В один из декабрьских дней 2008 года в городе Виндзор-Локс штата Коннектикут умер обычный пожилой человек. Было ему восемьдесят два года. Как правило, смерть такого человека затрагивает разве что родных и близких. Но в данном случае весть взбудоражила известных ученых по всей Америке. Из дома престарелых, где старик провел последние годы своей жизни, позвонили Сьюзан Коркин, нейробиологу в Массачусетском технологическом институте; по счастливой случайности та не уехала на очередную конференцию. Коркин связалась со своим коллегой из Калифорнии, которого тоже застала на месте. Ученых настолько интересовало тело старика, что они побеспокоились загодя – несколькими годами ранее обзвонили каждое похоронное бюро в округе, прося, чтобы когда подойдет время, тело ни в коем случае не кремировали.

Но с чего вдруг такой ажиотаж? Мир науки понес бы невосполнимую утрату, попади бесценный для исследователей мозг в кремационную печь.

Такое развитие событий удалось предотвратить. Тело старика с обложенной льдом головой погрузили в катафалк и срочно доставили в Бостон. Тем временем из Калифорнии уже летел нейроанатом Джакопо Аннезе. Именно на него пал выбор Сьюзан Коркин – она искала высококвалифицированного специалиста, готового пожертвовать своим личным временем ради работы. К полуночи срезы мозга были сделаны. Утром Сьюзан Коркин наблюдала через окно отделения патологоанатомии за работой Джакопо Аннезе и двух его коллег – они осторожно извлекали мозг. На следующий день Аннезе уже летел обратно в Сан-Диего вместе с Генри – такое имя дал нейроанатом мозгу.

Вы можете подумать, что называть человеческим именем мозг, который находится в пластиковом баке с формальдегидом, помещенном в холодильную камеру, бестактно. Однако ученые не усмотрели в этом ничего криминального. Еще при жизни Генри Молашена профессор Коркин приняла участие в судьбе этого крайне ранимого человека – позаботилась о том, чтобы в доме престарелых к нему отнеслись с вниманием. Она же сделала так, чтобы его личность оставалась в тайне – десятилетиями он был известен в научной литературе под инициалами Г. М. Сьюзан Коркин очень привязалась к нему. Для науки же вся ценность Генри Молашена заключалась в его мозге. Более сорока пяти лет деятельность его мозга невероятно занимала Сьюзан Коркин: что Генри помнит, чему научился, что может вообразить? Наконец представился случай заглянуть внутрь мозга.

Что же так взволновало ученых? Лишь тот факт, что две трети жизни Генри вынужден был жить исключительно настоящим.

В двадцать семь лет Генри перенес операцию на головном мозге – его пытались избавить от ежедневных эпилептических припадков, которые рано или поздно привели бы к летальному исходу. Хирург Уильям Сковилл с помощью полой иглы удалил определенные участки гиппокампа – небольшой зоны в форме морского конька глубоко внутри мозга. Казалось бы, операция прошла удачно: Генри быстро шел на поправку, приступы эпилепсии прекратились. Однако постепенно Сковилл стал замечать: что-то пошло не так. Генри не запоминал ничего из того, что с ним происходило. Он помнил случаи из детства, но вчерашние собеседники сегодня оказывались для него чужими. Каждое лицо выглядело незнакомым. Каждое впечатление было внове. Генри не имел никакого понятия о том, чем занимался всего час назад. Хирургическое вмешательство привело к антероградной амнезии.

Случай Генри вошел во многие книги по нейробиологии и учебники по психологии; обычно его разбирают в качестве примера в разделе о нарушениях памяти. Однако существует и другой, менее известный аспект амнезии: потеря способности представлять будущее. У Генри присутствовали оба этих симптома, идущие рука об руку: неспособность запоминать то, что с ним происходило после операции, а также невозможность представлять будущее.

В этой книге я уже не раз приводила примеры того, как мы формируем собственное представление о времени, однако самый яркий тому пример – наши умозрительные образы будущего. Мы по собственной воле можем представить завтрашний день, следующую неделю или мир через тысячу лет. Эта способность не имеет ничего общего с ясновидением – наши представления наверняка окажутся далеки от реальности. Однако сила воображения такова, что мы запросто можем представить то, чего не только не случится, но и никогда не может случиться. Эта удивительная способность мысленно переноситься вперед во времени, способностью представлять будущее, является противоположностью памяти. Но, как вы узнаете из этой главы, они связаны между собой: чтобы вообразить будущее, наш ум задействует и чувство пространства, и воспоминания.

В среднем человек думает о будущем пятьдесят девять раз за день, то есть каждые шестнадцать минут бодрствования. Исследования в этой области привели к потрясающему открытию: вполне возможно, что размышления о будущем являются пассивным режимом работы мозга. Но назвать такие размышления бесполезными нельзя – это вовсе не «жизнь впустую».

Путешествия во времени, совершаемые в уме, ничуть не бессмысленны и не бесполезны. Они влияют на наши оценочные действия, эмоциональное состояние, принимаемые решения – как в лучшую, так и в худшую сторону. Мои собственные исследования в сфере воображения будущего расскажут кое-что удивительное о нашей склонности к ошибкам при воспоминаниях.

 

Путешествия во времени, совершаемые в будущее

Вот уже более столетия ученые изучают работу памяти, однако способность воображать будущее как область научных изысканий появилась сравнительно недавно. Самым значимым результатом оказался тот факт, что умение представлять будущее в некоторой степени зависит от способности вспоминать. Этим открытием объясняется и одно из самых загадочных свойств памяти – причины, по которым она так часто нас подводит, – отчего для исследователей вроде Мэриголд Линтон изучение собственной памяти оказалось несколько болезненным. Память должна выполнять восстановительную функцию, кроме того она должна быть гибкой и даже непрочной, чтобы мы могли воображать будущее. Эту теорию подтверждают случаи самых разных пациентов, например, история того же Генри. В медицинской литературе описаны сотни случаев амнезии; врачи часто отмечали, что таким пациентам трудно не только вспоминать события из прошлого, но и воображать будущее. Они не в состоянии представить, чем будут заниматься на следующий день, не говоря уж о следующем десятилетии. И хотя такими наблюдениями делились многие врачи, способность воображать будущее стали изучать систематически лишь у десятка пациентов, в то время как память исследована сравнительно хорошо.

Существовал человек, проходивший в медицинской литературе под инициалами N. N., то есть, его настоящее имя не называлось. В 1981 году он ехал на мотоцикле; дорога была скользкой, мотоцикл упал, и N. N. получил тяжелую травму головы. Как и Генри, N. N. не запоминает новое: каждый раз, слыша о событиях 11 сентября, он ужасается. Позднее N. N. стал известен под своими настоящими инициалами, K. C.; к нему приезжал Эндель Тульвинг, крупный теоретик в области изучения памяти. Тульвинг прославился тем, что разделил долговременную память человека на семантическую – память на слова, понятия, правила, абстрактные идеи (например, Канберра – столица Австралии), и эпизодическую – память на события из личного прошлого (например, вы посещали Канберру). Тульвинг задал K. C. несколько простых вопросов: «Что вы будете делать завтра?», «Каковы ваши планы на лето?». K.C. не смог ответить ни на один из них. Когда Тульвинг спросил пациента, о чем тот думает, пациент ответил, что у него голове пусто. Как он ни старался, удержать мысли о будущем ему не удавалось; прошло тридцать лет, а ситуация по-прежнему та же. Некоторые пациенты, такие как D. B., могут представить в будущем только события общественного характера, а вот события личного плана – нет. Примечательно, что люди с амнезией, когда их просят представить будущее, делают это с трудом и даже с видимой неохотой.

Насколько различаются семантическая и эпизодическая память, настолько различаются и способы воображения будущего. Одно дело – в самый разгар зимы знать, что к лету потеплеет, и совсем другое – представлять, как летом будешь загорать на солнце, ощущая всем телом его тепло. Последнее – путешествие во времени, совершаемое в воображении, – и определяется как эпизодическое воображение будущего, которое я для простоты называю воображением будущего. Оно является лишь частью общей системы воображаемых путешествий во времени, которые, согласно Энделю Тульвингу, составляют наше автоноэтическое сознание. Это знание о самом себе, существующем во времени, выражается в способности переживать события, которые уже произошли или только произойдут. Переживая грядущее событие, человек представляет свои ощущения, а не только какие-либо общие моменты. В своем дневнике вы видите запись о будущей встрече с друзьями в пабе. Проспективная память напоминает вам о необходимости появиться на месте в точно назначенное время, однако именно способность воображать будущее отвечает за ваши представления о том, как вы берете себе напиток, находите свободный столик, читаете написанное на доске меню. Благодаря способности воображать будущее вы мысленно представляете себя в будущем, представляете свои переживания. Это умение – нечто совершенно отличное от намеренного планирование. Кроме того, способность представлять будущее – то, что отличает нас от животных.

Мысленное путешествие во времени совсем не обязательно должно быть продолжительным. Зачастую вы думаете о том, что сделали совсем недавно или только собираетесь сделать в ближайшем будущем. Возьмем собеседование при приеме на работу. Перед ним вы мысленно репетируете ответы на возможные вопросы работодателя, после – снова и снова вспоминаете самые неудачные моменты, попутно воображая другой вариант развития событий, более выгодный для вас. Вы представляете возможные сценарии будущего, теперь уже ставшие частью неосуществленного прошлого.

Демис Хассабис и Элинор Магуайр были первыми нейробиологами, которые провели серьезные исследования способности воображать будущее у людей с черепно-мозговыми травмами. Они обнаружили, что даже если таким людям давать подсказки в плане отдельных ощущений – зрительных, обонятельных, слуховых, – они все равно не в состоянии представить общую картину. Пятеро пациентов выполнили тесты на коэффициент интеллекта и прошли проверку памяти, получив разное количество баллов, однако когда дело дошло до воображения будущего, четверо показали очень низкие результаты, несмотря на то, что их просили представить сценки из повседневной жизни, не требовавшие подробных воспоминаний.

Но воображать будущее затруднительно не только людям с черепно-мозговыми травмами. Любому человеку со слабой автобиографической памятью сложно представить себя в будущем. Это относится к совсем маленьким детям, а также к больным шизофренией, депрессией, болезнью Альцгеймера, людям с суицидальными наклонностями. Чем сильнее у душевнобольного человека проявляются симптомы бреда и галлюцинаций, тем сложнее ему воображать будущее – он лишается той силы, которую дает мысленное путешествие вперед во времени. Наша жизнь идет своим чередом – десятилетие за десятилетием, – и мы начинаем поговаривать о том, что, мол, память нас подводит. Но вместе с этим процессом протекает и другой, гораздо менее заметный – снижается способность воображать будущее. Это лишь подкрепляет теорию о том, что в формировании своих представлений о будущем мы опираемся на воспоминания о прошлом.

У Генри была сильнее всего поражена часть мозга под названием гиппокамп, что в переводе с древнегреческого означает «морской конек». Эту зону мозга назвали так из-за ее формы – это узкая дуга, напоминающая морского конька. Не так давно мне довелось побывать на месте бывшей площадки для игры в сквош, где теперь размещается банк мозга. На многочисленных полках расставлены емкости с мозгами. Нейробиолог осторожно передал мне один из шести тысяч хранящихся у них экземпляров и указал на гиппокамп.

