Бренден уложил Магьер на свою кровать и укрыл ее одеялом, у него дрожали руки, и он никак не мог унять эту дрожь. Лисил разорвал на полоски одну из простыней и этими самодельными бинтами попытался остановить кровотечение из раны Магьер. Горло ее было рассечено наискось. Бренден удивлялся, что Магьер не умерла до сих пор, но не сомневался, что умрет она очень скоро. Понимает ли это Лисил?

Малец лежал на коврике у кровати, лежал так же тихо и неподвижно, как Магьер, и тяжело дышал.

Небольшой домик Брендена был выстроен позади кузни и конюшни. Совсем недавно здесь царили тепло и уют, аромат свежеиспеченного хлеба и негромкое нежное пение Элизы. Сестра обожала свечи, и Бренден частенько привозил ей с рынка воск и ароматные масла, чтобы она могла мастерить свечи сама. Элиза, строго говоря, не была красавицей — слишком худенькая, с прямыми русыми волосами, однако Бренден всегда знал, что рано или поздно она выйдет замуж и уйдет от него. Красота Элизы была совсем в другом. В ее карих глазах светилась та простая и ясная радость, которую ценят в женщинах очень многие мужчины. Она содержала дом в чистоте, помогала Брендену в работе и превосходно стряпала. Какой мужчина не захотел бы иметь такую жену? Бренден не мог, не вправе был допустить, чтобы Элиза всю свою жизнь поистратила исключительно на него. Сам он не хотел обзаводиться семьей, но всегда был готов к тому, что когда-нибудь Элиза покинет его и заживет своим домом, своей семьей.

Но в то утро, в то ужасное утро, когда он нашел сестру мертвой во дворе около поленницы, что-то изменилось в нем. Он стал другим, окончательно и бесповоротно.

Элиза была такая маленькая, хрупкая, не то что эта неистовая женщина, которая сейчас умирала в его постели. Элиза не умела защищаться, а он, Бренден, не смог защитить ее даже после того, как до них дошли слухи об исчезновениях стольких людей. Они любили свой дом, свое дело и не желали обращать внимание на слухи. В конце концов, с ними-то ничего плохого не случилось.

А теперь Элиза мертва. Не будет у нее ни мужа, ни детей, и Бренден не испытывал никакой радости оттого, что уничтожил ее убийц. Он просто сидел на краю кровати и смотрел, как умирает охотница на вампиров.

Бренден не знал, как помочь ей, а руки у него продолжали дрожать. Он-то думал, что будет радоваться победе. Какое там! Эта ночь оказалась совсем не такой, как он ожидал.

Перед его мысленным взором все время стояло дикое, ухмыляющееся лицо грязного оборвыша по имени Крысеныш. Эта ли тварь убила его сестру? Быть может, убийцей Элизы был тот, высокий, похожий на аристократа? Или женщина в красном? Бренден закрыл глаза и тут же открыл, потому что под сомкнутыми веками лицо Крысеныша вспыхнуло еще ярче.

Лисил закончил перевязку и зачем-то сунул палец в рот Магьер.

— Зубы нормальные, — пробормотал он.

Брендена смутили эти слова. О чем это он?

— Она умирает, Лисил. Она должна была умереть еще до того, как мы выбрались из пакгауза.

Полуэльф вскинул голову:

— Ты пойдешь искать целителя или нет?

— Ни один целитель в Миишке не сумеет ей помочь.

Лисил судорожно, зло втянул воздух. Царапины на его лице кровоточили до сих пор.

— Вовсе она не умирает! Ну же, подумай, пошевели мозгами! Кто-то же наверняка может ей помочь!

— Я, — прозвучал с порога тихий голос.

Бренден изумленно обернулся, стиснув кулаки, почти готовый увидеть нечто ускользнувшее из горящего пакгауза и проследившее их до самого дома. В дверном проеме стоял изысканно одетый мужчина средних лет с седыми висками.

— Вельстил? — недоверчиво воскликнул полуэльф. — Ты можешь ей помочь?

