— Смотри! — Сгэйль указывал куда-то за спину Магьер. — Ваш корабль входит в порт.
Магьер встала рядом с ним на край причала, ладонью прикрыла глаза от яркого солнца.
— Вон тот, большой? — уточнила она.
Сгэйль кивнул, не сводя взгляда с корабля:
— Да.
Даже издалека можно было различить, как скользит по волнам золотисто-коричневое судно, направляясь к причалам эльфийского порта Гайне Айджайхе. Корабль шел необычно высоко, словно пархая с одного гребня волны на другой. Атласно-белые паруса радужно искрились под лучами заходящего зимнего солнца — если это солнце, конечно, можно было назвать зимним. Здесь, на северном побережье Края Эльфов, погода больше напоминала раннюю весну.
Порыв ветра хлестнул Магьер по глазам прядью ее черных волос. Магьер отмахнулась ладонью, пристально вглядываясь в диковинное судно, на котором ей и ее спутникам предстояло покинуть эти берега. Длинный, с плавными обводами корпус, узкий нос заострен, словно копье, и борта чуть заметно загнуты, как лист падуба. На миг Магьер почудилось, что в солнечном сиянии, отразившемся от воды, корпус корабля отливает темной зеленью, но тут же его цвет стал прежним — золотисто-коричневым.
В обширном заливе были и другие суда, крупные и мелкие, — одни выходили в открытое море, другие направлялись в гавань или уже стояли у длинных причалов. Вдоль пирса было пришвартовано много речных барков. Эльфы, трудившиеся на причалах, выгружали и перегружали товары, предназначенные для обмена с городскими лавками и морскими судами.
— Клянусь семью преисподними! — пробормотал за спиной у Магьер знакомый голос. — Мы что, и вправду поплывем на этой штуке?
Магьер оглянулась. Лисил, недовольно кривясь, остановился рядом со Сгэйлем. Женщина окинула взглядом их обоих.
Сгэйль, чистокровный эльф, анмаглахк, — специально обученный шпион и убийца, который поклялся защищать Лисила и его спутников, в том числе и саму Магьер. Познакомились они не так давно, и Магьер редко удавалось понять по его невозмутимому лицу, что он на самом деле думает.
И Лисил — полукровка.
Кроме удлиненных ушей, не так явственно заостренных, как у чистокровных эльфов, он унаследовал и другие черты сородичей Сгэйля — шелковистые белые (вернее, очень светлые) волосы, смуглую кожу и глаза цвета янтаря. Правда, глаза у Лисила были поменьше, чем у чистокровных эльфов, — хотя все же больше, чем у обычных людей, — а кожа немного светлее. Подобно Магьер, он был выше среднего для человека роста, а вот в сравнении с эльфом низковат. Борода у него, как и положено эльфам, не росла, а подбородок, слишком узкий для человека, по сравнению с подбородком Сгэйля казался квадратным.
— Меня при одном его виде выворачивает, — прибавил Лисил, мрачно глядя на приближавшийся корабль.
— Выбора у нас нет, — отозвалась Магьер. — Разве что ты пожелаешь еще разок перейти горы.
Она была совершенно не расположена выслушивать его нытье. До сих пор они совершили только одно, и то недолгое, путешествие по морю — в Белу, — и всю дорогу Лисила тошнило. Испустив страдальческий вздох, полуэльф отпихнул плечом Сгэйля и крепко сжал затянутую в перчатку руку Магьер.
Спустившись вниз по реке на барке из Криджеахэ — «Сердца Начала», — они провели в порту всего одни сутки, но Магьер уже не терпелось продолжить путь. Сгэйль привел ее к причалам сразу, как узнал, что корабль, предназначенный для них, приближается к гавани.
— Когда мы сможем отплыть? — спросила она.
Сгэйль поглядел на нее сверху вниз:
— Корабль шел вдоль восточного побережья, заходя во все наши приморские селения. Как только обменяют груз, судно будет готово к отплытию.
— И много времени это займет?
— Полагаю, несколько дней. Все зависит от того, какой они приобретут груз.
Опять проволочки!
Ну да по сравнению с тем, что довелось испытать Магьер с тех пор, как она вступила в пределы эльфийских земель, пребывание в порту ее даже отчасти радовало. Хорошо было снова увидеть море, вдохнуть соленый воздух, точно такой же, как в далекой, милой сердцу Миишке… и все же здесь не Миишка, а Край Эльфов. Магьер оглянулась на протянувшийся вдоль берега Гайне Айджайхе.
Селения сухопутных эльфов представляли собой рощи деревьев, преображенные умелой рукой в жилье, но этот город — единственный в эльфийских землях — был выстроен из древесины, покрытой искусной резьбой, из камня и из других материалов, незнакомых Магьер. Городские строения, в беспорядке рассыпанные между редких, но могучих деревьев, стояли вдоль берега, выше песчаного пляжа, и не только у причалов, но и дальше, где берег моря примыкал к громадному устью впадающей в залив реки Хадж.
В разнообразных мастерских, лавках под навесами, жилых домах и трактирах — повсюду кипела жизнь. С причала Магьер даже могла различить золотисто-коричневую крышу трактира, где разместили ее и Лисила, а также их спутников, Винн и Мальца. Трехэтажное здание было возведено вокруг гигантского вяза, и ветви дерева сплетались над трактиром, словно вторая крыша.
Здешние эльфы тоже видели в Магьер опасного чужака — человека, — хотя и выражали свои чувства менее откровенно, чем их лесные собратья. Магьер давно уже привыкла к этой плохо скрываемой неприязни, и причина, которая заставляла ее скорее отправиться в путь, была иного, более тревожного свойства.
Некий сон… и вежливая, но весьма настойчивая просьба пожилого Хранителя из Белы.
Следующей целью их путешествия станет поиск давно утерянного артефакта. За помощью к ней и Лисилу обратился престарелый наставник Винн, домин Тилсвит, как его все величали. Он опасался, что древний артефакт, созданный в эпоху Забвенной Истории, может оказаться в руках Вельстила или ему подобных.
