Сирия протягивает к нему руку.

Хеллингер (обращаясь к отцу): Посмотри на Сирию и скажи: «Я больше не достоин называться твоим сыном!»

Отец: Я больше не достоин называться твоим сыном!

Сирия улыбается отцу, вытягивает к нему правую руку, а левую руку она кладет на сердце. Отец отворачивается и смотрит на свою дочь. Та подходит к нему, и они обнимаются. В это время Сирия отворачивается от них.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Кого дочь замещает для отца?

Участница: Мать?

Хеллингер: Сирию.

Через некоторое время: Я думаю, мы можем прервать.

Помогать системно

Хеллингер (обращаясь к группе): Мы многому можем научиться на примере этой работы, и я хочу остановиться на наиболее важных деталях.

Обращаясь к участнице: Когда к тебе приходит клиентка, велик соблазн посмотреть на ее случай с точки зрения традиционной психотерапии. Приходит клиентка, и ты вступаешь с ней в некие отношения. Вот в этом состоит первая ошибка. Твоя любовь отдана не тому, кому должна быть отдана, и ты потеряна.

Необходима системная позиция. Тогда ты сможешь увидеть всю систему. Ты открываешься всей системе и тогда знаешь, кому нужно помощь.

Кому принадлежит мое сердце? Будь осторожна, не отвечай сразу. Я тебе сам скажу, не нужно гадать. Мое сердце принадлежит Сирии, конечно.

Участница: Я то же самое хотела сказать.

Они смеются друг другу.

Хеллингер: Я тебя недооценил. Мое сердце действительно принадлежит Сирии. Отец (и это было видно) в чем-то провинился перед Сирией. Он потерянный сын. То, что не решено между ним и Сирией, не решено и между ним и его дочерью. Дочь вынуждена замещать для него Сирию. Может быть, и мать тоже, но мать в связи с Сирией.

Когда ты выяснила, кому должна принадлежать твоя любовь, ты можешь работать. Тогда все находятся в созвучии с тобой. Как долго у тебя эта клиентка?

Участница: Она уже была у меня несколько раз.

Хеллингер: И что ты теперь будешь делать?

Участница: С ней?

Хеллингер: Расскажи ей, что произошло здесь, и сразу отпусти ее. Ей нельзя помочь. Она должна замещать нечто для своего отца. Но если Сирия получит место в ее сердце, она станет увереннее. Ты больше ничего не сможешь для нее сделать. Это ее судьба, потому что она участвует в переплетении.

Если ты отпустишь ее так, как я сказал, она станет от этого сильнее или слабее?

Участница: Она станет сильнее.

Хеллингер: Да. Поэтому это правильный терапевтический ход.

Оба смеются.

Хеллингер: Хорошо?

Участница: Да.

Судьба

Хеллингер (обращаясь к группе): Я бы хотел сказать несколько слов о судьбе. Наша судьба для нас во многом предопределена нашими родителями и нашей родиной. Если мы находимся в созвучии со своей судьбой, с нашими особыми родителями, с нашим происхождением и местом нашего происхождения, если мы готовы занять там свое место — мы сильны.

Кто отвергает своих родителей — тот отвергает свою судьбу. Он становится слабым. Бывают исключения, когда человек вынужден покинуть свою родину, например как это было в Ирландии во время сильного голода. Тогда половина населения переселилась в Америку. Но это нечто другое.

Кто уклоняется от вызовов своей родины и своего окружения, становится слабым. Вы видели это на примере отца. У него не было сил. Он выглядел как потерянный сын. Поэтому помощник должен принять в свое сердце особых родителей клиента, его особую родину, его особую судьбу. Тогда он сможет помогать в созвучии с этой судьбой.

В первую очередь это значит, что мы должны подвести клиента к его судьбе, к его родителям, его родине, его предкам, к особым обстоятельствам. Когда он там — его наполнит сила.

 

Решение

Хеллингер (обращаясь к группе): Здесь у нас трое детей. Но я никогда не забочусь о детях, потому что дети всегда хорошие. Я забочусь о том, что важно для семьи. Я представлю вам эти семьи. Вот мать двоих детей. Младший сидит у мамы на коленях, старшему мальчику около пяти. Он сидит рядом с ней. Рядом с ней сидит ее сестра со своим сыном. Ему около 14. Рядом сидит мать обеих сестер и бабушка всех этих детей.

Предварительное замечание

Речь идет о том, что в семье пятилетний и старший часто ведут себя агрессивно и демонстрируют ярость убийцы. Очевидно, что в семьях есть тайны, связанные с национал-социализмом, и существует подозрение, что вспышки агрессии мальчиков обусловлены именно этим. Но с этим работать не будут.

Хеллингер: Я начну с бабушки.

Обращаясь к группе: Я не скажу, о чем идет речь, потому что хочу поберечь детей. Для меня речь идет обо всей системе.

Обращаясь к бабушке: Ты замужем и у тебя сколько детей?

