Неравная схватка

Собор Святого Петра в Риме навевает ощущение грандиозности и необыкновенного величия, поражает своими размерами, заставляя обычного человека почувствовать свою ничтожность на его фоне. Именно этого и хотели добиться создатели собора Сятого Петра.

Собор Святого Петра является самым большим религиозным сооружением в мире. Его длина соответствует примерно двум футбольным полям, а площадь составляет более 16 тысяч квадратных метров. Собор может вместить одновременно 50 тысяч человек. На проектирование и постройку собора ушло более 100 лет. В его создании принимали участие практически все великие архитекторы и художники конца XV, XVI и начала XVII веков, включая Микеланджело, Рафаэля, Бернини, Сангалло и Браманте. Отделка из мрамора, бронзы и позолоты в сочетании с безмерным пространством создают непередаваемые ощущения.

И только постепенно перед взором человека начинают проступать отдельные детали этого потрясающего творения. Одной из них является огромный бронзовый балдахин над гробницей Святого Петра. Это величественный полог из бронзы, поддерживаемый четырьмя спиралевидными колоннами. Достигая уровня пятиэтажного Палаццо Фарнезе, расположенного неподалеку, балдахин нависает над центром собора.

Подойдя к нему ближе, можно разглядеть ряд других, меньших по размерам деталей. В основании колонн находятся несколько необычных овальных барельефов, высеченных в мраморе и изображающих трех летящих пчел. Этот рисунок является гербом семьи Барберини, он встречается в основании балдахина и на его верхушке не менее восьми раз.

Первое упоминание о флорентийской семье Барберини восходит к XI веку. В XVI веке семья была известна своим богатством и уже имела сильное влияние. В 1623 году священный конклав избрал 55-летнего кардинала Маффео Барберини Папой Урбаном VIII. Таким образом, к финансовой и политической власти семьи добавилось могущество Римской католической церкви. Урбану VIII удалось еще больше увеличить свое влияние. Своего брата и двух племянников он сделал кардиналами, а третьего племянника назначил епископом Палестрины.

Урбан не начинал строительства собора Святого Петра, однако оно подошло к завершению именно во время его правления. Его присутствием отмечен не только балдахин, но и все в огромном здании. Трудно не заметить огромную бронзовую скульптуру, изображающую Его Святейшество с правой рукой, поднятой в благословении или предостережении. Его сопровождают две мраморные фигуры, символизирующие Милосердие и Справедливость. О вкладе Урбана в строительство храма свидетельствует также текст на большой мраморной доске над входом в собор.

Его пчел можно увидеть не только среди лавровых листьев, украшающих колонны под балдахином, но и по всему Риму. Они изображены также на стенах огромного Дворца Барберини, в котором сейчас расположена Римская национальная галерея. Пчелы украшают и очаровательный фонтан дель Апи.

Одни ученые считают, что пчелы на гербе Барберини символизируют подлинное имя папского семейства — Тафани, что означает «овод». Другие придерживаются мнения, что пчелы представляют собой символ божественного провидения. Третьи же полагают, что пчелы означают усердие и продуктивность, а Папа Урбан VIII действительно занимался строительством и заботился о красоте города. В то же время нельзя забывать и о жале пчелы. Достаточно вспомнить хотя бы дело Марка Антония де Доминиса. Этот ярый еретик умер в заточении до суда, а его тело и работы были сожжены по приказу Урбана в 1624 году.

Именно с этой силой столкнулся Галилео Галилей, когда осмелился бросить вызов могуществу Урбана в начале XVII века. По иронии судьбы, гнев Папы обрушился на Галилея в то время, когда в соборе Святого Петра освящались скульптуры Урбана, Справедливости и Милосердия.

22 июня 1633 года Галилео Галилей предстал перед судом Священной канцелярии инквизиции в Риме. Казалось, что против этого 69-летнего старика ополчилась вся Римская католическая церковь. В свою защиту он ссылался на «жалкое состояние физического здоровья». Под угрозой пыток, заточения и даже сожжения на костре его заставили на коленях «отречься, проклясть и возненавидеть» все дело его выдающейся жизни, посвященной научным размышлениям и труду. Отмеченный «сильным подозрением в ереси», он должен был «с чистым сердцем и искренней верой» отказаться от своей веры в то, что Солнце, а не Земля, является центром Вселенной и что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот.

Поскольку Галилей сделал это добровольно — по крайней мере, на словах, — серьезной кары ему удалось избежать. Например, одним из наказаний было следующее: Галилей должен был раз в неделю на протяжении трех лет читать семь покаянных псалмов. Тем не менее ученого поместили под домашний арест на всю оставшуюся жизнь. Кроме того, была запрещена его книга «Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой» (1632), которая легла в основу судебного процесса. Ее включили в Индекс запрещенных книг (Index librorum prohibitorum), утвержденный инквизицией.