Даже не верится, что такая крошечная зона мозга, всего четыре сантиметра в длину, и к тому же хрупкая на вид, содержит в себе впечатления, накапливающиеся у человека на протяжении всей его жизни, и отвечает за формирование его личности. Мы знаем, что эта зона крайне важна для функций памяти, однако опыт пациентов с амнезией свидетельствует о том, что гиппокамп играет свою роль и в способности представлять будущее. В результате наблюдения за такими людьми начинает формироваться общая картина того, как в мозгу возникают образы будущего; в немалой степени этому способствуют и снимки живого мозга.

Чтобы лучше понять идею, подумайте о чем-нибудь, чем собираетесь заняться на следующей неделе, но это не должно быть что-то обыденное, рутинное. Теперь попробуйте вообразить это дело в подробностях. Если вы собираетесь заниматься им в помещении, представьте, как это помещение выглядит. Если вокруг есть люди, придумайте, во что они одеты. Рассмотрите каждую деталь, которую вы вообразили, как вам кажется, на пустом месте – наверняка заметите кое-что, заимствованное из собственного прошлого. Я знаю, что на следующей неделе еду в Оксфорд брать интервью у профессора психологии о его исследованиях на тему групповой сплоченности. С профессором я никогда не встречалась лично, ни разу не была у него, однако могу представить себе сцену нашей встречи в самых общих чертах: мы с ним сидим в старых, обтянутых бархатом креслах; стены кабинета отделаны деревянными панелями. На столе высятся кипы бумаг, книжные полки тянутся вдоль стены от пола до потолка, стопки книг лежат даже на застеленном ковром полу. Вообще-то этот образ – собирательный, он сложился из впечатлений от последней встречи с одним профессором из Оксфорда, а также сюжетов кинофильмов, таких, как «Воспитание Риты». Конечно, я могу и не угадать – вполне может оказаться, что кабинет обставлен современно, в духе минимализма. И тем не менее, очевидно, что мое видение будущего представляет собой сплав из соответствующих теме воспоминаний. Мы способны перенестись в будущее, опираясь на воспоминания из прошлого: мы их сочетаем, выбирая из множества вариантов наиболее правдоподобные. Тасуя эти воспоминания, мы словно заглядываем в «окошко» мозга, заранее «видя» будущие события.

Учитывая все это, нет ничего удивительного в том, что на снимках мозга человека, воображающего событие в будущем, видна активность зоны гиппокампа, хранилища воспоминаний, – той самой, которую удалили Генри. Вообще-то зоны мозга, отвечающие за впечатления из прошлого, во многом дублируют зоны, отвечающие за воображение будущего. Процесс вспоминания в первую очередь – процесс реконструкции: если мы хотим пережить событие вновь, мы не извлекаем готовую «запись» из «библиотеки». Вместо этого мы постепенно реконструируем воспоминание об этом событии и даже несколько изменяем его, если наши взгляды с того времени изменились. Схожий процесс наблюдается, когда мы представляем будущее.

Активность мозга во время представления будущего и вспоминания прошлого на удивление сходна. Ученые обнаружили это с помощью эксперимента: испытуемым называли ключевое слово или фразу и просили представить разные сюжеты с ними в прошлом и будущем. Один из исследователей, Карл Спанар, предложил испытуемым имя – Билл Клинтон. Испытуемые признавались, что задание было несложным. Может, только мне в голову лез совершенно определенный эпизод, произошедший в Овальном кабинете? Надеюсь, это не исказило результаты исследования.

При мысленном обращении человека к прошлому и будущему активизируются три основные зоны головного мозга. Первая – лобные доли. Это передние части каждого из полушарий головного мозга: в них находится рабочая память, они отвечают за принятие решений. Кроме того, благодаря лобным долям впечатления из прошлого не принимаются ошибочно за реальную жизнь.

Вторая зона – теменные доли. Они находятся в каждом из полушарий на темени, ближе к затылку. Именно в теменных долях обрабатываются сенсорные сигналы, поступающие от разных частей тела, именно здесь буквы складываются в слова, а слова – в предложения. Любопытно, что часть этой зоны также отвечает за ориентацию на местности. Навигационная функция проливает свет на общность механизмов, задействуемых при размышлении о времени и пространстве, – я говорила об этом в главе третьей. Можно предположить, что мы вызываем воспоминания прошлого, воображая картинки: точно так же мы ищем дорогу к месту, где бывали раньше. Пациентам с амнезией особенно трудно вообразить места, в которых могли бы произойти новые события. Если здоровых людей попросить представить, как они стоят посреди музейного вестибюля, они будут говорить о мраморных полах, куполообразном потолке, картинах на стенах. У людей с амнезией такие детали будут отсутствовать. И хотя само задание не по кажется им трудным, и они сочтут воображаемое помещение вполне реалистичным, но едва ли назовут предметы, ощущения, связанные с пребыванием в нем. Пространственная составляющая будет отсутствовать, лишь подтверждая идею – чтобы увидеть время, нам необходимо пространство.

Третья зона, которая активизируется, когда мы думаем о прошлом или будущем, – средневисочная зона, включающая крайне важный гиппокамп. Она отвечает за память, обучение, язык и эмоции. Хотя при обращении и к будущему, и к прошлому задействуются одни и те же зоны мозга, мысли о будущем заставляют мозг работать интенсивнее, чем мысли о прошлом. Меня больше всего позабавил тот факт, что чем дальше в будущее мы переносимся, тем сильнее активизируется гиппокамп. Любопытно также и то, что некоторые зоны головного мозга, задействованные при воображении будущего, активизируются и тогда, когда мы пытаемся угадать чужие мысли, представить, что творится в голове другого человека. Можно предположить: воображая будущее, мы проделываем нечто подобное – моделируем наше собственное психическое состояние в другом времени и месте. Тонкости этого процесса еще не изучены в достаточной мере, однако уже сейчас ясно, что он свойственен исключительно человеку.

 

Может ли ваш пес вообразить следующую неделю?

Если у вас была собака, вам наверняка хотелось верить, что когда пес лежит, он предается приятным воспоминаниям о долгих прогулках с вами, о том, как вы наткнулись на дохлого кролика, о дне, когда вместе пошли на поле, и там ему разрешили порезвиться с другими собаками, о случае в кондитерской, когда удалось дотянуться до шоколадных конфет на прилавке… К сожалению, едва ли собаки вообще возвращаются к этим приятным моментам. Они помнят, как найти дорогу к излюбленному месту прогулок – будут тянуть за поводок, стремясь попасть туда – но, насколько известно науке, не способны вспомнить отдельные события, которые с ними происходили. А это значит, что мысленные путешествия во времени им недоступны. Они не могут по собственному желанию представить, как в новогоднюю ночь грызут подаренную вами косточку. С собаками все ясно. А что же другие животные, известные своим исключительным умом?

Пэнзи – самка шимпанзе; она настолько смышленая, что отличает стакан от полулитра. Пэнзи распознает некоторые продукты питания и предметы и может указать на них с помощью специальной клавиатуры, а после нескольких лет обучения под руководством Чарльза Мензеля, антрополога из Государственного университета Джорджии в Атланте, научилась пользоваться 256-ю разными символами. И все-таки нет свидетельств тому, что она способна воображать будущее. Пэнзи указывает на те места, где ранее спрятала еду, однако это говорит лишь о том, что шимпанзе запомнила место. Сам процесс она не помнит и не может представить, как достает припрятанное. Конечно, существуют животные, которым, казалось бы, свойственна способность планировать наперед. Вспомним, с какой точностью белка находит то самое место, где несколько месяцев назад был спрятан орех. Вы можете решить: у белок отличная память, они отдают себе отчет в том, что им понадобится зимой. Однако некоторые биологи полагают, что белки всего-навсего ищут в наиболее типичных местах, они даже не знают, чей тайник разрыли – свой или другой белки. Вы можете возразить: сам факт того, что белки прячут еду, говорит об их способности планировать на будущее. Но откладывать пищу, повинуясь инстинк ту – не то же самое, что представлять себя в будущем голодным и строить соответствующие планы.

Из всех птиц, чье поведение изучено, ближе всего к человеческому пониманию прошлого и будущего находится голубая кустарниковая сойка, обладательница роскошного, отливающего голубым оперения. Сойки не только выглядят смышлеными, они и на самом деле таковы. Эти пернатые родом из Северной Америки, они принадлежат к тому же семейству, что и грачи, вороны и вороны, и считаются одними из самых умных птиц. Специалистов в области сравнительной психологии вроде Николы Клейтон из Кембриджского университета более всего интересует их стремление делать запасы. Испытывая недостаток в пище, сойки ее запасают. Кроме того, в ходе экспериментов, проведенных в Кембриджском университете, Никола Клейтон обнаружила: даже если в данный момент сойка ни в чем не нуждается, она «думает» о будущем.

В тайниках под землей орехи сохраняются дольше червяков. Голубые кустарниковые сойки знают это и выбирают соответствующие места, демонстрируя, что не только помнят, где спрятали пищу, но и что это была за пища, сколько времени прошло с момента закладки. Сойки даже помнят, какие птицы видели их в процессе припрятывания еды, и перепрятывают свои «рассекреченные» запасы, если они прежде сами воровали чужую пищу. Это позволяет предположить, что сойки, планируя будущее, скорее полагаются на собственный опыт, чем на один лишь инстинкт, – вероятно, им присуща способность планировать и опираться на память.

Недавние исследования, проведенные коста-риканскими учеными, показали, что подобные способности можно приписать еще двадцати одному виду птиц: от желтоносого короткоклювого дрозда до белоусой пуховки. Эти птицы прилетают к муравейникам в конце дня, чтобы на следующий день следовать за муравьями, когда те прочесывают лес, гоня других насекомых. Похоже, тут не обошлось без участия памяти и способности планировать.

И снова зададимся вопросом: свидетельствует ли подобное поведение о способности воображать будущее в том смысле, в каком его воображает человек? Чтобы припрятать или перепрятать пищу, птицам вовсе не обязательно представлять себя в будущем, когда наступит бескормица. Очень важно разделять знание о прошлом и будущем и переживание прошлого, представление будущего. Скажем, я попрошу вас представить, где в вашем доме находятся ножницы. Есть разница, вообразите вы ножницы лежащими в шкафчике или вспомните, как убирали их в шкафчик после недавнего использования.

Дельфин – еще одно умное животное – демонстрирует поведение, которое говорит о том, что он мысленно переносится в недалекое прошлое. Дельфинов можно научить «выполнять то, что в последнее время они не выполняли», и по определенному сигналу они продемонстрируют трюк, который вот уже некоторое время не делали. Такое поведение свидетельствует о наличии автобиографической памяти на недавние события, однако неопровержимые доказательства наличия мысленных путешествий дельфина во времени все-таки отсутствуют. Некоторых это порядком разочаровывает: мы привыкли тешить себя мыслью, что животные, так же, как и мы, обладают памятью и воображением; особенно в это склонны верить хозяева домашних питомцев. Психолог Томас Зуддендорф, проводивший обширные исследования в этой области, даже принес общественности извинения за такое разочарование. Но не только животные лишены подобных способностей. Младенцы также живут «здесь и сейчас», они не в состоянии мысленно перенестись в будущее. Лишь в три-четыре года дети начинают представлять будущее, в котором их ощущения могут отличаться от ощущений настоящего, в котором они могут предвкушать события или страшиться их. Представляя будущее, они постепенно обретают очень важное умение – способность контролировать свое эмоциональное состояние. Взрослому легче – он знает, что острая боль в пораненном пальце в конце концов утихнет; это известно ему из собственного опыта, и он легко представляет себе будущее, в котором палец у него совсем не болит. Младенец же словно застрял в настоящем, ему невдомек, что в будущем все может измениться.