— Да, если ты сделаешь так, как я скажу.

— Все, что угодно, — быстро ответил Лисил. — Сделаю все, что угодно.

Снаружи, издалека донеслись крики и звон колоколов. Горожане поднялись по тревоге и теперь отовсюду спешили к горящему пакгаузу. Кузнец испытал чувство вины. Хотя он был согласен с решением Лисила, но уничтожение пакгауза очень многим людям принесет нищету и горе.

* * *

Вдалеке от них, у моря, залитого лунным светом, склон песчаного берега вдруг точно взорвался, напрочь уничтожив несбыточные мечты о мире и покое, которые еще лелеяла ночь.

Рашед выбрался из узкого отверстия и, обрушив с его краев новые струйки песка, со всей осторожностью вытащил из него Тишу. Много лет назад он обустроил потайной ход, который вел из пещеры под пакгаузом в одну из пещер под прибрежными скалами. Никто с тех пор не пытался проникнуть в пещеру снаружи, а потому ему пришлось пробить изнутри толстый слой песка, чтобы выбраться под открытое небо.

Спускаться к пляжу было недалеко, но Рашед был ранен и почти изнурен. Крепко прижав к себе Тишу здоровой рукой, он спрыгнул вниз и приземлился на ноги.

— Все в порядке, — проговорил он, уложив Тишу на песок. — Я скоро найду кровь.

Тиша кивнула и даже улыбнулась ему, но Рашед знал, что рана от сабли Магьер обездвижила ее ниже пояса. Даже подумать об этом было страшно.

Он оставил Тишу лежать на песке и вскарабкался вверх по склону.

— Крысеныш, тебе нужна помощь?

Ответом ему был только яростный шорох земли, и Рашед принялся расшвыривать вокруг отверстия песок.

Наконец в отверстии показался Крысеныш. Обгоревший, избитый, он выглядел так жалко, что Рашед помог ему, не сказав ни слова в упрек. Они не сумели ни избежать ранений, ни уничтожить охотницу. На сей раз Крысеныша не в чем было винить.

— Забирайся ко мне на спину, — сказал Рашед. — Я снесу тебя вниз.

Крысеныш без обычных своих саркастических реплик ухватился обожженными руками за плечи Рашеда, и тот, быстро спустившись на песок, уложил сотоварища рядом с Тишей.

При виде Тиши в нем вспыхнули чувства, которых он не мог ни осознать, ни объяснить. Хотя она сильно обожгла только ладони и плечо, рана на животе у нее была глубокая, и из этой раны утекала в песок жизненная сила. И все же Тиша не сетовала и не проклинала его.

— Оставайтесь здесь и не шумите, — сказал Рашед. — Я скоро вернусь. — Он отстегнул от пояса меч и положил его рядом с Крысенышем. — В случае чего — защищайтесь.

И он зашагал по пляжу, направляясь к стоявшим в порту кораблям. Рашед всегда больше заботился о том, чтобы оставлять в живых смертных обитателей Миишки и скрывать от них, таким образом, свою истинную сущность. В итоге подобные сантименты никакой пользы не принесли. Приблизившись к порту, Рашед увидел двоих матросов, которые сидели на облепленном ракушками бревне и по очереди пили из пузатой бутылки. Оба матроса были молоды, с виду здоровы, и поблизости больше никого не было.

Без единого звука Рашед набросился на них. У матросов округлились глаза. Он знал, что в окровавленной рубашке, с черным от копоти лицом кажется им чудищем из самой преисподней. Рашед сжал правую руку в кулак и ударил.

Ближайшему из матросов он нанес такой сильный удар в челюсть, что тот рухнул без сознания, едва дыша. Второй успел лишь крикнуть и попятиться назад, как Рашед схватил его за волосы и вонзил клыки в его горло.

Рашед никогда не кормился таким образом. Никогда.

Без малейших усилий он подтянул к себе матроса, жадно выпивая из него жизнь, наполняясь мощью и испытывая наслаждение. В этот миг он с пронзительной ясностью понял Крысеныша… и Парко. Быть может, кормиться — это и вправду больше, чем просто пополнять запас жизненных сил.

