Получаешь то, что видишь: химия, физика, биология, архитектура и инженерия

Эта глава соединяет нас с реалиями города, представленными в нижне-правом секторе интегральной модели. Она исследует аспекты города, с которыми мы наиболее знакомы посредством своих чувственных рецепторов. Это город, который мы видим, чувствуем, слышим, обоняем, осязаем и пробуем на вкус. Он находится вовне нас и в то же время содержит нас в себе.

Городские структуры и инфраструктуры возникают из естественных природных систем. Когда мы сдвигаем своё понимание от города как просто построенной среды вовне нас к городу как построенной среде, которая есть дополнение нас, наше отношение с «объективным» принимает намного более личный характер.

Самые комфортные для жизни города были созданы таким образом, чтобы строительные блоки материи, информации и энергии служили человеческой системе согласованным и интегрированным образом. Эти строительные блоки основываются на реальностях, открытых посредством естественных наук химии и физики: каково химическое состояние воды? Каков жизненный цикл H2O? Что ведёт к водному давлению? Каковы ограничения воды, текущей через трубы определённых размеров? Каким образом нужно собирать и перерабатывать канализационные стоки? Каким образом нужно строить арки? Насколько высоко можно строить здание из дерева, или кирпича, или стали и стекла? Сколько можно хранить еду? Как ежедневно перемещать людей и вещи?

Ответы на эти вопросы транслировались инженерами и архитекторами в построенную среду города. Мы, по сути, создали экзоскелеты, системы «мышц» и «органов» для того, чтобы отражать и сохранять наши биологические функции. Реалии наших биологических функций диктуют и предопределяют тот факт, что структуры города являются попросту тем, что позволяет движение потока материи, энергии и информации в индивидуальные человеческие системы. Индивиды, в свою очередь, лично перерабатывают материю, энергию и информацию посредством своих индивидуальных систем в нескончаемом потоке. До тех пор, пока люди остаются частью города, они будут выстраивать инфраструктуру, которая поддерживает их в той степени, в какой они поддерживают и развивают свои человеческие способности.

В той степени, в какой незримые человеческие способности к сознанию и культуре развиваются, зримые человеческие способности, описанные в биологии, археологии, антропологии и социологии, помогают нам понять поведенческие проявления индивидов и групп, соотносящиеся с этими процессами развития. По сути, в городе что видишь, то и получаешь. И мы видим, что получаем (осознанно).

По своей природе структуры и инфраструктуры города, опирающиеся на материю, как правило, существуют намного дольше, чем проявленные интеллекты в других секторах. Они кажутся замершими во времени, но, как следствие, материя и энергия просто проходят через эти структуры с намного более медленной скоростью, нежели через индивидуальные биологические организмы. Масштаб города отличается от масштаба отдельных людей, и меры, в нём предпринимаемые, должны быть откалиброваны таким образом, чтобы быть эффективными именно в городском масштабе.

 

Структурные системы для управления энергией, информацией и материей

Структурные системы для управления энергией и материей, по сути, полностью соответствуют тем, которые были описаны в контексте индивидуальной биологии в главе 6. Джеймс Грир Миллер (Miller, 1978) резюмировал их в применении к обществу. Применительно к городу они представлены на рис. 7.1. Эти системы демонстрируют реальную ситуацию городского состояния (которое Миллер включает в категорию города) и дают серьёзные доводы в пользу очевидной ценности управления городом как естественной человеческой системой, возникшей на основе естественной человеческой системы. Это говорит в пользу необходимости специальных методов менеджмента в системах управления городов.

В процессе эволюционного развития способностей человека к переработке энергии, материи и информации в направлении уровней всё большей сложности мы можем видеть, что город всегда откликался на развитие этих способностей. Это отражено на карте 4 главы 3, из которой становится очевидно, что город усложняет свои структуры по мере взросления и/или роста. Если мы хотим получить задокументированные доказательства изменений этих функций (с точки зрения масштаба и местности), то можно обратиться к городским архивам (если они имеются) и/или историческим зданиям и археологическим данным города (как отмечено в панели «Как изобретения изменяют инфраструктуры»).

Рис. 7.1. Сравнение основных подсистем индивидуума и города. Источник: адаптировано по Miller, 1978

 

Несущая способность и прочие жестокие факты реальности: взаимоотношение построенного города с экорегионом

 

Даже по мере всё большего роста способности городов создавать строительные решения для того, чтобы служить потребностям человека, они по-прежнему находятся в отрыве от предельной инфраструктуры, на которую полагаются городские системы, а именно – несущей, или пропускной, способности планеты. Несущая способность каждого города тесно связана с его экорегионом, хотя города и пытаются удовлетворять свои нужды через импорт продукции из всё более отдалённых мест (например, считается, что среднестатистические продукты на вашем столе совершили путешествие в 2–3 тыс. км.) и экспортировать излишки в части света, настолько отдалённые от источника создания проблемы, насколько возможно (например, мусор и нечистоты).

Если бы структурные корни города можно было отчётливо увидеть в его экорегионе, то город распознал бы, что в его собственных интересах принять на себя роль хранителя своего экорегиона. Однако, поскольку история множества самых мощных обществ имеет корни в перенаселённых городах Европы девятнадцатого столетия, привычки городов так просто не сдаются и не умирают. Наподобие ситуации с пчелиными ульями, введёнными в состояние роения, в 1880-е произошёл взрыв популяций в европейских городах и начался период колонизации того, что Де Ланда (1997, p. 152; 2006) называет «новыми Европами» – умеренных зон Северной Америки, Аргентины, Австралии и Новой Зеландии. Это были местности, в которых жизненные условия повторяли старую добрую родину и позволяли воссоздать псевдоевропейское общество со всей его культурой, растениеводством и животноводством. Как следствие, общества Нового Света оказались способны культивировать по-настоящему европейские экосистемы. Де Ланда отмечает, что любая городская экосистема требует сокращённой пищевой цепочки, и, как только устанавливается какое-то решение, система сопротивляется изменению и агрессивно относится к любым другим формулам.

По иронии судьбы, даже если длина урбанистической пищевой цепочки уменьшается, разрыв между городом и его экологическим контекстом, судя по всему, увеличивается. Этот разрыв, вероятно, и является причиной того, что городам не хватает предназначения или видения. Если администрации городов не рассмотрят тот факт, что город или система управления несёт ответственность за здоровье как внутренних, так и внешних городских условий, тогда продолжатся такие явления, как бесконтрольный рост (как в случае с Калгари), города с хронической нехваткой воды (как Феникс), мегагорода с серьёзнейшей проблемой перенаселённости и бедности (как Мехико) и отравленные города, в которых попросту опасно дышать (Шанхай, Пекин).

Начала действенных инженерных решений для этой проблемы, по-видимому, лежат в перспективе использования метода экологического следа (Rees & Wackernagel, 1994). Экослед предлагает надёжный инструмент измерения потребления энергии, особенно углеродных видов топлива, чтобы продемонстрировать относительную продуктивность жизненного стиля того или иного отдельно взятого города. Учитывая растущее понимание последствий изменения климата (Gore, 2007; Monbiot & Prescott, 2007), возникает новое осознание, что тревожные сигналы, выявляемые методом изучения экоследа, углекислого следа и признаков потепления климата, есть критически важные витальные признаки, которые нам необходимо отслеживать, изменяя своё поведение на основании обратной связи, получаемой с их помощью.

