Порт Олерона был небольшим по сравнению с другими, которые видел Чейн, в нём даже не было начальника. В сумерках город выглядел ветхим и непримечательным. Его живот скрутило узлом, пока он первым шагал к виднеющимся неподалёку зданиям, поскольку мысленно он продолжал возвращаться к той секунде, когда нашёл Винн.

Стоя в каюте вместе с Ошей, Винн выглядела почти виноватой. Из-за чего это? Небольшая часть Чейна хотела это знать. Большая — нет.

Николас звучно зевнул, и Чейн посмотрел в его сторону.

У юноши были круги под глазами, которые с каждым днем становились всё темнее. Возвращающийся домой Хранитель был истощен и явно плохо спал. Николас растерянно озирался, хотя этот небольшой город должен был быть знаком ему. На взгляд Чейна, в Олероне не было ничего примечательного, и все же Николас казался почти напуганным.

— Я не м-могу вспомнить, есть ли з-здесь… гостиница, — заикаясь, выдавил он.

Чейн оглянулся на идущую позади него Винн и обнаружил, что она хмурится. От неё тоже не укрылось странное состояние Николаса, поэтому она вместе с Тенью обошла его и зашагала рядом с юным Хранителем. Оша попытался последовать за нею, и Чейн ненавязчиво заступил ему путь.

Его недоверие к Оше всё росло.

— Чтобы начать путь к крепости Беауми, — начала Винн, — нам нужны лошади и фургон.

— Прямо сегодня? — спросил Николас непривычно высоким голосом.

— Да, — ответила девушка. — Ты же знаешь о… кожном заболевании Чейна.

Чейн отвёл взгляд в сторону небольших домов и небогатых лавок. Почему-то упоминание Винн о его «болезни» обеспокоило его, будто у него была какая-то слабость, под которую приходилось подстраиваться остальным. Он видел, что Николасу необходим отдых.

— Чейн не может выйти под солнечный свет, — продолжала между тем Винн. — Я же говорила тебе, что, как только мы сойдём на землю, нам придётся путешествовать по ночам.

— Да, но… — Николас прервался. — Но я не думал, что мы отправимся в дорогу вот так сразу.

До недавнего времени Чейн мог сопротивляться дремоте с помощью фиолетовой смеси — хотя ему даже в этом случае приходилось защищаться от прямого солнечного света. Но он израсходовал последнюю порцию ещё в Колм-Ситте и не смог приготовить больше. Основным компонентом смеси был редкий цветок, который на его родном белашкийском языке назывался «девиака свончек» или же «вепрев колоколец». Существовало поверье, что только кабаны и самые свирепые хищники могут съесть его и выжить. Это был смертельный яд, следовательно, раздобыть этот компонент было трудно. Так что сейчас он впадал в бездействие, как только вставало солнце.

Чейн заприметил небольшую таверну или гостиницу на главной улице, которая даже не была вымощена. Он быстро шагнул вперёд и, коснувшись плеча Винн, указал на неё.

— Идите туда и отдохните, — тихо сказал он. — Дай мне свои дорожные бумаги и деньги, я найду конюшню… хоть какую-нибудь. А ты поговори с владельцем гостиницы насчёт закупки продуктов в дорогу.

Она, не сомневаясь ни секунды, кивнула, и он почувствовал себя немного лучше. С тех пор, как он нашел ее снова, вместе они преодолели немало лиг. Она знала, что может положиться на него.

Винн остановилась и сняла с плеча сумку. Вручила свой драгоценный посох Чейну и начала рыться в ней.

— Может, Тени пойти с тобой? — спросила она, вытащив маленький черный мешочек.

Мешочек выглядел тяжелее и больше, чем ожидал Чейн.

— Нет, пусть Тень останется.

В том, что касалось защиты Винн и Николаса, Чейн доверял Тени больше, чем этому мрачному эльфу.

— Я ненадолго, — напоследок проговорил он своим хриплым голосом и направился прочь.

* * *

Совсем скоро Винн уже ехала в фургоне на юг по неровной прибрежной дороге. Луна светила необычайно ярко, и, сидя рядом с Чейном на облучке, она смотрела на утесы и океан. Ленты белой пены оставались на каменистом берегу после отхода волн.

Чейн настоял на том, что править будет он, так что Оша, Николас и Тень остались внутри фургона.

Верный своему слову, Чейн раздобыл крепкий фургон и двух молодых гнедых меринов. Но лучше всего было то, что владелец конюшен признал письмо от премина Хевис документом, удостоверяющим причастность к Гильдии, и согласился сдать фургон и лошадей внаем. Гильдии доверяли в таких вещах, так что Чейн расписался в документе временной передачи собственности, обязуясь возвратить одолженное, как только они вернутся в Олерон.

Учитывая все обстоятельства, поездка проходила на удивление гладко.

Если бы только Николас так не боялся возвращения домой.

Если бы только Чейн и Оша хотя бы попытались терпеть друг друга.

Если бы только Оша не страдал от таинственного бремени, возложенного на него хейнасами.

А Винн-то надеялась, что, как только Оша расскажет ей все, она поймет, почему он так изменился и почему он и Леанальхам проделали весь этот путь с Бротаном. Вместо этого она еще больше запуталась.

— Ты в порядке? — неожиданно спросил Чейн.

Винн повернулась и обнаружила, что он внимательно смотрит на нее. Выражение её лица, должно быть, выдало ее заботы.

— Да, — чрезмерно быстро ответила она. — Я просто думаю, что мы найдем в герцогстве.

Хотя она сказала это, только чтобы успокоить его, возможно, будет лучше оттолкнуть на задний план проблемы ее спутников и сосредоточиться на первостепенной задаче.

Посыльный — или высокая женщина, или очень худой мужчина — в черном плаще, маске и перчатках принес пакет с письмом для Николаса от его отца. Там же было другое запечатанное письмо для премина Хевис, содержание которого Николас не должен был знать. По просьбе мастера Юсиффа Кольмсерна премин собрала несколько подозрительных текстов — один по трансмогрификации — которые нужно было доставить ему вместе с возвращением его приемного сына в крепость Беауми в Витени. Старый мастер, бывший Хранитель, упомянул также, что что-то неправильное творится с молодым герцогом, и необъяснимые изменения в земле, людях и дикой природе окрестностей.