Он выпил жертву досуха и швырнул труп на песок, не заботясь более о том, чтобы его спрятать. К чему? Толика страха, толика правды научит этих смертных не трогать Рашеда и тех, кто ему дорог. Сколько лет, сколько сил потратил он на то, чтобы сохранять свою тайну. Эта бездушная охотница уничтожила его мир, созданный с таким тщанием. Что ж, так тому и быть.

Мгновение Рашед стоял недвижно, ощущая, как кровь и жизнь молодого матроса растекаются по его жилам. Затем он сосредоточился, направил поток жизненной силы туда, где он был больше всего нужен. Рана на плече начала затягиваться, сломанные кости стремительно срастались. Ожог на ладони перестал болеть. Прочие мелкие раны скоро исчезнут, залеченные жизненной силой этого жалкого смертного. Рашед схватил за шиворот второго, потерявшего сознание, матроса и поволок его за собой по песку. Тяжесть безвольного тела была для него сущим пустяком.

Жгучий страх охватил его, когда он увидел, что глаза Тиши закрыты. Как же тихо, неподвижно она лежит! Рашед торопливо подошел к ней, бросил на песок свою ношу. Кориш как-то рассказывал ему, что вампиры, будучи серьезно ранены, могут впасть в летаргический сон. Рашед не знал, правда ли это, да и не хотел знать.

— Посмотри на меня! — потребовал он.

Тиша даже не шелохнулась, и тогда он схватил запястье матроса и зубами разорвал вену. Обхватив рукой голову Тиши, Рашед поднес руку смертного к ее губам, и кровь потекла в ее рот.

— Пей! — прошептал он. — Пей!

Вначале Тиша не двигалась, потом, должно быть, ощутила вкус крови и жизни. Губы ее ритмично задвигались, высасывая из раны кровь. Забывшись, Рашед гладил ее по голове и бормотал:

— Вот и хорошо, вот и умница.

Так он сидел долго, забыв обо всем. Потом поднял голову и натолкнулся на ледяной взгляд Крысеныша. Рашеду стало стыдно. У него два сотоварища, а подумал он только о Тише.

— Подожди, — сказал он Крысенышу. — Я сейчас.

Мягко, но настойчиво он отвел голову Тиши от добычи. В безмолвном протесте Тиша открыла глаза, но Рашед уже видел, что рана на ее животе перестала кровоточить.

— Крысенышу тоже нужна кровь, — сказал он. Ласково стер с ее губ остатки крови и бережно уложил ее на песок.

Лицо Тиши прояснилось, и она кивнула:

— Да, конечно. У меня уже все в порядке.

Рашед подтащил еще живого матроса к Крысенышу, лицо которого уже приняло свое обычное язвительно-злобное выражение.

— От такой доброты впору прослезиться, — хрипло прошептал он. — Смотри только, как бы боги милосердия тебя не приревновали.

— Пей, — так же тихо ответил Рашед, — а потом вместе решим, что нам делать дальше.

В глазах Крысеныша промелькнуло изумление. Затем он схватил матроса и жадно впился в его горло.

Рашед повернулся к Тише, которая уже сидела и озабоченно осматривала себя. На ее щеки уже вернулся обычный нежный цвет.

— Платье испорчено, — проговорила она. — Мое любимое.

Рашед отошел к ней и устало опустился рядом на песок.

— Как это тебе на ум пришло прыгнуть охотнице на спину? Глупей приема и не придумаешь.

— Я хотела сломать ей шею, — ответила Тиша. — Почем мне было знать, что она облилась чесночной водой?

Рашед снова ощутил, как в его груди набухает гнев.

— Они сожгли наш дом.

— Там, в пещере, я хотела прикончить охотницу, — тихо отозвалась Тиша, — но теперь я думаю, что нам всем следует покинуть этот город.

Рашед не поверил собственным ушам:

— Нет, охотница должна умереть, и она умрет. Не мы, а она начала эту войну. Что ж нам теперь, уползать отсюда, как побитым собакам?

