Ритм города

В данной главе исследуются взаимоотношения города в нижне-левом секторе. Мы начинаем с изучения факта, что отношения в городе превосходят границы, которые как разделяют, так и вмещают в себя: например, индивидуальный и групповой голоса; множество уровней ценностей; и даже городские культуры и сельские культуры. Когда мы ощущаем границы сообществ и микрорайонов в городе, мы ощущаем тональность и ритм города. Границы – это определяющие края контейнеров, которые дают городу его идентичность и культурную карту. Отношения городских культур можно услышать и прочувствовать: это наблюдаемые состояния изменений в городе.

Благополучие города можно продиагностировать по его тону и ритму. Тон – это прочувствованное ощущение благополучия. Он относится к кристаллизованной оценке людьми своего контроля над условиями жизни. Его картографию можно легко подразделить на пять состояний изменения, которыми характеризуется адаптивность (и которые обсуждались в подробности в главе 4). Когда город гудит в стабильном альфа-состоянии, всё в мире правильно. Погода солнечная, надежды радужные, люди оптимистичные. Жизнь стабильна, предсказуема, а наша культура выяснила, как справляться со своими основными проблемами.

Когда в городе прерывистый грохот и оханье, люди видят, что что-то не так. Погода облачная, может, даже дождливая, люди озабочены чем-то, а мир менее предсказуем сегодня, чем он был вчера. У нас есть предчувствие, что нас ожидает больше изменений, и мы не уверены, что сможем с ними справиться. (Это характерная тональность турбулентного бета-состояния.)

Когда город полон жалоб, страхов и бездействия, когда «чёрт побери, что же нам теперь делать?» срывается со многих уст, люди знают, что у нас нет ответов на происшедшие события. (Си-эн-эн послушно описывало данные условия в Новом Орлеане, Нью-Йорке и Сан-Франциско после происшедших там катастроф.) Наше ощущение невероятности происходящего и недостаточной предсказуемости велико. Даже погодные и природные условия могут стать причиной нашей тревоги: речь идёт о штормах, ураганах, землетрясениях, наводнениях и пожарах. Мы потеряли чувство контроля и не знаем, как его восстановить. (Это тон паники, обездвиженности, депрессии, злости по поводу того, что мы в ловушке гамма-состояния.)

Когда город в приподнятом состоянии духа, полон радости, самозабвенного празднества, люди чувствуют, словно они способны видеть свет или сами пребывают в свете после нескончаемо длинного тёмного туннеля. Погода неминуемо солнечная, с сияющим чистым голубым небом, а экстатическое облегчение в голосах людей, на их лицах и в движениях тела вдохновляет на то, чтобы танцевать, петь и бурно ликовать. Мы чувствуем, что совершили прорыв, и знаем, что будущее несёт в себе большие возможности. Это состояние города, достигшего умиротворённости, когда свет продолжает гореть после предсказаний о катастрофах, связанных с «проблемой 2000 года», когда подача электричества восстанавливается после урагана. (Это возвышенный тон дельта-состояния.)

Когда город снова гудит, всё в мир прекрасно, мы вернулись к новым, более сложным, но стабильным условиям обыденной жизни. Погода предсказуемо хорошая, надежда вернулась к нам, люди приступают к делам с обновлённым оптимизмом. Жизнь вновь стабильна, предсказуема, а в нашей культуре есть уверенность, что она знает, как решать свои основные проблемы. (Это счастливый тон нового стабильного альфа-состояния.)

Каждая из этих тональностей в городе может быть соотнесена с ритмами контейнера самого города. И, подобно хиропрактикам, практикам метода Фельденкрайса или даже мастерам боевых искусств, мы можем ощутить состояние благополучия в контейнере, если заметим, что состояние изменения не только имеет качество тональности, но и изменение ритма между каждым состоянием изменения. Когда непредсказуемость приводит к нестабильности контейнера (когда его края, или грани, проницаемы и шатки), ритм разрушен, непредсказуем и неясен. Это несформированные танцы подростков в школьном спортзале. Когда происходит не рассеивание непредсказуемости, а её усиление, нестабильность переходит с границ контейнера к действующим лицам и взаимосвязям в самом контейнере. Ритм антагонистичен, полон конфронтации и столкновений. Это танец бьющихся друг с другом воинов, шутов на сцене и теледебатов.

Когда завершается битва и перед тем, как будет подписан мирный договор, ритм в контейнере смещается от исступлённого, краткого ритма войны к более спокойному ритму, способствующему рефлексии и исследованию, этот ритм отражает состояние глубокого «незнания», открытого для нахождения ответа. Этот ритм представляет собой критически важный переломный момент. Теперь начался длительный танец (термин, введённый для описания долгосрочного, более медленного, более качественного мышления).

Когда энергия битвы трансформировала отношения, а исследовательское познание принесло плоды, ритм становится созидательным. Для созидательного ритма характерен гибкий поток джазового перформанса, в котором индивидуальная игра музыкантов совмещена с командной групповой работой. Контейнер преисполнен потенциала и изобилует новаторской деятельностью. Это уличный танец интерпретативного джаза. Итак, взаимоотношения в городе не только отражают его культурную реальность, но и служат показателем городского здоровья, богатства и устойчивого развития.

Взаимоотношения: связи силы, гибкости и трансформирующего потенциала

Городские культуры всецело зависят от качества взаимоотношений. Город напоминает гигантский танец коммуникации в пчелином улье, где танцоры непрерывно движутся, объединяются, ассоциируются, группируются, вибрируют и создают паттерны. Необученный взор во всём этом видит хаос и движение. Мы неспособны увидеть или познать совместно разделяемый опыт танцоров – то, как они определяют, когда улыбаться, когда ощущается правильным взяться за руки, куда нужно поставить ногу. Но при помощи интегральных призм мы можем начать понимать невообразимые паттерны интеллекта, которые возникают в результате самоорганизующихся взаимоотношений на танцполе.

Взаимоотношения, возможно, являются основной валютой интегрального города. В живой системе они являются узами, которые соединяют личности (холоны) и информацию и обеспечивают возможность взаимообменов. Формирование взаимоотношений занимает центральное место в эмерджентном развитии новых паттернов, нового интеллекта и новой комплексности. Посредством осмысления взаимоотношений происходит признание границ, их связывание, пересечение, охватывание, разрыв, отрицание и переочерчивание. Взаимоотношения возникают в ходе транзакций, трансформаций и трансмутаций.