Суть этих текстов заставляла Винн вновь и вновь задаваться вопросом, что происходит там… с герцогом, другом детства Николаса Кольмсерна.

И затем, после того, как пришло двойное письмо, кто-то, соответствующий описанию посыльного, каким-то образом проник в подземелье гномов.

Нарушитель был остановлен у стены, через которую Винн провели к древним текстам, привезённым ею же с другого континента. Тот тайник был доступен только Ходящим-сквозь-Камень, там же Красная Руда спрятал шар Земли.

Если посыльный и потенциальный вор были одним человеком, как он мог быть связан с отцом Николаса? И как мог узнать, где спрятан шар?

Еще Винн сильно беспокоило то, что она вынуждена отложить поиски шара Духа. Но эта попытка выкрасть шар Земли была более неотложным делом, так что премин Хевис послала Винн по следу их единственной зацепки.

Оглянувшись в фургон, она увидела, что Оша сидит, поджав под себя ноги и прижавшись спиной к левому бортику. Тень, прикрыв глаза, растянулась прямо позади облучка. Николас же почти лежал, прислонившись боком к сумкам.

— Придётся остановиться до рассвета, — прошептала она Чейну. — Николас уже никакой. Он не привык долго не спать по ночам, как мы.

Чейн вскинул бровь, но кивнул:

— Хорошо бы проехать лигу-другую до середины ночи, но я начну присматривать подходящее для лагеря место. Как только остановимся, устроим парня поудобнее. Я попросил владельца конюшни, чтобы он одолжил нам холст, шесты для палаток и одеяла.

Винн искоса глянула на Чейна — тот не спускал глаз с дороги впереди. Она не могла ясно рассмотреть этого, но, возможно, радужки потеряли весь свой цвет, а зрачки расширились, чтобы лучше видеть в темноте — намного лучше, чем мог кто-либо живой.

За прошлую зиму он странным образом изменился. Причем очень сильно: раньше он так яро присматривал лишь за ней и Тенью, но теперь его преданность и желание защитить распространялось на любого члена Гильдии… даже несмотря на все те страдания и препятствия, что принёс ей Совет Преминов.

— Спасибо, — тихо сказала она, глядя на проплывающие мимо утесы.

— Ты не должна благодарить меня.

* * *

Как и обещал, задолго до рассвета Чейн подыскал подходящую полянку в стороне от дороги. Они остановились там, и он позволил себе полностью погрузиться в повседневные дела, такие как чистка лошадей и установка двух кустарных палаток. Эта работа отняла у него почти всё время до середины ночи. Только когда Чейн пошел проверить, не нужна ли Винн помощь с костром, он подметил кое-что.

— А где эльф? — спросил он.

Лежащая рядом с девушкой Тень подняла голову и лениво обвела взглядом поляну.

Винн, стоя на коленях у едва тлеющего на мхе и прутиках костерка, выпрямилась.

— Я думала, он помогает тебе, — сказала она и тоже огляделась.

Николас уже заполз в одну из палаток, но Оши нигде не было видно.

Винн встала на ноги, и Чейн сосредоточенно прислушался к звукам вокруг, позволив голоду прокатиться через свою плоть. Кроме звуков прибоя и шумящего в деревьях ветра он услышал журчание потока. Возможно, угрюмый эльф пошел за водой.

По правде говоря, Чейна совсем не заботило, куда пропал Оша. Его цель состояла в том, чтобы защищать Винн и помогать ей в ее поисках. Но то, что кто-то из их группы внезапно исчез, а он этого и не заметил, нервировало его. Вдруг он услышал легкие приближающиеся шаги.

Через несколько секунд из-под ближайшего дерева вышел Оша. Его капюшон был откинут на плечи, и длинные распущенные волосы почти светились в темноте. Рукава он закатал, обнажив свои смуглые руки в шрамах. Он нес три большие серебристые рыбины на шнуре, протянутом через их рты и жабры.

Он не мог уйти далеко, и у него не было крючка, лески и даже гарпуна. Он поймал рыбу голыми руками? Более раздражающим было то, что Чейн не услышал шагов эльфа, пока тот не показался в поле зрения.

Винн вздохнула, и Чейн, посмотрев на неё, увидел, что она улыбается.

— О, отлично, — сказала она, шагнув к Оше. — Мне удалось купить немного хлеба, сыра и несколько яблок, но это поможет сохранить припасы подольше.

Она хвалила Ошу за то, что он добыл еду.

Чейн ненавидел проявлять человеческие эмоции. Это было ниже его. Особенно он ненавидел всё мелочное, но когда услышал собственный голос…

— До рассвета ещё долго. Тень и я успеем поохотиться, — ревность явственно сквозила в его словах.

Оша внимательно осмотрел его с ног до головы, поднял рыбу повыше и сказал на белашкийском:

— Винн не любит мясо. Ей нравится рыба.

Чейн похолодел. Зверь в нем, монстр его сущности, скованный цепями внутри него, дёрнулся в своих путах, будто возжаждал крови. Он изо всех сил старался удержать себя в руках.

Возможно, голод и был причиной его повышенной раздражительности. Как давно он в последний раз кормился?

Винн подошла к нему, встав между ним и Ошей, и коснулась рукава его рубашки:

— Последнее время ты выглядишь бледнее обычного, — тихо проговорила она. — Здесь должна быть… дичь. Возможно, тебе следует пойти и…

Чейн отвёл глаза. Некоторое время назад она вынудила его поклясться, что он никогда больше не покормится разумным существом. До сих пор он держал своё слово, и она полагала, что он существует, кормясь кровью домашнего скота и диких животных.

Отчасти это было верно.

— А я пока приготовлю рыбу, — продолжила она. — Иди, время есть.

Она была права, хотя он чувствовал себя так, будто его прогоняют. Однако прежде чем они достигнут герцогства, он должен был набраться сил.

Путешествуя, он всегда нес две сумки: одна была его собственной, а другая принадлежала его старому компаньону и в чём-то наставнику Вельстилу Массингу, уже окончательно мертвому. Чейн довольно долго владел второй сумкой, но всегда думал о ней, как о Вельстиловой.

