Выйдя из уютного кабинета Марджери и снова увидев линолеум и грязные облупленные стены, я испытала культурный шок. Размышляя о том, как быстро привыкает человек к буржуазному комфорту, я помчалась вниз – восстанавливать знакомство с пролетарским уровнем жизни. Лерч опять крутил мою кассету. Колонки вовсю грохотали «Мальчонкой Сью». Качество записи было совсем недурным, а звука – более чем предостаточно. Как многие другие театры, несколько лет назад «Кросс» неплохо заработал на лотереях, которые было разрешено проводить при условии, что прибыль пойдет на реконструкцию. Театральные шишки поняли «реконструкцию» в широком смысле и закупили дорогой музыкальный центр (помимо роскошных кожаных диванов для своих кабинетов).

Слушатели в подвале едва не лопались от смеха.

В этот момент Лерч заметил меня, убавил громкость и очень серьезно сказал:

– Это я для себя переписал, Сэм. А твою кассету положил на верстак. Ничего?

– Конечно, дурень. Все в порядке. У меня, кстати, есть и другие, ничуть не хуже. Принесу как-нибудь.

Лерч просиял. Я уже вычислила, что в силу какой-то ошибки в его воспитании этот странный парень лучше всего чувствует себя, когда его ругают или заставляют выполнять особо противные задания. Хотя, если подумать, возможно, это и не было ошибкой – родители могли намеренно запрограммировать беднягу именно таким. Польза от Лерча безусловная.

– Мне эта нравится больше, – сказал он.

– Откуда ты знаешь, ты же не слышал остальные, балбес?

– Тебе помочь не надо? – спросил Лерч, сияя на всю катушку. – Баз сказал, у тебя дел по горло.

Я посадила его заниматься разной рутинной и нудной пайкой. У него это все равно получалось лучше. Надо будет выкупить у База малыша Лерча, когда закончу здесь работать. А может, Баз согласится обменять Лерча на… скажем, ацетиленовую горелку. Она валяется где-то у меня в студии. Очень старая, но все же…

В этот момент сквозь широкие, раскатистые аккорды «Депеш Мод», явно написанные в особенно тоскливый день – члены группы, наверное, забыли делать перерывы между передозами, – я услышала, как кто-то зовет меня тоненьким голоском:

– Эй! Сэм!

– Лерч! – Я замахала руками, требуя, чтобы он сделал потише.

Тот же самый голос еще раз позвал меня в наступившей тишине:

– Сэм, ты внизу?

– Мэри! – Я прищурилась, посмотрела на свой мобиль и пожала плечами. Времени больше нет – придется остановиться на этом варианте. – Да, здесь, работаю. Спускайся.

– Кофе будешь? – спросил Лерч у Мэри, когда та осторожно обходила его верстак. Я одобрительно улыбнулась: малый очень быстро учится хорошим манерам.

– Не сейчас, спасибо. Может, позже, когда закончу с прыжками.

Она подошла к мобилю, который мы подвесили на мощный крюк. Скульптура висела очень низко, всего в двух футах от пола. Мэри молча обошла мое творение. Мы с Лерчем нетерпеливо ждали ее приговора.

Мэри принялась стаскивать с себя бесчисленные куртки и кардиганы. Она напоминала капусту: куча слоев снаружи и крохотная кочерыжка внутри.

– Ну, что скажешь? – спросила я, когда на ней осталось одно лишь трико.

Мэри непонимающе посмотрела на меня:

– О чем? А, мобиль! Я ничего не могу сказать, пока не сяду на него. У меня так всегда с бутафорией. Не могу ничего сказать, глядя со стороны.

Лерч за ее спиной жестами изобразил, как сворачивает шею курице. Он много часов возился с этой так называемой бутафорией, даже стащил несколько пучков плюща у «Вирджинии Вулф», покрасил их серебряной краской и просверлил для них дырочки в мобиле. Не было никакого смысла объяснять Мэри, что нас интересует эстетическая оценка скульптуры.

Ее мы чуть позже услышали от Салли, вошедшего в тот момент, когда Мэри перелезала со стула на мобиль. Она обвила канат руками и ногами, превратившись в еще один пучок плюща, такая же изящная и крепкая.

– Великолепно! – воскликнул Салли. В голосе его звучала искренняя убежденность.

– Правда? – спросила Мэри, хватаясь за канат. – Хорошо смотрюсь? Или, может, мне лучше чуть откинуться назад?

– Мобиль, Мэри. Но ты тоже ничего.

– Тебе удобно? – спросила я. – Учитывая обстоятельства, конечно.

Мэри стояла на мобиле, сунув ступни в углубления, которые я специально сделала. Она подняла сначала одну ногу, потом вторую и повисла на канате. Чтобы она не поранила ладони, мы предусмотрительно обмотали трос мягкой фланелью.

