Винн проснулась на следующее утро, ощущая слабость и потирая глаза. Она увидела знакомые атрибуты своей комнатки в храме. Следом за этим вернулись воспоминания.

Она помнила, как Чейн заботливо уложил её в постель, а ширвиш Маллет осторожно кормил горькой жидкостью. Её живот ещё болел, но головная боль притупилась. Она села и к своему удивлению почувствовала голод, не помня, что ела в последний раз.

Тень лежавшая у кровати подняла голову и заскулила.

— Да... ты тоже хочешь есть. — поняла Винн. — но мы должны для начала привести себя в порядок.

Добраться до своей сумки для неё было подвигом. Она порылась в ней и вытащила чистый платок. Затем вылила воду из кувшина в таз, желая оказаться сейчас в настоящей горячей ванне. Но всё что она могла сделать, это умыть лицо обтереться влажной тряпочкой. Потом она наполнила водой деревянную кружку и пальцем почистила зубы.

Тень вскочила на передние лапы и стала скакать вокруг, расплёскивая воду из таза.

— Тень! — окликнула её девушка. — Это грязная вода.

Но Тень не слушала её.

— Мы нуждаемся в хорошей ванне. — пробормотала она. — Я уже воняю... а моя одежда выглядит ужасно.

Винн вздохнула и достала сменную одежду, которая у неё была одна — подаренная эльфами ан'Кроан. Раздевшись она начала дрожать и подняла сильнее крышку жаровни. Затем она взяла жёлтую тунику и коричневые штаны. Рукава и штанины были длинноватыми для девушки и ей пришлось подкатать их, когда она оделась.

Одевшись в чистое, Винн почувствовала облегчение, что снова носит брюки. Ей не нравилось постоянно бороться с длинной и громоздкой одеждой. Но повернувшись, чтобы уйти Винн почувствовала головокружение и схватилась за ручку двери, ожидая пока это не пройдёт.

Такова была расплата за посещение приветственного дома. Если бы она не была такой глупой неудачницей в свою первую встречу с Щепкой, то возможно, страдания того стоили бы. Теперь она могла только слепо вперёд.

— Ну, Тень.

Винн вышла, ожидая пока собака последует за ней. Но когда закрыла дверь, то остановилась, изучая дверь в комнату Чейна.

Она надеялась, он не перенёс никаких негативных последствий из-за того что она разбудила его вчера так рано. Девушка до сих пор мало знала о дневном существовании Чейна. Но раньше ей, что казалось оно больше зависело не от времени суток, а от солнца. Так неужели он чувствовал солнечный ритм даже находясь под землёй?

Она хотела проверить его. Зная, что стук может быть не услышан, она схватилась за дверную ручку. Но дверь не сдвинулась с места, закрытая изнутри на защёлку.

— Закрыто? — прошептала она.

Винн не могла вспомнить, чтобы он когда-нибудь закрывался пока они путешествовали вместе.

Тень раздражённо заворчала и прижала уши, отступая в коридор.

— Я знаю. — прошептала девушка. — На самом деле ты так же плохо воспитана, как и твой отец... думаешь только животом!

Винн пошла за Тенью, оставив Чейна и его личную жизнь в покое. Она направилась прямо в обеденный зал и трое ширвишей, одетых в одинаковые оранжевые одежды смотрели, как она вошла. Она не могла сказать, были ли они уже полноправными ширвишами или помощниками, потому что все носили свободные одинакового цвета одежды. Другие уже закончили свой завтрак, но эти трое остались за столом с кастрюлей и тарелками едой.

Темноволосая женщина, которая ещё при первом их визите помогала девушки тут ориентироваться, поднялась со своего места и улыбнулась.

— Чувствуешь себя уже лучше? — спросила она. — Мы слышали о твоих приключениях.

Винн покраснела, а двое других за столом рассмеялись. Но добродушная женщина махнула на них, призывая к молчанию.

— Я Ливень. — представилась она. — Всё здесь выглядит аппетитно, но... всё ли можно тебе сейчас?

— Лучше ей придерживаться овса и хлеба. — предупредил самый младший из гномов за столом.

На его высокий лоб падала каштановая чёлка, а подбородок только начинал обрастать бородкой. Он наполнил чашку для Винн, а старший гном одобрительно кивнул.

