Кроулендский хронист и Полидор Вергилий говорят, что Ричард III провел тревожную ночь перед битвой, страдая от ночных кошмаров: ему привиделись все его так называемые жертвы. То, что Ричард не выспался, едва ли удивительно — немногие люди в его положении смогли бы сделать это. Он встал на рассвете (в 5 утра, 22 августа) или, быть может, еще раньше. Разбудив своих людей, он распорядился о богослужении и завтраке для воинов. Однако Кроулендский хронист говорит, что с выполнением королевского распоряжения возникли проблемы: «На рассвете, в понедельник утром, капелланы не были готовы отслужить мессу для короля Ричарда, и не был также готов какой-либо завтрак, чтобы поднять поникший дух короля». Это не то же самое, что сказать, будто месса не была отслужена вовсе, — просто капелланы еще не были готовы священнодействовать в час подъема Ричарда.

Как бы то ни было, определенное свидетельство того, что богослужение не состоялось, содержится в намного более позднем манускрипте, где описываются случаи чудесного воздействия на людей святых таинств. Этот рукописный труд был создан примерно в 1554 году Генри Паркером, лордом Морли, который цитирует рассказ некоего Бигоффа или Бигота, своего сослуживца при дворе графини Ричмонд, матери Генриха Тюдора. Паркер сообщает, что прежде Бигот был придворным Анны Невиль и Ричарда III, поэтому, скорее всего, речь идет о сэре Ральфе Биготе, рыцаре из королевской охраны. Он обязательно присутствовал при Босворте, где, очевидно, получил ранение. Бигот прямо говорит, что королевские капелланы оказались неспособны отслужить мессу перед битвой по причине полного отсутствия организации среди них. Бигот, кажется, всю свою жизнь — даже в пору службы при дворе Тюдора — оставался верным Ричарду III, своему государю, которому он присягал, и в силу этого его свидетельство должно иметь некоторый вес.

Как бы то ни было, даже с учетом этого свидетельства, почти невозможно поверить, что Ричард позволил своим людям идти на битву, не отслушав мессу, да и сам он, будучи весьма благочестивым человеком, не мог пренебречь христианским богослужением в таком важном случае. Кроме того, кажется в высшей степени неправдоподобным, чтобы его капелланы были настолько несобранными, что даже оказались неспособны отслужить мессу. Нельзя исключать, что Паркер внес в рассказ Бигота преувеличение, желая подчеркнуть, что королю-злодею было чудесным образом отказано в святом таинстве, в результате чего он проиграл битву. Действительно, есть некоторые материальные свидетельства в пользу того, что богослужения были заранее запланированы и соответствующие приготовления к ним были проведены. Судя по всему, специальное распятие и посох XV столетия, найденные где-то на поле боя в XVIII столетии (где точно — неизвестно), являются свидетельством того, что король имел при себе нормальную походную часовню. Это распятие по своему виду очень похоже на часть инвентаря походной часовни. Кроме того, по преданию, Ричард отслушал свою последнюю мессу в церкви Саттон-Чени, что, конечно, было возможно, если королевский лагерь располагался поблизости от этой деревни.

Рисунок Босвортского распятия, выполненный Томасом Шарпом в 1793 году

(Фотография из коллекции Джеффри Уиллера)

Кроулендский хронист также говорит, что у Ричарда было мертвенно-бледное лицо из-за кошмаров минувшей ночи, и он сказал своим людям, что, «каков бы ни был исход дня и чьей бы стороне ни была дарована победа, эта битва полностью уничтожит королевство Английское». При этом он заявил, что если выйдет из битвы победителем, то истребит всех приверженцев своего противника, и предрек, что Тюдор поступит точно так же с королевскими сторонниками, если победа достанется ему. Это мрачное утверждение было значительно дополнено хронистом Тюдора, Эдуардом Холлом, который сообщает, что в то утро случилось еще одно тревожное для Ричарда событие. Кто-то приколол к шатру герцога Норфолка листок со стихом следующего содержания: «Джек Норфолк, не будь так уж смел, / Ибо Дикон, твой хозяин, уже куплен и продан» («Jack of Norfolk be not so bold, / For Dykon thy master is bought and sold»), — иными словами, утверждалось, что Ричарда уже предали или вот-вот предадут. Ни в одном из других современных источников об этом эпизоде не упоминается. Однако он был подхвачен более поздними писателями, включая Холиншеда и Шекспира, и кажется весьма вероятным, что его следует рассматривать в одном ряду с речами, которые Холл вкладывает в уста Ричарда и Генриха — то есть как вымысел, — хотя и возможно, что он представляет собой устную передачу факта. Впрочем, если бы этот случай получил огласку, он, скорее всего, нашел бы отражение в «Балладе о леди Бесси» и «Балладе о Босвортском поле».

Новое место битвы при Босворте, если смотреть на северо-восток в сторону изгороди, окаймляющей Фенн-Лэйн, и через болото

(Автор фотографии Линда Пиджэн)

