Заложив руки за спину Доминик Юкс в сотый раз, с момента своего ареста прошлой ночью, подошел к зарешеченному окну камеры, в которую его поместили.

Он собирался сказать Лауре всю правду сразу, как только они оказались бы в его доме на Лейк Понча-трейн, после этого он думал просить у нее прощения.

Доминик прижался лбом к холодным, сырым прутьям решетки. «Что теперь с нею будет? Ведь он хотел помочь ей поверить в себя, изгнать из ее памяти воспоминания о позоре матери, а теперь, вместо этого, она убеждена, что он самый обыкновенный негодяй, знакомство с которым опозорило ее, – он пират».

– Проклятье! – в бессильной ярости он ударил кулаком по грубой стене. Он хотел положить все свое богатство к ее ногам, заплатить тысячи процентов за каждый грош, который он, к своему несчастью, приобрел, захватив ее корабль. И он еще вернет ей все это, пусть небо будет свидетелем, он возместит ей этот убыток, несмотря на то захочет или нет, она принять его заботу.

Он ни на мгновение не верил, что может быть повешен за занятия пиратством, не только потому, что от судебного преследования его защищало каперское свидетельство, выданное в Картахене, но и потому, что его защищал самый лучший из всех имевшихся здесь адвокатов – Эдуард Ливингстон.

В полдень шериф открыл замок его камеры и сказал:

– Здесь ваш адвокат, месье, вы можете идти.

– Сколько мне это стоило?

– Конечно, это было дорого.

Доминик даже не потрудился взглянуть на бумаги, которые ему подавал полицейский, его сейчас не беспокоили бы даже более серьезные проблемы.

– Ну и сколько же, шериф?

– Пять тысяч долларов, – Мужчина быстро добавил, – но даже и за такую сумму мне едва удалось уговорить губернатора Клейборна освободить вас.

Набросив на плечи свое пальто, Доминик вышел за ворота. Деньги – это сила, деньги – это свобода. За деньги можно все купить… кроме любви Лауры Шартье.

Ренато Белуши ожидал его в экипаже рядом с тюремными воротами.

– Доминик, мой маленький племянник, у тебя фонарь под глазом. Сейчас я пойду и убью этого сукиного сына шерифа за то, что он заставил тебя огорчаться.

Доминик швырнул свое помятое вечернее пальто на заднее сидение, и взобрался на место кучера. Он посмотрел на завядшие, поблекшие розы в лошадиных гривах и хвостах и послушал, как капли дождя стучали по поверхности экипажа. Немного помолчав, Доминик произнес:

– К черту шерифа. Отвези меня на плантации Вилье, Ренато и побыстрее.

Загородная резиденция главнокомандующего лузианским ополчением генерал-майора Жака де Вилье располагалась в низеньком прямоугольном строении, чистенько побеленном и окруженном кирпичной оградой.

С трех сторон дом затеняли высокие пекановые деревья, апельсиновая роща, начинаясь перед домом, уходила к полю сахарного тростника, а с другой стороны была ограничена речной протокой. Забросив ноги на перила галереи, сын генерал-майора Габриель, через полуприкрытые глаза, внимательно наблюдал за рощей. Иногда он выходил из своего полусонного состояния только для того, чтобы прихлопнуть какую-нибудь особенно назойливую муху с помощью мухобойки, лежавшей рядом с ним.

– А вот ты где, юный лентяй! – послышался сзади чей-то голос.

Габриель перестал раскачиваться на стуле, встал и улыбнулся увидев, как Доминик и Ренато вошли во двор.

– Доминик! Тебя выпустили из тюрьмы, мой друг! – воскликнул он, выглядывая из открытого окна и затем крикнул кому-то в глубину комнаты, – Целистин, иди сюда, посмотри, как красив капитан Юкс с синяком под глазом.

Доминик подошел к крыльцу в тот момент, когда из дома появился младший брат Габриеля.

– А ты себе такой светильник не хочешь, Целистин? – захохотал Габриель и смахнул муху со своей шляпы. – А если бы еще заработать и пулевую царапину на щеке, то любой мужик просто удавился бы от зависти! Ты только подумай, как тебя за это будут уважать женщины.

– Я с радостью завещаю вам обе свои раны, друзья мои, – отпарировал Доминик.

– Ну, что до меня, то я тебе не завидую, – сказал Габриель, – однако, что привело тебя в такую даль от города после этой кошмарной ночи?

– Один из моих рабов. Его зовут Тим.

Глаза Габриеля округлились.

– Опять этот нигер?

– Да, опять. Только на этот раз ты его продашь.

– Мадемуазель Шартье очень настойчивая особа, не так ли.

– Я как раз и приехал, чтобы убедиться, что на этот раз она получит то, чего хочет.

Габриель почесал затылок.

– Ну право, я в растерянности… после того, что произошло прошлой ночью…

Лицо Доминика стало непроницаемо холодным.

– Меня не интересует состояние вашей души, друг мой. Вы продадите мне этого негра.

– Послушай, Доминик. Мы с тобой долгое время были друзьями. Давай не будем ссориться из-за грязного Нигера.

В глазах Доминика загорелся злобный драконий огонь.

– Ты мне его продашь.

– Но мой отец не разрешает мне продавать хороших работников. Я не могу это сделать даже ради тебя.