— Спасибо. — сказала Винн.

По правде говоря, были блюда, которые выглядели лучше, чем то, что подали ей, но девушка смутилась под взглядами гномов и села рядом с Ливень.

— Это Вседержитель, а это Шлак. — сказала Ливень, указав сначала на младшего, а затем, на старшего гномов.

Тень толкнула руку Винн, чуть не сбив миску, и засопела на неё. Потом принялась ворчать, вытягивая голову и норовя положить её на стол.

— Ах, твой волк. — сказала Ливень.

Гном перед ней открыл крышку кастрюли.

— Солёная рыба! — воскликнул Вседержитель. — Может быть, она ей понравится?

Шлак ухватил кусок вяленой рыбы из горшка. Винн напряжённо поднялась и перегнулась через стол к Тени.

— Она очень стесняется брать еду из чужих рук. — предупредила Винн.

Шлак крякнул и посмотрел на неё со всей серьёзностью.

— Очень мудро. — сказал он и обратился к зарычавшей Тени. — Полегче со своими манерами... слышишь?

Он протянул руку, взяв рыбу двумя пальцами.

Тень встала на задние лапы и щёлкнула челюстями словно пытаясь схватить рыбу вместе с пальцами гнома.

— Тень! — воскликнула Винн.

Вседержитель засмеялся.

— Не смешно! — зарычал на него Шлак.

— С какой стороны посмотреть. — прокашлял Вседержитель. — А разве она не любит мясо?

Шлак нахмурился, медленно разжимая руку, будто пересчитывая пальцы.

— Айе! — выдохнула Винн. — Перестаньте дурачиться!

После посещения приветственного дома и знакомства с Щепкой, Винн настороженно относилась к их дружественному приёму. Но гномы были суровы с теми, кто нарушал их правила, но в остальном проявляли добродушие.

Тень облизнулась, показывая всем видом, что рыбы больше нет и Винн зачерпнула ложку овса. Она слушала болтовню собеседницы и даже успела ответить на пару вопросов о работе хранителей. Она не обижалась на то, что на неё бросали недоумённые взгляды из-за навязчивой идеи девушки подкармливать свою собаку. Наконец, она остановилась и набрала себе ещё ложку с овсом.

— Где ширвиш Маллет? Я не видела его сегодня утром? — спросила она. — Мне нужно поговорить с ним.

Ливень покачала головой.

— Он находится на закрытом собрании. Пришли два старших ширвиша из храма Стальгхлена, по-другому храма Чистой Стали, и он ещё не вернулся.

Винн упала духом. Случилось что-то серьёзное, если Маллет занят так долго.

— Мы очень не хотели бы оставлять тебя здесь одну, — добавила Ливень. — но у нас есть дела, которые нужно выполнить.

Винн отложила ложку в сторону.

— Есть одна вещь. — сказала она. — У вас есть здесь что-то вроде комнаты для чтения? Я имею ввиду, место, где записано то, что достойно этого. Могу ли я посмотреть кое-что?

Она знала, что у неё есть небольшой шанс.

Шлак дважды моргнул, вероятно, не зная как ответить на этот вопрос.

— Что-то... — ответила Ливень. — То есть, мы называем это по-другому... Мы называем это 'залом каменного слова' и я провожу тебя туда.

Винн взяла свою ложку и чашку, чтобы унести на кухню.

— Нет нет, оставь. — сказала Ливень, поднимаясь. Здесь уберут.

Ливень была не выше, чем Винн, но гораздо шире. Тень заскулила и Винн посмотрела вниз.

Собака сидела положив морду на край стола и смотрела на кастрюльку с сушёной рыбой.

— Может дать ей ещё? — спросил Шлак, хотя его слова не звучали слишком уверенно.

— Нет, она наелась достаточно. — ответила Винн.

Тень проворчала, открыто выражая недовольство, но Шлак кивнул и освободил дорогу Вседержителю. Винн было больше всего интересно попасть в 'зал каменного слова' и она последовала за Ливень из обеденного зала.

Вместо того, чтобы пойти по коридору вокруг стороны храма, где были жилые помещения, они скользнули в изогнутый коридор, где виднелась арка ведущая в глубь горы.

Быстрый шаг Ливень не давал Винн осмотреться. В конце концов, гномка вывела ей в комнату с высоким потолком и не больше трёх шагов в длину, где на стене красовались три эмблемы. Ливень остановилась в арке.