– По-моему, все отлично сбалансировано, – сказала она, вставляя ноги обратно в углубления. – У меня были варианты и хуже, гораздо хуже.

Я решила считать это комплиментом. Мэри откинула голову назад, причудливо взмахнула тонкой ногой, оторвала руку от каната, ухватилась за ступню и потянула ее к себе, изогнувшись замысловатой дугой. Канат натянулся, как тетива лука. Лерч, широко открыв рот, наблюдал, как Мэри ползет вверх. Она откинула голову, обхватила канат коленями и изогнулась, повиснув вверх ногами. Она была такой же гибкой и сильной, как стальной трос.

Мэри словно забыла про нас. Все упражнения она выполняла так, будто вокруг никого не было, – ее интересовали лишь возможности «бутафории» и собственного тела. Закончив, гимнастка соскользнула на мобиль, уселась на него, как птичка на ветку, раскинула руки и прыгнула вниз.

Прыжок получился неудачным. Сама по себе скульптура вполне надежна, но хорошей взлетной площадкой ее назвать нельзя, поэтому прыжок превратился в неуклюжее падение. Мэри приземлилась на четвереньки, и, хотя тут же вскочила на ноги, вид у нее был унылый.

– Мне понадобится отдельный канат для спуска, – сказала она. – Мой рабочий чуть приподнимет меня и оттащит в сторону, так что со стороны покажется, будто я спрыгнула.

– Мэри, с тобой все в порядке? – спросил Баз. Я не заметила, когда он вошел. – Наверху ты отлично смотрелась.

– Спасибо. Мне надо привести сюда Тьерри, чтобы поработать с ним над разными штуками. Но в принципе все отлично, Сэм. Плющ внизу, так что ноги за него не цепляются.

– Так и было задумано.

Мы с Лерчем взглядами поздравили друг друга. Мэри убрала волосы с лица и вдруг вскрикнула, ухватившись за ухо:

– Моя сережка! Я потеряла сережку… О боже…

– Чего-то об пол брякнуло, когда ты на мобиле стояла, – подал голос Лерч. – Я только внимания не обратил. Наверно, здесь где-то…

Он бросился на пол. Мэри опустилась на колени рядом с ним.

– Точно такая же. – Она повернула голову и показала ему вторую сережку-гвоздик. – Бабушкино наследство, я никогда их не снимаю.

– Наверно, отцепилась, когда ты висела вверх ногами, – предположил Лерч. – Если она укатилась, то сюда. Здесь наклон.

Они ползали на коленях по грязному полу, героически не обращая внимания на опилки, металлическую стружку, куски проводов и прочий мусор, просеивая его в поисках пропавшей сережки. Наконец Лерч издал победный вопль:

– Смотри! Вот она. Застряла в щели. Погоди-ка…

У дальней стены виднелась деревянная крышка люка с помутневшим металлическим ободом. Сережка застряла в щели между крышкой и полом. У Лерча, наверное, очень острое зрение. Я бы ни за что не заметила.

– А что внизу? – поинтересовалась я у База.

– Обычный погреб. Очень большой, там хорошо бы всякий хлам хранить, но полно воды. Здание слишком близко к каналу. К тому же из сточных труб несет. И наверняка полно крыс. Я время от времени слышу какое-то шебуршание.

– Приятно. Точно «Колодец и маятник». Сережка намертво застряла в щели. Лерч пытался выцарапать ее кусочком проволоки, но тщетно.

– Я приподниму люк. Надо расширить щель, – сказал он Мэри. – А ты попробуй вытащить ее вот этим, хорошо?

Он дернул за шпингалет.

– Тяни сильнее, Лерчи! – посоветовал Баз. – Его не открывали с доисторических времен.

Наконец Лерч приподнял люк и крикнул:

– Целую тонну весит! Помогите же!

Я быстро схватила с верстака База первую попавшуюся деревяшку и просунула ее под крышку. Лерч с облегчением вздохнул. Мэри, лихорадочно орудовавшая куском проволоки, все-таки сумела выковырять сережку – дернула ее на себя, та взлетела в воздух и… нырнула прямо в приоткрытый люк. Мрачную тишину нарушил только тихий далекий всплеск.

Мы скривились. Мэри уставилась в щель, не веря своим глазам. Потом вскочила на ноги, ухватилась за крышку и невероятным усилием оттащила ее в сторону. Крышка грохнула об пол. Мэри без раздумий спрыгнула в люк и начала спускаться по железной лесенке вниз.

– Стой! – испуганно вскрикнул Баз, срываясь с места. Он подскочил к люку и упал на колени. – Эй, вернись! Ты что, не слышала, что я говорил? Безмозглая кобыла, – добавил он нам. – Там крысы внизу и черт знает что еще!

