Домой Фрэнк вернулся, когда уже стемнело. Припарковав "чероки", он несколько минут просто сидел в машине и любовался домом на краю аккуратной лужайки.

Там, в округе Колумбия, они с Кэтрин месяцами вспоминали Сиэтл. Кэтрин неизменно доставала альбомы со старыми фотографиями, и они с удовольствием разглядывали снимки – но тогда их интересовали не знакомые лица, а места, на фоне которых они были засняты, где происходили важные события обручение, барбекю с жадными поцелуями на заднем сиденьи автомобиля, веселые вечеринки, свадебные приемы и бейсбольные матчи. Они вновь и вновь рассматривали строгие особняки на Капитолийском Холме, большие здания в стиле пост-модерн, прячущиеся между елей на берегу озера Вашингтон, дома более поздней постройки вдоль северной стороны Грин Лейк. Потом они приезжали сюда вместе с Джордан, чтобы подыскать себе жилье. Целых две недели просматривали объявления, колесили по округе вместе с агентами по недвижимости, проверяли состояние водопроводной системы и фундаментов, осматривали стены и деревянные полы.

Этого дома не было в их списке. Его заметила Джордан, когда в один из таких дней они вместе с агентом возвращались в отель.

– Вон там, папа! – закричала она, указывая на небольшой коттедж с открытым крыльцом, окруженный изгородью из азалий. – Вот дом! Наш дом! Пусть он будет нашим!

Фрэнк рассмеялся и повернулся к Кзтрин:

– Она совсем как та малышка из "Чуда на тридцать четвертой улице".

– На нем табличка "продается", – заметила Кэтрин. – Может быть, остановимся и посмотрим?

Агент – холеная уверенная дама средних лет – выглядела смущенной.

– Его нет в наших списках. Мы можем пока обойти его снаружи, а потом я узнаю, что можно сделать.

Они вернулись сюда на следующий день. И еще через день. Тогда же оформили все необходимые бумаги. Дом был коричневым, а оконные ставни покрыты шелушащейся серо-зеленой краской. Однако Кэтрин и Длсордан с самого начала решили, что он должен быть желтым.

– Ему так хочется быть желтым, – настаивала Джордан.

– Не могу спорить с домом, – соглашался Фрэнк.

Так что по возвращении на прежнее место жительства им пришлось не только упаковывать вещи, но и часами ходить по магазинам, рассматривая образцы красок. "Желтый подсолнух", "Парижское утро", "Лимонная мечта", "Пшеницам – кто бы знал, что существует такое множество оттенков желтого цвета? Но в конце концов Кэтрин и Джордан сделали свой выбор: "Одной ногой в раю", желтая латексная полуглянцевая краска от Бенджамина Моора, и яркая белая – для отделки.

Сейчас, сидя в машине, Фрэнк улыбался. Их маленький дом откровенно сиял в мягком свете уличного фонаря. Вокруг лампочки на крыльце порхали мотыльки. Окно спальни на втором этаже излучало легкое золотистое сияние, и, глядя на его граненые стекла, Фрэнк вспомнил сказку о пряничном домике с леденцовыми окнами.

"Если мы пока и не одной ногой в раю, – подумал Фрэнк, – то уж точно стоим в его дверях". Нет ничего лучше, как возвращаться вечером ДОМОЙ. К любимым, к любящим тебя людям. Только тот, кто однажды уже почти потерял дом и семью, вернув их, может изо дня в день наслаждаться банальным вкусом счастья. Для таких людей он никогда не приедается, не набивает оскомины. Напротив, счастье на то оно и счастье, чтобы никогда не повторяться. Оно вечно, если умеешь его ценить. Фрэнк умел. Слишком дорогую цену он заплатил за него.

Блэк вышел из машины и направился к дому. Но…

…позади раздался повелительный хлопок автомобильной дверцы.

– Фрэнк Блэк?

Замер. Обернулся, инстинктивно сжимая кулаки.

