Я хотела спросить, что сказал Эдвард. Надеюсь, он едет сюда не затем, чтобы меня застрелить. Если мне суждено умереть, то лучше от руки Джесси. Эдвард в последнее время казался таким хрупким. И от моей смерти ему легче не станет. Безусловно, его добьет, если придется меня убрать.

Я хотела спросить, но моему желанию не суждено было сбыться. Едва мы расселись, чтобы составить какой-нибудь план, в комнате стало темно и прохладно. Несмотря на закрытые окна и двери, я слышала шелест деревьев, чуяла запах листвы и хвои.

Хотелось есть. Я умирала от голода. Живот заурчал, а может быть, звук донесся изо рта. Точно не знаю. Было необходимо унять этот голод, пока он меня не поглотил. Где-то на краю сознания притаилось безумие. Еда. Кровь. Мясо.

Я смутно осознала, что соскользнула с кушетки на пол. Дэмьен был рядом и тут же поднял меня и отнес на кровать. Я потянулась к его шее, но от него пахло волком, а не человеком. Тогда я почуяла, что где-то поблизости есть свежая плоть. Взгляд сосредоточился на Джесси.

— И думать не смей, — прищурилась она.

Но я думала. Голод внутри меня жил, дышал и жаждал утоления. Я почти не сомневалась, что он вырвется и поглотит любого, кто окажется рядом. Прижав руки к животу, я застонала. Но звук, слетевший с моих губ, был чем-то совсем иным.

Теперь до меня дошло, как голод порой сводит нормальных людей с ума. Я и сама слегка обезумела. Тело пронзило жаром, словно пламя прокатилось по коже. Она горела, скальп покалывало, и темнота поглотила разум.

Я проснулась в лесу — нагая, одинокая, вся перепачканная кровью. Голод ушел, а живот округлился. На востоке занимался рассвет. Я не знала, где нахожусь. Не помнила ничего из того, что делала.

И меня это совсем не заботило.

Что весьма удивительно. Все указывало на то, что я убила и съела своих друзей, а может быть, даже возлюбленного, хотя вряд ли Дэмьен стоял и покорно ждал, пока я отведаю его плоти. В буквальном смысле этого слова.

Но сейчас, когда голод утих, меня волновало лишь то, чтобы к его возвращению не было недостатка в людях, на которых можно охотиться.

Я побежала через лес, ощущая, как ветер ласкает кожу и треплет волосы. Я наслаждалась, чувствуя почву под ногами. Прыгнув в реку, смыла всю кровь, а затем улеглась на солнышке и позволила струйкам воды стекать на землю. Обсохнув под теплыми лучами, я погрузилась в сон.

А снова проснувшись, ощутила, что кто-то тесно прижимается ко мне со спины. Обернулась и увидела Гектора — голого, как и я, и возбужденного. Он поцеловал меня, и тут мы оба обратились.

Я резко села в кровати. Вернее попыталась сесть. Меня связали. Опять.

Вся потная, я тряслась и кричала, но окружавший меня лес исчез. Вероятно, его никогда и не было.

— Что случилось?

Откинувшись на подушку, я повернула голову. Джесси сидела в кресле.

— Убей меня, — прохрипела я. — Обещай.

— Я уже обещала.

Я закрыла глаза.

— Это ужасно, Джесси. Не хочу быть такой.

— Знаю.

Мы погрузились в молчание. Я зажмурилась и не открывала глаза до тех пор, пока не перестала видеть себя в лесу вместе с Гектором, не перестала пробовать на вкус... нечто страшное, не перестала слышать крики, которые на самом деле не раздавались. По крайней мере, пока что.

— Где парни? — спросила я.

— Ушли.

— Что? — Я снова попыталась сесть. Веревки впились в уже натертые запястья и лодыжки. — Ты не должна была разрешать им идти за Гектором. Он съест...

Я запнулась. «Съест их живьем» — это, когда-то иносказательное, выражение теперь обрело прямой смысл.

— Они не охотятся. Поехали встречать Элизу и Манденауэра.

— Но им нельзя оставаться одним.

— Кто-то должен был поехать, и я подумала, что будет лучше, если с тобой останусь я.

Нет нужды объяснять почему. Дэмьен не стал бы меня убивать. А Уилл, скорее всего, не смог бы.

Я не хотела засыпать, но вирус ослабил мой организм. Жар заставлял метаться в постели. Изменения причиняли страдания. Спина горела — что, впрочем, было не в новинку. Но с костями творилось что-то неладное: они трещали, хрустели, смещались. Глаза болели. Нос щекотало. Зубы, казалось, не помещались во рту.