Враждебные армии, вероятно, пришли в движение с первыми лучами солнца. Археологические свидетельства позволяют предположить, что битва разыгралась на равнине, расположенной к юго-западу от Эмбьон-Хилла. Об этом сказано в нескольких более поздних источниках, хотя источники, современные событию, не содержат никаких пояснений. Следовательно, Ричард должен был повести свою армию вниз с холма по направлению к Фенн-Лэйн. Вергилий, автор одного из самых ранних источников, сообщает, что между двумя армиями находилось болото. Существовавшее в XV столетии, это болото локализовано в «Обозрении поля боя» («Battlefield Survey») чуть южнее Фенн-Лэйн, в месте, ныне известном как Фенн-Хоул (Fenn Hole). Вероятно, оно было не слишком широким, но вполне годилось для того, чтобы его можно было использовать как дополнительную защиту боевой позиции. Таким образом, представляется вероятным, что это и есть болото, упоминаемое Вергилием. Это умозаключение подкрепляется тем фактом, что почти все вышеупомянутые пушечные ядра были найдены к западу от Фенн-Хоула. Они лежали двумя явно различимыми группами, в целом покрывая пространство, грубо определяемое как 1000 на 1500 ярдов (см. карту ниже). Обе группы ядер указывают на примерное расположение двух армий, которые протянулись с северо-запада на юго-восток, упираясь своими флангами в болото. Это согласуется с рассказом Вергилия, который сообщает, что болото находилось между армиями и на правом фланге армии Тюдора. Правый фланг королевской армии мог упираться в малый ручей или простираться за него еще дальше, в зависимости от ширины и глубины боевых линий. Такие позиции во многом позволяли предотвратить или сковать фланговую атаку. Еще одним доказательством того, что битва состоялась именно в этой местности, стало обнаружение фигурки позолоченного серебряного вепря на земле, ранее покрытой болотом. Там же, поблизости от вепря, была найдена часть эфеса меча, принадлежавшего какой-то высокопоставленной особе. Поскольку вепрь был эмблемой Ричарда, его тоже почти наверняка носил человек высокого статуса.

Пушечные ядра и пули от ручных пушек, найденные на новом месте битвы

(Совет графства Лестершир)

Королевская армия была построена так, чтобы перерезать дорогу Фенн-Лэйн и помешать любому продвижению воинов Тюдора на восток. Общее мнение, наблюдаемое в источниках, сводится к тому, что Ричард построил свой авангард в очень протяженную линию. Вергилий рассказывает, что король «растянул авангард в ширину на удивительное расстояние, столь сильно заполнив его пехотинцами и всадниками, что дальним наблюдателям он внушал ужас своим многолюдством; а во фронт были помещены его лучники, как самый надежный ров и бастион; начальником этих лучников король назначил Джона, герцога Норфолка». Таким образом, Ричард пытался предотвратить вражескую атаку с флангов и вместе с тем угрожать менее крупной армии мятежников фланговым охватом. За широко растянутым авангардом находился сам король «с отборным отрядом воинов». «Устрашающий» эффект построения, судя по всему, был специально продуман: Ричард мог догадаться, что воины Тюдора не слишком уверены в своей победе, и потому строй, подавляющий своим видимым численным превосходством, должен еще сильнее встревожить их (а равно и их предводителя). В добавление, Ричард поставил командовать на этой важнейшей позиции своих самых испытанных военачальников. Хронист Молине говорит, что Бракенбери также был поставлен в авангарде. Возможно, он командовал пушками, которые привез из Тауэра. Вергилий упоминает о всадниках, но неясно, действовали они в качестве кавалерии или заняли место в пешем строю. Вероятно, расположенные на флангах, они и стали теми передовыми разъездами (the scurriers), которые, по словам Вергилия, были использованы в начале битвы, чтобы удержать от дезертирства некоторых наименее стойких воинов Ричарда. Если Ричард расположил их на флангах в качестве вспомогательной кавалерии, как это иногда делалось, тогда они вполне могли произвести описанный Вергилием эффект, заранее предусмотренный или нет. Фраза «отборный отряд» позволяет предположить, что люди, оставшиеся с Ричардом в арьергарде, могли быть по своей сути элитными кавалеристами, вероятно, его придворными рыцарями. Ни в одном источнике нет упоминаний о позиции, занимаемой графом Нортумберлендом, но Диего де Валера в своем отчете, посланном в Испанию, говорит, что «лорд Таморлант» командовал левым крылом королевской армии, и кажется весьма вероятным, что в данном случае имеется в виду Нортумберленд. Де Валера также сообщает, что главный чемберлен командовал авангардом. На самом деле авангардом командовал Норфолк, но должность главного чемберлена, конечно, занимал не он, а Нортумберленд. Судя по всему, информаторы Диего де Валеры спутали между собой двух лордов. Скорее всего, Нортумберленд вместе с его людьми был поставлен командовать левым крылом, чтобы еще дальше вытянуть широкий фронт передней линии. Кое-кто из историков помещает Нортумберленда на некоторой дистанции от основной королевской армии, в арьергарде, но это выглядит в высшей степени неправдоподобным, так как, находясь в удалении от основной схватки, он мог принести мало пользы, даже потенциально. Если королевская армия была построена описанным образом, тогда, учитывая приведенные выше параметры площади, необходимой для построения, и общую численность королевских воинов (примерно 8000 человек), боевая линия должна была протянуться приблизительно на 1500 ярдов и перейти за ручей. Линия протяженностью в 1500 ярдов позволяла пехотинцам стоять пятью рядами в глубину, а некоторым всадникам — расположиться на флангах, тогда как линия протяженностью примерно в 1000 ярдов, то есть расположенная между болотом и ручьем, позволила бы образовать пеший строй глубиной в восемь человек. В любом случае, это было грозное зрелище. Пушки, вероятно, были рассредоточены среди лучников на переднем крае.

