Эштон
Том – потрясающий продюсер, настоящий новатор. Соображает что надо. Не просто контролирует группу, но и альбом оформит – пальчики оближешь. Один из первых собрал мобильную студию. С ней уже совершенно без надобности переться в Лондон и искать стационарную точку. Студия сама к тебе прикатит на колесах. Том выпотрошил старый фургон службы доставки и начинил его аппаратурой: усилители, звукозаписывающие деки, ленточные магнитофоны, проигрыватели. По последнему слову тогдашней техники. У Ричарда Брэнсона была такая же. Он как раз купил Шиптон-Мэнор и начал устраивать там то, что потом превратилось в студию Virgin Records. Но идея-то наша, у Тома подглядел.
Сегодня, ясное дело, мобильная студия у каждого при себе: планшет, айфон или еще какой гаджет. Но тогда музыкант, как каторжник к ядру, был привязан к студии – если не повезет работать с таким гением, как Том, который доставит в Гемпшир всю кухню. И слава богу, что нам повезло, потому как иначе не было бы альбома «Уайлдинг-холл», вообще ничего не осталось бы из сыгранного тем летом.
Понимаете, изначально планировалось записать сырой рабочий материал. Том просто прикололся: он только-только нафаршировал свой фургон и хотел его испробовать. Ну и похвастаться тоже, не без этого. Устроить нам всем тест-драйв на колесах. То есть записывались-то мы не совсем на колесах. В дороге не размахнешься, фургон жрет галлон за десять миль.
Не помню, чья была идея устроить запись на улице. Джонно? Там еще как раз оказался Билли Томас со своей камерой, так что, может, он и предложил. Но вышло потрясающе. Мы вытащили все инструменты в сад, если его можно так называть. Там все напрочь заросло: повсюду буйное цветение, розы карабкаются по стенам, деревьев не видно за глицинией, желтая примула ковром. Лесли все дивилась, что цветы не по сезону, хотя вид был чудесный. В воздухе аромат роз и гашиша – Джулиан распотрошил свою волшебную шкатулку. Трава по щиколотку, над ней пляшут бабочки и кузнечики. Птички туда-сюда порхают, а в небесах кружит дежурный ястреб. Рай, да и только.
Там мы и расположились, в самом сердце английской сельской глубинки. Том зарулил на грузовике прямо в сад, протянул по траве кабели, подключился к электросети в особняке и обеспечил нас розетками и микрофонами.
Не помню, откуда взялся Билли, но он нам здорово помог с оборудованием. Мы еще смеялись, что пора его назначить штатным механиком. Я не сразу сообразил, что у него есть камера.
Качество, конечно, не всегда дотягивало до уровня стационарной студии. Но, повторюсь, мы рассчитывали к концу лета сделать профессиональный мастеринг. А пока просто кайфовали, устроили передвижке Тома пробный забег. На записи слышно, что мы на воздухе: ветер шуршит в высокой траве, пчелки жужжат, чирикают корольки… Разок даже самолет над нами пролетел, тоже отметился.
Могло бы ничего не получиться, но вышло совсем наоборот. Всё живьем, в основном с первого подхода. «Распростертое утро» Джулиан все же продублировал. Уж такой он перфекционист.
По-любому отличный выдался денек. Погода, настроение. Новый материал не успел приесться, и мы не могли наиграться.
Том был в ударе, он тем летом прогремел с «Девчонкой про запас» от Bullfrogs. Всего один классный хит, и они сразу взлетели. Брякнул нам с утра и велел дома сидеть, ждать сюрприза. И не обманул: сюрприз еще тот вышел.
Лесли
Волшебный был день. Я курнула с Джулианом, и тут Джонно заявился с новостью:
– Том звонил. Сказал, через пару часов приедет с сюрпризом. Джулиан, тебя особо касается, не смойся. Проследи за ним, Лес.