— Любой может придти сюда, когда храм открыт.

Винн посмотрела на стену. 'Зал каменного слова' был слишком маленький даже для гномов, которые почти не писали.

— Надеюсь, это поможет тебе. — добавила Ливень. — Теперь я должна заняться своими делами.

Ливень ушла, а Винн приблизилась к арке. Гномы особо не заботились о письме, больше уважая устную традицию, но у них должно было быть больше записей, чем эти... Больше трёх пластин с выгравированными на них символами...

Некоторые слова гномов не всегда где-то записывались. Также как Бегайн хранителей, гномы использовали свои символы и знаки, называемые 'вабри'. Эти эмблемы использовались, чтобы отметить важные места, людей и вещи. Они использовали их чтобы обозначать свою идентичность — знак клана, имя, семью и иногда украшали свою одежду. Винн потребовалось некоторое время, чтобы распутать то, что было выгравировано на стене.

Эти две эмблемы с каждой стороны означали добродетель и традиции, а центральная — мудрость.

Винн вышла через арку и внезапно ощутила, что ей ещё придётся поискать дорогу назад.

По обеим сторонам коридора тянулись гравировки достигавшие верхушки её посоха. Высоко над каменной аркой располагались зеркала, отражающие свет из залов в коридор.

Винн отступила и увидела, что свод потолка уходит далеко вверх.

Пытаясь сориентироваться, она была сбита с толку и направилась вдоль одной из стен которая кончалась поворотом, заглянув за который она замерла, а глаза её расширились.

Несколько вытянутых камней тянулись в ряд, подобно полкам библиотеки. Там же стояли и скамейки, которые носили следы долгого использования. Но никаких эмблем 'вабри' не было и в помине.

Вместо этого каменные столбцы были испещрены другой гравировкой с передней и задней стороны.

Винн никогда не видела ничего подобного даже когда была здесь с Домином Тилсвитом. Но казалось, что здесь в храме Вечного поэта, здесь самое место таким колоннам.

— Каменные слова. — прошептала Винн. — Слова, высеченные на камне.

Гномы записывали только то, что по их мнению стоило такого труда. Даже выражение 'высеченные в камне слова' означали то, что их никогда не следует забывать.

Пока Винн собиралась с мыслями, Тень обнюхивала комнату. Потом она последовала за собакой, пробегая пальцами по гравюрам. Мало того, что она видела эти слова, она могла чувствовать их. Она прониклась благоговением, когда её пальцы скользили от одного столбца к другому.

— Истории. — прошептала она.

Она никогда не видела многие символы раньше. Возможно, они были древней письменной формой гномов. Когда она достигла конца одного ряда колон, то увидела знакомое 'вабри'. Винн знала, что тоже не видела такое сочетание раньше, но она могла попытаться его расшифровать.

Ларгнаэ?

Она нахмурилась, путаясь вспомнить свои уроки с Домином Хайтауэром.

Старое гномское слово 'яргкакс' означало происхождение или место падения, спуск со склона. В звательном падеже это звучало как 'ихаргагх', но такая форма склонения подразумевала название. А древний суффикс -нае или -ае тоже дополнял собственное имя или множественное число имён.

Она знала буквы 'вабри' для банаэ, Вечных. Это слово часто было написано в коридорах на гравюрах. Но как ни странно, она не помнила не единого упоминания о ларгхае, хотя его буквы были также просты.

— Ларгнаэ... падшие?

Она посмотрела ещё несколько строчек на неясном 'вабри' и это слово также упоминалось там же, где были упомянуты и Вечные. Она медленно читала, проводя пальцем по гравировкам.

— Наши предки Вечные возвысили наши добродетели над нашими пороками и оградили нас от... Ларгнае.

Винн в раздумье остановилась. Она знала некоторые гномские добродетели — честность, мужество, прагматизм и слава. Существовали также милосердие и бережливость для тех, кто в этом нуждался. И конечно защита слабых и беззащитных более сильными. Возможные пороки могли быть полными противоположностями, по крайней мере, частично.