Карта 3: План местности, на которой проходила битва

(Карта составлена Джеффри Уиллером)

На рассвете 22 августа Тюдор находился примерно в трех милях от позиции, выбранной Ричардом. Прежде чем выступить на врага, он, очевидно, попросил лорда Стэнли, который уже приближался к предполагаемому месту битвы, принять командование над авангардом его армии. Однако Стэнли отказался, добавив, что, поскольку войско Генриха столь невелико, он даст ему в помощь из своего собственного отряда четырех рыцарей вместе с их латниками. В «Балладе о Босвортском поле» называются имена этих рыцарей: сэр Роберт Танстолл (Tunstall), сэр Джон Сэвидж, сэр Хью Персолл (Persall) и сэр Хэмфри Стэнли. Вергилий сообщает, что ранним утром 22 августа Тюдор через посланников попросил лорда Стэнли, чье войско уже приближалось к полю боя, чтобы он шел к нему на соединение. Однако Стэнли «ответил, что графу следует привести свои собственные силы в порядок, а уж он со своей ратью подойдет в самый подходящий момент». Как раз в это время Стэнли расположил свои силы поодаль, между двумя армиями. Такой ответ, поясняет Вергилий, был «дан вопреки тому, что ожидалось, и тому, что требовалось в соответствии с текущим моментом и важностью ситуации; так что Генрих был немало огорчен и начал несколько тревожиться». Два этих свидетельства о призывах, посланных Генрихом Тюдором к лорду Стэнли, могут быть описанием одного и того же события.

Карта 4: Предполагаемое место битвы

(Карта составлена Джеффри Уиллером)

Несмотря на эту неудачу, Генриху не оставалось ничего иного, как готовиться к битве. Его люди были разбужены, построены в походный порядок и выступили из Атерстоуна, расположенного примерно в трех милях от королевской армии. Это небольшое расстояние для здоровых людей, особенно для таких, которые уже совершили долгий переход от Милфорд-Хэйвена и успели отдохнуть целых два дня. Если делать скидку на плохие дороги, их скорость движения составляла примерно 2 мили в час; поэтому на весь путь у них должно было уйти около полутора часов. Они, несомненно, взяли с собой свои французские пушки, но обоз оставили позади. Ведь если бы они одержали победу, то легко вернули бы свое имущество, а в противном случае оно им уже не понадобилось бы. Судя по всему, они прибыли на поле боя примерно в 8 часов утра. По некоторым свидетельствам, во время этого перехода Тюдор использовал местных проводников. Уильям Бертон, местный житель, писавший в XVII столетии, сообщает, что его предок, Джон де Хардвик, лорд расположенного поблизости поместья Линдли и начальник призывной комиссии в Лестершире, примкнул к Тюдору со своими людьми и лошадьми накануне битвы и служил ему как проводник следующим утром. Два других человека в армии мятежников, сэр Роберт Аркур (Harcourt) и сэр Джон Чени, также были местными жителями и могли указывать путь армии Тюдора. Вместе с Тюдором в этом переходе участвовало большинство из тех видных представителей джентри и духовенства, которые бежали к нему в Бретань в 1483 году. В их числе были Джон, лорд Уэллс, дядя Тюдора, Эдуард Вудвиль, брат королевы, Джон Чейн, Пирс Куртенэ, епископ Экзетерский, а также Роберт Мортон, который был начальником свитков (Master of the Rolls) до тех пор, пока не примкнул к восстанию Бэкингема в 1483 году. Он был племянником Джона Мортона, епископа Илийского, принимавшего активное участие в планировании вторжения. Кроме того, там присутствовали Кристофер Урсвик и Ричард Фокс, которым предстояло занять видные места в новой администрации Тюдора.

Путь, избранный Тюдором к полю боя, может быть прослежен по выплатам, которые он впоследствии сделал определенному количеству деревень, поскольку они понесли потери в зерне и хлебе «из-за нас и нашего войска в день нашей недавней победы» (точно так же он возместил убытки Атерстоуну и аббатству Мервэйл). Самая большая компенсация была выплачена деревне Уитерли (Witherley), которая, вероятно, оказалась прямо на пути следования армии. Деревня Фенни-Драйтон тоже получила значительную сумму, а деревни Мансеттер и Аттертон — несколько меньшую. Некоторый ущерб мог быть причинен воинами, искавшими фураж перед битвой, или, возможно, какие-то из отрядов мятежников были расквартированы в названных деревнях (хотя в случае внезапной атаки их было бы затруднительно быстро собрать из столь далеко разнесенных между собой мест постоя). Джону Фоксу, приходскому священнику Уитерли, и Джону Атерстону, «джентльмену», было поручено получить деньги и, предположительно, раздать их. В Уитерли Тюдор посвятил в рыцари еще одну партию своих сторонников. Она включала в себя Уильяма Брэндона, которому, однако, не суждено было долго пользоваться своим новым статусом, поскольку вскоре он пал на поле боя от руки короля Ричарда.

Сэр Джон Сэвидж (ум. 1492) и одна из его сестер, изображенные в виде плакальщиков на надгробии их отца в Макклесфилдской церкви, в Чешире

(Фотография из коллекции Джеффри Уиллера)

К тому времени, когда Тюдор достиг поля боя, Ричард должен был уже провести в ожидании целый час, если не больше. Придя на боевую позицию, Тюдор «построил авангард — узкий из-за малого числа его людей; перед авангардом он поместил лучников, капитаном которых назначил Джона, графа Оксфорда; на правом крыле авангарда он поставил Гилберта Тэлбота для защиты оного авангарда; на левом крыле он поставил Джона Сэвиджа, а сам, рассчитывая на помощь Томаса Стэнли, с одним отрядом всадников и несколькими пехотинцами расположился позади». Описанная позиция, с Тэлботом на правом крыле авангарда и Сэвиджем на левом, могла означать, что армия мятежников была построена обычным способом, тремя баталиями, но более вероятно, что на самом деле была лишь одна баталия и «жиденький» передний край с Оксфордом в качестве общего командующего.