 

Что вы делаете завтра?

Перед выступлением гостя в радиоэфире я должна поговорить с ним – во время нашего разговора техники проверяют звук. Обычно я спрашиваю: «Что вы ели на завтрак?», однако многие отвечают на этот вопрос слишком уж кратко для работы техников: «Ничего» или «Тост». Поэтому я стала спрашивать своих собеседников о том, чем они собираются заняться после интервью или завтра. Не так давно одна женщина призналась, что сразу же поспешит домой – к ней пришли трое садовников с цепными пилами, чтобы разобраться с деревом в саду, но выяснилось, что все они пьяны. Женщине не терпелось поскорее вернуться домой и посмотреть: осталось ли от ее сада и от самих садовников хоть что-нибудь? Правда, такие занятные истории попадаются редко. Вообще-то вопрос довольно простой, по крайней мере, для человека взрослого. А вот трехлетке ответить на него гораздо сложнее. В одном эксперименте, где участвовали трехлетние дети, только треть смогла дать правдоподобный ответ на вопрос о том, что они будут делать завтра. Однако через год-другой их способность думать о будущем значительно развилась: уже две трети детей смогли ответить на вопрос внятно.

Проводя эксперименты с маленькими детьми, надо всегда помнить о том, связаны ли результаты с еще недоразвитым мышлением, или же все дело в неразвитой речи. Есть ли уверенность в том, что дети поняли вопрос правильно? Большинство трехлеток знает – «завтра» относится к будущему, но не всегда понимают, что «завтра» означает «следующий день». Однако что они знают точно, так это нравятся им крендельки с солью или нет. Поэтому, чтобы исключить трудности речевого общения, психолог Кристина Атанс раздала группе детей крендельки. После соленых крендельков дети захотели пить, и тут психолог предоставила им выбор: взять еще крендельков или выпить стакан воды. Большинство детей потянулись за водой. Кристина Атанс спросила их, чего бы им хотелось на следующий день. Большинство взрослых попросили бы еще крендельков, однако большинство детей по-прежнему выбирали воду – они не в состоянии были представить себя в будущем, когда уже не будут испытывать жажду, а снова захотят крендельков. Вспомните о тех зонах мозга, отвечающих за воображение будущего: неудивительно, что маленькие дети с трудом переносятся вперед во времени. Формирование двух из трех интересующих нас зон мозга, теменной и лобной долей, полностью завершается только к двум-трем годам. Выходит, малыши испытывают крайнюю форму «эмпатического провала», который временами случается у каждого: в такие моменты мы не в состоянии представить, что в будущем сможем чувствовать себя иначе. Если вы собираетесь в отпуск в жаркую страну, а за окном идет снег, невольно возникает желание побросать в чемодан побольше теплых вещей – вам сложно представить, что где-то в это время может быть тепло и даже жарко.

 

Воспоминания о событиях, которые никогда не происходили

Десять лет назад я принимала участие в эксперименте на определение болевого порога – нужно было опустить руку в ведерко с ледяной водой и продержать столько, сколько сможешь. Поначалу эксперимент не вызвал у меня никакого беспокойства – я думала, что выдержу. В конце концов, это же всего-навсего ледяная вода. Но болезненные ощущения постепенно распространялись на всю руку, становясь все сильнее и сильнее. До сих пор помню ощущение нестерпимой боли. Я продержалась всего полторы минуты, а потом выдернула окоченевшую руку из воды. С этим моим воспоминанием не в порядке только одно – на самом деле такого события не было. Хотя до недавнего времени я была убеждена в обратном. В том, что записала на пленку впечатления от эксперимента – свои, а также мужчины и женщины из числа добровольцев; запись предназначалась для радиопередачи о разнице в болевом пороге у мужчин и женщин. Когда я готовила новую передачу на тему обезболивания, эта архивная запись показалась мне как нельзя кстати. Я ее нашла и передала режиссеру-постановщику, попутно живописуя болезненные ощущения от ледяной воды – мол, так я узнала о своем низком болевом пороге. Режиссер терпеливо отслушала весь час аудиозаписи в поисках той части, где я описываю свои ощущения, но ее не было. Я записала на пленку тех двух добровольцев, а сама, выходит, испытание так и не прошла. Ощущение боли помню, как сейчас, однако пленка свидетельствует: моей записи нет. То есть, в действительности ничего не было.

Что и говорить, неприятно, когда память так подводит. Но это – следствие нашей способности воображать будущее. Воспоминания имеют огромное значение для этого навыка, и это объясняет одну из давних загадок памяти – почему она так часто нас подводит. Психолог Элизабет Лофтус завоевала признание в научной среде тем, что наглядно продемонстрировала – память по своим свойствам вовсе не похожа на видеопленку. Эксперименты Лофтус – из тех, которыми я не устаю восхищаться: они сравнительно просты, но тщательно продуманны. Результаты экспериментов даже получили широкое практическое применение в юридической психологии, повлияв на отношение в судах к свидетельским показаниям очевидцев при рассмотрении уголовных дел. Лофтус смогла внедрить в память испытуемых ложные воспоминания. И добилась этого не с помощью гипноза, а убеждением – испытуемые поверили, что помнят определенные события (которых на самом деле не было). Из бесед с родственниками Лофтус получала некоторую информацию о настоящих, имевших место событиях, а затем в разговоре с испытуемым о его прошлом убеждала его, что, например, в детстве он потерялся в торговом центре; поцеловал огромную лягушку; видел в Диснейленде Багза Банни. Последнее вполне могло случиться на самом деле, если бы не одно «но»: кролик Багз Банни – персонаж из мультфильмов студии «Уорнер Бразерс», он никак не мог оказаться среди персонажей студии «Дисней». Но наши воспоминания изменчивы. Не бывает так, чтобы они сохранялись в архивах памяти в неизменном виде, дожидаясь, пока мы их затребуем. Многолетний опыт говорит о том, что в момент сохранения впечатление изменяется. Если нам становятся известны новые сведения, впечатление снова принимает несколько иной вид; пытаясь разобраться в событиях, мы можем изменить его вновь. Память действует по принципу реконструкции. Причем, изменения происходят вовсе не по злому умыслу – сознание в этом не участвует. И хотя изменчивость впечатлений представляет проблему в плане надежности показаний очевидцев, благодаря ей мы способны воображать будущее.

Если бы воспоминания фиксировались подобно изображению на видеопленке, на представление новой ситуации уходило бы много времени. Например, вы хотите представить, как подъезжаете на двухэтажном автобусе к пляжу на тропическом острове, где состоится свадьба вашей близкой подруги и Джонни Деппа. Картинка возникает перед вашим мысленным взором мгновенно. Если бы впечатлениям не была свойственна изменчивость, процесс представления осложнился. Вам пришлось бы покопаться в памяти в поисках ваших личных воспоминаний о поездке на автобусе, визите к подруге, а затем «нарезать клипы» из архива памяти, где хранятся кадры из фильмов с участием Джонни Деппа, а также сюжеты из телевизионных программ о свадебных церемониях на тропических островах. Эти воспоминания могут отстоять друг от друга на годы, а то и десятилетия. Как только все необходимые элементы из памяти извлечены, вы соединяете их в единое целое. Если бы приходилось воображать будущее именно таким образом, нам пришлось бы тяжко. Изменчивость же наших воспоминаний значительно упрощает задачу – мы можем «соединять без швов» разные воспоминания, придумывая новую сцену, которую не только никогда не видели, но и не воображали. Похоже, изменчивость памяти играет в нашей способности воображать будущее главную роль. В памяти содержатся миллионы воспоминаний из разных периодов жизни, но они не статичны – они изменяются, мгновенно порождая бесчисленные воображаемые комбинации. Ненадежность наших воспоминаний на первый взгляд кажется недостатком, но благодаря этому их свойству мы совершаем мысленные путешествия в будущее.

Очевидно, что мы учимся на собственном опыте, но давайте сделаем шаг вперед: возможно, основное назначение памяти состоит вовсе не в том, чтобы оглядываться назад, а в том, чтобы давать нам возможность смотреть вперед, представляя возможное будущее. Идея эта не нова. На рисунках мозга, датированных XIV веком, воспоминания изображаются в виде змей, питающих воображение; еще в древности и Аристотель, и Гален описывали воспоминания не как архив жизни, а как инструменты воображения. Современную версию этой идеи предложил в 1985 году шведский нейробиолог Дэвид Ингвар. С тех пор способностью воображать будущее заинтересовались исследователи, хотя, как я уже отмечала, по-прежнему гораздо больше внимания уделяется самой памяти.

В некотором роде воображение изучать легче, чем память, поскольку мы не сталкиваемся с проблемами, о которых я говорила в этом параграфе: например, нет необходимости проверять точность воспоминаний. Удобство изучения воображения в том, что можно всех испытуемых, принимающих участие в эксперименте, попросить представить одно и то же.

Возьмите слово «лес» и подумайте о воспоминаниях из прошлого, которые с этим словом ассоциировались бы. Не торопитесь: вглядитесь в возникшую перед мысленным взором картинку. Какие запахи вы при этом чувствуете, холодно ли вам, радостное у вас настроение или печальное, кто находится рядом, что вы делаете? А теперь представьте себя в лесу в будущем. На что похож этот лес? Темно ли в нем? Приятные ли запахи? Есть ли кто рядом? Какие эмоции вас охватывают? Сравните эти два образа: какой из них ярче?

Лабораторные исследования показали: воспоминания из прошлого красочнее представлений о будущем, они задействуют различные способы восприятия: как окружающие предметы выглядят, какие звуки слышны, какие запахи ощущаются… И все же мы знаем: представлять будущее, пусть и не так подробно, как прошлое, труднее. Часто говорят о том, что далекое будущее видится схематично, поскольку его детальное представление было бы напрасной тратой когнитивных ресурсов. Интересно, может, нам просто не хватает информации? Я легко воображу, как через месяц буду сидеть дома и обедать, однако представить то же самое через десять лет мне гораздо сложнее, поскольку я не знаю, где на тот момент буду жить, каким будет мое окружение. Ученые выяснили, что как воспоминания прошлой недели живее воспоминаний десятилетней давности, так и события, представляемые в ближайшем будущем, видятся четче, нежели события в отдаленном будущем.

Хотя прошлое видится нам ярче, отчетливей, будущее вызывает более ощутимый эмоциональный отклик. Исследования показали, что чувства, рождающиеся в процессе ожидания события, сильнее, чем эмоции, возникающие при размышлениях о случившемся, неважно, негативное это событие или позитивное. Некоторым ожидание отпуска приносит бо'льшую радость, чем сам отпуск. В целом образы будущего более оптимистичны и личностны. Многие из нас верят: через какой-то месяц они значительно поправят свое финансовое положение. Чем дальше в будущее мы заглядываем, тем оптимистичнее наш настрой. Азартные игроки верят: в отдаленном будущем им обязательно повезет, и, ставя на событие в настоящем, предпочитают умеренные ставки, оставляя крупные для событий будущего. Студентов попросили перечислить десять важных событий из прошлого и столько же из будущего; оказалось, что события в будущем более оптимистичны. Вы предположите: их оптимизм – результат юного возраста, однако выяснилось: вплоть до семидесяти пяти лет большинство людей верит в то, что завтра будет лучше, чем вчера. Если вы попросите испытуемых намеренно вообразить негативные события из будущего, они будут думать дольше, чем если бы вспоминали их.

