– Мне по-прежнему не нравится, что мы оставляем его здесь, – сказала Анжелина, поворачиваясь в седле, чтобы в последний раз посмотреть на маленькую лачугу, в которой они оставили рейнджера.

– С ним все обойдется. Та женщина носится с ним как медведица с медвежонком-последышем, и ему будет гораздо удобнее здесь, на кровати, чем на волокуше, тащившейся за лошадью.

– Я понимаю. – Анжелина вздохнула и постаралась выбросить из головы беспокоившее ее чувство неловкости. – Вы правы.

– Я прав? – Чарли рассмеялся. – Мне понравился даже звук слов, которые вы произнесли. Продолжайте так же думать и дальше, сестра, и тогда оставшаяся часть пути пройдет как по маслу.

С наступлением ночи они разбили лагерь. Пока Анжелина мыла посуду, Чарли заговорил снова:

– Кое-что мучает меня весь день. Вы вдруг стали ужасно сговорчивой по многим вещам. Например, о том, ехать ли нам в Мексику и оставлять ли рейнджера. С чего бы эти перемены?

– Я... гм-м, – она запнулась и замолчала. Не могла же она признаться ему в том, что невольно подслушала их разговор с рейнджером в ручье. Если бы Чарли только узнал, что Анжелина собиралась очистить его душу от ненависти к янки, как и то, что она увидела в нем объект своего призвания, он немедленно убежал бы от нее. И так же решительно, как все эти годы убегал от себя. Она многое слышала об упрямых людях, которым не нравится выслушивать правду. И их приходилось мало-помалу заставлять видеть эту правду, чтобы они воспринимали любую перемену в своих взглядах, как собственную. Анжелина с детства знала обо всех этих сложностях. Хотя, честно говоря, ее матери, Терезе Рейес, никогда не удавалось сладить со своими упрямыми мужчинами.

– Анжелина? – Чарли подошел и взял кофейник из ее застывших пальцев.

– Да? Вы меня о чем-то спросили? – Его близость волновала ее. Всякий раз, когда он приближался к ней, ее тело реагировало волной ощущений – живот начинало жечь, руки становились холодными, как лед, разум захлестывала масса путаных мыслей. Священник в Блю-Крик сказал ей, что она должна бороться со своими слабостями к этому человеку и следовать промыслу Божьему. Прежде такой совет никогда не вызвал бы у нее проблем. Так что же случилось теперь? Ей бы следовало сосредоточиться на своем желании помочь Чарли вплоть до того, чтобы отказаться от всего остального. А вместо этого, в самые неподходящие моменты, она начинала думать о том, какие сильные у него руки, когда он помогает ей взобраться в седло или снимает оттуда, или о резком звуке его болезненно-хриплого голоса, заставляющего ее кожу покрываться мурашками всякий раз, когда Чарли заговаривает с нею. И хотя она пыталась изо всех сил, все равно не могла противостоять желанию снова и снова ощущать прикосновение его нежных и упругих губ к своим губам.

Анжелина прикусила губу. Она опять замечталась. Эту игру воображения следовало бы прекратить, если она действительно намерена помочь Чарли. Взглянув на него, она увидела, что он внимательно и хмуро смотрит на нее, несомненно размышляя над тем, не перегрелась ли она опять на солнце, раз никак не могла ответить на, казалось бы, простой вопрос.

Анжелина вздохнула. Она и не собиралась уклоняться от ответа.

– Когда я говорила со святым отцом в Блю-Крик, – попыталась она объясниться, – то он сказал, что я должна искать промысел Божий в том, что со мной случилось. И я убедилась, что сколько бы я ни противилась, все равно возвращаюсь к мысли, что нам придется ехать в Мексику вместе. Так что, возможно, Бог послал вас, чтобы вы отвезли меня домой.

«Ну, слава Богу, – подумала Анжелина, – хоть отчасти, но все же это правда. Я хочу поехатьдомой и повидать маму. Может, Бог простит мне то, что я не сказала всей правды».

– Бог послал меня? – переспросил Чарли. Анжелина кивнула. В его глазах мелькнули веселые искорки. – Сестра, вы действительно смотрите на мир вверх ногами.