Не сказав больше ни слова, Чейн вытащил её из фургона и ушел в лес. Он чувствовал, что Винн смотрит на него, но не оглянулся назад.

* * *

Оша проследил, как Чейн исчезает в деревьях, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить спокойное выражение лица.

Винн провела ладонью по лбу. Когда рука опустилась, ее глаза вспыхнули гневом.

— Ты сделал это нарочно, — обвиняюще заявила она. — Ты попытался оскорбить его! — вдруг ее голос стал тише. — Это так не похоже на тебя.

Да, не похоже, но ему казалось немыслимым, что она так тепло относится к этой твари. Очевидно, она тоже изменилась.

— Куда он пошёл? — спросил Оша на родном языке. Возможно, слишком резко. — Что он делает?

— Охотится для себя, — ответила она, придерживаясь белашкийского.

Оша понял, что это не совсем правда.

Она шагнула ближе, смотря на рыбу, которую он держал:

— Николас уже спит. Я приготовлю всё, но одну придётся оставить ему, пока он не проснётся. Свою я разделю с Тенью.

Благодарный за то, что она сосредоточилась на повседневных делах, Оша кивнул. Пока она разжигала походный костер, он почистил и выпотрошил рыбину, а также подготовил «вертела» — тонкие зеленые ветки без коры. Он передал почищенную рыбину ей, и она пристроила ее над огнем, а Оша занялся остальными.

— У тебя всегда получалось ловить рыбу, — произнесла она.

Он поднял взгляд и ответил по-эльфийски:

— Это не трудно.

— Для тебя, — она смотрела в сторону фургона, но словно не видела его.

Его изогнутый лук стоял прислонённым к бортику вместе с колчаном.

— Ты стал хорошим лучником. Но этот лук не анма… — она осеклась.

Оша вернулся к чистке рыбы. Ну да, это не лук анмаглаков, который собирается из частей, до поры до времени скрытых под серо-зелёным плащом. Он больше не владел таким.

Он рассказал ей большую часть своей истории до того, как он оставил свой народ. Но он не был уверен, что это принесло ей пользу. И ничего не исправило для него.

— Почему ты уехал? — спросила она, но затем её голос дрогнул. — Почему ты прибыл сюда… вместе с Бротаном… после того, что он сделал и… По каким причинам вы втянули в это Леанальхам?

— Чего ты хочешь?! — рявкнул он, не на шутку взбешённый. — Я и так рассказал тебе о своём позоре, и, тем не менее, ты требуешь от меня большего?

Ее лицо осталось спокойным, но она немного отшатнулась:

— Да. Я хочу это знать.

Полностью разбитый, он позволил себе мысленно вернуться к той ночи, когда его судно пришло в Гайне Айджайхе.

— Когда я покинул судно и почти вышел из доков, то увидел, что Бротандуиве стоит там на песке… и ждёт меня! Именно он вынудил меня ответить на вызов, что послали хейнасы! И после всего этого он спокойно стоял и ждал меня! Но прежде чем я смог проклясть его имя, я услышал чей-то крик… Посмотрев в сторону, я увидел, как на Леанальхам нападают трое из моей касты, — он прожёг взглядом потрясенное лицо Винн. — Да, они напали на нее. Один из них схватил её и вскинул на плечо, — он покачал головой. — Они были готовы причинить боль своему сородичу, беззащитной девушке.

— Почему? — выдохнула Винн.

— Из-за Бротандуиве! В то время я этого не знал, но несколько верноподданных убили Глеаннеохкатву. В отместку греймазга попытался отнять жизнь Вельмидревнего Отче. Это заставило верноподданных впасть в безумие. Они собирались взять Леанальхам в заложники и использовать ее против Бротандуиве.

Рот Винн приоткрылся:

— Анмаглаки убили Глеанна? О, бедная Леанальхам… Почему они сделали это?

Оша остановился. Он не смог заставить себя сказать ей, что старый целитель был убит из-за тетради, что Винн послала греймазге — тетради, которую Вельмидревний Отче отчаянно хотел заполучить, поскольку полагал, что там была информация о первом шаре.

— Глеаннеохкатва был инакомыслящим, — твёрдо ответил он, вместо того, чтобы сказать ей всю правду. Он надеялся, что она прекратит допрашивать его. У него тоже были вопросы, на которые она должна была ответить.

— Так, на Леанальхам напали на берегу?

— Я пошел спасать ее, и… мне пришлось принять помощь греймазги, поскольку я не мог справиться сразу с тремя да ещё без оружия. Греймазга ранил их, прежде чем я добрался до того, что нёс Леанальхам. Как только она оказалась у меня в руках, Бротандуиве отогнал противников. Но к тому времени… всё было уже бессмысленно, — каждый шрам на теле Оши вспыхнул обжигающей болью, будто подожженный памятью, когда он поднял глаза на Винн. — Леанальхам теперь значилась как враг Вельмидревнего Отче, и тот своей ложью заклеймил её врагом всего нашего народа. И меня, после нападения на анмаглаков вместе с греймазгой, тоже.

— Так вот почему вам пришлось бежать, — прошептала Винн. — Из-за твоей касты, из-за вашего народа.

— Из-за Бротандуиве! У него была новая цель — охотиться на тех, кто выслеживает Магьер и Лиишила, и убивать их. Покидая свою родину, я присоединился к греймазге, а позже… у меня не было выбора, кроме как помогать ему, поскольку я должен был защитить Леанальхам.

Оша затих, лениво повернув рыбу на вертеле — но Винн не сжалилась над ним.

— Что произошло во время путешествия… на мою родину?

Он не смог заставить себя посмотреть на нее. Ему потребовалась почти минута, чтобы выговорить одно слово, но вскоре они полились потоком…

* * *

Оша вместе с Леанальхам следовал за Бротандуиве, который каким-то образом достал им проезд на корабле Ан’Кроан, плывущем в человеческие воды. Если бы команда знала, что натворил греймазга… но они ничего не знали. А кто из его сородичей отказал бы в помощи анмаглаку, уже не говоря о великом Бротандуиве, греймазге, мастере тьмы и безмолвия?