Посредством простейших транзакционных отношений осуществляется взаимообмен, но ни одна из сторон в ходе транзакции не претерпевает коренных изменений. Это взаимоотношения с курьером, который доставляет в ваш дом газеты. Или с баристой, выполняющим ваш заказ на кофе. Или городскими рабочими, вывозящими ваш мусор. Транзакционные взаимоотношения, как правило, представляют собой каждодневные взаимосвязи, которые поддерживают в нас те же самые паттерны и циклы, обеспечивающие предсказуемость и стабильность. Транзакции происходят в панархичных фазах инвестиции (эксплуатации) и аккумуляции (консервации).

В ходе трансформирующих взаимоотношений взаимообмен приводит к тому, что одна или обе стороны в значительной степени меняют свою форму. Взаимообмен одной и более сторон приводит к переосмыслению танца, благодаря чему эмерджентно возникает другой порядок паттерна (либо более, либо менее сложный, чем тот, что был до взаимообмена). Это взаимоотношения родителей и детей в процессе их развития через стадии совместной жизни. Или же преподавателя и студентов, трансформирующие обучение в познания. Или же работодателя и заводских рабочих, трансформирующие металл в машины. Или же священника и его прихода, трансформирующие дух в духовность. Трансформации происходят в панархических фазах распада (высвобождения) или разлома и перераспределения (реорганизации).

Посредством трансмутационных взаимоотношений обе (все) стороны коренным образом перекомпоновываются в нечто совершенно новое. Взаимообмен между двумя или более сторонами изменяет взаимоотношения, в результате чего появляется новый паттерн. В репаттернизации взаимоотношения, которые существовали до этого, превосходятся и включаются, так что они могут даже перестать быть видимыми. Это отношения, которые редко увидишь в городах в городских масштабах, поскольку сама природа городов опирается на предсказуемые взаимоотношения, которые происходят в виде ежедневных циклов вместе с трансформирующими взаимоотношениями, которые происходят в сезонных циклах или стадиях деятелей, вступивших во взаимоотношения. Трансмутационные взаимоотношения могут происходить, когда организации сливаются и создают новые структуры с совершенно новыми способами функционирования. Примером этому служит хаордическое (или хаотически упорядоченное) развитие независимой банковской системы, лежащей в основе системы кредитных карт «Visa» (Durrance, 1997). Когда коллективные убеждения изменяются в нижне-левом секторе на трансмутационном уровне, вместе с этим изобретаются новые формы организации и структуры в нижне-правом секторе. К примеру, новое мышление в девятнадцатом веке произвело корпорации, а в двадцать первом веке мы видим создание социальных предприятий.

Однако в масштабах города трансмутационные взаимоотношения происходят в точках пересечения разных эпох. Они создают взаимоотношения, которые никогда ранее не существовали, – взаимоотношения, порождённые инновацией, изобретением и озарением. Речь идёт о семейных взаимоотношениях, претерпевших изменения под влиянием открытия электричества, увеличившего продолжительность дня и сократившего цикл сна в доме. Речь идёт о взаимоотношениях в офисе, в которых коллапсировались время, расстояние и информация из-за изобретений основателей Bell Telephone, GE, Apple и Microsoft. Речь идёт о взаимоотношениях в пространстве отдыха, которые дают каждому домовладельцу видение и вдохновение исследовать неизведанные географии и культуры, открываемые телевидением и дешёвыми авиаперелётами на дальние расстояния. Каждая из этих трансмутаций влияет не только на жзнь в конкретном аспекте города, но и на жизнь города в целом.

Наши транзакционные взаимоотношения, как правило, служат нашим биофизическим поведенческим потребностям. Наши трансформационные взаимоотношения, как правило, служат нашим интенциональным потребностям. Наши трансмутационные взаимоотношения катализируют парадигмальные сдвиги в удовлетворении коллективных потребностей целостной системы.

Взаимоотношения можно категоризировать по спектральной шкале: от простых (транзакционных) до множественных (трансформационных) и сложных (трансмутационных). Всё это кардинально отличающиеся типы взаимоотношений, которые происходят одновременно, причём каждый из них излучает различный уровень энергии. Транзакционные взаимоотношения подобны вальсу двух людей, – всё, что они чувствуют, это души друг друга. Трансформационные взаимоотношения подобны группе людей, синхронно танцующих, – большинство из них испытывают радость координированного перформанса. Трансмутационные взаимоотношения происходят наподобие сетей людей, одновременно координирующих своё поведение на расстоянии, дабы достичь инновационного эффекта, – большинство из них испытывают в случае успеха коммуникации возвышенные чувства удивления, а в случае неуспеха – депрессию и общий упадок («Аль-Каида»? Кампании против курения?) Когда паттерны трансмутационных взаимоотношений повторяются достаточно часто, они становятся институционализированы и транслируются в транзакции новой культурной эпохи.

Городские ценности

Многие города эволюционировали из поселений, созданных в сельскохозяйственную эпоху, когда большинство взаимоотношений были только транзакционными. Это фактически были более простые взаимоотношения, требующие относительно простых систем управления. Ценности в этих местах выстраивались на фундаменте необходимости выживания и сильных семейных и родственных узах под предводительством могучих индивидуальных лидеров. Они воплощали ценности уровней 1, 2 и 3.

По мере того как эти поселения эволюционировали в города и затем мегаполисы, транзакционные взаимоотношения продолжались и возникали трансформационные взаимоотношения. В этот момент города как реляционные системы (системы отношений) усложнялись; требовалось трансформировать системы управления, чтобы вывести их за пределы транзакционных способностей. Города начали зависеть от ценностей авторитета, стандартов и экспертизы в ремёслах и профессиях (уровень 4).

Некоторые города возводились с нуля в ответ на трансмутационное воздействие индустриальной революции (примерами являются Вашингтон и английские мельничные города). Их первоначальное предназначение состояло в том, чтобы быть централизированными правительствами и концентрировать мануфактуры. Они развивались преимущественно на ценностях уровня 4 и экспертизе управления правительствами и фабриками, обучения рабочих, а ценности уровней 1, 2 и 3 они воспринимали как нечто само собой разумеющееся, служащее удовлетворению базовых потребностей жизни. Однако в своём стремлении к продуктивности и эффективности они развили ценности уровня 5 – конкуренция, ориентация на прибыль и продуктивные результаты. Возникшие новые города (такие как Каната, провинция Онтарио, в Канаде или Бойсе, штат Айдахо, США) способствовали взаимоотношениям, в рамках которых могла процветать конкуренция как внутри города, так и между городами в результате торговли.