Если попытаться выразить это в более простых терминах:

1. Экослед даёт представление о количестве пространства, необходимого для того, чтобы выращивать еду, производить энергию, возводить здания и избавляться от отходов. Чем больше пространства планеты Земля затрагивает экослед свыше того действительного физического следа, который город оставляет непосредственно, тем больше данному конкретному города требуется импортировать ресурсы для поддержания городской жизни. Аналогично нашему изобретению счётчиков для измерения потребления воды теперь возможно подсчитать размер экоследа каждого человека, основываясь на индивидуальном потреблении. Рис и Вакернагель предлагают измерять наш экологический след земельной базой, необходимой для поддержания нашего стандарта жизни. Примерные подсчёты говорят о том, что, если бы каждый челове на Земле жил соответственно стандартам жизни стран развитого мира, нам потребовалось бы три планеты Земля (Wackernagel & Rees, 1996, p. 15). Поэтому они выдвигают предложение о том, что мы должны контролировать свой образ жизни, основываясь на устойчивом землепользовании. Это основополагающий аргумент для того, чтобы города установили прямые взаимоотношения со своим экорегионом, а также императив ответственности за его взаимоотношения со всем миром (из которого он импортирует товары, произведённые в иных экорегионах). Проектирование активных взаимоотношений со своим экоследом поможет построить индикаторы витальных признаков, которые обеспечат гибкость и устойчивое развитие. Это может с лёгкостью проявить положительную петлю обратной связи, которая нам необходима для того, чтобы принимать мудрые решения (например, нормирование воды) и совместные действия (например, уменьшение пользования электроэнергии в часы пик).

2. Углекислый экослед подсчитывает количество углекислого газа и парниковых газов, производимых в результате сжигания углеродного топлива. Чем больше углекислого газа (CO2) выделяется в атмосферу, тем теплее становится наш климат. Монбио подсчитал, что даже 1,5 градуса (или менее) потепления затопит низменности, что приведёт к миграции (и/или смертям) 400 млн людей, а ещё 5 млн людей поставит на грань голода и уничтожит 18 % биологических видов мировой флоры и фауны (Monbiot & Prescott, 2007, p. 15). Он утверждает, что выделение углекислого газа (CO2) следует нормировать, и мы (города? власти?) должны контролировать количество CO2, производимого различными стилями жизни.

3. Соотношение экоследа и углекислого следа, по-видимому, представляет реальные ограничения для здорового функционирования городов. Они представляют собой индикаторы того, живёт ли город за свой счёт или же за счёт планеты Земля. Это первые призывы к пробуждению, благодаря которым мы теперь имеем достаточно сведений, чтобы измерить разрыв между городом и его энергетическими и материальными ресурсами. Это система обратной связи, которую мы ждали. Мы можем отчётливо видеть, что соотношения люди/земля/энергия означают, что мы более не можем игнорировать влияние городов на здоровье планеты.

Если мы вернёмся к нашей аналогии с пчелиным ульем, нас не должно удивлять, что все эти данные значимы для устойчивой жизни в городе. У пчелиного улья есть отношения со средой, которую он поддерживает, – определённым участком земли, который требуется для роста цветов, поддерживающих существование улья. Ещё точнее, пчёлам нужен нектар в качестве источника углеводов и пыльца в качестве источника белка.

Пчёлам тоже приходится иметь дело с температурами своего мира. Если жизненные условия повышают температуру среды, они вынуждены собирать больше воды, чем пыльцы, чтобы сохранить в улье идеальную температуру 36 °C. Форма и размер улья (неважно, дикого или искусственного) прошли процесс эволюционного развития, чтобы включать в себя определённое число пчёл (примерно 50 000) в оптимального размера «пчелином пространстве». Данное соотношение структуры медовых сот с пространством мобильности определяют, тратят ли пчёлы ту же самую энергию, производя один килограмм воска или восемь килограмм мёда. Таким образом, пчеловоды, использующие искусственные ульи, создают и поддерживают оптимальные структурные условия для того, чтобы улей мог сохранять продуктивность и устойчивость своих особей (Gould & Gould, 1988).

Это подводит нас к предположению, что для городов размер и плотность населения, земельная база и излучаемое тепло являются рациональными факторами, которые необходимо учитывать для того, чтобы оптимизировать качество городской жизни. Создание города как жизненного пространства в жизненном регионе означает гораздо большее, нежели просто приятные ощущения его жителей.

В конечном счёте, города неустойчивы, если неустойчивы их экорегионы. Город должен быть соустойчив со своим экорегионом. В основе факторов, которые способствуют городской и экорегиональной гибкости, городской и экорегиональной устойчивости и их вкладу в устойчивость и гибкость планеты, лежит настоящая наука.

Для города гибкость означает, что его вложенные человеческие системы способны адаптироваться к жизненным условиям города и его экорегиона. Даймонд (Diamond, 2005), Райт (Wright, 2004) и Хомер-Диксон (Homer-Dixon, 2006) описывают хронику трагических случаев, когда города оказались неспособны проявить гибкость и исчезли в результате недостатка осознанности, внимания или действий в направлении взаимоотношения между их экоследом и производством тепла. Миф об Атлантиде – затонувшем материке – предстаёт в новом свете при учёте данной информации. Возможно ли, что мы создаём на Земле условия, которые произведут ещё много современных Атлантид?

Убедительные предупреждения касательно жестоких отношений между городом и его ресурсной тенью (которые были задокументированы Даймондом, Хомером-Диксоном и Райтом) напоминают нам о том, что взаимосвязь между энергией, материей и информацией является чем-то, что мы постоянно осмысляем и, в конечном счёте, что составляет вопрос жизни и смерти. Городу теперь требуется повзрослеть, чтобы не только уделять внимание здоровью в рамках своих границ и здоровью своего экорегиона, но и принимать на себя ответственность за его благополучие.

 

Кто, кого и как устойчиво поддерживает, с какими ресурсами, заимствованными откуда и во имя чего?

Это могло бы стать наиважнейшим вопросом для города в плане определения параметров своей собственной устойчивости. Данный вопрос призывает к тому, чтобы собирать данные, генерируемые и городом; картировать их функции, ресурсы, системы взаимообмена и потоки энергии; анализировать потребности потребления и разрабатывать законопроекты и системы управления, позволяющие жить на свои средства.

Явная сложность ответа на данный вопрос в его применимости к ежедневным процессам питания рассматривается теми, кто предлагает движение «слоуфуд», начавшееся в Тоскане, и движения за местное питание/диету, ограниченные диапазоном в 150 км. Раз уж наполнение нашей продуктовой корзины происходит всё дальше и дальше от нас, похоже, что мы оставили без прав не только местных поставщиков продуктов питания, но и местных потребителей. Эти эксперименты показывают, что если бы в отдельно взятом городе все хотели питаться едой, поставленной экорегионом данного города, то это было бы невозможно, во многом потому что в экорегионах имеется недостаток местных товаров первой необходимости, таких как пшеница (или зерно), растительное масло и бобовые. (Также см. панель, посвящённую «Влиянию на истечение изобилия».)

 

Делая неявное явным

Городские структуры состоят как из коллективов людей, так и из построенной среды, которая является продолжением наших человеческих систем, позволяющих большому населению города выживать в непосредственной близости друг от друга. Построенные структуры зачастую называются артефактами, словно они являются незыблемыми инструментами или объектами, созданными на пользу человеку. Однако построенные структуры в городе, взятые в своей совокупности как системы, не являются чем-то, что имеет лишь утилитарную ценность, но представляют собой вынесенные вовне функции человеческого бытия. Мы, как правило, классифицируем их как инфраструктуры («то, что ниже поверхности») и суперструктуры («то, что выше поверхности»). Но когда мы достаточно отстраняемся, тогда мы можем увидеть, что система классификации, разработанная Джеймсом Гриром Миллером (Miller, 1978) и его командой, признавала бесшовную взаимосвязь между построенной средой и базовыми функциями человеческой системы.

История города как построенной среды – это история вынесения вовне внутренних (и в общем незримых) функций человеческой системы, чтобы всё большее количество населения могло обитать совместно. Когда мы смотрим вокруг себя на город, мы на самом деле видим базовые органические функции тела, которые были многократно увеличены в размерах. Более того, простой факт расположения в городе приводит нас к зависимости от этих систем в плане качества воздуха, воды, еды, управления отходами, защиты тела (одежда, кров), мобильности, температурного контроля, информационного взаимообмена, отдыха и восстановления.

Биологическая мимикрия

Архитектор Уильям Макдоноу экспериментирует с построением живых зданий – зданий, адаптированных к природным условиям, откликающихся на солнечный свет, питающий их зелёные крыши. Архитектор Кристофер Александер экспериментирует с «Феноменом жизни», сопроектируя миры, в которых построенные центры, корпуса и пространства создаются совместно с ключевыми сторонами и будущими жителями зданий. Он работает со всеми, начиная от бедных мексиканских рабочих до японских студентов и групп домовладельцев как в сельских, так и в высокоурбанизированных общинах.

