Биография
Иван Иванович Хемницер (1745–1784) — баснописец, родился в Енотаевской крепости Астраханской губернии. Отец его, штаб-лекарь, выходец из Саксонии, был образованным человеком и заботливо относился к воспитанию сына. На шестом году мальчик уже был отдан в обучение пастору Нейбауэру в Астрахани. Отец позаботился также приискать человека, который бы мог учить молодого Хемницера русскому языку. В 1755 г. его семья переехала в Петербург. Здесь молодой Хемницер был помещен к одному из учителей врачебного училища. Желание отца сделать своего сына медиком не могло, однако, осуществиться. Познакомившись с каким-то офицером, увлекшим его своими рассказами о военной службе, молодой Хемницер поступил солдатом в Нотебургский пехотный полк. В военной службе он оставался 12 лет и участвовал в походе в Пруссию; затем перешел на службу в горное ведомство.
В 1776 г. Соймонов, под начальством которого служил Хемницер, предпринял путешествие за границу и взял его с собой. В 1778 г. Хемницер напечатал переделку немецкого труда академика Лемана: «Кобальтословие, или Описание красильного кобальта». Этот труд интересен попыткой создать русскую научную терминологию по горному делу.
В 1779 г. появился первый сборник басен Хемницера. В 1781 г. Соймонов оставил службу в горном ведомстве, а вслед за ним вышел в отставку и Хемницер. В 1782 г. он был назначен вице-консулом в Смирну, где и умер в марте 1784 г.
Как писатель Хемницер приобрел известность своими баснями. Всего их 91. Около трети басен переведено из Лафонтена, Геллерта, Вольтера, Дора и Ножана; остальные — оригинальные. Хемницер является, бесспорно, самым видным из предшественников Крылова. Нередко Крылов повторял сюжеты и даже отдельные выражения Хемницера. Басня «Метафизик» чрезвычайно близка к целому ряду крыловских басен о воспитании; в басне «Чиж и Соловей» мальчик расхваливает чижа почти в тех же выражениях, какими подкупает ворону крыловская лисица. Вообще Хемницер дал Крылову не только вполне готовую форму, но и тон, даже отчасти содержание, которому более талантливый преемник сумел придать новую силу и яркость.
Басни Хемницера уступают крыловским в яркости образов; в нем виден скорее умный и остроумный человек, чем художник, в них нет крыловского лукавого юмора; они проникнуты даже некоторой элегичностью, не совсем идущей к этому роду поэзии; но в то же время Хемницер остается весьма крупным баснописцем. Подобно Крылову, Хемницер своей басней отзывается как на злобы дня, так и на вопросы более общие. Басни Хемницера пользовались у современников значительным успехом. При жизни автора они выдержали три издания; четвертое вышло вскоре после его смерти. Всего существует 28 изданий басен Хемницера. Кроме басен, Хемницер писал эпиграммы, оставшиеся в рукописи, а также оду на победу над турками при Журже. Ода эта была напечатана, но является одним из наиболее слабых произведений Хемницера. Кроме того, Хемницер писал немецкие стихи, оставшиеся в рукописи.
МЕТАФИЗИК
Отец один слыхал,
Что за море детей учиться посылают
И что вобще того, кто за морем бывал,
От небывалого отменно почитают,
Затем, что с знанием таких людей считают:
И, смотря на других, он сына то-ж послать
Учиться за море решился:
Он от людей любил не отставать,
Затем, что был богат. Сын сколько-то учился,
Да сколько ни был глуп, глупее возвратился.
Попался на руки он школьным тем вралям,
Которые с ума не раз людей сводили,
Неистолкуемым давая толк вещам,
И малого не научили,
А навек дураком пустили.
Бывало, глупости он попросту болтал,
Теперь ученостью он толковать их стал.
Бывало, лишь глупцы его не понимали,
А ныне разуметь и умные не стали;
Дом, город и весь свет враньем его скучал.
В метафизическом беснуясь размышленьи
О заданном одном старинном предложеньи:
Сыскать начало всех начал,
Когда за облака он думой возносился,
Дорогой шедши, оступился
И в ров попал.
Отец, который с ним случился,
Скорее бросился веревку принести,
Домашнюю свою премудрость извести;
А думный, между тем, детина,
В той яме сидя, рассуждал:
«Какая быть могла причина,
Что оступился я и в этот ров попал?
Причина, кажется, тому землетрясенье:
А в яму скорое стремленье —
Центральное влеченье,
Воздушное давленье…»
Отец с веревкой прибежал.
«Вот», говорит, «тебе веревка: ухватися.
Я потащу тебя; смотри, не оборвися».
— Нет, погоди тащить; скажи мне наперед:
Веревка вещь какая?
Отец хоть был и не учен,
Да от природы был умен.
Вопрос дурацкий оставляя,
«Веревка вещь», сказал «такая,
Чтоб ею вытащить, кто в яму попадет».
— На это-б выдумать орудие другое.
А это слишком уж простое.
«Да время надобно», отец ему на то:
«А это, благо, уж готово».
— А время что?
«А время вещь такая,
Которую с глупцом не стану я терять.
„Сиди“, сказал отец, „пока приду опять“.
Что, если бы вралей и остальных собрать,
И в яму к этому в товарищи послать?..
Да яма надобна большая!
ЧУЖАЯ БЕДА
Ужли чужой беде не должно помогать?
Мужик вез сена воз на рынок продавать.
Случился косогор: воз на бок повалился.
Мужик ну воз приподымать
И очень долго с возом бился,
Да видит, одному не совладать:
Прохожих в помощь призывает,
Того, другого умоляет.
Тот мимо и другой,
Всяк про себя ворчит: „Да что-ста, воз не мой,
Чужой!“
Услуга никогда в потерю не бывает.
СТАТУЯ
Художник некакий, резчик,
В художестве своем и славен и велик,
Задумал вырезать статую
Такую,
Которая-б могла ходить
И говорить
И с виду человеком быть.
Резчик статую начинает,
Все мастерство свое резчик истощевает.
Статуя движется, статуя говорит
И человеческий во всем имеет вид;
Но все статуя та не человек, — машина:
Статуя действует, коль действует пружина
Статуе нравственной души недостает.