До недавних пор Магьер старалась не думать о поручении старого Хранителя. Они понятия не имели, где искать артефакт, да и у Магьер были другие дела, которые значили для нее гораздо больше. Но в первую же ночь, которую они провели в этом городе, в кошмарном сне ей явились черные чешуйчатые кольца.
Громадные, выше человеческого роста, они показали Магьер замок о шести башнях, закованный во льду, и голос в ночи прошептал…
Сестра мертвых, веди.
Магьер проснулась в холодном поту и закричала: «Лисил!»
Она уже видела эти кольца раньше, в далекой от этих мест Древинке, возле мертвой деревни Апудалсат, но только тогда это было не во сне. Тогда Магьер и ее спутник, пес Малец, сражались не на жизнь, а на смерть с древним некромантом Убадом. Когда они стали одолевать, этот безумец начал призывать нечто, громко выкрикивая его имя.
Иль'Самар.
В сырой темноте между деревьев, окружавших прогалину, возникли, словно из ниоткуда, черные живые кольца. Голос, шепотом донесшийся из леса, презрел мольбы Убада и бросил его на растерзание Мальцу. Ранее, той же ночью, когда Магьер погрузилась в призрачные воспоминания своей покойной матери, она видела, как Вельстил, ее сводный брат, что-то шептал в ночи… будто обращаясь к собеседнику, которого никто больше не мог видеть и слышать.
Быть может, этим собеседником и было то черное чешуйчатое существо, чей шепот звучал в кошмарном сне Магьер… и наяву, на прогалине, во время битвы с Убадом. Возможно, это была та самая древняя сила, которая вдохновила Убада поспособствовать рождению Магьер на свет от отца-вампира. После того как Магьер приснился этот сон, она вспомнила несколько фраз, которые Винн и домин Тилсвит сумели перевести из древнего свитка эпохи Забвенных. В тех фразах упоминался Древний Враг, называвшийся «голос в ночи».
И Винн перевела «иль'Самар» как имя или титул, примерно означавший «разговор во тьме».
Оказавшись в Краю Эльфов, Магьер узнала, что никогда прежде ни один вампир не мог войти в пределы эльфийских земель — ни в этот край, ни в древнее святилище на далекой родине Винн, святилище, где во время войны Забвенных укрывались остатки армии живых. И все же Магьер, дочь вампира, ступила на землю Края Эльфов. Одно ее прикосновение высасывало из эльфийских деревьев жизненную силу, а потому она стала носить перчатки и держаться как можно дальше от леса.
Все эти обстоятельства внушали Магьер страх… а после той ночи, когда ей приснился кошмарный сон, она боялась и засыпать. И, как всегда, когда ее что-то пугало, она пришла в бешенство настолько, что всей душой пожелала найти древний артефакт, покончить с этим делом и вернуться домой.
После того сна Магьер поняла, куда ей следует направиться или, по крайней мере, где начать поиски. Сон подгонял, подхлестывал ее изнутри. Магьер надеялась, что экипаж эльфийского судна будет недолго возиться со своим грузом.
— И вовсе мы не слишком долго пробыли в той мастерской! Я едва успела осмотреться, как ты вытолкал меня за дверь!
Знакомый звонкий голос отвлек Магьер от невеселых мыслей, и, оглянувшись, она увидела, что к причалу подходят серебристо-серый пес и рослый, в серо-зеленых одеждах эльф. Малец шествовал высоко подняв хвост, но опустив голову и мрачно глядя перед собой; его верхняя губа то и дело морщилась, обнажая острые клыки. За ним шел Бротан.
В отличие от своих сородичей Бротан был широк в плечах и плотно сложен, почти как человек, но при этом отличался высоким — даже для эльфа — ростом. Его светлые, почти белые волосы были не шелковистыми, а жесткими, и седые пряди в них серебрились в лучах солнца. Когда Бротан подошел ближе, на лице его, едва тронутом морщинами, стали ясно различимы четыре длинных шрама. Они пересекали правую половину лба, обрывались над глазом и тянулись вниз по щеке. Подобно Сгэйлю, Бротан был в традиционной одежде анмаглахков, эльфийской касты шпионов и убийц, хотя таковыми они себя не считали.
Анмаглахка трудно испугать, и все же Бротан шагал споро, как если бы незаметно для окружающих пытался спастись бегством. Даже Малец затрусил резвее, удирая от возмущенных возгласов:
— Мы должны туда вернуться! Я не закончила записи! Ты меня слушаешь?!
Могучая фигура Бротана заслоняла источник этих криков, до тех пор пока из-за спины эльфа не вынырнула, едва поспевая за ним, Винн Хигеорт.
— И не смей называть меня «девочкой»! Если ты так долго живешь на свете, да еще вырос этаким верзилой — это еще не повод считать меня ребенком!
На каждый шаг Бротана маленькой Хранительнице приходилось делать два торопливых шага, при этом она едва доставала ему до груди. Винн было двадцать с небольшим, и ее каштановые, не заплетенные в косу волосы в беспорядке реяли вокруг овального оливково-смуглого лица. Желтые штаны и просторная коричневая рубаха изначально шились на эльфа-подростка из клана Сгэйля, и Винн, чтобы не путаться в штанинах, пришлось закатать их повыше. Потрепанный мужской плащ, кое-как подрубленный по краю, придавал ей еще более нелепый вид.
— Ты меня слышал или нет? — гневно вопросила она, дергая Бротана за плащ.
По лицу анмаглахка нелегко понять, о чем он думает, еще труднее прочесть мысли так называемого мастера-анмаглахка, к примеру того же Бротана либо Уркара… но сейчас дело обстояло иначе. На внешне бесстрастном лице Бротана явственно читалась мольба о помощи.
Магьер не сумела сдержать ухмылку.
— Винн, — сказала она, — оставь Бротана в покое. Ты его сегодня и так уже замучила.