— Тиша права, — подал голос Крысеныш. Матрос валялся рядом с ним — мертвее мертвого. — Нам нельзя здесь оставаться. В городе наверняка считают, что мы погибли в огне, — вот и останемся погибшими. Разве что ты пожелаешь прибавить к своим достижениям еще и воскрешение из пепла.

Рашед вскочил. Эти двое ничего, совершенно ничего не понимают!

— Нам же негде сегодня спать! Земля с нашей родины осталась там, под пожарищем, — в гробах…

Тут из пустоты перед Рашедом возникло пятно мерцающего света и миг спустя обрело трагический облик Эдвана.

— Вампирские предрассудки! — с откровенным презрением заявил призрак.

Рашед всегда ощущал неприязнь Эдвана, но сегодня поведение призрака явно изменилось. Голос его звучал непривычно жестко.

— Что ты хочешь этим сказать, дорогой? — спросила Тиша.

Рашед уловил в ее голосе неловкость и холодность. Да что же такое между ними произошло? Эдван повернулся к жене:

— Я хочу сказать, дорогая, что вам совершенно не нужно спать именно в земле своей родины. Это все крестьянские байки, которые рассказывали так часто, что и сами вампиры в них поверили. Я же не единственный бесплотный дух в этом мире. Я часто разговариваю с мертвыми. Хотя мне и немногое доступно, уж в этом-то можете мне поверить.

Крысеныш не без труда поднялся на ноги. Его ожоги еще не вполне зажили, но самочувствие явно улучшилось.

— Ты уверен? — серьезно спросил он.

— Да, — ответил Эдван, не глядя на него.

Рашед наклонился и помог Тише встать. Ему не по себе было от мысли, что придется спать еще где-то, кроме собственного гроба, но он промолчал об этом, чтобы не прибавлять сомнений своим спутникам.

— Я знаю здесь, неподалеку, безопасное место, — сказал он. — Время от времени я прихожу туда подумать. — Он посмотрел на Эдвана. — Я глубоко рассек горло охотницы. Быть может, сейчас она уже мертва, но как нам узнать об этом? Ты не мог бы отправиться на разведку?

Призрак одарил его угрюмым взглядом:

— Все, что ни пожелаешь, мой господин.

С этими словами он исчез.

— Нам надо отдохнуть и снова покормиться, чтобы исцелиться окончательно, — сказал Рашед своим сотоварищам. — Если только охотница жива — в следующий раз мы застигнем ее спящей.

* * *

Вельстил все еще стоял на пороге дома кузнеца, и Лисил решил не просить его подойти поближе. Все, что ему хочется сказать, он может сказать издалека.

Глядя в его бесстрастное, спокойное лицо, Лисил больше чем когда-либо страдал от собственного невежества.

Магьер дышала неровно и часто, а кожа ее сделалась белее выбеленного солнцем пергамента. Полуэльф не знал, как спасти ее, и все же ему ненавистна была мысль о том, чтобы позволить Вельстилу даже подойти к Магьер. Его внушительная внешность и щегольская одежда ничуть не обманывали Лисила. Вельстилу нельзя было доверять.

— Что я должен сделать? — наконец спросил Лисил.

— Напоить ее своей кровью, — просто ответил Вельстил.

Полуэльф лишился дара речи — он ожидал чего угодно, но только не этого.

— Ты о чем это говоришь? — осведомился кузнец, багровея от гнева.

— Она — дампир, дитя вампира, рожденное для того, чтобы охотиться на живых мертвецов. Ей присущи некоторые слабости и преимущества тех, кого она уничтожает. Тем не менее она смертна и от подобной раны умрет, если не напьется крови другого смертного. — Вельстил в упор глянул на Лисила. — А кому же еще она дорога, как не тебе?

— Ты просто спятил! — яростно воскликнул полуэльф. — Ты такой же сумасшедший, как диктатор моей родины!

— Не хочешь — сиди и смотри, как она умирает. Ты ведь, кажется, сказал что сделаешь все, что угодно?