 

Предмет спора

Галилея судили десять кардиналов. Самого Урбана VIII на суде не было, но в основе этого исключительного процесса были именно гнев и раздражение Папы. Окончательное решение подписали только семеро из десяти судей, что указывает на отсутствие среди них единодушия.

Возможно, это произошло из-за того, что в то время порог терпения Папы был ниже обычного. Хотя конфликт Урбана и Галилея занял серьезное место в истории науки, он был лишь одной из множества проблем, беспокоивших Святейшего Отца. Тридцатилетняя война достигла своего апогея, армии католиков и протестантов сходились в жестоких битвах по всей Европе. Угроза вторжения заставила Папу заниматься укреплением своей крепости (замка Святого Анджело) и другими оборонными мероприятиями.

В это же время Папу преследовали неудачи в разных сферах. В сложной игре за власть его перехитрил кардинал Ришелье. Он видел, как империя Габсбургов силой вернула себе огромные папские земли. В довершение всего он узнал, что церковные догматы серьезно оспариваются новой наукой Галилея. Перед Урбаном очень четко вырисовывались грядущие катастрофы. Хуже всего было то, что Галилей написал свою книгу языком математики, а не библейским стихом.

Урбан был избран Папой в 1623 году в возрасте 55 лет. До этого он был кардиналом Барберини, которого все считали сердечным, сострадательным и умным человеком.

Он был одним из тех немногих, с кем Галилео мог спокойно обсуждать свою работу. К сожалению, политические неудачи, высокий пост и, возможно, пришедшая вместе с ним власть сделали свое дело. Они превратили сердечного и сострадательного Урбана в человека с крутым нравом, подозревающего всех и вся. Одно из самых больших подозрений Урбана состояло в том, что Галилей обманывает и предает его.

Следуя строгим правилам протокола, Галилей подал свою книгу на изучение церковным цензорам и получил их разрешение. Он ввел в заблуждение всех церковных служителей тем, что представил свои идеи в виде гипотез, что в глазах церкви делало их допустимыми. Галилей думал, что ему почти удалось выйти из трудного положения, издав еретический труд и не вызвав при этом гнева Папы Урбана.

Что заставило Галилео полагать, что ему удастся выйти сухим из воды? До выхода в свет «Диалога» Папа считал себя одним из лучших друзей Галилея и почитателем его таланта. Во время одного визита Галилея в Ватикан, вскоре после избрания Урбана, знаменитому ученому были даны шесть аудиенций. При этом каждая длилась больше часа, что было беспрецедентным расточительством папского времени. По сути, Галилей думал, что может безопасно писать «Диалог» главным образом по причине избрания Урбана на этот высокий пост.

Оба они родились и выросли во Флоренции, оба посещали Пизанский университет, где Галилео изучал медицину, а Урбан — право. Будучи кардиналом Барберини, Урбан даже выступал посредником Галилео в первом противостоянии Святой Палате (официальное название инквизиции. — Примеч. пер.). Тогда, в 1616 году, Галилей был предупрежден, что поддержка гелиоцентрической концепции может грозить ему неприятностями. Тогда же ему сказали, что он может рассматривать эту концепцию лишь как гипотетическую идею. Он не должен представлять ее как реальность и даже думать о ней в этом ключе.

В 1632 году, через 16 лет после этого предостережения, Галилео был уже широко известным и уважаемым ученым. В то время он служил астрономом и философом при дворе великого герцога Тосканы. По всей вероятности, в решении Галилея опубликовать «Диалог» была некоторая доля самоуверенности.

Необходимо отметить, что религия занимала важное место в жизни ученого. Он не был ни насмешливым атеистом, ни воинствующим агностиком. Он посещал в юности Католическую школу, а обе его дочери стали монахинями. Самое главное — он считал себя верным сыном Святой Матери Церкви. Другими словами, он полагал, что действует во благо церкви, а не во вред. Не заботясь о последствиях, он пытался оградить церковь от доктрины, которая, по его мнению, подлежала опровержению.

Доказательство его удивительной лояльности можно обнаружить в письме, написанном в 1640 году, через семь лет после процесса. К тому времени он был слеп и по-нрежнему находился под домашним арестом, принуждаемый на протяжении многих лет ругать свой «Диалог». Несмотря на это, он рассуждает (в письме к Фортунио Лицети) о том, имеет ли Вселенная предел или же она бесконечна. Заканчивается письмо следующим образом: «Только Священное Писание и Божественное откровение могут дать ответ на наши благочестивые вопросы». Мы видим, что ученый по-прежнему остается искренне верующим человеком, а не революционером с горящими глазами.