Бабушка: Я замужем, и у меня три дочери. Та, у которой двое детей, младшая. Вторая — старшая.

Хеллингер: А что с твоим мужем?

Бабушка: Его все эти дела не интересуют.

Хеллингер (обращаясь к группе): Почувствуйте, с кого я начну? Мое восприятие говорит мне совершенно ясно, с кого начать.

Хеллингер выбирает заместительницу для бабушки и ставит ее.

Через некоторое время заместительница смотрит на пол. Затем она отходит на несколько шагов назад и отворачивается в сторону. И там она тоже смотрит на пол.

Хеллингер выбирает заместителя и просит его лечь на пол, на спину.

Заместительница бабушки держит руку у рта, она неспокойна. Через некоторое время она поворачивается к умершему мужчине на полу и скрещивает руки на груди. Потом она закрывает руками лицо.

Хеллингер просит старшую дочь лечь на пол рядом с мужчиной. Когда она ложится на пол, то начинает смотреть на умершего мужчину.

Хеллингер (обращаясь к заместительнице бабушки): Как ты теперь себя чувствуешь, лучше или хуже?

Заместительница бабушки: Это опасно.

Хеллингер: Ты чувствуешь себя лучше или хуже?

Заместительница бабушки: Лучше.

Хеллингер (обращаясь к сыну старшей дочери): Ты тоже ляг туда.

Через некоторое время старшему сыну младшей дочери: Ты тоже ляг туда.

Старший и младший сыновья дочери внимательно смотрят друг на друга. Бабушка отошла еще дальше. Через некоторое время она переходит на другую сторону и садится к своим внукам. Потом она ложится.

Хеллингер просит старшую дочь и обоих детей встать. Он ставит их друг напротив друга и вместе с ними младшую дочь и бабушку. Матери держат своих детей за руки.

Заместительница бабушки смотрит на умершего мужчину на полу. Хеллингер подходит к этому мужчине и говорит ему, что он должен посмотреть на бабушку. Они протягивают друг другу руки. Бабушка подвигается ближе, так что они касаются друг друга руками. Хеллингер ставит обоих детей напротив их матерей, которые держат их крепко. Дети смотрят вверх на матерей. Старшая дочь начинает плакать.

Хеллингер ставит отцов детей в расстановку.

Хеллингер (через некоторое время): Я могу прервать.

Обращаясь к заместителям: Спасибо вам всем.

Обращаясь к группе: Я сейчас ничего не хочу говорить о том, что здесь происходило, в том числе, чтобы защитить детей. Я сейчас освободил детей из переплетения. Вот о чем шла речь. Какие милые дети, все трое, не правда ли? Хорошо, на этом закончим (см. также статью «»).

 

Ты моя судьба

Хеллингер обращаясь к участнице: В чем твоя проблема?

Участница: Речь идет о молодом мужчине, отец которого в прошлом году разбился на мотоцикле. И…

Хеллингер перебивает: В чем его проблема?

Обращаясь к группе: Прежде чем она начнет рассказывать эту историю, я хочу знать, в чем проблема клиента.

Обращаясь к участнице: Может, тогда вся эта история будет нам и не нужна.

Участница: Речь идет о конфликте лояльности.

Хеллингер: А что это такое?

Участница (смеется): Наиболее важные факты мне все же придется рассказать. Отец погиб за день до того, как его жена (мать клиента) собиралась от него уйти.

Когда она снова начинает говорить, Хеллингер не позволяет ей.

Хеллингер (обращаясь к группе): Мне разрешить ей получить облегчение для себя самой?

Смех в группе.

Хеллингер: Итак, исходя из того, что она говорила, что я должен делать?

После некоторого раздумья: Я сделаю очень просто.

Хеллингер выбирает заместителей для клиента и его отца и ставит их друг напротив друга.

Хеллингер (обращаясь к заместителю отца): Ляг на пол, ты же умер.

Через некоторое время Хеллингер выбирает заместительницу для матери и ставит ее в расстановку.

Хеллингер (обращаясь к матери): Посмотри на своего умершего мужа и скажи: «Этого я и хотела».

Мать: Этого я и хотела.

Сын плача идет к своему отцу, гладит его по голове и ложится рядом с ним. Потом он встает и смотрит на мать. Отец тоже смотрит на свою жену. Сын встает и смотрит на мать с нескрываемой яростью. Хеллингер отводит его дальше назад. Сын стоит там, сжимая кулаки.

Хеллингер (обращаясь к группе): Кем он станет? Убийцей.

Обращаясь к сыну: Теперь развернись.

Хеллингер разворачивает его. Сын берется за свое горло.

Хеллингер: Не надо вешаться.

Хеллингер отводит его еще дальше. Сын все еще очень напряжен. Хеллингер снова поворачивает его к отцу и матери лицом.

Хеллингер: Посмотри на мать и скажи: «Ты моя судьба».

Сын (агрессивно): Ты моя судьба.

Хеллингер: Скажи это спокойно: «Ты моя судьба».