С противоположной стороны дороги от припаркованной машины отделилась фигура и уверенно направилась через лужайку прямо к Фрэнку.

Фрэнк выжидал, чувствуя леденящую волну неконтролируемого страха. Ну, не страха, но опаски. Кто?

Высокий, мускулистый и бритоголовый мужчина. Где-то одного возраста с Фрэнком. Усы а ля морж, а ля Ватсон. (M-м, усы – особая примета, бросающаяся в глаза. И не исключено, что – накладные. У вас ус отклеился! Нет, пока нет…) Непромокаемый плащ и модные твидовые брюки. Ботинки, впрочем, как и плащ, дорогие, но неприметные. Одежда, точеные черты лица, прямой взгляд – излучали силу и уверенность в себе.

– Я Питер Уотте, – голос оказался низким и ровным. – Из группы. Я мог бы отправить вам факс, но решил представиться лично. Это облегчит впоследствии нашу совместную работу.

Фрэнк позволил себе приветливо улыбнуться и протянуть руку.

Рукопожатие – властное, требовательное. Брутальное рукопожатие.

– Вы уже осматривали тело. Нашли что-нибудь?

Уотте протянул небольшой коричневый сверток.

– Несколько деталей, которые почему-то остались незамеченными. Незначительный, однако все же недосмотр…

– Фрэнк?

Мужчины синхронно обернулись на голос.

Кэтрин в проеме входной двери. Свет лампы на крыльце – будто ореол над головой. Одной рукой она придерживала ворот белого купального халата.

Фрэнк успокаивающе кивнул ей.

– Я сейчас, Кэтрин. Не волнуйся. Все в порядке.

Она еще мгновение задержалась в дверях, как бы ожидая объяснений. Но объяснений не последовало, и Кэтрин закрыла дверь.

Уотте подождал, пока ее силуэт не появится в окне гостиной, а затем негромко продолжил:

– Жертве были нанесены тяжкие повреждения, так что эту деталь легко было пропустить. Но я обнаружил след укола на внутренней стороне бедра.

Фрэнк поднял брови:

– Шприц?

– Может быть. Никаких следов инъекции в прилежащих тканях… Насколько мне известно, они полагают, будто бы убийца черный, но…

Фрэнк согласно кивнул:

– Маловероятно. Почти исключено. Достаточно посмотреть статистические данные. Шанс один на тысячу, что это был негр.

– Вот-вот. Ампутация головы и пальцев выполнена очень аккуратно, профессионально. Догадываетесь, почему?

– Элементарно… – Фрэнк по инерции чуть не добавил: "… Ватсон". – Преступник заметал следы. Жертва могла укусить или поцарапать. Возможно, он пришел туда не затем, чтобы убить. Не исключено, что просто хотел поговорить о чем-то очень важном для него, но женщина закричала…

– Кстати, кухонный нож оказался весьма удобным орудием, – заметил Уотте, – но будь у него что-то менее подходящее, он все равно работал бы со знанием дела. И чрезвычайно хладнокровно – судя по тому, как аккуратно все прибрал.

Фрэнк согласился и с этим.

– Девочка что-нибудь рассказала?

– Нет. Похоже, и не расскажет. Последствия шока оказались куда как серьезны. Вдобавок вы знаете, что она серьезно больна. Мать, кстати сказать, страдала тем же. Мы пытаемся установить, откуда приехала стриптизерша, но пока выяснили – за полгода она сменила несколько штатов. Иногда подрабатывала проституцией, документы – фальшивые.

– А что по поводу убийства думают в группе?

– Что ваши предположения верны. Убийца находится под воздействием какого-то внешнего фактора, вызывающего быстрый аффект. Он абсолютно не контролирует себя.

– А еще что думают в группе?

Уотте теперь выглядел как главный тренер международной сборной, приветствующий только что пришедшего в команду знаменитого игрока. Они испытывали друг к другу уважение и растущую симпатию.