– Почему?

– Если кто-нибудь и послал меня, то только не Бог. Он на мой счет давно умыл руки.

Анжелина взяла Чарли за руку, когда он потянулся, чтобы поставить кофейник поближе к огню. Он напрягся, но на этот раз не отреагировал так бурно, как раньше, на ее неожиданное прикосновение. «Хвала Господу за маленькие милости», – подумала она.

Чарли повернулся к ней, и Анжелина снова поразилась невероятной длине его ресниц.

– Вы ошибаетесь, Чарли, – произнесла она мягко и искренне. – Бог никогда не отказывается от любого из нас. Он – вечный оптимист. Он никогда не стал бы отказываться ни от вас, ни от меня.

Чарли долго смотрел на нее, его лицо оставалось таким же бесстрастным, как и глаза. Анжелина не стала отводить взгляда, хотя у нее возникло то же самое чувство, которое часто охватывало под этим взглядом и более сильных мужчин. Наконец его рот слегка искривился в причудливой улыбке.

– Как вам угодно, сестра. Вы ведь у нас эксперт в этих делах. – Он медленно убрал руку из-под ладони Анжелины и пошел проведать лошадей.

Она пристально глядела ему вслед, в который раз задаваясь вопросом, почему ей казалось, что ее слова не достигли его сознания, хотя то, что он ответил, вполне говорило о его согласии с ее утверждением. Вздохнув и тряхнув головой, Анжелина стала расстилать на ночь походную постель.

Чуть позже, уже лежа, Анжелина глядела на звезды. Чарли сидел поблизости и смотрел в огонь костра так, как он это делал каждую ночь. Она никак не могла понять, как он может жить, никогда не отдыхая по-настоящему. Когда она как-то спросила его, почему он никогда не спит, Чарли уставился на нее черными глазами и сказал, что она тоже едва ли смогла бы спать, если б только видела то же, что и он, всякий раз, когда закрывал глаза. Больше она к этому вопросу не возвращалась.

Резкий запах сигарного дыма донесся до нее, и Анжелина нахмурилась, подняв голову. Чарли сидел по ту сторону костра с сигарой в руке. На ее глазах он поднес к губам бутылку и глотнул, скривился, а потом снова закинул бутылку над головой, чтобы выпить еще.

Анжелина села в постели так резко, что коса хлестнула ее по плечу. Чарли пристально посмотрел на нее, потом на ее косу, потом прямо ей в глаза.

– Возникла потребность сбегать за кустик, сестра?

Она не обратила на грубые слова никакого внимания.

– Я до сих пор не видела, чтобы вы курили или пили спиртное.

Он пожал плечами, отпил еще глоток из бутылки, не сводя с нее пристального взгляда.

– С тех пор, как я с вами встретился, особенно в последнее время, мы все время были слегка заняты. Мне просто не подворачивался удобный случай.

– А почему сегодня вечером?

– А почему бы не сегодня вечером?

От удивления Анжелина покачала головой. Там, откуда она родом, люди напивались либо по праздникам, либо от отчаяния. Что могло бы оправдать поведение Чарли? И она спросила его об этом.

– Боже, да вы еще так молоды, – сказал Чарли.

– Вы это говорили мне и раньше. Мне даже надоело это слышать. То, что я прожила столько времени под одной крышей с таким отцом, как мой, состарило меня раньше времени. А теперь ответьте на мой вопрос.

– Да, сестра. – Он отпил еще глоток и сделал длинную затяжку, выпустив серое, дурно пахнущее облако. – Я курю и пью, потому что люблю это делать. И нет никакой другой причины. И я совсем не такой, как ваш отец или братья – правильные и богобоязненные люди с женами и кучей детей. Я – Чарли Колтрейн, вор, объявленный вне закона преступник и убийца.

– Пора бы вам перестать так думать о себе.

– Почему? Никто не думает обо мне иначе.

– Я думаю иначе.

– Что ж, значит, вы единственная во всем этом проклятом мире. Но я не думаю, что вы сумеете сильно поколебать общественное мнение.

