Я сказал Гилду:

– Когда вы говорите, чтобы кого-нибудь привели, его приводят несмотря ни на что, верно?

– Погодите, – сказал Гилд. – Все не так просто, как вам представляется. – Он обратился к толстому рыжему полицейскому: – Давай, Флинт, рассказывай.

Флинт вытер губы тыльной стороной руки.

– Этот пацан – просто звереныш, точно вам говорю. На вид он не такой уж крепкий, но, черт возьми, сопротивлялся отчаянно, могу поклясться. А как он бегает!

– Ты, как я вижу, настоящий герой, – проворчал Гилд, – и я поговорю с комиссаром, чтобы тебя немедленно наградили медалью, однако, это мы обсудим чуть позже. А сейчас ближе к делу.

– Я вовсе не хотел сказать, будто совершил какой-то подвиг, – запротестовал Флинт. – Я просто...

– Мне наплевать, что ты там совершил, – сказал Гилд. – Я хочу знать, что совершил он.

– Так точно, сэр, я как раз собирался рассказать об этом. Я сменил Моргана сегодня в восемь утра, и все шло гладко и тихо как обычно, ни одна тварь не шевелилась, по словам Моргана, и так все продолжалось минут до десяти третьего, а потом я вдруг слышу, как в двери поворачивается ключ. – Флинт пожевал губами, предоставляя нам возможность выразить наше изумление.

– Это происходило в квартире секретарши Вулф, – объяснил мне Гилд. – У меня было что-то вроде предчувствия.

– Да еще какое предчувствие! – едва не впадая в экстаз от восхищения, воскликнул Флинт. – Бог ты мой, какое предчувствие! – Гилд сверкнул на него глазами, и он торопливо забормотал: – Да, сэр, ключ, а потом открывается дверь, и заходит вот этот пацан. – Он с гордостью и обожанием посмотрел на Гилберта. – Испуган он был страшно, а когда я бросился на него, он подскочил и кинулся наутек что твой заяц, и поймать его мне удалось аж на первом этаже, а там, разрази меня гром, он принялся так брыкаться, – что мне пришлось залепить ему в глаз, чтобы унялся. На вид-то он совсем хлипкий, но...

– Что он делал в квартире? – спросил Гилд.

– Он не успел ничего там сделать. Я...

– Ты хочешь сказать, что набросился на него, не дождавшись, пока он покажет, зачем туда явился? – Вены на шее у Гилда вздулись так, что, казалось, воротничок его рубашки вот-вот лопнет, а лицо полицейского приобрело такой же оттенок, какой имели волосы Флинта.

– Я подумал, что лучше не рисковать.

Глазами, полными одновременно ярости и изумления, Гилд посмотрел на меня. Я же изо всех сил старался сохранять непроницаемое выражение лица. Задыхающимся голосом Гилд сказал:

– Достаточно, Флинт. Подожди за дверью.

Рыжий полицейский был, по-видимому, озадачен. Он медленно произнес:

– Слушаюсь, сэр. Вот его ключ. – Он положил ключ на стол перед Гилдом и направился к двери. У двери он повернул голову и сказал через плечо: – Пацан уверяет, будто он – сын Уайнанта. – Он радостно захихикал.

Все еще задыхающимся голосом Гилд спросил:

– Вот как, неужели?

– Ага. Где-то я его уже видел. По-моему, он входил в шайку Большого Шорти Долана. Кажется, я встречал его в...

– Убирайся! – прорычал Гилд, и Флинт выскочил за дверь. Гилд издал стон, идущий из самой глубины души. – Этот детина совсем меня достал. Шайка Большого Шорти Долана! – С видом безнадежного отчаяния он помотал головой из стороны в сторону и обратился к Гилберту:

– Ну что, сынок?

Гилберт сказал:

– Я знаю, мне не следовало этого делать.

– Неплохое начало, – добродушно сказал Гилд. Лицо его постепенно принимало нормальный оттенок. – Мы все совершаем ошибки. Подвигай к себе стул, и мы посмотрим, как нам поступить, чтобы вытащить тебя из этой передряги. Может, что-нибудь приложить к твоему глазу?

– Нет, спасибо, все в порядке. – Гилберт подвинул стул на два или три дюйма в сторону Гилда и сел.

– Этот громила ударил тебя просто от нечего делать?

– Нет-нет, я сам виноват. Я... я оказал сопротивление.

– Что ж, – сказал Гилд, – никто не любит попадать под арест, я полагаю. Ну, так в чем же дело?

Здоровым глазом Гилберт посмотрел на меня.

– Ты попал в тяжелое положение, а лейтенант Гилд хочет помочь тебе, – сказал я Гилберту. – Ты сам облегчишь свою участь, если поможешь ему.

Гилд одобрительно кивнул.