Малец коротко гавкнул в знак согласия и плюхнулся на доски причала рядом с Магьер. Винн, не веря собственным ушам, сердито уставилась на нее:
— Эльфы в рыбной лавке применяли для копчения лососины печь диковинной формы. Я никогда прежде не видела, чтобы рыбу закоптили так быстро. Это крайне полезные сведения, и их необходимо записать… а я подозреваю, что вряд ли еще вернусь сюда. А ты?
— Она была… — резко перебил ее Бротан, но тут же перешел на обычный вежливый тон: — Она задавала слишком много вопросов. Я почувствовал, что нам лучше будет уйти.
Магьер прекрасно понимала их обоих. Ни она, ни Винн, ни даже Лисил не могли в этом городе и шагу ступить без сопровождения. Людей в этих краях никогда не встречали с распростертыми объятиями, не говоря уж о том, чтобы отпускать их подобру-поздорову. Винн была книжницей и Хранительницей Знания, а потому бегло владела наречием, на котором говорили эльфы ее родного континента. Однако же она жить не могла без того, чтобы не сунуть свой хорошенький носик во все новое и неизвестное, что встречалось ей на пути.
— Гляди, вот наш корабль, — сказала Магьер и указала в сторону моря, надеясь отвлечь девушку от свары с Бротаном.
Сердитое личико Винн тотчас прояснилось.
— Вон тот, большой?
Малец поставил торчком уши, и Магьер потрепала его по загривку. Пес тихонько заскулил и оглянулся на город. Или же он всматривался в лес, который простирался сразу за городской окраиной? В последние дни Малец часто поглядывал на лес, то и дело пропадал надолго, а Магьер оставалось лишь гадать, чем же это он занят. Пес повернул узкую морду к кораблю, который подходил к причалу, и солнечный свет отразился в его кристально-голубых глазах, заиграл на серебристой шерсти.
— Красавец… — прошептала Винн. — Гляньте на его паруса! И как только у грузового судна может быть такая скорость и небольшая осадка?
Бротан испустил тяжелый вздох — опять вопросы…
— Красавец? — фыркнул Лисил, — Поглядим мы на эту красоту, после того как тебя пару дней помотает на нем из стороны в сторону.
Винн глянула на него, выразительно изогнув бровь:
— У меня никогда не бывает морской болезни. Плавание через океан в Белашкию было для меня настоящим праздником.
Лисил стиснул зубы, и Магьер очень захотелось, чтобы Винн заткнулась.
— Ты привыкнешь, Лиишил, — заверил Сгэйль, произнося имя Лисила на эльфийский манер. — Мне тоже поначалу было худо. Однако же я часто плавал по морю, и теперь качка на меня совершенно не действует.
Бротан встал рядом с Магьер, быть может, заслоняясь таким образом от Винн. Малец тотчас протиснулся мимо Лисила и, глядя на Бротана, угрожающе сморщил верхнюю губу. Пес по-прежнему не жаловал мастера-анмаглахка.
Магьер встретилась взглядом с большими янтарными глазами Бротана. Вблизи его бледные шрамы были того же оттенка, что и кожа людей. Похоже, эльф был озабочен не только назойливым любопытством Винн.
— Что такое? — спросила она.
— Совет старейшин, — начал Бротан, — обещал дать корабль, который доставит вас куда угодно по вашему желанию, однако вы до сих пор не сказали, куда хотите направиться. Мне нужно дать указания шкиперу корабля.
Магьер знала, что рано или поздно эта минута настанет, — и страшилась ее. Бротан сдвинул брови, ожидая ответа.
— Я пока еще точно не знаю, — сказала она. — Знаю только, что мы должны двигаться на юг… вдоль восточного побережья.
Это прозвучало неопределенно даже для нее самой.
— Но там же ничего нет, — вмешался Сгэйль. — За пределами нашего края нет никаких поселений, даже людских, разве что далеко на юге… Илладонский Альянс.
Магьер никогда не слышала такого названия, но в голосе Сгэйля прозвучала плохо скрываемая злоба. И это было удивительно, поскольку он неизменно прилагал все силы, чтобы не выходить из себя. Магьер еще острее ощутила, что угодила в ловушку. Она не знала, что сказать эльфам, не выдав при этом, что ведут ее только сны да необъяснимый внутренний зов.
— Магьер… — прошептала Винн, — у нас нет другого выхода.
— Винн, не смей… — начал Лисил.
— Мы ищем не поселение, — громче заявила Винн и, оттолкнув Лисила, из-за спины Магьер прямо взглянула на Бротана. — Нам нужен некий предмет, спрятанный в заснеженных горах, в замке, который находится на этом континенте. Старинный, давно забытый предмет, который охраняют древние, скорее всего вампиры.
— Винн, довольно! — Лисил попытался схватить ее.
Девушка отбросила его руку и продолжала говорить, хотя даже Малец зарычал и вцепился зубами в край ее плаща.
— Наша Гильдия уверена, что этот артефакт происходит из эпохи, которую мы зовем Забвенной Историей. И что добыть его может только Магьер, поскольку она рождена охотницей на вампиров.
Магьер задохнулась от злости, и только это помешало ей одернуть наглую девчонку, которая, обернувшись, одарила ее сердитым взглядом.
— Мы должны им это рассказать, — уверенно объявила Винн. — Как же Бротан сможет устроить нас на корабль, если не будет знать, куда мы плывем? После всего того, что случилось в Криджеахэ, нам от него нечего скрывать.
— Да заткнись ты! — рявкнул Лисил.
— Он сам разберется, сколько можно будет рассказать капитану, — отрезала Винн, выдернув полу своего плаща из зубов Мальца. — Кроме того, наше дело ничем не грозит его народу — скорее уж наоборот, если мы не допустим, чтобы этот артефакт попал в руки врага.
У Магьер отвисла челюсть — послушать только, что эта девчонка выбалтывает паре анмаглахков! И Бротан, и Сгэйль рисковали жизнью — да и не только жизнью, — чтобы защитить Магьер и тех, кто был ей дорог. И все же Магьер сейчас изнывала от нестерпимого желания швырнуть свою спутницу в залив.