Анжелина призадумалась. Она чувствовала, что должна заставить Чарли поверить в то доброе, что есть у него в душе. Но как это сделать, если больше никто и никогда не верил в него так, как верила она? Кто-нибудь где-нибудь должен же разглядеть что-то хорошее в Чарли Колтрейне. Внезапно ей пришла в голову мысль и она выпалила, не раздумывая:

– А как ваша мать? Я убеждена, что она в вас верит.

Чарли окаменел, все его тело внезапно превратилось в массу напряженных мускулов. Он рывком опрокинул бутылку и сделал три очень больших глотка, потом вытер рот тыльной стороной руки.

– Моя мать умерла.

Вздрогнув от резкости его слов и от прозвучавшей в них, несмотря на его кажущуюся невозмутимость, боли, Анжелина прикусила губу и произнесла:

– Мне так жаль. Но она, должно быть, верила в вас, когда еще была жива.

Он долго молчал, глядя в огонь.

– Чарли? – окликнула она его.

– Да, она верила в меня. – Он поднял глаза, и их пристальные взгляды встретились над мерцающим светом костра. Увидев в его глазах отчаяние, Анжелина заморгала, пытаясь смахнуть навернувшиеся на глаза слезы.

Он нахмурился и отвернулся, глядя куда-то вдаль.

– Она верила в меня, и единственное, к чему привела ее вера, была смерть. Помните об этом, сестра.

Слеза скользнула по ее щеке, но Анжелина этого не заметила, она изо всех сил старалась сохранить спокойный тон голоса. Теперь, когда ей удалось вызвать Чарли на откровенный разговор, она чувствовала, что должна заставить его говорить.

– Расскажите мне еще, – попросила она.

Он подвигал плечами, как будто хотел избавиться от сковывающей его напряженности. Она продолжала внимательно смотреть на него, но Чарли избегал ее взгляда и вместо этого смотрел в ночное небо. Когда он заговорил снова, голос звучал нежнее, хотя в словах все еще ясно слышался скрытый гнев.

– Да, моя мать любила меня. Вы удовлетворены? Но ее муж, мой отчим, меня ненавидел. Она не чувствовала себя настолько сильной, чтобы противостоять его ненависти. Даже ради нас, своих детей. Он каждый день говорил мне, что я никчемный, никудышный человек, маленький бунтарь... Собственно, я таким и остался. А он, как оказалось в конечном итоге, оказался ближе к истине, чем моя мать.

– Но... – Анжелина замолкла в нерешительности, пытаясь постигнуть то, что Чарли только что сказал ей. – Я не понимаю, как ребенок может быть бунтарем?

– Вы не понимаете этого потому, что не знакомы с политикой проклятого штата Канзас. Вы когда-либо слышали о пограничных войнах штата Миссури, сестра?

От радости Анжелина не могла говорить, ибо в ней с новой силой вспыхнула надежда. По разным причинам, – возможно, из-за того, что выпил, а возможно, из-за событий последних дней, – Чарли решил кое-что рассказать ей о своем прошлом. Не осмеливаясь заговорить и нарушить хрупкую атмосферу доверия, она покачала головой и затянула одеяло плотнее вокруг шеи, чтобы укрыться от усиливающегося холода.

– Я так и думал. Подозреваю, что им не пошел в прок урок в Мексике, – в общем-то не очень красивая история. На границе штатов Канзас и Миссури столкновения продолжались в течение долгого времени. Некоторые и до сих пор крепко дерутся – время от времени, – хотя большая война уже лет десять как закончилась. Мое семейство оказалось как раз в центре всех этих событий. Мы никогда не держали рабов, но семейство моей матери когда-то ими владело. И семейство моего отца тоже родом из Миссисипи. Он бросил маму, когда я и мой брат Билл еще под стол пешком ходили. А наша мать не относилась к женщинам того типа, которые могли вырастить двоих проказников, вроде нас, своими силами, так что она вышла замуж за первого же мужчину, сделавшего ей предложение.

Чарли еще несколько раз глотнул из бутылки и затянулся сигарой, будто хотел подкрепиться перед тем, как перейти к основной части рассказа.