Однако вопрос, почему чувства при мыслях о будущем сильнее, чем эмоции при размышлениях о прошлом, остается. В поисках ответа следует обратиться к идее неопределенности. Мы уже знаем, что неопределенность вызывает более сильные чувства, а будущее всегда менее определенно, чем прошлое. Но что, если событие в будущем не подразумевает неопределенности и явно приятное?

Представьте, что вы только что распечатали конверт. В конверте – письмо о том, что вы выиграли бесплатную поездку для двоих на канадский горнолыжный курорт. В путевку включен перелет, стоимость подъемника, прокат лыж, уроки с инструктором и пять ночей в номере люкс с джакузи в пятизвездочном отеле, который всего в двух шагах от подъемника.

Вашей первой мыслью будет: «Как пить дать, мошенники!» Однако добровольцам, принимавшим участие в исследовании, внушили: все по-честному, они приняли участие в лотерее по радио и выиграли путевку. Одну половину добровольцев попросили оценить степень собственной радости от предвкушения поездки. Другая половина добровольцев должна была представить, что они уже побывали на курорте, и оценить степень радости. Те, кто только предвкушал поездку, оказались счастливее, чем те, кто предавался воспоминаниям. Фактор неопределенности из данного задания был исключен. Получается, что должно существовать другое объяснение эмоциональной природе воображения будущего. Одна из теорий об эмоциях заключается в том, что их назначение – готовить нас к действию, к тому, чтобы избежать отрицательного опыта, стремясь к опыту положительному. В нашем случае это похоже на правду. У нас нет необходимости готовиться к действиям, когда мы вспоминаем прошлое, поэтому воспоминания об уже случившемся вызывают не такой сильный эмоциональный отклик, как размышления о будущем.

Очевидно, что воображение будущего важно при планировании – мы представляем разные ситуации и лишь потом принимаем решение; способность воображать будущее лежит в основе удивительной приспособляемости человека к окружающей среде. Однако иногда мысленное проигрывание ситуации может отличаться такой реалистичностью, что мы начинаем думать, будто событие произошло на самом деле. Как Элизабет Лофтус внушила ложные воспоминания своим испытуемым, так и мы проделываем нечто подобное с самими собой: вы полагаете, что отправили электронное письмо, а позднее обнаруживается, что вы только собирались это сделать. Учитывая, что при размышлениях о прошлом и будущем задействуются одни и те же зоны мозга, происходят одинаковые процессы, удивительно, как редко мы попадаем впросак. Некоторые ученые считают, что мы отличаем впечатления из прошлого от воображаемых картинок из будущего благодаря яркости первых. Однако когда мы все же ошибаемся, это происходит в одном направлении. Обычно нам кажется, будто мы уже осуществили задуманное, хотя на самом деле мы только планировали это сделать. Обратная же ситуация – поверить в то, что воспоминание из прошлого всего-навсего фантазия, – крайне нетипична.

Опыт Алана Джонстона в качестве заложника демонстрирует всю мощь умозрительного образа. Возможно, многие и не пытались использовать ее сознательно, однако любой, кто перед собеседованием при приеме на работу мысленно отвечал на вопросы работодателя или про себя репетировал неприятный разговор с начальником, пользовался стратегией проигрывания в уме. В спорте стало обычной практикой обучать спортсменов навыкам зрительного представления, когда они в мельчайших подробностях представляют свою победу. Теннисисты учатся применять эту технику между геймами – она приводит их в нужный настрой перед очередной подачей, независимо от того, как прошел предыдущий гейм. После неудачного мяча игрок, мысленно нацеленный на победу, соберется, забудет о прошлом и перенесется в будущее, представляя, как делает мощную подачу, которую противник не сумеет принять. Игроки в бильярд представляют, как шар быстро катится прямиком в лузу. Я же блеснула своими способностями лишь однажды – когда играла со спортивным психологом, который тренирует спортсменов-олимпийцев. Каждый раз, когда наступал мой черед, он подробно проговаривал со мной, какой отличный удар я совершу. И ведь срабатывало. После нашей игры я с нетерпением ждала возможности похвастать своим мастерством в бильярде перед другими, но вот незадача – без помощи психолога мои способности представить отличный удар, а значит, и сделать его, испарились. Вот почему спортсмены экстра-класса уделяют большое внимание не только физическим тренировкам, но и технике зрительного представления.

Даже если вы не спортсмен, техника представления будущего пригодится вам в повседневной жизни. Когда человек четко видит событие в будущем, вероятность того, что он не забудет сделать задуманное, возрастает. Если вам позарез нужно купить яйца по дороге с работы, вы должны представить, как заходите в магазин, проходите в нужный отдел, ищете упаковку яиц, открываете ее, чтобы проверить, не битые ли яйца, проходите на кассу и оплачиваете покупку. Это гораздо эффективнее, чем твердить про себя: «Не забыть о яйцах, не забыть о яйцах…» Такую технику можно использовать и в других ситуациях. Если вам предстоит экзамен, вы можете добиться лучшей отметки, важно лишь действовать правильно. В эксперименте студенты одной группы каждый день в течение пяти минут представляли, как подходят к доске с экзаменационными результатами и видят напротив своей фамилии «отлично». В это же время студенты другой группы каждый день в течение пяти минут представляли процесс подготовки к экзамену – как находят тихий уголок, раскладывают конспекты лекций и учебники, готовясь повторять материал. Когда после экзамена вывесили результаты, оказалось, что вторая группа сдала лучше.

 

Остров самоубийц

Возможность в любой момент «прожить» грядущее событие до того, как оно свершится, удобна во многих отношениях, но иногда ум подталкивает нас к будущему против нашей воли. Последствия могут оказаться фатальными. Всего в десяти километрах к юго-западу от острова Гонконг находится крохотный островок Чанчжоу. В субботу, когда я попала на остров, паром был битком набит семьями с корзинами для пикника и пляжными полотенцами. На кабине парома было написано: «Проявляйте уважение к окружающим – говорите тише!» Однако большинство пассажиров были слишком возбуждены, чтобы обращать на надпись внимание.

Потом уже, когда я сидела на набережной у самой воды и закусывала легкими блюдами местной кухни, меня поразило сочетание пейзажа в истинно китайском духе – прилавки с целебными травами, мелкая рыбешка, рядками выложенная на солнце, – с атмосферой традиционного британского курорта – дети с ведерками и лопатками, клянчащие у родителей мороженое. Мимо проезжали парни на трехколесных велосипедах; сзади, под навесами в сине-белую полоску, сидели их подружки. В заливе покачивались темно-синие и зеленые джонки и рыбацкие лодки; их было так много, что голубая вода залива едва просматривалась. Неподалеку на игровой площадке возле буддийского храма разбирали конструкцию из заключенных в бамбук стальных опор – недавно на острове праздновали ежегодный Фестиваль булочек, символом которого является знаменитая пирамида из булочек. Мужчины стараются забраться на вершину гигантской шестиметровой липкой пирамиды из сладкой выпечки.

Восхождение настолько рискованно, что после несчастного случая – в 1970-х одна из пирамид рухнула, покалечив тридцать человек, – к участию в соревновании допускают лишь тех, кто владеет основами скалолазания. Печально и то, что настоящие булочки заменили муляжами.

Над пирамидой из булочек, храмом и заливом возвышаются коробки отелей, возведенные прямо на холмах и наполовину скрытые зеленью. Вокруг – песчаные пляжи, улицы с рядами коттеджей пастельных тонов – казалось бы, отличное курортное местечко. Однако в начале XXI века остров приобрел репутацию места, откуда не все возвращаются живыми. Сюда начали приезжать люди с совершенно определенной целью – умереть. Местные жители, которых и так мало, то и дело натыкались на тела самоубийц; страдал туристический бизнес. В Гонконге процент самоубийств в четыре раза выше, чем в Великобритании. Специалисты объясняют это более напряженным ритмом жизни в густонаселенном городе с высоким уровнем конкуренции, а также культурным стереотипом, распространенным среди местных: просить о помощи зазорно.

В старейшей гонконгской психиатрической клинике – заведение модернизировано, но до сих пор пользуется печальной славой, люди даже шутят, мол, смотри, упекут в «Касл-Пик», – я встретилась с Анджелой, приехавшей из сельской глубинки материкового Китая вслед за мужем, который отправился в Гонконг на заработки. Анджела вбила себе в голову, что она плохая мать. Женщина рассказала, как в приступе отчаяния решила, что ее детям будет лучше в иной жизни – ином мире, как она выразилась, – а не в этой. Она задумала сначала убить детей, а затем покончить с собой. К счастью, своими планами Анджела поделилась кое с кем из персонала клиники, и помощь пришла своевременно – до того, как женщина успела осуществить задуманное. Теперь Анджеле за пятьдесят; она рассказала мне, что чувствует себя лучше, что они с мужем реже ссорятся, но все равно особых надежд на будущее у нее нет.

План Анджелы не осуществился, но другие люди продолжали прибывать на остров с целью свести счеты с жизнью. Местные жители проконсультировались с психологами из Центра суицидологии при Гонконгском университете. Психологи выяснили, что по крайней мере треть потенциальных самоубийц поступает так спонтанно, не обнаруживая никаких признаков психического заболевания. И если помешать им сделать первый шаг, второй попытки они не предпримут. В Великобритании семь тысяч человек отказались от идеи суицида после того, как в 1958 году был осуществлен переход с угольного газа, который в больших концентрациях способен убить, на природный; на Самоа процент самоубийств сократился после замены пара квата на менее ядовитые гербициды. Жители острова Чанчжоу пошли тем же путем. Когда толпа отдыхающих стала сходить с парома, я заметила двух офицеров полиции – они стояли в стороне. Офицеры высматривали тех, кто приехал один, выделялся из толпы отдыхающих. Если они замечали такого человека, то подходили к нему, здоровались и предлагали помощь. Гостиничные номера перестали сдавать одиноким туристам; если владелец отеля замечал в поведении постояльца что-либо странное, он стучал в дверь его номера, иногда настойчиво, и спрашивал, не нужно ли ему чего. Полиция регулярно объезжала территорию острова, высматривая что-либо подозрительное.

Психологи считают, что некоторые, решившись на самоубийство, все же доводят дело до конца. Однако предпринятые меры не прошли даром – остров перестал славиться как Мекка самоубийц.

