14

Ветреным субботним вечером я отправился к Гордону. Данни уже была там, ее волосы были синего цвета. В доме также была немецкая овчарка.

— Это Бен, — сказал Гордон. — Я одолжил его у приятеля.

— О Горди, — сказала Данни. — Ты просто ужасен.

— Что тут такого ужасного?

— Ты, — рассмеялась она.

— Послушай, девочка, — проговорил Гордон, — сейчас ты отсосешь у этого песика и потрахаешься с ним, а мы с Алексом посмотрим.

— Так ты хочешь шоу?

— Именно. Верно, Алекс?

— Мне нравятся шоу, — заявил я.

Данни сунула указательный палец в рот и взглянула на собаку.

— Думаю, мне это понравится, — сказала она.

— Не сомневаюсь, девочка моя, — проговорил Гордон. — Маленькая мразь, трахающаяся с собаками.

Гордон приготовил выпить, мы уселись на диван в гостиной.

Данни разделась и опустилась на пол рядом с Беном, который сначала выглядел смущенным, но затем уловил суть идеи, и я внезапно понял, что этот песик не впервые ощущает сладость соития с человеческими самками. Бен лег на пол, а Данни склонилась к его мошонке. Она облизала его яйца и ловко извлекла розовую сияющую головку собачьего члена. «Сладенький», — промурлыкала она, обхватывая его губами. Бен вздрогнул и стал радостно поскуливать, — видимо, ему нравилось то, что делает с ним Данни. Да и могло ли быть иначе? Какое живое существо мужского пола не оценило бы всю прелесть и умение рта Данни? Пес кончил очень обильно — Данни оказалась с ног до головы залита его спермой, ее рот был полон его семенем, несколько сгустков выплеснулись на ее лицо и живот Бена. Данни подлизала остатки.

Через некоторое время Бен снова пришел в боевую готовность. Данни опустилась на четвереньки. Бен обнюхал ее задницу, не зная, что ему делать. Гордон встал и помог собаке покрыть девушку. Теперь Бен знал, как быть дальше. После дюжины бесплодных попыток он наконец проник в нее и быстро оттрахал.

Данни лежала на полу, глядя на нас.

Бен ушел обнюхивать дом, быстро потеряв интерес к сексу.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Гордон.

— Теперь мне бы человеческий член, — мечтательно проговорила она.

Гордон и я дали ей то, что она просила, — мы занимались сексом втроем на протяжении всей ночи, по очереди трахая синеволосую девушку на полу и на диване. Гордон имел ее только в задницу, чем я был изрядно позабавлен. Я не спрашивал его, почему он не подбирается к ее «киске», — это была моя территория. У нее была хорошая «киска» — тугая, чего сложно было ожидать от такой девушки, как она.

 

15

Я должен сказать, что в моей университетской жизни были и другие женщины — Данни была не единственной моей любовницей, но самой странной, это точно.

Была Ирена. Ей был тридцать один год, она работала в приемной комиссии. Наша связь продолжалась недолго — из-за ее постоянной депрессии заниматься с ней сексом было чертовски скучно, хотя она настаивала, что достигала оргазма всякий раз, когда мы трахались. Думаю, она сама поверила в собственную ложь.

Была еще Рене — ей было двадцать два года, хорошенькая грудастая белокурая глупышка. Она обучалась в аспирантуре. Симпатичная крошка, которая писала отвратительные стихи и даже не осознавала, насколько они плохи — вот в чем проблема.

— Можно, я прочту тебе стихотворение, которое написала прошлой ночью? — спрашивала она.

— Ну… давай.

Пока она декламировала свои вирши, я витал где-то в облаках.

Все, что мне было нужно, так это трахать ее.

На протяжении веков мужчины ради секса шли на глупости похлеще, чем ради любви.

Доказательством тому служил случай Гордона Де Марко.

 

16

Я нашел это письмо в своем почтовом ящике, написанное мелким и красивым почерком.

Привет, Алекс.

Это пишет тебе Данни, твоя любимая шлюшка (хи-хи). Пишу тебе потому, что собираюсь отойти от дел примерно на неделю. Старина Горди превзошел сам себя, похотливый мужик, — он достал самый БОЛЬШОЙ дилдо в мире (не длинный, а толстый) и драл меня всю ночь этой штукой в задницу, так что я теперь ходить не могу. Он порвал мне всю жопу, я залила кровью и дерьмом его кровать, и ему пришлось выкинуть простыни и отнести матрас в чистку (хи-хи). Ты мне веришь? Мне надо прийти в себя, я не буду ходить на занятия в течение недели. В любом случае через субботу у нас будет вечеринка, и ты приглашен. Я знаю Этих Людей. Это Дикие и Странные личности. Они Темные и Сексуальные, некоторые из них поклоняются самому Дьяволу. Вуду и все такое. Ты веришь в вуду? Я — да. Вокруг нас творятся такие вещи, о которых мы и думать не могли, мой друг. Как бы то ни было, на этой вечеринке будет много Сексуальных людей, Наркоты, Секса, Секса и еще раз Секса. Я хочу, чтобы вы с Горди пошли туда со мной. Вы будете моими Любовниками, Друзьями, Возлюбленными. Я хочу представить вас Этим Людям и сказать им: «Я сосала у этих парней и трахалась с ними, и это было прекрасно». Так что запомни: в следующую субботу. Увидимся.

С любовью,

Данни Рабыня.

P.S. Как бы мне хотелось, чтобы твой член прямо сейчас был в моем рту (не в заднице, она все еще болит, хи-хи).

 

17

Я составил компанию Гордону и Данни в их походе на загадочную вечеринку во Французский квартал; в десять часов вечера мы подъехали к старинному мрачному особняку с коваными железными воротами и статуями горгулий. На Гордоне был смокинг, так что я чувствовал себя несколько неловко в слаксах и свободной рубашке. Данни надела черное кружевное платье и шляпку с вуалью; ее волосы снова были пурпурными, помада — черной, а глаза густо накрашены. Мне понравилось, что ее платье было почти прозрачным: лифчика Данни не носила, лишь маленькие красные трусики. Большинство людей на этой вечеринке были одеты в такое же странное барахло — таких обычно называют готами. С восьмидесятых годов я не видел столь стильных, вычурно и сексуально одевающихся людей.

Это было хорошо организованное сборище. Кажется, сюда пришло около трехсот человек.

Данни представила меня и Гордона хозяевам вечеринки: паре лет тридцати. Он был одет как Джеймс Бонд, а она — как Эльвира, повелительница Тьмы.

— Это Марк Перкинс, — сказала Данни.

Мужчина кивнул.

— А это Вивьен Даркблум.