Как и итальянский философ Джордано Бруно до него, Галилей склонялся к мысли о бесконечности космоса. В то же время он отказывался обдумывать последствия этого утверждения, одним из которых, несомненно, являлось наличие множества обитаемых миров. В глазах церкви обе идеи были совершенно еретическими. Бруно, который не был так осторожен, как Галилей, защищал свои идеи более недвусмысленными терминами и в итоге предстал перед судом инквизиции. За отказ публично отречься его сожгли на костре в 1600 году. Галилей был хорошо осведомлен о драматическом исходе спора Бруно со Святой Палатой.

Однако он продолжал развивать свои идеи и по-прежнему подвергался из-за них различным нападкам. В молодости Галилей вступал в конфликты в основном с преподавателями университетов в Пизе и Падуе, резко критикуя метафизику Аристотеля. Несмотря на то что он начал поддерживать идеи гелиоцентризма в конце XVI века, до 1612–1614 годов его взгляды не противоречили церковным догматам.

Поэтому ученого удивила такая сильная реакция Папы. Едва кто-либо произносил имя Галилео, как это пытались делать некоторые его друзья в надежде смягчить гнев Папы, Урбан приходил в ярость. Незадолго до судебного процесса Тосканский посол в Риме, хороший друг Галилея, едва войдя в папский кабинет, был встречен сердитым криком: «Ваш Галилей осмелился вмешиваться в такие вещи, в которые не следовало бы вмешиваться, он коснулся самых важных и опасных предметов, которые в наши дни могут взбудоражить общественность».

 

Две главные системы мира

Как известно, Николай Коперник предложил гелиоцентрическую систему почти на столетие раньше, в своей книге от 1543 гола. Будучи каноником Польской католической церкви, Коперник осознавал возможные проблемы и поэтому отложил издание книги на многие годы. В лучших традициях голливудских сценариев первый экземпляр книги попал в руки Коперника, когда тот уже лежал на смертном одре.

Возможно, это и легенда. Наверняка же можно сказать, что Коперник переоценил значение своего труда, ставшего одной из самых нечитаемых книг в истории человечества. Его система скрывалась за латинским текстом скучного академического трактата (одного из многих) и благополучно игнорировалась церковью. И все же Мартин Лютер что-то предчувствовал. Он назвал Коперника «новым астрологом» и предсказал, что «этот шут перевернет все искусство астрономии». Трактат же даже ни разу не попал в Индекс запрещенных книг, что было верным признаком его слабости. По крайней мере, так было до 1616 года, когда поддержка Галилеем гелиоцентрической системы заставила церковь осознать значение идеи Коперника.

Чтобы легче понять новую систему, было бы полезно сделать краткий обзор старой. Посмотрите внимательно на небо в течение некоторого времени. Что вы видите? Конечно же, небесные тела, которые вращаются вокруг Земли. Но это движение отнюдь не простое и регулярное. Небесные тела, особенно планеты, имеют свое собственное «расписание», а не двигаются по простым, неизменным орбитам. Кажется даже, что орбиты некоторых планет весьма запутанны.

Около 150 года н.э. астроном и географ Птолемей из Александрии придумал систему для объяснения своих ночных наблюдений за небом. Согласно этой системе, в центре Вселенной находилась неподвижная Земля, вокруг которой вращались Луна, Солнце, планеты и звезды. При этом все тела были встроены в систему концентрических кристаллических сфер.

Преимущество системы Птолемея заключалось в том, что она, позволяла астрономам с большей точностью предсказывать движение небесных тел. В своих расчетах Птолемей исходил из того, что все небесные тела движутся по круговым орбитам. Чтобы максимально приблизить расчеты к реальности, он ввел понятие дополнительных орбит, меньших по размеру, и назвал их эпициклами. В результате получилась очень сложная геометрия, но на то время она была лучшей. Геоцентрическая система даже служила основой для составления звездных таблиц, по которым можно было рассчитывать положение планет в разное время.

В середине XIII века испанский король Альфонсо X финансировал переработку планетарных таблиц, чтобы привести их в соответствие с более поздними наблюдениями. Во время этой долгой и трудоемкой работы Альфонсо, оплачивавший счета, говорил, что если бы Бог спросил его совета, он порекомендовал бы ему что-нибудь попроще.

Система Коперника в корне отличалась от птолемеевой. Как и Альфонсо, Коперник считал систему Птолемея слишком сложной. Он выстроил следующую гипотезу: Солнце является неподвижным, а Земля имеет двойное вращение, т.е. в течение суток вращается вокруг своей оси и одновременно в течение года делает полный оборот вокруг Солнца. Все очень просто.

Коперник не первым предложил гелиоцентрическую идею. Намного раньше ее высказывали несколько древнегреческих ученых, одним из которых был Аристарх Самосский (около 260 года до н.э.). Его, как и Галилея, обвиняли в отсутствии веры, но эти осуждения не причинили ему вреда. Однако Аристарх не привел доказательств гелиоцентрической теории, и она осталась невостребованной.