Джонно побежал сообщать остальным, а я повернулась к Джулиану:
– Какой сюрприз, как думаешь?
Он пожал плечами:
– Наркота?
Я только засмеялась. От Тома наркоты ни в жизнь не дождешься. Хоть миллион лет жди. Он и сам мог курнуть, и я точно знаю, что однажды он закинулся кислотой, потому что дело при мне было. Но чего покрепче Том не допускал, слишком боялся возможного скандала. В фолк-тусовке особенных проблем с наркотиками нет, разве что в Шотландии. Глазго – место суровое, там карьеры рушились только так. Пара затяжек – и загремишь на год за решетку. В те дни Том только начинал как продюсер и просто не мог себе позволить потерять музыканта, особенно после трагедии с Арианной. Нам всем этого надолго хватило, чтобы не рыпаться.
Так что Джулиан скорее выдавал желаемое за действительное. У него был свой запас гашиша в эмалированной серебряной шкатулочке размером с ладонь. Прелестная вещица, будто прямиком из средневекового замка, – понятия не имею, где он ее раздобыл. Внутри Джулиан прятал камушек гаша и отколупывал от него кусочки перочинным ножиком. Крышку шкатулки украшал потрясающий узор: деревце с тщательно выписанной листвой – множество крохотных дубовых листочков, зеленых, желтых и золотых, на золотистых веточках толщиной с травинку, а сквозь них проглядывает пронзительно-голубое небо.
Но что самое замечательное, среди ветвей примостилась малюсенькая, с ноготок мизинца, птичка. Каждое перышко отблескивает изумрудными, рубиновыми и золотыми крапинками; крошечный золотой клювик и сапфировые глазки.
То есть только один глазик: голова повернута набок. Но зрачок сделан из настоящего сапфира, тут я уверена. Когда глаз ловил луч света, птичка как будто подмигивала.
Стоила эта коробочка, должно быть, больше, чем мы всем скопом зарабатывали за год. Сколько я ни спрашивала у Джулиана, откуда у него такое сокровище, он уклонялся от ответа. Только однажды обмолвился:
– Кто-то подарил. – А когда я стала допытываться, кто именно, заявил: – Не помню.
Будто можно забыть, от кого получил такой подарок. Потом он как-то ляпнул, что шкатулка досталась ему по наследству. По случаю я поинтересовалась у его матери, но та только вылупилась на меня:
– Ювелирная шкатулка? Я бы наверняка знала. Да и откуда бы такое наследство?
Эштон
Помню ту коробочку. Он в ней дурь держал. Таблетки, травку, что там у него водилось. Я даже в Интернете однажды глянул по приколу. Такие эмали датируют четырнадцатым веком. Думаю, он ее откопал в Уайлдинг-холле и прикарманил.
Мы там, бывало, шутили про зарытые клады, Грааль и Экскалибур. Но всерьез искать не пытались. Пару раз мы с Джонно сунулись в старое крыло. Там был потайной ход на следующий этаж – видимо, убежище католических священников времен гонений. Мы его обнаружили случайно, когда пытались вытащить наружу шкаф в одной из спален. В этот крысиный лаз, пожалуй, дет двести никто не совался. Пришлось минут десять топать в полной темноте: фонарик-то у нас был, но батарейки быстро сели. Джонно застремался, и мы повернули назад. Я хотел идти дальше, но он дико боялся заблудиться во мраке.
Потом я пару раз пытался отыскать тот коридор, но ничего не вышло. Не мог вспомнить, из какой спальни он ведет. Каждую проверил, но ни одна не подходила.
Джонно
Сперва я сообщил Лес и Джулиану, потом всем остальным. Никто не знал, что у Тома на уме, но когда Джулиан вытащил свою табакерку, гадать перестали. Уилл сварганил завтрак, и мы все вместе уселись за большой кухонный стол. Редкий случай: обычно мы ели порознь. Но в тот день было весело. Шутили, смеялись. Открыли окно, и солнце согрело каменный пол. Я всегда босиком бегал, так что хорошо помню.