Я провалилась обратно в пустоту — туда, где меня ждал Гектор. Мои мечты, фантазии — или как этот бред еще можно назвать — по большей части не изменились. Кровь. Смерть. И немного секса в коленно-локтевой позе.

Меня разбудил серебристый свет, струившийся сквозь окно и падавший на кровать. Луна подарила прохладу. Она сняла жар, успокоила частый стук сердца, позвала меня встать и кружиться в танце под ее призрачным сиянием, голой и наполненной жизнью.

С террасы доносились тихие голоса. Я навострила уши. Слух улавливал каждое слово.

— Это может ее убить. — Я узнала голос Элизы Хановер. — Сыворотка еще не опробована.

Я никогда не видела эту женщину, только общалась с ней по телефону. И сейчас не могла ее разглядеть, разве что стройный силуэт среди скопления других теней на террасе.

— Вот как раз и опробуем.

Узнаю Эдварда — привычно спокойного и сдержанного в любой ситуации.

— Шанс на спасение ничтожен. Я не позволю вам ее убить, — настойчиво возразил Дэмьен.

— Не тебе судить.

— Мне судить! — вмешалась я.

Все резко замолчали, а затем гуськом вошли в комнату.

— Вся банда в сборе, — пробормотала я.

Джесси, Уилл, Эдвард, Элиза и Дэмьен остановились у двери, словно боялись приблизиться ко мне. Не хотелось знать, почему.

Элиза первая сделала шаг, процокав по деревянному полу шпильками туфель нежного фарфорового оттенка. На ней были тонкие чулки и костюм цвета морской волны.

Она могла бы стать моделью: высокая, хрупкая, с платиновыми волосами, должно быть, длинными, что можно было бы проверить, распусти Элиза тугой пучок на затылке. Цвет ее кожи сочетался с цветом туфель. Глаза — темно-голубые, почти фиалковые. На лице — ни единого изъяна. И, кроме того, докторская степень. Все-таки жизнь несправедливая штука.

— Я создала сыворотку, — сказала она.

Ее голос был так же хорош, как и вся она в целом: низкий, хрипловатый, чересчур сексуальный для ученой дамы. Мужчины в комнате, кроме Эдварда, уставились на нее, разинув рты.

— Тем не менее я не знаю, как она действует.

— Это я уже слышала.

Собравшиеся переглянулись. Если я способна расслышать тихий шепот на террасе, значит превращение уже началось.

За спиной у Элизы Джесси скорчила гримасу и закатила глаза. Доктор Хановер была неописуемо идеальна. Нам придется ее ненавидеть. Это дело чести.

— Выбор за тобой, Ли.

Я перевела взгляд на Эдварда. Он выглядел постаревшим, печальным и очень усталым. Интересно, чем он занимался в отъезде? Но времени на расспросы не осталось.

Тело изогнулось. Позвоночник, казалось, разломился надвое. Я открыла рот, чтобы закричать, но вместо этого завыла. Когда боль утихла, а эхо завывания смолкло, я посмотрела на окружавших меня людей и обнаружила, что все они сосредоточенно изучают потолок. За исключением Дэмьена. Он качал головой.

Глядя ему в глаза, я сказала:

— Сделайте это, доктор.

— Подождите! — воскликнул Дэмьен.

— Нет.

— Дайте мне поговорить с ней перед...

— Дэмьен, — прервала я. — Я знаю, что ты хочешь сказать.

Он любит меня, и я тоже его люблю. Но я не собиралась признаваться в своих чувствах. Иначе он будет еще сильнее страдать, если мне суждено умереть. Я не собиралась никому рассказывать о его сущности, пусть даже это идет вразрез со всеми клятвами и обетами, что я когда-то дала. Я не смогла бы приговорить Дэмьена к смерти, пусть даже сам он был не прочь умереть.

— Ничего ты не знаешь, — опять заговорил Дэмьен. — Выйдите все.

— Минуточку, молодой человек... — начал было Эдвард.

— Убирайтесь! — завопил Дэмьен.

Эдвард прищурился, но Джесси взяла его за руку, а Уилл сжал ладонь Элизы.

— Одна минута, — сказала Джесси. — И ни секундой больше.

Дверь закрылась, Дэмьен подскочил ко мне и принялся распутывать веревочные узлы.

— Что ты делаешь?

— Давай уберемся отсюда.

— Что? Нет! Ты спятил?