Система Птолемея стала действительно первой системой, позволившей разобраться в движении множества небесных тел, за которыми велось наблюдение. Конечно, она соответствовала тому, что люди «видели собственными глазами». Позднее описание Вселенной Птолемея было закреплено учением католической церкви. Одним из главных ее последователей стал святой Фома Аквинский, богослов и философ XIII века. С геоцентрической космологией отлично сочетался такой важный постулат христианского учения, как человечество в центре мироздания.

Рассматривая небесные тела как совершенные и неизменные, геоцентрическая система также прекрасно сочеталась с христианской идеей о рае и аде. Другими словами, все в небесах неизменно и вечно. Развитие же, вырождение и тлен ограничиваются Землей, что является наказанием за грехи наших библейских прародителей.

В Библии можно без труда найти упоминания астрономических понятий. Например, цитата из Псалтыри (здесь и далее курсив автора): «Потому вселенная тверда, не подвигнется» (Пс. 92,1). Также читаем: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь… Он поставил в них [в небесах] жилище солнцу, и оно выходит как жених из брачного чертога своего, радуется, как исполин пробежать поприще. От края небес исход его, и шествие его до края их» (Пс. 18, 2, 5–7). Что может быть яснее? И как бы мог Иисус Навин остановить Солнце, если бы оно не двигалось?

Эти строки четко отражают убеждения древних астрономов. Но могли ли они заставить сомневаться Коперника и создать проблемы для Галилея? Сегодня нет. А в XV и XVI веках вполне возможно.

Для нас, живущих в светском обществе, трудно представить, насколько всепроникающим в те времена было влияние католической церкви. Каждое событие служило знаком гнева или милости Бога. Кометы считались предвестниками несчастий. Хотя итальянские университеты не находились под прямым контролем церкви, все преподаватели были до мозга костей пропитаны религиозными доктринами, а большинство из них были особами духовного звания. (Одним из редких исключений был Падуанский университет, в котором Галилей учился и работал с 1592 по 1610 год.) Даже медицина представляла собой смесь религии, веры и суеверий.

В такой атмосфере концепция гелиоцентрической системы действительно вступала в конфликт с существующими догмами. А выводы ее противоречили существующим взглядам даже больше, чем сама теория. Хотя теория Коперника и была смелой по части изменения взглядов, она не отличалась ни простотой, ни точностью. Коперник по-прежнему придерживался идеи, что орбиты небесных тел должны быть круговыми, потому что движение по кругу — самый «совершенный» вид движения. Эта одержимость круговыми орбитами заставила его передвинуть центр системы от Солнца. В результате система лишилась самого главного возможного преимущества — простоты.

Убеждения Коперника, касающиеся других сторон астрономии, также расходились со взглядами его современников. Например, что есть причиной движения небесных тел? Ангелы, говорил Фома Аквинский. О, нет, говорил Коперник, вечное вращение заложено в природе совершенных орбит. Основная причина его веры в гелиоцентрическую систему также показательна. Он считал, что «все сферы движутся вокруг Солнца, расположенного как бы в середине всего, так что возле Солнца находится центр мира».

Дело Коперника продолжил Иоганн Кеплер, немецкий астроном, физик и математик. Он”вывел гелиоцентрическую систему на правильный путь, главным образом благодаря своему открытию, что орбиты планет эллиптические, а не круговые. При этом Кеплер, как и Коперник, очевидно, поддерживал гелиоцентрическую идею по причине личного поклонения Солнцу.

Галилей и Кеплер были современниками, их взгляды во многом совпадали. И хотя Кеплер был одним из немногих ученых, поддерживавших гелиоцентрическую концепцию, Галилей, как ни странно, никогда не использовал его работы. Он продолжал придерживаться идеи круговых орбит, демонстрируя, насколько трудно отойти от старых шаблонов.

 

Доказательства

В любом случае возражения против гелиоцентрической теории требовали ответа. После долгих лет споров и доводов Галилей в конце концов признал, что здесь необходимо нечто более весомое. Так или иначе, он понимал, что должен доказать правдивость своих аргументов, но не нашел ни одного доказательства, которым смог бы воспользоваться.

Значительная часть доказательств, предложенных тогда Галилеем, была его собственными доводами. Они опирались на результаты наблюдений, которые ученый вел с помощью спроектированного и сделанного им самим телескопа. В ответ на возражения схоластиков, что небесное тело не может совершать два движения одновременно, Галилей привел пример спутников Юпитера. Эти спутники вращаются вокруг Юпитера, в то время как он сам вращается вокруг Земли (или Солнца — это не имеет принципиального значения). Рассматривая традиционное утверждение о совершенстве небесных тел, Галилей показал, что на Солнце есть пятна, а Луна не ровная, а имеет горы. Пришлось ему отвечать и на возражения схоластиков относительно теории Коперника о невидимых на то время фазах Венеры. Галилей заявил, что видел эти фазы во время своих наблюдений.