Помню и как передвижная студия приехала. «Форд-транзит», вроде фургона молочника. Оттуда выпрыгнул Том, а за ним этот юноша. Крепкий такой, коренастый, румяный, в рабочем прикиде: спецовка и парусиновые штаны.
«Ах ты, сладкий», – подумал я. Помоложе меня, лет шестнадцать. Оказалось, внук Сайласа Томаса. Том позвал его таскать багаж и аппаратуру. Повезло, что паренек подвернулся ему под руку. И мне повезло, хотя по совсем другой причине.
Билли Томас, фотограф
Сайлас Томас мне дедушка. У родителей ферма по соседству. Вообще-то теперь, когда дед умер, оба хозяйства объединились. Я там больше не живу, но у нас с партнером домик неподалеку, ездим иногда к мамуле в гости. Отец десять уж лет как помер. А когда Сайлас – не помню точно. Я об те поры сбежал из дому. Может, лет пять-шесть спустя? Или еще раньше. Мне бы запомнить, я тогда очень горевал. Но забыл.
Дед мне и сказал о хиппи в Уайлдинг-холле, которым подрядился возить продукты. Насколько помню, он против них ничего не имел, даже симпатизировал. Считал их безобидными. Единственное, чего опасался, что паренек из тамошних жильцов повадился в одиночку шастать по лесу до самого холма. Курган – вот как дед его называл. Так в Ирландии говорят. Дедова мамаша ирландка была, а потом вышла замуж за моего прадеда и переехала сюда в восемнадцатом веке, и словечко с собой привезла.
Во всяком случае, так дедушка рассказывал. Суеверным был, как и все местные. Детей в лес не пускали, особенно в сторону кургана. Если кто из ребят и отваживался, то только тайком от всех. А Джулиан Блейк на сам курган поднимался.
Старые привычки отмирают быстро. «Королек» теперь гастропаб. Мы с Барри туда частенько заглядываем.
Да, точно, о коммуне в старом поместье я от деда услышал. Кто-то еще сказал, что они музыканты, рок-группа. Такого я отроду не видывал. У нас даже граммофона не было. Только радиоприемник, и я слушал Би-би-си и субботние программы Джона Пила. Окошко во внешний мир.
Стать рок-фотографом я не помышлял, не ведал даже, что существует такая профессия. Камера у меня была: «Инстаматик», купленный как раз тем летом на накопленные. Жутко им гордился. У нас в школе работал фотоклуб, и я мечтал туда вступить. А для этого нужен фотоаппарат.
Снимать я в тот день вовсе не собирался. Том Харинг позвонил деду и попросил найти кого-нибудь в помощь ящики таскать из грузовика. Кабели, всякие такие штуки. Дед меня и подрядил. «Смотри, чтоб заплатили» – так он меня напутствовал, хотя мне было плевать на оплату. Не терпелось поглядеть на настоящих хиппи.
В последний момент прихватил с собой аппарат. Пленку я недавно купил и зарядил, там еще оставалась куча кадров. Наверное, решил, что как раз появится возможность поснимать. И появилась.
Приехал Том Харинг, забрал меня. Вежливый, обходительный. Отец в поле был, так Том с матерью познакомился.
Поехали в Уайлдинг-холл. Он меня спросил, слыхал ли я о его группе. Я соврал, что да, слыхал. А сам ни-ни. Когда прибыли, он меня со всеми перезнакомил. Единственный среди них, кто реально смотрелся как рокер, – Эштон Мурхаус. Борода, длинные космы, высокие сапоги, пиратская рубаха – всё как полагается.
Остальные тоже волосатики, но все равно выглядели как-то обыкновенно. Ненамного старше меня, дружелюбные и простые. Я даже разочаровался. Разве что Лесли Стенсл, вокалистка, показалась круче остальных. Шумная, суматошная, руками как мельница машет. Но тоже милая.