Позиции двух враждебных армий, описанные здесь, типичны для средневековых сражений, но в данном случае есть некоторые странности. Прежде всего, можно задаться вопросом: почему Ричард расположил свою армию так, что она пересекла дорогу Фенн-Лэйн под косым углом? Пожелай он занять более «правильную» позицию, то мог бы выстроить армию под прямым углом к дороге, чтобы воспрепятствовать дальнейшему продвижению Тюдора на восток или в сторону Лондона. Кроме того, при желании Ричард мог расположить армию так, чтобы болото защищало ее передний край. В этом случае он имел бы возможность обстреливать армию Тюдора, когда она показалась бы в его поле зрения; нужно было только поднять вверх стволы пушек, чтобы увеличить дальность обстрела. Как бы то ни было, последние археологические находки, обнаруженные в пределах ограниченного ареала, свидетельствуют, что армии были построены таким образом, как это показано на карте (см. карту 4). Возможно, Ричард выбрал эту позицию потому, что братья Стэнли уже находились на склонах Краун-Хилла в то время, когда королевская армия достигла поля боя. Таким образом, Ричард пытался найти для своей армии позицию, с которой можно было бы одновременно отразить любое враждебное действие со стороны Стэнли и следить за передвижением мятежников. Вергилий рассказывает, как обе армии готовились к бою, выстроившись одна напротив другой, и вышеописанные позиции соответствуют его словам о том, что «между обоими войсками было болото, которое Генрих намеренно оставил по правую руку, дабы оно могло служить его людям вместо укреплений, и тем самым он оставил солнце у себя за спиной». Если мятежники действительно достигли поля боя к восьми часам утра, как предполагалось выше, солнце, вероятно, должно было уже продвинуться по небосводу достаточно далеко, чтобы оказаться у них за спиной к тому времени, когда они построились в боевую линию, и между двумя войсками, конечно, находилось болото, хотя и на фланге. Согласно Молине, армии разделяла всего одна четверть лиги. Если это была французская лига, что кажется вероятным в случае с франкоязычным автором, то стороны разделяло примерно 800 ярдов. Однако это расстояние сильно превышает дальность стрельбы из лука (примерно 250–300 ярдов), которая в ту эпоху была обычной дистанцией при противостоянии враждебных армий. Если расстояние и вправду было столь большим, это, вероятно, означает, что Тюдор (или, скорее, Оксфорд, опытный полководец) остерегался попасть под обстрел королевских пушек.

Можно лишь предполагать, где расположились два брата Стэнли. Некоторые авторы помещают их вместе, но это кажется маловероятным, поскольку сэр Уильям уже был объявлен изменником, а лорд Стэнли даже на этом этапе вряд ли согласился бы открыто примкнуть к мятежной стороне. Хотя теперь это уже едва ли могло сильно повлиять на мнение короля о братьях Стэнли, им было выгодно заставить его (а равно и Тюдора) гадать о своих намерениях. Поэтому кажется вероятным, что лорд Стэнли расположился к югу от основного места событий, на фланге Нортумберленда, возможно, на склоне Краун-Хилла, откуда он мог наблюдать за тем, что происходит. На этом участке боевой линии не было вообще никаких действий. Кроулендский хронист специально подчеркивает: «Как бы то ни было, там, где с внушительным и хорошо вооруженным отрядом стоял граф Нортумберленд, не было никаких столкновений с врагом, и ни одного удара не было нанесено или получено в битве». В этом не было вины Нортумберленда: не подвергаясь прямой атаке, он мог нарушить боевую линию только в случае общего продвижения вперед королевской армии, которого так и не произошло. Предположительно, Ричард, наполовину уверенный, что Стэнли попытается атаковать его с фланга, был вынужден в качестве защитной меры расположить там значительную часть своей армии. Сэр Уильям Стэнли, который вступил в битву, мог находиться еще ниже на склоне холма — к западу от своего брата и рядом с силами Тюдора.

Еще до того, как началась битва — вернее, тогда, когда армия мятежников, согласно Кроулендскому хронисту, еще только двигалась на позиции, — должно было стать очевидно, что лорд Стэнли скорее против короля, нежели за него, и потому король открыто отдал приказ о казни лорда Стрэнджа. Хронист затем говорит: «Как бы то ни было, те, кому было дано это задание, видя, что наступает решающий этап битвы и что это намного важнее, чем уничтожение одного человека, не стали выполнять жестокий приказ короля. Действуя по собственному решению, они отпустили приговоренного на свободу, а сами вернулись в самую гущу битвы». Авторы обеих баллад согласны в том, что Стрэндж не был казнен из-за нехватки времени. Они подробно, с театральными эффектами, описывают всю сцену и даже утверждают, что Стрэнджу было дано время, чтобы послать весточку своей супруге. То, что такая печальная деталь вообще упомянута, вероятно, является указанием на правдивость рассказа в целом, поскольку это событие должно было отложиться в людской памяти. Однако то, что Стрэндж не был казнен, поскольку на исполнение приказа якобы не хватило времени, кажется маловероятным. Возможно, приказ о немедленной казни вообще никогда не отдавался. Как сказано в обеих балладах, Ричард разглядел на поле боя знамя лорда Стэнли, что можно было законно истолковать как вооруженное выступление против своего суверена, — то есть Стэнли совершал государственную измену. Вероятно, этим и объясняются слова Ричарда, приведенные в «Балладе о Босвортском поле»: «Я вижу знамя лорда Стэнли, — молвил он. — Привести ко мне сюда лорда Стрэнджа, ибо ему, несомненно, придется сегодня умереть».

Как только воины в обеих армиях заметили противника, они надели свои шлемы и дружно изготовились к битве. По словам Вергилия, король, видя, что вражеские силы переходят через болото, приказал своим людям начать битву, что они и сделали «с громким криком». По королевскому приказу, артиллеристы и лучники открыли стрельбу, а мятежники, конечно, ответили стрелами и, как мы теперь знаем, пушечными ядрами, хотя в источниках нет никаких ссылок на то, что мятежная армия вела артиллерийский огонь.