Необходимо помнить, что эти наблюдения были произведены главным образом в 1609 и 1610 годах с помощью весьма примитивного телескопа. Надо было иметь натренированный глаз, чтобы суметь разобраться в них в полной мере. Многие современники Галилея, которые пытались вести такие же наблюдения, не увидели ничего, кроме расплывчатых пятен света. Другие же просто отказались смотреть. Одним из ученых, бойкотировавших телескоп, был профессор Джулио Либри. Через несколько месяцев после его смерти Галилей высказал предположение, что хотя Либри и не наблюдал за небесными телами, живя на Земле, возможно, он посмотрит на них во время своего пути на небеса.

Хорошо осведомленный о власти церкви, Галилей знал, что без ее благословения все его телескопические наблюдения и защита гелиоцентрической системы ни к чему не приведут. В 1611 году он отправился в Рим. Однако следует помнить, что Галилей не был обычным просителем покровительства католической церкви. М. Берти, исследователь XIX века, одним из первых получивший разрешение на изучение архива Ватикана, так писал об этом ученом.

Чтобы понять, как ценили и уважали Галилея в Риме, мы должны представить его полным жизни человеком 47 лет, с высоким лбом, серьезным лицом, выражающим мудрые мысли, прекрасно сложенным, обладающим великолепными манерами, элегантного, привлекательного, одаренного богатым воображением и пылкого в разговоре. Огромное количество писем тех лет восхваляют его. Кардиналы, аристократы и другие влиятельные люди соперничали друг с другом за честь пригласить ученого в свой дом и послушать его рассуждения. {9}

До этого времени оппонентами Галилея выступали деятели науки, в сущности, все те, кто увяз в болоте аристотелизма. Галилей же был сильным и иногда саркастическим спорщиком, благодаря чему нажил множество врагов среди современников. Эти люди начали критиковать и очернять ученого за его спиной. А когда их попытки не увенчались успехом, говорит Джорджио де Сантиллана, один из главных биографов Галилео, враги решили натравить на него церковь.

Но и без происков врагов весьма вероятно, что такие же последствия имели бы одни лишь наблюдения в телескоп. В 1613 году Галилей опубликовал «Письма о пятнах на Солнце». Эта работа стала первым печатным утверждением, что его наблюдениям в телескоп соответствует только гелиоцентрическая теория. В конце работы ученый победоносно заявляет: «И возможно, эта планета [Сатурн] также не меньше, чем серповидная Венера, гармонирует с великой системой Коперника, к вселенскому открытию доктрины которой нас подгоняют благоприятные ветры, оставляя небольшую опасность облаков и поперечных ветров».

Однако в католической церкви уже назревали неприятности. Священник Лорини утверждал, что «доктрина Коперника, или как там его еще» направлена против Святого Писания. На следующий год была предпринята первая открытая атака на позиции Галилея. С кафедры церкви Сайта Мария Новелла во Флоренции на новую астрономию обрушился Томмазо Каччини, молодой горячий доминиканец. Осуждая сторонников Галилея и всех математиков, он, по свидетельству очевидцев, воспользовался отрывком из Деяний святых апостолов: «И сказали: мужи Галилейские: что вы стоите и смотрите на небо?» (Деян. 1, 11). Хотя это можно было бы воспринять как забавный каламбур, в яростной проповеди Каччини не было ни тени юмора.

В 1616 году Галилей был предупрежден кардиналом Беллармино, что он ступил на опасный путь. Из письма, написанного Беллармино, очень ясно вырисовывается позиция церкви того времени. Комментируя работу священника-кармелита Паоло Антонио Фоскарини, поддерживавшего систему Коперника, Беллармино обращает внимание на следующее: «Я считаю, что если бы было достоверное доказательство того, что Солнце находится в центре Вселенной… тогда необходимо было бы тщательно пересмотреть Писание, утверждающее обратное… Но я не думаю, что подобное доказательство существует».

Беллармино был прав. Все доказательства, которые мог предложить Галилей, особенно его телескопические наблюдения, утверждали, что Земля может вращаться вокруг Солнца. В то же время они ни в коей мере не свидетельствовали, что так происходит на самом деле. Дело в том, что если бы в распоряжении ученого имелись такие доказательства, они, очевидно, развенчали бы значительную часть церковных доктрин. Поэтому для церкви было намного лучше сохранять статус-кво в надежде, что проблема в скором времени просто иссякнет.

Возможно, если бы Галилей не начал писать «Диалог», так бы и произошло. Однако, видя, что уже было сделано, он продолжил труды предшественников и свершил задуманное. Почему его книга потревожила осиное гнездо, в то время как трактат Коперника остался незамеченным? Главной проблемой работы Коперника, как я уже предположил ранее, являлась ее плохая «упаковка». «Диалог» Галилея был совсем другим. Конечно, трактат не был простым, но он был понятным, живым и в высшей степени читабельным.