— Это твои друзья, Даниэль? — спросила женщина.

— Дорогая! — вмешался мужчина. — Ты же прекрасно знаешь, что тут нет никаких друзей. Есть лишь рабы и Папочки.

— Они мои Папочки, — сказала Данни.

Гордон заметил со смехом:

— Вивьен Даркблум?

— Да? — отозвалась женщина.

— Вы ведь поклонница Набокова, верно?

Она приподняла бровь.

— Действительно…

— Это вы к чему? — спросила Данни.

— «Лолита», — пояснил я. — Одна из персонажей.

— Дань уважения жалкому злодею, — любезно пояснил Марк Перкинс.

— Говорю я о турах и ангелах, — процитировал Гордон.

— Пророческие сонеты, — сказала Вивьен. — Пристанище подлинного искусства.

— Данни, — проговорил Марк Перкинс. — Я рад, что ты решила прийти к нам и привела своих Папочек.

— Ты решила относительно того, что мы недавно обсуждали? — спросила Вивьен.

— Я размышляю над этим, — отозвалась Данни.

— А что думают Папочки?

— Они еще не знают.

— Чего именно? — спросил Гордон.

— Скоро объясню, — сказала Данни.

— У тебя есть секреты от меня, — проговорил Гордон. — Это нехорошо.

— Маленьким девочкам всегда есть чего скрывать от Папочки, — улыбнулась Данни.

* * *

Данни привела нас в пустую комнату; должно быть, в особняке было много комнат, и Данни хорошо ориентировалась внутри.

Она захотела отсосать у нас обоих.

— Где ты познакомилась с этими людьми? — спросил Гордон.

— Да черт его знает, — отозвалась она.

— Не уклоняйся от ответа.

— Я спала с ними.

— Это я понял, грязная дешевка.

— Вынь-ка свой член и позволь мне пососать его, папочка.

— Расскажи мне об этих людях.

— Ты не хочешь дать мне член?

— Сначала можешь отсосать у меня, — вмешался я.

— Попридержи лошадок, Алекс, — перебил меня Гордон.

— Я могла бы отсосать у пары-тройки жеребчиков прямо сейчас, — хихикнула Данни. — Хочешь знать больше о Марке и Вивьен? Они очень могущественны. И дело тут не в деньгах. А в том, кому они поклоняются.

— Дьяволу?

— Он дает им власть.

— Так я и думал. Эти люди опасны, — сказал Гордон.

— Они способны на все, — проговорила Данни.

— Точно.

— Ты боишься?

— Я ничего не боюсь, — сказал он. — А ты?

— Мне любопытно.

— Любопытство сгубило кошку, дорогая.

— Я все равно скоро умру.

— Прекрати, я тебе уже говорил.

— Это убивает меня, — сказала Данни. — Ты собираешься дать мне свой член или нет?

Она села на край дивана и взяла член Гордона в рот. Он прижал ее лицо к своему паху, чтобы она глубже проглотила его. Несколько раз Данни подавилась. Затем пришел мой черед. Она быстро отсосала у меня, щекоча мне анус длинным ногтем.

— Мне нравится, когда сперма вас обоих забрызгивает мне живот, — тихо сказала она. — Это так здорово.

— К чему это ты, маленькая шлюшка? — требовательно спросил Гордон.

— Они хотят, чтобы я сегодня поучаствовала в групповухе.

— Правда?

— Да.

— И ты согласилась?

— Как ты скажешь, — отозвалась она. — Ты же мой хозяин.

— Гм, — проговорил Гордон. — А это может быть довольно интересно…

— Сколько человек тебе придется оттрахать? — спросил я.

— Я не знаю, — ответила Данни.

— Хороший вопрос, — заметил Гордон. — Так сколько?

— Не знаю, — повторила Данни.

— Думаю, ты должна трахнуть каждого, кто захочет тебя.

— Таких будет много, — улыбнулась Данни.

— Это хорошо, рабыня.

Хозяева решили, что действо должно происходить в их спальне — комнате размером с мою квартиру, в которой стояла только огромная кровать.

Все началось так: Марк и Вивьен собрали толпу наблюдателей. Марк захотел быть первым. Данни разделась, легла на кровать и пропела: «Ну-ну».

— Ты уверена, что готова к этому? — спросила Вивьен.

— Готова, — ответил за девушку Гордон.

Марк оттрахал Данни, его жена поддерживала его ободряющими возгласами. Вивьен сказала: «Следующий!», и мужчина из группы наблюдателей смущенно выступил вперед. «Давай», — подначила его Вивьен.

— Трахни меня, — промурлыкала Данни.

— Давай, выеби шлюху, — проговорил Гордон.

Мужчина лег на кровать и оттрахал ее. Данни задрала ноги и издала долгий протяжный стон, свидетельствующий о том, что ей хорошо.

Хозяева вечеринки периодически уходили к гостям и возвращались с другими наблюдателями, преимущественно мужчинами. Должен признать, что, наблюдая за Данни, я пришел в боевую готовность и сам захотел пойти к ней. По счету я, кажется, был тринадцатым. Сгустки спермы вытекали из ее влагалища. Я поднял ее ноги и вошел ей в задний проход.

— Как ты? — спросил я.

— Мне нравится, — ответила она.

К тому времени, как я закончил, по особняку разнесся слух о том, что происходит в этой комнате. Сюда набились зрители и жаждущие участники. Начала выстраиваться очередь из мужчин.

— Я никогда такого не видел, — сказал я Гордону.

— Я тоже, — откликнулся он. — Это что-то.

— Как вы думаете, насколько ее хватит?

— Настолько, насколько нужно, — ответил Гордон. Он завороженно смотрел на нее.

Действо растянулось на несколько часов, мужчины все шли и шли, некоторые — по второму или третьему разу. Один раз Данни сходила в уборную помочиться и подмыть задницу. Затем трое мужчин начали драть ее в три дырки. Данни была покрыта потом и спермой, ее волосы спутались, глаза остекленели. К пяти утра я почувствовал, что устал от этого зрелища, которое, похоже, не собиралось заканчиваться.

— Мне нужно домой, — сказал я Гордону.

— Знаю, — сказал он. — Я останусь с ней.

Я поймал такси. Я чувствовал себя опустошенным до предела.

 

18

Данни снова пропала из вида — на одиннадцать дней. Я считал их — ровно одиннадцать, ни днем меньше. Затем она постучала в мою дверь.

Ее волосы были светлыми и стали заметно длиннее.

«Этот цвет явно не идет такой безумной девчонке», — подумал я.

— Алекс, — проговорила она. — Можно войти?

— Конечно, — сказал я. — Конечно.