С другой стороны, какой у них выбор — оставить Бротана без указаний для шкипера? Ни Лисил, ни сама Магьер не знают восточного побережья, так что изобрести правдоподобную ложь не выйдет. Магьер предостерегающе подняла палец, не дав Винн продолжить болтовню, и повернулась к Бротану:
— Нам нужно отыскать этот предмет, что бы это ни было, и передать Хранителям. Мы пообещали это сделать, однако нам точно не известно, где он находится, — мы знаем только то, что уже сказала Винн, и еще — что нам надо двигаться на юг вдоль восточного побережья.
Бротан сверху вниз уставился на Магьер немигающим взглядом янтарных глаз. Сгэйль помалкивал, но был весь внимание.
— Кто такие эти Хранители? — спросил вдруг Бротан.
Магьер не ожидала это вопроса, однако собратья Винн появились на этом континенте всего-то чуть меньше года назад. Даже анмаглахки могут о них еще ничего не знать. Магьер кивнула в сторону Винн:
— Ученые, как она. Их Гильдия находится в Беле.
— На самом деле — только миссия нашей Гильдии, — уточнила Винн. — Гильдии Хранителей Знания. Мы создаем и содержим хранилища знаний. Храмы науки, где живут и работают ученые, такие как я. Это хорошие люди, Бротан. Они сберегают собранные знания, мудрость веков, которую нельзя снова забыть или потерять. И вот они-то сумеют разобраться, что представляет собой этот предмет и как уберечь его.
Магьер не намерена была сообщать анмаглахкам, кто рассказал ей о существовании артефакта, от кого она стремилась укрыть этот артефакт любой ценой. Солнце опускалось за дальние пики Изломанного кряжа, наступали сумерки.
— Я поговорю с хкомасом судна, — сказал наконец Бротан. — Не уверен, что ему понравиться эта идея. Плыть, не зная места назначения, тем более за пределы наших вод… Однако же никому не говорите того, о чем рассказали мне. — Он кивнул Винн. — Я высоко ценю ваше доверие и клянусь его оправдать.
Снова наступило неловкое молчание, и прервал его Сгэйль:
— Бротандуиве, не проводишь ли ты их в трактир? У меня есть неотложное дело.
— Да, конечно, — отозвался Бротан, жестом приглашая всех покинуть причал.
«Интересно, — подумала Магьер, — что еще за неотложные дела могут быть у Сгэйля, кроме как исполнять обет защиты?» Она все еще злилась на Винн, но в глубине души чувствовала облегчение, хотя ни за что на свете не призналась бы в этом вслух.
Они сошли с причала на песчаный берег, и Малец заскулил, нетерпеливо ступая бочком в направлении города. Магьер знала, что на самом деле его влечет лес за городом.
— Каждый день одно и то же, — пробормотала она.
Винн отбросила со лба выбившиеся из косы пряди.
— Ах, да перестань ты скулить, — бросила она. — Беги уж!
Малец опрометью рванул вверх по склону и исчез между высоким каменным зданием и гигантским вязом.
Магьер шла вдоль берега, пока дорога не повернула, изгибами прорезая песчаный пляж, к городу, к их временному пристанищу. Магьер оглянулась на море и при мысли, что скоро они двинутся в путь, испытала облегчение, но стоило ей оказаться лицом к югу — настойчивый зов, который с недавних нор поселился в глубине ее души, стал еще громче.
* * *
Сгэйль бежал меж деревьев, все дальше углубляясь в лес, который примыкал к Гайне Айджайхе, и в мыслях его царило смятение. С той самой минуты, когда Сгэйль впервые столкнулся с Лиишилом, вошедшим в пределы Края Эльфов, он дал обет защищать полукровку и его спутников.
Лиишил каким-то образом ухитрился в разгар суровой зимы пересечь Изломанный кряж и, никем не замеченный, вошел прямиком в лесной край. Он явился сюда, чтобы освободить свою мать Куиринейну из заточения, на которое обрекла ее каста анмаглахков. И в конце концов ему это удалось. Многое произошло за то время, пока Лиишил пребывал среди соплеменников Сгэйля, Ан'Кроан — народа Нашей Крови.
Сгэйль привел Лиишила к Роис Хармун, Семени Святого Убежища, на заветную землю, где погребены древнейшие предки Ан'Кроан. Там он, охваченный благоговейным трепетом, стал свидетелем того, как Лиишил получил — именно получил, а не избрал сам — истинное имя.
Лиишиарэлаохк — Защитник Печали-Слезы.
Предки приняли полукровку как истинного Ан'Кроан и сочли уместным объявить его защитником — но почему они так поступили? Более того, они показались Лиишилу, несмотря на то что с ним, вопреки всем правилам, был Сгэйль, — а ведь обряд имянаречения никогда не исполняется при посторонних.
Такого прежде не бывало.
Сгэйль терялся в догадках, и ему оставалось только одно — оберегать Лиишила до тех пор, пока не откроется вся правда.
Долго он колебался, гадая, надлежит ли ему сопровождать Лиишила на пути домой, чтобы убедиться, что он благополучно прибыл к месту назначения. Теперь же оказывалось, что Магьер увлекает Лиишила к иной цели, и что будет с ним дальше — неизвестно. И этот неведомый путь тоже неотъемлемая часть его предназначения?
Сгэйль опустился на колени перед могучим буком. Ему жизненно необходим совет.
Прибрежный лес заметно отличался от леса вдалеке от моря, в том числе и во владениях клана, к которому принадлежал Сгэйль. Здешние деревья стояли дальше друг от друга, и почва под ними была песчаная, а не суглинистая. Высоко в ветвях посвистывал зябкий ветер, и Сгэйль плотнее запахнул плащ после того, как извлек из кармана небольшой овальный брусок — словодрево. Оно было «отращено» от великанского дуба, пристанища Аойшенис-Ахарэ, Вельмидревнего Отче, вождя анмаглахков.
Сгэйль приложил брусок к стволу бука и шепотом позвал:
— Отче!