Есть еще одно интересное пояснение, которое проливает свет на положение дел с книгой Галилея. Во времена расцвета Римской Империи в интеллектуальных беседах и трактатах использовался греческий, а латынь была разговорным, народным языком. Во времена же Коперника и Галилея многие ученые были связаны с Римской католической церковью и писали свои работы на латыни, а разговорным языком был итальянский. Галилей написал «Диалог» на итальянском, что означало, что он мог быть, и на самом деле был, широко читаемым и обсуждаемым. В отличие от «О вращениях небесных сфер» (De Revolutionibus Orbium Coelestium) Коперника, «Диалог» Галилея вызвал сенсацию, и церковь, естественно, не могла этот факт игнорировать.

 

Диалог

«Диалог» Галилея существует в разных переводах, каждый из которых передает те или иные оттенки, которые ученый пытался придать своему труду. Произведение представляет собой серию бесед, происходящих на протяжении четырех дней. В них принимают участие три человека: Сальвиати, Сагредо и Симпличио. Сальвиати, названный в честь старого друга ученого, скончавшегося в 1614 году, говорит от имени Галилея. Сальвиати был хозяином великолепной виллы с видом на Арно, где в 1612 году Галилей проводил свои наблюдения за пятнами на Солнце. Сальвиати также разделял увлечение Галилео бурлескной поэзией и комедией-буффонадой («низкой» комедией).

Сагредо, названный в честь другого умершего друга Галилея, является умным, справедливым судьей в спорах «Диалога», человеком знатным и очень светским. В молодости Галилей, хотя и относился к работе очень серьезно, был не прочь весело провести время. Существуют свидетельства его участия в бурных вечеринках, устраиваемых в поместье Сагредо на Бренте.

Третий участник «Диалога» — Симпличио (от итал. «простак». По другой версии, один из комментаторов Аристотеля, оппонент Галилея. — Примеч. пер.), собирательный образ всех противников Галилея, с которыми он сталкивался на длинной дороге научных открытий. С помощью образа Симпличио Галилей впервые применил технику построения аргументов оппонентов. К их возражениям ученый добавляет некоторые свои доводы, о которых его противники никогда и не думали, а затем разрушает их сильными аргументами и сокрушительной сатирой.

Например, слова Симпличио отражают распространенное убеждение того времени, что «раз небесные тела, т.е. Солнце, Луна и другие звезды, устроены только для служения Земле, то для достижения своей цели им не нужно ничего иного, кроме движения и света».

«Что же, — спрашивает Сагредо, — природа создала и привела в движение также громаднейшие и благороднейшие небесные тела, непреходящие, бессмертные и божественные, только для служения Земле, преходящей, бренной и смертной? На служение тому, что вы называете подонками мира, помойной ямой всяческих нечистот?»

Искусное парирование. Затем, нанося окончательный удар, Сагредо добавляет: «Я не могу себе представить, как и чем приложение Луны или Солнца к Земле для производства зарождения будет отличаться от помещения рядом с невестой мраморной статуи и ожидания от такого соединения потомства».

По поводу абсолютного доверия его противников к классическим текстам, особенно трудам Аристотеля, Сагредо замечает: «Однако, дорогой синьор Симпличио, если отрывки, разбросанные то тут, то там, не наскучивают вам и если вы думаете выжать сок путем соединений и сопоставлений разных частиц, то уверяю вас, что то же самое, что вы и другие храбрые философы делаете с текстами Аристотеля, я сделаю со стихами Вергилия и Овидия и, составляя из них центоны, объясню ими все поступки людей и тайны природы. Но зачем мне говорить о Вергилии и Овидии? У меня есть книжечка гораздо более краткая, чем книги Аристотеля и Овидия; в ней содержатся все науки, и после очень недолгого изучения можно составить о ней совершеннейшее представление: это алфавит».

Не кажется ли вам, что Галилей ведет огонь по всем направлениям сразу? И это действительно так, ведь в результате его «Диалог» получился длиной в 500 страниц. Но на это были свои причины. Больше всего ученый хотел открыто обсуждать космологические вопросы — теории Птолемея и Коперника, — но не мог. Дело в том, что теория Птолемея является неотъемлемой частью сложной и полной системы, состоящей из науки, философии и религии. Птолемей, например, писал следующее.

Что это: наука? религия? философия? астрология? поэзия? До того как Галилей смог приняться за космологические аргументы, он вынужден был разобраться в этой большой и мощной (хотя и нескладной) системе взглядов. Кирпичик за кирпичиком, идея за идеей — все это Галилей сделал в своем труде. Ранее он упоминал об этом проекте как о «Бесконечном замысле». Именно таким он и был.