Его народ был благодарен анмаглакам за их службу и защиту. Поэтому команда легко поверила словам Бротандуиве. Корабль отвёз их вдоль оконечности материка на юг, во Внешний залив у Белы, столицы человеческой страны Белашкия. То плавание не было лёгким.

Оша ещё не полностью оправился от ожогов и почти всё время оставался в каюте, поскольку Леанальхам не выходила оттуда, даже чтобы поесть. Каждый раз отправляясь за едой и водой, по возвращении он видел панику в ее глазах, будто она боялась, что он может не вернуться. Кроме того он заметил, что она вздрагивает, когда он зовёт ее по имени.

Прошло немало времени, прежде чем Оша заподозрил, что это вызвано чем-то большим, чем потерей дома, Сгэйльшеллеахэ, а затем ещё и Глеаннеохкатвы, но не стал давить на нее.

Некоторых вещей от него никто не требовал — но он их делал. Так Оша заботился не только о нуждах Леанальхам, но и старался облегчить ее боль. Но все же, несмотря на это, Бротандуиве настоял на том, чтобы ему дали осмотреть «дары» Оши — как он называл их — от хейнасов и черного сейильфа.

Леанальхам с тревогой переводила взгляд с него на греймазгу, а Бротандуиве потребовал, чтобы Оша рассказал ему о произошедшем в огненной пещере.

Оша не произнёс ни слова. Тогда греймазга взял меч и покинул каюту, в которой они жили втроём. Ошу не заботило, увидит ли он когда-нибудь снова эту человеческую вещь, отрезавшую его от желанной жизни в служении своему народу.

Вернулся Бротандуиве без меча… и принёс его только через пять дней. Он протянул его Оше.

Прут рукояти теперь терялся в желтовато-коричневой, гладкой и мерцающей древесине, из какой был и этот живой корабль их народа, что сейчас вёз их, — первенеан. Ту же древесину использовали для изготовления рукоятей ножей-косторубов анмаглаков, хотя их не всегда выращивали из кораблей. В придачу рукоять была плотно обернута кожаными ремнями, чтобы рука не скользила.

— Он твой, — объявил греймазга. — Хейнасы сделали его для тебя. Ты должен научиться использовать его… хотя тут я не могу стать учителем для тебя.

Оша не хотел иметь ничего общего с этой проклятой вещью. Он касался меча, только чтобы завернуть в ткань, и тут же убирал подальше. Несколько раз он думал выбросить его за борт, но всегда останавливался, неспособный сделать это.

Как только судно достигло Белы, Бротандуиве узнал, что команда, охотящаяся на Магьер и Лиишила, уже отправилась в путь.

Потребовалось два дня, чтобы найти проезд и сесть на человеческий корабль, отплывающий на центральный континент. Оша не хотел отправляться с Бротандуиве, но одна мысль том, что Леанальхам окажется в каком-то иностранном государстве только с неверным греймазгой, была невыносима. Даже если теперь он не может заботиться о ней как о сородиче, по крови она была последней из семьи его йоина.

Он всё пытался найти другой выход, кроме как увезти её на чужой континент.

— Она не может остаться здесь, среди людей, — безапелляционно заявил Бротандуиве. — А ты не можешь вернуть ее домой. Вас обоих схватят, как изменников.

А всё из-за чего? Из-за связей с греймазгой и того, что Вельмидревний Отче хотел использовать их, чтобы добраться до него.

Поэтому они сели на человеческое судно и пересекли океан.

То плавание в окружении простирающихся до горизонта вод казалось бесконечным. Забота о Леанальхам стала Оше даже в радость, как и тот факт, что Бротандуиве часто оставлял их наедине. Это давало Оше не думать о произошедшем.

Когда они сошли в зловонном и многолюдном человеческом городе на восточном побережье центрального континента, поведение Бротандуиве изменилось. Он поселил Ошу и Леанальхам в гостинице, а сам исчез на целую ночь. Вернулся он на рассвете… с большим луком, кучей заготовок для стрел, черными вороньими перьями, множеством странных материалов и даже несколькими стальными наконечниками.

— Верноподданные отправляются на запад по суше, — сказал он. — Мы выследим их.

Ошу не заботило, как Бротандуиве выяснил это. Но он не мог отделаться от мысли, что если верноподданные охотятся на Магьер и Лиишила, они могут также охотиться на их прошлых товарищей… например, на Винн. Ведь именно она написала тетрадь, из-за которой греймазга и Вельмидревний Отче начали открытую войну.

Этот страх заставил Ошу повиноваться греймазге. Поэтому на следующий день началось другое долгое путешествие, на сей раз по суше. И Бротандуиве не оставил Ошу в покое.

Когда в конце первого дня они разбили лагерь, «держатель теней» подошёл к нему, сидящему на земле, и потребовал:

— Дай мне основу для лука.

Оша растерялся, не поняв значения слов греймазги. Поэтому молчал, и Бротандуиве прошёл к вещам Оши и начал копаться в них. Оша тут же вскочил на ноги — в его жизнь уже и так достаточно вмешались.

Греймазга выпрямился, держа в руке белый изогнутый металлический прут.

Оша уставился на него.

— Это, скорее всего, сделано для лука, наподобие тех, что носят охранники наших кораблей, — объяснил греймазга. — Я не сразу понял это.

Он сел и достал человеческий лук, который приобрел той долгой ночью в городе. Немного надавив, он приладил прут к его внутренней стороне:

— Это, конечно, не самая лучшая подгонка, но если как следует обернуть…

Бротандуиве, порывшись в своей сумке, вытащил длинную полоску тонкой черной кожи. Ею он начал обматывать прут, полностью скрывая его под кожей. Закончив, он стал закреплять прут на дуге лука.

Оша тоже сел. Не желая смотреть на действия греймазги, он отвел взгляд туда, где на своём одеяле спала Леанальхам. Он понадеялся, что ей не снится недавнее прошлое, как ему.

— Ты научишься использовать этот лук, — произнёс вдруг Бротандуиве.

— Нет, — ответил Оша.

Он не мог отбросить возложенное на него бремя, но он не станет использовать эти вещи. Он не станет покорно терять себя во имя того, чем насильно заменили отнятое.