Лисил поглядел на Магьер. Повязки уже насквозь пропитались кровью, увлажнилась и покраснела от крови подушка под ее головой. Если б только сейчас она открыла глаза, засмеялась, обозвала его дураком за то, что хочет довериться Вельстилу! Однако глаза Магьер были плотно закрыты, и он больше не слышал ее дыхания.

— Я ненавижу тебя за то, что ты заставляешь меня сделать, — тихим и ясным голосом сказал полуэльф Вельстилу. — А она возненавидит тебя еще больше.

С этими словами он выдернул из рукава стилет.

— Лисил, не смей! — закричал Бренден. — Не слушай его! Ей это не поможет!

— Не вмешивайся, — отрезал Лисил.

— Ты должен сделать еще одно, — сказал Вельстил, словно и не слышавший кузнеца. — Вытащи из-под ее рубашки костяной амулет и поверни так, чтобы кость соприкасалась с ее кожей.

— Зачем? — спросил полуэльф.

— Некогда объяснять. Сделай так, как я говорю.

Лисил забрался на кровать и, перекинув ногу через неподвижное тело Магьер, навис над ней. Соломенный тюфяк прогнулся под его тяжестью, заколыхался, но он изо всех старался не навалиться случайно на Магьер. Лисил вынул из-за ворота ее рубашки амулет, перевернул, приложил костью ко впадинке у ее шеи. При этом он заметил, что топазовый амулет едва заметно светится. Лисил наклонился к лицу Магьер.

Одним точным движением он рассек с тыльной стороны свое запястье, отшвырнул стилет и здоровой рукой обхватил голову Магьер. Ее волосы, даже покрытые грязью и копотью, оказались на ощупь удивительно мягкими.

Когда Лисил рукой с разрезанным запястьем раздвинул ее губы, струйка крови поползла по подбородку Магьер. Забыв о присутствии Вельстила и Брендена, втиснул ранку на запястье между ее приоткрытых зубов.

— Ну попробуй же, — прошептал он, — попробуй…

Вначале его кровь просто стекала в ее безвольный рот, пачкая губы, сползая по щеке на перевязанную шею и смешиваясь с пятнами крови на повязке.

Потом Магьер шевельнулась и вдруг, застигнув Лисила врасплох, вцепилась в его запястье и жадно припала ртом к ране. Полуэльф, ожидавший совсем другого, был испуган этим.

Странный жар всколыхнулся в нем, ожег изнутри, и он испытал сильное желание отдернуть руку, но сдержал себя, позволяя Магьер и дальше пить свою кровь. Страшно, но вместе с тем и пленительно было ощущать влажное прикосновение жадных ее губ, острых клыков, погруженных в его плоть. Тело Магьер под ним напряглось, выгнулось. Страх, ярость, боль и печаль раздирали Лисила, и он вовсе не был уверен, что все эти чувства принадлежат ему. Магьер была так близко, так невероятно близко, что, вполне возможно, он невольно разделял все ее ощущения.

Дышала она все сильнее и глубже, а Лисила вдруг охватила теплая, расслабляющая усталость.

Боль все явственнее угасала, и теперь он ощущал только близость Магьер, влажное касание ее губ, мягкое тепло волос, щекочущее дыхание, уже касавшееся его щеки. Лисил опустил голову так низко, что почти уткнулся лбом в лоб Магьер.

Она открыла глаза — совершенно черные, ни радужки, ни зрачков. Она смотрела на Лисила, но, кажется, не узнавала его. Свободной рукой она схватила его за плечо, с силой притянула к себе. Лисил не сопротивлялся. Пускай пьет его кровь, пьет до тех пор, пока он точно не будет знать, что она не умрет.

Пускай пьет.

Лицо Магьер расплылось, дрогнуло, в глазах Лисила поплыли черные пятна…

И вдруг она, обеими руками крепко схватив за плечи, оттолкнула его. Истекающая кровью рука Лисила безвольно упала ей на грудь. Меж приоткрытых губ Магьер влажно блестели покрытые кровью клыки, но в глазах ее — все таких же непроглядно черных — были страх и смятение. Костяной амулет выскользнул из ямки на горле и болтался на цепочке, касаясь подушки.