Культуры городов уровня 5 стратегически позиционировали основанные на предпринимательстве взаимоотношения внутри городской администрации, чтобы управлять взаимоотношениями за его пределами. Теперь же пресыщение достижениями ценностей уровня 5 требует переосмысления города с точки зрения его взаимосвязи с окружающей средой, из которой он получает свои ресурсы и в которые возвращает отходы. Взаимоотношения города со своей средой стали токсичными. Квинтэссенцией токсичных взаимоотношений является загрязнение. В течение столетия вопросы загрязнения преимущественно игнорировались, пока его последствия не стали настолько заметными, что их можно было замерить с точки зрения влияния на климат.

Конкурентные взаимоотношения между городами также привели к неожиданным результатам. В такой модели взаимоотношений некоторые города выходили проигравшими, а другие – победителями. По мере того как капитал и машинная индустрия заменяли человеческий труд, проигрывавшие города теряли экономические стимулы. Сначала они потеряли стимулы к производству товаров и/или разработке ресурсов (к примеру, угля, стали и текстиля) – и рабочие места, с ними связанные. Теперь они теряют рабочие места, связанные с информационными функциями, ведь даже эти профессии можно переводить в аутсорсинг к менее затратным исполнителям. Потеря рабочих мест изменяет взаимоотношения между организациями, работодателями, сотрудниками, семьями, партнёрами и индивидами в городе.

Когда прошли первые волны массовых смещений, возник новый комплекс ценностей, чтобы поддержать через сети социальной безопасности безработных, инвалидов, людей с недостаточными навыками и имеющих проблемы со здоровьем. В контексте этих изменений возникли ценности уровня 6 и институционные взаимоотношения заботы и совместного разделения. Прогрессивные городские администрации создали департаменты по работе с социальными нуждами. Благотворительные общества трансформировались в некоммерческие организации, чтобы иметь возможность поддерживать взаимоотношения, находившиеся в процессе разрушения и разрывов.

В некоторых городах ряд индивидов имеют ценности, которые отражают реальность того, что взаимоотношения представляют собой гибкие и текучие системы. Однако существует мало городских взаимоотношений, которые характеризуются ценностями уровня 7. Давно укоренившиеся взаимоотношения в бюрократиях защищают основанные на правилах ценности уровня 4. Конкурентные взаимоотношения, как правило, проявляются тогда, когда государственные служащие продвигают стратегические ценности уровня 5 и (в более недавнее время) ценности социального правосудия уровня 6. В результате большинство городских культур преимущественно сопротивляются необходимости переосмыслить взаимоотношения, чтобы поддержать системные, экологически обоснованные ценности уровня 7. Нависающая над всеми проблема изменения климата может это изменить. Она может стать триггером, который приведёт к трансмутационной рекалибровке взаимоотношений в городе и даже между городами.

Адаптивные взаимоотношения: внутренние судьи, распределители ресурсов, блюстители конформности, генераторы многообразия, внутригрупповые турниры

Когда мне на ум приходят наши друзья-пчёлы, я вспоминаю о стоящей перед ними цели обеспечить выживание улья путём производства 18 кг мёда посредством взаимоотношений, которые они установили друг с другом (и даже посредством внутригрупповых турниров с другими ульями). Что нам могут поведать пчелиные ульи о человеческих взаимоотношениях внутри и между городами? Быть может, четыре роли, существующие в улье, могут дать нам метаперспективу на взаимоотношения внутри города? Кто наши внутренние судьи, распределители ресурсов, блюстители конформности и генераторы многообразия? Каким образом они могут способствовать адаптационному потенциалу наших взаимоотношений по обеспечению выживания, большей эффективности и благополучия?

Как отмечено в главе 4, Ицхак Адизес (Adizes, 1999) называет сходные роли: интегратор, администратор, производитель и предприниматель. Он исследовал, как взаимоотношения между этими функциями изменяются в процессе естественных циклов жизни организаций. Адизес отмечает, что паттерны стадий цикла организационной жизни – это те же самые фрактальные паттерны, которые наблюдаются в жизненном цикле отдельного человека. Подобно индивидам, организации могут умереть в любом возрасте и на любой стадии жизненного цикла: нет никакой гарантии, что его удастся завершить.

В главах 6 и 7 мы исследовали, как Джеймс Грир Миллер (Miller, 1978) воспринимает взаимоотношения живых систем, воплощённых в трёх основных кластерах биологических систем:

1. Подсистемы, которые перерабатывают и материю-энергию, и информацию (может, это и есть судьи/интеграторы?).

2. Подсистемы, которые перерабатывают материю-энергию (может, это и есть блюстители конформности/производители?).

3. Подсистемы, которые перерабатывают информацию (быть может, это и есть распределители ресурсов/администраторы?).

Четвёртая из существующих в пчелином улье ролей генераторов многообразия/предпринимателей, по-видимому, является особенной версией кластера 1, создаваемой со специальной целью вызывать адаптацию. (Возможно ли, что в период, когда Миллер проводил исследования, ещё не существовало технологии регистрации и изучения адаптивной способности, а посему данная функция ускользнула от его внимания?)

Ицхак Адизес, эксперт по корпоративным жизненным циклам и структурированию, Джеймс Гриер Миллер, этолог и биолог, и биолог-антрепренёр Говард Блум (рассказчик истории о пчелином улье) предоставляют нам ряд индикаторов того, как человеческие взаимоотношения осуществляют процесс адаптации к жизненным условиям. Если человеческие системы в основе своей фрактальны, мы должны уметь видеть единый паттерн взаимоотношений на каждом уровне человеческой шкалы. (Модель панархии Холлинга предоставляет нам призмы, через которые мы можем увидеть естественное течение цикла жизненных условий, которое создаёт триггеры для воспроизведения изменений.)