Она прошла мимо меня. Запах ее духов был сильным и очень приятным. Как и всегда, ее черное платье было очень коротким и плотно облегало ее фигуру.

— Я чувствовала, как ты смотришь, паршивый профессор, — сказала она.

— Я беспокоился за тебя, — проговорил я.

— Почему?

— Ну…

Она повернулась и взглянула на меня:

— Что — ну?

— Твои волосы отросли?

— Нравится?

— Не знаю, как насчет цвета…

— Это парик, глупенький. — Она стащила его с головы. Ее настоящие волосы были лавандового цвета.

— Хорошо, что ты не блондинка, — сказал я. — Тебе это… не идет.

— Разве? — Она захлопала ресницами.

— К твоей личности это не подходит.

— Я так и думала, — проговорила она. — Ну, скажи мне, — она обвила руками мою шею и поцеловала меня, — почему ты беспокоился обо мне?

— Ты знаешь.

— Нет, не знаю.

— Ты была в таком состоянии…

— Я словно возрождалась заново.

— И я не знаю, каково тебе было потом, после…

— После чего?

— Вечеринки.

Она улыбнулась:

— Ты имеешь в виду, после того, как меня оттрахали все эти парни?

— Ну да.

— Я раньше уже делала это, — призналась она мне. — У меня есть кое-какие навыки.

— Правда?

— Правда. — Она поцеловала меня снова.

— Ты и раньше участвовала в групповухах?

— Тебя это удивляет?

— Я знаю, что не должно.

— Я обожаю, когда меня трахают, — сказала она. — Ты прекрасно это знаешь. Я люблю мужской член. Я люблю чувствовать члены внутри, один за другим, такие разные, но в то же время одинаковые: члены, члены, члены…

— Расскажи мне…

— О чем?

— О других групповухах.

— Хочешь грязную историю?

— Я всегда хочу.

— Сначала я хочу отсосать у тебя, — проговорила она.

— Запросто, — отозвался я.

Она усадила меня в кресло в гостиной, опустилась на колени, зарылась лицом в мой пах и сделала то, что всегда делала блестяще. Я попытался сдержать оргазм, но не смог: кончил быстро и сильно.

Слизывая сперму с головки моего члена, она спросила очень тихо:

— Что ты хочешь знать?

— Как это было в первый раз, — сказал я.

— В самый первый раз?

— Ты знаешь, о чем я.

— Когда я впервые приняла участие в групповухе, я была совсем молодой, — проговорила она.

— Ты и сейчас молода.

— Я была еще моложе. У меня был приятель. Это была совсем не романтическая любовь, мне просто нравилось сосать его член.

— Тебе всегда нравится это делать.

— Я рождена для этого.

— Продолжай.

— Его папаша имел на меня виды.

— Догадываюсь.

— Мой приятель жил с отцом, кажется, его мать сбежала с другим, я не помню точно. Была новогодняя вечеринка. Предполагалось, что все будет чинно-мирно, но, разумеется, все оказалось совсем наоборот.

— Разумеется.

— Моему приятелю хватило трех банок пива, чтобы улететь. Вот тогда его папаша и подкатил ко мне. «Я тебе хочу кое-что показать», — заявил он и потащил меня в спальню. У него был кокаин. «Пробовала когда-нибудь?» — поинтересовался он, и я сказала: «Конечно». Но это была неправда. Я никогда не пробовала кокаин.

— Но тогда ты это сделала?

— Да.

— И как тебе?

— Полный улет, братишка.

— А ты знала, чего он добивается?

— Конечно. Я сказала что-то вроде: «Эй, ты хочешь, чтоб у меня крышу сорвало и ты смог дать себе волю?» Он сказал «да», выдал мне, какая я, по его мнению, горячая штучка, и стал целовать меня. «А что, если я не хочу?» — ляпнула я. «Тогда я тебя изнасилую», — заявил он. Он завалил меня на кровать и просунул руку мне между ног. «Так что, — спросил он, — секс по обоюдному согласию или изнасилование? Выбирай».

— И что ты ответила?

— Мне следовало сказать «изнасилование», — засмеялась Данни, — но я просто сказала: «Трахни меня». И он это сделал, на своей огромной кровати, в своей комнате, совсем рядом с той, где валялся в отрубе его сынок — мой приятель.

— А когда же началась групповуха?

— Сейчас расскажу. Так вот, он, значит, меня трахает, мне кайфово, и я, видно, расшумелась от удовольствия, потому что в комнату ворвались двое его друзей, которые тоже были на вечеринке, с криками: «Что здесь происходит?», а потом началось: «Ой, что это за малышка, которую ты так трахаешь, а?»

Я улыбнулся и покачал головой.

— Что?

— Это все правда?

Она вздохнула:

— Да. А как же иначе?

— Так, значит, эти парни тоже трахнули тебя?

— Они наблюдали за нами, потом дали мне еще кокаина, и папаша моего парня сказал мне: «Давай трахни моих друзей». И я согласилась.

— И сколько их было всего?

— Четверо или пятеро.

— Ты не помнишь?

— Была вечеринка.

— Да. Вечеринка. Так, значит, — продолжил я, — тебя отымели в общей сложности пять или шесть взрослых мужиков?

— Может, и семь, — сказала она. — Это была настоящая групповуха.

— Они трахнули тебя каждый по разу? По два?

— Думаю, по три, — сказала она, обхватывая мой член губами и вынимая его с легким хлюпающим звуком. — М-м-м-м…

— Это продолжалось всю ночь, — проговорил я, глядя в потолок.

— И на рассвете. Меня никогда не трахали так долго. Это был полнейший кайф. Да, Алекс, я была счастлива. Грязная маленькая шлюшка, которой нравится, когда ее трахают. Они грязно обзывали меня: шлюха, дрянь, маленькая пизденка, грязная дырка. И я была всем тем, кем они называли меня, и даже больше.

— А были другие групповухи, кроме этой?

— Было групповое изнасилование, — тихо сказала она.

— Да ну?

— Это случилось несколько лет назад. Я была на пляже…

— Это когда ты жила в Южной Калифорнии?

— Да. Я была на пляже, где ко мне подкатил какой-то байкер. Он был сексуальный в своем роде, этакая горилла. Гора мускулов, покрытая татуировками. Было темно, и мы пошли в дюны, где он трахнул меня. Но это было только начало. Его дружки-байкеры шли за нами в темноте. Должно быть, их было около десятка. Я пыталась сбежать — большинство из них ужасно воняли и были жирными. Но они только ржали, окружив меня и хватая за разные места. Потом они повалили меня на землю и оттрахали.

— Они тебя изнасиловали?

