Как выяснилось, он оказался прав. Я не нашла ни того волка, ни какого-либо другого.

Ночью лес был странно пустым. Я списала это на яркость луны и свою не особо изящную манеру с треском продираться сквозь кусты.

Но позже я задумалась.

Черт, да я о многом задумалась.

Например, кем был тот обнаженный мужчина? Он узнал мое имя, но свое так и не назвал. А у меня как-то не было возможности спросить.

Я покинула поляну, чтобы еще раз осмотреть местность в поисках следов зверя, а когда оглянулась назад, незнакомец исчез так же внезапно, как появился. Я разумно предположила, что он скрылся в доме — поступив грубо, поскольку не попрощался — тем не менее, я не слышала скрипа досок крыльца или щелчка двери.

Я двинулась дальше, но так ничего и не добившись, к восходу солнца вернулась на место происшествия. Кто-то эвакуировал огромный внедорожник мисс Ларсон, оставив на дороге стекло, раздробленную пластмассу и кровь. Потрясающе!

Я связалась по рации с Зи.

— Черт бы тебя побрал, девчонка! Где ты была? Я уже собиралась высылать подмогу.

— Я в порядке. Разве Брэд не сказал тебе, где я?

— Где-то в лесу, одна, посреди ночи. Ты с ума сошла?

— У меня была с собой пушка.

— Однажды, Джесси, ты встретишь того, кто умнее и злее тебя.

— Однажды, — согласилась я.

— Полагаю, ты не нашла то, что искала.

В моем сознании вспыхнуло лицо незнакомца. И не только оно. Я нашла кое-что получше, но не собиралась посвящать в это Зи. Как она говорила любому, кто соглашался слушать, она стара, а не мертва.

Зи захочет узнать больше подробностей о лесном жителе, чем я могла ей спокойно рассказать.

— Волк исчез, — ответила я. — Почему место происшествия не оцепили, как я просила?

— Тут случился небольшой переполох. Домашнее насилие, драка в баре.

— Как обычно.

— Чертовски верно. У меня здесь все были заняты спасением собственных задниц. В любом случае, какая разница? Тебе ведь испортили не какое-то важное место преступления. Произошел несчастный случай, все просто и ясно.

Я давно узнала, что ничто не бывает простым и ясным. Мой взгляд метнулся к осколкам и следам колес. Даже в этом случае.

— Ты говорила с Брэдом о жертве? — спросила я.

— Да, он оставался с ней, пока она не уехала, но…

— Уехала?

— Не нужно кричать.

— Как она могла уехать? Ее укусил дикий зверь. Ей нужны уколы от бешенства.

— Только если она на них согласится. А она не стала.

— Почему?

— В клинике не было сыворотки. Они могли получить ее из Клируотера, но на это потребовалось бы несколько часов. Она отказалась.

— Бессмыслица какая-то!

— А с каких это пор все должно иметь смысл?

Зи была права. Я попыталась вызвать Брэда по рации, но ответа не получила. Поэтому набрала номер его сотового, но он не взял трубку. Взглянув на часы, я поняла, что десять минут назад заступила новая смена. А Брэда медлительным не назовешь. Если бы я выразила свое мнение об этом вслух, у Зи появился бы повод для гордости.

Солнце уже взошло, и я устала. Третья рабочая смена без отдыха сделала меня своего рода вампиром: неспособной спать, когда это делали все остальные, и неспособной бодрствовать, когда весь мир оживал.

Но, несмотря на усталость и тот факт, что сверхурочные часы не оплачивались, я поклялась выловить Брэда позже и выяснить, что он узнал от мисс Ларсон. А прямо сейчас съезжу-ка я в клинику побеседовать с доктором. Посмотреть, смогу ли найти там мисс Ларсон и поговорить с ней — если у той изо рта еще не повалила пена.

Но сначала… Я перевела взгляд от своей полицейской машины к стеклу и кускам пластмассы, все еще устилающим тротуар. Сначала мне нужно было прибраться здесь.

Я нарисовала схему ДТП, измерила длину тормозного пути, после чего смела вещественные доказательства аварии в прозрачный мешок и понесла свою награду к обочине дороги. Держа пакет вертикально, я потрясла им. Что-то привлекло мое внимание.

Я засунула руку внутрь и достала тонкую полоску из сыромятной кожи. Я видела, как мужчины, иногда девушки-подростки, носят такие на шее. Если на полоске болтался драгоценный камень или кулон, то он мог быть где угодно.

Я снова потрясла мешок, но больше ничего необычного не увидела.

Поэтому прошла по разделительной полосе и в нескольких футах впереди того места, где внедорожник затормозил, нашла искомое. Наклонившись, я подобрала вырезанную из оникса фигурку волка, которую оджибве называли тотемом. Когда я взглянула на него, очертания фигурки дернулись и задвигались. По потной спине пробежал озноб, заставив меня вздрогнуть. Я тряхнула головой. На мгновение волчья морда стала почти человеческим лицом. Мне определенно нужно немного поспать.