Рис. 8.1. Культурные взаимоотношения города в каждой ценностной фазе

На каждой фазе, на каждой стадии сложности взаимоотношения между этими метаролями изменяются и, как следствие, выражают в культурной жизни города различные качества. Рис. 8.1 говорит о том, что на каждой стадии сложности перевешивающая ценность (порядок, достижение прибыли, забота, систематизация, глобализация и т. д.) привносит новое намерение в совместно разделяемое пространство взаимоотношений. Предприимчивый генератор многообразия – это роль, с которой начинается каждый уровень; она открывает новый способ адаптации, разрешающий превалирующие в тот момент проблемы. (Холлинг данную фазу называет «реорганизацией».) Когда начальная фаза переходит в более зрелую, приходит время производителей: они начинают генерировать изобилие и рост при помощи ценностей этого уровня сложности. (Холлинг называет эту фазу «эксплуатацией».) Когда развитие становится более зрелым, пик взаимоотношений приходится на интегративную стадию. (Холлинг называет эту фазу «консервацией».) Наконец, когда в расцвете фаза аккумуляции (которую Холлинг называет «высвобождением») цикл оказывается готовым перейти к следующей итерации и начать заново на новом уровне сложности (в том случае, если жизненные условия это поддерживают).

Кто в центре Вселенной? Eko, ethno, ego, excel, equal, eco, evo?

Мы видели, что, поскольку превалирующие формы поведения в любой культуре возникают в ответ на жизненные условия, каждый уровень существования функционирует в рамках возрастающих уровней сложности, для того чтобы максимизировать организующий принцип (или ценность) текущих жизненных условий. Это поведение приводит к естественной тенденции защищать статус-кво на данном уровне сложности посредством блюстителей порядка (организующего принципа/ценности).

Таким образом, будет проявляться тенденция к поддержанию напряжения, способствующего ценностям и поведению, которые наиболее согласованы с текущими жизненными условиями. Оборотная сторона данного поведения заключается в том, что превалирующая культура будет защищать себя от генераторов многообразия. Когда жизненные условия наконец потребуют решений, которые могут предоставить генераторы многообразия, проблемы, созданные ценностями блюстителей конформности, как правило, встанут столь остро, что большинство будет готово к тому, чтобы принять изменения. Похоже, что эти естественные эволюционные циклы имеют фрактальный характер и эмерджентно возникают на всех уровнях масштаба рассмотрения: индивидуальном, семейном, организационном, общественном.

Если посмотреть на пары ценностей в цикле развития, выделенном Грейвзом, то можно увидеть, что взаимоотношения между блюстителями конформности и генераторами многообразия непрерывно циклируют от одного поля к другому, чтобы оптимизировать вклад каждой группы людей в выживание. Как только замыкается каждая полярность, начинается новый цикл, мы оказываемся способны признать, что ведущие ценности человечества также эволюционно развиваются во взаимосвязи с мировоззрениями, как показано на рис. 8.2. По сути, в любой культуре мировоззрения описывают то, кто именно находится в центре Вселенной. По мере повышения высоты культурных ценностей Вселенная экспоненциально увеличивается, а культура становится всё более широкой и включающей другие культуры. (Как отмечено в предыдущих главах, гипериндивидуализм по Маккиббену, по-видимому, указывает на блок в США на уровне эгоценностей. В контексте города это очень серьёзная проблема для здорового функционирования демократии, которая требует по меньшей мере этноцентрического мировоззрения, – однако работает куда лучше на уровнях всемирных, социальносетевых и системных отношений.)

Рис. 8.2. Мировоззрения: кто находится в центре Вселенной?

Смешанная семья: динамика социальных холонов

Под большим многообразием культурных группировок существует самоорганизующийся гибкий поток социальных холонов. Как отмечено в главе 3, любая группа из двух и более людей не является простым холоном (целостностью, состоящей из множества целостностей). Сплочённую группу из двух и более людей необходимо считать специальным типом холонов – социальным холоном. Качества социального холона не просто суммативны, но и основываются на динамизме отношений. Каждый человек в социальном холоне является сложной адаптивной системой, интенциональные и поведенческие способности которой демонстрируют «центр притяжения», который располагает их на уровнях сложности. Нам известно, что жизненные условия вынудят человека отвечать на влияние среды где-то в диапазоне своих способностей. В зависимости от своего уровня мастерства люди будут проявлять большую или меньшую гибкость касательно своего центра притяжения.

Спорт и искусство перформанса – особенно хорошие примеры данной действительности. Возьмём, к примеру гольф, где каждый участник играет свою собственную игру. Когда мой муж играет в гольф, он намеренно соизмеряет уровень сложности игры с центром притяжения своего мастерства в данном виде спорта. В хорошие дни он превосходит свои ожидания и играет лучше. В другие дни он плохо себя чувствует, а погода дождливая, так что он играет хуже ожидаемого.

Если рассмотреть социальный холон, где два и более человека имеют совместные намерения, убеждения, ценности и мировоззрения, то производительность социального холона определяется индивидуальной производительностью каждого участника социального холона. Если вернуться к примеру с гольфом, то когда мой муж играет на простом турнире с командой из четырёх человек, общая сумма набранных командой очков зависит от индивидуальной производительности каждого игрока.

Каждый гольфист имеет свой собственный центр притяжения (мастерство в игре) и играет индивидуально. Индивиды не играют так, словно они являются машиной, состоящей из частей. Они играют как мягко связанная сложная адаптивная система, отвечающая на жизненные условия поля для гольфа и друг друга (не говоря уже о других гольфистах, находящихся на поле в то же время). При помощи балловой системы мы можем подсчитать усреднённое мастерство команды, суммировав и выведя средний уровень индивидуального мастерства каждого участника. Сколь бы ни казалась такая система привлекательной с точки зрения своей простоты, она не может предсказать работоспособность команды или любую индивидуальную работоспособность, потому что речь идёт о сложных адаптивных системах.

В идеальных условиях команда может достичь сверхнормальных уровней работоспособности (то есть играть выше центра притяжения своего мастерства, как в индивидуальном, так и в командном плане). Причины подобного эффекта ещё только предстоит изучить. Игроки, которые достигают подобных результатов, отмечают переживание состояния «в зоне высшей продуктивности», положительное влияние друг на друга, вхождение в своего рода «пузырь» телепатического взаимопонимания и интуитивной чувствительности. Исследование морфического резонанса и морфических полей Шелдрейка может объяснить вышеупомянутый опыт культурной согласованности. В общеупотребительном языке данный феномен известен как «пребывание на единой волне» или даже «нахождение на общих основаниях». Мы можем передать больше понимания при помощи этих фраз, чем может показаться на первый взгляд, поскольку, по-видимому, культурную согласованность можно изменить посредством метрической системы, отслеживающей энергетический шум и резонанс. В большинстве командных видов спорта наблюдаются сходные явления.