Все анмаглахки называли Аойшенис-Ахарэ именно так. Вначале стояла тишина, и только ветер шуршал листьями над головой, но затем в сознании Сгэйля прозвучал долгожданный тонкий и скрипучий голос:
Сгэйльшеллеахэ, сын мой…
— Да. Отче, это я… и по-прежнему в Гайне Айджайхе.
Отплытие задержалось?
Сгэйль поколебался:
— Судно, нанятое советом старейшин, прибыло только что. До отплытия ему нужно поменять груз, но…
Что тебя тревожит?
— Лиишил отправляется не домой. Магьер пожелала, чтобы их доставили на юг вдоль восточного побережья… на поиски некоего артефакта, за которым охотится маленькая женщина-книжница.
Вельмидревний Отче ответил не сразу.
Что это за артефакт?
— Они знают только, что он очень древний, быть может, даже происходит из давних времен Врага, того самого, о котором ты нас предупреждал… из той эпохи, которую Винн называет Забвенной Историей. Она помянула замок в заснеженных горах… где-то на юге. И они считают, что добыть этот артефакт может только Магьер. Бротандуиве будет просить хкомаса судна исполнить ее пожелание.
Сгэйль старался не упустить ни слова, надеясь, что Вельмидревний Отче даст ему мудрый совет. Однако же молчание, наступившее после этих слов, тянулось так долго, что рука Сгэйля, прижимавшая к стволу бука овальный брусок словодрева, затекла и онемела.
Не тревожься, сын мой. Я обо всем позабочусь. Как только Бротандуиве поговорит со шкипером судна, скажи ему тотчас возвращаться в Криджеахэ. Ты же останешься и проводишь людей.
— Провожу? — в смятении переспросил Сгэйль. Он ожидал большего.
Да… а затем, вероятно, тебе захочется навестить главное селение своего клана, побыть с дедушкой и сестрой? Что может быть лучше, чем вернуться к родным и близким, увидеть все то, что мы в первую очередь храним и защищаем по воле долга.
Сгэйль оцепенел. Неужели Вельмидревний Отче напоминает ему о его обязанностях?
Отправь Бротандуиве в Криджеахэ… сегодня же.
Голос Вельмидревнего Отче, звучавший в сознании Сгэйля, стих. Охваченный смятением, Сгэйль не сразу поднялся с коленей и отнял от коры бука брусок словодрева. Наконец он встал и уже собирался направиться в трактир, как вдруг замер, уловив слева за спиной движение тени.
— Спокойно, — сказали из темноты.
Из-под клонящихся к земле ветвей бука выступил Бротандуиве. То, что мгновение назад он шевельнулся в глубокой тени древа, было лишь вежливым жестом, своеобразным сообщением о прибытии.
— Ты сообщил обо всем Вельмидревнему Отче? — спросил он.
— Да, — ответил Сгэйль, — и он попросил, чтобы ты нынче же вечером отправился назад в Криджеахэ. Я должен остаться здесь, проводить Лиишила и его спутников.
— Проводить? — переспросил Бротандуиве, и голос его прозвучал твердо, но очень тихо.
Сгэйль не сводил взгляда с собеседника. Бротандуиве был больше чем анмаглахк. Он был греймасга — Держатель Теней, — один из четверых живущих мастеров, которые далеко превзошли даже самых вышколенных воинов касты Сгэйля.
Бротандуиве был повелителем тьмы и безмолвия.
— Возможно… будет лучше, если ты отправишься вместе с Лиишилом и его спутниками, — продолжал Бротандуиве более громко. — На борту судна у них будет только один переводчик — юная Винн.
Это предложение ошеломило Сгэйля, но тут же он испытал безмерное облегчение оттого, что собеседник угадал его желание. И все же Бротандуиве — уже не в первый разставил нелегкую задачу.
— Вельмидревний Отче иного мнения, — осторожно ответил Сгэйль.
— Уверен, если бы ему довелось услышать Винн, он полностью согласился бы со мной. Пребывание на борту людей неизбежно породит смятение среди экипажа судна — наших соотечественников. Я сам объясню это Вельмидревнему Отче, когда встречусь с ним в Криджеахэ, лицом к лицу.
В этих словах Бротандуиве Сгэйлю почудилась скрытая уловка, однако он уже и сам принял решение. И быть может, греймасга хочет дать ему повод поступить по-своему.
— Я отправлюсь с Лиишилом, — сказал Сгэйль. — И останусь его защитником.
— Вот и хорошо, тогда я задержусь, чтобы проводить вас. — Прежде чем Сгэйль успел возразить хоть словом, Бротандуиве покачал головой. — Не тревожься. Когда я поговорю с Вельмидревним Отче, он поймет, почему я задержался.
Он кивнул на прощание и, едва заметно усмехнувшись, растворился в сумеречной тени леса.
Сгэйлю было не по душе, что он (уже не впервые) оказался между двух огней — Бротандуиве и Вельмидревним Отче. Впрочем, решение принято, и Сгэйль, облегченно вздохнув, повернул на восток, к реке Хадж. Он выбрал окольный путь, чтобы еще немного побыть в тишине и одиночестве.
Вскоре Сгэйль дошел до устья реки, где обычно причаливали барки с грузом, не предназначенным для перевозки по морю. Одна такая барка только что подошла к причалу, правда странно, что так поздно, после наступления темноты. Сгэйль хотел уже пройти мимо и свернуть к городу, но тут заметил, как с барки сошел на берег некто в знакомой серо-зеленой одежде.
Неужели сюда послали еще одного анмаглахка? Сгэйль повернул назад, спеша между редкими приречными осинами, но, прежде чем он успел выйти из-за деревьев, серо-зеленый силуэт повернулся в его сторону, и донесся оклик:
— Сгэйльшеллеахэ!
Сгэйль замер как вкопанный, пораженно глядя, как к нему, сияя мальчишеской улыбкой, бежит Оша. Молодой эльф был гораздо выше Сгэйля, длиннолиц и безнадежно длиннорук.
— Как ты здесь оказался? — спросил Сгэйль. — Тебя послал Вельмидревний Отче?