— Да, — ответила она. — Они взяли меня силой.

— Но мне казалось, тебе это нравится.

— Тогда я и поняла, что мне это нравится, — мрачно отозвалась она. — Я наслаждалась их силой, хотя они были грязные и вонючие. Тот факт, что я нахожу их отвратительными, заводил меня несказанно. Я поняла, что кричу: «Изнасилуй меня, парень!», когда они приступили к делу. Я скверная девчонка, Алекс. Ты это знаешь. Гадкая девчонка, потому что у меня крышу снесло от того, что должно было бы причинить жуткую психологическую травму. Да, это было несладко — осознать, что я еще дряннее, чем себе представляла. Мне хотелось, чтобы они насиловали меня вечно. Но они оставили меня на песке, полуголую. Было около трех часов утра. Я кое-как прикрывалась остатками одежды, но все равно была почти голой, должно быть, я была похожа на пугало. Меня заметили два студента, которые пили пиво, и спросили, все ли со мной в порядке. Они сказали, что отвезут меня домой. Эти два студента посадили меня в машину, припарковались в укромном месте и тоже изнасиловали меня. «Похоже, тебе это понравилось», — сказали они, и я ответила: «Да, понравилось. Вы тоже можете мной попользоваться». Они крепко отодрали меня, Алекс.

Я был потрясен.

— Алекс, — проговорила она. — Да у тебя стоит…

— Да.

— Я знала, что мой рассказ возбудит тебя.

— Ах ты, маленькая шлюха…

— Все верно. Я шлюха. — Она встала. — Ты не хочешь изнасиловать меня, Алекс?

Я сгреб ее в охапку, схватил за волосы, втащил в спальню и толкнул на кровать.

— Давай, давай, — шептала она, — иди сюда и возьми меня… Изнасилуй меня…

Она притворилась, что борется со мной, отталкивает меня, но это была всего лишь часть игры.

— Засунь мне в жопу, — попросила она. — Трахни меня в задницу, Алекс!

Я не собирался выполнять ее просьбу. Я засунул ей в пизду — отодрал ее, как мог, — и кончил.

— Расскажи мне еще что-нибудь, — попросил я минутой позже.

— Был еще один случай, не так давно, прямо тут, в кампусе.

— Расскажи.

— Я пошла на вечеринку в мужское общежитие и приняла участие в спектакле.

— В спектакле?

— Ну да. В групповухе, — ответила она.

— Я слышал, такое часто случается на подобного рода вечеринках.

— Так и произошло в тот раз. Я хотела попробовать.

— Погоди. Ты что — пошла на вечеринку, чтобы позволить всем этим парням тебя отодрать?

— Ну да, — проговорила она. — Это была идея Гордона.

— А, старый Горди…

— Это был приказ.

— И ты подчинилась своему хозяину.

— Я всегда так делаю. Он сказал: «Иди на вечеринку, я хочу, чтобы тебя там изнасиловали». И я пошла.

— Но это было изнасилование? — спросил я. — Или…

— Что-то между изнасилованием и «или», — улыбнулась она. — Сначала я потрахалась с тремя парнями, и они спросили меня, не удовлетворю ли я всех, кто находится в доме. Я сыграла ломаку и сказала: «Ой, ну не знаю… Дайте мне выпить, и я подумаю». Естественно, они подмешали мне наркоты — такой, чтобы я расслабилась. Этого я и ожидала от них. Им, конечно, необязательно было это делать — я и так уже была готова перетрахать всех парней в доме — но меня разбирало любопытство насчет этой наркоты.

— И что было дальше?

— А дальше я просто улетела. Мое тело превратилось в податливое желе. Они затащили меня в самую большую комнату, где собрались все парни. Они начали орать: «Шоу! Шоу! Шоу!» И они оттрахали меня. Или изнасиловали. Я думаю, что это скорее я их изнасиловала, потому что это было мое шоу, именно этого я и хотела, они думали, что принуждают меня делать то, чего я не хочу, но на самом деле я этого хотела. Они выстроились в очередь, чтобы поиметь меня. Очередь выходила из дверей и спускалась в холл.

— Сколько их было?

— Много, — ответила она. — Может, сорок, может, больше… Они продержали меня там весь следующий день.

— И тебе это нравилось.

— Послушай, — сказала она. — Я бы не делала этого, если бы мне это не нравилось.

— Ты учишься, — сказал я ей в темноте, — но я ни разу не видел ничего из написанного тобой.

— А почему ты решил, что я пишу?

— Но тогда зачем ты здесь?

— Чтобы меня трахали.

— Ну, а кроме этого?

— Гордон — писатель, — сказала она. — И ты тоже.

— А Данни Кинг?

— Может быть, однажды Данни Кинг будет писать стихи. Она подумывает об этом.

Она осталась у меня на всю ночь.

— Слушай, — сказала она. — Скоро Марди Гра. Гордона не будет в городе.

— Будет.

— Он собирался в Нью-Йорк. Дела.

— Я не знал.

— Будешь моим парнем на Марди Гра? — спросила она.

Я поцеловал ее в лоб и ответил:

— Ты будешь моей девушкой.

 

19

Я сидел в кабинете и чувствовал себя полным идиотом. Внезапно на меня накатило, а вокруг, как назло, не было ни Данни, ни какой-либо девицы, чтобы удовлетворить мою потребность, поэтому мне пришлось взять дело в свои руки. Я обнаружил, что думаю о Веронике — симпатичной француженке из моего прошлого, когда я учился в колледже, полный благих стремлений и излишков протеина.

Веронике было девятнадцать лет, она была очень изящной, с маленьким носиком и густыми черными волосами. Как только я ее увидел в первый раз, я понял, что она должна быть моей. Я знал, что в один прекрасный день я засуну свой член глубоко в ее маленькую парижскую «киску». Она говорила, что ее дома ждет парень — она его не любит, но обещала быть ему верной. Я не верил ей. В течение двух семестров я пытался уломать ее. «Я хочу, чтобы мы были просто друзьями», — говорила она. И мы так и оставались лучшими друзьями. Это было чертовски больно. Я никогда не думал, что это может быть так больно.

За две недели до конца учебного года, когда она собиралась вернуться домой, она сообщила мне, что будет скучать по мне и хочет лечь спать в моей постели. «Но никакого секса, — добавила она. — Просто обними меня».

— Я хочу заняться с тобой любовью, — сказал я ей, когда мы легли.

— Я знаю, — отозвалась она.

Это было чудесно, как я и представлял себе. Мы трахались на протяжении этих двух недель, используя каждую возможность это сделать.

— Мы должны были бы заниматься этим все время, — сказала она мне.