Сын после глубокого выдоха, спокойным голосом: Ты моя судьба. Ты моя судьба, мама.

Хеллингер отворачивает его снова от матери и от отца и ставит напротив них мужчину.

Хеллингер: Это твоя судьба.

Оба приветливо смотрят друг на друга. Судьба протягивает сыну руку. Тот подходит к судьбе, и они подают друг другу руки.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Могу я на этом закончить?

Участница: Да.

Хеллингер (обращаясь к заместителям): Хорошо, спасибо вам всем.

Обращаясь к группе: Нет необходимости доводить это до конца. Даже если бы я работал с самим клиентом, я бы тоже остановился здесь. Все самое важное уже ясно.

Обращаясь к участнице: Тебе тоже ясно?

Участница: Честно говоря, нет. Я не знаю, в качестве кого я должна идентифицировать заместителя судьбы.

Хеллингер ставит саму участницу, напротив нее он ставит клиента.

Хеллингер (обращаясь к сыну): Посмотри на нее и скажи: «Ты моя судьба».

Сын смеется и качает головой.

Хеллингер: Хорошо, этого достаточно.

Смех в группе.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Тебе ясно?

Та кивает.

Хеллингер (обращаясь к группе): Вы замечаете, как опасны могут быть терапевты? Помогать можно только боясь и дрожа. А самое опасное — это когда терапевт любит клиента как мать или отец. Тогда это опасно для всех.

Обращаясь к участнице: Тебе теперь понятно?

Участница: Да.

Хеллингер: Хорошо, всего тебе хорошего.

 

Бессилие

Хеллингер (обращаясь к одной из участниц): О чем идет речь?

Участница: Речь идет о женщине. У ее двадцативосьмилетнего сына псориаз суставов и кожный псориаз. И ее сестра в 30 лет очень сильно заболела псориазом и с тех пор больна. Но основной проблемой для женщины является ее сын.

Хеллингер: Чего она ждет от тебя?

Участница: Я должна выяснить, что происходит, что не так и почему ее сын так страдает. У него очень сильные воспаления суставов.

Хеллингер: О ком я сейчас подумал?

Участница: О сыне?

Хеллингер: О том, кого не назвали.

Участница: У отца, мужа этой женщины, до нее была невеста, которую он оставил без всякой серьезной причины, и та была очень зла на него.

Хеллингер: Псориаз, или нейродермит, возникает, когда было проклятье, т. е. кто-то очень зол. Ты уже сказала, кто был зол. В чем решение?

Когда участница медлит с ответом: Это очень просто. Хорошее определение всегда содержит в себе решение. Я же назвал решение. Теперь я продемонстрирую его.

Хеллингер выбирает заместительниц для матери и бывшей возлюбленной отца и ставит их напротив друг друга.

Через некоторое время Хеллингер ставит к ним заместителя сына (несколько в стороне). Сын начинает дрожать и смотрит на пол. Хеллингер выбирает заместителя для отца и ставит его рядом с сыном.

Сын глубоко вздыхает. Отец тоже смотрит на пол. Прежняя возлюбленная отца отходит на шаг назад.

Хеллингер выбирает мужчину и просит его лечь между женщинами на пол.

Хеллингер (обращаясь к группе): Отец дрожит. Видите? Он дрожит. До этого сын тоже дрожал.

Сын кладет свою голову на плечо отца.

Хеллингер (через некоторое время, обращаясь к сыну): Ляг рядом.

Хеллингер (обращаясь к отцу): Как ты себя чувствуешь теперь, лучше или хуже?

Отец: Лучше.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Знаешь, о чем идет речь?

Участница: У отца отца была женщина, которая умерла в родах вместе с ребенком.

Хеллингер: Я говорю о настоящем. Это его прежняя возлюбленная. Ты знаешь, кто это лежит на полу?

Участница: Об этом я не думала.

Хеллингер: Это их абортированный ребенок.

Хеллингер просит сына встать, а отца лечь на его место. Когда отец лег к мужчине на полу, он и умерший подвинулись друг к другу и смотрят друг на друга.

Хеллингер (обращаясь к группе): Они примирились друг с другом.

Обращаясь к сыну: Как ты себя чувствуешь?

Сын: Там, внизу, мне тоже было хорошо. И теперь хорошо.

Хеллингер просит его встать рядом с матерью и их обоих отвернуться в другую сторону.

Хеллингер (обращаясь к матери): Как это тебе?

Мать: Лучше.

Хеллингер (обращаясь к сыну): А тебе?

Сын: С отцом было лучше.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Ты не сможешь ему помочь. Тяга слишком сильна. Понимаешь?

Участница: Да. Я это понимаю.

Хеллингер (обращаясь к заместителям): Хорошо, спасибо вам всем.

Обращаясь к группе: Я поясню мои наблюдения. Первое наблюдение: сын смотрел на пол и дрожал. Тогда я поставил рядом с ним отца. Тот тоже начал дрожать и тоже смотрел на пол. То есть там был умерший. Когда я позднее положил к нему сына, отцу стало лучше. Итак, сын говорил: «Я умру вместо тебя».