– А еще в группе думают, что вы, мистер Блэк, подходите для этого задания. И будете прекрасным дополнением к группе. Все наши ресурсы в вашем распоряжении.

Фрэнк кивнул, принимая скрытое в этих словах поздравление.

Уотте прощально поднял руку и направился к своей машине.

Фрэпк ответно взмахнул рукой, дождался, дока автомобиль новоявленного соратника вывернул на магистраль. Затем подобрал утреннюю газету, завернутую в защитную пленку, и вошел в дом.

В доме – темно.

Он осторожно пробрался через вестибюль, все еще загроможденный пустыми коробками, ожидавшими отправления в пункт утилизации. Прошел на кухню.

Сладкий аромат коричного сахара перебивал запахи свежей краски и древесной стружки. Как же, как же! Утром перед школой Джордан упрашивала мать испечь любимое лакомство – "смеющихся болванчиков". Кэтрин ей обещала. Теперь они, "болванчики", аккуратной кучкой лежали на кухонном столе, бережно укрытые чистым полотенцем.

Фрэнк приподнял край, достал одно печенье и проглотил его в один присест. Потом взял еще одно – для ровного счета и налил себе стакан молока. Глянул в окно на соседский участок. Как бишь зовут соседа? Мередит, Джек Мередит. Вроде неплохой человек. Может быть, у него есть внуки, ровесники Джордан. Это было бы хорошо. Не забыть выяснить у Кэтрин, говорила ли она с Мередитом или его женой по поводу обеда. Он поставил стакан в мойку, подцепил еще одно печенье и направился в спальню.

Свет в спальне был выключен. Кэтрин лежала под одеялом, отвернувшись к стене. Он вслушался в ровное дыхание – спит или нет?

Не спит.

– Кто это был? – спросила, не поворачиваясь и не включая свет.

Фрэнк неловко сунул полученный сверток под мышку.

– Уотте.

– Какой-такой Уотте?

– Питер Уотте. Передал мне кое-что.

– Что – кое-что?

– Да так, информацию.

– Он стоял у дома целый час. Мог бы зайти.

– Вероятно, не хотел тебя беспокоить. Природная деликатность.

Кэтрин резко села на постели, откинув одеяло:

– Я как-нибудь стерплю, когда меня беспокоят, Фрэнк! Но чего не могу стерпеть, это когда от меня что-то скрывают.

Да-а, тема не нова, не нова тема.

Он присел на краешек кровати:

– Я ничего не скрываю, Кэтрин. Я всегда готов рассказать тебе все что захочешь. Ты ведь знаешь.

– Думаешь, что защищаешь меня, Фрэнк. Но ты только делаешь все еще хуже! – та-ак, вот и слеза задрожала в голосе. Гнева нет, но – слеза. – Ты не можешь спрятать меня от окружающего мира. Ты не можешь требовать, чтобы я делала вид, будто не знаю, чем ты занимаешься.

Фрэнк дотянулся до тумбочки, положил на нее сверток и нагнулся к жене, нежно погладив ее руку:

– Все делают вид. Все притворяются. Мы тоже притворяемся. Люди, за которыми я охочусь, – они заставляют нас притворяться.

– Ты не прав. Так нельзя. У нас растет дочь, Фрэнк. Окружающий мир подступает все ближе, и ты не можешь этого остановить, даже если очень захочешь.

Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб:

– А ты представь себе, что могу. Ну, пожалуйста. Хотя бы на эту ночь и еще завтрашний день. А потом мы снова что-нибудь придумаем. Случается только то, чего мы боимся по-настоящему. Поэтому ничего не бойся, Кэтрин. Я сумею защитить тебя и Джордан. Вы за моей спиной. Я не дам вас в обиду.

Кэтрин по-детски, жалобно, прильнула к нему. Он крепко обнял ее.

… И спустя минуты им действительно стало казаться, что они одни во всей Вселенной.