 

Различение человеческих социальных структур и артефактов

Эволюция Homo sapiens sapiens произвела социальные структуры во всех человеческих коллективах на планете Земля. Результатом архитектуры этих социальных институтов всегда становилась организационная структура, имеющая ту или иную иерархию (даже содержащую только лишь один уровень) и некий центр. Иерархия комплексности возникает в качестве непосредственного отклика на сложность жизненных условий.

Жизненные условия можно определить как среду и экологию сотворённого человеком мира в контексте мира природы (состоящего из литогеобионоэтических уровней развития). В этом контексте мы можем видеть, что, подобно тому, как мир природы продолжал усложнять структуры с течением эволюционной истории, совершенно естественно для человеческой системы, как природной системы, эволюционировать в направлении возрастающей сложности. Следует отметить, что это очень общее направление, которое не является чем-то гарантированным во всех конкретных случаях. Сложные жизненные условия в универсальных масштабах обеспечивают то, что будут происходить откаты и регрессии в меньших масштабах рассмотрения, но общий тренд эволюции – в направлении всё возрастающей сложности.

Центр организационной структуры не всегда является геометрическим или географическим центром. Это, по сути, центр ценностей, из которого проистекают и к которому стремятся остальные структуры. В этом смысле это также и центр энергии и власти. По мере изменения жизненных условий в городе «центр городской вселенной» изменяется (этот вопрос обсуждается в следующей главе), то же происходит и с его структурным центром. Организационными и структурными центрами деревень и небольших городов были рыночные и центральные площади. В городах эпохи домодерна центром было здание городской ратуши; в городах модерна – это финансовый район; в городах постмодерна – культурно-общинный центр; а в интегральном городе – узловая паутина центров, имеющих открытый доступ друг к другу. Интегральные архитекторы и градостроители проектируют данные центры таким образом, чтобы они усиливали их ценности.

По мере изменения наших строительных технологий наши структуры обретали всё новые измерения, которые отдаляют людей от многих центров ценностей и, как следствие, отдаляют их от масштаба построенного города. Архитектор Кристофер Александер описывает критерии жизни (обсуждённые в главе 2) для проектирования не только живых центров, но также для расположения естественных границ, с которыми люди могут себя соотносить. В интегральном городе критерии дизайна структур будут превосходить и включать ценности жителей, позволяя возникать поддерживающим жизнь центрам и естественным границам, имеющим качества, которые служат функциям и людям, которых содержат внутри себя. Поэтому в зависимости от содержащихся функций границы могут быть открытыми и проницаемыми – подобно рыночной площади, закрытыми и охраняемыми – подобно зоне общественных работ, частично проницаемыми, но жёсткими – как маршруты транспорта, незримыми, но признаваемыми – как парк.

Если рассмотреть сложность иерархий и центров, составляющих город, легко увидеть, почему города представляют собой вершину социальной эмерджентной эволюции человека. Благодаря концентрации человеческого населения в сосредоточенных пространственно-временных континуумах, они требуют наиболее сложных из когда-либо созданных форм управления социальными системами. В дополнение к этому перевод и передача дополняющих человеческие системы функций построенным формам требует самых сложных видов структурного системного управления, когда-либо использовавшихся жизнью.

Таким образом, как живое, так и неживое структурируются, и их структуры сопутствуют друг другу и взаимосвязаны. Строительные блоки человеческих структур возникают для того, чтобы выполнять интенциональные, или намеренно поставленные, цели. Мы определяем первичную работу в терминах стратегий достижения, которые способствуют сперва выживанию, а затем и достижению и поддержке иерархии ценностей, которые мы считаем наиболее важными для нашего благополучия. Вторичная и третичная работа поддерживает системы, которые способствуют выполнению первичной работы.

В поддержку первичной, вторичной и третичной работы мы создали большие командные, организационные и гражданские структуры, позволяющие коллективное функционирование. Форма, текстура и эргономика этих структур отражает биопсихосоциокультурные характеристики своих творцов и пользователей. Эти структуры, в свою очередь, диктуют процессы, последовательности и отношения внутри трудовых ресурсов, которые производят результаты и которые работают, живут, играют и отдыхают внутри и вокруг них.

Социальные структуры человека создают энергетические поля, воздействия которых можно измерить. В настоящее время методы их измерения достаточно примитивные – например, мы можем измерить повышение температуры в комнате, где собираются большие группы людей. Мы можем измерить то, как люди голосуют, если предоставить им доступ к машине для голосования. Мы можем даже измерить статистически достоверные различия в объективных результатах, полученных в результате, казалось бы, межсубъективных последствий того, что на человека смотрят на расстоянии или направляют ему исцеляющую молитву. По мере того как наши инструменты и понимание улучшаются, мы видим, что биофизическая близость создаёт условия для коллективных эпистемологий (способов познания), методическое изучение которых начинается только сейчас. По мере усложнения наших инструментов и углубления понимания мы сможем научиться измерять не только временные факторы трудовых ролей, но и диапазоны намерений, а также поймём, каким образом структурировать социальные формы, чтобы оптимизировать подобные способы познания, и каким образом проектировать выстраиваемые структуры, чтобы способствовать их усилению. (Для того чтобы ознакомиться с примерами, см. панель по теме биологической мимикрии.)

Таким образом, мы можем признать, что расширения или артефакты человеческой структуры становятся отражателями и усилителями поведенческих проявлений и интеллекта человека. Быть может, отделение человеческих тел от человеческих артефактов более иллюзорно, нежели реально? Очевидно, до тех пор, пока артефакты служат на благо человеческой жизни, они будут оставаться её неотъемлемой частью. Они усиливают способности и позволяют возникнуть ещё большим комплексностям.

Как изобретения изменяют инфраструктуру

Когда автомобили заменили собой лошадей в качестве потребляющих энергию систем передвижения, соответствующая поддерживающая инфраструктура начала доминировать над уличным пейзажем Детройта и сараи с сеном были заменены бензоколонками. Когда компьютеры стали предпочтительным инструментом обмена и хранения информации, в Лондоне была развёрнута инфраструктура беспроводной коммуникации для поддержки работы ноутбуков. Когда производители информационного контента в городе изменились вместе с появлением технологий, открывших новые способы кодирования и публикации информации, интернет-блогеры в Астории, штат Орегон, заняли своё место в одном ряду с традиционными поглощающими «эспрессо» медийными редакторами и журналистами в Нью-Йорке. Когда перепроектирование строительных материалов (материи) позволило начать производство и возведение сборных индустриальных парков в Северной Америке и жилых домов в Японии, строительные технологии стали намного более быстрыми, простыми и менее затратными.

Только когда мы рассматриваем артефакты с точки зрения их неиспользования, когда их функциональность давным-давно перестала способствовать обогащению человеческой жизни, мы фокусируемся на простых материальных составляющих таких каменных призраков, как остров Пасхи, храмы майя и города-призраки Клондайка. В таких местах энергетическое поле использования более неактивно, и поток энергии и материи в структурах начинает проявляться в виде намного более медленных темпах изменений, демонстрируемых неживыми структурами. Но если бы камни и стены могли говорить, они бы рассказали истории, встроенные в самую их структуру, о том, какие они содержали информацию и энергетические поля, позволившие возникнуть сгинувшей цивилизации. Как только разрушается взаимоотношение между местом и человеком, так, что живая энергия более неактивна, а только лишь пассивно содержится в неживых структурах, лишь остаток инертных структур напоминает нам о том, как когда-то люди разрешали проблемы коллективной жизни в данной конкретной локации.

 

Картография инфраструктуры для распределения ресурсов

Дисциплина градостроительства изобилует теориями планировки городов. Если взглянуть на карту улиц большинства городов, то можно получить поверхностное впечатление от инфраструктуры, лежащей под поверхностью. Мы можем предположить, что, поскольку улицы предоставляют доступ к находящейся на поверхности недвижимости, под поверхностью улиц (либо же вдоль них или над ними) пролегают каналы, проводящие воду, канализацию, электричество, газ и телевизионные и медиакоммуникации (Ascher, 2005).