Искусством чувств не дашь, когда природных нет.
БУКВЫ
Чтобы ученых отучить
В пустых словах искать и тайну находить,
Которую они по их речам находят
И, сумасбродствуя, других в безумство вводят,
Не помню, царь земли какой
Их шуткой осмеял такой.
Под городом одним развалины стояли,
Остатки башен городских,
А около отломки их,
Землей засыпаны, лежали.
На сих обломках царь, ученым в искушенье
Изсечь по букве приказал,
Потом те буквы на решенье
За редкость по своим ученым разослал,
„Посмотрим“, царь сказал,
„Какое выведут ученые значенье,
Уж то-то толки тут
Пойдут!“
И подлинно, пошли: хлопочут, разбирают,
Чтоб тайный смысл найти словам.
Рассылка букв по всем ученым и землям;
Все академии к решенью приглашают;
Записки древности, архивы разбирают;
Газеты даже все о буквах говорят;
Ребята все об них и старики твердят;
Но мрачность древности никто не проницает.
Царь, наконец, хотел их глупость обличить:
Всем приказал к себе своим ученым быть,
И заданные сам им буквы объясняет.
Весь смысл неразрешимых слов
Был тот: здесь водопой ослов.
СОБАКА И МУХИ
Собака ловит мух, однако, не поймает
И глупая не рассуждает,
Что муха, ведь, летает
И что поймать ее пустое затевает.
Лови, собака, то, что сыщешь под ногой,
Не то, что над твоей летает головой.
ДУРАК И ТЕНЬ
Я видел дурака такого одного,
Который все гнался за тению своею,
Чтобы поймать ее, да как? бегом за нею.
За тенью он, тень от него.
Из жалости к нему, что столько он трудится,
Прохожий дураку велел остановиться:
„Ты хочешь“, говорит ему он, „тень поймать;
Да ты над ней стоишь, а чтоб ее достать,
Лишь только стоит наклониться“.
Так некто в счастии да счастия-ж искал,
И также этому не знаю, кто сказал:
„Ты счастья ищешь, а не знаешь,
Что ты, гоняяся за ним, его теряешь.
Послушайся меня, и ты его найдешь:
Остановись своим желаньем
И будь доволен состояньем,
В котором ты живешь“.
ХУЛИТЕЛЬ СТИХОТВОРСТВА
Беседе где-то быть случилося такой,
Где занимались тем иные, что читали
И о науках толковали,
Другие, что себя шутами забавляли,
Которых привели с собой:
К чему кто склонен был. Зашло в беседе той
И о стихах каких-то рассужденье,
Из денег писанных кому-то на рожденье.
Один в беседе той, охотник до шутов,
А ненавистник всех наук и всех стихов,
В углу сидев, туда-ж пустился в разсужденье:
„Да что! и все стихи хоть вовсе-б не писать!“
Другие на него лишь только посмотрели
И как бы внутренно, что он дурак, жалели.
Сказавши глупость ту, он стал еще шпынять
Над бывшим тут одним писателем достойным
И голосом своим спросил его нестройным:
„И вы, ведь, любите стихи же сочинять?“
„Так“, отвечал другой: „люблю стихи писать,
Однако же, не площадные,
А только я пишу такие,
Где дураков могу сатирой осмеять“.
ОСТЯК И ПРОЕЗЖИЙ
Что и в уме, когда душа
Нехороша?
Народов диких нас глупее быть считают,
Да добрых дел они нас больше исполняют;
А это Остяком хочу я доказать
И про него такой поступок рассказать,
Который бы его из рода в род прославил,
А больше подражать ему бы нас заставил.
У Остяка земли чужой наслежник был,
Который от него как в путь опять пустился,
То денег сто рублев дорогой обронил
И прежде не хватился,
Пока уж далеко отъехал он вперед. И
Как быть? назад ли воротиться?
Искать ли их? и где? и кто в том поручится,
Чтоб их опять найти, а время пропадет.
„Давно уж, может быть“, проезжий рассуждает,
„Их поднял кто-нибудь“. И так свой путь вперед
С великим горем продолжает.
Сын Остяка, почти что за проезжим вслед
С двора пошедши за зверями,
Идя нечаянно проезжего следами,
Мешок, который тот дорогой обронил,
Нашел, принес к отцу. Не зная, чей он был,
Отец сберег его, с тем, ежели случится
Хозяину когда пропажи той явиться,
Чтобы ее отдать.
По долгом времени опять
Проезжий тою же дорогой возвратился
И с Остяком разговорился,
Что деньги, от него он, ехав, потерял.
„Так это ты!“ Остяк от радости вскричал:
„Я спрятал их. Пойдем со мною,
Возьми их сам своей рукою“.
В Европе сто рублев где можно обронить
И думать, чтоб когда назад их получить?
КОШКА
Жить домом, говорят, — нельзя без кошек быть.
Домашняя нужна полиция такая
Не меньше, как и городская:
Зло надобно везде стараться отвратить.
И взяли кошку в дом, чтобы мышей ловить,
И кошка их ловила.
Хозяйка дому, должно знать,
Птиц разных при себе держать
Любила.
Что-ж? кошка, будучи блудлива тварь, с мышей
На ловлю птичек напустила
И на ряду с мышами их душила.
За это ремесло свернули шею ей:
„Ты в дом взята была“, хозяйка говорила,
„Не птиц ловить, — мышей“.
СЧАСТЛИВЫЙ МУЖ
Детина по уши в красавицу влюбился
И, наконец, во что-б ни стало то, решился
Иметь ее женой.
Не даром столько он красавицей пленился.
Красавицы еще не видано такой.
Да полно, вот беды какие:
Обыкновенно уж красавицы такие,
Что каждый, думаю, узнал,
Кто в этом случае бывал:
Чем более их обожают,
Тем более они суровыми бывают.
Детина этот то-ж уж очень испытал.
Три года по своей красавице вздыхал,
Стенал, страдал,
Терзался, рвался и крушился,
Однако же, не мог никак ее склонить,
Чтобы любовь к себе взаимну получить.
Что-ж, с грусти, наконец, он странствовать пустился,
И для красавицы (что может злее быть!)