— Это будет непривычно, — продолжил Бротандуиве, будто Оша ничего и не говорил. — Он длиннее и чуть сильнее изогнут, чем те, что используют анмаглаки. Он имеет большую дальность и поражающую силу, но натягивать тетиву будет труднее, а значит…

— Нет, — повторил Оша.

Что-то резко ударило его в грудь и правое плечо. Боль заставила всё перед глазами вспыхнуть белым, и он упал на спину. В чувство его привёл гнев.

Бротандуиве сидел, скрестив ноги, его левая рука была немного отведена в сторону. Он все еще держал ненатянутый лук, которым и ударил Ошу. Глаза греймазги, один из которых был прорезан четырьмя резкими шрамами, строго смотрели на него.

— Хватит себя жалеть! — приказал он. — Люди в городе, которые неплохо говорят на белашкийском, называли область, что мы должны пересечь не за один месяц, Изломанными Землями. Здесь водятся существа, каких ни один из нас никогда не видел. Любой торговый караван идёт через них вооруженным до зубов и с хорошей охраной. А нас всего трое.

— Тогда мы вернёмся и найдём караван!

— Я не стану тратить на это время, необходимое на отслеживание моей цели. У тебя только один выбор, здесь и сейчас.

Оша с усилием погрузил пальцы в рыхлую землю. Только дурак напал бы на греймазгу, но его это не заботило.

— Если не ради себя, — прошептал Бротандуиве, — тогда что насчёт девочки?

Не успев сделать выпад, Оша замер и глянул на свернувшуюся калачиком во сне Леанальхам.

— Когда-нибудь может наступить такой момент, когда я не смогу защитить вас обоих, — добавил греймазга. — Как ты защитишь ее? Самодурство не повод отвергать то, что тебе дали.

Оша застыл в неподвижности.

— И так как я не могу научить тебя пользоваться мечом… — греймазга резко выбросил руку вперёд.

Оша откатился в сторону, но вместо того, чтобы снова ударить его, лук упал к его ногам.

— Сделай себя полезным, — закончил Бротандуиве.

Снова Оша обнаружил, что у него нет никакого выбора. Он не мог позволить Леанальхам пострадать из-за своих невзгод или жажды крови Бротандуиве. Но внутри всё пылало от того, что греймазга управлял им, используя другого человека… как часто делал Вельмидревний Отче.

Следующие несколько дней, когда они останавливались на ночлег, он учился делать стрелы из заготовок, но собирался работать только со стальными наконечниками и вороньими перьями, которые принес Бротандуиве. Оша не притронулся к наконечникам из белого металла и пяти черным перьям, уроненным сейильфом. Пока он работал, Леанальхам внимательно наблюдала за ним. Однажды, она предложила помощь, но греймазга запретил ей, сказав, что только Оша должен отлаживать своё оружие.

Однако сам греймазга в это время часто уходил, иногда не возвращаясь до рассвета. Бротандуиве ничего не говорил об этом, но Оша знал, что греймазга следит за командой верноподданных.

Оша закончил со стальными наконечниками, но все еще не коснулся пяти от хейнасов и черных перьев сейильфа. Тогда Бротандуиве сделал из них полноценные стрелы сам, меньше чем за вечер.

— Не используй их без крайней необходимости, — проинструктировал он. — У них есть особое предназначение, и мы с тобой должны его разгадать. Но ты научишься пользоваться луком.

Оша совсем не хотел этого. При первой попытке он смог совсем немного натянуть тетиву, поскольку тот очень отличался от лука анмаглаков. Он потянулся к стреле со стальным наконечником, лежащей на земле.

— Это не лук анмаглаков, — подытожил Бротандуиве, — но ты приспособишься. А я научу тебя тому, что преподают гораздо позже… что не положено знать ученику, только нашедшему себе йоина.

Оша немного напрягся.

— Ты узнаешь то, чему Сгэйльшеллеахэ не успел научить тебя, — произнёс Бротандуиве.

Оша был в замешательстве относительно того, что это значило. Да, он рано потерял своего наставника, единственного, которого хотел, — и, возможно, единственного, кто принял бы его. Более затруднительным было то, что это новое обучение началось не со стрельбы.

Оно началось с зажженной свечи.

Сначала он подумал, что должен будет выстрелить в неё. Даже Леанальхам смотрела на эту странность, нахмурившись.

— Сядь в десяти шагах и наблюдай за пламенем, — распорядился Бротандуиве, ставя зажжённую свечу на землю. — Слушай все вокруг себя, но ни в коем случае не спускай глаз с огня.

Так Оша и делал в те вечера, когда ветер был слишком слаб, чтобы задуть свечу. Сколько часов в сумерках и на рассвете он провёл так, пока греймазга не сказал ему остановиться? И однажды утром, вместо того, чтобы чуть трепетать на лёгких порывах бриза, пламя погасло.

Дымный след быстро рассеялся в воздухе.

— Что ты слышал? — спросил греймазга.

Оша нахмурился:

— Ветер, бриз… в траве… в деревьях.

— Что ты чувствовал телом, открытой кожей на руках и лице?

— Ветер! — отрезал Оша.

— Достаточно сильный, чтобы задуть свечу?

— Как видишь, да, достаточно, чтобы… — Оша замер, уставившись на фитиль. — Нет… не достаточно.

— Как далеко от тебя свеча? Что ты слышал, но не чувствовал?

Это стало очевидным, хотя он никогда прежде не задумывался о подобном. Ветер не дует везде с одинаковой силой — даже с различием всего в десять шагов.

Прогресс обучения привел к тому, что две, потом три и наконец четыре свечи стояли перед ним. Стало труднее улавливать различия в движении воздуха. Но когда ветер бывал слишком силён для наблюдения за свечами, греймазга внёс изменение.

Бротандуиве отвёл Ошу к рощице редких деревьев по пути. Он собрал опавшие листья у ближайшего и вернулся на опушку. Кидая по листу каждые несколько шагов, он подошёл к Оше.

— Достань стрелу и прицелься в то дальнее дерево, — сказал он. — Наблюдай за листьями, пока не наступит момент, когда будешь уверен, что все они совершенно неподвижны.