На самом деле, при большем масштабе рассмотрения исследования Шелдрейка указывают на то, что культуры возникают, потому что, когда мы повторяем паттерны поведения и намерения достаточно часто, мы создаём энергетическую память в теле и поле (или пространстве) вокруг тела. Подобные повторения создают нечто вроде энергетической колеи, при помощи которой мы можем получить доступ к коллективному сознанию (или коллективному бессознательному, если использовать терминологию Юнга). Юнг называл данные культурно повторяемые поведения, хранимые в энергетической памяти, «архетипами». Архетипы представляют собой типичные поведенческие формы культуры и производят персонажей, встречающихся в традиционных сказках всех культур (таких как девица на выданье, воин, король, герой, шаман, мудрец и шут).

Культурные архетипы также отражают деятелей («актёров») и их взаимоотношения на каждом уровне сложности. Они отражают мировоззрения, ценности и мемы, которые задействованы в любой культуре на любом отдельно взятом уровне сложности. Архетипы отражают сущность ролей и взаимоотношения в определённом «центре притяжения».

Однако, независимо от того, признаёте ли вы теории морфического резонанса, полей или архетипов, реальность культур состоит в следующем: культуры образованы социальными холонами, в которых намерения каждого человека потенциально могут привести к значительным изменениям. Парадоксально то, что намерения каждого человека могут повлиять на ситуацию лишь в случае, когда сила фактора блюстителей конформности понижается достаточно, чтобы позволить заметить вводимое различие и откликнуться на него. В пчелином улье, как нам известно, это означает, что работоспособность блюстителей конформности перестаёт поддерживаться распределителями ресурсов и внутренними судьями, поскольку их деятельность более не способствует выживанию улья. Это приводит к тому, что блюстители конформности теряют энергию (и погружаются в заметную депрессию), тем самым позволяя системе заметить энергию, предлагаемую генераторами многообразия.

В интегральном городе мы получим преимущество, если будем замечать, где находится энергия: кто действует как блюстители конформности, а кто – как генераторы многообразия. Мы должны наблюдать за этим в контексте естественных подсистем и микрорайонов города, ибо это будет варьироваться от района к району. Уделяя внимание подобной флюктуации, мы будем понимать, где наши стратегические точки воздействия и каковы следующие естественные шаги для развития конкретного микрорайона. Понимание этого фактора способно улучшить как действительную, так и субъективно воспринимаемую чувствительность в городе. Ведь, как мы видели, ценности, мировоззрения и желания одной группы будут отличаться от таковых у другой группы в зависимости от центра притяжения социального холона.

Картография интегральных голосов: горожанин, городской менеджер, гражданское общество, городской девелопер

Репортажи о голосах: роль СМИ в городе

То, что мы являемся биологическим видов рассказчиков историй, по всей видимости, неизбежно привело к изобретению способа оформления процесса сказительства. В мире не существует города, в котором не было бы СМИ для содействия рассказыванию историй («сторителлингу», от англ. storytelling). В свободном мире СМИ имеют особую привилегию в системе управления, заключающуюся в том, что им позволяется (и даже рекомендуется) критиковать находящихся у власти, их законопроекты и привилегии. Даже в несвободном мире, где государство управляет влиянием прессы, государство заимствует атмосферу респектабельности у прессы свободного мира, чтобы сделать вид, что функция СМИ в их городе или государстве выполняется.

Роль и потенциал СМИ в конечном счёте ограничиваются способностями издателей (которые являются распределителями ресурсов), редакторами (которые являются внутренними судьями) и журналистами (которые являются блюстителями конформности и генераторами многообразия). В живом теле города медиа способствуют потоку информации через городскую систему. Подобно тому, как пчёлы опыляют цветы на лугу, они опосредуют информационный взаимообмен, субъективно выбирая, на чём фокусировать информационный поток, собирают информацию, концентрируют её (посредством внимательного приоритезирования, записывания, интерпретирования и редактирования), делятся ею посредством рассказывания историй и отслеживания обратной связи.

СМИ, которые развивают, поддерживают и интерпретируют голоса первого, второго и третьего лица, оказывают мощное влияние на функционирование города, поскольку создают и поддерживают пламя тех процессов, о которых они считают важным сообщить. Тем самым СМИ играют роль отражателей и усилителей информации; у них есть необычайно глубокий этический императив выполнять свою фукнцию со всей ответственностью. На самом деле ценности, свойственные деятелям СМИ, становятся ценностями, отражёнными в качестве ценностей города. Таким образом, СМИ способствуют повышению качества жизни в городе, поскольку они становятся важными органами, информирующими об основных голосах города.

Современные СМИ подразделили рынок на международные, национальные и местные новости. Три масштаба рассмотрения человеческой деятельности отражают культуру на различных уровнях вовлечённости, имеющих различные системы верований и убеждений, выбирающих, о чём необходимо сообщить, как это нужно интерпретировать и где распространять. В свободном мире это значит, что читатель/наблюдатель/слушатель может принять решение формировать свои воззрения под влиянием избранного им СМИ, специализирующегося на той или иной точке зрения, принимаемой (и/или поддерживаемой) потребителем информации. Это принятие может быть пассивным или активным.

В пассивном режиме потребитель попадает под воздействие информации без осознанного выбора (например, слушая радиостанцию, которая играет в такси). В активном режиме потребитель преднамеренно выбирает СМИ и/или осознанно потребляет информацию.

Знаменитый коан Маршала Маклюэна «средство есть послание» отражает сущность власти массмедиа, если на неё взглянуть сквозь призму притяжения ценности. Имея редактора, который располагает уровнями сложности, равными или превышающими способность города, СМИ предлагает городу уровень интеллекта, который не только честно отражает городские голоса, но и исследует то, что действительно важно на данном масштабе событий города. К примеру, в Ванкувере (имеющем население 2 млн. человек) Патриша Грэм, редактор «Ванкувер сан», предпринимает последовательные действия по созданию газеты, которая использует мудрость сложносистемного видения и непосредственного доступа к международным событиям, в то же время формируя газету, которую могут оценить читатели, чьи ценности варьируются от семейных уз, энергии спорта и искусства, стандартов управления и авторитетного влияния до преуспевания в бизнесе, богатства социальных сетей и гибкого потока международных экологий.

В более маленьком городе – Эбботсфорде (с населением в 130 тыс. человек) – Рик Рейк, редактор «Вестника Эбботсфорд», описывает местные проблемы, с которыми сталкиваются мэр, администрация, местный школьный совет, спортивные команды, а также церковь и прихожане. В своей газете он делает это таким образом, чтобы читатели и рекламодатели Эбботсфорда видели в ней своё отражение.