Гномы считали, что их Вечные были частью духовной стороны этого мира. Они не покинули его совсем, а просто перешли на иной план существования, как и в верованиях эльфов и большинства человеческих религий. Банае были предками их расы в целом. Из присутствие считалось особенно сильным, там где гномы собирались в большом количестве. Они полагали, что банае всегда присутствуют со своим народом, куда бы они не пошли.

Так что же представляли собой эти ларгнае, эти падшие, в духовном мировоззрении гномов?

Она обошла волонны вдоль стены для изучения редких 'вабри'. Рядом с нижней стороной стенки это слово было написано рядом со словами 'агхледакс' и 'брахдеракс', что означало трусость и предательство. Остальные предложения содержали много старых символов, которые Винн не знала.

Девушка выпрямилась, отчаянно и глубоко дыша.

Она ожидала, что будет проще. Она была хранительницей и знала почти на полтора десятка языков и бегло говорила на многих диалектах. Она могла читать ещё на большем количестве языков. Когда девушка повернулась, Тень молча наблюдала за ней сложив голову на лапы.

Всё это было довольно скучно для неё.

На мгновение ей захотелось, чтобы здесь была не она, а Малец. Он помог когда-то ей выбрать тексты из замка Ликэн и принести их сюда.

Её взгляд блуждал, перемещаясь к следующему ряду столбцов. Следующие гравировки были выполнены с красивыми завитками. Любопытство притянуло её к ним.

С большим усилием Винн прочитала несколько слов в случайных строчках и то только потому что они были записаны на современном гномском. Текст рассказывал историю. Винзу колонки она обнаружила знакомое 'вабри' — Беджакендж, Вечный поэт. Другой 'вабри' был смешанным.

Винн обосновалась на скамейке напротив и принялась разбирать узорные штрихи.

'Судакс' — алчность.

Но в контекте подразумевалось другое. Оно должно было быть использованно в звательном падеже, как в названии или имени, которое бы произносилось на современный лад как

Шандагх.

Винн подняла глаза к началу рассказа.

Прекрасная семья известных каменщиков жила в маленьком, но славном поселении клана Радхир.

Она запнулась, вспоминая слова Хайтауэра. 'Радхир' было сокращением от 'Радхир'заи'ач' — 'рождённый из земли' — как гномы называют себе подобных.

Желая услужить своему народы, сыновья и дочери этой семьи стремились стать купцами. Они надеялись улучшить навыки торговлю чтобы улучшить благосостояние своего клана. Но в течении долгих лет, все члены этой семьи постепенно ушли в землю и остался только один сын.

Винн увидела новое 'вабри' формирующееся в слово Шандагх.

Алчный... как последний в своей линии, унаследовал всё, что приобрела его семья, но он потерял любовь к кладке и честной торговле.

Сначала он неохотно использовал своё мастерство, но не на справедливый обмен. Он не торговал достойными металлами, такими как медь, кованная сталь или латунь. Он брал оплату только иностранными монетами — золотом, серебром и драгоценными камнями. И вскоре он отказался от служения своему народу совсем и распродал инструменты и изделия своей семьи.

И Алчный больше не обменивался.

Он покупал всё, что он желал за золото и серебро, но предлагал столь скудное количество, что мало кто шёл с ним на сделку. С помощью обмана и спекуляции он стал наживаться на горе своих собратьем. Его клан стал серым и мрачным.

Богатство Алчного росло также неуклонно как утрачивались его навыки привитые семьёй.

Он забыл, что его предки передавали из поколения в поколение. Когда его ложное богатство стало больше, чем состояние всего Сита, где он жил, он пришёл к старейшинам и стал требовать сделать его танаэ. Они согласились, потому что даже старейшины были обездоленными. Они увидели, что только Алчность увидел путь к богатству и известности.

Ширвишам сказали, чтобы они осветили торк. Алчность потребовал, чтобы он был сделан из золота и драгоценных камней, которые он выбрал, чтобы напомнить всем насколько великим он стал. Но ширвиш отказался.

Алчность влез в долги, чтобы сделать торк по своему вкусу, хотя никогда не был благословлён пред очами Вечных. Когда он надел его без благословения Вечных, ширвиши ушли из Сита, чтобы никогда не вернуться.

С ложным танаэ в качестве примера, зависть стала распространяться как чума. Репутация Алчность зашла так далеко, что даже чужеземные торговцы стали избегать этого Сита. Народ был предоставлен сам себе.