Оша повиновался и попал в дерево с первой попытки. Правда, гордиться было нечем: оно стояло всего в двадцати пяти шагах.

— Теперь выжди, пока только один лист двинется с места, а затем стреляй.

Снова он попал, хотя немного отклонился от центра ствола.

Эти упражнения продолжались каждое утро, пока однажды они не расположились лагерем у нескольких высоких дубов. Ветер был слишком сильным для наблюдения за свечами, поэтому греймазга опять разложил листья, некоторые из которых тут же зашевелились и даже немного раскатились по земле.

— Отметь движения листьев за три выдоха, прицелься, а затем закрой глаза и стреляй.

Оша нахмурился — такая тренировка казалась ему нелепой — но всё сделал. И не услышал, как стрела вонзилась в дерево.

— Найди стрелу и повтори.

Оша послушно пошел на поиски. Он до сумерек пытался попасть в дерево с закрытыми глазами — но так и не попал. Схитрив, он попробовал с открытыми, и то сумел попасть далеко не сразу. Когда совсем стемнело, он вернулся в лагерь, где Леанальхам пыталась приготовить пойманную греймазгой белку.

— Почему ты промахивался… даже когда открыл глаза? — спросил Бротандуиве.

Оша оглянулся на дуб. Греймазга не мог видеть его из лагеря. Как он узнал?

— Поскольку я слушаю, — произнёс Бротандуиве, — а ты — нет. Очевидно, что ты смог попасть только с открытыми глазами. На рассвете возвращайся к упражнению со свечами. Используй лук только в сумерках. И на сей раз слушай так же внимательно, как смотришь, — греймазга немигающе уставился на Ошу. — Когда станешь целиться в отдаленную цель, у тебя не будет листьев и свечей, чтобы отметить движения воздуха вдоль пути стрелы.

Прежде чем Оша смог сказать хоть слово, Леанальхам остро выдохнула. Греймазга даже не посмотрел в ее сторону, но Оша смерил её долгим взглядом. Леанальхам, казалось, сильно устала душой.

Целых полмесяца ушло на то, чтобы попасть в дерево с сорока шагов. В то время греймазга часто исчезал на всю ночь. Однажды Оша проснулся на рассвете и обнаружил, что Леанальхам уже суетится у огня, где в маленьком горшке кипел овес.

Бротандуиве еще не вернулся.

Оша задумался о том, не нужно ли ему пойти на поиски, но он не мог оставить Леанальхам одну. Она тоже то и дело взволнованно поглядывала по сторонам, ее дыхание было учащённым. Она посмотрела на него, и тут в её глазах вспыхнула паника. А затем Оша услышал за спиной шорох листьев под ногами. Он быстро выхватил стрелу и наложил её на тетиву, оборачиваясь.

И тут же расслабился, когда из-за деревьев вышел Бротандуиве. Если бы греймазга пожелал, его бы не услышали вообще. Вдруг Оша напрягся снова и услышал позади придушенный вскрик Леанальхам.

Туника и рукава Бротандуиве были изорваны. Одна сторона его капюшона была рассечена, а серо-зелёная ткань — забрызгана темными пятнами… кровью. Ничего не говоря, греймазга снял плащ и тунику, кучей кинул их на землю и, поджав под себя ноги, устроился у огня. Он поднял взгляд на Леанальхам:

— Ты сможешь отстирать и подлатать это?

Она безмолвно кивнула, но Оша внимательно осмотрел греймазгу.

Кроме отметин на лице, на теле и руках Бротандуиве были и другие шрамы. Линия синяков проступила вдоль левой стороны его груди и на правом предплечье, но более тревожащим было то, чего там не было.

Ни одной кровоточащей раны.

Тогда Оша понял, что они догнали верноподданных… и теперь их, по крайней мере, на одного меньше.

— Они далеко? — спросил он.

— В дне пути, — ответил Бротандуиве, смотря на горшок у огня, будто его интересовало исключительно его содержимое.

Оша, моргая, смотрел на запад и не верил, что даже великий Бротандуиве успел вернуться за одну ночь.

Леанальхам присела перед кучей изорванной и запачканной одежды, но не коснулась её. Ее светло-зеленые глаза были широко раскрыты, она смотрела то на Ошу, то на греймазгу.

— А что, если они найдут…

— Нет, — отрезал Бротандуиве, выливая воду из фляги на руку, измазанную уже запёкшейся кровью. — Тело спрятано. А узнав, что один из них пропал, они не посмеют задержаться на поиски — иначе не смогут преследовать свою цель.

— Ты бросил одного из нашего… — начала Леанальхам, но быстро умолкла под пристальным взглядом греймазги.

— Он… она… кто бы ни был, все еще один из наших сородичей, — поддержал её Оша. — Как ты мог бросить одного из них, отрезая от пути к нашим предкам?

— Сейчас не время для сочувствия, — прошептал Бротандуиве, но затем почти сорвался на крик. — Или ты думаешь, что эти фанатики уделили бы тебе такое внимание?

Да, Оша так думал… или, скорее, надеялся. Если не соблюдать традиции, что останется от их народа, независимо от того, кто выиграет этот конфликт? В любом случае, Леанальхам не притронется к одежде, запятнанной кровью их убитого сородича.

Оша сам поднял её и ушел в деревья, чтобы отыскать ручей, пруд или даже лужу, лишь бы подальше от Леанальхам. Он вскоре вернулся с мокрой одеждой и развесил её на ветках ближайшего дерева.

— Ты не сделаешь ей лучше, скрывая правду, — сказал Бротандуиве, лежа на спине у еле тлеющих угольков костра. — Ее невинность и твоё отрицание… опасно для вас обоих.

Оша проигнорировал его слова, но потом полночи сидел, наблюдая за беспокойным сном Леанальхам.

Утром его обучение изменилось снова.

— Используй стрелу с наконечником хейнасов, — приказал греймазга. — Посмотрим, может её тайна раскроется.

— Нет.

— Сделай, как я говорю!

К своему стыду Оша не смог противиться. Всю ночь он думал о Леанальхам, а затем волновался из-за верноподданных, что все еще шли где-то впереди. Было нетрудно представить, что они сделают, как только прибудут на западное побережье. Где-то в городе Колм-Ситт было одно известное место, а в нём — человек, который отправил ту злосчастную тетрадь.