В дороге с бесом подружился
И письменно договорился
Во услужении его два года жить,
Чтобы красавицу в жену лишь получить.
У беса тотчас все с детиною решилось:
Рукописанье бес берет,
И слово честное детине бес дает;
А что обещано, и делом совершилось.
Хоть бес обыкновенно лжет,
Однако, тут сдержал, что сказано им было.
И время трех недель еще не проходило,
Как для детины день счастливый наступил:
Красавицу свою в жену он получил.
Но что-ж? — и двух недель с женой не проживает,
Уж беса в помощь призывает.
„Ах!“ говорит ему: „не ведаешь всего
Ты горя моего:
Два года я тебе служить, ведь, обещался,
Когда красавицы тобой я домогался;
Но нет, избавь меня ты от нея, избавь,
А к услужению хоть год еще прибавь“.
Но бес той просьбы не внимает.
А молодой
Вдобавок черту год, вдобавок и другой,
И к году год еще к услугам прибавляет.
„Хоть тяжко“, говорит, „у черта быть слугой,
Однако, легче все, чем с злою жить женой“.
БОГАЧ И БЕДНЯК
Сей свет таков, что кто богат,
Тот каждому и друг, и брат,
Хоть не имей заслуг, ни чина,
И будь скотина;
И кто бы ни был ты таков,
Хоть родом будь из конюхов,
Детина будешь, как детина;
А бедный будь хоть из князей,
Хоть разум ангельский имей
И все достоинства достойнейших людей,—
Того почтенья не дождется,
Какое богачу всегда уж воздается.
Бедняк в какой-то дом пришел.
Он знанье, ум и чин с заслугами имел,
Но бедняка никто не только что не встретил,
Ниже никто и не приметил,
Иль, может быть, никто приметить не хотел.
Бедняк наш то к тому, то к этому подходит,
Со всеми разговор и так и сяк заводит,
Но каждый бедняку в ответ
Короткое иль да, иль нет.
Приветствия ни в ком бедняк наш не находит;
С учтивством подойдет, а с горестью отходит.
Потом,
За бедняком,
Богач приехал в тот же дом,
И не имел богач сей ни заслуг, ни чина,
И был прямая он скотина.
Что-ж? богачу, сказать нельзя, какой прием!
Все встали перед богачом;
Всяк богача с почтением встречает,
Всяк стул и место уступает,
И под руки его берут,
То тут,
То там его сажают,
Поклоны чуть ему земные не кладут
И меры нет, как величают.
Бедняк, людей увидя лесть,
К богатому неправу честь,
К себе неправое презренье,
Вступил о том с своим соседом в рассужденье.
„Возможно-ль“, говорит ему,
„Что так людей богатство ослепляет.
Достоинства того, кто беден, получает,
А кто богат, того пороки прикрывает?
Куды, как это огорчает!“
— Дивишься ты чему!—
Другой на это отвечает —
Достоинств, ведь, взаймы не ищут никогда,
А денег—завсегда.
ЛЬВИНЫЙ УКАЗ
„Такое-то число и год,
По силе данного веленья,
Рогатый крупный, мелкий скот
Имеет изгнан быть из львиного владенья,
И должен выходить не в сутки, в один час“.
Такой объявлен был львом пагубный указ,
И все повиновались:
Отправился козел, бараны в путь сбирались,
Олень и вол и все рогатые скоты.
„А ты, косой, куды?“
— Ах, кумушка, беды! —
Трусливый зайчик так лисице отзывался,
А сам совался
И метался:
— Я видел тень ушей моих;
Боюсь, сочтут рогами их
Министры львины. Ах! зачем я здесь остался?
Опаснейшими их рогами обнесут.
— „Ума в тебе не стало: это уши!“
Лисица говорит. — Рогами назовут:
Пойдут и уши тпруши.
ЗАЯЦ, ОБОЙДЕННЫЙ ПРИ ПРОИЗВОЖДЕНИИ
Случилося у льва в чины произвожденье.
За службу должно награждать,
Но я хочу сказать,
Что злоупотребленье
И в скотской службе есть.
„Ну, как без огорченья
Возможно службу несть,
Когда достоинство всегда без награжденья?“
Так заяц говорил
(Обижен заяц был
И обойден считался):
„Я пред лицом служу, а зайцем же остался!
Медведь стал господин,
И волка наградили;
Лисицу через чин
Судьею посадили
В курятнике рядить:
Случится же судью так кстати посадить!
А где они служили?
Край света, на войне; и то
Не ведает еще никто,
Что били ли они, или самих их били.
А я,
Хотя не воин,
Хотя и не судья.
Известна служба льву моя:
Известно, я чего достоин“.
— Да где ты, друг, служил?—
Барсук его спросил.
— „Перед самим царем два года с половиной
Я всякий день шутил;
А он меня сравнил
Теперь с другой скотиной,
Котора ничего не делала нигде!“
— Ты шутствовал везде,
И чином наградить тебя бы было должно;
Твой также труд не мал!—
Барсук ему сказал —
Но произвесть тебя по службе невозможно:
Ты знаешь, ведь, мой свет,
Что обер-шутов в службе нет.
ДВОРОВАЯ СОБАКА
Жила у барина собака на дворе
В таком довольстве и добре,
В каком, бывало, жил чернец в монастыре,
Всего же боле,
Что жить могла на воле.
Сосед, который в дом к боярину ходил,
Собаку эту полюбил,
Да как достать ее, не знает:
Просить боярина об ней он не хотел,
Украсть ее — бездельством счел.
„Нет, надобно“, он рассуждает,
„Скромнее поступить,
И тонким образом собаку ту сманить“.
Бездельство тонкое бездельством не считает,
И всякий раз, когда, бывало, ни придет,
Речь о собаке заведет:
При ней самой ее как можно выхваляет,
А барину пенять начнет,
Что содержание ей у него худое:
„Нет, у меня житье ей было-б не такое;
Иного я куска и сам бы есть не стал,
Да этой бы собаке дал;
Всегда бы спать с собою клал.