В этом он сильно сомневался. Оша тоже принимал участие в том достопамятном походе через лес, когда Лиишил под защитой Сгэйля шел в Криджеахэ. Он был молод, до сих пор не закончил ранней ступени обучения, а его непосредственная искренность смахивала на наивность.
— Нет, — ответил Оша, все еще улыбаясь. — Меня послал твой дедушка Глеаннеохкантва, и было это назавтра после вашего отбытия. Он сказал, что ты собираешься вернуться домой, и пригласил меня погостить, чтобы ты мог продолжить мое обучение! Я приплыл сюда, чтобы возвращаться вместе.
Душевный покой, который ненадолго удалось обрести Сгэйлю, после этих слов развеялся как дым. Во-первых, он уже не собирался возвращаться домой, а во-вторых… Это правда, Сгэйль хотел помочь Оше, но ему и в голову не приходило формально объявить этого юнца своим учеником. Такое попросту невозможно.
Анмаглахк из Оши был… в целом неплохой.
Он отменно стрелял из лука и недурно справлялся в рукопашном бою, а вот красться и таиться у него получалось плохо. Его способности к чужим языкам оставляли желать лучшего, и к тому же он был чересчур прямодушен и доверчив.
— Я пока не могу вернуться домой, — негромко сказал Сгэйль. — Я попрежнему остаюсь защитником Лиишила и его спутников и, во исполнение своего обета, завтра утром отправляюсь с ними в море.
Радостная улыбка Оши исчезла бесследно.
Он решил, что приглашение провести зиму со Сгэйлем и его родней лишь начало чего-то большего. Сгэйлю тягостно было, что по его вине Оша испытает еще одно жестокое разочарование, однако его ждали куда более важные и неотложные дела.
Оша стремительно выхватил из рукавов стилеты.
Сгэйль, насторожившись, попятился.
Оша развернул стилеты, направив их остриями вниз. Прежде чем Сгэйль успел возразить хоть словом, молодой анмаглахк упал на колени и сильным ударом вогнал оба клинка в землю. Сердце Сгэйля упало.
Оша уперся ладонями в песчаную почву и опустил голову:
— Сгэйльшеллеахэ, я прошу о чести… — Он говорил тихо, но в голосе звенела безрассудная решимость. — Я прошу тебя принять меня в ученики. Будь моим наставником, направь меня, дабы мог я занять достойное место в нашей касте.
У Сгэйля не было ни малейшего желания наносить Оше еще один удар. Действовал-то он верно, да только позволил себе слишком много. Слишком рано для него обращаться к Сгэйлю с подобной просьбой. И все же Сгэйль дрогнул, прежде чем сумел выговорить «нет».
Неужели это уже случилось? Неужели он каким-то образом дал понять, что не против такого поворота дел? Значит, это его вина? И если он сейчас откажется, что станет с Ошей?
Сгэйль двинулся вперед и с каждым шагом все явственнее ощущал тяжесть бремени, которое возложил на него Оша. Наклонившись, он взялся обеими руками за рукояти клинков Оши и выдернул их из земли.
Если обучение Оши не завершит опытный — и к тому же исключительно терпеливый — наставник, юноша никогда не станет настоящим анмаглахком. Новички, зеленые юнцы, едва прошедшие начальное обучение, уже нашли себе наставников, но Оше это так и не удалось.
Сейчас он молчал и, склонив голову, ждал.
Сгэйль подавил вздох:
— Клянешься ли ты следовать моим наставлениям, пока не завершится срок ученичества?
— Клянусь, — ответил Оша.
— Клянешься ли ты внимать моим словам и делам, пока узы между нами не перестанут существовать?
— Клянусь.
— И до той ночи, когда ты во тьме и безмолвии вступишь равным в ряды нашей касты, к какой цели ты будешь с моей помощью стремиться?
— Оберегать наш народ и честь анмаглахков.
Сгэйль подбросил стилеты и поймал их за острия лезвий. Когда он протянул клинки Оше, молодой эльф поднял голову.
Его большие глаза сияли от счастья, но пальцы, сомкнувшиеся на рукоятях стилетов, заметно дрожали.
— Это великая честь! — прошептал он и выпрямился, едва держась на ногах.
Сгэйль промолчал. Оша отвесил ему поклон и двинулся к городу. Сгэйль нагнал его и зашагал бок о бок со своим первым и единственным учеником.
* * *
Чейн проснулся от сильного удара по ноге. Он лежал у очага в прихожей монашеской обители, и над ним стоял Вельстил.
— Пора кормить наших подопечных, — сказал он. — Бросить им кусок, пускай грызутся.
Чейну не понравилось то, каким тоном это было сказано.
— Пошарь в переднем коридоре, — приказал Вельстил, направляясь к лестнице. — Найди, чем можно будет связать тех, кто вздумает ослушаться.
Чейн, еще толком не проснувшись, проводил взглядом Вельстила, который скрылся в коридоре второго этажа. Затем выдернул из очага горящую головню и двинулся на поиски.
По обе стороны переднего коридора располагались крохотные кладовки, где хранилась всякая всячина — от бочонков с сушеной снедью до сложенной стопками одежды и одеял. Ничего интересного Чейн не приметил, пока не вошел в более просторное помещение в дальнем конце коридора.
Вдоль длинных низких столов были расставлены не стулья, а скамьи — это оказалась трапезная. На столах стояли высокие незажженные лампы. Чейн взял одну лампу и, подняв стеклянный колпак, зажег фитиль от тлеющей головни.
В дальнем углу трапезной он разглядел еще одну дверь и тут же направился к ней. Приоткрыв дверь, Чейн обнаружил, что за ней находятся кухня и судомойня. Там вряд ли можно было отыскать веревку, поэтому Чейн повернул прочь, решив продолжить поиски в кладовках. И, не пройдя и двух шагов, замер.
На крайнем столе лежала стопка листов, зажатых между двумя гладкими дощечками.