Само существование инфраструктуры требует наличия дизайнеров, инженеров, технологов и строителей, возводящих её, а также соответствующих эксплуатационных организаций, поддерживающих её функционирование. Более того, создание городской инфраструктуры даёт возможность для создания всевозможных структур, от неё зависящих. Как следствие, инфраструктура как налагает ограничения на город, так и расширяет его границы. В конечном счёте она определяет то, каким образом и между кем ресурсы, приходящие и хранящиеся в городе, могут быть распределены.

Инфраструктурные системы, по существу, являются сеткой городской жизни. Как красочно формулирует это Кейт Эшер в своей книге «Анатомия Нью-Йорка» (Ascher, 2005), они позволяют людям и грузам в городе перемещаться по маршрутам улиц, подземок, мостов, туннелей, железных дорог, по воде, по воздуху и по рынкам; энергии распределяться в виде электричества, газа и пара; системам коммуникации пользоваться телефоном, почтой и электронными каналами; а также функционировать системе водопроводов, канализации и вывоза мусора. Мы подозреваем, что, если мы попытаемся выйти из системы, тогда мы отдалим себя от скоординированных структур и потенциально это приведёт к тому, что продуктивность опустится до уровня ниже оптимального. Отдельные группы экспериментируют с тем, чтобы выходить из системы множеством разных способов, включая самодостаточное производство электроэнергии и пищи (McKibben, 2007; Monbiot & Prescott, 2007; Smith & MacKinnon, 2007).

То же самое можно сказать о взглядах Эллиотта Жаке на рабочие системы (Dutrisac, Fowke, Koplowitz & Shepard, nd; Shepard, 2007b). Когда у нас неадекватные ролевые отношения (вплавленные в организационные структуры, организационные процессы и индивидуальные ценности и способности), человеческие системы оказываются неправильно сконструированы и продуктивность оказывается ниже оптимального уровня.

Таким образом, сонастройка инфраструктуры с человеческой организационной структурой выводит интеллект на оптимальные уровни. Изучение исследований Грейвза посредством спиральной динамики (Beck & Cowan, 1996) выделило восемь естественных структур организующих систем человека, которые иллюстрируют соотношение человеческих структур с человеческими ценностями. Данные структуры простым образом проиллюстрированы на рис. 7.2. Можно сказать, что базовое описание этих структур практически возникло из исследований Бакминстера Фуллера естественноприродной системы кристаллов и систематики Беннетта, как исследования возрастающей сложности формы. Структуры можно описать следующим образом:

Уровень 1 Круг домашнего очага

Уровень 2 Круг племенных собраний

Уровень 3 Иерархия, основанная на властных соотношениях

Уровень 4 Иерархия, основанная на авторитете

Уровень 5 Стратегическая иерархическая система

Уровень 6 Социальная сеть

Уровень 7 Самоорганизующаяся система

Уровень 8 Глобальное ноэтическое поле

 

Принятие ответственности за возобновление ресурсов

Одно из самых удивительных структурных отношений, которое получило развитие в мире пчёл, было установлено с благосостоянием их источника энергии. Дело не только в том, что источниками «зелёной» энергии для них являются цветы в полях, на фермах и в садах, но и в том, что их деятельность в отношении цветов позволяет обеспечить бесконечную возобновляемость данного источника. Путём опыления цветов они обновляют источник жизни, который обеспечивает им ежегодный приток энергии.

Рис. 7.2. Архетипическая генеалогия человеческих организационных структур. Источник: адаптировано по Beck & Cowan, 1996

Интегральный город должен вооружиться сходным воззрением в отношении своего экорегиона. Вместо того чтобы принимать свой экорегион как нечто данное, разрабатывать его ресурсы, попросту ценить его за пейзаж или находиться с ним в пассивных отношениях, город должен иметь витальный интерес к здоровью и благополучию своих водных запасов, своих ферм и (потенциально) своих источников «зелёной» энергии. Ранее в человеческой истории экорегион любого поселения играл явную роль источника еды, стройматериалов и топлива. Но по мере роста человеческого населения и соответствующего увеличения размеров поселения, экорегион всё дальше и дальше отдалялся от городского центра.

Только в экспериментах, подобных Гавиотасу, была предпринята попытка действительно создать источник возобновления энергоресурсов поселения. Что бы произошло, если бы каждый город взял на себя активную роль по заботе о своём экорегионе? Что бы произошло, если бы взаимозависимые отношения города и региона основывались на соглашениях о распределении ответственности и обязанностей?

Наши экономические системы сегодня функционируют так, словно город и регион независимы друг от друга. Зачастую значительная доля продукции любого региона выращивается на экспорт, а не направляется на поддержание нужд города. Из-за этого витальность экорегиона оказывается невидна для большинства жителей города. Они не осознают, в каком он находится состоянии.

Аналогично этому экорегионы могут использовать свои земельные ресурсы для обеспечения экономических выгод владельцев, но их банковые и финансовые транзакции неизбежно протекают через город. С возникновением интернет-банкинга и онлайновых финансовых транзакций процесс это ещё более рассредотачивается, однако в общем инфраструктура финансирования располагается в городе.

Зависимость от углеродного топлива также привела к тому, что нам кажется, будто города независимы от своих экорегионов. Источники потребляемого каждым городом топлива находятся в отдалённых регионах, что обеспечивает современной городской жизни в той форме, в которой она нам известна, такое фундаментальное основание, что лишь недавно мы озаботились тем, чтобы представить себе, что могло бы его заменить. Города зависимы от углеродных видов топлива так же, как наркоманы – от героина.

Новаторские разработки в сфере возобновляемых источников электроэнергии предлагают новую альтернативу. Комбинация таких природных ресурсов, как солнечная энергия, энергия ветра, энергия приливов и зелёная (этаноловая) энергия позволяют каждому региону получить возможность производить энергию на основании постоянно возобновляемых источников. Данные возможности позволяют описать картину, очень похожую на отношение, которое установили пчёлы со своими природными источниками энергии. Что если каждый интегральный город возьмёт на себя ответственность за то, чтобы заботиться о зелёных полях своего экорегиона, осуществляя активную заботу и управление источниками пищи и топлива (став экспертом в использовании энергии солнца, ветра и приливов)?

Генераторы многообразия и сторонники местного питания, такие как Билл Маккиббен, Алиса Смит и Джеймс Маккиннон, выступают в поддержку подобного отношения. Также канадский предприниматель Кен Филд инвестировал в технологию, которая могла бы предоставить каждому городу поля возобновляемого зелёного топлива, чтобы поддерживать его энергетические потребности (как в плане еды, так и в плане топлива). Джордж Монбио предлагает адаптировать целый спектр энергетических источников местного происхождения: ветер, солнце, вода, ископаемые виды топлива, атомная энергия.

Подобные примеры взаимоотношений между городом и регионом вызывают особое уважение к нашим беспозвоночным соседям – пчёлам – и напоминают нам о том, что биомимикрия (Benyus, 1997) не только имеет преимущества для производства товаров, но ещё и может служить вдохновением для функционирования целостных систем, подобных интегральному городу. Джанин Бениус посвятила целое десятилетие тому, чтобы показать, как отражение функций природных систем может значительно расширить наше понимание производства более крепких, нежели сталь, волокон (паутина), исцеления на основе целебных природных трав, создания коммерции полного цикла и достижения солнечной алхимии на основании фотосинтеза. Маккибен, Смит и Маккиннон даже полагают, что эти практики способствуют построению демократии через паутину взаимосвязей, которые развились на основании прямых закупок у поставщиков вместо сети распространителей в супермаркетах.

 

Целостности, нагромождения и ландшафты функционального соответствия: преднамеренный дизайн и непреднамеренные последствия

Как часто отмечаем на страницах книги, мы видим город как единое целое. Очевидно, что наше использование секторов и интегральной карты не приводит нас к утверждению, что карта есть территория. Тем не менее секторы, используемые как призмы внимательного рассмотрения, позволяют нам выделить перспективы, говорящие о различных воззрениях. Они также способны помочь нам в признании ценности фрактальной и холонической сущности человеческих систем и подсистем.