А вот кто настоящий чудик, так это Джулиан Блейк. Он мне показался снобом, хотя, возможно, просто накуренный был.
И меня просто потрясло, насколько он красивый. Насчет мужского и женского у меня тогда царила полная путаница. Тянуло к парням, но это был такой ужас, что я даже мыслей своих боялся. Про гомосексуализм я и не слыхал, а слова, которыми у нас описывали такую любовь, звучали кошмарно.
Так что, когда Джулиан пришаркал на кухню и сказал «Привет», я промямлил что-то невразумительное и уставился в пол. Там у них как-то странно пахло, точно в церкви. Только после той ночи с Джонатаном я сообразил, что это гашиш. Совсем невинным тогда был.
Лесли
Записывать в саду предложила я. Само напрашивалось, хотя Эштон и Уилл тащили всех в дом, в репетиционный зал. Тоже, в общем-то, логичный вариант. Единственное помещение в особняке, где не ощущалось давление истории. Там не было того мерзкого холодка, будто мы насильно вторглись в дом, как в остальных комнатах Уайлдинг-холла. Какой бы отпечаток мы ни оставили там, это уже была наша собственная история. А отметились мы там как следует. Надеюсь, до сих пор чувствуется.
Но денек выдался на славу, просто стыдно торчать взаперти. Цветов полный сад – до чего же красиво! Прямо картинка из книги сказок. Старые яблони, вишни в полном цвету, левкои, дельфинин, примулы… Даже нарциссы, хотя их время давно прошло. По-моему, там вообще царил свой климат: растения цвели когда вздумается. Старинная невысокая стена вокруг особняка раскрошилась, кирпичи местами осыпались, открывая проход на лужайку, которая заросла еще пуще сада. Эштон и Уилл нашли в каком-то сарае кривую древнюю косу и срезали высокую траву на пятачке перед домом, чтобы поставить аппаратуру. Микрофоны словно прямиком из Средневековья вылезали. Вот бы фоток побольше осталось.
Эштон
Обустройство площадки заняло не один час. Пришлось вырубить кусты, чтоб освободить место. Потом мы путались в кабелях питания и шнурах, протаскивая их по траве, установили усилители и микрофоны, поминутно цепляясь за ежевичные колючки и плети ползучих роз. Приволокли стулья из кухни и табурет от пианино для Джулиана. У курка выветриться не успела, что тоже не в помощь. Наконец все устаканили – и приступили.
Чего тут долго разоряться, альбом у вас есть, просто послушайте. Но помню, что в тот день нас всех будто околдовали. Мы играли чуть не до заката, но в саду не стало темнее, вокруг струился золотистый свет. Волшебный час, как киношники говорят. Том прихватил в деревне подростка, Билли Томас мальчонку звали. Я даже не знал, что у него с собой фотокамера, пока он не метнулся за ней в кабину и не примчался обратно по траве с объективом наперевес. Наснимал полную катушку пленки, в основном когда мы уже перестали играть и слонялись вокруг под впечатлением.
Эти фото пошли на обложку альбома и вкладыш. Билли их сделал не раньше осени, так что мы их, понятно, увидели не сразу. Неплохие снимки для такого зеленого пацана, не ожидал. Не совершенство в техническом смысле, но в них есть свой шарм, скажите? Девчонка… Ну, хрен знает, у меня нет объяснения. Да и ни у кого нет.
Билли Томас
Я разлегся на траве, щурился на солнышке и слушал, как они играют. Джулиан Блейк протянул мне трубку с гашишем – впервые в жизни тогда приложился. Обкурился почти до транса. Фотографировать и не думал. Вообще ни о чем не думал, только любовался барабанщиком, Джонатаном. Смешной такой, смахивает на клоуна. Помню, он вдруг вытащил две пинг-понговые ракетки и стал отбивать ими такт по бедрам. Все заржали, это слышно на записи, не стали вырезать.