В глубине души Чейну претило вызнавать что-то новое о горной обители, но непреодолимое любопытство не дало ему пройти мимо. Он рывком расстегнул кожаную застежку, сдвинул верхнюю дощечку — и опять воззрился на вязь чужого почерка.
Снова старостравинский, но на сей раз вперемешку с другими наречиями, каждый абзац явно писан другой рукой, и над каждой записью проставлена дата. Перевернув несколько листков, Чейн обнаружил записи на белашкийском и современном стравинском наречии.
То, что ему удалось прочесть, содержало, судя по всему, заметки о лечении болезней и травм. Целая подборка записей повествовала о борьбе с легочным недугом, который охватил несколько деревень в одной из войнордских провинций. Местами записи не ограничивались только простым перечислением случаев заболевания — здесь приводились подробные сведения о том, какие способы лечения применялись и оказались неудачными либо же помогли страждущим. В некоторых случаях автор записи высказывал мнение либо предположение о том, какие лечебные средства стоит применять в будущем.
В руках Чейна были рабочие заметки целителей.
Он отшвыривал один лист за другим, прока не просмотрел всю стопку. Судя по датам, стоявшим под именами и названиями различных мест, самые ранние записи были сделаны семь лет назад. Но ведь эта обитель явно существует гораздо дольше. Откуда же взялась в трапезной эта пачка листов и есть ли другие записи?
Чейн и так уже пробыл тут дольше, чем следовало. Вельстил станет злиться на его нерасторопность. Времени на поиски не осталось.
Чейн бросился в кладовые. Найдя стопку одеял, он разодрал одно одеяло на полосы и опрометью помчался к лестнице, которая вела на второй этаж.
Вельстил, хмурясь от нетерпения, стоял перед первой дверью по правую сторону коридора — дверью, за которой размещались живые пленники. Стремительным рывком он выдернул из дверной ручки деревянную жердь и распахнул дверь. Посреди кельи съежились трое монахов.
— Почему вы с нами так поступаете? — спросил по-стравински один из них. — Что вы хотите с нами сделать?
Подбородок у него порос седоватой щетиной, хотя с виду монах был отнюдь не стар. Вельстил, не обратив на него ни малейшего внимания, устремил взгляд на двух других узников. Оба они выглядели моложе, чем их разговорчивый сотоварищ. Вельстил шагнул в келью и схватил одного из молодых монахов за ворот рясы.
Юноша попытался разжать пальцы Вельстила, но все его усилия оказались тщетны.
— Куда ты его ведешь? — вскочив, выкрикнул пожилой монах.
Вельстил свободной ладонью плашмя ударил его по лицу.
Старик рухнул поперек узкой неубранной кровати. Второй монашек торопливо отполз в дальний угол кельи.
Чейн, стоявший позади Вельстила, едва не рванулся к своему спутнику, но все же подавил непонятно откуда взявшийся гнев. И, оставшись на месте, смотрел, как Вельстил развернулся и вышвырнул свою полузадохшуюся добычу в коридор.
Монашек покатился по полу и ударился всем телом о стену напротив, как раз между первыми двумя дверями, запертыми на железные штыри. Тотчас из-за дверей донеслись пронзительные вопли и глухой лихорадочный стук.
— Свяжи его! — рыкнул Вельстил и, с грохотом захлопнув дверь кельи, где остались еще двое монахов, снова запер ее деревянной жердью. — Мне ни к чему будут излишние трудности, когда мы отнимем его у наших питомцев.
Чейн не понял, что он имеет в виду, однако навалился на монашка, распростертого на полу, прижал его лицом вниз и заломил руки за спину, чтобы связать запястья.
— Ох, нет, нет, не надо! — закричал юноша. — Я тебе дам все, что захочешь! Мы не приемлем насилия!
Это нытье, а в особенности последние слова монашка только ожесточили Чейна — он всегда презирал тех, кто не желал сражаться, чтобы защитить свою жизнь.
— И рот ему заткни, — распорядился Вельстил. — Не хочу, чтобы он вздумал потолковать со своими бывшими сотоварищами, которые ждут его с таким нетерпением.
Чейн трижды обмотал голову монашка полосой одеяла и затянул концы тугим узлом. Раздался скрежет железного шеста, выдернутого из дверной ручки. Чейн испуганно развернулся, услышав крик Вельстила:
— Назад! Эй, вы, оба! Прочь!
Вельстил с искаженным лицом стоял в дверном проеме и шипел. Переступив по коридору, Чейн выглянул из-за его плеча.
Дверь кельи изнутри была измочалена в щепки и покрыта темными смазанными пятнами, точно ее полосовали окровавленными когтями. На полу застыла черная вязкая лужа. Там же валялась растерзанная монашка, вернее, то, что от нее осталось.
Ее горло было совершенно искромсано, из-под изодранных в лоскуты рясы и нижнего белья виднелось бледное тело, исполосованное кое-где до костей. Самое чудовищное, что она при этом еще двигалась. Голова ее повернулась к двери, и прозрачно-бесцветные глаза открылись, уставившись на Вельстила. Ни страха, ни боли не было в этих глазах — только голод.
Чейн смотрел на женщину, и в нем эхом отзывалась жажда крови, написанная на ее лице. Рот монашки приоткрылся, из уголка губ вытекла струйка черной жидкости.
Позади женщины притаились двое мужчин — один скорчился на заляпанной черным койке, другой забился за небольшой ночной столик, вцепившись в его прочную ножку. Оба монаха безостановочно тряслись, содрогаясь всем телом, как если бы хотели вскочить, но не могли.
Чейну было хорошо знакомо это состояние. Точно так же он пытался противиться приказам своего создателя Торета.
Сверкающие глаза монахов, глубоко запавшие на бледных, забрызганных черной жидкостью лицах, неотрывно глядели на Вельстила. И с дрожащих, измазанных черным губ срывалось тихое звериное поскуливание.
— Приглядись к ним внимательно, Чейн, — прошептал Вельстил. — Погляди на себя самого! Вот кто ты есть, вот кто прячется у тебя внутри — зверь, укрывшийся под маской разума. Помни об этом… ты, всегда стоящий одной ногой на Дикой Тропе. Поддаться ее зову, стать таким, как они, или выстоять — выбор за тобой. А теперь принеси пищу.