Винн Хигеорт будет легко найти в ее Гильдии Хранителей и сделать отправной точкой в охоте на Магьер, Лиишила и неправедного маджай-хи по имени Малец.

Оша вытянул из колчана стрелу с наконечником из белого металла и наложил её на тетиву. Не выждав и одного удара сердца, спустил её. Стрела исчезла среди деревьев.

— Найди её, — приказал Бротандуиве. — И продолжай.

Оша уронил лук с колчаном на землю и пошёл на поиски… так продолжалось снова и снова. Время шло, а он попал в дерево только три раза. В последний раз греймазга вскинул руку, останавливая его, прошел к дереву и немигающе уставиться на торчащую из ствола стрелу. Когда он вернулся, крутя её в руках, он хмурился всё сильнее и сильнее.

Казалось, в стрелах с наконечниками из белого металла нет ничего особенного.

Оша снова промахнулся. Стрела отскочила от ствола и затерялась в траве.

— Пора в путь, — протяжно вздохнув, произнес Бротандуиве. — Найди стрелу, собирай оружие и пойдём в лагерь.

Полностью вымотанный, Оша поднял с земли колчан и с луком в руке зашагал к дереву, чтобы прикинуть траекторию потерявшейся стрелы. Перебросив колчан через плечо, он на ходу вскинул лук, собираясь снять тетиву.

Внезапно лук в его пальцах отклонился вправо, будто что-то потянуло его на себя.

Осмотрев зарубок на коре, он замер у дерева и глянул на лук, подумав, что тот каким-то образом погнулся. Возможно, он не был таким же гибким и крепким, как лук анмаглаков. Но не увидел никакой поломки.

— В чём дело? — окликнул его Бротандуиве.

— Ни в чём, — Оша повернулся к стволу, чтобы снова осмотреть зарубку от последнего выстрела.

Лук в его расслабленных пальцах резко наклонился вправо. Кроме того дуга под кожаной оберткой нагрелась. В его уме вспыхнуло воспоминание о нападении Пылающих.

Оша выронил лук и торопливо отступил.

— Что?

Он вздрогнул от требовательного голоса греймазги, показавшегося слишком громким, — Бротандуиве, как оказалось, теперь стоял совсем рядом.

— Он… пошевелился, — прошептал Оша. — Потеплел… а затем пошевелился.

— Подними его.

Оша не двинулся с места, и Бротандуиве рявкнул:

— Сейчас же!

Он неохотно послушался. Ничего не произошло, пока лук не оказался в вертикальном положении. Тогда он снова почувствовал тепло. Прежде чем он смог отбросить его в сторону, рука греймазги сжалась на его ладони, стискивающей дугу лука.

— Они не дали бы тебе что-то опасное и бесполезное.

Оша не был так в этом уверен, но дуга лука лишь немного нагрелась.

— Теперь повернись вокруг своей оси и держи его прямо.

Он сделал так, как сказал ему греймазга, и почувствовал, что лук пытается отклониться вправо. Когда он повернулся в указанную сторону, давление уменьшилось.

— Позволь ему вести тебя… следуй за ним.

Он послушно повернулся и пошёл, пока не почувствовал, что давление лука исчезло. Оша был почти в середине ежевичных кущ. Греймазга продирался сквозь колючие лозы позади.

Там, среди ежевичных листьев, лежала потерянная стрела.

Бротандуиве поднял её и осмотрел наконечник из белого металла:

— Что ж, частично это всё же полезно: так ты не потеряешь один дар, пока учишься использовать другой.

Оша не видел этому реального применения. Почему Пылающие отдали такую вещь ему… вещь, которая так явно не принадлежала анмаглакам?

Последующие дни были очень похожи один на другой. По мере продвижения к скалистым, бесплодным горам на севере Оша не увидел ничего примечательного. Чего бы люди так ни боялись в этих так называемых Изломанных Землях, оно пока не проявило себя.

Он проводил время в упражнениях с луком и заботе о Леанальхам, о которой всю ее жизнь беспокоились лишь Глеаннеохкатва и Сгэйльшеллеахэ. Несмотря на то, что его с позором изгнали из анмаглаков, он будет защищать ее, как защищали они.

Он всё чаще замечал, как она вздрагивает, когда он называл её по имени, но остался полным решимости не спрашивать ее об этом, пока она сама не захочет рассказать.

Однажды вечером он вернулся в лагерь после тренировки и обнаружил, что греймазга сидит на земле напротив Леанальхам. Бротандуиве близко наклонился к ней, а девушка, закрыв лицо ладонями, плакала.

— Что ты сделал? — закричал Оша, подбегая к греймазге.

Бротандуиве проигнорировал его, а Леанальхам отвернулась от них. Греймазга встал на колени, взял девушку за плечи и, мягко уложив на одеяло, укрыл сверху другим. Но когда он встал, Оша заступил ему дорогу.

— Ответь мне! — потребовал он.

Бротандуиве смерил его долгим взглядом, а затем заявил:

— Всего лишь выслушал её. И ты не вправе спрашивать, почему она решила рассказать это мне, а не тебе.

Прошёл ещё месяц, прежде чем Оша увидел вдали Колм-Ситт, хотя до тех пор, пока они поздней ночью не вошли в него, не был уверен, что это именно нужный им город. Весь этот месяц он заботился о Леанальхам и всё ждал, что она скажет хоть что-то о ночи, когда он нашел ее плачущей перед греймазгой. Но она не проронила ни слова.

Также каждое утро он упражнялся.

Оша, имя которого означало «Порыв ветерка», пускал стрелу за стрелой сквозь ветер, пока не перестал промахиваться.

* * *

Когда Оша закончил рассказ, Винн овладело что-то вроде чувства потери. Она не знала, что и сказать по поводу того, что произошло между ним и Бротаном. Но всё же…

— В Колм-Ситте ты позволил Леанальхам уйти с Бротаном. Если ты защищал ее, то почему оставил с ним?

Это была ошибка, но она слишком поздно поняла это.