Когда там лежал отец, он был целиком и полностью в созвучии с отцом.

Обращаясь к участнице: Для отца было уместным, что он умрет. Но сын все же стремится спасти отца. Это его судьба. И это прекрасная судьба. Там, внизу, ему ведь было хорошо. Ты можешь предложить ему что-то лучше?

Она кивает.

Хеллингер: У тебя есть что-то лучше? Это было бы прекрасно, но там, внизу, он радовался. Я вернусь к этому еще раз, и это будет супервизия.

Хеллингер ставит сына напротив участницы. Через некоторое время участница делает несколько шагов назад и улыбается сыну.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Скажи ему: «Папа лучше».

Участница: Папа лучше.

Сын кивает.

Сын, обращаясь к Хеллингеру: Тут, рядом с ней, у меня началось сердцебиение, такое же, как у меня было в начале расстановки, перед тем, как я начал дрожать. Такое же, но без дрожи.

Хеллингер: Точно.

Обращаясь к участнице: Если бы я продолжал, я бы поставил сына напротив отца, а тебя в стороне от них, чтобы ты просто смотрела на то, что происходит. Тогда ты сильна, потому что больше не стоишь между ними.

 

Поход на кладбище с ребенком

(продолжение для статьи « Решение »)

Хеллингер (обращаясь к пятилетнему ребенку, когда тот спускается по лестнице в зал): Подойди ко мне. Да, иди сюда.

Мальчик подходит к Хеллингеру и садится рядом с ним. Хеллингер кладет ему правую руку на плечо и некоторое время смотрит на него. Мальчик совершенно спокоен.

Хеллингер: Я расскажу тебе одну историю.

Мальчик: Гм, гм.

Хеллингер: Мы с тобой вдвоем пойдем на кладбище. Я возьму тебя за руку (берет его за руку), и мы пойдем на кладбище. Мы рассматриваем могилы, одну за другой. Там лежат мертвые. Мы склоняемся перед каждой могилой, мы оба, вот так (мальчик слегка склоняется), и мы желаем им покоится с миром.

Мальчик: Гм, гм.

Хеллингер: И ты говоришь им: «Я живу. Посмотрите на меня приветливо».

Мальчик: Посмотрите на меня приветливо.

Хеллингер: «Хотя вы и умерли, я живу».

Мальчик: Хотя вы и умерли, я живу.

Хеллингер: «И я бы очень хотел жить долго».

Мальчик (громко): И я бы очень хотел жить долго.

Хеллингер: Да. И: «Я бы желал многим другим тоже жить долго».

Мальчик: Я бы желал многим другим тоже жить долго.

Хеллингер: Хорошо. Потом мы идем от могилы к могиле, мы с тобой вдвоем, да? Идем по кладбищу. Потом мы уходим с кладбища. Мы выходим из ворот и попадаем на прекрасный луг. Там красивые цветы, и мы их собираем, да?

Мальчик кивает.

Хеллингер: Мы собрали очень красивый букет.

Мальчик: Очень красивый букет.

Хеллингер: Потом мы снова идем на кладбище и кладем его на могилу.

Мальчик: Да.

Хеллингер: Тогда умершие радуются, что кто-то помнит о них.

Мальчик: Да.

Хеллингер: Всего тебе хорошего.

Завершенность счастья

Хеллингер (на следующий день): Вообще-то я философ. А терапией я занимаюсь так, между делом. В принципе терапия — это прикладная философия. Так что, с этой точки зрения, я не терапевт в общепринятом смысле. Я размышляю о жизни. Вот в этом ключе я и хочу работать дальше. Во имя жизни, такой, как есть, и без желания ее изменить. Нет ничего лучшего, чем то, что есть. Нет лучших родителей, чем те, которые у нас есть. Нет лучшего будущего, чем то, которое нам предстоит. То, что есть, и есть самое великое. И счастье — это принятие в сердце счастья таким, какое оно есть, и радость этого принятия. Это завершенность счастья, когда радуешься действительности такой, как есть; своим родителям — таким, как есть; своему прошлому — такому, каким оно было; своему партнеру — такому, как есть; своим детям — таким, как есть — именно таким, как есть. И это самое прекрасное. Радость — это завершенность счастья.

Помощь помимо помощника

Существует такая разновидность психотерапии и такая же разновидность семейной расстановки, которые в своем подходе используют следующий принцип: в чем проблема? Тогда мы ищем решение. А когда находим его, то терапия окончена. Это действенный подход. Во многих случаях он работает. Вдруг видишь решение. Находишь разрешающую фразу, которая приводит нечто в движение в душе, и участники могут по окончании сказать: «Это было хорошо». И терапевт может думать: «Я хорошо поработал». И он, как правило, действительно хорошо поработал.

Это одна сторона. Такой подход работает, когда проблема в основном на поверхности.