Джон выглядел моим ровесником. Может, из-за малого роста казался моложе. По-моему, он смахивал на Майкла Пейлина из «Монти Пайтон». Он то и дело поглядывал на меня из-за установки, следил, смеюсь ли я над его хохмочками. Конечно, я смеялся. Да и все смеялись. Закончили они играть часов около пяти вечера. Эштон с Уиллом стали гонять по траве футбольный мяч. Понятия не имею, откуда он взялся. Лесли вынесла из дома две здоровенные бутыли дешевого вина. Чистая бормотуха. Джулиан выглядел веселым; держался потише остальных, но точно не ушел в себя, как говорится. Может, чуть стеснялся, но был очень мил.
Я помог Тому свернуть провода и убрать аппаратуру в грузовик, и он отпустил меня к ребятам. Сам засел за мастеринг, проверяя, все ли записалось.
Когда я вернулся, они развлекались в саду. Будто на живописном полотне, все жутко старомодное – и сад, и наряды. Такой стиль. На обложке альбома видно, как они одеты во время записи. Лесли в длинном крестьянском платье. Эштон в своем пиратском прикиде. Уилл немножко напоминал моего деда в молодости, как на свадебном снимке. На Джулиане вельветовый пиджак, узкие брюки, сапожки-казаки; все порядком поношенное.
Только Джонно выглядел современно в джинсах и футболке, но и он напялил шутовской колпак с бубенцами. Снимал я их не тайком, открыто, но и без всякой помпы, будто в шутку. Особо не заморачивался. На катушке было двадцать кадров, но три я уже потратил на мать и деда.
Я снимал себе, и вдруг с неба налетела громадная стая птиц. Мелкие птахи, не знаю, что за порода. Но их была целая туча – на миг они затмили солнце. Даже жутко стало в такой темноте после солнцепека.
Я как раз щелкнул, когда все задрали головы к небу. На заднем плане виден особняк с елизаветинскими башнями и старыми каминными трубами и расхристанный сад, и все ребята уставились вверх. С одной стороны чаща, за которой курган. Первый снимок темноват из-за птичьей стаи, но когда она скрылась за деревьями, снова засияло солнышко.
Вообще дивлюсь, как снимки удались. Я толком и не соображал, что делаю.
Джонно
Закончили сворачиваться только к вечеру. Том решил не мотаться к ночи в Лондон, так что наметилась импровизированная пьянка. Билли Томас тоже остался. Мы с ним провели ночь вдвоем. Вполне невинно, мы ведь оба напились в корягу, да и трава Джулиана припечатала поверх. И возбуждение от свершений того дня! Никогда не видел Тома таким счастливым ни до, ни после.
Мы с Бидди немного поболтали. Наивняк полнейший, настоящий маугди. Невинный сельский парубок. Я зазвал его к себе послушать пару пластинок. Он фанател по Lindis-farne и их альбому «Тайнские туманы» – как по мне, полный отстой. В тот год фолк-рок рвал чарты, Steeleye Span и прочая шелуха. Нас коробило, что Windhollow Faire то и дело поминают рядом с ними.
Я тогда прознал о «Трансформере» Ау Рида, и Том прихватил для меня из Лондона этот альбом. Его мы с Билли и слушали. «Внутри Энди» и «Лучший день». Начали на полу, продолжили рядышком на кровати. Поцеловались, пообжимались – и только. Так и заснули.
Проснулся с утра – Том его уже увез обратно в деревню. Осенью увидел фотографии, которые он тогда сделал, но с самим Билли повстречался уже лет через десять. Теперь мы добрые друзья.
Том
Мы тогда совершили нечто эпохальное, и я видел в той записи предзнаменование великих событий, небывалого прогресса Windhollow Faire. Но вышло ровно наоборот.