— Пей, — прошептал Лисил, — ну же, пей… — Он был так изнурен, что язык и губы едва слушались его. — Пей… тебе нужна моя кровь.

Откуда-то, из непостижимого далека, что-то кричали, кричали ему, но он не хотел слушать:

— Прекрати! Хватит!

Лисила выдернули из рук Магьер, лицо ее отдалилось. Яростно сверкая глазами, она хватала его за рубашку, пыталась снова притянуть к себе. Лисил протянул к ней окровавленную руку…

Затем Магьер исчезла из виду.

Перед ним был Бренден, и он неистово тряс полуэльфа за плечи.

— Довольно! Хватит! Ты слышишь — хватит!

Даже помутившимся взором Лисил видел, что кузнец смертельно побледнел. Страх на его лице сменился отвращением, затем жалостью. Кого это он так жалеет, зачем?

Понемногу Лисил осознал, что стоит у изножья кровати, надежно прижатый Бренденом к стене. Одной рукой полуэльф упирался в могучую грудь кузнеца, безуспешно пытаясь оттолкнуть его, другую, перемазанную его собственной кровью и слюной Магьер, он протягивал к кровати. Магьер, скорчившись на постели, рычала на кузнеца, но взгляд ее не отрывался от Лисила. Глядя на нее, полуэльф испытал вдруг почти физическую боль оттого, что не может до нее дотянуться. Мир вокруг казался ему размытым, бледным пятном: он отчетливо видел только Магьер.

Она смотрела на Лисила алчным, голодным, блестящим взглядом, потом медленно закрыла рот. Зрачки ее сузились до обычного размера, и Лисил впервые за все время, что знал Магьер, разглядел, что глаза у нее темно-карие, бархатистые, того же цвета, что земля его родной страны. Взгляд ее натолкнулся на его протянутую окровавленную руку.

— Лисил… — Магьер отпрянула, забилась в дальний угол кровати, к самой стене. Она съежилась там, дрожа всем телом, и никак не могла оторвать глаз от запястья Лисила, покуда он наконец не догадался опустить руку.

— Вот и славно, — произнес другой голос. — Хороший мальчик.

Лисил повернул голову на звук и обнаружил, что Вельстил все так же стоит в дверном проеме. Вынув из кармана плаща небольшой кувшинчик, Вельстил бросил его Брендену. Кузнец, державший Лисила за плечи, освободил одну руку и ловко поймал кувшинчик.

— Смажь этой мазью его лицо и запястье, а также раны маджай-хи, — сказал Вельстил Брендену. — Тогда они оба быстрее выздоровеют. В ближайшие дни давай им есть побольше мяса, сыра и фруктов и присмотри, чтобы полуэльф не пил ни вина, ни пива. Спиртное разжижает кровь, а она может снова понадобиться дампиру.

Лисил вдруг ощутил себя больным и безмерно усталым. Что же такое он только что сделал? Ему все помнилось влажное прикосновение губ Магьер к его запястью…

— Что такое маджай-хи? — с трудом прошептал он.

Вельстил долгим, испытующим взглядом окинул Магьер и лишь затем соизволил перевести взгляд на Лисила.

— Твоя собака. Именно так называют эльфы таких собак.

Лисил только сейчас осознал, что Бренден выпустил его и сейчас он сидит на полу. Он снова повернул голову к кровати.

Магьер уже сидела прямо, и вид у нее был донельзя смятенный. Она поднесла руки к горлу и, нащупав повязки, принялась их сдирать. Затем ее пальцы осторожно ощупали горло. Хотя шея была еще покрыта запекшейся кровью, от страшной раны не осталось и следа — один только тонкий красный шрам.

Она поглядела на Лисила, потом на его запястье, которое Бренден смазывал мазью из кувшинчика. Ощупала свои губы — и на кончиках пальцев остались влажные следы крови.