— Это ты мне говоришь?

— Какая же я дура, — проговорила она. — Я так люблю твою… мужественность.

— Чего?

— Твой член, — пояснила она. — Я не могу им насытиться.

Когда она улетела во Францию, я начал думать о самоубийстве. Но вместо этого решил поехать к ней. Я послал ей письмо: «Прилетаю в Париж в конце июля. Деньги у меня есть».

От нее пришел ответ: «Не приезжай. Я решила выйти замуж за Акселя. Так будет лучше, мой сладкий американский дружочек».

Я не мог в это поверить — меня кинула девушка, в которую я успел влюбиться. Я мастурбировал тогда, вспоминая ее тело, лицо и «киску», ощущения при прикосновении к ее заднице — и это лишь доказывало мне этот грустный факт.

 

20

Гордон,

Хотя вы и просили меня прислать это письмо факсом, но я все же вложил его в почтовый конверт и выслал его на адрес того замечательного отеля на Манхэттене, где вы остановились. Просто мне кажется, что персонал с удовольствием сует свой нос во все срочные сообщения, которые приходят на факс, и кое-кто даже снимает копии и распространяет их среди горничных и официанток.

Иными словами, то, что я вам прислал, включает в себя пикантные и извращенные описания (именно этого вы от меня и ждали, я полагаю).

(Лирическое отступление: вынужден признать, что я завидую (хотя и горжусь вами), что вы сейчас в Нью-Йорке, общаетесь с издателем, чтобы поставить последнюю точку в вашем романе, который, надеюсь, выйдет этой весной. Как бы я хотел собраться и тоже написать роман, но меня хватает только на случайные коротенькие рассказы.)

(Кстати, я думаю, что «Дом Желаний» — очень выигрышное заглавие книги.)

Значит так: Марди Гра. Жаль, что вас не было. Но вы говорили, что бывали на многих праздниках, а для меня это первый настоящий Марди Гра, здесь, в этом городе. Другие Марди Гра в других городах не идут ни в какое сравнение. Нет нужды говорить, что мы с Даниэль чудесно провели время, на что я и рассчитывал.

Демонстрировала ли она свои сиськи всем и каждому, кто ее об этом просил? Не было необходимости просить, вот что я скажу. Я говорил ей, что она должна ходить топлесс постоянно, а она ответила, что и ей этого хотелось бы.

Я думаю, если бы на Марди Гра допускалось появление нагишом, эротическая загадка, быстрый и мимолетный взгляд на недостижимое потеряли бы все свое очарование.

На Данни было короткое синее платье и никакого белья, так что она сверкала своей «киской» перед парнями с камерами. Она позволяла этом парням трогать себя. Я удивлен, что в эти дни на улицах не было случаев изнасилования, потому что видел уйму женщин, которые сверкали своими прелестями и позволяли себя тискать. Даниэль славно провела время.

В конце концов, мы пришли в какой-то бар, где куча мужиков принялась тут же пялиться на нее. И тут Д. склоняется ко мне и шепчет на ухо: «Почему бы тебе не поработать сутенером? Я буду твоей шлюхой, заставь меня переспать с каким-нибудь парнем и возьми за это денежки». И почему у меня такое чувство, что вы это тоже проделывали с ней?

Наконец один парень лет тридцати заговаривает со мной, типа, моя женщина очень даже ничего. Я ему и говорю прямо: «Хочешь ее трахнуть?»

«Естественно!» — отвечает он.

«Семьдесят пять баксов — и она твоя», — говорю я.

Он: «Да ты шутишь?»

«Нет», — отвечаю.

«Ты сутенер?» — спрашивает он.

«Я просто продаю эту маленькую шлюшку».

«Нет, ты точно шутишь», — говорит он.

Я спрашиваю у Д.: «Скажи, я шучу? Ты — моя шлюха или нет?»

Она отвечает: «Да, я его маленькая шлюха-дырка».

Мне понравилось это выражение.

А парень говорит: «Вы че — тронутые?»

Мы рассмеялись.

Он говорит: «Короче, по рукам».

Д. спрашивает: «У тебя комната есть?»

«Есть», — отвечает.

Мы пошли в его номер в отеле за несколько кварталов отсюда.

«Еще одно условие сделки, — говорю я, — я буду смотреть, как ты ее трахаешь».

«Да мне по херу», — отвечает парень.

«Деньги вперед», — говорит Д.

Он платит ей 75 долларов. Д. передает мне деньги, раздевается и ложится в постель вместе с этим парнем. Она заставляет его надеть резинку. Сосет у него, трахается с ним. Все заканчивается довольно быстро, но бедолага, по-моему, доволен по самые яйца.

Мы с Д. спускаемся в бар отеля.

«Как ты себя чувствуешь?» — спрашиваю.

«Как проститутка», — смеется она.

«И каково это?»

«Грязно, — отвечает. — Как будто это не я. Получить деньги за то, чтобы потрахаться… Давай сделаем это еще раз, Алекс?»

В баре были мужчины. Неподалеку сидели три приятеля, похожие на бизнесменов, в деловых костюмах. Им всем было уже хорошо за пятьдесят, но Д. было все равно. Она сказала: «Они точно заплатят, чтобы меня отодрать». Разумеется, так и произошло. Я содрал по сто баксов с каждого. Они были готовы на все, старые пьяные ебари. Мы поднялись в номер к одному из них, на последнем этаже. Они хотели, чтобы Д. исполнила стриптиз. Один из них включает радио и находит какую-то музыку. Д., разумеется, дает шоу: встает посреди комнаты и начинает раздеваться. Как вы можете себе представить, эти мужики жутко возбудились. Они оттрахали ее по очереди, каждый по разу.

Потом мы пошли в другой бар. Я не был уверен, хочет ли она еще раз. Она идет в туалет минут на десять, затем возвращается и сообщает мне, что только что отсосала у какого-то парня в мужском туалете.

«Он схватил меня за руку и втащил в кабинку, — говорит она. — Я думала, он хочет меня изнасиловать, но я сказала, что лучше у него отсосу. И так и сделала».

«Правда?» — спрашиваю.

«У него такая жидкая сперма», — морщится она.

Мы пошли домой. Было уже поздно, и я хотел урвать свою долю. Вы должны были быть там. Но почему у меня такое чувство, что вы все это уже проделывали раньше с нашей маленькой шлюхой-дыркой?

Всего наилучшего,

Алекс.

 

21

Она сидела на моей кровати обнаженная, обхватив колени руками и глядя в окно.

Луна зашла. Четверть четвертого утра.

Я был в ванной, мыл член. Вернулся и сел рядом с ней.

— Привет, — сказала она.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.