Французский хронист Молине сообщает, что королевская армия открыла огонь по наступавшим воинам Тюдора, как только те вошли в зону обстрела. Возможно, король расположил некоторые из своих пушек так, чтобы можно было обстреливать фланг противника. Молине далее говорит, что «французы, выяснив по стрельбе расположение пушек короля и его боевой порядок, решили, с тем чтобы избежать огня, сосредоточить свои основные силы напротив фланга, а не фронта королевской баталии». Оксфорд и другие командиры (французские, согласно Молине) должны были видеть, что королевская армия значительно больше их собственной, и очевидная опасность состоит в том, что противник может подавить их явным численным превосходством. Они не могли рассчитывать на вмешательство Стэнли, и потому им срочно нужно было придумать новую стратегию. Из слов Молине явствует, что мятежники в конце концов предприняли фланговую атаку, хотя археологические свидетельства в виде ядер, найденных на королевской позиции, позволяют предполагать, что по крайней мере часть армии Тюдора была построена фронтально напротив королевской. Тот факт, что бо льшая часть армии мятежников была сконцентрирована на одном фланге, мог быть замаскирован пушками и значительным количеством лучников. Можно задаться вопросом: если королевские полки уже были на позициях, когда армия мятежников показалась на поле боя, то почему мятежники не совершили атаку на фланг немедленно, пользуясь преимуществом того, что королевские пушки, вероятно, были большей частью нацелены для фронтальной стрельбы, и переместить их в другое место за короткое время было бы непросто. Фланговая атака должна была заключать в себе элемент внезапности и такую тактику, которой трудно было бы что-нибудь противопоставить; она также должна была в значительной степени сделать бесполезным численное превосходство противника в людях и артиллерии, поскольку Ричард не успел бы собрать воедино все свои силы, чтобы сдержать вражеский натиск.

Центральная панель деревянного резного барельефа с изображением битвы при Босворте (конец XVI века)

Генрих VII показан сидящим верхом на коне, который топчет поверженного Ричарда III, держащего в руках корону. Сторонники Ричарда, включая герцога Норфолка, изображены на правой стороне, а сторонники Генриха, включая графа Оксфорда, — на левой

(Фотография из коллекции Джеффри Уиллера).

Тем не менее уже вскоре после начала перестрелки Оксфорд привел свой план в исполнение, приказав, чтобы «в каждом ряду ни один солдат не отходил от штандартов далее чем на десять футов; когда этот приказ был оглашен, все люди сплотились вместе и постояли некоторое время вне битвы, из-за чего их противники немедленно устрашились, полагая, что готовится какая-то хитрость, и таким образом они все воздерживались от сражения определенное время». Итак, мятежники получили приказ сойтись в тесный боевой порядок, и пока они делали это, сражение стихло. Возможно, королевские воины заподозрили в этом какой-то подвох. Затем граф Оксфорд построил своих людей в «треугольный боевой порядок» (то есть клином) и энергично возобновил битву. Это построение клином применялось на континенте, где фланги клина обычно защищались пикинёрами. В силу этого мы можем предположить, что многие из французских наёмников в армии мятежников были пикинёрами. Этот род войск и клиновидное построение были непривычны для английских солдат. Можно представить, сколь ужасающим был психологический эффект, когда острие клина решительно выдвинулось из левого фланга мятежной армии, ощетинившись длинными пиками, словно гигантский ёж. Весьма вероятно, что канониры и лучники из армии Тюдора обеспечили атакующим такое сильное огневое прикрытие, какое только могли. Согласно Вергилию, эта атака была успешной.

Ричард, возможно, думал, что когда дело дойдет до настоящей битвы, его воины будут сильнее вражеских, но, кажется, мятежники сражались лучше, и, конечно, они использовали тактику, которая застала короля врасплох. То, что армия мятежников сражалась так хорошо, могло быть отчасти следствием того, что во время своего долгого похода к Босворту различные группы солдат успели привыкнуть друг к другу и к своим командирам, что способствовало общему сплочению армии Тюдора. Этому, кажется, способствовало и то обстоятельство, что большинство воинов в мятежной армии были профессиональными французскими и шотландскими солдатами. Если эти иноземные воины действительно использовали длинные пики, широко применявшиеся в битвах на континенте, тогда английские воины плохо или вообще не представляли, как им можно противостоять. Конечно, у людей Ричарда не было достаточно времени, чтобы сплотиться в крепкую силу. Далеко не все из этих спешно набранных воинов были хорошо экипированы. В общей массе неопытные, они не были испытаны в боях. Это не имело бы слишком большого значения, если бы они столкнулись с группой людей таких же, как они сами. К несчастью для Ричарда, дело обстояло иначе. Это было опасно для него, потому что, если бы его людям показалось, что мятежники одерживают верх, они могли поддаться панике и удариться в бегство.

В какой-то момент жаркой схватки герцог Норфолк был убит (сэром Джоном Сэвиджем, согласно «Балладе о леди Бесси»). Возможно, это случилось, когда он пытался вновь сплотить вокруг себя своих людей. После этого авангард королевской армии начал распадаться. Опять-таки согласно «Балладе о леди Бесси», Норфолк был убит рядом с ветряной мельницей, когда он бежал с поля боя со своими воинами. Дадлингтонская ветряная мельница находилась более чем в 1000 ярдах от главного места сражения, поэтому, если Норфолк был убит именно там, это, конечно, случилось в ходе беспорядочного бегства. Однако только этот источник дает понять, что Норфолк был убит вне поля боя. Конечно, поскольку рядом с мельницей исследователями был обнаружен ливрейный бэйдж с изображением орла, вполне возможно, что там шли какие-то военные действия. Однако кажется наиболее вероятным, что Норфолк был убит именно в битве.