– Тогда я сам заберу его.

Хозяин дома повысил голос.

– Только через мой труп! – выкрикнул он и поднял руку с кнутом.

– Не искушайте, судьбу, мой друг.

Рука Габриеля задрожала, он опустил хлыст и мрачно произнес.

– Ты настоящий пират, Доминик Юкс.

– Угу, с ключами от плантаций твоего отца. Одно мое слово и все выходы из порта будут закрыты, а весь урожай сахарного тростника господина генерал-майора сгниет на складах, потому, что мои корабли не станут прорываться через британскую блокаду. Более того, ему не удастся получать контрабандные товары.

– И как же ассоциация жителей Нового Орлеана? Ведь вы же с отцом партнеры.

– Дружок мой, не забывай, что у меня контрольный пакет акций, я несу главный риск при продаже оружия. Доля твоего отца мала. Откажись продать мне Тима, и на доходах твоего отца вообще можно будет поставить крест. Тогда он, пожалуй, потеряет и свои плантации.

Представив себе, что произойдет с ним, в случае финансового краха, Габриель ни секунды не колебался.

– Черт с тобой, забирай этого Нигера, и пусть создатель отправит твою душу в преисподнюю, где ей и место.

– Если я не смогу вернуть назад эту женщину, то создатель может поступать с моей душой, как ему заблагорассудится. Мне будет наплевать, – с этими словами Доминик достал из кармана кожаный бумажник и передал его молодому майору.

Габриель достал чек и отложив в сторону свой хлыст, взял чек обеими руками, словно испугавшись, что листок бумаги улетит куда-нибудь.

– Девятьсот американских долларов, Габриель, ты купил его за семьсот. Неплохая сделка, а?

Габриель Вилье улыбнулся, чувство юмора волшебным образом вернулось к нему.

– Целистин, сходи, принеси бумаги Нигера из папиной шкатулки.

Длинные пальцы вечерних теней уже касались кирпичных стен лавки Шартье, когда Ренато остановил свой экипаж у входа в дом Лауры. На сиденье, рядом с ним, сидел молодой чернокожий мужчина. Его брюки превратились в лохмотья и были покрыты грязью, а на спине виднелись плохо зажившие рубцы. Доминик спустился на мостовую и взглянув на негра произнес:

– Ну, вот. Ты только что достиг земли обетованной.

– Хозяин?

– Когда ты войдешь в эти двери, – Доминик кивнул в сторону дома, – тебе больше никогда не придется называть другого человека хозяином. Мадемуазель Шартье не любит этого.

От неожиданности и растерянности Тим не сразу смог спуститься на землю. Когда он оказался рядом с Домиником, тот подал молодому негру бумагу и добавил:

– На, это твое. Покажешь ее мадемуазель Шартье.

Затем он подошел к двери и постучал.

Прошло примерно полминуты, но ответа не было. Доминик постучал еще раз погромче.

– Капитан, может быть она во дворе?

Доминик толкнул дверь и вместе с Тимом, который старался держаться поближе к нему, вошел в калитку, однако, и внутренний дворик и домик для прислуги были пусты.

– Пойдем Тим, она должна быть наверху. Наверху открылась дверь и на лестнице показался Сент Джон. Он выглядел удрученным и чем-то крепко расстроенным.

– Месью Доминик, я так давно просить вас прийти.

– Ты просил меня прийти, когда?

– Этим утром. Я ходить к тюрьме, они говорить мне, что месью не может видеть посетителей, потому что месью адвокат скоро вас выпустит. Я сказал попросить вас приходить сюда быстро, быстро.

Сердце Доминика задрожало от мрачного предчувствия. Он быстро прошел мимо Сент Джона в комнату Лауры, откинул полог кровати и растерянно посмотрел на пустую постель.

– Где она?

– Она… Она уехала туда, где провела свое детство.

– Куда?

– На остров Четеру. Она взяла с собой Иду раньше чем пропел петух. Она сказал, что никогда не возвращаться назад.

Доминик длинно и замысловато выругался.

– Сент Джон боится, что проклятые британцы схватят ее.

– Я не позволю им прикоснуться к ней. Я еду.

– Сент Джон поедет тоже!

– Нет. Ты оставайся здесь и присматривай за магазином, – сказал Доминик, – обещаю, что верну твою жену.

Тим шагнул вперед:

– Я еду с вами, миста Доминик.

– Но ты же не моряк.

– Нет, но я могу попасть в глаз воробью, если необходимо и я ваш должник.

– Ты мне ничего не должен.

– Вы заплатил за меня большие деньги, – молодой негр гордо выпрямился. – Я желай отплатить вам.

Доминик колебался только секунду, не больше.

– Ну, тогда поехали. Мне понадобится стрелок.

Он пошел к двери и вдруг внезапно остановился, пораженный одной догадкой. Он медленно повернулся и посмотрел на Сент Джона.

– Сент Джон, кто командует кораблем?

Чернокожий бухгалтер тяжело вздохнул и печально посмотрел в потолок.

– Я говорить этой девушке не делать это, но она будто взбесится и не слушать.

– Кто капитан «Попрыгуньи»?

– Я думаю месью Юкс уже догадался, это капитан Дефромаж.