— Как грязная шлюха, — ответила она.

— Но тебе это нравится?

— Я рождена быть грязной шлюхой, — отозвалась она.

Я увидел слезинку, блеснувшую на ее щеке.

— Эй, — проговорил я, — что случилось? Что я сделал?

— Ты ничего не сделал.

— Тогда почему?… — спросил я, вытирая слезинку.

— Мне просто хочется, чтобы Гордон был здесь.

 

22

— Ты любишь его, — произнес я, глядя в потолок темной спальни. Она лежала рядом, вся в поту. Она не ходила в душ, объясняя, что ей нравится чувствовать себя грязной всю ночь, чтобы проснуться окруженной запахом секса.

Я понял тогда, что она обожает его и никогда не будет испытывать таких чувств ко мне.

— Ты любишь его, — проговорил я.

— Уже много лет, — отозвалась она.

— Лет?

— Да.

— Я не понимаю…

— Думаю, понимаешь.

— Нет.

— Он не рассказывал тебе нашу историю?

— Нет. Только…

— Что?

— Ты была его рабыней.

— Я и есть его рабыня. Но это еще не все.

— Расскажи мне.

— Это целая история.

— Какая?

— Спроси у него.

 

23

Прошло совсем немного времени с тех пор, как вышел роман Гордона «Дом Желаний», и вдруг все пошло наперекосяк. Книга получила хвалебные отзывы, но в Северной Калифорнии объявился один критик, работавший на факультете университета в Сакраменто («Этот парень не давал мне покоя в течение многих лет, — однажды сказал Гордон. — И я правда не знаю, на кой я ему сдался».). Критик накропал эссе по «Дому Желаний», заодно решив покопаться в прошлом Гордона. Результатом стало сногсшибательное открытие, о котором он тут же не преминул написать:

А именно — Гордон Де Марко не имел высшего образования, как гласило его резюме, так же, как и не был автором многих работ, якобы опубликованных им, а учился он всего лишь в маленьком нью-йоркском колледже.

Заголовок рецензии гласил: «Романист присвоил себе звание академика!»

По кампусу поползли шокирующие слухи, к вящему ликованию тех, кто на дух не переносил профессора и его методику обучения. Местные газеты и новостные телепрограммы начали смаковать историю, хотя для Нового Орлеана это была капля в море.

Но не для академии. Там это было большое дело. Поговаривали, что в дело вмешалась даже администрация.

Гордон не показывался в кампусе, якобы сидя на больничном.

Я не мог достать его по телефону.

Однажды я уже было собрался ехать к нему, как вдруг он сам позвонил мне в офис.

— Ну и заварил кашу старый Горди, верно? — проговорил он.

— Как вы там?

— В порядке. Я знал, что этот день рано или поздно наступит. Пытаешься внести в мир хоть малую толику совершенства, но всегда найдется кто-то, кто все разрушит и вытащит на свет божий все твое грязное белье.

— Не знаю, можно ли спросить вас…

— Спрашивай.

— Что произошло?

— Ты знаешь, что моя степень доктора философии вполне заслуженная, — сказал он.

— Знаю.

— В большей степени я получил ее за сборник критических статей о творчестве Хемингуэя. В связи с этим получить хорошую преподавательскую должность обычно не составляет труда. Проблема в том, что я не имел этого гребаного высшего образования. Я был всего лишь «многообещающим» писателем и критиком. Так что я где-то полтора года ходил в этот колледж и жутко скучал — мне нечему было там учиться. Так что я стал тем, кого называют «независимым студентом». Когда пришло время устраиваться на работу, я тиснул штамп об окончании колледжа на старом резюме, зная, что в девяноста девяти случаях из ста меня не поймают на лжи. Но в спешке мы обычно забываем о мелочах, которые потом могут оказаться очень важными. Я знаю, что должен был все рассказать через несколько лет, у меня была хорошая должность, люди бы меня поняли и простили. Сейчас все думают, что я лгал им, вводил их в заблуждение, мне нельзя верить. Я знаю, что обо мне говорят, и знаю, что администрация совещается по этому поводу…

— И что они сделают с вами?

— Да хер их знает. Вмажут линейкой по пальцам: «Ах ты нехороший Горди!» Понизят в должности. Вынудят уйти в неоплачиваемый отпуск на годик. Или, — добавил он, — дадут мне пинка под зад.

— Они этого не сделают.

— Могут.

— Мне очень жаль, что все так получилось, — проговорил я.

— Мне тоже, — сказал он и рассмеялся.

— Что вы будете делать сейчас? — спросил я.

— Залягу на дно на какое-то время, — ответил он.

— Я к вашим услугам, если что.

— Я знаю. Ты хороший друг, и я это ценю.

— Данни спрашивала о вас.

— Я знаю, — проговорил он. — Она приедет ко мне вечером. Мы напьемся и похихикаем над всем этим дерьмом.

— Могу я присоединиться к вам?

— Не сегодня, — сказал Гордон. — Мне надо побыть с этой девочкой наедине.

Я никогда бы не догадался, что этой ночью Данни не станет.

 

24

На следующий день, поздно вечером, я получил весточку о гибели Данни.

Произошел несчастный случай.

По кампусу снова поползли разговоры, а позже известие об этом появилось в газетах: «Опозоренный профессор попал в аварию вместе с двадцатилетней студенткой».

Я догадывался, что они напьются, но не дома: Они отправились на Бурбон-стрит. Гордон был за рулем и гнал, как помешанный. Они выехали на встречную полосу и столкнулись с грузовиком. Гордона выбросило из машины, он отделался только мелкими ссадинами. А Данни вылетела через лобовое стекло — осколком ей перерезало горло.

Я не знал, как реагировать на эту новость.

Я словно отупел.

Всю ночь я просидел в своем офисе, пялясь в стену. Я торчал там, пока не взошло солнце и не начались занятия.

Ее больше не было, а я так и не сказал ей, что хотел бы любить ее…

Я хотел…

Но ее душа принадлежала Гордону Де Марко.

 

25

Я честно выждал неделю, пока меня не стати дико раздражать бесплодные звонки к нему домой. Я поехал к нему. Он не встретил меня в дверях, но я знал, что он был где-то здесь — и не один. Я обошел дом и увидел миссис Андреа Стиллвелл, плещущуюся в бассейне и, разумеется, восхитительно обнаженную.

Женщина заметила меня. Она выбралась из бассейна, взяла полотенце и начала сушить волосы, подходя ко мне.

— Рада видеть вас снова, — сказала она. — Сэмюел, верно?

— Алекс.

— Да, конечно, Алекс.

— Где Гордон?