Увидев это, Ричард испугался, что смерть Норфолка вызовет падение боевого духа среди его воинов, и потому решил, что ему следует попытаться закончить битву одним ударом. Как говорит Вергилий: «Сначала, по сообщениям разведчиков, король Ричард узнал, где именно в отдалении находится граф Генрих с малым отрядом солдат вокруг него. Затем, подъехав ближе, он понял совершенно точно, по явным приметам и вымпелам, что это сам Генрих. По этой причине, весь воспламененный гневом, он ударил своего коня шпорами и помчался стороной, в обход вражеского авангарда». Вероятно, он вел атаку, огибая правое крыло Нортумберленда и минуя стороной болото. Ричард мог надеяться, что Нортумберленд присоединится к нему. Надо думать, это было драматичное зрелище: король, мчавшийся галопом в сторону Тюдора со своим отрядом кавалеристов и «немногими пехотинцами». В этом отряде отборных воинов, сформированном из королевских придворных и телохранителей, должно было насчитываться несколько сотен конных латников. Разведчики, вероятно, доложили Ричарду, что Тюдор, желая ясно обозначить свои притязания, уже использует королевский герб, ничем не отличающийся от его собственного. Это в немалой степени могло разжечь его гнев.

Атаки, подобные той, которую предпринял Ричард, не были тактическим новшеством в войнах конца XV столетия, и если бы это сработало, сражение было бы закончено одним ударом. Армия мятежников не выстояла бы, если бы ее предводитель обратился в бегство или же был убит. Вергилий говорит, что Тюдор увидел мчавшегося к нему короля Ричарда, но, поскольку на этом этапе ему оставалось только сражаться, он встретил короля с великой решимостью. Ричард поверг наземь штандарт Тюдора («королевский» штандарт) вместе с его знаменосцем, сэром Уильямом Брэндоном, и сбросил с коня сэра Джона Чейна, человека большого роста и силы. Продолжая рассказ, Вергилий сообщает, что Ричард «прокладывал себе путь, рассыпая удары оружием во все стороны». В свою очередь, Генрих «выдерживал натиск намного дольше, чем его собственные солдаты вообще полагали возможным, каковые теперь уже почти утратили надежду на победу», как, вероятно, даже и сам Тюдор. Кажется возможным, что французские воины сыграли значительную роль в защите Тюдора. Некоторые из находившихся при нем пехотинцев вполне могли быть французскими пикинёрами, сражавшимися на континентальный манер. Однако ясно, что их было недостаточно, чтобы должным образом сформировать оборонительное каре и отбросить вражеских всадников, коль скоро Ричард и, по меньшей мере, некоторые из его людей пробились к Тюдору достаточно близко, чтобы убить его знаменосца, который должен был находиться рядом с ним. Сведения о той роли, которую сыграли французские наемники, стали известны из письма, написанного одним из них на следующий день после битвы. До нашего времени сохранилась только малая часть этого письма, и в нем приводятся слова Ричарда, который якобы сказал: «Эти французские изменники (traitors) стали сегодня причиной гибели нашего королевства». В письме также сказано, что Тюдор пешим стоял среди наемников, которые его защищали; предположительно, он находился внутри частично построенного каре пикинёров.

Скульптурное надгробие сэра Джона Чейна в Солсберийском соборе

(Фотография из коллекции Джеффри Уиллера)

Таким образом, наемники, присланные Карлом VIII Французским, кажется, сыграли важную роль в сдерживании атаки Ричарда до того момента, пока в дело не вмешались братья Стэнли. По-видимому, сэр Уильям Стэнли, в конце концов, решил, что пришло время вступить в сражение. К несчастью для Ричарда, он выбрал сторону Тюдора: «он подоспел своевременно к нашему королю», — так сказано в «Балладе о Босвортском поле». В путанном «Кастильском донесении» сообщается, что Ричард был убит, когда сражался с воинами лорда Таморланта, который командовал левым крылом королевской армии, но обернул оружие против своего государя. Как мы уже замечали, наиболее вероятно, что Таморлант — это искаженное имя графа Нортумберленда, который действительно находился на левом крыле армии Ричарда. В данном случае представляется возможным, что он был ошибочно принят за одного из братьев Стэнли, которые оба находились в левой стороне от армии Ричарда и потому могли быть ошибочно описаны как левый фланг короля. Оливер Харрис оригинально аргументировал, что сэр Уильям Стэнли, у которого не было реальных причин поддерживать Тюдора, в отличие от его брата, женатого на матери Тюдора, намеревался выступить на стороне короля. Однако из-за того, что и Тюдор, и Ричард носили королевский герб, в пылу битвы по ошибке оказался убит не тот его носитель. По предположению Харриса, Тюдор заподозрил, что случилось на самом деле, поскольку сэр Уильям не получил от него награды, которую вправе был ожидать за свои действия. Однако всё это выглядит маловероятным. Лорд Бэкон в «Жизнеописании Генриха VII» объясняет отсутствие награды более просто и убедительно. Сэр Уильям действительно подоспел вовремя, чтобы спасти жизнь Тюдора. Однако Тюдор совершенно ясно понимал, что он подвергся опасности, поскольку сэр Уильям достаточно долго стоял на месте сложа руки.