Пока в один прекрасный рассвет не пришёл путешественник.

Сначало люди не обратили на него внимания. Хотя он был Радхир, он не обладал ничем стоящим. Он носил полупустой кошелёк и опирался на грязный посох. Его ботинки и ярко-оранжевая туника была такой же как и у некоторых путешественников в то время. Когда он остановился у одинокого приветственного дома, никто не обратил внимания на этого жалкого оборванца, даже когда он вошёл внутрь без приглашения.

Винн дошла до первого появления знакомого 'вабри' Беджакенджа.

Лёгкий Язык начал свой рассказ.

Он рассказывал о любви к чистой стали и когда закончил, в приветственном доме повисла тишина. Даже те кто стоял казалось окаменели. Но тут тишина была нарушена.

Это Алчность слышал его слова в своём приветственном доме, но опоздал на рассказ и теперь умолял нищего поэта рассказать историю снова или начать новую.

Алчность ничего не мог с собой поделать.

Он упрашивал рассказывать истории о себе и работать на него, чтобы поэт распространял их везде, где бы ни шёл и предложил на это четвертак самой мелкой серебряной монеты, чтобы тот рассказывал историю среди Чурвадин.

Винн замерла и нахмурилась. Старое слово звучало знакомо. Для гномов 'дин' было обозначением любых людей. Но когда они назывались Чурвадин...

Смешанный народ.

Никто не сказал ни слова о предложении Алчности. Все ожидали ответа от поэта.

Медленно покачав головой, Лёгкий Язык отказался.

Он рассказывал сказку о том, как хорошо творить благотворительность или пел песню, которая разрывала сердце для тех, кто был слишком беден даже для того, чтобы купить глоток пива. Но он не мог продавать свои сказки за звонкие монеты и не копил имущества.

Алчность рассердился.

Он считал, что этот нищий поэт был либо слишком глупым, либо слишком тщеславным, чтобы пожертвовать своими принципами ради хорошей прибыли. Вместо этого странник растрачивал своё мастерство для нищих и бедных. Тем не менее, ложный танаэ не сдался.

Алчность удваивал цену, но каждый раз Лёгкий Язык отказывался.

Алчность каждый раз предлагал всё больше и больше, но каждый раз поэт отказывался. Тогда он обратился к старейшинам, чтобы те убедили его, но это не помогло.

Лёгкий язык от всего отказывался.

Он считал приемлемым, только когда все люди могли слушать его и воспринимать эти истории.

В конце концов, старейшины уговорили взобраться его на вершину холма и рассказать ещё одну историю. Вокруг собрались гномы и стали слушать.

Когда он закончил, снова повисла тишина. Взор поэта был устремлён на старейшин, а глаза Алчного остекленели.

Ложный танаэ всё ещё пребывал в сказке рассказанной Лёгким языком, а поэт терпеливо ждал.

Наконец, толпа загудела, призывая рассказать ещё и Алчный пришёл в себя. Он наклонился вперёд, глядя на поэта. Потом он бросил перед ним на пол горсть серебряных монет и стал требовать ещё сказку, потому что не был ещё удовлетворён.

Поэт кивнул, но не коснулся ни одной монеты и начал своё третий рассказ.

Затем он спел песню, эпическую поэму и закончил это тремя частушками, которые вызвали много смеха среди народа и даже Алчного заставили пару раз усмехнуться.

Потом Лёгкий Язык замолчал и стал ждать.

Алчный стряхнул наваждение от давно забытых радостей. Он наклонился вперёд, чтобы просить ещё, потому что не был удовлетворён. Но то, как толпа приветствовала поэта заставило его усомниться.

Некоторые даже бросили монету или две и вряд ли они жалели.

Никто не хотел выглядеть неблагодарным или жадным, но никто не понимал почему поэт не берёт лежащие перед ним деньги. Алчный хотел тоже хотел сказки и бросил ещё денег.

Потом поэт кивнул и начал своё четвёртый рассказ.

В течении всего утра и следующего дня этот ритуал повторялся. С каждой рассказанной сказкой и легендой поэт уставал, но обожание толпы росло, как и раздражение Алчного росло.

Каждый раз когда поэт останавливался, Алчный увеличивал своё предложение пока не начиналась история.