– В топях театра «Кросс» размножаются аллигаторы, – заметила я. – Можем проверить, не врет ли желтая пресса.

– Я ничего не вижу, – жалобно скулила Мэри. Ее голос гулко раздавался в мокром каменном колодце. – Здесь так жутко воняет… Ай!

Баз закатил глаза:

– Что я тебе говорил? – И в сторону: – Небось крыса цапнула за лодыжку. Ну, ты собираешься вылезать или решила там поселиться?

Голова Мэри появилась в люке – ее подвижное лицо вытянулось так, будто его сделали из резины.

Из люка повеяло гнилью. Если бы этот аромат описывали так, как описывают духи, его назвали бы богатым – со сладкими нотами и болотными полутонами. В тот момент я наконец поняла, что означает слово «миазмы».

– Там что-то живое! – крикнула Мэри дрожащим голосом.

– Естественно! Тебе еще повезло, что они не откусили от тебя кусочек-другой, – буркнул Баз. – Ты их видела?

– Что? Да нет, я не о крысах… – Ее колотило. Лерч потянулся, чтобы помочь Мэри вылезти из люка, но она оттолкнула его. – Там что-то гораздо крупнее.

Она вдруг развернулась и полезла обратно. Мы стояли и молча слушали, как она перебирает руками по железным перекладинам, отчаянно стонущим даже под таким невесомым созданием.

– Надеюсь, лестница не рухнет, – обеспокоенно сказал Баз. – Наверняка насквозь проржавела. Вниз уже тысячу лет никто не лазил. Как ее зовут? Мэри? Эй, Мэри, давай-ка вылезай, будь паинькой. – Он склонился над люком. Никакого ответа не последовало. Мы только слышали, как капает вода. – Если лестница сломается, ты упадешь в воду и нам придется тебя вытаскивать. Не думаю, что это кому-то понравится!

– Если прежде ее не успеют сожрать аллигаторы, – вставила я.

– Я такое в кино видел, – заметил Лерч. – Они ведь живут в канализации, да? Крокодилы. Много лет назад один сбежал из зоопарка, и теперь они там плодятся. Вылезают из унитазов и откусывают людям задницы.

– Ради бога! – воскликнула я, на секунду забыв о зловещей тишине внизу. – Как аллигатор может пробраться через изогнутую унитазную трубу, а? Как можно быть таким идиотом, Лерч?

– Они были маленькие, – обиделся Лерч. – Их специально вывели.

– И натаскали на голые задницы, да? – с сарказмом спросил Баз. – И там, внизу, команда спятивших умников учит крокодилов выскакивать из толчков и кусать парней, которые пришли покакать…

Салли, которого уже заметно тошнило от нашей дискуссии, метнулся к люку и заорал:

– Мэри! Тебя там как?

Последовала долгая пауза. Затем тоненький голосок, таинственно усиленный эхом каменных стен, пропищал:

– Оно… оно плавает… очень близко.

– Где ты?

– На лестнице. У самого пола…

– В любом случае, – сказала я Базу, – из зоопарка должны были сбежать два аллигатора. Иначе как бы они размножались?

– Дай фонарь, Лерчи, – попросил Баз. – А то темно, хоть глаз выколи.

Он посветил вниз. Мы увидели лицо Мэри. Ее темные волосы сливались с чернильной мглой погреба, и лицо походило на белый живот большой рыбины.

– Свети в сторону, – велела я. – Мэри, почему ты не вылезаешь?

Но она будто примерзла к лестнице. Ее лицо было перекошено от ужаса. Головокружения от высоты у нее быть не могло, если вспомнить, какие кренделя она только что выделывала на мобиле. Мне показалось, Мэри прекрасно знает, что именно перед нею плавает.

Баз направил свет фонаря в сторону, но на поверхности воды не сверкнуло ни единого отблеска – она была тяжелой и темной, как нефть. Спустя несколько секунд я смогла разглядеть какую-то бледную тень под водой, нечто бесформенное, словно раздутое…

И вдруг Мэри закричала – резким, высоким криком, в котором не было ничего человеческого: так кричат чайки, кидаясь на добычу. Ужасный звук. Мы так и подпрыгнули. Баз выронил фонарь – тот упал в воду и сразу потух. Тень исчезла. Мэри завопила еще громче.

– Это Фиалка! – кричала она. – Это Фиалка! Мертвая! Она утонула-а-а-а!!!

Потом раздался какой-то скрежет, хруст крошащегося ржавого железа, всплеск. Вопли прекратились так же внезапно, как и начались. Мэри упала в воду, а судя по звукам, за ней последовала и лестница.