А у тебя она лишь кости подбирает
И как случится спит!“
Все, что сосед ни говорит,
Собака правдою считает
И думает: „Что? может быть, и впрямь
Еще мне лучше будет там,
Хоть хорошо и здесь… отведать бы пуститься;
А худо—и назад, ведь, можно воротиться“.
Подумала, да и с двора долой,
К соседу прямо прибежала.
Живет дней несколько, и месяц, и другой,
Не только что куска того не получала,
Которого, сосед сказал,
Не сел бы сам, а ей бы дал,—
И костью с нуждою случится
Собаке в праздник поживиться.
Спать—хуже прежнего спала,
А сверх того еще привязана была.
И поделом: зачем сбежала?
Вперед, собака, знай, когда еще не знала,
Что многие умеют мягко стлать,
Да жестко спать.
Собаки добрые с двора на двор не рыщут
И от добра добра не ищут.
ВЕЛИКАН И КАРЛИКИ
Купались карлики. К ним великан пришел,
Который тож хотел
Купаться,
Да видит, для него река
В том месте, где они купаются, мелка.
Их спрашивать и добиваться:
Не знают ли, где глубина?
„Поди туда“, ему сказали:
„Вот там она“.
И место указали.
Однако же, река
Для великана все мелка,
Чтобы купаться.
Еще у них он добиваться!
„Ну!“ говорят: „так там такая глубина,
Что не найдешь и дна!
Мы через это место плыли“.
Но, все, где карлики и дна не находили,
В брод переходит великан.
Иному и в делах лужайка—океан.
ВОЛЧЬЕ РАССУЖДЕНЬЕ
Увидя волк, что шерсть пастух с овец стрижет,
„Мне мудрено“, сказал: „и я не понимаю,
Зачем пастух совсем с них кожу не дерет.
Я, например, так я всю кожу с них сдираю
И то-ж в иных дворах господских примечаю.
Зачем бы и ему не так же поступать?“
Слон, волчье слыша рассужденье,
„Я должен“, говорит, „тебе на то сказать:
Ты судишь так, как волк, а пастухово мненье-
Овец своих не убивать.
С тебя, да и с господ иных примеры брать,
Не будет, наконец, с кого и шерсть снимать“.
ЖЕЛАНИЕ КОЩЕЯ
„Вот эту-б тысячу мне только докопить,
А там уж стану я довольствуяся жить“,
Сказал кощей, давно уж тысячи имея.
Сбылось желание кощея,
И тысячу он докопил;
Однако же, кощей все недоволен был.
„Нет, тысячу еще; а ту когда достану,
Я, право, более желать не стану“.
Увидим. Тысячу и эту он достал,
Однако, слова не сдержал
И тысячу еще желает,
Но уж последнюю, в том точно уверяет.
Теперь он правду говорил:
Сегодня тысячу и эту докопил,
А завтра умер он, и все его именье
Досталося по нем другим на расточенье.
Когда-б кощей иной,
Доход приумножая свой,
Еще сегодня догадался,
И пользоваться им старался!
ПАУК И МУХИ
„Постой, паук сказал:
Я чаю, я нашел причину,
Зачем еще большой я мухи не поймал,
А попадается все мелочь: дай, раскину
Пошире паутину;
Авось-либо тогда поймаю и больших“.
Раскинув, нажидает их:
Все мелочь попадает;
Большая муха налетит,
Прорвется и сама, и паутину мчит.
А это и с людьми бывает,
Что маленьким, куда
Ни обернись, беда,—
Вот, например, большой, хоть в краже попадется,
Выходит прав из-под суда;
А маленький наказан остается!
ЧЕРВИ
Прекрасным садом кто-то шел
И в нем гнездо червей нашел.
А черви — гадина такая
В саду, как язва моровая.
Как недугов таких
Найти и не напасть на них?
Не вытерпишь никак, чтоб саду не вредили.
И тот, кто по саду ходил,
Взяв палку, их гнездо разрыл.
Лишь только их разворошили,
Всей кучею они на палку поползли,
Как будто бы войной против нее пошли:
На палку куча наступала,
А палка, между тем, все кучу разрывала.
Сатирой тронь дурных писцов,
Не оберешься бранных слов.
ПРИВЯЗАННАЯ СОБАКА
В неволе неутешно быть:
Как не стараться
Свободу получить?
Да надобно за все подумав приниматься,
Чтобы беды большой от малой не нажить.
Собака привязи избавиться хотела
И привязь стала было рвать;
Не рвется привязь: грызть ее… и переела.
Но тою ж привязью опять,
Которой связаны концы короче стали,
Короче прежнего собаку привязали
Басни (1917 год)
© Полное собраніе басенъ и сказокъ И. И. Хемницера. Классическая библіотека „Всемірной панорамы“.
Петроградъ: Копѣйка, 191?
МЕТАФИЗИКЪ.
Отецъ одинъ слыхалъ,
Что за море дѣтей учиться посылаютъ
И что вобще того, кто за моремъ бывалъ,
Отъ небывалаго отмѣнно почитаютъ,
Затѣм, что съ знаніемъ такихъ людей считаютъ:
И, смотря на другихъ, онъ сына то-жъ послать
Учиться за море рѣшился:
Онъ отъ людей любилъ не отставать,
Затѣмъ, что былъ богатъ. Сынъ сколько-то учился,
Да сколько ни былъ глупъ, глупѣе возвратился.
Попался на руки онъ школьнымъ тѣмъ вралямъ,
Которые съ ума не разъ людей сводили,
Неистолкуемымъ давая толкъ вещамъ,
И малаго не научили,
А навѣкъ дуракомъ пустили.
Бывало, глупости онъ попросту болталъ,
Теперь ученостью онъ толковать ихъ сталъ.
Бывало, лишь глупцы его не понимали,
А нынѣ разумѣть и умные не стали;
Домъ, городъ и весь свѣтъ враньемъ его скучалъ.
Въ метафизическомъ бѣснуясь размышленьи
О заданномъ одномъ старинномъ предложеньи:
Сыскать начало всѣхъ началъ,
Когда за облака онъ думой возносился,
Дорогой шедши, оступился
И в ровъ попалъ.