Но там, где речь идет о больших движениях, очень больших движениях, о жизни и смерти, там речь идет о других движениях, которые оставляют далеко позади все, что мы видим в качестве решения, в действие вступают силы судьбы. Мы видим это, но никто не вправе вмешиваться, например искать хорошее решение. Велико движение само по себе. Увидеть это движение, влиться в него и дать ему подействовать, вот где великое. Потому что все происходит помимо помощника. Нам только позволено наблюдать за чем-то великим, прикоснуться к нему. Вот и все.

 

Покой умерших

Хеллингер (обращаясь к участнику): Что произошло?

Участник: Мой дед (отец моей матери), будучи молодым парнем, по ничтожному поводу убил русского солдата.

Хеллингер (обращаясь к группе): Это действует на семью на протяжении поколений. Что тут можно сделать?

Обращаясь к участнику: Как ты думаешь? Что было бы здесь уместным?

Участник: Мы должны работать с солдатом и моим дедом.

Хеллингер: Совершенно верно. Именно это и нужно сделать.

Хеллингер выбирает заместителей для русского солдата и деда и ставит их друг напротив друга.

Через некоторое время Хеллингер выбирает заместительницу для матери русского солдата и ставит ее за его спиной. Мать очень беспокойна. Она трясется и сжимает губы. Она вытягивает руки вперед, ее пальцы растопырены. Она тяжело дышит и начинает бушевать от ярости. Затем она сжимает кулаки и громко кричит, топает ногами, высоко поднимает сжатые кулаки и начинает рыдать. Она крепко держит своего сына сзади и кладет голову на его затылок. Потом она спокойно стоит за спиной сына и смотрит на деда.

Сначала дед сжимает кулаки. Потом он их разжимает.

В это время Хеллингер поставил самого участника (внука) в расстановку. Тот поворачивается к русскому солдату и его матери.

Мать солдата отходит немного в сторону, но тяжело дышит. Дед идет к русскому солдату. Оба долго смотрят друг на друга.

Хеллингер (обращаясь к деду): Поклонись ему.

Дед глубоко склоняется, затем опускается на колени, склоняется до пола и вытягивает руки вперед в сторону русского солдата.

Хеллингер (через некоторое время, обращаясь к деду): Теперь ляг перед ним на живот.

Дед ложится на живот и протягивает руки русскому солдату. Потом он как умерший поворачивается на бок. Через некоторое время солдат ложится рядом с ним.

Мать склоняется к своему умершему сыну, гладит его по щекам и, всхлипывая, ложится рядом с ним. В это время Хеллингер отворачивает участника в другую сторону.

Хеллингер: Так все кончается. Так все это может пройти.

Обращаясь к участнику: Как ты теперь себя чувствуешь?

Участник: Я смог вздохнуть полной грудью.

Хеллингер: Еще раз посмотри назад. Посмотри, что все это в прошлом.

Обращаясь к заместителям: Хорошо. Спасибо вам всем.

Обращаясь к группе: Теперь на повестке дня снова философия. Мы смотрим на жизнь как целое и ждем, пока покажется нечто. Потом мы с этим согласимся. В последней расстановке мы, например, видели: смерть была хороша для всех. Мой любимый друг Рильке в своей первой Дуинской элегии описывает, что происходит, когда мы скорбим о рано ушедших:

И в этом нет никакой несправедливости. Они ничего не упустили в жизни.

Рильке описывает и включение в движение ухода. Например, как человек расстается с собственным именем: «Бросить имя свое, даже имя свое, Как бросают игрушку разбитую дети». Все уходит, все уходит. Куда? Этого мы не знаем.

Мой другой большой друг Рихард, еще его зовут Вагнером, говорит о духовном генетическом забвении. Оно в конце — там, где процесс умирания окончен. Умирание начинается со смерти. Смерть — это начало умирания. Завершение требует большего времени, оно длится до того момента, пока мы не приходим к забвению. Как? Мы этого не знаем. Но такие мысли полезны для души.

Это относится и к нашему случаю. Потомки могут расти, только если наконец наступит покой и все пройдет. Только тогда.

Тем, кто остается привязанным к прошлому, делать в принципе нечего. Они навсегда остаются детьми, они никогда не вырастут. Они стараются всю жизнь понапрасну и умирают, не добившись успеха.

Хорошо, конец философии.

Промежуточное замечание: любовь к судьбе

Мы встречаемся с судьбой в каждом человеке, с которым имеем дело. Каждый из них становится нашей судьбой, а мы — его судьбой. Поэтому любовь к судьбе — это любовь к судьбе каждого — судьбе, которую мы встречаем в нем и которая обогащает нас через него; судьбе, которая бросает нам вызов и настигает нас. И это судьба, которая в моем лице обогащает другого, бросает вызов другому и настигает его. Так каждая встреча между людьми — это больше, чем просто встреча между мной и им. Это встреча судеб, которые действуют во мне и в нем, счастливым или несчастным образом, на службе роста или сдерживая его; встреча судеб, которые дают жизнь или отнимают ее.