Но Галилей знал, что все его аргументы будут бесполезны без доказательств. На самом деле первая часть «Диалога» представляет собой только подготовку к тому, что, как чувствовал Галилей, станет сокрушительным ударом, — к доказательству. Ближе к концу книги Сальвиати объясняет связь между движением Земли и приливами и отливами на планете. Для Галилея это решающий аргумент: вода на Земле движется. А это уже немало. Через долгий ряд доводов, раскрытых последовательно и логически, ученый показывает, что это движение воды как раз и служит доказательством движения Земли. Доказано.

Сагредо шепчет в изумлении: «Если бы вы не привели нам ничего, кроме первого общего положения, не допускающего, как мне кажется, никаких возражений, то и его одного достаточно для убедительного доказательства… Весьма дивлюсь я, что из людей высокого ума, которых было немало, ни одному не бросилась в глаза несовместимость периодического движения воды и неподвижности содержащего ее водоема».

Галилей также в ироническом ключе критикует Кеплера, предположившего, что приливы и отливы каким-то образом вызываются небесными телами. Однако Кеплер думал, что этой небесной причиной был магнетизм. В «Диалоге» Сальвиати обвиняет Кеплера в том, что он «допускал особую власть Луны над водой, таинственные свойства и тому подобное ребячество». Этот вид воздействия на расстоянии представляется Галилею примером склонности Кеплера к мистике.

Прошло совсем немного времени, когда предположения Кеплера были подтверждены. Луна действительно является причиной приливов и отливов, и в меньшей степени они вызваны гравитационным воздействием (хотя и не магнетизмом) Солнца. Они не связаны с движением Земли. Это отличный пример силы слова Галилея: даже когда он не прав, он все равно убедителен.

 

Великая ошибка

Безусловно, для того чтобы убедить своих читателей, Галилей должен был сделать свои аргументы прочными и убедительными. Для их очевидности и, возможно, для выражения своего гнева он ввел Симпличио по контрасту с мудрыми Сагредо и Сальвиати. Но чем глупее аргументы Симпличио, тем понятнее и четче становится настоящая цель Галилея. Он решил использовать этот шанс, и на протяжении всей книги эта тактика отлично работает.

Однако в конце трактата Галилей, возможно, чрезмерно увлекся и уверился в том, что нашел способ выразить свои чувства, не подвергая себя опасности. Он позволяет Симпличио обобщить позиции католической церкви относительно невозможности получения правильных знаний о физическом мире. Симпличио говорит, что если бы Бог хотел сделать так, чтобы вода на Земле двигалась в ином направлении, чем сама Земля, он, конечно, так бы и сделал. «Я делаю отсюда вывод, что большой дерзостью было бы желать стеснить и ограничить Божественное могущество и премудрость единственным человеческим измышлением». Под «человеческим измышлением», на которое ссылается Симпличио, конечно, подразумевается система Коперника.

Не правда ли, последнее заявление Симпличио звучит не особенно громко? Кажется, Галилей чувствовал то же самое. Однако враги ученого позднее смогли убедить Урбана в том, что если заявление исходит от Симпличио, значит, Галилей намеревался посмеяться над ним и, что еще хуже, над самим Урбаном. Галилей был очень умным ученым и отнюдь не глупым человеком. Проблема в том, что суждения Симпличио являлись стандартной позицией Папы Римского, и именно цензоры дали указание Галилею включить их в книгу. Очевидно, что по замыслу ученого эти суждения должны были исходить именно от Симпличио. Вероятно, он даже и забыл, что это была позиция Урбана.

Так или иначе, но когда Урбан увидел результат, он был в ярости — взбешен и неумолим. И даже после смерти Галилея в 1642 году Урбан отказался смягчить свой гнев. Великий герцог Тосканы, являвшийся многие годы покровителем Галилея, хотел устроить приличествующие великому ученому публичные похороны и установить памятник на его могиле в церкви Санта Кроче во Флоренции. Урбан предупредил герцога, что такие действия он будет считать прямым оскорблением Его Святейшества. В результате останки одного из величайших ученых всех времен были тайно спрятаны в подвале церковной колокольни почти на столетие.

В конце концов, было дано разрешение похоронить прах Галилея под большим памятником возле входа в церковь, где он находится и поныне, возле надгробий двух других знаменитых флорентийцев: Микеланджело и Макиавелли. Что касается «Диалога», то церковь официально исключила его из Индекса запрещенных книг только в 1822 году. Излишне говорить, что до этого времени книгу не распространяли. Несколько экземпляров были тайно переправлены в другие европейские страны, где они были переведены на латынь и широко обсуждались среди неитальянских ученых,

Некоторые историки утверждают, что если бы Галилей остался профессором в Падуе, в независимой Венецианской республике, вместо того чтобы в 1610 году поступить на службу к великому герцогу, он выиграл бы во многом. Но выиграла бы от этого наука? На это трудно дать ответ. Если бы судебный процесс не состоялся, Галилей, без сомнения, продолжал бы выступать в защиту теории Коперника. Но так как ему это запретили, он обратился к написанию книги, доказавшей, что она имеет для основ науки даже большее значение, чем «Диалог». Новый труд назывался «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей наук». Книга является итогом и квинтэссенцией всех ранних работ Галилея по механике. Этот более поздний трактат затрагивал научные вопросы, касающиеся сил и того, что ученый называл «местное движение». Он сформировал прочный фундамент для новой развивающейся науки механики.