Оша выглядел потрясённым:

— Я оставил ее не с Бротандуиве! Я оставил ее с Лиишилом, Магьер и Мальцом… а Магьер поклялась Сгэйльшеллеахэ, что защитит Леанальхам. Я же должен защищать тебя… от того, что начали греймазга с Вельмидревним Отче. Даже если Бротандуиве достигнет цели и перебьет всех анмаглаков, это не остановит Вельмидревнего Отче.

— Прости, — прошептала она, опуская взгляд. — Это был глупый вопрос. Мне трудно понять, через что ты был вынужден пройти… и что так изменило тебя.

— Тогда вместо вопросов, не лучше ли ответить тем же?

Она вскинула голову и обнаружила, что он внимательно наблюдает за ней.

— Расскажи мне, что произошло в твоей жизни с тех пор, так как мы расстались, — попросил он. — Мне кажется, я не единственный, кто страдал.

Это был уже не первый раз, когда он буквально ошеломил ее, вторгаясь в её мир. Никто никогда не спрашивал ее об этом — хотя Чейн и так всё знал. Он был вместе с ней, когда она раскрыла правду, что существует далеко не один шар.

— Чего тебе стоило найти шар Земли? — снова спросил Оша. — По тебе видно, что за него пришлось… дорого заплатить.

Винн почувствовала себя неуютно под его пристальным взглядом:

— Даже не знаю, откуда начать.

— С того дня, когда мы расстались в порту Белы.

Упоминание об их расставании заставило ее покраснеть. Чтобы скрыть неловкость, она протянула руку и перевернула рыбу, вспомнив о ночах, что они провели у огня в прошлом.

* * *

В лесу Чейн выследил молодого оленя с тонкими, ещё не успевшими разветвиться рогами.

Он сбил его с ног, коленом прижал его шею к земле и с силой ударил по задней части головы. Животное обмякло на влажных листьях, хотя все еще было живо, как он и хотел. Тогда он вернулся туда, где перед охотой оставил сумку Вельстила. Принеся её к бесчувственному оленю, он вытащил оттуда декоративную коробочку из ореха и открыл её.

Внутри были три железных прута длиной с предплечье с петлями на концах, медная чаша, отличающаяся от чайной чашки лишь странными гравюрами и отсутствием ручки, и белая керамическая бутыль с обсидиановой пробкой. Все это лежало на подложке из бордового бархата. Каждый раз, когда он совершал этот своего рода ритуал, в голове слышался голос Вельстила: «Действие жизненной силы, которую мы поглощаем, можно продлить».

Вельстил использовал чашу, чтобы кормиться людьми, и Чейн, верный данному Винн обещанию, взял это на вооружение. Он переплел железные пруты в треногу, поставил на неё медную чашу и взял белую бутыль с драгоценным содержимым — трижды очищенной водой. Вытащив пробку, он до половины наполнил чашу, вспоминая расчетливое объяснение Вельстила: «Кормиться кровью — это расточительство. Не кровь для нас важна, а потеря жизненной силы, вызываемая кровотечением».

Чейн глянул на оленя.

Одна только мысль о том, что придётся кормиться из чаши, вызывала у него отвращение, не говоря уже об использовании крови животного. Но чтобы продолжить защищать Винн, ему была необходима жизнь, а рискнуть покормиться человеком он не мог: она может услышать о пропавшем без вести или вовсе — о трупе.

Чейн достал из своей сумки кинжал и сделал небольшой надрез на плече оленя. Как только на конце лезвия собралась алая бусинка крови, он осторожно наклонил полоску стали над чашей.

Одна-единственная капля упала в воду. Растворяясь, кровь завихрилась под водной поверхностью.

Он начал петь, концентрируясь на природной сути чаши. Закончив, он уставился на воду, ожидая изменений.

Сначала ничего не происходило.

Олень вдруг низко застонал. Это был его последний выдох, сбегающий из легких, поскольку он начал ссыхаться и съёживаться. Его закрытые веки ввалились внутрь, а кости на морде проступили под иссушённой кожей. Через несколько секунд перед Чейном лежала лишь высушенная, пустая оболочка, от которой даже не исходило остаточное тепло, как от только что умершего.

Чейн перевёл взгляд на чашу.

Жидкости в ней прибавилось, она теперь доходила до самых краев и была настолько темно-красной, что казалась почти черной. Как всегда, он чувствовал одновременно и облегчение, и отвращение, поскольку знал, что ждало при питье. В первый раз Вельстил коротко предупредил его: «Держись».

Чейн одним глотком выпил половину чаши. На мгновение его замутило от привкуса земли, металла и жгучей солёности.

Через секунду он зажал рот рукой и рухнул навзничь.

Его тело словно горело в огне.

Пылающая волна концентрированной жизни прокатилась через его мертвую плоть и, словно прибой о прибрежные камни, ударила в голову. Стиснув челюсти и крепко зажмурившись, он корчился на земле, пока эти ощущения не утихли.

Покормившись так, он сможет половину месяца, а то и больше, обойтись без пищи.

Он медленно приподнялся на локтях и сел, уставившись на высушенную оболочку — всё, что осталось от молодого оленя. Он ждал, пока не пройдёт его ложная лихорадка. Потом вынул из сумки маленькую бутылку, перелил оставшуюся жидкость из чаши, закупорил её и с осторожностью собрал оборудование.

Сильный и сытый, полностью контролирующий свои чувства, он вернулся в лагерь, оставив оленя там, где тот лежал. Он почуял запах жареной рыбы задолго до того, как приблизился к своим спутникам.

До рассвета оставалось недолго.

Однако когда походный костерок показался из-за деревьев, он увидел только Винн и Ошу, сидящих у огня и тихо разговаривающих. Николас и Тень, должно быть, спали в палатках.

Чейн намеренно наступил на сухую ветку.

Раздался резкий хруст, и Винн оглянулась назад:

— Чейн, ты…

— Я в порядке.

Он вышел из-под навеса ветвей, и Винн повернулась к нему спиной, чтобы посмотреть на Ошу. Эльф просто глядел в огонь. И когда Чейн проходил мимо, он не мог не заметить разочарование на лице Винн, будто он прервал что-то, что она хотела продолжить.