Трудно представить, что творится в голове Анджелы или приехавшего на остров потенциального самоубийцы. Ранее я уже говорила: суицидальное состояние способно настолько исказить восприятие времени, что человеку будет крайне трудно вообще вообразить будущее. Но совсем недавно выяснилось: люди, настроенные на самоубийство, будущее все-таки воображают – они переносятся в него безотчетно. Как и воспоминания о травмирующем переживании в прошлом, эти образы будущего возникают неожиданно и отличаются навязчивостью. Работая в психиатрическом отделении Оксфордского университета, Эмили Холмс обнаружила, что в момент крайней степени отчаяния людей с суисцидальными наклонностями настойчиво преследуют образы воображаемого самоубийства. Один мужчина время от времени представлял, что решает, оставлять ли предсмертную записку перед тем, как прыгнуть со скалы. Образ был поразительно четким: он ясно видел свои ноги, траву, камни вокруг. Мужчина несколько раз сбегал из клиники, пытаясь добраться до одной и той же скалы. Другой пациент во время ежедневных поездок на машине представлял определенный участок дороги, где задумал разбить свой автомобиль. Одну женщину преследовали иные образы – она видела, как лежит в гробу, где холодно и сыро. На некоторых такие образы, несмотря на их яркость, действовали успокаивающе, других – тревожили. Женщина, которая задумала спрыгнуть с крыши пятиэтажного здания, представляла следующее: «Я лечу к земле, ударяюсь о бетон, голова раскалывается, точно тыква. Я вижу, как делаю это, вижу, как лечу вниз, как мои волосы и одежда развеваются, как голова раскалывается на части, издавая хлопок – так трескается арбуз. Машины останавливаются, люди кричат, моя мать выбегает с криками, она плачет, отец онемел. Мое лицо от удара о землю обезображено до неузнаваемости». Этот отчетливый образ преследовал ее постоянно. Некоторые признавались, что подобные образы одерживали верх над желанием жить.

Из исследований способности воображать будущее ясно, что эти образы могут иметь серьезные последствия. Доказано: стоит вам только представить, как вы что-то делаете – неважно, что: голосуете на избирательном участке или сдаете донорскую кровь, – как вероятность совершения этого действия повышается. Психотерапевт обязательно спросит своего пациента, не возникало ли у него суицидальных мыслей. Однако он редко спрашивает, возникали ли у пациента невольные образы будущего, в котором он совершает самоубийство. Новые открытия в этой области применяются и в терапевтических целях: с суицидальным пациентом обсуждают его образы будущего, но конец при этом изменяют, демонстрируя, что возможен и другой вариант будущего.

Такие невеселые выводы свидетельствуют об исключительной силе способности воображать будущее. И хотя в данном случае речь шла о крайностях, все мы в течение дня не раз и не два мысленно переносимся в будущее. Возникает вопрос: может ли воображение будущего быть результатом пассивного режима работы мозга?

 

Мысли ни о чем

Как и многие в студенческие годы, я интересовалась медитацией. Как и многие на моем курсе, я купила открытку, на которой были наглядно изображены все трудности, с которыми сталкивается новичок в этом деле. На черно-белой открытке человек сидел в позе для медитации. Пространство вокруг него заполняли «пузыри» с посторонними мыслями: «У меня ничего не получается», «О том ли я думаю?», «Ноги затекли». В его голову лезут бесконечные мысли о будущем: «Долго еще так сидеть?», «Интересно, во сколько я буду дома?», «Что бы приготовить на ужин?», «Где будем отмечать Новый год?».

Открытка служила иллюстрацией не только препятствий на пути овладения искусством медитации, но и кое-чего еще – пассивного режима работы мозга. Расхожее мнение о том, что, мол, мы, люди, используем каких-то десять процентов нашего мозга, является мифом. Даже когда вы лежите неподвижно и, казалось бы, ни о чем не думаете, многие зоны мозга остаются активными. Как раз с этим и связано одно из самых захватывающих дух открытий из области восприятия будущего: области, задействованные при воображении будущего, активны и в пассивном режиме работы мозга. Можно подумать, мозг запрограммирован размышлять о будущем каждую свободную минутку. Во время медитации вас учат сидеть и наблюдать за тем, как мысли приходят и уходят. Если попробуете так посидеть, пускай совсем недолго, убедитесь: избавиться от мыслей о будущем трудно.

Мечты о будущем могут показаться пустой тратой времени. Мы то и дело считаем ворон, но для всех нас, за исключением тех немногочисленных индивидов, которые витают в облаках непозволительно много, мечтания – штука полезная. Не зря мозг затрачивает на это столько усилий. Используя метод выборочной проверки мыслей, вы можете определить, как часто погружаетесь в мечты. Исследователи из Гарвардского университета с помощью приложения для айфона отслеживали мечтания пяти тысяч человек в восьмидесяти трех странах. Телефон через равные промежутки времени рассылал людям сообщения с вопросами: насколько они счастливы в данный момент? Что делают? Думают ли о чем-то помимо того, чем сейчас заняты? Оказывается, треть времени наш ум где-то блуждает. Исключением оказался половой акт – испытуемые заявляли, что в этот момент были поглощены занятием целиком и полностью (и при этом отвечали на текстовые сообщения айфона?). К сожалению, в отличие от осознанного воображения будущего, по природе своей положительного, непроизвольные мечтания совсем не обязательно делают человека счастливым. В половине случаев размышления касались приятных тем, однако не доставляли радости, а мечтания на нейтральные или неприятные темы приносили мучения. Таким образом, воображать будущее полезно, но если процесс не контролируется самим человеком, то, как выразились экспериментаторы, «дорого обходится ему в эмоциональном плане».

Итак, наш ум постоянно занят, он вечно представляет возможные варианты будущего. Но почему он не стремится отдохнуть при первой же возможности? Если бы мы все время были сосредоточены на предстоящих событиях и конкретных планах, эта тенденция размышлять о будущем имела бы смысл. Однако зачастую мы воображаем ситуацию в будущем, которая могла бы сильно изменить нашу жизнь, но крайне маловероятна. Почему мы так поступаем? Мечты о будущем, конечно же, помогают нам строить планы на случай непредвиденных обстоятельств, но Моше Бар из Медицинской школы Гарварда идет дальше. Он считает, что причина таких мечтаний – косвенная: с их помощью создаются впечатления о том, его в реальности никогда не происходило, но воспоминания о чем могут нам понадобиться. Любой, кто летает самолетом, задумывается, что может произойти в случае авиакатастрофы. Гипотеза Бара состоит в следующем: если самолет действительно начнет падать, все такие впечатления, накопившиеся за предыдущие полеты, сразу придут на ум. И это, возможно, спасет человека.

Данные все новых исследований указывают на то, что ум склонен размышлять о будущем. В одном из экспериментов испытуемые должны были представить себя живущими либо настоящим, либо десять лет назад, либо через десять лет, а затем как можно быстрее ответить, когда произошли события из данного списка с разными датами: в прошлом или в будущем? Испытуемые гораздо быстрее отвечали в том случае, если речь шла о будущем, причем даже тогда – и это самое интересное, – когда представляли себя живущими десять лет назад. Исходя из этого, можно предположить, что мы склонны воображать будущее. Прибавьте к этому то, что представление будущего всегда окрашено эмоционально сильнее, а также то, что это пассивный режим работы мозга, когда тот ничем не занят. На мой взгляд, напрашивается вывод:

будущее – это те самые временны'е рамки, которые в нашем ощущении времени преобладают. Мы постоянно нацелены на будущее. Мы принимаем свое умение воображать будущее как само собой разумеющееся, даже способностью не считаем. Однако умение творить воображаемое называют чуть ли не «вершиной интеллектуальных навыков человека». Именно благодаря умению совершать мысленные путешествия во времени у нас возникает ощущение реальности настоящего. Мы обретаем почву под ногами.

 

Ложное будущее

Только вот в чем проблема: мы можем воображать будущее, однако это не значит, что нам удается точно его предсказывать или представлять объективно. Будущее – временны'е рамки, которые сложно предугадать достоверно. Американский психолог Дэн Гилберт, проведя обширные исследования, обнаружил, что в своих размышлениях о будущем мы совершаем всевозможные типичные ошибки. Ошибка первого рода проистекает из комбинирования впечатлений из прошлого для построения будущего. Такие «вариации на тему» позволяют нам существенно обогатить воображение, однако мы вынуждены строить представления о будущем на образах прошлого без всяких гарантий того, что они останутся неизменными. К примеру, вам предстоит визит к врачу. Вы вспомните ваш последний поход в клинику и решите, что и на этот раз все будет точно так же, даже если в прошлый раз ходили в другую клинику в другом городе десять лет назад. Финансовые эксперты советуют не судить о показателях доходов инвестиционного фонда в будущем году, исходя из показателей прошлого. Однако много ли найдется тех, кто последует этому совету и рискнет вложиться в фонд, который в прошлый раз показал низкую доходность? Природа памяти влияет на наши мысли, искажая их. Наша когнитивная система предпочитает яркое, недавнее и впервые случившееся. Поэтому когда мы воображаем будущее, оно выстраивается из таких вот событий – именно они приходят нам на ум. Типичные же события мы игнорируем.

Есть и другая проблема. Моделируя будущее событие, мы обычно учитываем лишь его основные черты, те детали, которые нам кажутся неотъемлемой частью уже полученного опыта. Например, если вы отправляетесь в пешую прогулку за город и собираетесь пообедать в пабе, вы представите, как преодолеваете низенькие лесенки, переброшенные через изгороди между полями, вышагиваете по сельской дороге, размышляя о том, каково это – жить в таком вот симпатичном коттедже, взбираетесь на холм, спускаетесь в зеленую долину и заходите пообедать в уютный деревенский паб. Вполне вероятно, ваши представления верны. Возможно, так оно и окажется. Однако во время прогулки вам обязательно откроются и ее менее привлекательные аспекты, которые обычно выпадают из воображаемой картинки: на выезде из города вы попадете в пробку, вам придется заехать на заправочную станцию, вы будете искать место для машины, возможно, заплутаете на сельских тропинках, а в пабе может не оказаться свободного столика. Мы сосредоточиваемся на основных чертах вероятного события в будущем и рассматриваем лишь положительные моменты. В случае с неприятным событием мы проделываем обратное. Мы страшимся его и поэтому обращаем внимание лишь на отрицательные моменты, хотя в действительности неизбежно будут присутствовать и положительные. Осмотр у врача вряд ли приятен, однако нельзя сказать, чтобы в этом событии неприятным было все. Некоторые моменты вполне нейтральны: вы сидите в приемной и листаете журнал, сдаете верхнюю одежду в гардероб, здороваетесь с врачом, записываетесь на следующий прием в регистратуре. Непосредственно осмотр займет лишь малую часть всего события, однако вы заранее вообразили именно этот эпизод, нагнетая эмоции. Вы возразите: зато на деле визит окажется совсем не таким страшным, так что мы будем приятно удивлены. Однако этот же феномен может толкнуть нас к неожиданным, даже ошибочным решениям. Он известен как предвзятость оценки будущего.