Отецъ, который съ нимъ случился,
Скорѣе бросился веревку принести,
Домашнюю свою премудрость извести;
А думный, между тѣмъ, дѣтина,
Въ той ямѣ сидя, разсуждалъ:
„Какая быть могла причина,
Что оступился я и въ этотъ ровъ попалъ?
Причина, кажется, тому землетрясенье:
А въ яму скорое стремленье —
Центральное влеченье,
Воздушное давленье…“
Отецъ съ веревкой прибѣжалъ.
„Вотъ“, говоритъ, „тебѣ веревка: ухватися. 4
Я потащу тебя; смотри, не оборвися“.
— Нѣтъ, погоди тащить; скажи мнѣ напередъ:
Веревка вещь какая?
Отецъ хоть былъ и не ученъ,
Да отъ природы былъ уменъ.
Вопросъ дурацкій оставляя,
„Веревка вещь“, сказалъ „такая,
Чтобъ ею вытащить, кто въ яму попадетъ“.
— На это-бъ выдумать орудіе другое.
А это слишкомъ ужъ простое.
„Да время надобно“, отецъ ему на то:
„А это, благо, ужъ готово“.
— А время что?
„А время вещь такая,
Которую съ глупцомъ не стану я терять.
"Сиди“, сказалъ отецъ, "пока приду опять“.
Что, если бы вралей и остальныхъ собрать,
И въ яму къ этому въ товарищи послать?..
Да яма надобна большая!
ЧУЖАЯ БѢДА.
Ужли чужой бѣдѣ не должно помогать?
Мужикъ везъ сѣна возъ на рынокъ продавать.
Случился косогоръ: возъ на бокъ повалился.
Мужикъ ну возъ приподымать
И очень долго съ возомъ бился,
Да видитъ, одному не совладать:
Прохожихъ въ помощь призываетъ,
Того, другого умоляетъ.
Тотъ мимо и другой,
Всякъ про себя ворчитъ: "Да что-ста, возъ не мой,
Чужой!"
Услуга никогда въ потерю не бываетъ.
СТАТУЯ.
Художникъ нѣкакій, рѣзчикъ,
Въ художествѣ своемъ и славенъ и великъ,
Задумалъ вырѣзать статую
Такую,
Которая-бъ могла ходить
И говорить 5
И съ виду человѣкомъ быть.
Рѣзчикъ статую начинаетъ,
Все мастерство свое рѣзчикъ истощеваетъ.
Статуя движется, статуя говоритъ
И человѣческій во всемъ имѣетъ видъ;
Но все статуя та не человѣкъ, — машина:
Статуя дѣйствуетъ, коль дѣйствуетъ пружина
Статуѣ нравственной души недостаетъ.
Искусствомъ чувствъ не дашь, когда природныхъ нѣтъ.
БУКВЫ.
Чтобы ученыхъ отучить
Въ пустыхъ словахъ искать и тайну находить,
Которую они по ихъ рѣчамъ находятъ
И, сумасбродствуя, другихъ въ безумство вводятъ,
Не помню, царь земли какой
Ихъ шуткой осмѣялъ такой.
Подъ городомъ однимъ развалины стояли,
Остатки башенъ городскихъ,
А около отломки ихъ,
Землей засыпаны, лежали.
На сихъ обломкахъ царь, ученымъ въ искушенье
Изсѣчь по буквѣ приказалъ,
Потомъ тѣ буквы на рѣшенье
За рѣдкость по своимъ ученымъ разослалъ,
"Посмотримъ", царь сказалъ,
"Какое выведутъ ученые значенье,
Ужъ то-то толки тутъ
Пойдутъ!"
И подлинно, пошли: хлопочутъ, разбираютъ,
Чтобъ тайный смыслъ найти словамъ.
Разсылка буквъ по всѣмъ ученымъ и землямъ;
Всѣ академіи къ рѣшенью приглашаютъ;
Записки древности, архивы разбираютъ;
Газеты даже всѣ о буквахъ говорятъ;
Ребята всѣ объ нихъ и старики твердятъ;
Но мрачность древности никто не проницаетъ.
Царь, наконецъ, хотѣлъ ихъ глупость обличить:
Всѣмъ приказалъ къ себѣ своимъ ученымъ быть,
И заданныя самъ имъ буквы объясняетъ.
Весь смыслъ неразрѣшимыхъ словъ
Былъ тотъ: здѣсь водопой ословъ.
6
СОБАКА И МУХИ.
Собака ловитъ мухъ, однако, не поймаетъ
И глупая не разсуждаетъ,
Что муха, вѣдь, летаетъ
И что поймать ее пустое затѣваетъ.
Лови, собака, то, что сыщешь подъ ногой,
Не то, что надъ твоей летаетъ головой.
ДУРАКЪ И ТѢНЬ.
Я видѣлъ дурака такого одного,
Который все гнался за тѣнію своею,
Чтобы поймать ее, да какъ? бѣгомъ за нею.
За тѣнью онъ, тѣнь отъ него.
Изъ жалости къ нему, что столько онъ трудится,
Прохожій дураку велѣлъ остановиться:
"Ты хочешь", говоритъ ему онъ, "тѣнь поймать;
Да ты надъ ней стоишь, а чтобъ ее достать,
Лишь только стоитъ наклониться".
Такъ нѣкто въ счастіи да счастія-жъ искалъ,
И также этому не знаю, кто сказалъ:
"Ты счастья ищешь, а не знаешь,
Что ты, гоняяся за нимъ, его теряешь.
Послушайся меня, и ты его найдешь:
Остановись своимъ желаньемъ
И будь доволенъ состояньемъ,
Въ которомъ ты живешь".
ХУЛИТЕЛЬ СТИХОТВОРСТВА.
Бесѣдѣ гдѣ-то быть случилося такой,
Гдѣ занимались тѣмъ иные, что читали
И о наукахъ толковали,
Другіе, что себя шутами забавляли,
Которыхъ привели съ собой:
Къ чему кто склоненъ былъ. Зашло въ бесѣдѣ той
И о стихахъ какихъ-то разсужденье,
Изъ денегъ писанныхъ кому-то на рожденье.