Галилей начал интересоваться механикой еще в юношеские годы. Хотя люди издавна наблюдали раскачивающиеся на ветру грузы, они не придавали этому особого значения. Галилей же, которому было всего 19 лет, обратил внимание на один интересный факт. Наблюдая за церковной люстрой, качающейся от легкого ветерка, он понял, что время одного колебания зависит от длины каната, на котором висит люстра, а не от размаха колебания. Это простое открытие оказалось самым важным для развития точного хронометрирования и позволило разработать маятниковые часы.

При минимуме удачи Галилей мог бы зафиксировать и другой факт относительно маятника. Определив, качается ли маятник взад и вперед в одной плоскости, Галилей мог бы установить, что направление свободных колебаний изменяется в течение дня. Это происходит из-за вращения Земли под маятником! Этот факт был открыт только в XIX веке. По иронии судьбы, он оказался первым серьезным физическим доказательством движения Земли. Если бы Галилей зафиксировал это явление, он получил бы правдивое доказательство, о котором писал кардинал Беллармино и которое он так отчаянно искал.

Однако это доказательство так и не появилось при жизни Галилея. Во время суда доводы ученого по-прежнему были уязвимы настолько, что он выглядел проигравшим по всем статьям. Он не смог даже отстоять самое дорогое для его сердца — свободу научных исследований. Так распорядилась сама история. Действительно, если какое-либо событие и могло вызвать вражду между наукой и религией, им стал именно этот судебный процесс и его приговор.

Историки-ревизионисты утверждают, что войну между наукой и религией во многом преувеличивают; что на самом деле это был конфликт между новой наукой и правящей властью. По их словам, Галилей получил то, что заслужил; судебный процесс на самом деле являлся своеобразным ложным маневром, чтобы спасти Галилея от намного худшей участи; там были задействованы и другие факторы. Джорджио де Сантиллана даже предложил другой подход к конфликту. В то время как все мы думаем о церковных противниках Галилея как о фанатичных и нетерпимых притеснителях науки, он пишет: «Возможно, точнее было бы сказать, что они — первые жертвы, поставленные в тупик веком науки».

Все возможно. Но остается фактом, что католическая церковь все еще страдает от последствий той роковой драмы и пытается подсластить горечь, ощущаемую многими людьми, когда речь заходит о суде над Галилеем. В 1980 году Папа Иоанн Павел II распорядился пересмотреть дело Галилея, в результате чего десятилетие спустя произошло запоздалое оправдание ученого. Несмотря на это, основной конфликт между религией и современной наукой продолжается и в наши дни.

Если сейчас человек размахивает флагом Галилея, мы тотчас же узнаем, что это происходит в связи с каким-либо вмешательством в свободу научных исследований. По-прежнему выходят книги и проходят конференции, посвященные причинам, значению и результатам этого многовекового противостояния.

Когда-нибудь, если группа астрономов астрофизической обсерватории в Арчетри добьется разрешения, такие встречи смогут проходить на все еще сохранившейся вилле Галилея. Название виллы (Il Gioiello — «Жемчужина») осталось таким же, как и 350 лет назад. К сожалению, на этом сходство заканчивается: здание абсолютно заброшено. Вы можете попасть на виллу, только имея специальное разрешение, которым я и воспользовался несколько лет назад. Вас охватывает почти мистическое чувство, когда вы видите те места, где ученый вел наблюдения за небом, маленький сад, где он гулял и размышлял, и комнаты, которые со временем стали его космосом. Дело в том, что к концу жизни Галилей стал абсолютно слепым, и его физический мир уменьшился до размеров тех вещей, которых он мог коснуться руками.

Среди гостей, которым удалось незаметно проникнуть на виллу к ученому, был и Томас Гоббс, который принес Галилею новость о том, что «Диалог» перевели на английский. Кстати, вы встретитесь с Гоббсом в следующей главе.

Сегодня вилла стоит пустая, темная и запущенная. Члены Обсерватории, которая связана с Флорентийским университетом, хотели бы вернуть ее к жизни. К счастью, Франко Пачини, директор обсерватории, сообщил, что реставрационные работы уже начались. Однако он утверждает, что было бы неправильным сделать из виллы исключительно музей, это превратило бы ее, по его выражению, в «мертвое здание». Он надеется воскресить виллу как живой памятник, и, возможно, она станет базой для Института специальных исследований во Флоренции, где смогут собираться ученые и обсуждать новые и старые идеи научного мира. Галилею бы это понравилось.