Мы ожидаем, что приятные события будут состоять только из положительных моментов, а неприятные – только из отрицательных. Мы думаем, что если попадем в серьезную передрягу, то не справимся с ней, а радостное событие сделает нас такими счастливыми, что вся наша жизнь преобразится. Однако и в том, и в другом случае сами мы не изменимся. Утонем ли мы в печали или окажемся на седьмом небе от счастья, эмоции в конце концов утихнут – и в итоге нам будет чуть хуже или чуть лучше, чем сейчас. Объясняется это тем, как мы рассматриваем время в будущем; обдумывание события в реальном времени протекало бы слишком долго, поэтому мы его сокращаем, воображая по большей части начальные моменты. Если вы с кем-то встречаетесь, и между вами завязываются серьезные отношения, вы представляете себе прелести первого года совместной жизни, воображаете, как будете обставлять общую квартиру. А вот эпизоды из пятого или десятого года семейной жизни вы не обдумываете. Дэн Гилберт провел исследование на тему представлений человека о том, какая счастливая жизнь его ожидает, если он вдруг выиграет в лотерею, или какая ужасная жизнь ждет, если его разобьет паралич. Представляя лотерейный выигрыш, испытуемые рисовали себе банкет с шампанским, позирование перед камерами с гигантским муляжом чека на миллион, выбор спортивной машины, поездку на отдых в шумной компании друзей. То есть, сплошное веселье. В случае инвалидности они представляли сильное потрясение, потерю работы, необходимость приспособить жилище к нуждам инвалида. В их понимании вся жизнь рушилась. Воображая обе ситуации, испытуемые в первую очередь рассматривали начальную стадию, представляя ее и сопутствующие ей ощущения длительными. Они забывали о том, что через некоторое время приспособились бы. Первоначальное чувство восторга или отчаяния поутихло бы. Как выяснили ученые, радость от долгожданного продвижения по службе длится месяца три, не больше. Потом вы привыкаете к своему статусу, для вас становятся очевидными не только преимущества, но и недостатки новой должности, вы обнаруживаете, что многое из того, что раньше вас раздражало, никуда не делось. Вы все так же мотаетесь в офис из пригорода, по-прежнему рано встаете. Среди ваших коллег нашелся препротивный тип. И соответственно, если вас вынуждают перейти на новое место, оставив любимую работу, вы через некоторое время привыкаете и к нему. Гилберт обнаружил, что даже в случае тяжелой инвалидности люди неожиданно для себя справляются с возникшей ситуацией, хотя времени на это может уйти гораздо больше. Они снова счастливы, пусть немного меньше, чем до болезни, а если до болезни они в целом были довольны жизнью, то даже став инвалидами, будут испытывать больше радости, нежели человек, хоть и выигравший в лотерею, но изначально не слишком довольный своей жизнью и к тому же постепенно остывающий от эйфории выигрыша.

Существует множество примеров из жизни, когда люди, представляя события в будущем, переоценивали силу своих эмоций. Переселенцы со Среднего Запада в Калифорнию считали, что на новом месте будет лучше – они верили, что солнечная погода сделает их жизнь счастливой. К сожалению, этого не произошло, ведь погода – лишь одна из множества составляющих благополучной жизни. Вот еще пример: когда группа получила хорошие новости – отрицательный анализ на ВИЧ, – испытуемые признались, что радость была вовсе не такой огромной, как они предполагали.

Дэн Гилберт с коллегами придумали гипотетические ситуации и попросили испытуемых описать свои чувства. Некоторые ситуации были будничными – бейсбольная команда выигрывает или проигрывает матч. Другие – исключительными: Гилберт попросил мать двоих детей представить свои чувства через семь лет, если прямо сейчас один ребенок умрет. Она предположила, что все эти семь лет будет безутешна, забыв, что несмотря на весь ужас произошедшего и коренную перемену в жизни, она все равно временами будет испытывать радость, ведь один ребенок у нее остался.

Любопытно то, что иногда ситуации, представляемые в рамках эксперимента, сбываются в реальной жизни. В 2000 году испытуемых попросили представить, какие эмоции они будут испытывать, узнав, что космический корабль «Колумбия» потерпел крушение, а весь экипаж погиб. По версии экспериментаторов, «Колумбия» врезалась в космическую станцию «Мир». Через три года катастрофа произошла на самом деле. В том же эксперименте испытуемых просили представить, что в ходе Иракской войны вооруженные силы США свергнут режим Саддама Хусейна. И снова воображаемая ситуация опередила реальную на три года.

Итак, вот что мы имеем на данный момент: способность воображать будущее имеет огромное значение и даже может представлять собой пассивный режим работы мозга, однако наши суждения искажаются в результате стремления видеть лишь начальные и ключевые моменты события, основывать прогнозы на наиболее ярко выраженном, а не типичном опыте из прошлого. Будучи людьми взрослыми, мы ведем себя как те дети с солеными крендельками, которым трудно представить, что завтра они не будут испытывать жажду: нам сложно абстрагироваться от наших ощущений в настоящем. Когда человек не голоден, он говорит, что ему не очень-то хочется спагетти с соусом Болоньезе на завтрак. Однако если задать ему этот же вопрос, когда он голоден, идея позавтракать блюдом, которое обычно едят на ужин, покажется ему гораздо более привлекательной. Мозг способен порождать очень убедительные модели будущего, однако они несовершенны, особенно в эмоциональном плане. Мы плохо представляем себе, что будем чувствовать в будущем, и это иногда приводит к неудачным решениям.

 

Неудачный выбор

От того, как мы представляем будущее, зависит принятие нами решений. На наш выбор влияют предвзятость оценки будущего и наши ошибочные представления о том, что делает нас счастливыми. Решив сменить место жительства, мы убеждаем себя, что будущее счастье зависит от того, найдем ли мы удачное жилье в хорошем месте. Однако на деле наша счастливая жизнь в этом доме будет в гораздо большей степени зависеть от взаимоотношений в семье. Точно так же, если кто-то объявляет своим друзьям, что уходит на другую работу, где зарплата чуть выше, большинство сочтет такой шаг разумным. И это несмотря на то, что наша удовлетворенность работой зависит в первую очередь от коллег и атмосферы в коллективе, а не от мизерной прибавки к зарплате.

Вам предстоят две работы: одна – легкая, потому что вы пишете ее на родном языке, но темой является история социальной психологии, что вас мало привлекает (не представляю, почему – на самом деле тема интереснейшая). Другая работа – труднее, потому что вы пишете ее на иностранном языке, однако тема – романтические отношения, так что вы можете даже почерпнуть что-нибудь полезное для себя. Срок сдачи первой работы наступает через неделю, на вторую работу отводится два месяца. Вы можете выбрать, за какую работу приняться в первую очередь, однако инструкции к написанию получите за неделю до срока сдачи. Итак, какую работу вы выберете?

Когда описанный выше эксперимент проводили среди израильских студентов, для которых легкой была работа на иврите, а сложной – на английском, подавляющее большинство выбрали для начала легкую, но скучную работу, а более сложную, но интересную оставили на потом. Испытуемые, представляя будущее, не принимали в расчет одно обстоятельство – срок выполнения работы. Этот аспект для них не имел значения – они были убеждены в том, что времени будет больше. Я уже говорила: наш оптимизм увеличивается тем больше, чем дальше в будущее мы мысленно переносимся, и в первую очередь это справедливо для такой категории, как время. Несмотря на богатый опыт прошлого, мы всегда уверены – в будущем свободного времени у нас будет больше.

Студентам предложили сделать на следующий учебный год выбор: посещать интересные лекции на другом конце города или скучные лекции в соседней аудитории. Большинство выбрало интересные лекции. Возможно, в этом нет ничего удивительного. Но если бы лекции начинались не в следующем году, а завтра, их выбор был бы другим. Обдумав практическую сторону вопроса, они поняли бы, что будут слишком заняты, чтобы разъезжать по всему городу, и выбрали бы лекции пусть и скучные, но зато не требующие беготни. Умом мы понимаем, что выбирая одно, жертвуем временем, которое могли потратить на другие занятия, но отдаем себе в этом отчет лишь тогда, когда представляем ближайшее будущее. Представляя же отдаленное будущее, мы упрощаем ситуацию и опускаем важные детали, напрочь забывая, что в следующем году свободнее не будем.

Поражает упорство, с которым мы держимся оптимистической уверенности в том, что в будущем у нас будет больше свободного времени. Мы откладываем поход в тренажерный зал сегодня, потому что, мол, слишком заняты, но свято верим в то, что завтра уж точно пойдем. Мы сохраняем завидный оптимизм по поводу самих себя в будущем: мы станем лучше, собраннее. И, следовательно, у нас будет больше времени. Представляя себя через год, мы видим человека последовательного, организованного, который с легкостью выкроит время для еще одного хобби. А вот представляя себя через неделю, мы знаем, что не в состоянии взяться за что-либо еще. Размышляя о ближайшем будущем, мы учитываем обстоятельства, которые могут нам помешать, но когда видим себя в отдаленном будущем, забываем, что наши планы могут рухнуть по такой банальной причине, как, например, вставшая электричка. Описывая себя в будущем, мы даже употребляем более простые прилагательные. Взгляд на будущее через розовые очки вынуждает нас все сильнее уплотнять расписание на неделе, хотя это уже невозможно. Если меня пригласят на следующий год в Уэльс с докладом, я могу согласиться, думая, что выкрою в своем рабочем расписании день, найду три часа на дорогу. И все бы ничего, но когда дата приближается, я смотрю в свой исчерканный пометками ежедневник и уже жалею, что согласилась. Если же меня пригласят сделать доклад в Уэльсе на следующей неделе, я откажусь сразу же. Такой оптимистичный взгляд на свободное время в будущем, бывает, оборачивается прокрастинацией.

Часто думают, будто прокрастинация – не что иное, как лень и нежелание собраться. В действительности все несколько иначе: мы искренне верим – в будущем, да вот хотя бы на следующей неделе, у нас будет меньше отнимающих время дел. Мы впадаем в прокрастинацию вовсе не обязательно потому, что предстоит заниматься чем-то скучным. Среди компаний распространена практика онлайн-купонов, дающих колоссальную скидку при использовании в будущем, потому что хорошо известно: даже если это купон со скидкой на роскошный ужин в ресторане, велика вероятность того, что у многих попросту руки не дойдут им воспользоваться. Сьюзан Шу демонстрирует это в своем исследовании: испытуемые заявляли, что предпочитают купоны с отдаленными по времени сроками реализации, однако в действительности использовали их гораздо реже, чем купоны с двухнедельным сроком. Также она выяснила, что туристы, приезжающие в незнакомый город, за три недели успевают увидеть больше достопримечательностей, чем местные жители – за три года, поскольку время пребывания в городе первых – ограничено. Если же времени много, люди не торопятся – они уверены, что успеют посмотреть все как-нибудь потом, когда будут свободнее. Нам всем это знакомо. В течение десяти лет мне не раз представлялся случай понаблюдать из галереи для прессы в Палате общин, как премьер-министр отвечает на вопросы членов Парламента. Но каждую среду я оказывалась так или иначе занята. И лишь в последнюю среду, когда действие пропуска уже истекало, я наконец побывала там, хотя мечтала об этом давно. Проводя эксперимент в Чикаго, Шу обнаружила, что старожилы, уезжавшие из города насовсем, между сборами спешно пытались наверстать упущенное, бегая по достопримечательностям, – до тех пор они так и не удосужились познакомиться с родным городом.