Как и в случае с культурным сектором, есть соблазн видеть социальный сектор как простую репрезентацию системы норм или усреднённых значений, без осознания реальных различий, свойственных биологическим реалиям социального холона. Если мы совершим ошибку и нацелимся исключительно на нормы, тогда на самом деле мы будем пытаться понять «нагромождения» материи.

Вместо этого, если мы сможем удержать в уме динамические качества индивидуумов в социальном секторе, то сможем осознать ценность того, что социальный холон преимущественно характеризуется динамикой своей демографии. Исследование Диктвальда (Dychtwald & Flower, 1989) и Фута (Foote, 1999) поколения бэби-бумеров предупредило нас о возможности того, что «демография может предопределять нашу судьбу». Динамика социального холона находится под влиянием конкретных биологических типологий и их относительных значений (например, возраста, пола, этнической принадлежности, роста, веса).

Наши демографические особенности влияют на то, как мы строим города, с кем мы это делаем и для кого. Они предопределяют не только тип и поток ресурсов через город, но также в значительной степени то, кто будет принимать решения, затрагивающие всех в городе. Таким образом, то, кто становится лидерами в группах, будет предопределено их биологией и намерениями, находящимися в контексте окружающей их культуры и социальной демографии. Если мы вернёмся к блюстителям конформности и генераторам многообразия на примере наших друзей – пчёл, то станет очевидным, что чем больше представлен определённый набор демографических данных внутри социального холона, тем сильнее будет его влияние на общество в целом и тем больше они будут определять направление деятельности блюстителей конформности.

Возможно, что город эволюционно развился до момента, когда доминирование послевоенного поколения бэби-бумеров привело к потере ключевых механизмов обратной связи, позволяющих корректировать излишества. Когда мы можем импортировать еду фактически из любой страны мира, мы расширяем зону действия и влияния доминирующих демографических групп и в ходе этого их усиливаем.

Края системы будут определяться теми, кто не соблюдает конформность к нормам, – генераторами многообразия. В прошлом самокорректирующийся аспект природных систем означал, что генераторы многообразия в городе предлагали новые системные решения, когда блюстители конформности естественным образом исчерпывали доступные им возможности вклада и завершали свой функциональный цикл. Однако с расширением сферы аутсорсинга цикл блюстителей конформности был настолько продлён, что это приводит к тому, что мы не изменяем своё поведение до тех пор, пока не станет слишком поздно. Даймонд, Хомер-Диксон и Райт описывают этот феномен как «точки невозврата». Ирония состоит в том, что эти точки, как правило, располагаются непосредственно после пика влияния блюстителей конформности. Таким образом, обществами срубается последнее дерево, выливается последняя вода и потребляется последнее зерно без осознания, что они уже прошли переломный момент. Непреднамеренные последствия, вызванные недоосознанным проектным дизайном.

Наука о сложности описывает адаптацию живых систем к своим средам словосочетанием «ландшафты функционального соответствия». По-видимому, на данной стадии эволюции практически все города не имеют хорошего функционального соответствия в отношении своих ландшафтов. Это происходит преимущественно потому, что мы оказались неспособны рассмотреть города с точки зрения целостносистемной перспективы, включающей в себя контекст функционального соответствия среде. Для того чтобы мы могли обрести равновесие между городом и средой – чтобы сделать городскую жизнь устойчивой, – нам необходимо найти способ жизни, который соответствовал бы нашим городским ландшафтам.

 

Проявление взаимоотношений: что важно для людей и артефактов?

Социальный сектор включает людей и построенные ими артефакты и, по всей видимости, подразумевает структуры, системы и инфраструктуры. Они представляют собой конкретизацию и проявление взаимоотношений. Поэтому для того, чтобы навести новый порядок в социальных структурах города, нам требуется оценить, какие взаимосвязи уже существуют и в какое качество они, скорее всего, перейдут. Это придаст нам толчок в направлении сложности, вокруг которой городу требуется себя структурировать, дабы создать ландшафт функционального соответствия для индивидов и организаций, населяющих данный город.

То, что значимо для индивидуумов в городе, жизненно важно для преуспевания самого города: выживание, установление связей, личная сила и власть, порядок, продуктивность, совместное разделение, взаимообмен, всемирная осознанность. Когда бы вы ни исследовали устойчивость или счастье, эти общие ценности воспроизводятся в списках желаемых характеристик городов, предлагаемых людьми (Dale, Hamilton et al., 2007; Dale, Waldron et al., 2007; Hamilton, 2007b; Wills et al., 2007a, 2007b).

Хотя и кажется, что люди больше нуждаются в адекватном ландшафте функционального соответствия, чтобы оптимизировать свои человеческие приоритеты, в действительности подобный ландшафт так же необходим и для создания, поддержания и преднамеренного разрушения выстроенного ландшафта артефактов.

Нам известно, что наши современные выстроенные ландшафты, по всей видимости, способствуют глобальному потеплению: таким образом, они изменяют более крупный ландшафт, и мы должны принять на себя ответственность за него (Monbiot & Prescott, 2007). Можем ли мы помыслить о принятии на себя ответственности путём переосмысления структуры? Если да, то нам придётся начать с переосмысления взаимоотношений, чтобы подойти к этому фундаментальному труду с новой стороны. На самом деле мы могли бы начать с переосмысления наших взаимосвязей с планетой Земля. Это, как следствие, означает, что мы должны превзойти, но включить наши текущие поведение и структуры, ими выстраиваемые. Этот процесс начался бы с рекалибровки наших основополагающих ценностей неограниченного роста, наших основанных на конкуренции и деструктивных отношений и нашем утверждении своих прав без принятия на себя ответственности в мире. Нам следует перейти к системному менталитету, интегрирующем права, обязанности и структуры. Даже если мы решим сначала изменить свои структуры, мы обязательно изменим отношения людей, взаимодействующих в этих структурах. Мы это знаем из своего опыта по определению размера и доступности общественного пространства и социальных институтов – от транспорта до залов ожидания на железнодорожных вокзалах.

Влияние на истечение изобилия

(Owen, 2005, адаптировано с разрешения автора)

Майк Сэли, заведущий департаментом управления отходами в г. Калгари, осознал, что проблема отходов является не просто технической проблемой, имеющей техническое решение: она требует также и культурного и общественного решения. Он откликнулся на усугубляющуюся проблему отходов Города (3-е лицо), задав вопрос: что Мы (2-е лицо) делаем, чтобы решить проблему отходов? Он увидел, что в изобильной культуре и экономике, основывающейся на удобстве, одноразовом использовании, стремлении к прибыли и новизне, чрезмерное расходование стало настолько повсеместным, что эффективное решение требовало влияния «самоуправления», мобилизации личной ответственности для того, чтобы помочь менеджерам отходов справиться с переработкой мусора.

Специалист по почвам Кэм Оуэн предлагает всесекторную систему координат для того, чтобы создавать картографии потенциальных факторов потребления, которое способствует производству отходов. Можно рассматривать субъективные, межсубъективные, объективные и межобъективные реалии. «Наше» производящее отходы потребление может быть вызвано:

● (ВЛ сектор) недостатком осознанности, отсутствием озабоченности (нет чувства своей вовлечённости) или же недостатком интенциональности, или ощущения личной силы (то есть убеждение в том, что «я не в силах что либо изменить»);

● (ВП сектор) недостатком силы или физической способности иметь доступ к средствам переработки отходов.

● (НЛ) стигматизацией «зелёных» способов жизни, общественными нормами (например, необходимость соответствовать соседям или следование культурному мифу, будто «мусор – это плохое явление, которое, однако, необходимо для здоровой экономики»;

● (НП) недостатком программ, институтов или инфраструктуры или неадекватными законами и нормативными положениями по ограничению выработки мусора или способствованию уменьшения его производства.

Определение причин при помощи всесекторной системы координат помогает сформировать интегральную стратегию с использованием четырёхгранного подхода, в рамках которого ведётся работа как с традиционными, техническими и объективными (правосторонними) реалиями, так и с вдохновляющими трансформирующими субъективными (левосторонними) реалиями.