– Ричард Беккер – так звали нашего отчима... Большего мерзавца на этой земле никогда не существовало. – Он посмотрел на Анжелину, чтобы увидеть ее реакцию. Когда она просто подняла брови и кивнула одобрительно, он продолжил: – Так вот, Старый Дик был джейхокером самого высокого полета – родом из штата Канзас, с той стороны «забора», и к тому же фанатик-аболиционист. Я не говорю, что рабство – это справедливое явление. Но проблема рабовладения никогда не обсуждалась в нашем доме. Мы едва могли прокормить себя. Дик вбил себе в голову, что он обязан перевоспитать двоих маленьких мятежников, оказавшихся в его власти.

Он напряжения Анжелина неловко поежилась. Ей не нравилось, как развивался его рассказ.

– Мне перестать рассказывать, Анжелина? Сделав глубокий вдох, она сложила руки и молча прочитала молитву, чтобы Бог придал ей силы.

– Нет, продолжайте.

Чарли кивнул и промочил горло еще раз.

– Билл не переносил побоев. Он стал злобным, как загнанный в угол рэттлер. Я... – Он пожал плечами. – Ну, а я решил поквитаться. Когда я достаточно подрос, то тайком удрал к партизанам, совершавшим рейды на границе штата Канзас. Вы когда-нибудь слышали о Куантрилле?

Глаза Анжелины расширились от ужаса. Рассказы о злодеяниях налетчиков Куантрилла достигали даже Мексики, особенно после их нападения на Лоуренс в штате Канзас.

– Вы тоже совершали...

– Не с ним. Тот человек слыл сумасшедшим. А парни Джеймса были не намного лучше. Нет, я уехал с несколькими друзьями из нашей округи, и с Биллом тоже, конечно. Как только он узнал, чем я собрался заниматься, то тоже решил, что идет с нами. Мы сколотили собственную, хоть и небольшую банду. Вот тогда-то Дик и выяснил, чем мы занимались. И начался ад кромешный.

Чарли погрузился в тягостное молчание. Анжелина немного подождала, ожидая и боясь услышать то, что случилось потом. Когда она уже не в силах была слушать непрерывное бульканье виски в бутылке, поскольку Чарли то и дело прикладывался к ней каждые несколько секунд, то проговорила:

– И что он сделал?

Чарли вдруг пристально взглянул ей в глаза, почти так, как если бы забыл о ее присутствии. Он смотрел на нее еще в течение нескольких минут, потом, перед тем, как продолжить рассказ, зажег новую сигару.

– Он сломал моей маме руку.

– Что? – Это слово буквально вырвалось у нее. – А что сделала она?

– Ничего. Он знал, что мы с Биллом уже слишком большие, чтобы продолжать нас бить и в дальнейшем. Ни к чему хорошему это все равно не привело бы. Так что он сломал руку нашей матери, а нас в это время держал под дулом револьвера, чтобы мы не смогли вмешаться. У нас еще была сводная сестра Энни, так он и с ней угрожал сделать то же самое, если мы тотчас не исчезнем. К тому времени война уже началась. И нам не терпелось записаться в армию любыми путями. Мы с Биллом собрали свои вещи и уехали той же ночью. Вступили в отряд Мосби и провели остальную часть войны, постигая искусство настоящих партизан.

– Вы когда-нибудь возвращались? В Миссури, я имею в виду.

Чарли рассмеялся:

– О, да, сестра. Конечно, мы возвращались. От его смеха Анжелина нахмурилась, так неуместно он звучал в этой трагичной истории.

– Вы приезжали, чтобы навестить свою мать и Энни?

Чарли перестал смеяться и выпил еще.

– Я больше никогда не видел свою мать живой. Энни я видел еще раз, перед тем, как она умерла. Ей исполнилось всего тринадцать лет.

Он ужаса Анжелина задохнулась.

– О, не может быть, Чарли. Мне так жаль. Как же она умерла?

Он не ответил на вопрос, будто она и не задавала его.

– После войны мы с Биллом оставались какое-то время на востоке. Мама умерла, и у нас не было никаких причин возвращаться. А когда мы вернулись... – он задумался, потом вздохнул – долгим, глубоким вздохом.