Но по обычаям и традициям только получатель денег мог касаться своего платежа, но у поэта не было ни слуг ни спутников, чтобы увезти всё с собой и он будет вынужден оставить всё позади.

Когда пришли сумерки, поэт рассказал свою последнюю историю.

Тут же поднялся гул недовольства, но он покачал головой, сказав, что сильно устал, голоден и хочет пить. Перед тем как успел возмутиться Алчный, Лёгкий Язык всех успокоил. Он сказал, что вернётся завтра, чтобы продолжить.

При этом ложный танаэ смягчился, но поставил наёмных охранников, у приветственного дома, где был расположен поэт.

Утром Лёгкий Язык снова начал рассказывать свои истории и такое продолжалось в течении семи суток.

Он рассказывал о тех далёких местах в которых бывал и неслыханных событиях, а также о славных предках гномов и их славных делах, после которого выражение лиц собравшихся наполнились страхом и тоской.

Каждый раз он заканчивал свою последнюю историю, свою песню или стих в сумерках, а утром на рассвете всё начиналось сначала.

Но ни разу поэт не прикоснулся к своей оплате. Не тронул её ни одним пальцем руки и даже не наступил. А тем временем денег скопилось столько сколько уже невозможно было утащить.

На девятый день, Лёгкий Язык закончил свою последнюю сказку.

Толпа требовала продолжения, но поэт только покачал головой. Он сказал, что рассказал всё что знал и больше не может ничего предложить.

Алчный засмеялся.

В толпе стал расти шум и некоторые даже изливали проклятия.

Лёгкий Язык вежливо поклонился, предлагая забрать обратно свою последнюю оплату.

Алчный на это улыбнулся.

Он позвал слугу, чтобы тот наполнил три мешка золота и драгоценных камней. Это было то, что он заплатил в последний раз. В толпе снова раздались крики и Алчный занервничал.

Но он получил всё, чем обладал этот бродяга и теперь поэт был свободен.

Он собрался уходить, но тут Алчный и старейшины встали у него на пути. Все были ошарашены тем, какое сокровище он оставляет позади себя, не взяв ни монетки.

Но Лёгкий Язык только качал головой.

Алчный был обрадован. Этот дурак не только оставил всё что имел, но и ничего за это не взял.

Тогда Лёгкий Язык обернулся.

— Я принял ваш платёж и поэтому он мой... и пока я не коснусь его, этого не сделает никто другой. Таков закон.

Алчный похолодел.

Взгляд поэта упал на старейшин.

— Я предлагаю принести клятву в присутствии всех. — сказал он, а затем указал на Алчного. — Тот кто будет иметь справедливый обмен с ним, может рассчитывать на то, что я уйду отсюда и оставлю свой платёж.

Старое сердце Алчного забилось в панике.

— Но только честный обмен. — повторил поэт указывая на Алчного. — Для тех, кто будет вступать с ним в нечестную торговлю, не будет моего честного обмена.

Алчный посмотрел вокруг, и понял, что все смотрят только на него.

У него больше не было прежних навыков. Даже обман не может вернуть оплаты потому что он не может торговаться с собой. Он мог попытаться украсть, но всё его богатство лежало на виду у всего Сита.

Лёгкий Язык взял свой посох и старую сумку и отошёл от этого несчастного, сказав напоследок, чтобы никто не трогал не единого камня и не единой монетки от богатства поэта. Меняться с Алчным больше было невозможно. Ему нечего было предложить ни в виде товаров ни в виде услуг. И конечно, кто-то будет постоянно приходить сюда и смотреть, чтобы не было украдено ни монетки.

Теперь состояние поэта напоминало о стыде и позоре Алчного. И вскоре многие покинули этот Сит вместе со своими семьями, чтобы искать лучшей доли в местах, о которых рассказывал Лёгкий Язык.

Проснувшись однажды, Алчный обнаружил, что остался совсем один и заплакал. Никто не остался для того чтобы купить у него что-нибудь или продать. Корысть оставила его одного.

И где теперь покоятся его кости неизвестно...

Винн выпрямилась, взглянув на странный 'вабри' ещё раз.

...покоятся кости ларгнаэ... один падший... на большой пирамиде из золота, серебра и каменьев всех цветов и оттенков. Но не стоит искать это место.

Алчный ждёт любого, чтобы купить у него всё, что тот имеет.