В результате исследования, проведённого программой «Надзор за мусором», проспонсированной администрацией города Калгари, было показано, что добросовестные семьи могут снизить объём отходов на 87–97 % при помощи уже существующих программ и институтов. Обсуждались и другие интегральные решения, список которых включает:

● «Объективные/межобъективные» (правосторонние) стратегии, такие как:

– Улучшение доступности контейнеров по переработке мусора (например, облегчение доступа для женщин и детей).

– Взимание платы, в форме таксы за каждый мешок мусора, чтобы наложить ограничения на излишние отходы (и, соответственно, способствовать тому, чтобы люди меньше выбрасывали).

– Расширение программ по переработке отходов, особенно направленных на переработку органических отходов, которые составляют наибольшую долю общего потока отходов (то есть разработка интенсивной системы компостирования).

● «Субъективные/межсубъективные» (левосторонние) стратегии, такие как:

– Организация форума, посвящённого проблемам переработки отходов, с привлечением множества сторон, чтобы создать канал постоянной коммуникации между службами по переработке отходов, промышленностью, гражданами, академическим сектором и правительством.

– Основание образовательного центра на мусорной свалке, чтобы проводить повышающие осознанность экскурсии.

– Создание образовательных программ в начальной и средней школе для того, чтобы способствовать развитию целостного понимания проблемы мусора и отходов (в Канаде программы уже существуют с 4-го по 7-й класс).

– Представление проблемы в вузах (например, я предприняла попытку лоббировать обязательное включение образовательного курса, который применяет интегральный подход к вопросам экологии/устойчивого развития человека, в программу Колледжа Маунт-Ройял).

– Открытие каналов коммуникации между муниципальным и прочими уровнями правительства (это особенно важно, потому что нормы упаковки мусора зачастую находятся в юрисдикции федерального правительства) и с неправительственными организациями, подобными организации «Устойчивый Калгари».

– Работа с такими организациями, как Канадский муниципальный совет; обмен информацией.

– Поддержка дополнительных просветительских инициатив, повышающих уровень образованности населения и вовлекающих граждан в активный диалог о проблемах переработки отходов и потребления, основывающийся на устойчивом развитии.

– Продолжение применения идеи «Общинного социального маркетинга» и продвижение идей самоуправления и личной ответственности.

 

Структуры содержат память о паттернах и процессах

Как отмечено выше, изменение в биофизических структрах и людях происходит медленнее, чем в интенциональных реалиях сознания, эмоций и духа. Когда мы проявляем свои тело и структуры, мы, в сущности, замораживаем память о паттернах и мыслительных процессах, произведших данные структуры. Структуры становятся зримой историей человеческих намерений, решений и взаимосвязей.

Структуры и инфраструктуры отражают наши общественные роли. Они выявляют пространство, создаваемое нами для успешной человеческой деятельности. Они распределяют ресурсы между людьми, чтобы те ежедневно работали, жили, вступали друг с другом в отношения, играли, организовывались, проявляли заботу и создавали системы. И в каждой из структур они показывают, как мы организуем себя, чтобы производить результаты. Путём исследования структур мы можем определить приоритеты организаций и города, соотносящиеся со сложностью и уровнями развития. (Например, приоритеты уровня 4 – это предназначение и принципы, уровня 5 – прибыль, уровня 6 – люди, уровня 7 – планета). Мы также можем определить трудовые роли (где и как кто кого ведёт), трудовое производство (где и как выполняется работа), социальные взаимосвязи (общественные иерархии), системы управления (кто кем правит), инфраструктуры и промышленные системы, а также информационные системы.

Мы можем заглянуть в каждую из этих систем, чтобы найти в них организационные подсистемы, описанные выше в рис. 7.1, и открыть для себя распределение ресурсов, которое создаёт и поддерживает проходящий через них поток энергии, материи и информацию. С точки зрения поперечно-срезового анализа, наши структурные карты могли бы указать на распределение ресурсов, основывающееся на человеческих ценностях (на том, что важно поддерживать для способностей уровней комплексности от 1 до 8: выживание, отношения, порядок, производство, забота, устойчивое развитие, глобальное благополучие).

Мы могли бы создать и картографию ролей, которые выполняют люди для поддержания структур в терминах временной длительности, требуемой для реализации этих ролей. Если мы признаем фактор времени в отношении вклада, делаемого ролями, мы сможем понять и процессы комплексности, и количество инвестиций, требуемых для того, чтобы поддерживать человеческие структуры. Мы также можем посредством этого анализа увидеть, что структура поддерживает намерения и, следовательно, стратегическое планирование. Исследования Эллиотта Жаке (Dutrisac et al., nd; Shepard, 2007) открывает нам, что современные трудовые роли можно распределить по восьми стратам, причём каждая из них представляет собой дискретные временные промежутки для трудовых решений, которые практически удваиваются на каждой страте. (Заметьте, что эти страты нетождественны аналогичным калибровкам, используемым в спиральной динамике, но они могут дать сведения об уровнях возрастающей сложности, которые превосходят и включают страты.) Временные промежутки простираются от трёх месяцев (на уровне магазина) до более пятидесяти лет (на уровне офиса гендиректора крупной международной корпорации). Таким образом, будет возможно создать карту не только дискретных временных промежутков, задействованных организациями, но и способностей трудовых резервов города, измеренных с помощью данного подхода. Теоретически это могло бы стать ключевым фактором при подсчёте необходимых инвестиций в человеческие системы в течение всей жизни (от рождения до прохождения через образовательные системы, трудовую деятельность и смерть). Подобные подсчёты приблизятся к цели измерения энергетических требований для поддержки индивидуума и устойчивой экологии популяций. При суммировании подсчётов можно получить наш эквивалент 18 кг мёда. Без сомнения, к этим очевидно весьма трудным, но необходимым подсчётам можно применить актуарный подход.

Томас Хомер-Диксон (Homer-Dixon, 2006) применяет сходный подход для того, чтобы понять взаимосвязь между энергией и структурой при подсчёте количества энергии, потребовавшейся, чтобы построить римский Колизей:

– возведение Колизея потребовало более 44 млрд килокалорий энергии. Более 34 млрд килокалорий было направлено на питание 1806 голов рогатого скота, задействованного в транспортировке материалов. Более 10 млрд килокалорий питали энергией квалифицированную и неквалифицированную рабочую силу, которая насчитывала 2135 рабочих, трудившихся 220 дней в году в течение 5 лет (с. 48).

Хомер-Диксон переводит данные подсчёты в количество земли, потребовавшейся для произведения хлебных злаков, обеспечивших необходимые калории при строительстве:

– чтобы построить Колизей римлянам потребовалось направлять, по меньшей мере, 19,8 кв. км земли ежегодно в течение пяти лет на выращивание пшеницы и 35,3 кв. км на выращивание люцерны. Суммарный эквивалент 55 кв. км земли почти соответствует площади острова Манхэттен (с. 53).

Итак, структуры и инфраструктуры содержат память о совместно разделённых намерениях. Они представляют собой остаточные паттерны и процессы, запечатлённые в материи, которая сначала началась в сознании людей и совместно разделяемых верованиях и мировоззрениях культуры, создавших данные структуры.

 

Эволюционное развитие структур и инфраструктур для обеспечения здоровья образовательной, здравоохранительной и трудовой систем

Городские структуры и организационные структуры стали возможны, когда появился 4-й уровень человеческого мышления, породивший ценность порядка (см. карту 2). Без осознания значимости порядка практически невозможно создать город, где могут процветать биопсихосоциокультурные реалии человеческой жизни. Если город выстраивается на предшествующих ценностях уровня 3 (силе и власти), он деградирует до уровня феодальной империи или военного лагеря, не имеющего организационной структуры, требуемой для поддержания устойчивого развития в течение многих десятилетий и поколений.

Даже в момент написания данной книги признание важности инфраструктуры оказывается излишне переоценено фондовыми биржами мира. Согласно «CIBC Wood Gundy» (Tal, 2007), практически 60 % инфраструктуры в Канаде было построено от 50 до 150 лет назад, причём более половины этих систем уже исчерпали 80 % срока своей эксплуатации. Это типично для деградирующей инфраструктуры Северной Америки. Экономист, написавший данную статью, полагает, что по всему миру настолько велик спрос на инфраструктуру (особенно в Китае и Индии), что акционерный капитал инфраструктур возвращал 60 % инвестиций за последние два года.