Анжелине до боли хотелось подойти к нему. Но что-то в том, как он себя держал – напряженно, почти грубо, – подсказывало ей, что подобный шаг может оказаться ошибкой. Вместо этого она сидела спокойно и ждала, когда он закончит свое повествование.

– Мы возвратились, и как раз в центре штата Миссури нашли город, кишевший этими янки. Мы провели там целый год и затерроризировали его обитателей.

– Зачем?

Чарли резко повернулся к ней, и она увидела его сердитые черные глаза.

– А почему бы и нет, сестра? Янки убили всех, кем я дорожил. Разве Библия не говорит: «Око за око?»

– Но она также говорит: «Подставь другую щеку». Я предпочитаю второй вариант.

– Вы, пожалуй, так и поступили бы.

– Но вы сказали, что янки убили всех, кого вы когда-нибудь любили. Значит, вы имеете в виду и свою мать, и сестру?

– Это так. И Билла тоже, хоть и не могу сказать, что я его сильно любил. Он слишком низко пал в своей злобе.

– Как это получилось? Может быть, я смогла бы лучше понять мотивы ваших поступков, если бы вы мне об этом рассказали. – Когда Анжелина увидела, что он продолжает молча смотреть на нее, она попыталась заговорить с ним снова. – Вы почувствуете облегчение, если поделитесь со мной своими невзгодами.

– Я и так поделился с вами слишком многим сегодня вечером. Но не чувствую себя лучше. – Он стал ворочаться, пока не повернулся к ней спиной. Запах сигарного дыма, смешанный с ароматом виски, снова донесся до нее. – Ложитесь спать, сестра. Ложитесь спать и оставьте меня в покое.

Не обращая внимания на его слова, Анжелина встала и подошла к нему. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, но замерла всего в нескольких сантиметрах от его плеча, когда хриплый голос нарушил тишину:

– Я не стану отвечать за то, что случится, если вы прикоснетесь ко мне, сестра. В пьяном виде я никогда не бывал подлецом, но многое случается в первый раз. Если вы понимаете, что для вас во благо, то возвратитесь на свою сторону костра и оставьте при себе свое милосердие.

Анжелина убрала руку, но не отодвинулась.

– Почему вы не хотите признаться в том, что страдаете? – прошептала она.

– Я уже давно перестал страдать. Теперь осталась только ненависть. Те, кто думают, что у меня внутри осталось еще что-то, заканчивают тем, что, в конце концов, сожалеют об этом.

– Я не могу в это поверить.

– Поверьте мне, сестра. Спасите себя от большой печали. А теперь уходите. Я в вас не нуждаюсь и видеть не хочу.

Анжелина вздрогнула от жестокости его слов.

Она вернулась в свою постель и задумалась, вслушиваясь в ночные звуки. Беспорядочные мысли роились и заполняли ее сознание. Этим вечером Чарли показал ей часть себя, но лишь малую часть. Теперь она поняла причины его жгучей ненависти по отношению к янки. Но часть гораздо большая, чем только история в Ричардом Беккером, осталась скрытой от нее. Она чувствовала, что если бы могла изучить и остальные его тайны, то нашла бы способ помочь ему заживить свои душевные раны. Она снова поглядела на Чарли. Он все еще сидел, отвернувшись от нее, и смотрел в темноту в компании с сигарой и бутылкой. Она зарылась в постель и закрыла глаза. «Чарли прав, – подумала она, – для одной ночи он рассказал о себе достаточно». Она хорошо знала, в чем состоит достоинство терпения. И хотя это же самое качество характера ее отец называл упрямством, неустанное терпение и убежденная вера в свою правоту помогали ей в большинстве случаев. «Просто мне нужно положиться на эти черты моего характера и ждать более подходящего случая. Тогда я побольше узнаю о прошлом Чарли...»

С этой мыслью она заснула. И хотя в тот день Анжелина устала настолько, что могла бы спать без сновидений, не успела она смежить веки, как начался сон. Вздохнув, девушка отдалась его власти. Этот знакомый сон успокаивал ее. Такие сны посещали ее с той ночи, когда около десяти лет назад она поняла, что посвятит свою жизнь Богу. И с тех пор всякий раз, когда она нуждалась в помощи, ее ангел приходил и говорил с нею – золотой ангел с громким голосом.