Одинъ въ бесѣдѣ той, охотникъ до шутовъ,
А ненавистникъ всѣхъ наукъ и всѣхъ стиховъ,
Въ углу сидѣвъ, туда-жъ пустился въ разсужденье: 7
"Да что! и всѣ стихи хоть вовсе-бъ не писать!"
Другіе на него лишь только посмотрѣли
И какъ бы внутренно, что онъ дуракъ, жалѣли.
Сказавши глупость ту, онъ сталъ еще шпынять
Надъ бывшимъ тутъ однимъ писателемъ достойнымъ
И голосомъ своимъ спросилъ его нестройнымъ:
"И вы, вѣдь, любите стихи же сочинять?"
"Такъ", отвѣчалъ другой: "люблю стихи писать,
Однако же, не площадные,
А только я пишу такіе,
Гдѣ дураковъ могу сатирой осмѣять".
ОСТЯКЪ И ПРОѢЗЖІЙ.
Что и въ умѣ, когда душа
Нехороша?
Народовъ дикихъ насъ глупѣе быть считаютъ,
Да добрыхъ дѣлъ они насъ больше исполняютъ;
А это Остякомъ хочу я доказать
И про него такой поступокъ разсказать,
Который бы его изъ рода въ родъ прославилъ,
А больше подражать ему бы насъ заставилъ.
У Остяка земли чужой наслежникъ *) былъ,
Который отъ него какъ въ путь опять пустился,
То денегь сто рублевъ дорогой обронилъ
И прежде не хватился,
Пока ужъ далеко отъѣхалъ онъ впередъ.
Какъ быть? назадъ ли воротиться?
Искать ли ихъ? и гдѣ? и кто въ томъ поручится,
Чтобъ ихъ опять найти, а время пропадетъ.
"Давно ужъ, можеть быть", проѣзжій разсуждаетъ,
"Ихъ поднялъ кто-нибудь". И такъ свой путь впередъ
Съ великимъ горемъ продолжаетъ.
Сынъ Остяка, почти что за проѣзжимъ вслѣдъ
Съ двора пошедши за звѣрями,
Идя нечаянно проѣзжаго слѣдами,
Мѣшокъ, который тотъ дорогой обронилъ,
Нашелъ, принесъ къ отцу. Не зная, чей онъ былъ,
Отецъ сберегъ его, съ тѣмъ, ежели случится
Хозяину когда пропажи той явиться,
Чтобы ее отдать.
По долгомъ времени опять
Проѣзжій тою же дорогой возвратился
И съ Остякомъ разговорился,
Что деньги, отъ него онъ, ѣхавъ, потерялъ.
"Такъ это ты!" Остякъ отъ радости вскричалъ:
*) Наслежникъ — ночлежникъ.8
"Я спряталъ ихъ. Пойдемъ со мною,
Возьми ихъ самъ своей рукою".
Въ Европѣ сто рублевъ гдѣ можно обронить
И думать, чтобъ когда назадъ ихъ получить?
КОШКА.
Жить домомъ, говорятъ, — нельзя безъ кошекъ быть.
Домашняя нужна полиція такая
Не меньше, какъ и городская:
Зло надобно вездѣ стараться отвратить.
И взяли кошку въ домъ, чтобы мышей ловить,
И кошка ихъ ловила.
Хозяйка дому, должно знать,
Птицъ разныхъ при себѣ держать
Любила.
Что-жъ? кошка, будучи блудлива тварь, съ мышей
На ловлю птичекъ напустила
И на ряду съ мышами ихъ душила.
За это ремесло свернули шею ей:
"Ты въ домъ взята была", хозяйка говорила,
"Не птицъ ловить, — мышей".
СЧАСТЛИВЫЙ МУЖЪ.
Дѣтина по уши вѣ красавицу влюбился
И, наконецъ, во что-бъ ни стало то, рѣшился
Имѣть ее женой.
Не даромъ столько онъ красавицей плѣнился.
Красавицы еще не видано такой.
Да полно, вотъ бѣды какія:
Обыкновенно ужъ красавицы такія,
Что каждый, думаю, узналъ,
Кто въ этомъ случаѣ бывалъ:
Чѣмъ болѣе ихъ обожаютъ,
Тѣмъ болѣе онѣ суровыми бываютъ.
Дѣтина этотъ то-жъ ужъ очень испыталъ.
Три года по своей красавицѣ вздыхалъ,
Стеналъ, страдалъ,
Терзался, рвался и крушился,
Однако же, не могъ никакъ ее склонить,
Чтобы любовь къ себѣ взаимну получить. 9
Что-жъ, съ грусти, наконецъ, онъ странствовать пустился,
И для красавицы (что можетъ злѣе быть!)
Въ дорогѣ съ бѣсомъ подружился
И письменно договорился
Во услуженіи его два года жить,
Чтобы красавицу въ жену лишь получить.
У бѣса тотчасъ все съ дѣтиною рѣшилось:
Рукописанье бѣсъ беретъ,
И слово честное дѣтинѣ бѣсъ даетъ;
А что обѣщано, и дѣломъ совершилось.
Хоть бѣсъ обыкновенно лжетъ,
Однако, тутъ сдержалъ, что сказано имъ было.
И время трехъ недѣль еще не проходило,
Какъ для дѣтины день счастливый наступилъ:
Красавицу свою въ жену онъ получилъ.
Но что-жъ? — и двухъ недѣль съ женой не проживаетъ,
Ужъ бѣса въ помощь призываетъ.
"Ахъ!" говоритъ ему: "не вѣдаешь всего
Ты горя моего:
Два года я тебѣ служить, вѣдь, обѣщался,
Когда красавицы тобой я домогался;
Но нѣтъ, избавь меня ты отъ нея, избавь,
А къ услуженію хоть годъ еще прибавь".
Но бѣсъ той просьбы не внимаетъ.
А молодой
Вдобавокъ чорту годъ, вдобавокъ и другой,
И къ году годъ еще къ услугамъ прибавляетъ.
"Хоть тяжко", говоритъ, "у чорта быть слугой,
Однако, легче все, чѣмъ съ злою жить женой".
БОГАЧЪ И БѢДНЯКЪ.