Винн сидела на скамейке и пыталась разобраться в этих запутанных письменах.

Беджакендж — Лёгкий Язык поверг одного из падших. Он освободил весь Сит от жадности и скупости.

Теперь Беджакендж почитался как один из банаэ — духов предков. Но тогда чем же был Шандагх... Алчный? Это была борьба добродетели и пороков, которые могли вестись в душах каждого из гномов.

Мысли Винн быстро вернулись к имени или скорее названию услышанному в кабинете Хайтауэра, в день когда Красная Руда в тайне пришёл к нему.

Заллахираг.

В этом зале находились рассказы о жизни и подвигах Лёгкого Языка, но она не поняла, что значило слово Заллахираг. И ещё почему ланргнаэ носят титулы вместо длинных имён?

Хотя у банаэ не упоминалось ни их прежней семьи ни клана, они сохраняли свои прежние имена. Но не ларгнаэ. Если Заллахираг был одним из них, то она понятия не имела кем или чем он был. Она не могла разобрать то о чём они говорили, кроме названия мифического Балаль Сита.

Что Заллахираг сделал в том месте? Быть может он принял участие в падении этого Сита во времена Забытой Войны? Всё могло оказаться довольно важным и Винн хотелось обсудить это с... кем-то. Она почувствовала укол ностальгии по прежним временам.

И тут что-то мокрое и тёплое коснулось её ладони.

Это Тень протолкнулась между её пальцами и положила голову на бедро.

— Если бы ты мола понимать слова. — прошептала она. — Интересно, что бы ты могла подумать о всём этом. — она слегка улыбнулась. — Просто большинство людей говорит ерунду.

Тень вдруг прижала уши, а потом вскинула голову. Потом она побежала в конец зала и выглянула в коридор. — Что там такое? — спросила Винн.

Издалека послышался чей-то горестный вскрик.

Винн бросилась к Тени, но когда добежала до неё, собака выбежала в коридор и рысью пустилась прочь.

— Тень, погоди! Стоп... подожди! — кричала Винн, но собака продолжала бежать и остановилась только тогда, когда добежала до конца коридора, которая был связан с изогнутым ответвлением, огибающим храм. Винн побежала за ней, но Тень вдруг свернула к ближайшей арке, которая вела в зал со статуей Лёгкого Языка.

Винн осторожно заглянула туда.

В зале собрались группа ширвишей в золотисто-оранжевых одеждах. Тут была и Ливень, которая прижала руки к лицу и плакала. Даже те, кто сдерживался были печальны и внимательно слушали ширвиша Маллета. Он выглядел павшим духом. А Шлак стоял скрестив на груди руки и слушал.

— Я не верю в это! — прорычал он. — Только три ночи прошло с тех пор как я ел с ним за одним столом и он не умолкал ни на минуту! Это не может быть правдой.

Ширвиш Маллет медленно кивнул.

— Да. Вчера Молот-Олень был ещё жив.

Винн схватилась за край арки. Неужели Молот-Олень мёртв?

— Его тело будет подготовлено. — продолжил Маллет. — Мы проведём траурную церемонию на Чемарре... и увидим сочтут ли Хассаг'крейг его достойным пройти сквозь камень.

Дыхание Винн замерло. Ходящие-сквозь-камень могли придти?

Она не понимала, почему они сомневались. Разве не все танаэ должны были быть приняты? Или нужно было получить что-то ещё, кроме звания и торка? Но если они придут... будет ли среди них Красная Руда? Сможет ли она найти возможность поговорить с ним или с другими?

И что же Маллет подразумевал под прохождением сквозь камень?

Винн задрожала от ненависти к себе. Молот-Олень помог ей и отнёсся к ней по дружески. Он сражался рядом с Магьер, Лисилом и Мальцом. И теперь он ушёл, а она думала, что может из этого получить.

Она вошла в зал, желая выразить соболезнования и спросить как он умер. Но остановилась, гладя, как плачет Ливень и грустят все остальные гномы. Из всех присутствующих Маллет выглядел мрачнее всего.

Поражённый горем старый ширвиш смотрел на огромную статую Лёгкого Языка с протянутой вверх ладонью. Когда он опустил взгляд, глаза его были темны от неспокойных мыслей, и мрачная тень не сходила с его лица.