Он отпустил веревку, взял мое лицо в ладони и поцеловал. Я едва почувствовала его вкус, как он отстранился и пристально посмотрел мне в глаза.

— Бежим со мной. Станешь моей парой. В моем сердце ты давно заняла это место.

— Мы не сможем скрываться вечно.

— Я полвека скрываюсь.

Это верно, но я не могу всю жизнь провести в бегах. Даже ради него.

— Дэмьен...

— Мы будем вместе. — В его голосе звучала мольба. — Ты станешь такой же, как я.

— Нет, не стану. Я буду злобной тварью.

— Мне плевать.

— Конечно же, нет. Как и мне.

Дэмьен отпустил меня и пробежал пятерней по своим и без того взъерошенным волосам.

— Я помню, что на первых порах голод очень силен, но потом тебе станет легче.

— Лишь потому, что я забуду, каково это — быть человеком.

Он ничего не ответил, поскольку знал, что я права.

В комнату вошел Эдвард. Окинув взглядом веревки, прищурился, затем подошел и затянул узлы. Проигнорировав Дэмьена, словно его здесь и не было, уселся в кресло рядом с кроватью и погладил меня, точно собаку, по голове. Дэмьен осторожно отступил и замер у кухоньки.

— Liebchen, — тихо сказал Эдвард. — Мне жаль.

— Не жалейте. Сама виновата.

— Я втянул тебя в эту историю.

— Я хотела быть втянутой.

— Знаю. — Покосившись на Дэмьена, он понизил голос до шепота: — Ты спрашивала, не агент-одиночка ли он. Почему?

Я не хотела сейчас ничего объяснять.

— Потом, Эдвард.

Он не стал на меня давить, и это говорило о том, насколько я ему дорога.

— Знай я, что у тебя с ним роман, проверил бы его тщательнее.

— Джесси пробила его по своей базе.

— Моя система гораздо надежнее.

Это верно. Я украдкой взглянула на Дэмьена. Он способен слышать каждое наше слово, но Эдварду об этом неведомо. Дэмьену придется исчезнуть, когда все закончится. Стоит Эдварду прогнать его имя через систему, и вскроется нечто такое, что никому не пойдет на пользу.

— Вот уж не чаял увидеть тебя со спутником, — заметил Эдвард. — Почему именно он?

Почему Дэмьен? Сама не знаю.

Может быть, таившаяся в нем печаль взывала к моей печали. Может быть, я испытывала подсознательное влечение к монстру. Комплекс Франкенштейна? Манию Дракулы? Синдром оборотня? Дэмьен, по крайней мере, не распрощается с жизнью так же легко, как все те, кого я любила.

Черт возьми, может быть, дело в классном сексе! Но, говоря откровенно, мои чувства к Дэмьену намного превосходили обычную страсть.

— Позаботьтесь о нем, — прошептала я. — Если я не смогу.

Эдвард широко распахнул глаза.

— Обещайте, — настаивала я.

— Все, что пожелаешь. — Эдвард сжал мои связанные руки. — Ли, тебе следовало рассказать, что твой кошмар вернулся. Ради тебя я бы с радостью его прикончил.

— Я знаю.

В комнату вошли остальные. Элиза направилась к кухонному столу, на котором стоял старомодный медицинский саквояж, и принялась копаться в недрах своей передвижной лаборатории.

— Вам поэтому пришлось оставаться в штаб-квартире?

Эдвард задумался на мгновенье, а затем кивнул:

— Это наш первый прорыв.

— Вы сказали, она ничего не добилась.

— Я заблуждался. Надеюсь, что заблуждался. Элиза хотела продолжить тестирование сыворотки, но у нас нет на это времени.

— Позвольте же доктору сделать свое дело.

Эдвард кивнул, снова погладил меня по голове и отошел в сторону. Он всегда испытывал затруднения с выражением чувств, а еще большие — с привязанностями. Порой я гадала: каким он был до войны?

Элиза продезинфицировала мою руку. Я с трудом сдержала усмешку. Инфекция мне теперь не страшна.

Остальные сгрудились позади доктора Хановер, словно не могли оставаться в стороне.

— Ты понимаешь, что сыворотка еще не опробована?

— Понимаю. Какой у нее состав?

— Немного того, немного другого. — Элиза опять отошла к саквояжу. — Мне потребуется кровь живого оборотня в человеческом обличии.

Я нахмурилась:

— Но как?..

Дэмьен с готовностью протянул руку:

— Возьмите мою.