Любовь к судьбе — это последняя любовь, она требует от нас отдать последнее, дает последнее и отбирает последнее. С этой любовью мы растем и вырастаем из себя самих.

Что это значит для каждого из нас?

Если кто-то, как мне кажется, желает мне зла и делает мне что-то дурное (не важно, каким способом), часто моей первой реакцией становится желание сделать ему тоже что-то плохое, я стремлюсь к компенсации и жажду мести. Но когда я смотрю на него и вижу, что он во власти своей судьбы, что эта судьба становится и моей судьбой, я вижу этого человека не просто как отдельного индивида. Я открываюсь судьбе, и я люблю ее. В этот момент я присоединяюсь к некой судьбоносной силе, та прикасается ко мне, я очищаюсь от всего мелкого и наполняюсь любовью — любовью ко всем.

Если же я в какой-то форме сам становлюсь судьбой для другого и это ранит его, ограничивает, принуждает его к прощанию и расставанию, я противостою чувству вины (ведь я действую не по своему усмотрению или злому умыслу, но потому, что сам в распоряжении судеб — моей и его). И эту судьбу я должен полюбить такой, как есть, и так я становлюсь при помощи судьбы чистым и равноправным.

Кто любит свою судьбу равно как и чужую, такой, какой она становится для меня и для другого собственной судьбой, тот в созвучии со всем миром таким, как есть. Он включен в происходящее и видит его. Его любовь сильна и велика, т. к. это любовь к судьбе.

 

«Я ничего не скажу» (икота)

Хеллингер (обращаясь к участнику): Ты тоже хочешь представить свой случай? О чем идет речь?

Участник: Речь идет о девушке 19 лет. Она очень хочет пройти обучение, но не может, потому что наряду со многими другими заболеваниями она постоянно икает. Она часто икает бранными словами.

Хеллингер: Ты можешь продемонстрировать, как это происходит?

Участник демонстрирует икоту.

Хеллингер: А бранные слова при этом у нее в мыслях?

Участник: Да.

Хеллингер: Я такого пока не встречал.

Когда некоторые в группе смеются, изображая икоту: Давайте посерьезнее! Мы же хотим помочь девушке.

Обращаясь к участнику: Для кого она это делает, как ты думаешь?

Участник: В ее родительской семье было много происшествий, некоторые — много лет назад.

Хеллингер: Давай начнем с недавних событий, какие были особые события?

Участник: У ее матери и у отца были братья, которые оба рано умерли.

Хеллингер (после некоторого раздумья): А у отца или матери были связи до брака?

Участник: Нет.

Хеллингер: Ты уверен?

Участник: Не совсем.

Хеллингер (обращаясь к группе): Он ответил слишком быстро. В таких случаях я всегда немного глуховат.

Обращаясь к участнику: Расставим детей, мать и отца. И посмотрим.

Участник выбирает заместителей. Он ставит дочь напротив отца на некотором расстоянии. Мать он ставит на некотором расстоянии от отца.

Дочь смотрит в небо, мать смотрит на пол, отец качается. Через некоторое время он хватает себя за горло и медленно отворачивается. Дочь вот-вот упадет влево. Мать повернулась к своему мужу.

Хеллингер (обращаясь к группе): Теперь отец смотрит в небо.

Мать подходит к своему мужу, поддерживает его сзади, чтобы он не упал.

Хеллингер (обращаясь к участнику): Кого в этой семье повесили?

Участник пожимает плечами. Хеллингер ставит напротив отца мужчину.

Отец продолжает держаться за шею, будто ему на шее затягивают петлю. Мужчина открывает рот, будто не может дышать и хочет закричать. Дочь снова стоит прямо.

Хеллингер (обращаясь к этому мужчине): Кричи!

Мужчина открывает рот и оставляет его открытым. Потом он выдавливает из себя крик. Отец ведет себя как повешенный, которому не хватает воздуха. Мужчина открывает рот и высовывает язык как повешенный.

Хеллингер (обращаясь к отцу): Смотри туда, смотри туда!

Затем мужчина с раскрытым ртом валится на пол. Отец опускает руки и смотрит назад, на свою жену. Та качает головой. Хеллингер ставит дочь за родителями.

Отец улыбается матери и поворачивается к ней. Та качает головой.

Хеллингер (обращаясь к дочери): Скажи: «Я ничего не скажу».

Дочь: Я ничего не скажу.

Хеллингер: Как это тебе?

Дочь: Хорошо.

Хеллингер (обращаясь к участнику): Тебе это ясно?

Участник: Да.

Хеллингер (обращаясь к заместителям): Спасибо вам всем.

Обращаясь к группе: Иногда то, что здесь говорится, кажется ужасным. Но это же не взято с потолка. Я внимательно наблюдал за тем, что происходило, и вникал во все детали. На этом и основано мое восприятие.