В эпоху мультимедиа (в особенности электронных средств информации), где в течение пятидесяти лет царит язык образов, а последнее время смартфоны и планшетные компьютеры распространяют эту способность во все уголки жизни, значительная часть медиа опирается на создание выборочных образов и эффектных звуковых фрагментов, которые приятно возбуждают и стимулируют, не способствуя при этом процессу зрелой интерпретации. Культура наших городов сегодня обслуживается стабильным потоком информации, которая развлекает и явным образом отвергает ценности, которые разделяют большинство людей.

Этот транснационально опосредуемый подрыв местных культурных ценностей изменяет наши города. Транснациональные СМИ способны экспоненциально увеличивать интеллект города, однако в своём текущем виде они застряли в фазе создания и донесения посланий, которые блокируют или даже способствуют деградации интеллекта (например, жестокие видеоигры). Подобно всем технологиям, транснациональные электронные СМИ проходят через жизненный цикл, который начинается с незрелых исследований и применений.

Зрелость газет, а теперь и радиостанций и телевизионных каналов, демонстрирует, что ценности можно рекалибровать таким образом, чтобы в результате появились осмысленные, продуктивные, поддерживающие жизнь программы и медиаконтент. Это находится в ярком контрасте с возникновением индивидуализированных и близоруких взаимообменов историями, которыми изобилуют вебсайты социальных сетей. Рост количества блогов подтверждает, что нам, людям, свойственна очарованность историями, однако часто блогеры ограничиваются незрелыми и нередко нарциссическими заботами и эгоистическими соображениями.

Мир беспроводных мультимедиа уже продемонстрировал свою способность ускорить межсубъективный взаимообмен (о чём свидетельствует президентская предвыборная кампания 2008 года в США), даже притом что значительная его часть по-прежнему озабочена порнографией и сексом, которые, как кажется, безнадёжно завязли в ценностях, регистрируемых на низших уровнях развития человеческого сознания. Город обучается тому, как даже подобный интеллект может быть преобразован во имя лучшего. (Например, широкое распространение сведений о существовании детского секстуризма привело к социальному давлению на правительства соответствующих стран, чтобы те объявили подобные практики вне закона; родители используют специальные технологии родительского контроля, чтобы управлять доступом детей к информации.) Даже в плане культуры нам следует задаться вопросом: каким образом эти отвлечения способствуют углублению нашего понимания живых человеческих систем? Что это может поведать нам о выживании, воссоединении с окружающей средой, воспроизведении?

Когда и как наши распределители ресурсов и внутренние судьи перераспределят нашу энергию в направлении более конструктивных практик? Что данная озабоченность говорит нам о конформности, которая поддерживается (посредством участия), и каким образом мы можем награждать генераторов многообразия?

Как конструирование зданий игнорирует конструирование культуры

Китай переселил целые города в процессе постройки плотины «Три ущелья». Культурная связь с предками и местностью, особенно важная в Китае, была принесена в жертву ради приоритетов построения инфраструктуры и производства электроэнергии. Ещё хуже этого феномена то, что в новых городах, спроектированных на чертёжных столах девелоперов со всего мира (от Саудовской Аравии до Японии и Китая), ожидающих, что люди просто «вольются» в здания красиво спроектированных городов, совершенно никакого внимания не уделяется реалиям культурных взаимосвязей. Дисфункциональные, искусственно выстроенные после Второй мировой войны гетто города Глазго, где ныне преобладают бандитские группировки и наркоторговля, к сожалению, учат нас тому, что девелоперы не внемлют гласу рассудка.

Воссоздание культурной значимости

Город является контейнером, в котором неизменно процветает культурная жизнь. Но он также выступает и в роли контейнера, который зачастую отвергал или даже подавлял культурные ценности. В городах, история которых древнее индустриальной революции, культурная жизнь эволюционировала в течение столетий и оказывала сложное воздействие на влиятельные круги. Более молодые города, возникшие во время и после индустриальной революции, имеют меньшую культурную глубину. Это позволило производственной деятельности приобрести такую большую значимость, что наслаждения бытия, становления и отношений оттеснялись на обочину. Дело не только в этом, но и в том, что мировоззрение, возникшее в результате данного процесса, рассматривало человеческие системы как механизмы, чьи видимые части можно соединять воедино, подобно конструктору «Лего». Городские менеджеры и девелоперы, землевладельцы и предприниматели фокусировались почти исключительно на зримых аспектах города, не имея практически никакого понимания незримых взаимосвязей, которые сплетают город воедино.

В эпохи, предшествовавшие индустриальной революции, межличностные отношения имели настолько долгую историю, что они закрепляли города в системах ценностей, мировоззрений и отношений, которые могли быть изменены только посредством переселения людей с населяемой ими городской территории. Подобные отношения являются настоящей текстурой города – его тканью, которая создаёт поле сознания, становящееся ощутимым духом или сутью города.

Досовременные системы ценностей, опирающиеся на сильные семейные и родственные узы, держат на себе незримую культуру, которая выражается в совместно разделяемой эстетике, осязаемой архитектуре и определённых предрасположенностях. Это культура, которая возникает благодаря историям, которые мы рассказываем друг другу (устным историям), объясняющим проживаемую реальность биопсихосоциокультурных взаимосвязей.

Города, построившие социально доступное жильё, преимущественно в период 1950-х и 1960-х, выяснили на своём горьком опыте, что простая постройка доступного жилья не создаёт благополучный квартал или живые сообщества. Если пересадить людей с одного места, которому были свойственны дисфункциональность и неблагополучность, в другое место, построенное без участия этих людей, они принесут с собой дисфункциональный культурный опыт, багаж и ожидания из предшествующей жизни. Там, где девелоперы жилья стремились создать великолепные условия для улучшения качества жизни людей, которые переселялись в высотные новостройки и дома (например, в Глазго, Торонто и Чикаго), те же самые люди приходили в ужас от того, что все старые проблемы, связанные с предыдущими жилищными условиями, стремительными темпами воспроизводились в новом жилье. Новая культура, которая возникала, когда устанавливались взаимосвязи между жильцами, основывалась на тех же старых патологиях. Лишь после накопления опыта одного и более поколений мы можем увидеть, что эти эксперименты чётко показывают, что культурные взаимосвязи мучительным образом реальны и играют важнейшую роль в жизнеспособности и качестве жизни любого сообщества.