Лежал ли этот тотем здесь прошлой ночью? Или несколько недель, возможно, месяцев? Что он означал? Кому принадлежал? И вообще имел ли какое-то значение?

Я пожала плечами и бросила улику в пакет. Вопросов и так было достаточно, чтобы не дать мне скучать большую часть утра. Все остальное могло подождать до вечера.

Посещение клиники Минивы оказалось не очень продуктивным. Дежурный врач был молодым, серьезным и таким же усталым, как и я. Он находился на дежурстве уже сорок восемь часов. Я была рада, что меня не привезли истекающей кровью в сорок седьмой час его работы.

— Я очистил рану, хотя полицейский, который привез жертву, сам прилично справился с этим.

Я отметила про себя, что Брэд не хлопал ушами на лекциях по оказанию первой медицинской помощи. Хороший мальчик.

Доктор приложил ладонь ко лбу и закрыл глаза. Когда он покачнулся, я схватила его за руку, боясь, что парень рухнет на пол лицом вниз.

— Док! Эй, вы в порядке?

— Извините. Это была долгая ночь… или три.

Я сочувственно зацокала языком. Принятое в медицинском сообществе доведение врачей до физических, эмоциональных и умственных пределов было выше моего понимания. Разве они считали, что доктора, которые вынесли такую тренировку, потом смогут справиться с чем угодно? Возможно.

— Мисс Ларсон, — напомнила я ему.

— О да. Я лечил ее как от обычного собачьего укуса. Четыре шва, антибиотик. Один из легких.

— Почему она ушла?

— Торопилась на работу.

— Она нейрохирург?

На его бледном лице вспыхнуло замешательство.

— Прошу прощения?

— Ее работа не могла подождать? Что, если волк был бешеным?

— Подобная вероятность очень низка, детектив. Страдающие бешенством животные более склонны нападать на летучих мышей или грызунов — мышей, белок, — он замолчал, мгновение подумал, а затем продолжил: — Или бездомных котов. Мерзость. Если вас кусает бродячий кот, то вам определенно нужны уколы от бешенства.

В мои планы не входило быть укушенной каким-либо бездомным котом, поскольку скорее в Майами выпадет снег, чем я прикоснусь хоть к одному. Однако информация всегда приветствуется.

Доктор покачал головой.

— Маловероятно, что волк является переносчиком бешенства.

— Это не значит, что она вне подозрений.

— Нет. Но у нее есть право отказаться от лечения.

— А если она начнет кусать кого-то из коллег, у нее есть право подать на вас в суд?

Он вздрогнул, услышав про суд — профессиональный фактор, я уверена.

— Вы вцепились в это прямо как собака в кость.

Собака? В кость?

Я ждала, что он хихикнет, но доктор либо слишком устал, чтобы оценить собственную шутку, либо вовсе не обладал чувством юмора. А возможно, и то, и другое.

— Я люблю все раскладывать по полочкам, — продолжила я. — Можете называть меня дотошной. Все так и делают.

Его губы даже не дернулись. Определенно, нет чувства юмора.

— Вы можете поехать за ней. — Он черканул в блокноте. — Вот ее адрес и место работы.

Дом Карен Ларсон находился недалеко от сто девяносто девятого шоссе.

Ха. Ее огромная машина словно кричала — «туристка». А выбраться из автомобиля, чтобы осмотреть раненого волка, могла только идиотка. Если Карен Ларсон и не была временной жительницей, то, по крайней мере, переехала совсем недавно. До тех пор, пока люди не переживали здесь зиму, они всегда думали, что им необходимы огромные шины, чтобы переезжать огромные сугробы.

Ее адрес объяснял, почему она оказалась на шоссе. Однако не объяснял, почему она ехала домой в одиночестве в три часа ночи буднего дня. Может, я и любопытна, но всегда цеплялась к подобным тонкостям.

Вероятно, именно поэтому я и стала копом, тем самым получив официальное разрешение совать нос в чужие дела.

Я снова взглянула на каракули доктора. Мисс Ларсон преподавала в Тритопской начальной школе.

Хотя в некоторых школах учебный год заканчивался перед выходными в честь Дня памяти, в других, подобных нашим, занятия продолжались почти весь июнь. Это было непосредственным результатом блестящей идеи законодателей штата, что учеба в школах должна начинаться после Дня труда, дабы из туристического сезона извлекалась максимальная выгода. Казалось, никто из них никогда не понимал, что это лишь отрезает несколько недель с другого конца лета.

Раз мисс Ларсон чертовски сильно волновалась по поводу работы — я взглянула на часы — сейчас она должна уже быть там. И я тоже поехала в ту сторону.

Мое решение оказалось логичным. Когда я добралась до Тритопской начальной школы, повсюду были слышны крики.

Я стала первым полицейским, прибывшим на место происшествия. Вероятно, потому что всех больше интересовало выбраться из здания, чем набрать 911, хотя звучащие вдалеке сирены дали мне понять, что кто-то все же позвонил в службу спасения.