Во-первых, дочь смотрит в небо, вверх, а отец хватал себя за горло, будто хотел задушить сам себя. Это почти всегда означает повешение. Потом он тоже смотрел в небо. Они смотрели на повешенного. Это был мой образ с самого начала. Это было то, что на поверхности. Вопрос в том, осмелимся ли мы принять то, что внутренне воспринимаем. Я взял заместителя для повешенного и сразу увидел, что ему хочется кричать. Он открыл рот, и было совершенно очевидно, что он хочет закричать. Это была не фантазия, это был образ, который я сразу принял.

Отец не хотел на это смотреть. Когда он посмотрел, то сразу повернулся к своей жене. Он упрекал меня: «Как же ты мог». Мы это видели.

Тогда я вывел клиентку из поля напряжения и поставил сзади. Очевидно, что у родителей есть какая-то тайна. Это было видно, когда отец улыбался своей жене. И дочь об этом догадывается. Внезапно ко мне пришла фраза: «Я ничего не скажу».

Обращаясь к участнику: Тогда все встало на свои места.

Участник кивает.

Хеллингер: Теперь у тебя есть образ. Что бы ты ни делал, ты увидишь, что уместно, насколько далеко ты можешь зайти и куда идти нельзя. Хорошо?

Участник: Да, спасибо.

 

Благословение

Участница: У деда три внука, и у всех троих встречаются определенные нарушения здоровья.

Хеллингер: А кто клиент?

Участница: Ко мне пришли две матери — его дочери. У внуков все нарушения, которые есть у деда — или в области зрения, или в области слуха, или в области координации движений.

Хеллингер: Начнем с первой клиентки. В чем ее проблема?

Участница: Она хочет помочь своему больному ребенку, насколько это возможно.

Хеллингер: Итак, у этой клиентки больной ребенок?

Участница: И у ее сестры тоже.

Хеллингер: Нарушения у детей одинаковые?

Участница: Да, но разной степени тяжести.

Обращаясь к группе: Что здесь происходит? Что происходит с ней и ее обеими клиентками? На кого они смотрят? А на кого они должны смотреть?

Участница (после долгих колебаний): Они должны смотреть на детей.

Хеллингер: И только на детей. И с любовью. В обеих нет любви к детям. В тебе тоже. И в обеих нет любви к их мужьям. И в тебе тоже. Понимаешь?

Она кивает.

Хеллингер: С чего начать помогать?

Участница: С любви к мужчинам.

Хеллингер: Сначала с любви к детям. Потом — уважение к мужчинам, к их обоим мужьям. И это должно начаться в твоей душе. Тогда у тебя будет сила. И это принесет благословение. Можем на этом закончить?

Участница: Да.

Хеллингер (обращаясь к группе): Я бы хотел кое-что сказать о благословении. Что значит «благословить»? В переводе с латыни это значит «благое слово». И это благословение. Когда я о ком-то говорю благое слово и желаю ему блага, это сразу действует благотворно. Это и есть благословение. Нужно посмотреть на другого и пожелать ему блага.

Когда я вижу, какие трудности у клиента или ставлю диагноз, или определяю его проблему, как это отражается на клиенте? Как противоположность благословению. Это проклятье. Я в принципе желаю ему зла. Или когда я не верю в клиента и думаю, например: «Он этого не сможет», мысленно приводя причины, почему он этого не может, — это для клиента как проклятье.

Существует образ благословения. Самое благословенное, что нам вообще известно по собственному опыту, — это солнце. Все идет от солнца. Но оно просто светит и это все, что оно делает. Благословлять значит дать каждому нашему солнцу светить над ними, над плохими и хорошими, в равной степени.

 

Хорватия и Сербия

Участница: Я работаю с клиентами из бывшей Югославии. У меня есть случай, который очень труден для меня и который очень символично отражает всю ситуацию.

Речь идет о мальчике, который во время налета на сербскую деревню потерял обе ноги. Он сам хорват. Его мать погибла при налете. Она бросилась на него, чтобы защитить его. Его отец серб и в начале войны перешел на сторону сербов.

Хеллингер: Этого достаточно.

Обращаясь к участнице: Если я буду выбирать заместителя для Сербии, это должен быть мужчина или женщина?

Участница: Мужчина.

Хеллингер: А для Хорватии?

Участница: Женщина.

Хеллингер выбирает заместителей для Сербии, Хорватии, отца, матери и сына и ставит их. Сын стоит между отцом и своей умершей матерью. Хорватия и Сербия становятся напротив них на большом расстоянии.

Мать попеременно смотрит на Хорватию и на Сербию. Сербия слегка подгибает колени. Сын смотрит на пол. Внезапно он ничком падает на пол. В зале раздается испуганный возглас. После этого Сербия падает на колени, она исполнена боли. Заместитель сына раскидывает руки в стороны, лежа на животе. Потом он поворачивается к Сербии и кладет голову на колени ее заместителю. Мать становится на колени рядом с ним. Потом она ложится рядом с ним на пол, лицом к нему. Отец становится за спиной Сербии.