– Это факт. – Он поудобнее устроился на стуле и доброжелательным тоном спросил: – Откуда у тебя ключ?

– Отец прислал мне его в письме. – Гилберт достал из кармана белый конверт и протянул его Гилду.

Я зашел лейтенанту за спину и через его плечо взглянул на конверт. Марки на нем не было, а адрес был напечатан на машинке: "Мистеру Гилберту Уайнанту, гостиница «Кортлэнд».

– Когда ты получил это письмо? – спросил я.

– Оно лежало на стойке администратора, когда я вернулся вчера часов около десяти вечера. Я не спросил служащего, как долго оно там находилось, но, по-моему, когда я выходил вместе с вами, его там еще не было, иначе мне бы его передали.

В конверт были вложены две страницы, на которых уже знакомым шрифтом был неумело напечатан текст. Мы с Гилдом принялись читать вместе:

Дорогой Гилберт!

С любовью,

Если на протяжении всех этих лет я не делал попыток вступить с тобой в контакт, то только потому, что так пожелала твоя мать; теперь же я нарушаю молчание и обращаюсь к тебе за помощью, поскольку большая нужда заставляет меня пойти против желаний твоей матери. Кроме того, теперь ты уже взрослый мужчина, и мне кажется, что лишь ты один можешь решить, следует ли нам по-прежнему оставаться чужими друг другу или же мы должны действовать, руководствуясь теми родственными узами, которые нас объединяют. Полагаю, тебе известно то двусмысленное положение, в котором я нахожусь сейчас в связи с так называемым убийством Джулии Вулф, и надеюсь, ты сохранил еще хотя бы отчасти доброе расположение ко мне, позволяющее тебе, по крайней мере, верить в то, что я совершенно невиновен в этом преступлении и никак не замешан (и это действительно правда) в данном деле. Я обращаюсь к тебе за помощью, тем самым раз и навсегда демонстрируя полиции и всем другим свою невиновность, и я уверен, что даже если бы не мог рассчитывать на твое доброе расположение, то мог бы все же рассчитывать на твое желание сделать все возможное, дабы сохранить незапятнанным имя, принадлежащее в равной степени тебе, твоей сестре и вашему отцу. Я обращаюсь к тебе также и потому, что, пользуясь услугами компетентного адвоката, верящего в мою невиновность, предпринимающего все возможное, чтобы доказать ее, и питающего надежды на помощь со стороны мистера Ника Чарльза, я тем не менее не могу просить их пойти на то, что в принципе является незаконным актом, и кроме тебя у меня нет никого, кому бы я осмелился довериться. Я хочу, чтобы ты сделал следующее: необходимо завтра пойти в квартиру Джулии Вулф, находящуюся на Пятьдесят четвертой восточной улице, 411, войти в нее, воспользовавшись ключом, который я вкладываю в этот конверт, отыскать между страницами книги «Хорошие манеры» некий документ (или заявление), прочесть его и немедленно уничтожить. Ты должен убедиться, что документ полностью уничтожен, и от него ничего не осталось кроме разве что пепла, а прочитав его, ты поймешь, почему это необходимо сделать, и почему я доверяю тебе выполнение этой задачи. В случае, если в силу каких-то причин нам потребуется изменить наши планы, я позвоню тебе по телефону сегодня ночью. Если же я не позвоню сегодня, то позвоню завтра вечером, чтобы узнать, удалось ли тебе выполнить мои инструкции, а также чтобы договориться о встрече. Я нисколько не сомневаюсь, что ты осознаешь ту огромную ответственность, которую я возлагаю на твои плечи, и что мое доверие будет полностью оправдано.

Твой отец.

Размашистая, сделанная чернилами подпись Уайнанта находилась под словами «твой отец».

Гилд ждал, пока я скажу что-нибудь. Я ждал, пока что-нибудь скажет он. Через несколько минут такого молчания лейтенант спросил Гилберта:

– А он звонил?

– Нет, сэр.

– Откуда ты знаешь, – спросил я. – Разве ты не велел телефонистке ни с кем ваш номер не соединять?

– Я... да, велел. Поскольку вы были там, я боялся, что, если он позвонит, вы узнаете, кто это; отец же, как мне подумалось, мог просто передать мне что-нибудь через телефонистку, однако, он так и не позвонил.

– Значит, ты не виделся с ним?

– Нет.

– И он не сообщал тебе, кто убил Джулию Вулф?

– Нет.

– И ты солгал Дороти?

Он опустил голову, уставился в пол и кивнул головой.