Она усмехнулась:

— Он занят.

— Мне надо поговорить с ним.

— Он выйдет рано или поздно, — сказала она. — Он с ней уже час.

Я взглянул на нее и подумал: «О нет…»

— С ней? С кем?

— С Эшли.

— Он с вашей дочерью?!

Она обернула голову полотенцем.

— Я подарила ее ему. Самый подходящий подарок, который рабыня может сделать своему хозяину, — это позволить ему трахнуть свою дочь. Молодую сучку на пороге растления.

— Ты с ума сошла… — прошептал я. — Ты чокнулась на хер, ты это знаешь?

Она злобно сверкнула на меня глазами:

— Прибереги свои проклятия для других. Ты и понятия не имеешь, что здесь происходит.

— Я понимаю, — проговорил я. — Я прекрасно понимаю.

— Если бы…

— Алекс! — прозвучал знакомый голос. Это был Гордон Де Марко. Я обернулся и обалдел — не потому, что профессор был голым, а потому, что он был лысым, как куриное яйцо.

— Гордон, — проговорил я.

— Прости, что не общался с тобой.

— Что случилось с вашими волосами?

Он провел рукой по макушке:

— Нравится?

— Как-то… по-другому смотрится, — ответил я.

— Довольно сексуально, — встряла Андреа Стиллвелл.

— Раньше это смотрелось, как дикая растительность на старой сморщенной заднице, — сказал Гордон. — А сейчас…

— Хватит шуточек. Вам понравилась эта маленькая киска? — спросила Андреа Гордона.

— Понравилась… — усмехнулся Гордон. — Да я без ума от нее. Да и как я мог сдержаться? Она такая сладенькая. Спасибо тебе за нее.

— Все для вас, мой хозяин. Можете делать с ней все, что хотите.

— Вот так, Алекс, — обратился ко мне Гордон. — Представился случай попробовать развратную нимфетку. Как там было… туры и ангелы…

— Вы серьезно? — спросил я.

— Более чем. Она наверху, в моей постели, ждет меня. Когда я узнал, что ты приехал, я сказал ей, что, возможно, пришлю тебя к ней, чтобы ты ее поимел. И знаешь, что она мне ответила? Она сказала: «Я трахну его, Горди».

Андреа рассмеялась.

Я не знаю, что заставило меня подняться в его спальню. Может быть, я решил удостовериться, не разыгрывают ли меня Гордон и Андреа, может быть, я хотел своими глазами увидеть, как низко пал мой учитель, а возможно, я действительно хотел «откупорить» девочку…

Эшли ждала, лежа на кровати и натянув простыню на грудь. Ее волосы были в беспорядке, она смотрела в стену. Повернулась и безучастно моргнула.

— Привет, — сказал я.

— Я знаю, зачем вы здесь, — проговорила она.

— И зачем же?

— Чтобы трахнуть меня.

— Ты в порядке?

— Я-то да, — сказала она. — А вы?

— Почему бы тебе не одеться, — предложил я и вышел из комнаты.

Я нашел Гордона и Андреа внизу — они пили коктейли. Она трогала его голову и хихикала.

Он сказал:

— Быстро ты управился, Алекс.

— Ничего не было, — проговорил я.

— Жаль, — обронила Андреа.

— Заткнись, — сказал я. — Гордон, нам надо поговорить.

— Не затыкай мне рот! — воскликнула Андреа. — Ты не мой хозяин.

— Твой хозяин — я, — сказал Гордон. — И тебе и впрямь лучше помолчать.

Андреа опустила глаза.

Эшли спустилась по лестнице в коротком белом платьице и сабо. В ней было что-то, что напоминало мне Данни.

— Мама, — проговорила девочка, — поехали домой?

— Дай мне одеться, — сказала Андреа. Она подняла с дивана белое платье.

Гордон поцеловал обеих на прощание.

— Было чудесно, моя маленькая рабыня, — сказал он девочке.

Эшли вспыхнула.

Затем мать и дочь ушли.

— Хочешь выпить? — спросил Гордон.

— Не откажусь.

Он плеснул мне двойной виски.

— Ну вот мы и одни, — сказал он. — Можем поговорить. Я догадываюсь, о чем ты хочешь поговорить.

— Вы трахали эту девочку? — спросил я напрямик.

— Только сегодня. Я лишил ее девственности. Можешь назвать меня ублюдком, но это было нечто особенное. Она для меня — это что-то.

— Вы можете нажить уйму неприятностей, занимаясь этим дерьмом.

— А почему ты не трахнул ее, Алекс?

— Я не хотел, — ответил я. — И она тоже.

— Вот как?

— Вы заставили ее сказать «да». Потому что теперь она — ваша рабыня. Но она этого не хочет. Что вы заставите ее делать, Гордон? Продадите как шлюху? Заставите трахаться с десятью мужиками по очереди?

— Эшли — не Данни, — сказал он. — Но могла бы стать ею. Да, могла бы. Ее мать это понимает. У меня есть теория насчет того, что быть шлюхой — это генетическое.

— Посмотрите на себя, — проговорил я. — Какого хера, Гордон?! Обритый налысо отшельник трахает ребенка!

— Нет. Эшли уже женщина.

— Это так вы переживаете смерть Данни?

Он коснулся головы.

— Мне кажется, это даже символично…

— Как все началось между вами и Данни? Вы знали ее до того, как она появилась в университете. Она рассказала мне об этом. Но больше я от нее ничего не добился.

— А что именно она говорила?

— Что любит вас. Она не должна была так говорить, я знаю. И вела себя она так…

Он кивнул, неожиданно став чертовски грустным.

— Я встречался с ее матерью, — сказал он.

— Так я и думал.

— Давай присядем, Алекс.

 

26

— Я всегда любил ее, — сказал Гордон со слезами на глазах. — С того момента, как я ее увидел впервые. Я знал, что буду любить ее всегда. А она любила меня. Об этом ее мать даже и не подозревала. Женщины никогда не понимают таких вещей.

— Я не уверен, что я понимаю.

— Забавно, как все иногда случается в жизни, — проговорил он.

— Расскажите мне, — попросил я.

— Откуда же начать? — задумался он. — Как я уже говорил, я знал ее мать, Сандру. Сандре Кинг было тридцать три года, когда я начал с ней встречаться. Это было десять лет назад, в Южной Калифорнии, где я преподавал в Сан-Диего. Данни было десять лет.

— А отец Данни?

— Отец?

— Ну да. Отец, который трахал ее и научил всяким грязным штукам, — пояснил я. — Она сказала, что это он сделал из нее шлюху.

— Не было никакого отца, — сказал Гордон.

— Правда?