Сын хочет подвинуться еще ближе к Сербии, но ее заместитель отворачивает голову. Отец становится перед сыном на колени и берет его левую руку. Сербия еще немного отодвигается назад. Отец хочет взять сына за руки, но тот убирает руки и сцепляет их за спиной, продолжая лежать на животе. Сербия в замешательстве трясет головой. Отец касается головой пола и кладет свои руки на плечи сына. В это время мать ложится на спину.

Сербия отворачивается. Сын, лежа на полу, на животе и сцепив руки за спиной, поднимает голову и смотрит на Сербию. Затем он хватает Сербию сзади и пригибает к полу. Отец держит его сзади за плечи.

Хеллингер: Стоп.

Обращаясь к участнице: Что бы стало с сыном, если бы он не потерял обе ноги?

Участница: Он бы пошел на войну.

Хеллингер: Он стал бы убийцей. Где решение?

Сербия высвобождается от сына и садится напротив него. Хеллингер отводит отца к его жене.

Хеллингер (обращаясь к отцу): Ты посмотри теперь на свою жену.

Отец вытирает слезы. Он встает на колени перед своей женой. Сербия и сын сидят друг напротив друга и смотрят друг на друга.

Сын, сидя на полу, отворачивается и наклоняется низко, до пола.

Хорватия сжимает кулаки и дрожит, проявляя агрессию. Сербия встает и смотрит на пол. Сын протягивает ее заместителю руку. Но Сербия этого не видит. Потом сын снова смотрит в сторону.

Отец берет жену за руку и ложится на нее. Потом он берет за руку сына и притягивает его к себе. Потом отец лежит рядом со своей женой, обнимает ее и притягивает сына, чтобы тот тоже ее обнял.

Хорватия идет к Сербии с вытянутой дрожащей правой рукой. Сербия смотрит на пол, держа руки сцепленными на животе, как будто испытывает сильную боль и низко склоняется вперед. Потом Сербия выпрямляется, смотрит на Хорватию и хочет отойти. Хорватия касается рук Сербии. Очень медленно они подходят друг к другу ближе. Потом Хорватия кладет голову на грудь Сербии.

Отец выпрямился и держит сына за руку. Оба смотрят на Хорватию и Сербию.

Сербия берет за руки Хорватию. Хорватия плачет. Затем Сербия кладет голову на грудь Хорватии. Сын обнимает отца за спину. Отец обнимает сына. Тот всхлипывает.

Хеллингер: Хорошо, на этом закончим.

Обращаясь к заместителям: Спасибо вам всем.

Участница: Я бы хотела продолжить работу для этих детей.

Хеллингер: Здесь есть только одно решение: предаться боли, этой бессильной боли. Агрессия — это отрицание бессилия.

Участница: Тут так много ненависти.

Хеллингер: Да. Но в конце мы увидели очень хороший образ. В конце агрессия мальчика перешла в боль.

Недавно я участвовал в конгрессе в Вюрцбурге. Там была женщина из Руанды. Ее муж и дети погибли во время массового убийства. Она была полна энергии убийства, это было ужасно. Было видно, что жертвы перенимают энергию убийц. Тогда я предложил ей следующее решение проблемы между тутси и хуту. Всех погибших хоронят на одном кладбище. Вокруг кладбища возводят высокую стену и ворота закрывают. Доступа туда нет. Вот решение.

Возможно, такое же решение приемлемо и для Хорватии и Сербии. С обеих сторон так много погибших, так много ненависти. Похоронить всех вместе и оплакать всех вместе. Все они погибли напрасно, ни за что, совершенно ни за что. Это должно когда-то остаться в прошлом, наконец окончиться. Хорошо?

Участница: Да.

Мысли на прощание

Хеллингер (обращаясь к группе): Мое впечатление таково: с этой расстановкой наш курс получил свое завершение. Последние два дня были такими насыщенными, прежде всего сегодняшний. Мы смогли многому научиться: как движется душа, как возникают новые импульсы, новая надежда, новые возможности работы.

Прежде всего стало понятно, что душа в своей глубине всегда стремится соединить то, что было разделено. Работая таким образом, действительно доверяя глубоким движениям души, давая им пространство, мы работаем на благо мира и примирения.

При этом необходимо, чтобы мы сами включались в движения души. Если помощник будет просто наблюдать и думать: «Ах, да все идет само собой!» — то он не включен в происходящее. Нужно самому влиться в это движение. Нужно самому, своей душой почувствовать это движение, предаться ему. Тогда знаешь, что происходит и когда нужно вмешаться. Но вмешательство не должно идти от рассуждения. Оно должно идти в созвучии с происходящим движением. Вот оно.

Например, в последней расстановке собственно тема была: «Мужчина и женщина». Сначала этому не придавалось значения. Позднее, когда это получило шанс проявиться, стало возможным продолжать. Это не могло произойти само по себе. Тогда помощник, находясь сам в происходящем движении, должен понять: вот следующий шаг. Вливаясь в движение души, мы действуем на благо примирения, прежде всего, примирения в семье. Тогда мы становимся благословением для семьи.