По воскресеньям к Иосифу Матвеевичу приходил сын Аркадий, по субботам - внук Алексей. Их жены Иосифу Матвеевичу не нравились. Потому и не приходили.

Собственная его жена умерла много лет назад, и Иосиф Матвеевич уже не горевал по ней, а только скучал.

Собрать сына и внука вместе не представлялось возможным, так как они не ладили, а мирить Иосиф Матвеевич устал.

Три года назад у внука родилась дочка - Саша. И с недавних пор по субботам Алексей являлся с вполне самостоятельной девочкой.

Пока дед и внук чаевничали, Саша требовала мультиков.

- У дедушки нет видеомагнитофона, - объяснял Алексей.

Саша кивала и снова требовала мультик.

В очередной визит Алексей принес большую коробку.

- Дед, видеомагнитофон! По телеку смотреть нечего - я принес “Весну на Заречной улице”, “Ко мне, Мухтар!”, мультики для Сашки.

Иосиф Матвеевич обрадовался, но выразил опасение, что не научится обращаться с машиной.

- Ты же инженер, а тут всего две кнопки.

Алексей быстро все наладил и зарядил кассету с мультиками.

Иосиф Матвеевич принес блюдо с конфетами и яблоками - поставил на журнальный столик у дивана, погладил малышку по голове, посмотрел пару секунд на бегающих в экране зверушек и пошел на кухню, как заведено, пить чай с Алексеем.

Минут через десять послышался грохот, а после - крик Саши.

- Папа! Деда! Деда! Папа!

Бросились в комнату. Блюдо лежало на полу, расколотое надвое, фантики, конфеты, еще нетронутые Сашей, и яблоки разлетелись-раскатились по комнате.

- Оно само. Я не трогала.

- Само не могло, - сказал Алексей. - Ты не порезалась?

- Нет. Оно же само, - Саша сидела, уставившись на экран. Не отрываясь, она подняла руки и повертела ладошками: смотрите, ничего не случилось.

Алексей наклонился за фарфоровыми останками:

- Ну что, дед, выбрасываем?

Иосиф Матвеевич взял у внука половинки блюда, повертел так и сяк:

- Все бы вам выбрасывать. Склею.

Сколько Иосиф Матвеевич себя помнил - столько помнил блюдо: диаметром сантиметров сорок, сделанное вроде плоской корзинки. Тщательно была выделана соломка, сквозь мелкие переплетения которой, казалось, сквозил воздух. Посередине - сложенная кремовая салфетка с букетом полевых цветов - незабудки и колокольчики. И цветы, и салфетка словно настоящие. Салфеточная бахрома свисала с одного бока блюда-корзинки, и каждая ниточка в бахроме четко обозначалась.

Иосиф Матвеевич помнил, как пытался в детстве снять салфетку с блюда, а она не поддавалась.

Потом его сын Аркадий попался на ту же обманку. Потом внук Алексей.

Теперь вот Саша.

Иосиф Матвеевич перевернул расколотые половинки - лицом вниз, соединил их и вдруг подумал, что никогда не смотрел на блюдо “с изнанки”. Только теперь, надев очки, прочитал на овальном клейме буковки, окружавшие всадника: “Фабрика Гарднера, Москва”. А над клеймом - двуглавый орел со скипетром и державой.

“А ведь блюду лет сто, если не больше, - прикинул Иосиф Матвеевич. - Мать говорила, ее приданое”.

Иосиф Матвеевич вспомнил, как в детстве вся семья собиралась вечерами за столом - в саду, пили чай, и на блюде лежала гора красной смородины, крыжовника. Или коржики, испеченные бабушкой.

Вспомнилось, как соседка, бабушкина подруга, всякий раз разглядывая блюдо, цокала языком:

- Богато живешь, Фейга, такую вещь по будням пачкаешь. Это и в субботу не грех поставить! Халу положить - как хорошо!

Бабушка смеялась:

- Отменили субботу, Дорочка!

Вспомнился день, когда Иосиф Матвеевич пришел с фронта - единственный из всей семьи. Отец и два брата погибли. Отец - на днепровской переправе, старший брат - Сема - под Летками, средний - Гриша - под Томашовом.

Сидели с мамой за столом. На столе это самое блюдо, сохраненное ею в эвакуации, хотя пришлось продать за кусок хлеба последнее платье. Рассказывала про родственников и соседей - убитых, умерших, пропавших без вести, просила прощения, что не может приготовить ничего вкусного.