И снова лицо Магьер исказилось от страха.

— Что ты сделал? — тихо спросила она. — Лисил, что ты наделал?

Полуэльф повернулся к Брендену:

— Иди. Принеси нам еды. Я позабочусь о Мальце.

У Брендена, похоже, не выдержали нервы. Выпустив руку Лисила, он стремглав выскочил из дома. Вельстила на пороге уже не было. Никто и не заметил, когда он ушел.

Оттолкнувшись руками от пола, Лисил не без труда поднялся. Пошатнулся, но все же устоял на ногах. Если не считать Мальца, они с Магьер остались наедине.

— Что ты наделал? — повторила она.

— Ты умирала. Я сделал только то, что он мне велел.

Уже более осмысленным взглядом Магьер окинула его лицо и руку.

— Ты ранен…

— Чепуха. Сам перевяжу.

К Магьер, судя по всему, возвращалась память. Она снова потрогала кончиками пальцев горло.

— Мы сражались, он ранил меня. А потом… что было потом?

Вот на этот рассказ у Лисила точно не хватило бы сил. Он и так едва держался на ногах.

— Это долгая история, — прошептал он. — Очень долгая — до утра не расскажешь.

Магьер отвернулась. Она была бледна и слаба, но все-таки жива. Двигаясь неуверенно и медленно, она спустилась с кровати, но к Лисилу так и не подошла. Помнит ли она, как пила его кровь? Лисил очень хотел, чтобы помнила.

Магьер принялась расхаживать по комнате. Снова бросила взгляд на запястье Лисила, и на лице ее отразилось смущение. Вот что, стало быть, она чувствует?

— Я не могу, не могу здесь оставаться, — пробормотала она, — если у тебя все в порядке. А Малец?

У Лисила не осталось сил с ней спорить.

— Я о нем позабочусь.

Уговаривать Магьер не пришлось. Она подняла с пола брошенную Бренденом саблю, но других орудий своей охоты, валявшихся там же, не коснулась, даже не поглядела на них. В три шага она оказалась у двери и бросилась бежать из дома Брендена, как бежит из темницы пленник.

Полуэльф с усилием поднял кувшинчик с мазью и, нетвердо ступая, подошел к Мальцу. Опустившись на колени возле пса, он принялся смазывать его раны. Малец так и не проснулся.

Впервые за много, много лет Лисил ощутил себя одиноким.

* * *

Несколько месяцев назад, бродя по лесу, Рашед обнаружил небольшую шхуну, стоявшую в узком заливчике. Деревья и кустарник давно подступили вплотную к борту, укрыв зеленью часть корпуса, и Рашед не нашел ни единого признака, что внутри шхуны за последние годы хоть кто-то побывал.

— Здесь мы будем в безопасности, — сказал он.

Он поудобнее уложил в трюме Тишу и Крысеныша, а затем поднялся наверх, чтобы проверить, нет ли в палубе прорех, через которые к ним может проникнуть убийственный солнечный свет. В сущности, Рашед исполнял обычные обязанности: он всегда заботился о безопасности своей маленькой семьи. Ему вспомнился пожар, рев огня, обрушенные своды туннеля, и в нем закипел гнев. У него нет даже одеяла, чтобы уложить на нем Тишу. Как бы раздобыть для нее одеяло?

Все ее книги и древние свитки, все наряды, вышивки, драгоценные безделушки — все, все пропало! Рашед знал, что Тиша ни словом не обмолвится о своих потерях, но ему даже думать об этом было безмерно тяжело.

— Спускайся к нам и ложись, — сказала Тиша, выглянув из люка.

— Я же велел тебе оставаться в трюме, — проворчал он, однако поспешно вернулся к люку и вслед за Тишей покинул палубу.