Вергилий утверждает в своем рассказе, что Ричард «мог бы спастись бегством». То же самое сообщается и в донесении Диего де Валеры; по его словам, Хуан де Салазар, находившийся рядом с Ричардом в течение всей битвы, видел, что совершена измена, и убеждал короля бежать, чтобы сразиться с врагом в другой раз. Далее де Валера говорит, что в этот момент Ричард возложил королевский венец на свой шлем, надел свой сюрко с королевским гербом, а затем в течение долгого времени отважно сражался, лично руководя боем и воодушевляя тех, кто остался ему верен. В балладах сообщаются сходные сведения: некий рыцарь сказал Ричарду, что его конь под рукой и он может с честью отступить, чтобы вновь сражаться в другой день. Все источники, за исключением одного, свидетельствуют, что Ричард умер по-королевски: в ответ на уговоры бежать он гневно сказал, что либо одержит победу, либо умрет в этот день как король. Вергилий сообщает, что он «погиб, мужественно сражаясь совсем один в самой гуще врагов». Даже Кроулендский хронист, недружественный по отношению к Ричарду, признает этот факт. Исключение составляет лишь Молине, который утверждает, что Ричард пытался бежать и был убит, когда его конь увяз в болоте. Это кажется неправдоподобным в свете высказанной выше гипотезы о взаимном расположении армий в том месте, где разыгралась схватка с Тюдором. Только Молине дает понять, что Ричард нашел свою смерть в болоте; и очень характерно, что об этом ничего не сказано ни в отчете испанского очевидца, ни в балладах. А ведь для сочинителей баллад такая сцена представляла бы прекрасную возможность проявить свое мастерство. Кто нанес королю смертельный удар — неизвестно, и, конечно, никто впоследствии не был за это вознагражден. Вопреки возможным ожиданиям, Молине не утверждает, что Ричарда убил какой-то француз. Вместо этого он говорит об уэльском алебардщике. Впоследствии делались заявления, что Ричарда убил именно Рис ап Томас, хотя он-то уж точно не был уэльским алебардщиком. Родственники Ральфа из Рэдьярда (Rudyard), что близ Лика в Стаффордшире, также утверждали позднее, что Ричарда убил именно он.

Памятный камень в Сэндфорде, месте, где, как раньше думали, был убит Ричард

(Фотография из коллекции Джеффри Уиллера)

В любом случае, Ричард III был единственным английским королем, который встретил свою смерть на поле боя. Согласно прокламации, изданной впоследствии Генрихом Тюдором, Ричард пал возле Сэндфорда. После этого сражение завершилось за считаные минуты, так как королевская армия расстроила свои ряды и бежала. Как сказано выше, после очень тяжелой схватки Оксфорд стал одерживать верх над авангардом противника. Смерть Норфолка должна была еще сильнее понизить боевой дух королевских воинов. Множество из них с облегчением отбросило в сторону свое оружие и покорилось Генриху, новому королю. Большинство источников сообщает, что многие королевские воины отправились в поход неохотно и были рады прекратить сражение. То, что многие ополченцы шли воевать неохотно, — разумное замечание, но источники, кроме того, дают понять, что люди не желали сражаться за Ричарда и бежали бы еще раньше, если бы могли. По крайней мере, некоторые видные особы в армии Ричарда точно не желали сражаться за него. Это явствует из петиции, в которой Роджер Уэйк Блисвотский и Нортэнтский протестует против того, что его признали государственным изменником. Его аргументация основана на том, что, сражаясь за короля Ричарда, он действовал вопреки «своей собственной воле и разуму» (довольно неубедительный довод, как замечает Кэвилл, поскольку Роджер Уэйк доводился сводным братом Кэтсби). Он также указывает на то, что у него есть восемь детей, которые еще слишком молоды, чтобы содержать себя самостоятельно, а его жена не так воспитана, чтобы просить подаяние. Дочь и наследница Джеффри Сен-Жермена, умершего на следующий день после Босворта, вероятно, от ран, полученных в бою, тоже подала апелляцию против признания его государственным изменником. По ее словам, Джеффри находился в королевской армии только потому, что «получил в письмах от оного герцога [т. е. Ричарда III] такие угрозы, что если бы он не пришел на оное поле, то потерял бы свою жизнь, земли и имущество; потому-то, страшась оного, и находился он крайне неохотно на оном поле». Не вполне понятно, почему Сен-Жермена хотели признать государственным изменником: он был лишь второстепенным владельцем земли и поместья Бортон в Нортэнтсе (однако королевские посланцы обращались к нему с просьбой о займе, поэтому Ричард и его советники, должно быть, видели в нем своего сторонника). Роджер Уэйк был более заметной фигурой, поскольку занимал должность шерифа в Нортэнтсе. Другой странный аспект всего этого дела состоит в том, что слова, содержавшиеся в письме Ричарда III, которое якобы так встревожило Сен-Жермена, были стандартной формулировкой, встречавшейся в любом королевском распоряжении того времени, — например, в приказах о воинском наборе. Роджер Уэйк использовал в своей апелляции такой же аргумент, что и дочь Сен-Жермена, хотя они оба, как, впрочем, и все остальные, должны были хорошо понимать, что слова в приказе Ричарда III соответствовали общепринятому шаблону.

Пирамидальное каменное сооружение (кайрн) над Колодцем короля Дика

Фотография сделана в 1930-х годах, до реставрации

Когда королевская армия начала бежать, Нортумберленд и его воины, вероятно, все еще твердо стояли на своей позиции на левом фланге королевской армии. Молине говорит, что Нортумберленд должен был атаковать французов (хронист постоянно называет воинов Тюдора французами), но вместо этого обратился в бегство, потому что еще прежде был в сговоре с Тюдором. Нортумберленд был арестован после битвы, но мы не знаем, случилось ли это непосредственно на поле боя. Он получил свободу весьма скоро, несомненно, к началу декабря, хотя и не был приглашен на заседания Парламента в сентябре. Помимо герцога Норфолка были убиты Уолтер, лорд Феррере, сэр Ричард Рэтклифф, сэр Роберт Перси (блюститель королевского двора), сэр Роберт Бракенбери (констебль Тауэра), Джон Кендалл, секретарь Ричарда, и многие другие. Лорд Лоувелл вместе с Хэмфри и Томасом Стаффордами бежал на восток, поскольку впервые после сражения о нем услышали в святилище Колчестера. Граф Сэрри, сын герцога Норфолка, был арестован и признан государственным изменником, но в 1489 году ему вернули свободу и его графский титул. Вергилий говорит, что при Босворте полегла тысяча королевских воинов и примерно сто воинов Тюдора. Эти числа могут быть верными в том, что касается королевской армии, но, конечно, они слишком занижены в отношении армии Тюдора. Битва могла завершиться к середине утра. Вергилий говорит, что она длилась более двух часов, но мы не знаем точно, когда она началась.