Проектирование подобающих структур и инфраструктур для жизненно важных вторичных систем города, таких как системы образования, здравоохранения и рабочих мест, тоже сегодня играет важную роль. Однако, чтобы обеспечить оптимальный успех этих систем, городу требуется стать гораздо более эффективным в плане сонастраивания этих структур с видением и предназначением города. Без видения люди погибают, а вместе с ними и структуры, которые должны поддерживать всю полноту их человечности. Если городские инфраструктуры возможны лишь с возникновением ценности порядка уровня 4, то оптимизация структур образования, здравоохранения и рабочих мест возникает из ценностей продуктивности (уровень 5), заботы (уровень 6) и устойчивого развития (уровень 7). Если посмотреть в обратном порядке, то данные ценности включают и содержат в себе остальные (устойчивое развитие включает и содержит в себе заботу, которая включает и содержит в себе продуктивность, которая включает и содержит в себе порядок).

Проблемы структур высокого порядка состоят в том, что они постепенно становятся всё более сложными и нелинейными. С возникновением новых глобальных цифровых технологий и глобальных транспортных систем структуры должны всё в большей степени допускать самоорганизацию, а также организационные принципы делегирования. Каждой из вторичных систем требуется проектный дизайн с уровнями сложности, которые отражают более пятидесяти лет мышления (страта 8 в системе Жаке). Такому уровню сложности необходимо, чтобы вторичные системы были спроектированы совместно друг с другом, а не как некие хранилища, которые отделены друг от друга структурами, культурами, демографическими группами и намерениями. Лишь удовлетворив потребности структурного дизайна данных систем, мы сможем создать условия для оптимального процветания интеллектов города.

Величайший вопрос, стоящий перед городом, заключён в том, что традиционные формы управления практически гарантируют, что требуемые уровни структурной организации не будут созданы, ведь люди, принимающие решения, не являются достаточно комплексными мыслителями, способными их спроектировать. Те, кто принимает решения (политики и государственные служащие), обычно приходят с уровней, выбранных подавляющим большинством избирателей, поддерживающих блюстителей конформности. Дизайн наших избирательных систем практически гарантирует то, что подобные избиратели, по всей вероятности, не будут голосовать за представителей, которые имеют мышление, достаточно комплексное для того, чтобы соответствовать требованиям современной жизни. Более того, кандидаты на государственные посты стремятся удовлетворить центр притяжения электората, так что по определению избиратели будут голосовать за политика, который удовлетворяет их зону комфорта.

Госслужащие приходят из рядов, где продуктивность на работе контролируется теми, кто поддерживает традиционный порядок. Как следствие, госслужащие по определению будут служить традиционному порядку и проявлять склонность сопротивляться введению более комплексного мышления в систему, которая будет это наказывать, а не награждать.

Проблемы роста населения и, следовательно, сложности процессов, будучи совмещёнными с привилегиями демократии, за последние два десятилетия позволили эволюционно развиться целому арсеналу решений для структурирования и оперирования вторичными системами. В традиционные иерархии порядка, продуктивности и заботы были введены спонтанные факторы самоорганизации. Частные системы доставки услуг предлагаются параллельно общественным образовательным и здравоохранительным институтам. Общественные системы предлагают родителям ваучеры, чтобы те могли воспользоваться услугами систем частного образования, соревнующихся с общественными системами. Партнёрства между частными и общественными структурами приводят к созданию институтов здравоохранения, производящих более эффективный результат, чем тот, который каждая из сторон могла бы произвести в отдельности.

Интересно и то, что по мере проектирования и введения новых решений высокие уровни подотчётности со стороны национальных и международных стандартов, таких как Международная организация по стандартам и Реквизитная организация, позволяют возводиться мостам, которые разрушают стены между структурами через требование коммуницировать друг с другом и предоставлять публичные отчёты.

В настоящее время предназначение систем образования, здравоохранения и рабочих мест преимущественно в том, чтобы способствовать благополучию индивидов. Практически не признаётся, если вообще признаётся, значимость коллективного видения. Мало внимания уделяется более высокой ценности создания коллективного блага для города как единого целого. Таким образом, высокие уровни городской эффективности, продуктивности, многообразия и системных выгод не интегрируются в синергии во благо всех сторон. Вместо этого они аккумулируются на индивидуальном уровне вне контекста этики коллективного благополучия.

Для предельного здоровья города системам здравоохранения нужно обратиться к вопросам поддержания коллективного здоровья в той же степени, в какой они поддерживают индивидуальное здоровье. Если бы проводилось по-настоящему системное рассмотрение, понятие здоровья включило бы в себя все четыре сектора, все восемь уровней и здравоохранительные методы, заботящиеся обо всех этнических культурах, которые имеют свои уникальные подходы. Нам требуется интегрированное здравоохранение, которое включает методы китайской акупунктуры, японского шиацу, индийской аюрведы, швейцарско-немецкой электрической обратной связи, гомеопатии, традиционного траволечения, аллопатической медицины, хиропрактики, терапевтического массажа и т. д. Данная система делала бы больший акцент на профилактике, нежели лечении, индивидуальной и коллективной ответственности, нежели институционализированной терапии, исследовании и охватывающем всю жизнь образовании. Аналогичным образом образование в городе должно быть настроено на оптимизацию коллективных и индивидуальных знаний, навыков и способностей. Оно должно фокусироваться на непрерывном обучении в течение всей жизни и на развитии способностей. Оно должно учить людей тому, как думать и обучаться, а не тому, что нужно думать и чему нужно учиться. Оно должно способствовать тому, чтобы индивиды развивали в себе способность не только к индивидуальной продуктивности, но и к командным действиям, управлению и лидерству. Оно должно помогать людям находить своё личное предназначение и позволять им использовать естественный интеллект в творчестве и инновациях для пяти ключевых линий: предназначения, принципов, прибыли, людей и планеты (Beck, 2004).

Система образования должна найти способ создать и применить структуры преподавания, обеспечивающие возможность для всего населения получать непрерывное образование в течение всей жизни. Системе образования нужно интегрировать образование по всему спектру уровней сложности мышления человека во всех четырёх секторах и восьми уровнях (и что бы ни развилось в будущем за их пределами). Системе образования необходимо понимать намерения городских лидеров и создавать условия для того, чтобы новые лидеры всё более глубоко и созидательно рассматривали не только свои интересы, но и совместные интересы в ходе диалога и консилиумов. Систему образования нужно переосмыслить таким образом, чтобы она начала включать не просто институционализированное предоставление образовательной услуги, но и контекстуальное предоставление образования во всех остальных секторах систем рабочих мест, здравоохранения и управления.

Люди в системах рабочих мест должны работать совместно с людьми в городском управлении, системах здравоохранения и системах образования, чтобы добиться чёткого понимания, каким образом системы способствуют благополучию города. Возможности рабочих мест, анализов и структур необходимо интегрировать с динамикой рынков, чтобы они могли способствовать развитию и других секторов. В то же время рабочие системы должны интегрировать в частный сектор блага общественного и некоммерческого сектора. Им нужно продемонстрировать выгоды соревновательных подходов и структур по проектированию и применению стратегий, в то же время не позволяя конкуренции наделять излишней силой или же, напротив, лишать силы уязвимые и ценные элементы общества.

Структуры рабочих мест, особенно в коммерческих и гражданских секторах, имеют особые роли, которые они должны выполнять в секторах государственной службы, образования и здравоохранения. Им нужно учиться у других секторов – и вместе с другими секторами – тому, как оптимизировать в городе продуктивность. Без того, чтобы излишне акцентировать внимание на извлечении прибыли в ущерб благополучию индивидуумов или целого.