– Я... Это... Наверное, я на самом деле сказал так из ревности. – Он посмотрел на меня; теперь лицо его было пунцовым. – Понимаете, раньше Дороти, глядя на меня, полагала, будто практически обо всем я знаю больше, нежели все остальные, и она, видите ли, обращалась ко мне, если хотела узнать что-либо, и всегда поступала так, как я ей говорил, а потом, когда она стала часто видеться с вами, все изменилось. Она уже смотрела снизу вверх на вас и уважала вас больше... то есть, это вполне естественно, и было бы глупо с ее стороны так не делать, поскольку здесь никакого сравнения и быть не может, но я... я, наверное, ревновал и осуждал... ну, не то чтобы осуждал – ведь я и сам смотрел на вас снизу вверх, – однако, мне хотелось как-нибудь вновь произвести на нее впечатление – вы, пожалуй, назовете это бравадой, – и, получив письмо отца, я соврал, будто регулярно встречаюсь с ним, и будто он рассказал мне о том, кто совершил эти убийства, так как я надеялся, что она подумает, будто мне известно то, чего не знаете даже вы. – Гилберт, словно выбившись из сил, остановился и вытер лицо носовым платком.

Мне снова удалось одержать верх в молчаливом поединке с Гилдом, и он, наконец, произнес:

– Ну что ж, по-моему, ничего такого страшного ты не натворил, сынок, если только ты уверен, что не утаиваешь какие-нибудь факты, о которых нам следует знать.

Мальчик покачал головой.

– Нет, сэр, я ничего не утаиваю.

– А тебе ничего не известно о цепочке и ножике, которые твоя мать передала нам?

– Нет, сэр, я и узнал-то о них только после того, как мама вам их отдала.

– Как она себя чувствует? – спросил я.

– О, с ней все в порядке, по-моему, правда, она сказала, что сегодня не будет вставать с постели.

Глаза Гилда сузились.

– А что с ней случилось?

– Истерика, – сказал я ему. – Они вчера поссорились с дочерью, и Мими сорвалась.

– Поссорились на почве чего?

– Кто их знает – обычная ссора между женщинами из-за сущих пустяков.

– Хм-м-м, – протянул Гилд и почесал подбородок.

– Флинт сказал правду о том, что у тебя не было возможности отыскать тот документ? – спросил я у Гилберта.

– Да. Я не успел даже дверь закрыть, как он на меня набросился.

– Гениальные детективы со мной работают, – проворчал Гилд. – А он не кричал: «Ату его!», когда на тебя бросился? Ну да ладно. Что ж, сынок, я могу сделать две вещи, и на которой из них остановлюсь, зависит только от тебя. Я могу задержать тебя на некоторое время, а могу и отпустить в обмен на обещание, что, если отец с тобой свяжется, ты тут же дашь мне знать, и расскажешь, о чем он будет с тобой говорить и где назначит встречу.

Я заговорил прежде, чем Гилберт успел открыть рот:

– Вы не можете этого от него требовать, Гилд. Речь ведь идет о его родном отце.

– Не могу, вот как? – Нахмурившись, он посмотрел на меня. – А разве это не в интересах его отца, если он действительно невиновен?

Я ничего не ответил.

Постепенно лицо Гилда просветлело.

– Ну ладно, сынок, тогда, предположим, я возьму с тебя слово. Если твой отец или кто-нибудь еще попросит тебя что-либо сделать, ты скажешь им, что не можешь, поскольку дал мне честное слово?

– Вот это звучит разумно, – сказал я.

– Да, сэр, даю вам слово, – ответил Гилберт.

Гилд сделал широкий жест рукой.

– О'кей. Ну, тогда беги.

Мальчик встал и сказал:

– Большое вам спасибо, сэр. – Он повернулся ко мне. – Вы не собираетесь сегодня...

– Подожди меня на улице, – сказал я, – если не спешишь.

– Я подожду. До свидания, лейтенант Гилд, и еще раз спасибо. – Гилберт вышел.

Гилд схватил телефонную трубку и приказал немедленно найти книгу «Хорошие манеры» и принести ее к нему вместе со всем содержимым. Сделав это, он заложил руки за голову и принялся покачиваться на стуле.

– Итак?

– Кто его знает, – сказал я.

– Послушайте, неужели вы до сих пор полагаете, что это сделал не Уайнант?

– Какая разница, что я там полагаю? Вместе с показаниями Мими у вас против него много улик.

– Разница довольно большая, – заверил он меня. – Мне бы очень хотелось знать, что вы думаете и почему вы так думаете.

– Моя жена считает, что он кого-то покрывает.

– Вот как? Хм-м-м. Я никогда не относился к числу тех, кто приуменьшает значение женской интуиции, а миссис Чарльз, если вы позволите мне так выразиться, чрезвычайно умная женщина. А кого, по ее мнению, Уайнант покрывает?

– Когда я в последний раз с ней разговаривал, она еще не решила.

Гилд вздохнул.

– Что ж, вероятно, тот документ, за которым он послал парнишку, что-нибудь да прояснит.

Однако документ ничего не прояснил: людям Гилда в квартире убитой женщины так и не удалось найти ни его, ни экземпляра «Хороших манер».