Мэгги второй раз шла к нему в комнату, хотя Чэннинг думал, что первый.

Впрочем, возможно, он знал. Знал, как знал обо всем, но прощал.

Столько загадок остались неразгаданными, и только одно было ей сейчас яснее ясного — все попытки выбросить его из своего сердца кончились тем, что ни для кого другого там не осталось места.

— Может быть, пойдем к тебе? — прошептал он ей в затылок, когда они остановились возле двери.

— Все в порядке, — ответила Мэгги, тоже очень тихо, боясь, что порыв, толкнувший их друг к другу, снова окажется лишь мгновенным.

— Уверена?

Мэгги накрыла своей ладонью его руку, которая уже легла на дверную ручку, и они вошли.

Беспокойство Чэннинга о том, как она будет чувствовать себя в его комнате, еще раз убедило Мэгги, что перед ней человек, сложнее которого она еще не встречала. Всего лишь сутки назад они стояли возле другой двери и говорили совсем другие слова, слова, которые заставили его тогда уйти. Возможно, несмотря на все преграды, судьба распорядилась по-своему.

«Эта ночь принадлежит нам», — сказала себе она, решив забыть обо всех сомнениях, подозрениях, обо всем, кроме его поцелуев и рук, которые крепко обнимали ее.

Отчего-то, вопреки здравому смыслу, ей хотелось сейчас верить, что еще ни одна женщина не переступала порога комнаты Дирека Чэннинга на Линкс-Бэй. Продолжать и дальше закрывать глаза на то, что оба они ощущали с момента первой встречи, было бессмысленно. Ей хотелось задать ему уйму вопросов, после того, как ушел полицейский, но она вдруг обо всем забыла.

Сделал первое движение навстречу Чэннинг или она сама, — теперь, когда он, закрыв дверь спальни, заключил ее в свои объятия, не имело значения. Руки Мэгги сомкнулись у него за спиной, она ощущала, как напряглись его сильные мышцы под тонкой тканью рубашки.

— И давно тебе этого хотелось? — еле слышно спросила она, чувствуя, как его пальцы нащупывают пуговицы на ее блузке.

— Лет семьсот, не больше, — прошептал он, расстегивая блузку до самого низа и проникая под ее шелковую короткую рубашку.

— А на вид ты не такой старый, — ответила Мэгги, чувствуя, как ее пьянит его запах, его прикосновения, его сила. — Или ты хочешь сказать, что это было в другой жизни?

— Не знаю насчет другой, — пробормотал он, снимая с нее рубашку, — но уверен, что провел бы остаток этой, разыскивая тебя, если бы мы не встретились.

Лихорадочно, как бывает лишь в первый раз, он приник к ее обнаженной груди, заставляя ее ощутить слабость. Мэгги застонала, когда его язык коснулся по очереди ее сосков. Она почувствовала, как он медленно опускается на колени, зная, что последует дальше, и в нетерпении ожидая этого.

— Обрати внимание, я уже снял часы, — и они оба рассмеялись.

— И свет не горит, это я тоже заметила, — сказала Мэгги.

Его руки поглаживали ее спину, опускаясь все ниже.

— Тебе хорошо? — спросил он так серьезно, что Мэгги, не удержавшись, снова прыснула.

— Я не понял, это означало «да» или «нет»? — спросил он, целуя ее в обнаженный живот.

— А что бы ты сказал Брехту, если бы он тогда вошел? — поинтересовалась Мэгги, вместо того чтобы ответить ему, чувствуя, как прикосновения его губ приводят в дрожь ее тело.

Чэннинг, расстегнув ее кожаный ремешок, медленно и очень аккуратно вынул его по очереди из каждой петли, показав ей, как хорошо он владеет собой, и это отчего-то возбуждало больше, чем поспешность.

— Ну, я думаю, у Брехта хватило бы ума догадаться, — ответил он, кладя ремешок на ковер и принимаясь за молнию на ее брюках, К ее удивлению, он колебался.

— Ты можешь еще передумать, — сказал он, держась одной рукой за «молнию», а другой продолжая ласкать ее. Даже в кончиках его пальцев Мэгги ощущала нетерпение.

— Почему? — удивилась она.

— Я хочу, чтобы ты понимала, на что идешь.

— Я понимаю, что иду на то, чтобы заниматься любовью с человеком, который…

— С человеком, который что? — подхватил он. Мэгги ужасно боялась, что неосторожным словом разрушит то, что вот-вот должно было между ними произойти. «Любое слово может оказаться неверным», — предупредила она себя. Утром все может снова измениться.

Чэннинг, однако, не отступал, желая, видимо, на этот раз внести в их отношения полную ясность.

— Возможно, я должен сказать об этом первый, — сказал он. Он расстегнул молнию, и его рука коснулась розоватого шелкового треугольника ее трусиков.

— О чем?

Мэгги видела сейчас лишь очертания его лица, но все же сумела безошибочно распознать на нем глубочайшую нежность.

— Я хочу, чтобы ты знала, Мэгги, если мы станем близки, то не на одну ночь.

— А насколько? — заставила она себя выговорить, не в силах сейчас думать ни о чем, кроме блаженства, которое ее ожидало.

— Что ты ответишь, если я скажу — навсегда!