Теперь нам известно, что культура – это действительно основополагающий столп устойчивого развития сообществ, и такие страны, как Канада, недавно признали этот факт, официально постановив, что культура – это неотъемлемый аспект процессов устойчивого развития сообществ. Модель «креативного города» по Ричарду Флорида (Florida, 2005) представляет собой систему координат, позволяющую оценить конструктивное влияние, оказываемое культурным творчеством на качество городской жизни. Сеть креативных городов в Канаде на городском уровне предоставляет коллегиальную поддержку эмерджентному возникновению живого культурного творчества, которое нужно поддерживать в любом новом сообществе.

Однако в Канаде, где культура была определена федеральным правительством в качестве одного из четырёх столпов устойчивого развития в 2005 году, как показывает исследование Кэт Рунналс (Runnals, 2007), преобладающее количество муниципалитетов демонстрирует, что у них нет (или имеется крайне мало) стратегий или ресурсов, чтобы осмысленно обращаться к данному столпу.

Культурная вовлечённость подобна удобрению для пересадки чего-то нового в любое сообщество. Именно способствуя образованию взаимосвязей и оказанию взаимной поддержки, культура заполняет в противном случае пустынные земли доступного жилья. Если этот аспект игнорируется, он всё равно будет создан, ведь образование взаимосвязей заложено в самой природе социальных холонов. Однако когда взаимосвязи возникают искусственно, они будут откликаться на жизненные условия и центр притяжения тех, кто их устанавливает. Таким образом, социально доступное жильё зачастую оказывается неспособно послужить эффективным прибежищем для малоимущих, ведь центр притяжения малоимущих нередко находится на очень низком уровне развития. Как следствие, они склонны попадать под влияние хищнически настроенных наркодилеров или уголовников, что мешает здоровой самоорганизации жителей. Преодоление ценностей, которые могут быть как среднедисфункциональны, так и высокодисфункциональны, требует наставничества и поддержки, ведь обретение новых ценностей нуждается в среде, в которой может вырасти новая способность. (Недавние эксперименты в рамках программ поддержки бездомных, в которых предоставляется уместная коллегиальная поддержка, демонстрируют, что таковая способна катализировать возникновение сообщества, движущегося в направлении лучшего качества жизни.)

О реальности влечения к образованию культурных взаимосвязей свидетельствует успех социальных сетей в интернете: YouTube, MySpace и Facebook. Поскольку людям так не хватает естественных взаимосвязей, создаваемых культурой, они буквально привязываются к технологическим инструментам, способствующим образованию таких связей.

Сообщество и диалог: поля вовлечения

Оценив, сколь важными являются межличностные связи, давайте рассмотрим то, почему такие древние практики и процессы, как построение сообществ и диалог, по-прежнему привлекательны сегодня. Каким образом они могут повысить вовлечённость?

Когда мы рассматриваем различные ценности, которые приносят люди и тем самым определяют структуры сообщества, по-видимому, сообщество можно рассматривать не как некое место, а как «процесс становления» (Stevenson & Hamilton, 2001). В этом смысле сообщество – это процесс бытия во взаимоотношениях, которые помогают нам адаптироваться, изменяться и становиться самими собой посредством коллективного эмерджентного осмысления, открытия и познания.

Термин «сообщество» (англ. «community») означает «совместное общество», нахождение в единстве друг с другом (Peck, 1993). Ряд авторов (Gozdz, 1995) сделали наблюдение, что процесс «становления сообщества» эволюционирует (и соэволюционирует) через множество фаз, включая хаос и распад. Многие традиционные практики и недавние исследования показывают нам, что мы можем преодолеть недостаток согласованности, поверхностную политкорректность и образование псевдосообществ посредством задавания вопросов, познавания и рефлексии. Поскольку познавание и рефлексия требуют внимания и намерения, которых мы обыкновенно им не уделяем, мы нередко живём продолжительные периоды времени в процессе построения сообществ, находящихся на грани хаоса.

Это одна из основных причин, почему возвращение к практике диалога стало мощным инструментом, помогающим людям по-новому прислушиваться друг к другу. Диалог позволяет замедлить процесс общения, чтобы люди могли поведать свою историю, прислушаться к другим, рассмотреть новые возможности и создать новые смыслы, которые потенциально приведут их к другим (более информированным) формам поведения.

Рис. 8.3. Сравнительное резюме фаз развития сообщества. Источник: адаптировано по Stevenson & Hamilton, 2001

В своём исследовании процесса диалога Уильям Айзекс (Isaacs, 1999) отсылает к четырём полям общения (аналогичным четырём фазам развития сообщества по Пеку, представленным на рис. 8.3), а именно – вежливость, распад, познавание и поток. В первом поле («вежливость») люди придерживаются ментальных моделей, для которых наиболее характерны ожидания относительно того, что «должно произойти». Присутствует презумпция восприятия ожидаемого и тех правил, которые управляют этим уровнем взаимодействия, как чего-то должного. Люди не высказывают то, что они на самом деле думают и чувствуют. Это область обычного разговора, случающегося ежедневно.

Когда разговору позволяется перетечь во второе поле («распад»), разговор становится управляемым и искусным. Люди начинают говорить то, что они думают. Накапливаются интенсивность и давление, и если это происходит в фасилитируемом диалоговом процессе, то они поддерживаются контейнером, который возникает из энергии сообщества. Разговор, который контролируется подобным образом, зачастую представляет собой спор, технический анализ или тестовую проверку одного человека другим. На этой второй по счёту стадии неуловимость поля может стать ещё более явной, нежели ощущение контейнера, поскольку сообщество трудится над интеграцией различных участников. Энергия, по-видимому, проецируется индивидуумами вовне в попытке «вылечить, обратить, починить или решить» (Peck, 1987) друг друга. Это стадия, на которой процесс смыслосозидания и ценности отдельных участников находятся в конфликте с процессом смыслосозидания и ценностями, которых придерживается сообщество в целом. Происходит распад. Часто многие общественные диалоги не идут дальше взаимных уколов и регрессируют к вежливости.

Если же они успешны, тогда люди, имеющие намерение по-настоящему прислушаться друг к другу, могут войти в третье поле разговора, известное как «познавание» или, если говорить неформальным языком, «рефлексивный» диалог, которому свойственно глубокое уважение друг к другу. Именно здесь люди начинают исследовать делаемые ими допущения и ментальные модели. Раскрываются и подвергаются оценке различные перспективы. Наконец, углубляется ощущение признательности за то, что нам не нужно менять друг друга: мы можем согласиться на то, чтобы быть несогласными друг с другом, и всё равно быть в сообществе. Высвечивается важное различие между позицией и человеком. Люди начинают по-другому говорить и слушать. Как утверждает Стивен Кови (Covey, 1990), на данной стадии развития сообщества участники «сначала стремятся понять, а потом уже быть поняты».