 

Пять лет до слова «ant»

[132]

В 1857 году Лондонское филологическое общество выступило с заявлением об образовании Комитета незарегистрированных слов, который займется сбором английских слов, не отмеченных ни в одном из имевшихся на тот момент словарей. Через пять месяцев Ричард Шинивикс-Тренч, настоятель Вестминстерского аббатства, представил амбициозный доклад на двух страницах, в котором призвал пересмотреть всю историю английского языка: со времен англо-саксов до наших дней. Словарь обещал стать самым полным на тот момент. К 1860 году был разработан план и обозначены конкретные сроки для составления и издания словаря – два года. Справедливости ради стоит отметить, что возникли и неизбежные пробуксовки. Работу над словарными статьями начал молодой человек по имени Герберт Коулридж; он трудился над буквами A – D, но заболел туберкулезом. Говорят, болезнь усилилась из-за того, что на одном из собраний все того же Лондонского филологического общества Коулридж сидел в мокрой одежде. Успев представить Обществу материалы по первой партии слов, Коулридж две недели спустя умер. Работа застопорилась. В 1879 году договор на публикацию словаря был заключен с издательством «Оксфорд Юниверсити Пресс»; Общество взяло на себя обязательства закончить работу через десять лет. Но прошло пять лет, а они добрались лишь до слова «ant». Никто не предполагал, что придется не только отслеживать историю возникновения и развития каждого слова на протяжении семи веков, но и постоянно учитывать изменения, то и дело возникающие в современном языке. Понадобился не один десяток лет, прежде чем в 1928 году полный Оксфордский словарь английского языка наконец был издан. Однако его тут же признали устаревшим; последовали одна за другой исправленные и дополненные версии.

Даже по сравнению с пробуксовками, которые то и дело случаются в системе государственных закупок новой компьютерной техники или возведения общественных зданий, закладка двух лет на проект, потребовавший в итоге семьдесят один год, – серьезная недооценка. Однако со стороны очевидно: для задачи подобных масштабов не то что два года, а и десять – срок чересчур малый. Конечно, легко рассуждать задним числом, однако умение взглянуть со стороны дает нам еще одно преимущество – возможность определить, сколько времени уйдет на выполнение работы у других. Когда друг жалуется, что несмотря на клятвенные обещания ремонтников, кухня до сих пор не закончена, вы ничуть не удивляетесь. Но как только дело доходит до наших собственных проектов, мы вдруг пасуем. Тенденция занижать реальные сроки выполнения работы называется ошибкой планирования. Причина кроется все в той же главной особенности воображения будущего, которую я уже упоминала, – нехватке деталей. Чем дальше в будущее мы заглядываем, тем меньше внимания обращаем на детали. Однако вот что любопытно: мы не забываем о деталях, когда заглядываем в чужое будущее. Размышляя о чужом проекте, мы принимаем в расчет и то время, что понадобилось на выполнение подобных проектов, и те факторы, которые могут замедлить работу: болезнь, неожиданный визит друзей, усталость и т. д. А вот прикидывая время для осуществления собственного проекта, мы упускаем из виду информацию подобного рода, сосредоточиваясь лишь на особенностях конкретного задания. Положительным моментом исследования, доказавшего это положение, было то, что в кои-то веки ученые обошлись без гипотетических ситуаций, когда нет уверенности, что в реальности испытуемые поступили бы так-то и так-то. В ходе эксперимента задействовали студентов, которые писали дипломные работы. Выяснилось, что у каждого отлично получается прогнозировать реальные сроки написания диплома сокурсника. Когда же речь заходила о собственном дипломе, студент иногда опирался на свой опыт написания подобных работ, но не для того, чтобы точнее определить сроки, а чтобы оправдать свой оптимистический настрой. Похоже, студенты забывали многочисленные случаи из прошлого, когда их блестящие планы рушились под влиянием неожиданных обстоятельств.

Существует множество способов избежать ошибки планирования, рассчитав время, необходимое для выполнения задания, точнее. Об этом мы поговорим в следующей главе, а пока расскажу вам о двух простых техниках, которыми можно воспользоваться.

Чтобы прикинуть, сколько времени вам понадобится на выполнение работы, вам либо придется кого-то попросить, либо, если не желаете никого к этому привлекать, взять за основу стратегию, которой придерживался бы ваш друг или знакомый, будь это его проект. Вспомните в деталях подобные случаи из своего опыта, сравните их с предстоящим заданием и только потом принимайте окончательное решение. Исследования показали: как идеализируемое нами будущее ничего нам не говорит, так и обращение к одному только прошлому ничем не помогает. Если вы действительно хотите понять, сколько времени уйдет на предстоящую работу, вспомните предыдущие проекты, а затем подробно изучите предстоящий и сравните их. Накиньте время на всякого рода помехи, которые возникали в прошлом, а затем – еще немного, памятуя о том, что, к сожалению, вы не превратитесь в одночасье в человека в высшей степени организованного и по-прежнему будете нуждаться в сне.

Я уже рассказывала о некоторых ошибках, которые мы совершаем, воображая будущее, но есть еще два важных аспекта, влияющих на то, как мы рассчитываем время в будущем. Известно, что некоторые, размышляя о будущем, затрачивают больше времени, чем остальные. Это заставляет задуматься о том, что люди по-разному ориентируются во времени.

 

Одна пастилка или две?

Если бы я предложила вам: одна пастилка сейчас или две через десять минут, что бы вы выбрали? Конечно, ответ зависит и от того, насколько вам эти пастилки нравятся, и есть ли у вас занятия поинтереснее, чем сидеть перед тарелкой целых десять минут. Вы можете съесть одну сейчас, решив, что если захочется еще, купите по дороге домой целую пачку. Однако у четырехлетних детей такого выбора нет, так что к этому вопросу они относятся очень серьезно. И в зависимости от их выбора можно предположить, как они будут учиться в колледже, не пристрастятся ли лет через двадцать к наркотикам.

Эксперимент с пастилками – один из самых известных, которые проводили в детском саду «Бинг», что неподалеку от кампуса Стэнфордского университета. Детей преподавателей университета принимают в «Бинг» с условием: они будут участвовать в психологических экспериментах. Легко понять, почему родители с этим условием соглашаются – детский сад не испытывает недостатка в игрушках, играх, поделочных материалах, а также в дружелюбном персонале. В Калифорнии почти всегда солнечно, а значит, дети много времени проводят на большой игровой площадке, где много зелени. Но несмотря на столь разнообразный досуг многие дети с нетерпением ждут того времени, когда их позовут в одну из специальных комнат, расположенных вокруг центрального дворика. Комнатки – маленькие, в них нет ничего, кроме стола, детских стульчиков и видеокамеры. Казалось бы, на игровой площадке со шведской стенкой гораздо интереснее. Дети не знают, что участвуют в экспериментах, результаты которых влияют на научные концепции развития ребенка, его воспитания. Они не подозревают, что эти исследования могут отразиться на всей их дальнейшей жизни. Знают лишь одно – некоторое время в этой самой комнате с ними, и только с ними, будет заниматься взрослый человек: он предложит поиграть в новую игру. Побывав в этом детском саду, я сразу поняла, что он особенный – здесь, как нигде больше, одно за другим рождаются открытия в области возрастной психологии.

Психолог Уолтер Мишел начал эксперимент с пастилками в 1968 году. Как и большинство классических психологических экспериментов, в наше время он вряд ли был бы возможен. И не потому, что ужесточились этические нормы проведения экспериментов, а как мне сказали воспитатели детского сада, всего-навсего потому, что современные родители запрещают давать своим детям в детском саду сладкое, пусть даже это всего одна-две пастилки.

Эксперимент заключается в следующем. Ребенок садится за столик, на котором стоят две белые тарелочки и маленький колокольчик. На одной тарелочке лежит одна-единственная пастилка розового цвета, на другой – две. Женщина-экспериментатор говорит, что сейчас уйдет, а ребенок должен выбрать: если ему хочется две пастилки, придется подождать, пока взрослый не вернется, или же он может позвонить в колокольчик, и тогда ему разрешат съесть одну пастилку сразу же. Но только одну. Выбор проще некуда: одна пастилка сейчас или две через десять минут.

В период между 1968 и 1974 годами в эксперименте с пастилками приняли участие более пятисот детей. Ожидание для ребенка было утомительным – ни тебе игрушек, ничего, на что можно было бы отвлечься. И они с вожделением смотрели на аппетитные розовые пастилки. Таким образом проверяется способность ребенка противостоять искушению, откладывать вознаграждение. Самые первые эксперименты не снимались на видео, однако при просмотре съемок последующих видно, к каким уловкам некоторые дети прибегают, чтобы устоять перед соблазном. Одни закрывают глаза. Другие прячут руки. Третьи глядят в потолок. В общем, чего только ни придумывают, лишь бы не смотреть на вкусные пастилки. Но ни один ребенок не спрашивает, почему нужно ждать, чтобы получить две пастилки – они принимают правила безоговорочно. Как сказал мне Уолтер Мишел: «Для них это не игра, а настоящая жизнь».

Эксперимент может показаться ничем не примечательным тестом на усидчивость и самоконтроль. Однако когда Мишел спустя многие годы проследил судьбу тех самых детей, он обнаружил, что результаты эксперимента куда интереснее и неожиданнее, чем казалось вначале. Среди детей, терпеливо дождавшихся двух пастилок, оказалось гораздо больше тех, кто хорошо учился в школе, колледже, преуспел на работе. Среди выбравших одну пастилку сразу было довольно много тех, кто пристрастился к наркотикам, попал в тюрьму, чьи доходы были относительно низкими. Я поговорила с Кэролин Вейс, которая сорок лет назад, будучи ребенком, приняла участие в эксперименте. Она помнит, как ходила в детский сад, но не помнит, что выбрала: одну пастилку или две. Впрочем, поскольку эксперимент продолжается, эту информацию по-прежнему держат от уже выросших детей в тайне. Сейчас экспериментаторы рассылают по всей стране ноутбуки для участников этого исследования, достигших среднего возраста: те выполняют на них всевозможные тесты. Так совпало, что Кэролин Вейс выбрала своей специальностью психологию и сейчас преподает в учебном заведении. От времени, проведенного в детском саду «Бинг», у нее остались самые теплые воспоминания.

Надо сказать, что навешивание на детей ярлыков никогда не являлось целью этого исследования, к тому же для получения объективных результатов необходимо протестировать большое количество детей. Если вы задумаете проверить так собственных детей и вдруг обнаружите, что усидчивость им не свойственна, это не значит, что им прямая дорога в преступный мир. Сейчас проводятся эксперименты с целью выяснить, каким образом можно научить непоседливых детей тем приемам отвлечения, которые применяют дети усидчивые.

Однако как все это связано со временем? Эксперименты с пастилками считаются тестом на импульсивность, однако с их помощью можно выяснить и отношения детей с будущим – их ориентацию на будущее. Когда Мишел проводил исследования с участием подростков, он обнаружил, что те, кто в раннем детстве с легкостью откладывал вознаграждение, лучше справлялись с планированием, нежели тинейджеры, которые десять лет назад сделали выбор в пользу одной пастилки. В более поздних экспериментах подросткам предлагали небольшую сумму денег сразу или же сумму крупнее, но через некоторое время. Личностные тесты показали, что выбор определяется вовсе не степенью импульсивности, а степенью ориентации на будущее. Оказалось, что дети в возрасте от десяти до тринадцати были готовы взять небольшую сумму, если ее предлагали сразу, а те, кому за шестнадцать, предпочитали подождать, но получить больше денег. Такие результаты говорят о том, что количественные изменения в представлении будущего происходят в среднем и позднем подростковом возрасте.