Эти слова вывели Чейна из оцепенения, с которым он вглядывался в обитателей кельи. Он наклонился и одной рукой рывком поднял с пола связанного монашка.
Тот дернулся было, пытаясь вырваться, но тут он увидел, что творится в келье, — и юноша словно окостенел.
Вельстил выдернул его у Чейна и втолкнул в келью. Монашек повалился ничком, со всей силы грянулся о пол и тут же попытался отползти назад, к двери. Вельстил поднял ногу и пинком отшвырнул его назад.
— Кормитесь! — приказал он.
Двое монахов разом прыгнули на своего живого собрата.
Оба метили добраться до его горла. Более крупный монах ударил другого по лицу, оттолкнув его, затем железными пальцами обхватил лицо связанного монашка и задрал его подбородок. Келью прорезал пронзительный вопль жертвы, приглушенный кляпом. И тут же оборвался булькающим хрипом — это рослый монах вонзил зубы в содрогающееся горло юноши.
Худосочный монах обиженно взвыл и зашипел от ярости. Подпрыгивая за спиной у своего рослого сотоварища, он искал способа добраться до горла жертвы. Наконец он лихорадочно запустил зубы в рясу монашка и, проткнув насквозь ткань, впился в его бедро. Позади них женщина, распластавшаяся на полу, скребла ногтями каменные плиты, безуспешно пытаясь подползти к месту пиршества.
В келье все сильнее пахло кровью.
Двое монахов едва успели присосаться к бившейся под ними жертве, когда в келье прогремел крик Вельстила:
— Хватит! Пошли прочь!
Оба дернулись, точно их ударили. Худосочный монах проворно отполз к кровати и вцепился в свисавшее до пола одеяло. Рот его был густо перемазан кровью.
Рослый монах оторвался от горла юноши и обратил безумный взгляд на Вельстила. Рот его угрожающе ощерился, меж клыков и удлинившихся зубов текла кровь.
Вельстил ударил его ногой в лицо:
— Прочь!
Голова рослого монаха дернулась вбок, и он, перебравшись через истерзанную женщину, скорчился у стены. Судорога пробежала по телу Чейна — так явственно он ощутил, как монах борется с собственным телом, покорившимся хозяину.
Вельстил нагнулся, ухватил «пищу» за лодыжку и рывком подтащил к двери. Голова монашка болталась, как тряпичная, остекленевшие глаза закатились.
Чейн опустил взгляд на женщину, которая все еще царапала ногтями пол. С ужасом в бесцветных глазах следила она за тем, как тело ее бывшего собрата неумолимо отдаляется от нее.
— Что будет с ней? — просипел Чейн.
— Она слишком сильно искалечена, — ответил Вельстил. — Восстанавливать ее — только зря тратить силы.
Чейн изо всех сил постарался сдержаться. Внутренний голос твердил ему, что лучше помалкивать, но это было бы не в его характере.
— Ты говорил, что тебе неслыханно повезло, когда восстали шестеро из десяти, — возразил он. — Если они тебе так нужны… если для нашего дела их должно быть чем больше, тем лучше… к чему загодя отказываться еще от одного слуги, если ради него надо немного потрудиться?
Вельстил искоса, с явным подозрением глянул на него.
— Что ж, ладно, — промолвил он и выпустил ногу монашка. — Займись этим сам.
Чейн поглядел на полуживого монашка. В памяти его назойливо всплывали книга стихов и стопка листов с записями. Наконец он вынул кинжал, присел на корточки и, перевернув монашка лицом вниз, ухватился за складки окровавленной рясы.
Он волок монашка к изувеченной женщине, а она тянулась к нему скрюченными пальцами, пытаясь добраться до добычи. Рослый монах позади нее сделал шаг в сторону Чейна.
— Ни с места! — рявкнул Вельстил.
Здоровяк в рясе, недобро сузив глаза, отступил.
Чейн полоснул кинжалом по горлу монашка и бросил его обмякшее тело на женщину. И почти бегом бросился к выходу из кельи, ни разу даже не оглянувшись назад.
Голод бурлил в нем, подхлестнутый запахом крови и теплом, пролившейся на его ладонь крови. И что-то внутри его корчилось от омерзения.
Наконец он услышал, как захлопнулась дверь.
Вельстил просунул железные брусья через дверную ручку, вслушиваясь в яростное визгливое рычание и треск рвущейся ткани.
— Принеси путы для еще одного живого, — сказал он. — И на этот раз не мешкай. У меня других дел хватает.
Чейн спускался по лестнице медленно, стараясь ни о чем не думать.
Вернувшись, он связал другого монаха. Процедура кормления повторилась, на сей раз уже с другими тремя обращенными. И опять Вельстил недолго дал своим новым слугам наслаждаться кормлением, а потом отнял у них добычу.
— У нас слишком мало живых, — заметил Чейн. — Их не хватит, чтобы хорошенько накормить всех твоих слуг.
— Совершенно верно, — отозвался Вельстил. — Они по-прежнему будут существовать впроголодь… а ты — стеречь их по ночам.
С этими словами он спустился по лестнице.
Чейн стоял в коридоре и чувствовал, как в нем нарастает гнев. Новообращенные терзаются муками голода, и эти муки лишают их разума. И тем не менее Вельстил хочет продолжать этот пугающий опыт. Его питомцы превращаются в диких зверей, безудержно алчущих пищи, и только пищи. Это и есть та самая Дикая Тропа, на которую намекал Вельстил?
Именно это гложет Чейна в глубине души, прикрытое исступленным восторгом подлинной охоты?
Он тяжело опустился на табурет рядом с лестницей. В коридоре понемногу воцарялась тишина, слышно было только недовольное урчание в кельях, где содержались обращенные.
Взгляд Чейна переместился в дальний конец коридора и остановился на книге стихов, которую он недавно отшвырнул от себя. А затем — на двери келий, в которых держали живых монахов.