В четвёртом поле разговора люди входят в область «потока», который трансформирует разговор и приводит людей к новому состоянию. Восстанавливается примат целого, что позволяет людям установить взаимосвязь друг с другом, которая может даже привести к созданию обучающегося сообщества (Senge, 1995) или группу по деятельному исследованию (Stringer, 1996). Это более глубокий уровень пребывания «в сообществе», основывающийся на высоком доверии. По мере того как люди создают новые правила по взаимодействию, возникают новые возможности. Рождается иная экология – та, которая связует коллективные мысли и сознание каждого человека и поддерживает процесс смыслосозидания, который менее ограничен ментальными моделями и сконструированными парадигмами. В этом случае возникает синхронистичность (ситуация, в которой происходит имеющее смысл совпадение) (Jaworski, 1996). Данная стадия часто описывается как пиковый (или вершинный) опыт, при котором люди ощущают глубинную взаимосвязь, легко и без усилий самоорганизуются и устойчиво развиваются.

Вокруг такого понимания устойчивого развития, по всей видимости, выстроены простые правила, резонирующие с условиями идеальной межличностной коммуникации, описанными Юргеном Хабермасом (Habermas, 1984, pp. 177–178): у всех участников разговора должны быть равные права на голос, все должны иметь равные возможности интерпретировать и отвечать друг другу, все должны быть открыты и прозрачны в отношении своих намерений и ответственны за своё поведение и требовать ответственности со стороны других. Ежедневная диалогическая практика четырёх «простых правил», вероятно, напоминает следующее:

● позволять каждому человеку высказаться;

● глубинно прислушиваться со способностью критического мышления;

● поставить на паузу предположения, ментальные модели и потребность в определённости;

● относиться к другим с уважением.

Паркер Палмер (Palmer, n. d.) напоминает нам, что сообщество не представляет собой какое-то расплывчатое понятие, – оно точно не значит то же, что и близость. Скорее сообщество имеет отношение к «способности взаимосвязываться». Он убеждён, что сообщество должно охватывать «даже тех, кого мы воспринимаем как „врагов“… Сообщество – то место, в котором человек, с которым вы менее всего хотели бы соседствовать, всегда соседствует с вами… и когда этот человек уезжает, его место незамедлительно занимает кто-то другой». Палмер утверждает, что способность к взаимосвязанности достигается посредством созерцания. Созерцание – это любой способ, каким образом человек может познать, как преодолеть «иллюзию отделённости» и тем самым соприкоснуться с реальностью взаимозависимости. Он упоминает неудачи, потери и страдание как крайне информативные формы созерцания. Таким образом, способность к центрированности возникает не из тяжёлой работы по построению общественных структур, а из пребывания в открытости по отношению к внутренней работе и сопротивления силам отчуждения, преобладающим в нашем обществе.

Тогда как вхождение в сообщество есть «процесс становления», пребывание «в сообществе» происходит, когда мы находимся в состоянии баланса: наши умы, тела и души синхронистичным образом служат потребностям друг друга (Jaworski, 1996). Это напоминает взгляд Элизабет Сатурис на то, что холоны служат друг другу на таком уровне мастерства, который приводит к тому, что вся система в целом вступает в резонансную внутреннюю согласованность. В идеале мы могли бы сказать, что живём в синхронии с планетой Земля, когда мы, будучи сложными адаптивными человеческими системами, симбиотически и согласованно соединяемся с потребностями и служим во благо друг друга. Таким образом, мы переживаем совместное наслаждение, которое не описать словами.

Однако обезоруживающим выводом из этого является то, что для достижения вышеупомянутого состояния сбалансированной гармонии мы должны быть способны жить на грани хаоса, в отношениях, которые толкают нас на то, чтобы быть саморефлексивными и ответственными за свои поступки. Быть может, бесспорное предназначение и результат нашего пребывания «в сообществе» состоит в обеспечении нашего выживания и устойчивого развития как сложных адаптивных систем? Возможно, двойственная природа одновременного пребывания и в конкуренции, и в кооперации; и в исследовательском, и в эксплуатирующем состоянии; и в радостных, и в трудных отношениях, и есть тот способ, которым мы, как биологический вид, повышаем свою способность к выживанию?

Сообщества практики: развитие культур для здоровых образовательных, здравоохранительных и профессиональных услуг

Заключение

Городская культура эмерджентно возникает на основе качества взаимоотношений между участвующими в ней людьми. Чем богаче взаимоотношения, тем более живая сама культура. По мере того как город проходит через свои естественные жизненные циклы, данные взаимоотношения меняются из десятилетия в десятилетия, из года в год, из месяца в месяц и изо дня в день. Наши взаимоотношения в городе представляют собой то, как мы ощущаем динамику данного города. Они говорят нам о том, насколько полноценно мы живём благодаря тому, что они непрестанно позволяют нам видеть себя как живые системы. Наши взаимоотношения говорят нам, имеем ли мы способность совместно выживать, соединяться со своей средой (включая и других людей), воспроизводиться, отдыхать, восстанавливаться?

Культура города олицетворяет собой проживаемые его жителями ценности. Это неизменный барометр «того, что в нём важно». То, как мы приоритезируем эти ценности дома, на работе, в игровом процессе и в духовной практике, транслируется в качество наших взаимоотношений и характер городской культуры.

На самом деле городская субкультура – это многомерное пространство субкультур, удерживаемое формальными и неформальными границами.

Как мы её создаём, описываем и проживаем – это функция нашего живого интеллекта и свидетельство нашей способности к совместному сознанию.

Вопросы

1. Каким образом мы можем признать ценность созидательного процесса эмерджентного возникновения культуры?

2. Каким образом мы можем научиться у Сингапура его мастерству создавать условия для здорового выражения множества голосов, ритмов и культур?

3. Каким образом мы можем развивать транснациональные СМИ, которые будут отражать величайшие культурные способности Homo sapiens sapiens?

Три простых правила по применению принципов интегрального города из данной главы:

1. Уважайте других.

2. По-настоящему вслушивайтесь.

3. Рассказывайте свою историю и позволяйте другим рассказывать свои, чтобы совместно создавать сообщества интегральной практики.