Анжелина пошевелилась во сне и простонала. Нет, она ошибалась. Ее ангел только казался золотым, но его голос всегда звучал как музыка – прекрасная неземная музыка.

Ангел стоял перед нею – высокий, с длинными золотыми волосами, одетый в белые одежды, сиявшие настолько ярко, что глазам было больно смотреть. Анжелина взглянула ему в глаза, и льющийся из них священный свет озарил ее душу.

– Я нуждалась в тебе, и ты явился, – сказала она. – Я не знаю, как помочь ему. Он так страдает, что даже мне становится больно. Подскажи, как излечить его.

– Ты сама должна понять, чего ему не хватает в жизни. Только тогда ты станешь достойной.

«Достойной?»

Анжелина в замешательстве наморщила лоб. Этот сон давал ее мыслям новое направление. Раньше ангел всегда говорил ей, что следует делать для того, чтобы всем, о ком она думала, стало хорошо. Прежде он никогда не говорил о том, что нужно стать достойной. Даже в самом первом сне он только сказал, что она должна следовать провидению Божьему. Тогда же указал ей на женский монастырь в Корпус-Кристи.

– Достойной чего?

– Увидишь. Веришь ли ты в то, что Бог ниспослал тебе призвание, Анжелина?

– Да. Ангел кивнул.

– Старайся. Ищи свой путь.

– Мой путь? – В чем весь смысл этого разговора – в том, чтобы она стала достойной и о ее пути? – А как же быть с Чарли? – спросила она.

Ангел только улыбнулся и исчез.

Анжелина проснулась от солнечных лучей, светивших ей прямо в лицо с такой силой, что она вспомнила об ангеле и его священном свете. У нее стучало в висках, и казалось, что рот полон техасской пыли. Если бы она не знала, что произошло накануне, то могла бы поклясться, что это именно она выкурила все сигары и выпила бутылку виски прошлой ночью.

– Спасибо тебе, ангел, – пробормотала она. – Мне так нужна поддержка, чтобы помочь Чарли, и ты показываешь, как можно себя чувствовать, если провести ночь с виски и сигарами. Надо ли мне посочувствовать ему? Если и он чувствует себя так же, я конечно же сделаю это.

Анжелина посмотрела туда, где в последний раз видела Чарли. У нее перехватило дыхание.

Его не было.

Сбросив одеяло, она вскочила. Обе лошади повернули головы и посмотрели на нее. Их спокойные глаза говорили, что им чуждо овладевшее ею беспокойство. Вид животных успокоил Анжелину. «Он не мог далеко уйти, раз оставил Гейба здесь», – подумала она.

И хотя от резких движений стук в висках усилился, Анжелина, пошатываясь, все же подошла к седлу Чарли. Его седельная сумка была настежь открыта, и в ней виднелось штук восемь сигар и почти полная бутылка виски. А та бутылка, с которой Чарли не расставался прошлой ночью, стояла прислоненная к седлу, и только на донышке оставалось несколько капель виски.

Анжелина быстро оглянулась вокруг. Чарли не было видно. Не теряя времени на размышления, она схватила сигары и, переломив каждую пополам, побросала их в костер. И хотя она не чувствовала себя уверенной в том, что на самом деле означало появление ангела в ее сне, она определенно поверила, что должна спасти Чарли от него самого. «Первым делом надо избавить его от вредных привычек – курения и пристрастия к спиртному», – решила она.

Сухая земля впитала остатки виски, и Анжелина, улыбаясь, вытряхнула из бутылок последние капли.

– Так, – сказала она удовлетворенно. – Первый шаг сделан.

Чьи-то руки тисками сжали ее запястья, и она уронила бутылки в пыль, издав испуганный вскрик.

– И каким же будет ваш следующий шаг, сестра, – прошептал ей на ухо скрипучий, будто полный песка, голос. – Собираетесь пристрелить меня во сне?