Отмечали новый 1940 год. Под елкой (нарядить настоял Кляйн) уложили подарки Генриху, и каждый другому тоже кое-что завернул.
Эстер накрасила губы, закрутила волосы, Берта причесалась - уложила косу вокруг головы. Дитер Францевич возится с Генрихом, женщины накрывают на стол. Праздник!
Сели. Поужинали, сказали тосты, какие положено. Посмотрели подарки, расцеловались. Генриха уложили спать.
Когда мыли посуду, Эстер закинула удочку:
- А ведь очень может быть, что не за мной приходили, а просто по делу. Они ж тебе бумажек не показывали…
Берта опустила руки в воду, нагнула голову, на слова не обернулась. Сколько раз сама сомневалась!
- Ну, как же…
Эстер похлопала сестру по спине:
- Эх, что вспоминать.
Летом, в августе, Эстер заявила, что ей нужно на пару дней съездить в Саратов - показаться врачу, сотрудница посоветовала хорошего специалиста.
Дитер Францевич насторожился:
- К какому специалисту?
Эстерка, со значением:
- К женскому. Не волнуйся, повод очень даже радостный. Только, может, я там задержусь, чтоб как следует понять положение вещей.
В общем, уехала.
Ждали ее неделю, другую. Нету.
Дитер Францевич не знает, куда себя девать от нервов. Расспрашивать на работе - нельзя, у них же семья, недоверию места быть не может. Ехать в Саратов? А где того специалиста искать? Возможно, Эстер сразу положили в больницу. Почему тогда не дала о себе знать телеграммой? Да за две недели и письмо дошло бы.
На третью неделю в техникумовской библиотеке к Берте подошел один преподаватель и поинтересовался:
- Как Эстер Яковлевна отдыхает? Очень жалела, что пришлось одной ехать в Крым.
Берта отговорилась: хорошо отдыхает, открытки шлет. Прибежала домой - рассказать.
А дома Дитер Францевич сидит на полу, рядом на чистой дорожке - грязная лопата.
Берта тормошит его. А он ни в какую.
Она шепчет:
- Надо за Генрихом в садик бежать, как я вас оставлю? Мальчик переживать будет - всех уже разобрали…
Тогда только Дитер Францевич очнулся:
- Она партбилет откопала. В Москву поехала. Ду-у-ура!