Сей свѣтъ таковъ, что кто богатъ,
Тотъ каждому и другъ, и братъ,
Хоть не имѣй заслугъ, ни чина,
И будь скотина;
И кто бы ни былъ ты таковъ,
Хоть родомъ будь изъ конюховъ,
Дѣтина будешь, какъ дѣтина;
А бѣдный будь хоть изъ князей,
Хоть разумъ ангельскій имѣй
И всѣ достоинства достойнѣйшихъ людей, —
Того почтенья не дождется,
Какое богачу всегда ужъ воздается.
Бѣднякъ въ какой-то домъ пришелъ.
Онъ знанье, умъ и чинъ съ заслугами имѣлъ,
Но бѣдняка никто не только что не встрѣтилъ,
Ниже никто и не примѣтилъ, 10
Иль, можетъ быть, никто примѣтить не хотѣлъ.
Бѣднякъ нашъ то къ тому, то къ этому подходитъ,
Со всѣми разговоръ и такъ и сякъ заводитъ,
Но каждый бѣдняку въ отвѣтъ
Короткое иль да, иль нѣтъ.
Привѣтствія ни въ комъ бѣднякъ нашъ не находитъ;
Съ учтивствомъ подойдетъ, а съ горестью отходитъ.
Потомъ,
За бѣднякомъ,
Богачъ пріѣхалъ въ тотъ же домъ,
И не имѣлъ богачъ сей ни заслугъ, ни чина,
И былъ прямая онъ скотина.
Что-жъ? богачу, сказать нельзя, какой пріемъ!
Всѣ встали передъ богачомъ;
Всякъ богача съ почтеніемъ встрѣчаетъ,
Всякъ стулъ и мѣсто уступаетъ,
И подъ руки его берутъ,
То тутъ,
То тамъ его сажаютъ,
Поклоны чуть ему земные не кладутъ
И мѣры нѣтъ, какъ величаютъ.
Бѣднякъ, людей увидя лесть,
Къ богатому неправу честь,
Къ себѣ неправое презрѣнье,
Вступилъ о томъ съ своимъ сосѣдомъ въ разсужденье.
"Возможно-ль", говоритъ ему,
"Что такъ людей богатство ослѣпляетъ.
Достоинства того, кто бѣденъ, получаетъ,
А кто богатъ, того пороки прикрываетъ?
Куды, какъ это огорчаетъ!"
— Дивишься ты чему! —
Другой на это отвѣчаетъ: —
Достоинствъ, вѣдь, взаймы не ищутъ никогда,
А денегъ — завсегда.
ЛЬВИНЫЙ УКАЗЪ.
"Такое-то число и годъ,
По силѣ даннаго велѣнья,
Рогатый крупный, мелкій скотъ
Имѣетъ изгнанъ быть изъ львинаго владѣнья,
И долженъ выходить не въ сутки, въ одинъ часъ".
Такой объявленъ былъ львомъ пагубный указъ,
И всѣ повиновались:
Отправился козелъ, бараны въ путь сбирались,
Олень и волъ и всѣ рогатые скоты.
"А ты, косой, куды?"
— Ахъ, кумушка, бѣды! — 11
Трусливый зайчикъ такъ лисицѣ отзывался,
А самъ совался
И метался:
— Я видѣлъ тѣнь ушей моихъ;
Боюсь, сочтутъ рогами ихъ
Министры львины. Ахъ! зачѣмъ я здѣсь остался?
Опаснѣйшими ихъ рогами обнесутъ.
— "Ума въ тебѣ не стало: это уши!"
Лисица говоритъ. — Рогами назовутъ:
Пойдутъ и уши тпруши. (*)(*) Тпруши — зовъ коровы, слѣдовательно, намекъ на рога.12
ЗАЯЦЪ, ОБОЙДЕННЫЙ ПРИ ПРОИЗВОЖДЕНІИ.
Случилося у льва въ чины произвожденье.
За службу должно награждать,
Но я хочу сказать,
Что злоупотребленье
И въ скотской службѣ есть.
"Ну, какъ безъ огорченья
Возможно службу несть,
Когда достоинство всегда безъ награжденья?"
Такъ заяцъ говорилъ
(Обиженъ заяцъ былъ
И обойденъ считался):
"Я предъ лицомъ служу, а зайцемъ же остался!
Медвѣдь сталъ господинъ,
И волка наградили;
Лисицу черезъ чинъ
Судьею посадили
Въ курятникѣ рядить:
Случится же судью такъ кстати посадить!
А гдѣ они служили?
Край свѣта, на войнѣ; и то
Не вѣдаетъ еще никто,
Что били ли они, или самихъ ихъ били.
А я,
Хотя не воинъ,
Хотя и не судья.
Извѣстна служба льву моя:
Извѣстно, я чего достоинъ".
— Да гдѣ ты, другъ, служилъ? —
Барсукъ его спросилъ.
— "Передъ самимъ царемъ два года съ половиной
Я всякій день шутилъ;
А онъ меня сравнилъ
Теперь съ другой скотиной,
Котора ничего не дѣлала нигдѣ!"
— Ты шутствовалъ вездѣ,
И чиномъ наградить тебя бы было должно;
Твой также трудъ не малъ! —
Барсукъ ему сказалъ: —
Но произвесть тебя по службѣ невозможно:
Ты знаешь, вѣдь, мой свѣтъ,
Что оберъ-шутовъ въ службѣ нѣтъ.
ДВОРОВАЯ СОБАКА.
Жила у барина собака на дворѣ
Въ такомъ довольствѣ и добрѣ,
Въ какомъ, бывало, жилъ чернецъ въ монастырѣ,
Всего же болѣ,
Что жить могла на волѣ.
Сосѣдъ, который въ домъ къ боярину ходилъ,
Собаку эту полюбилъ,
Да какъ достать ее, не знаетъ:
Просить боярина объ ней онъ не хотѣлъ,
Украсть ее — бездѣльствомъ счелъ.
"Нѣтъ, надобно", онъ разсуждаетъ,
"Скромнѣе поступить,
И тонкимъ образомъ собаку ту сманить".
