Дрова кончились. Мы втроем сидели перед камином, глядя в его черный от сажи провал. Три дыхания на холоде собирались в облачко. Меня отчаянно трясло, и я застегнула шубу.

– Надо собрать хвороста. Здесь где-нибудь есть ясень? Он горит ярче всего, и его можно жечь даже зеленым. Пойдем поищем в том леске, у озера.

– Нет, – сказала Элизабет. – Туда ходить нельзя.

– Почему?

– Опасно. Там старые шахты. Силки на зверя. Много всего.

Меня опять затрясло.

– Так поищем еще где-нибудь. Я не собираюсь тут сидеть и замерзать насмерть. Идете?

Ответа не было.

– Вы двое с каждым днем все хуже. Честно, не понимаю, что с вами такое. Вы что, выжить не хотите?

Я вышла, хлопнув дверью, и двинулась по снегу.

Снаружи стояла сплошная мерцающая белизна. Даже небо было плотного серо-белого цвета, обещавшего новый снегопад. Цвета гусиного крыла. В тишине я слышала, как шумит у меня в ушах. Я взглянула на строй деревьев вдали. Одной мне в эту тихую тьму идти не хотелось. Надо придумать что-то еще. Я пошла вперед, глубоко засунув руки в карманы шубы. Передо мной, как тропинка, лежали глубокие следы. Я остановилась и поставила ногу в отпечаток. Нога, оставившая его, была куда больше моей. Тяжело выдохнув облако пара, я стала думать, как поступить, когда тишину нарушил металлический скрежет и скрип, как будто что-то волочили. Из теплицы вышел, что-то таща за собой, мужчина в черном пальто. Я хотела бежать, но споткнулась, снег связал мне ноги, я окунулась руками в холод и упала на колени.

– Эй! – крикнул он. – Эй, ты! Ты из ребят, что живут в коммуне?

Я встала, отряхнула снег с рук и взглянула на него.

– Черт, – произнес он и сжал кулаки.

Я видела, какие голубые у него глаза и как набрякла под ними обвисшая кожа. Вокруг его глаз красовались морщины, похожие на косые крестики, нарисованные ребенком.

– Черт, – повторил он. – Как тебя зовут, ты кто?

Я снова отвернулась.

– Нет, нет, – сказал он, – все хорошо.

Он разжал кулаки и поднял руки.

– Не бойся. Я просто приехал взглянуть на растения в теплице. Волновался из-за снега. Не уходи. Как тебя зовут?

Тут я вспомнила, как Том и Элизабет рассказывали мне про мистера Зеленая Машина. Друга их родителей. Того, который собирался дать им долю от выручки. Я увидела, что он тащил – обогреватель, провод которого лежал грязными витками на белой земле.

– Руби. Меня зовут Руби.

Его зрачки сузились, как будто две маленьких камеры меня сфотографировали.

Он облизал губы.

– Руби?

– Да.

– Что ты тут делаешь?

– Ищу хворост. Дрова кончились.

По его лицу что-то пробежало, под кожей. Прошло от края до края и растворилось в воздухе. Похоже было на боль. Его глаза расфокусировались и перестали казаться камерами.

– Что насчет этого? – сказал он наконец.

Он кивнул в сторону голых костей вигвама, торчавших в небо. Наверху, там, где сходились все шесты, лежала снежная шапка.

– Слишком большие, – пожала плечами я.

На мгновение мне захотелось от него убежать. Потом мгновение прошло, и все заполнила тревога о том, что у нас нет топлива.

– У меня есть топор. В машине. Идем со мной, я его принесу.

Только тут я заметила потрепанный зеленый фургон, припаркованный сбоку от дома.

– А зачем мне с вами идти?

Он улыбнулся:

– Ты права. Незачем. Я его сейчас принесу.

Пока он ходил за топором, я зашла в скелет вигвама. Попыталась представить, как в нем жили люди – Том рассказывал, что жили, и в раскрашенных фургонах тоже, – но невозможно было вообразить, как здесь бурлила жизнь, как бегали туда-сюда сквозь проем дети, залитые солнцем. До того как выпал снег, все здесь было в запустении. Потом снег пришел и отменил его. Он снова сделал все чистым.

Мистер Зеленая Машина вернулся с топором. Металлическое лезвие поблескивало, качаясь в такт шагам. Я выбралась из скелета. Казалось, мы шли друг другу навстречу, но когда встретились лицом к лицу, нам нечего было сказать.

– Так.

Он повернулся, и топор тут же взлетел в воздух. Лезвие рубануло одну из опор, от силы удара вся конструкция пошатнулась. Еще два удара, и она, потеряв «ногу», с грохотом завалилась на бок.

Я собирала поленья, пока он работал, и вскоре от скелета, лежавшего на земле, осталась половина.

То, как зовет меня Том, я услышала издали, тихий снежный воздух усиливал каждый звук. Когда Том добрался до нас, он задыхался.

– Что тут происходит?

Мистер Зеленая Машина прервался и оперся на топорище. Он был мокрым от пота. С пряди его черных волос капало.

– Смотри, дрова. – Я показала на поленницу, которую собрала. – Хватит на много дней.

– Мне пора. – Мистер Зеленая Машина расстегнул воротник рубашки, словно тот его душил. – Пора. Я приехал только проверить посадки, из-за снега, и увидел, что обогреватель сломался. Нужно его починить. Вы теперь не замерзнете, спасибо дровам. А мне пора, – повторил он.

Том пожал плечами.

– Как хотите.

Когда звук двигателя стих вдали, я нагнулась, чтобы взять охапку дров, но вскрикнула от боли в животе. По моему бедру что-то скользнуло.

– О боже.

Кровь сбежала по моей лодыжке, по башмаку и брызнула на снег.

– Иди в дом, – попросил Том.

Он не мог оторвать взгляд от ярко-красных кровавых ягод.

– Месячные, – сказала я, обхватив себя за живот. – Во второй раз. Знаешь, что это значит? Это значит, что я здесь уже целый месяц.