Монеты, найденные поблизости от нового места битвы: (справа) двойной бургундский патар, (слева) гроут Эдуарда IV

(совет графства Лестершир)

Неясно, в каком направлении бежали королевские воины. Логично предположить, что они устремились на северо-восток в сторону Саттон-Чени, прочь от врага, и кажется весьма маловероятным, что большинство могло бежать в южную сторону, прямо через вражескую армию. Указанием на то, что, по крайней мере, некоторые бежали по направлению к Саттон-Чени, может служить ливрейный бэйдж в виде орла, найденный возле Дадлингтонской мельницы. Тем не менее в пользу того, что некоторые бежали в южном направлении, свидетельствуют захоронения явно XV столетия, обнаруженные в пределах церковного двора в Дадлингтоне и вокруг него. Часовня была специально основана здесь Генрихом VII в 1511 году, чтобы в ней служили заупокойные молебны о душах тех, кто погиб в сражении при Босворте, и есть свидетельство, что, по крайней мере, останки некоторых из павших на поле боя были перенесены в церковный двор Дадлингтона к этой дате. Возможно, что кости были принесены туда из тех мест, где они были изначально захоронены, как иногда делалось в случае строительства подобных часовен (например, в Таутоне). Есть различные письменные свидетельства о находках костей и доспехов в разные времена — в XVII столетии и в конце XVIII, — однако неясно, где именно многие из них были найдены. Одна находка, кажется, была обнаружена близ Уайтмурса, всего в одной миле к югу от Шентона, а другая (очевидно, только доспех) — к северу от Эмбьон-Хилла.

В то время как истребление и избиение бегущей королевской армии все еще продолжалось, Генрих Тюдор был занят тем, что истово благодарил Господа за свою победу. Затем, «преисполненный невероятной радости», он взошел на ближайший холм и, похвалив своих солдат, распорядился о том, чтобы раненые получили уход, а мертвые — погребение. Бернар Андре, французский придворный поэт Генриха VII, писавший много времени спустя, говорит, что победитель приказал устроить мертвым «достойные похороны» («honourable burial»), и добавил, что «сам король Ричард должен быть погребен со всеми знаками почета». Затем Генрих поблагодарил знатных людей и своих командиров и посвятил в рыцари некоторых из них, включая Гилберта Тэлбота, который привел свое ополчение, Риса ап Томаса, примкнувшего к нему с валлийскими воинами, и Хэмфри Стэнли, дальнего родича лорда Стэнли. Тем временем все присутствующие восклицали: «Боже, храни короля Генриха!» Затем Томас Стэнли короновал его короной поверженного монарха — то есть венцом со шлема Ричарда (см. Приложение 4). По преданию, Тюдор был коронован на холме, ныне известном как Краун-Хилл (Венечный Холм), на склонах которого, вероятно, были построены отряды братьев Стэнли. Предание гласит, что корона была найдена в зарослях боярышника, куда она закатилась в тот момент, когда Ричард был, наконец, повержен на землю. Впрочем, ее мог припрятать там какой-нибудь грабитель, чтобы потом забрать, и Вергилий точно говорит, что она была найдена среди трофеев. После битвы количество ценной добычи, которую можно было с выгодой продать на лондонских рынках, наверняка было огромным. Новый король приказал, чтобы нагрузили обоз, и уже вечером выступил в сторону Лестера, куда он въехал с короной на своей голове. В этой же процессии везли и тело прежнего короля. Согласно Кроулендскому хронисту, с покойным обошлись недостаточно человечно. Это было «поистине печальное зрелище»: обнаженное тело Ричарда с веревкой, повязанной на шее, лежало на лошадином крупе, и при этом руки и ноги свисали вниз. Мертвого короля могли везти на лошади одного из его герольдов-пурсюивантов, именуемого Белый Вепрь. К несчастью, из-за того, что Ричард проиграл битву, его герольды не имели возможности составить о ней письменный отчет, подобно тому, как это было сделано после следующей битвы, состоявшейся при Стоуке в 1487 году.

Краун-Хилл с церковью Стоук Голдинг на заднем плане

(Фотография из коллекции Джеффри Уиллера)

Тело Ричарда выставлялось на всеобщее обозрение в течение двух дней, чтобы доказать, что он действительно мертв. Затем его похоронили без больших церемоний. Вергилий говорит, что тело выставлялось в церкви Серых Монахов, но в более поздней балладе сообщается, что это было в Ньюарке (округ Лестера), вероятно, в церкви Благовещения Богородицы, основанной Ланкастерами. Где бы тело ни выставлялось, нет никаких сомнений, что оно было погребено в церкви Серых Монахов, вероятно, в хорах, как говорил Раус, в почетном месте. Позднее по приказу Генриха VII там было воздвигнуто надгробие, однако не сохранилось никаких его описаний, за исключением того, что оно могло быть сделано из «смеси, раскрашенной под мрамор» (то есть из алебастра), и, возможно, на его вершине было вытесано изображение короля. В ходе реформации надгробие было разрушено, а королевские останки, вероятно, выброшены в реку Соар. Все следы надгробия исчезли.

Личная подпись Генриха VII

Фотография из коллекции Джеффри Уиллера)