Бездѣльство тонкое бездѣльствомъ не считаетъ,
И всякій разъ, когда, бывало, ни придетъ,
Рѣчь о собакѣ заведетъ:
При ней самой ее какъ можно выхваляетъ,
А барину пенять начнетъ,
Что содержаніе ей у него худое:
"Нѣтъ, у меня житье ей было-бъ не такое;
Иного я куска и самъ бы ѣсть не сталъ,
Да этой бы собакѣ далъ;
Всегда бы спать съ собою клалъ.
А у тебя она лишь кости подбираетъ
И какъ случится спитъ!"
Все, что сосѣдъ ни говоритъ,
Собака правдою считаетъ
И думаетъ: "Что? можетъ быть, и впрямь
Еще мнѣ лучше будетъ тамъ,
Хоть хорошо и здѣсь… отвѣдать бы пуститься;
А худо — и назадъ, вѣдь, можно воротиться".
Подумала, да и съ двора долой,
Къ сосѣду прямо прибѣжала.
Живетъ дней нѣсколько, и мѣсяцъ, и другой,
Не только что куска того не получала,
Котораго, сосѣдъ сказалъ,
Не съѣлъ бы самъ, а ей бы далъ, —
И костью съ нуждою случится 13
Собакѣ въ праздникъ поживиться.
Спать — хуже прежняго спала,
А сверхъ того еще привязана была.
И подѣломъ: зачѣмъ сбѣжала?
Впередъ, собака, знай, когда еще не знала,
Что многіе умѣютъ мягко стлать,
Да жестко спать.
Собаки добрыя съ двора на дворъ не рыщутъ
И отъ добра добра не ищутъ.
ВЕЛИКАНЪ И КАРЛИКИ.
Купались карлики. Къ нимъ великанъ пришелъ,
Который тожъ хотѣлъ
Купаться,
Да видитъ, для него рѣка
Въ томъ мѣстѣ, гдѣ они купаются, мелка.
Ихъ спрашивать и добиваться:
Не знаютъ ли, гдѣ глубина?
"Поди туда", ему сказали:
"Вотъ тамъ она".
И мѣсто указали.
Однако же, рѣка
Для великана все мелка,
Чтобы купаться.
Еще у нихъ онъ добиваться!
"Ну!" говорятъ: "такъ тамъ такая глубина,
Что не найдешь и дна!
Мы черезъ это мѣсто плыли".
Но, все, гдѣ карлики и дна не находили,
Въ бродъ переходитъ великанъ.
Иному и въ дѣлахъ лужайка — океанъ.
ВОЛЧЬЕ РАЗСУЖДЕНЬЕ.
Увидя волкъ, что шерсть пастухъ съ овецъ стрижетъ,
"Мнѣ мудрено", сказалъ: "и я не понимаю,
Зачѣмъ пастухъ совсѣмъ съ нихъ кожу не деретъ.
Я, напримѣръ, такъ я всю кожу съ нихъ сдираю
И то-жъ въ иныхъ дворахъ господскихъ примѣчаю.
Зачѣмъ бы и ему не такъ же поступать?"
Слонъ, волчье слыша разсужденье,
"Я долженъ", говоритъ, "тебѣ на то сказать:
Ты судишь такъ, какъ волкъ, а пастухово мнѣнье —
Овецъ своихъ не убивать.
Съ тебя, да и съ господъ иныхъ примѣры брать, 14
Не будетъ, наконецъ, съ кого и шерсть снимать".
ЖЕЛАНІЕ КОЩЕЯ.
"Вотъ эту-бъ тысячу мнѣ только докопить,
А тамъ ужъ стану я довольствуяся жить",
Сказалъ кощей, давно ужъ тысячи имѣя.
Сбылось желаніе кощея,
И тысячу онъ докопилъ;
Однако же, кощей все недоволенъ былъ.
"Нѣтъ, тысячу еще; а ту когда достану,
Я, право, болѣе желать не стану".
Увидимъ. Тысячу и эту онъ досталъ,
Однако, слова не сдержалъ
И тысячу еще желаетъ,
Но ужъ послѣднюю, въ томъ точно увѣряетъ.
Теперь онъ правду говорилъ:
Сегодня тысячу и эту докопилъ,
А завтра умеръ онъ, и все его имѣнье
Досталося по немъ другимъ на расточенье.
Когда-бъ кощей иной,
Доходъ пріумножая свой,
Еще сегодня догадался,
И пользоваться имъ старался!
ПАУКЪ И МУХИ.
"Постой, паукъ сказалъ:
Я чаю, я нашелъ причину,
Зачѣмъ еще большой я мухи не поймалъ,
А попадается все мелочь: дай, раскину
Пошире паутину;
Авось-либо тогда поймаю и большихъ".
Раскинувъ, нажидаетъ ихъ:
Все мелочь попадаетъ;
Большая муха налетитъ,
Прорвется и сама, и паутину мчитъ.
А это и съ людьми бываетъ,
Что маленькимъ, куда
Ни обернись, бѣда, —
Вотъ, напримѣръ, большой, хоть въ кражѣ попадется,
Выходитъ правъ изъ-подъ суда;
А маленькій наказанъ остается!15
ЧЕРВИ.
Прекраснымъ садомъ кто-то шелъ
И въ немъ гнѣздо червей нашелъ.
А черви—гадина такая
Въ саду, какъ язва моровая.
Какъ недуговъ такихъ
Найти и не напасть на нихъ?
Не вытерпишь никакъ, чтобъ саду не вредили.
И тотъ, кто по саду ходилъ,
Взявъ палку, ихъ гнѣздо разрылъ.
Лишь только ихъ разворошили,
Всей кучею они на палку поползли,
Какъ будто бы войной противъ нея пошли:
На палку куча наступала,
А палка, между тѣмъ, все кучу разрывала.
Сатирой тронь дурныхъ писцовъ,
Не оберешься бранныхъ словъ.
ПРИВЯЗАННАЯ СОБАКА.
Въ неволѣ неутѣшно быть:
Какъ не стараться
Свободу получить?
Да надобно за все подумавъ приниматься,
Чтобы бѣды большой отъ малой не нажить.
Собака привязи избавиться хотѣла
И привязь стала-было рвать;
Не рвется привязь: грызть ее… и переѣла.
Но тою-жъ привязью опять,
Которой связаны концы короче стали,
Короче прежняго собаку привязали.