А свой сухой паек Иосиф Матвеевич еще в поезде обменял на отрез диковинной прозрачной ткани с блестками.

- Она ж с золотом! Невеста век благодарить будет! - уговаривал продавец.

В мастерской взялись блюдо склеить - пообещали сделать лучше нового.

И правда, трещина едва угадывалась.

Иосиф Матвеевич позвонил Алексею, попросил купить “держалку”, чтоб повесить блюдо на стену.

Алексей пришел с дрелью. Вставил в стену дюбель. Ввинтил шуруп. Приладил блюдо.

- Весь город оббегал - нет нигде держалок. Только в одной галантерейке и нашел. Давно его на стенку надо было.

Ночью Иосиф Матвеевич проснулся от грохота. Спросонок долго не мог понять, что случилось. Включил свет - оглядел комнату - ничего. Пошел в ванную - и там все нормально.

Зашел на кухню. Блюдо лежало на полу, расколотое на мелкие кусочки. Шуруп вывалился.

Иосиф Матвеевич сгреб осколки в полотенце, завязал узлом и положил на подоконник.

Посреди недели, вне расписания, явился Аркадий.

Заметив на стене непорядок - пустой дюбель, - спросил:

- Что вешал-недовешал?

- Блюдо, то, с салфеткой. Сашка расколотила. В мастерской склеили. Хорошо вышло.

- А теперь снял? И правильно, нельзя, чтобы в доме была посуда с трещиной, хоть и клееная.

- Да я не снимал. Само упало - и вдрызг! - Иосиф Матвеевич старался говорить ровно.

- Отец, ты что, расстроился? Если б ты меня попросил, я б тебе все сделал, как надо. Алешка вешал? Он не умеет, - Аркадий привычно переключился на сына.

- Нет, Алексей хорошо сделал. По правилам. Ну, разбилось и разбилось.

- Ты брось, отец. Наверное, вообразил черт-те-что. Еще сто лет проживешь, - затараторил Аркадий.

- Да я что, я сто лет проживу. Дело ж не во мне…

Вечером Иосиф Матвеевич развязал узел с осколками и разложил их на кухонном столе. Попробовал собрать - получалось плохо, особенно рисунок на салфетке. Соломенные переплетения обрывались и теперь светились не воздухом, а неровными сколами. Однако занятие захватило.

Сидел над осколками и завтра, и послезавтра, и на третий день. Собирал и снова разбирал фарфоровые кусочки, рассматривал края, вертел.

Завтракать, обедать и ужинать стал в комнате - на журнальном столике, чтобы не тревожить узор.

В субботу пришел Алексей с Сашей.

Алексей кивнул на стол:

- Мне отец звонил. Орал. А я чем виноват?

Девочка радостно всплеснула руками:

- Ой, дедушка, ты играешь в паззл?

Иосиф Матвеевич не понял:

- Что, мое солнышко? Как ты сказала?

- Ну, в паззл! - повторила Саша.

Иосиф Матвеевич недоуменно посмотрел на Алексея.

Тот принялся объяснять:

- Паззл - головоломка. Картинка заранее разрезана, фигурно, чтоб с толку сбить, дезориентировать. Ну, собачья морда или дворец. А труднее всего - небо с облаками. У Сашки полно. Да она еще маленькая - тут усидчивость нужна.

Сашка потянулась к осколкам:

- Дай я!

- Нет, это для взрослых, - перехватил ее руку Алексей. - Дед, ты прибери, пожалуйста, пока она здесь. Схватит - порежется. А то давай вынесу на помойку.

- Я дверь прикрою, на тряпочку, туго-туго. Она не откроет. Мы в комнате чай пить будем, и мультики вместе посмотрим, да, Саша?

Уходя, Алексей шепнул Иосифу Матвеевичу:

- Держись. Нельзя на себе сосредотачиваться. Завтра еще кассет принесу - “Бриллиантовая рука”, “Полосатый рейс”. Только ты позвони, когда отец уйдет - чтоб не столкнуться. С видиком освоился?

- Да-да. Все посмотрел. Хорошее кино, - рассеянно ответил Иосиф Матвеевич.

Сидя за столом, в сотый раз разбирая и собирая осколки, он приговаривал:

- Пазл-мазл*, мазл-пазл.