Подростковый возраст – этап жизни, когда человек идет на риск, не учитывая возможных последствий в будущем. Это решили учесть рекламные агентства, специализирующиеся на популяризации здорового образа жизни, – они сделали упор на краткосрочную перспективу. В рамках антитабачной кампании были изображены баночки из-под косметических средств, превращенные в пепельницы: таким образом подчеркивалось разрушительное воздействие курения на кожу сейчас, а не на легкие в неопределенном будущем. Психологи, изучавшие такое подростковое качество, как готовность легко идти на риск, выдвигали разные объяснения этого феномена, в том числе медленное развитие лобных долей головного мозга, влияние гормонов на иммунную систему, продолжающееся формирование рабочей памяти. Система когнитивных процессов, которая отвечает за контроль, формируется медленнее, поэтому в ее отсутствие преобладают эмоциональные процессы и такой механизм, как стремление к вознаграждению. В результате подросток идет на риск. Однако важную роль при этом играет и ориентация на будущее. Многочисленные исследования подтвердили: чем подросток старше, тем лучше он планирует и учитывает последствия в будущем при принятии решений.

 

Ориентация на будущее

Харизматичный психолог Филип Зимбардо (который ничтоже сумняшеся являлся на лекцию к старшекурсникам в усеянном блестками цилиндре) вошел в историю психологии благодаря известному Стэнфордскому тюремному эксперименту: подвал факультета психологии в Стэнфордском университете он переоборудовал в тюрьму, а участников из числа добровольцев разделил на заключенных и охранников. Эксперимент тогда оказался неудачным. Вернее, неудачным он оказался для «заключенных», которые вскоре с лихвой испытали на себе издевательства «охранников». Для самого Зимбардо эксперимент окончился более чем удачно – за ним закрепилось звание классика в социальной психологии. В конце концов ассистент Зимбардо по исследовательской работе – позднее она стала его женой – убедила ученого в том, что в своей жестокости «охранники» зашли слишком далеко, и эксперимент следует прекратить. По сравнению с этим экспериментом более поздние исследования Зимбардо на тему временной ориентации гораздо безобиднее, однако их результаты не менее важны.

Все люди в той или иной степени ориентированы на будущее. Порой обстоятельства оказываются сильнее нас, не позволяя планировать наперед: если на следующей неделе вы рискуете лишиться крыши над головой, вам едва ли придет в голову строить карьерные планы на пять лет вперед. Существует предположение, что воображение будущего является пассивным режимом работы мозга, однако некоторые люди вполне осознанно думают о будущем куда больше других. Чарльз Дарвин, составляя список всех «за» и «против» женитьбы, обнаруживал в своих размышлениях крайнюю степень ориентированности на будущее (возможно, оттого, что в иное время его мысли обращались слишком далеко в прошлое). Отрицательным моментом холостяцкой жизни была одинокая старость, когда некому о тебе позаботиться, а также отсутствие детей – в скобках Дарвин приписал: «отсутствие второй жизни». Можно с уверенностью сказать, что Дарвин заглядывал далеко в будущее.

Используя опросник временно'й перспективы Зимбардо, можно оценить эти временные отклонения и распределить их по шести временным перспективам: «негативное прошлое», «позитивное прошлое», «гедонистическое настоящее», «фаталистическое настоящее», «будущее» и «трансцендентальное будущее». С помощью опросника вы можете определить, к каким категориям из перечисленных вы тяготеете. Само собой, никто из нас не живет лишь в одних временных рамках. Но для большинства людей две или три из этих шести временны'х перспектив будут ведущими. Неудивительно, что те, у кого преобладает «гедонистическое настоящее», живут сегодняшним днем и гораздо чаще увлекаются азартными играми, склонны к алкоголизму, лихачат на дороге, а те, у кого преобладают временны'е перспективы, связанные с будущим (те самые подростки, которые готовы дождаться большой суммы денег), успешнее сдают экзамены и чистят зубы не только зубной щеткой, а еще и специальной нитью.

Итак, ориентация на какую временну'ю перспективу делает человека наиболее счастливым? Вряд ли это «негативное прошлое». С учетом современных взглядов на ностальгию, Зимбардо считает благоприятной ориентацию на «позитивное прошлое», правда, при условии, что вы не оплакиваете его безвозвратную утрату. Многие исследователи пришли к выводу: люди, ориентированные на будущее, в общем и целом счастливее остальных. Однако Зимбардо с этим утверждением не согласен, он предостерегает: избыточная ориентация на будущее ведет к трудоголизму, потере социальных связей и чувства общности с людьми ближайшего окружения. Согласно результатам его исследований, мы должны стремиться не к каким-то одним временны'м рамкам, а к их равновесному присутствию в нашей жизни. Легко сказать. Коллега Зимбардо обнаружил, что только восемь процентов испытуемых живут во всех временны'х перспективах без преобладания какой-то одной. Любопытно, что в то время как Зимбардо считает необходимым условием счастливой жизни баланс временны'х перспектив, по данным опросов, процент довольных и даже очень довольных жизнью людей намного превышает восемь.

Зимбардо советует сначала заполнить его онлайн-опросник, определив, в какой временно'й перспективе мы преимущественно живем, а затем внести в свою жизнь небольшие изменения, подкорректировать ситуацию. Если вы недостаточно ориентированы на «позитивное прошлое», позвоните старому другу, наладьте ваши связи с прошлым. Если вам не хватает ориентированности на настоящее, отведите себе час времени на какое-нибудь всецело поглощающее занятие. В случае недостаточной ориентации на будущее спланируйте в подробностях какое-либо намечающееся событие. Зимбардо считает, что чувство наивысшего счастья дает комбинация «позитивного прошлого» и «будущего» с дозированным присутствием «гедонистического настоящего», позволяющего жить одним мгновением. Определение ведущих временны'х перспектив с помощью опросника Зимбардо может показаться делом несложным, но вот внести в свою жизнь соответствующие изменения и закрепить их – куда сложнее.

 

Взгляд в прошлое, взгляд в будущее

Существует еще один аспект нашего восприятия будущего, который индивидуален и для каждого человека и для каждого общества. Но речь не о том, сосредоточиваетесь вы на прошлом или на будущем, а о том, насколько далеко заглядываете назад или вперед. Первую капсулу времени, заложенную в 1971 году ведущими популярной детской передачи «Блю Питер» на BBC, перенесли в другое место, а в 1984 году рядом с ней закопали еще одну. Капсулы оставались в саду на территории BBC и, несмотря на слухи о том, что карту с отметкой-указанием их местонахождения капсул, в 2000 году те были торжественно выкопаны. Первая капсула пробыла под землей двадцать девять лет – не так уж и долго. Даже бывший телеведущий передачи Питер Первиз, специально приглашенный на церемонию, признался, что такого ажиотажа не ожидал. Ведущие продемонстрировали всем кипы писем – зрители, как это было условлено в 1971 году, писали в студию, напоминая о капсуле. К сожалению, распечатав ее, присутствовавшие на мероприятии телеведущие, бывший и настоящий, разочаровались. На кинопленке, свидетельствующей о захоронении капсулы двадцать девять лет назад, говорилось о том, что она заключена в свинцовый кожух, болты которого закручены «очень крепко». Оказалось, не так уж и крепко. В капсулу просочилась вода: когда крышку открыли, внутри все было сырым и грязным, сохранилась лишь часть монет и значки с эмблемой телепередачи. Остальные капсулы ждут своего часа: в 2029 и 2050 годах. Такие временны'е рамки очень велики для телепередачи, которая надеется вызвать у зрителей ностальгические чувства и творит собственную историю, однако не идут ни в какое сравнение со сроком в пять тысяч лет – именно через столько времени японцы надеются откопать свои многочисленные капсулы времени. Что и говорить, далеко заглянули!

Так что же определяет глубину нашего взгляда во времени? Уинстон Черчилль однажды сказал: «Чем дальше назад вы можете оглянуться, тем дальше вперед вы можете заглянуть». Недавние эксперименты подтвердили его правоту. Вот вам тест:

Вспомните событие, которое произошло с вами не так давно и запишите его дату. Затем вспомните событие, произошедшее чуть дальше во времени, запишите его дату. Наконец, вспомните событие, которое имело место еще дальше во времени, запишите его дату. Теперь запишите даты еще трех событий, которые, как вам кажется, должны произойти в будущем: ближайшем, чуть дальше и отдаленном. Сравните даты. Какие из них сильнее удалены: даты событий из прошлого или из будущего?

Как обычно, при выполнении этого теста не может быть правильного или неправильного ответа, однако у большинства даты из будущего отстоят от настоящего дальше, чем даты из прошлого. Аллен Блюдорн, специалист по организационной психологии, обнаружил, что большинству людей ближайшее будущее видится раз в пять более далеким, нежели ближайшее или недавнее прошлое. Практически для каждого недавнее прошлое – это ближайшие полгода, а две трети опрошенных воспринимают событие как недавнее, если оно произошло в течение последних двух недель. Судя по всему, в будущее мы заглядываем чуть дальше, чем в прошлое. Следующее открытие как раз связано с высказыванием Черчилля: чем более отдаленные даты люди выбирают для прошлого, тем дальше в будущее они смотрят. Выходит, и правда, чем дальше назад оглядываться, тем дальше вперед можно увидеть (что напоминает о Дарвине с его списком «за» и «против» женитьбы).

Даже то, о чем вы задумываетесь в первую очередь – о прошлом или о будущем, – влияет на ваш образ мышления и отражается на повседневной жизни. Группу руководителей компаний, размещенных в Силиконовой долине, попросили перечислить десять событий из будущего, а следом – столько же из прошлого. Другую группу попросили проделать то же самое, но в обратном порядке – сначала события из прошлого, затем – события из будущего. Порядок рассмотрения будущего – сначала или потом – на глубине взгляда не отражался, однако если испытуемые в первую очередь обращались к прошлому, то потом они выбирали события из будущего в среднем на пять лет дальше. Разница впечатляет. Из такого эксперимента предприниматели могут извлечь практическую пользу: чем компания старше, тем ее сотрудники дальше заглядывают в будущее. Существует упражнение для руководящего состава, в основе которого лежит как раз эта идея, – руководителям советуют говорить о будущих достижениях компании не в будущем простом времени, а в будущем совершенном. Вместо того, чтобы сказать: «Мы будем исправлять неполадки на производственной линии», они говорят: «Мы исправим неполадки на производственной линии». Как это ни парадоксально, но идея в том, что будущее совершенное по ощущению ближе к прошедшему времени, а значит, человеку легче представить вероятность совершения чего-либо в будущем. Использование прошлого для представления будущего может качественно повлиять на воображение. Если попросить человека описать воображаемую автокатастрофу в терминах прошедшего времени, он опишет ее гораздо подробнее, чем описал бы ее в терминах будущего времени. И это при том, что оба события – вымышленные, оба требуют определенных усилий воображения, описать одно все же легче, чем другое.

Итак, мы еще раз убедились в том, что мозг формирует собственное восприятие времени в будущем: так же, как он создает его для прошлого и настоящего. Наше представление о будущем тесно связано с ощущением прошлого. Теперь уже нет никаких сомнений в том, что способность представлять будущее оказывает колоссальное влияние на наши действия. Благодаря ей мы обладаем способностью предвидения, воображением, строим планы. Однако она же искажает наше мышление, побуждает принимать решения, о которых мы потом сожалеем: от таких безобидных, как одна пастилка или две, до жизненно важных. Тем не менее, мы можем обернуть нашу способность воображать будущее, а также существовать в остальных временны'х рамках, себе во благо – именно об этом, о практическом применении научных изысканий в области психологии восприятия времени, я и собираюсь поговорить в заключительной главе.