Я была не на службе, но какая к черту разница? Люди бежали, дети кричали. Назовите меня глупой, но коп в такой ситуации необходим.

Я припарковала полицейскую машину у обочины, сообщила по рации свое местоположение, после чего вышла и стала пробираться сквозь людской поток, покидающий здание. Оказавшись внутри, я поискала кого-нибудь главного. Но раз никто не вызвался помочь, схватила за руку ближайшего взрослого. От моего прикосновения женщина вскрикнула, из-за чего несколько детей вокруг нее разразились слезами.

Их поведение встревожило меня. Неужели кошмар пальбы в школах достиг северных лесов? Пусть я не слышала ни одного выстрела — это вовсе не значило, что их не было.

— Что случилось? — не очень любезно спросила я.

— Я… я не знаю. Там. — Она указала свободной рукой туда, откуда пришла. — Визг. Плач. Крик. Они сказали спокойно покинуть здание. Но затем все побежали.

А это нехорошо. Типично, но не хорошо.

Я отпустила ее, и она проводила нескольких оставшихся детей на площадку.

В школе стало устрашающе тихо. Мне, вероятно, следовало подождать подкрепления, но если здесь находился вооруженный преступник, я не планировала позволить маленькому ублюдку причинить больше вреда, чем он уже натворил.

Честно говоря, если бы каждый ребенок, которого когда-либо дразнили или над которым издевались, хватался за оружие, никто из нас не пережил бы школьные годы. Что же творится в мире, раз дети поверили, что решать проблемы с помощью пистолета — это нормально? Но опять же, кто я такая, чтобы бросаться камнями?

Я вытащила служебный револьвер и зашагала по пустынному коридору. Я не слышала стрельбы, и крики внезапно стихли, что затрудняло поиски источника проблемы. Я бы и не нашла его, если бы не слабый, почти неуловимый стон, донесшийся из кабинета впереди слева от меня.

Табличка на стене у двери гласила: «Мисс Ларсон. Третий класс».

— Дерьмо, — пробормотала я. — Я была права.

По идее, я должна была обрадоваться, поняв, что стрельбой в школе и не пахло. Но то, что я обнаружила, открыв дверь класса, вызвало у меня тошноту.

Карен Ларсон была плоха. Сказочная аура принцессы исчезла, как и ореол хрупкости. Ее волосы спадали на лицо слипшимися от пота прядями, частично прикрывая глаза. А жаль, что не полностью. Поскольку ее глаза напомнили мне о человеке, против которого я однажды давала показания в суде по делу о невменяемости. Он отправился в психушку до конца своих дней. Но больше внешнего вида Карен Ларсон меня беспокоил маленький мальчик в ее руках.

Ему было лет восемь, и он никоим образом не казался маленьким. Однако мисс Ларсон удерживала его в воздухе одной рукой. Его кроссовки «Найк» висели в футе от пола.

Тело ученика было вялым, хотя я видела, как его грудь равномерно поднимается и опускается.

Он был без сознания. Хорошо. Судя по виду мисс Ларсон, впереди неприятности.

— Отпустите его, — я не кричала, но и не шептала. Спокойный уверенный голос в большинстве случаев помогал лучше всего. Мисс Ларсон подняла глаза. В уголках ее рта пузырилась розовая пена. Не очень приятное зрелище.

Краем глаза я заметила рядом другое тело. Более крупное. Не ребенка, а мужчины. Возможно, вахтера или директора. Он не шевелился, даже не дышал, и повсюду была разбрызгана кровь. Теперь я поняла, почему пена у рта мисс Ларсон была розовой. Фу!

Я взвела пистолет. Время милых игр прошло.

— Отпустите его! — мой голос звучал громче и менее спокойно, чем раньше. — Давайте, Карен.

Она задрала голову как собака, уловившая свое имя в беспорядочной путанице человеческих слов.

Я вздрогнула. Это просто слишком странно.

Однако все стало совсем нелепым, когда она зарычала на меня. Серьезно. Так и было. Изо рта мисс Ларсон вылетали хлопья пены, а ее зубы были выпачканы кровью.

Я осторожно двинулась вперед, и она, резко притянув к себе вялое тело мальчика, зарычала, провела носом по волосам и лизнула его шею. Я не уверена в том, что произошло дальше.

Даже сегодня я поклялась бы, что она явно улыбнулась мне. Как если бы с ней было все в порядке, а все это — ошибка. И я также поклялась бы, хотя и не вслух, что в следующий миг ее лицо превратилось в злобную маску; дух зверя обитал в ее глазах.

Она подняла голову и отклонилась, словно собиралась вырвать горло пленника, но в этот миг в помещении прогремел выстрел.

Я никогда не смогу доказать, вообразила ли я себе перемены в Карен Ларсон или они произошли на самом деле, поскольку ее голова дернулась назад, когда пуля разнесла ей мозги.

Слава богу, ребенок находился без сознания. Учитывая все это месиво, мне тоже хотелось бы быть без чувств.