Крысеныш уже спал прямо на полу. Коек тут не было. Тиша тоже улеглась на доски трюма и протянула руку к Рашеду, приглашая его присоединиться. Он вытянулся рядом с Тишей, но не коснулся ее. Рашед вообще редко ее касался, разве что по необходимости, но не из-за безмерного преклонения перед ней и не потому, что считал ее чересчур хрупкой. Просто он еще в смертной своей жизни был глубоко убежден, что воин не должен проявлять свои чувства. Это, с точки зрения Рашеда, было бы слабостью. Стоит раз дать волю чувствам, и их поток уже не остановишь, а тогда неизбежно станешь уязвимым. Рашед сейчас как никогда нуждался в силе.

Он, впрочем, нисколько не возражал, когда Тиша сама прикасалась к нему.

Каштановые кудри взметнулись и опали, когда она перекатилась на спину.

— Спи, — сказал Рашед.

Ее свечи, ее темно-красные восковые розы тоже погибли.

Рашед вспомнил ту минуту, когда Тиша впервые увидела Миишку, вспомнил, какой восторг отразился на ее лице. Много дней они тогда скитались из города в город, отыскивая место, которое она могла бы назвать домом. Рашед никогда не рассказывал Тише, каким трудным было для него это путешествие. Его мучила вина за смерть Кориша. Его мучила вина за изгнание Парко. Он изнывал от того, что так много времени проводит под открытым небом, что вокруг незнакомые, враждебные и чужие земли. Однако же Рашед помнил, как Тиша превратила унылый каменный замок в чудесный дом — средоточие красоты и уюта. Он хотел, чтобы у них снова был такой дом. Красота и уют напоминали ему о прежней, смертной жизни, помогали ощутить себя, вопреки всему, частью живого мира.

Наверное, и сам Рашед, и Тиша так и не смогли стать до конца Детьми Ночи, так и остались на грани между двумя чуждыми мирами, и это отчасти было справедливо и в отношении Крысеныша, иначе бы маленький оборвыш ушел вместе с Парко.

Когда они добрались до побережья, Рашед думал, что их путешествие скоро закончится, однако города, которые встречались им по пути, почему-то не нравились Тише. Одни были чересчур велики, другие — слишком малы, третьи — излишне шумны и многолюдны. Когда в середине ночи они наконец добрались до Миишки, Тиша выбралась из фургона, пробежала по пляжу вдоль полосы прибоя, затем вернулась к Рашеду и улыбнулась.

— Мы приехали, — сказала она. — Здесь будет наш дом.

Рашед облегченно вздохнул и на следующую же ночь принялся за дело. Денег им хватало с избытком — в фургоне у них были все сбережения Кориша. Построив для Тиши дом, создав надежное убежище для своей маленькой семьи, Рашед сумел приглушить чувство вины. Он убедил себя, что и тогда, и сейчас поступил и поступает правильно. Он установил правила их жизни в Миишке и требовал от Крысеныша их выполнения. Они больше были не в замке, и лорд-покровитель не мог их при случае защитить. Если они хотят жить в этом городе, бок о бок с людьми, если хотят сохранить свой дом, — пусть главным их правилом станет сохранение тайны.

— Никаких трупов! — жестко объявил Рашед.

Крысеныш по большей части подчинялся этому требованию, однако он, как и Парко, чуял зов Дикой Тропы и порой нарушал установленные Рашедом правила. Вместо того чтобы выгнать Крысеныша прочь, Рашед попросту заключил сделку — весьма недешевую, кстати, — с городским констеблем. Омерзительный тип, но полезный.

Тиша снова сделала их дом средоточием красоты и уюта. А теперь этого дома больше нет.

Он лежит на голых досках в трюме заброшенной шхуны, и у него нет даже одеяла, чтобы укрыть Тишу.

— Если не перестанешь думать, так весь день и не заснешь, — прошептала в темноте Тиша.

— Все наши деньги были в пакгаузе, — шепотом ответил Рашед. — Я не знаю, какой урон нанесен зданию, но вполне вероятно, что мы остались без гроша.

— Это неважно. Ты всегда находишь способ все уладить. А теперь спи.

В темноте она положила свою маленькую ладошку на широкую грудь Рашеда.

Он закрыл глаза и не стал отводить ее руку.