 

Мешворки, самоорганизующиеся системы и иерархии сложности

«Мешворки» – это термин, возникший в нейробиологии, означающий интеграцию иерархий и самоорганизующиеся паутины взаимосвязей. В городе структуры мешворкинга координируют различные способности, функции и локации, чтобы интеграция и согласование приводили к интегрированной операционной стратегии и/или интегрированному кризисному реагированию. Мешворки объединяют данные и людей ради эффективных действий и результатов. (Мы более подробно обсуждаем деятельность по созданию мешворков в главе 10.)

В данном контексте важно знать, что мешворк объединяет в себе самоорганизующиеся результаты сложных адаптивных человеческих систем с воспроизводимым костяком иерархической организации – по-видимому, мешворк наилучшим образом интегрирует сильные стороны обеих операционных систем. Практика мешворкинга может начаться как на нижних, так и на верхних уровнях системы. Она одновременно и признаёт границы, вмещающие в себя системы, и принимает взаимосвязанность всех систем с ещё более крупными системами. В сущности, мешворкинг переосмысляет и рекалибрует иерархии, чтобы они могли поддерживать и извлекать пользу из процессов самоорганизации.

Построение мостов, взаимосвязей, сотрудничества и отношений между иерархиями и самоорганизующимися системами означает, что мешворк есть то, что глубоко основывается на отношениях. Системы управления проливают свет на отношения между различными стратами иерархий и самоорганизующихся систем, которые с ними соприкасаются.

 

Проектирование адекватных систем управления

Структурное проектирование города в предельном смысле имеет отношение к системам управления, которые служат ценностному центру. В большинстве своём миру очень нужны новые системы управления, которые обеспечивают необходимые иерархии возможностью быть подотчётными и поддерживать стабильный поток энергии, информации и материи во благо ценностных центров. Городам требуется предоставить наибольшее количество и качество ресурсов большинству граждан любой системы, созданной человеком. Однако в то же время города подотчётны более высоким уровням правительства, чьи операционные системы в большинстве случаев не организованы вокруг ценностных центров города и недостаточно комплексны, чтобы адекватно реагировать на потребности мира, нации или города. Этим более высоким уровням правительства недостаёт полномочий или стимулов, чтобы заботиться о преуспевании города. Данная ситуация имеет тупиковый характер и должна измениться, невзирая на тот факт, что более высокие уровни правительства контролируют финансовые нити города посредством налогообложения.

Рис. 7.3. Резюме городских структур: мегагород (10–20 млн.)

Рис. 7.4. Резюме городских структур: мезогород (5–10 млн.)

Рис. 7.5. Резюме городских структур: миллионный город (1–5 млн.)

Рис. 7.6. Резюме городских структур: минигород (0,5–1 млн.)

Рис. 7.7. Резюме городских структур: микрогород (0,1–0,5 млн/)

Нам необходима прогрессивная, системно спроектированная система координат для оперирования городом правительствами на различных стадиях развития и в различных состояниях изменения. В мире, где города содержат микрокосмосы всемирного сознания со спектром познавательных, эмоциональных и культурных способностей, подобные системы управления могли бы выстроить дизайн глобального управления, предложенный Стивом Макинтошем (McIntosh, 2007, p. 317) и включающий троичную представленность законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти. Это позволило бы оценивать удельный вес индивидуальных голосов (по всем уровням сознания), представленность микрорайонов (при помощи критерия производительности), экономических интересов (чтобы уравновесить другие ветви власти, но не доминировать над ними) и исполнительной интеграции (используя критерий способности и потенциала). Более того, моделирование данной интегральной системы управления в городе позволило бы нарастить мощности, нужные для его перевода в глобальные контексты.

Подобные системы управления могли бы использовать принципы мешворкинга, чтобы развивать адекватные иерархические структуры и позволять осуществляться самоорганизующейся адаптации. Эллиотт Жаке описывает то, что могло бы сработать в рамках его восьмиуровневой модели дискретных временных промежутков и ролевой «реквизитной организации». Ицхак Адизес тоже предупреждает нас об организационных условиях жизненного цикла, которые можно применить к эволюционному возрасту города.

В свою очередь, необходимо расширить границы применения этих структур к целостному городу, а не каким-то его отдельным фрагментам. В идеальной ситуации применение будет демонстрировать вариативность в отношении шкалы масштаба города и адаптированность к шкале и местным условиям. Рис. 7.3–7.7 демонстрируют, каким образом города на разных масштабах шкалы (от миллионников до двадцатимиллионников) можно структурировать таким образом, чтобы каждая из функций городской администрации, систем здравоохранения, образования и рабочих мест могла быть исполнена вертикально и при этом горизонтально сонастроена с межфункциональными способностями. На основании концепций Эллиотта Жаке о дискретных структурах временных промежутков для реквизитных организаций (РО) (Dutrisac et al., nd; Shepard, 2007b) приведённые таблицы гипотетически показывают, что по мере возрастания масштабов города ценности и способности ключевых сторон должны развиваться в соответствии с влиянием, которое оказывают их решения (соразмерно времени). Например, решение мэра в городе малого размера на рис. 7.7 может иметь горизонт риска от двух до пяти лет, тогда как многие решения мэра мегагорода на рис. 7.3 могут оказывать устойчивое влияние в течение последующих пятидесяти лет. Чем больше временной промежуток принятия дискретных решений, тем более высокие уровни необходимы для эффективного управления городом. (Заметьте, что таблицы организованы по убыванию – от крупнейшего к наименьшему.)

С точки зрения мешворкинга, страта временного промежутка в каждой из таблиц указывает на иерархические мешворки, обсуждаемые в главе 10. Данная таблица демонстрирует логическую эволюцию комплексности целостного городского управления. Если бы использовались подобные принципы, тогда ответственность регионов и федеральных правительств состояла бы в создании систем подотчётности и возможностей для развития способностей и институтов в городах. Тогда города могли бы друг у друга учиться и получить ценность менторства и коучинга со стороны национальной (и даже транснациональной) системы развития управления. Корни этой возможности, судя по всему, существуют во всё тех же неправительственных структурах, таких как ООН-Хабитат. Более того, даже в частном секторе, по некоторым оценкам, есть немного организаций, которые достигли способностей РО-уровня 8 – например, Exxon-Mobil, GE, Motorola и Walmart (Shepard, 2007a). Коль скоро мы исследуем лишь вероятные возможности, имеющиеся у нас, всё вышесказанное находится в сфере тотальной умозрительности и прогнозирования.

 

Заключение

Структуры, инфраструктуры и системы города возникают напрямую из природы человеческого вида. Мы эволюционировали до стадии человеческой истории, на которой к нам выдвинуты требования по признанию этой взаимосвязи во имя нашего собственного выживания.

Если мы будем помнить, что города являются магнитами ресурсов Земли, тогда сможем предпринять первые шаги по разрешению угроз благополучию планеты в направлении прибавления ценности жизни на ней. Даже если наши структуры, инфраструктуры и системы имеют концентрацию ресурсов и заблокированные энергетические потоки, мы всё равно можем использовать наши интеллекты для того, чтобы переосмыслить, на что могла бы быть похожа здоровая диссипативная структура в масштабах целого города. Далее приведены некоторые вопросы, которыми мы могли бы задаться.

Вопросы

1. Каким образом мы можем строить городские структуры, которые гибко протекают вокруг центров и позволяют происходить устойчивому развитию в локальных и глобальных масштабах?

2. Каким образом мы можем решить проблему демократии, согласно которой избиратели с более низким центром притяжения имеют власть избирать политиков, чей центр притяжения имеет недостаточный уровень комплексности, необходимый для создания структур, поддерживающих устойчивые условия жизни?

3. Каким образом мы можем переосмыслить и пересонастроить правительства, чтобы города были ответственны, подотчётны и уполномочены создавать устойчиво развивающиеся системы управления и правительства на уровне регионов; чтобы федеральные правительства были интегрированы таким образом, чтобы обеспечивать устойчивое благополучие индивидов и коллективов в паутине городов?

Три простых правила по применению принципов интегрального города из данной главы:

1. Управляйте поддерживающей жизнь энергией во благо всех.

2. Проектируйте исходя из центра на всех масштабах и для всех холонов.

3. Выстраивайте структуры, которые интегрируют созидательную самоорганизацию с иерархиями порядка.