— Этот человек умер, когда Данни было шесть месяцев. Сердечный приступ. Бедолаге было всего двадцать пять лет. Очевидно, какие-то нелады с моторчиком.

— Значит, она лгала мне, — пробормотал я. — И не было никакого инцеста.

— Она просто рассказывала тебе байки.

— Я догадывался, что это все вранье. Она просто морочила мне голову. Все эти истории о групповом изнасиловании, о сексе с животными, об «играх» с папочкой…

— Возможно, половина из того, что рассказывала тебе Данни, и было правдой. Насчет отца — фантазии чистой воды. Она хотела, чтобы отец трахал ее, заполнил эту пустоту, чтобы у нее было то, что, возможно, было у ее подружек: нарушить одно из старейших сексуальных табу с библейских времен. Она хотела воплотить эту фантазию со мной, но я не мог ей этого дать. Иногда она находила пожилых людей, которые могли оказать ей такого рода услугу.

— Значит, вы встречались с ее матерью и трахали маленькую Данни, — сказал я. — Как Эшли и ее мать?

— Нет, ничего подобного. Для начала Сандра не была моей рабыней. Ни о чем таком я и не помышлял, пока не приехал в Новый Орлеан. Потом, я не мог заставить себя трахнуть Данни. Я твердил себе, что она слишком молода. Я знал, что она хотела меня. Она флиртовала со мной и явно давала мне понять, что хочет стать моей любовницей. Но я не мог сделать этого по одной веской причине: я слишком ее любил. Я не любил ее мать. Я любил Данни, но не осмеливался заходить так далеко.

— Из-за ее возраста?

— Частично. Я хотел, чтобы наши отношения были своего рода совершенными. К тому же рядом была Сандра…

— Как долго вы встречались?

— Около трех лет. Когда мы разорвали отношения, Данни было, кажется, тринадцать. Я получил назначение сюда и покинул Калифорнию. Данни была хоть и маленькой, но весьма сексапильной девицей, и я знал, что дальше — больше. Я уехал, Данни строчила мне письма, в которых описывала свои сексуальные подвиги. Перед отъездом она сказала мне: «Если ты не переспишь со мной, я найду человека, который это сделает. Я буду трахаться со всеми, с кем захочу». Она хотела сделать мне больно. Мне действительно было больно, однако ее слова еще и возбудили меня. Ее сексуальные письма были отвратительны, но в то же самое время я кончал, перечитывая их и рисуя в воображении похабные картинки, на которых множество мужчин суют свои члены в ее маленькую девичью «киску».

И… я не был уверен, что все это было на самом деле, что она писала правду. Я подозревал, что истина лежала где-то посередине, как те байки, которые она рассказывала тебе.

Когда она написала, что спит с отцами своих подружек, я знал, что за этим кроется ее желание найти отца, которого она никогда не знала. Отца, которым я никогда не смог бы стать для нее.

Когда она писала мне о том, что делает минет своим учителям, женатым мужчинам, с которыми встречалась в мотелях, тренеру по баскетболу… я знал, что действительно у нее было на уме — в мыслях распущенной грязной маленькой шлюшки.

Затем ей исполнилось девятнадцать, пришло время поступать в колледж, и она захотела приехать сюда. Я не мог ее остановить. Да и не хотел этого.

Она приехала — нимфетка, ставшая женщиной. Прекрасной сексуальной женщиной, которая немедленно возжелала переспать со мной.

Во время нашей первой встречи она сказала мне: «Я хочу показать тебе, чему научилась за эти годы», — и начала сосать мой член. У меня в жизни не было такого великолепного минета.

Я рассказал ей о своем увлечении садомазохизмом. Сказал, что я хозяин, ищущий рабыню. Она тут же ответила: «Я буду твоей рабыней. Я сделаю все, что ты мне прикажешь. Я буду твоей — делай со мной что хочешь, пользуйся мной, оскорбляй меня».

«Ты будешь сосать мой член каждый день, маленькая блядь, — сказал я ей, — и отсосешь и трахнешься с теми, с кем я тебе скажу».

— Но вы же никогда не спали с ней, — проговорил я. — Не трахали ее в ее «киску».

— Я не собирался трахать ее и в задницу, пока ты мне не рассказал, насколько это классно. А что касается «киски»… Ее вагины… Нет.

— Почему? Это же ничего не значит, Гордон.

— Для тебя — может быть. Но не для меня. Ее вагина для меня была самим совершенством. Я любил ее. Любил, как никого в своей жизни. Судьбой нам было предначертано быть вместе, я знал это с самого начала, еще десять лет назад. Я хотел быть ее первым мужчиной, я хотел сделать ее женщиной, но не сложилось. Мне было больно, Алекс, больно потому, что она стала трахаться с другими, так как я не мог ей этого дать. Я все же сделал ее своей рабыней, я заставлял ее делать всякие вещи, и она была просто счастлива выполнять мои приказы. У нас есть то, что есть, но не то, что мы должны были бы иметь.

— А теперь она покинула нас, — сказал я.

— Она…

— Она погибла из-за вас.

— Я думал, ты пришел ко мне, чтобы подбодрить меня.

— Я пришел сказать вам правду.

 

27

— Она ушла не навсегда, — сказал Гордон Де Марко. — У меня есть план.

Он встал, подошел к бару и приготовил себе очередной коктейль.

— Что за план? — спросил я.

Он повернулся ко мне, его лицо хранило невозмутимое выражение.

— Мне велели обрить голову в качестве подготовки.

— Подготовки?

— Помнишь тех людей, которых мы встретили на вечеринке во Французском Квартале? Марка Перкинса и Вивьен Даркблум?

— Как я могу их забыть, — проговорил я. — И ту вечеринку… И шоу, которое устроила нам Данни…

— Они занимаются колдовством.

— Данни тоже об этом говорила.

— Я пошел к ним и спросил…

Он покачал лысой головой и отвернулся.

— Гордон, — проговорил я. — Горди…

— Ты должен уйти, Алекс.

— Я не уверен, что хочу этого.

— Я понимаю твое смятение, но уверяю тебя, что я в порядке. Я настроен очень позитивно, Алекс. Но я не могу говорить сейчас об этом.

Я вздохнул.

— Извини, я был не особенно коммуникабельным сегодня, — сказал он. — Думаю, что в будущем я исправлюсь.

— Обещаете?

— Да.

Он проводил меня до дверей.

— Когда мы встретимся в следующий раз, — сказал он, — Данни будет с нами снова.

— Что вы имеете в виду, черт подери? — я остановился.

— Ты поймешь позже.

— Послушайте, Гордон…

Он мягко прикрыл за мной дверь, улыбаясь.