Хелена до сих пор не получила ни единого письма. То есть ей лично, на ее имя, не пришло ни одного письма, вот и это тоже было адресовано не ей. Потому что на конверте имя не значилось, стоял лишь номер ее квартиры. Конверт был пухлым, словно кто-то прислал миллион долларов. Хелена не могла найти тому причин, но нашла же она однажды в кинозале пятидесятидолларовую бумажку, причем тоже без видимых на то причин.

— Посмотри, что я нашла! — сказала она тогда своему мужу, американцу по имени Дэвид. Сама она была англичанкой, и звали ее Хелена. Порой эта разница воспринималась как необъятный океан, порой как узкий проливчик. Хелена подождала, пока они дойдут до парка, после чего добавила: — Когда я была в кино.

— Мифический зверь, — произнес Дэвид. — Скорее всего единорог. Почему-то мне именно так кажется. Мы не могли бы сейчас обсудить, как я доберусь до аэропорта со всеми вещами, которые мне непременно надо с собой взять?

Дэвид в данный момент работал в Канаде, то есть у него там была какая-то работа, и вот теперь Хелена держала в руках конверт, на котором не было ее имени. Она села на любимый стул (у нее еще был самый любимый) и составила план:

Если в конверте купюры достоинством в один доллар — пойду в кино.

Если в конверте пятидолларовые купюры — куплю огромную бутылку шампанского и выдую ее всю, пока дурно не станет.

Если в конверте двадцатидолларовые купюры — шампанское, обед и сапоги с витрины.

Если в конверте десятидолларовые купюры — шампанское, а также обед или сапоги на мой личный выбор.

Если миллион долларов — куплю Англию.

Увы, в конверте оказалось письмо, а не деньги. Деньги почему-то обходят нас стороной. У Хелены же денег не было и не предвиделось. У нее была работа, с которой ее уволили, когда кончились деньги, и вот теперь деньги оставили ее окончательно, причем вместе с мужем, правда, тот всего лишь уехал в Канаду. В этом Хелена почти не сомневалась. Хелена закурила, тоже не сомневаясь, и открыла ящик комода, чтобы взглянуть на пару лежащих в нем паспортов. Они с мужем были гражданами разных стран, а в отношении граждан есть какие-то законы, хотя, возможно, она и ошибается. А может, верно другое — любовь упорхнула вслед за деньгами. На столике лежала газета, где было напечатано интервью с одним человеком, который что-то взорвал. Никогда не угадаешь, зачем люди делают те или иные вещи.

Дорогая Андреа!

Я потерял твой номер телефона, зато запомнил твой адрес. Пишу тебе, чтобы сказать, что я до сих пор вспоминаю наши с тобой ночи бурной любви. Думаю, детка, ты тоже их вспоминаешь. Ты — огненная лава, вот ты кто. Помнишь, как я тебя тогда классно оттрахал? Я собираюсь на «Маскарад черного слона». Встречай меня там, и мы все начнем с тобой no-новой, как в той песне, киска.

Люблю и целую, Тони.

Конверт потому такой пухлый, что письмо было сложено вокруг фотографии голого мужчины, сделанной голым мужчиной. Голый мужчина стоял перед зеркалом, держа фотоаппарат напротив мошонки. Пенис у него был внушительных размеров и свешивался вниз. Выражение его лица (мужчины) было слегка задумчивым, словно он не мог решить для себя, продолжать ему это дело дальше или нет, если кто-то в ближайшее время не переспит с ним. К тому же Хелена не знала, какую песню он имеет в виду, поэтому села в ванну, приклеив письмо и фотографию липкой лентой к другому концу, чтобы получше их рассмотреть. На том конце ванны оставались следы от других писем и фотографий, которые она уже приклеивала сюда раньше. Ночи бурной любви. Огненная лава. А вот имя, надо сказать, вполне заурядное — Андреа. Почти как Дэвид; правда, Хелена подозревала, что существуют и другие имена. Она встала из ванны, потому что ей захотелось пописать, что в последнее время превратилось в настоящую проблему.

А еще зазвонил телефон.

— Это Дэвид, — сказал Дэвид. — Я звоню из Канады.

Хелена открыла ящик.

— Скажи мне, супруг, — произнесла она. — Канада — это заграница?

— Разумеется, — ответил Дэвид. — Как и Англия.

— И там все как в Англии? — спросила Хелена, глядя сначала на фото мужа в загранпаспорте, затем на фото голого мужчины.

— Почти, — сочувственно ответил Дэвид. — Например, погода. Послушай, я дам тебе телефон отеля, но тут возникла небольшая загвоздка с заказом номера, поэтому он может быть не на мое имя, а на имя компании.

Хелене ни за что не вспомнить имя компании. Она помнила лишь одно: оно какое-то дурацкое.

— А все остальное как? — поинтересовалась она. — Как работа?

— За что, по-твоему, мне платят деньги? — ответил Дэвид.

— Именно это я никак не могу взять в толк, — сказала Хелена. — Я, например, понятия не имею, за что мне платят деньги, потому что денег у меня нет. Дэвид, мы с тобой на мели, и как мне теперь делать покупки, когда у меня на дне сумочки звенит лишь какая-то мелочь.

Говорят, будто даже у бедных есть чувство собственного достоинства, а вот голос Хелены в телефонной трубке этого самого достоинства был напрочь лишен.

— Опять психуешь? — участливо поинтересовался Дэвид. — Прими ванну.

— Скажи еще одну вещь, — плаксиво попросила Хелена. — Всего одну-единственную вещь. Кто до меня жил в этой квартире?

— Ты сама это прекрасно знаешь. Андреа, — ответил Дэвид и выразительно вздохнул. Вздох был такой долгий и выразительный, что при нынешних тарифах на междугородные разговоры стоил как минимум один американский доллар. — А кто до нее, понятия не имею. Какие-нибудь первые переселенцы в солнечную Калифорнию, Золотая лихорадка и все такое прочее. Кстати, я говорил тебе, что она водит такси?

— Андреа?

— Мне так рассказывали.

— А тебе завидно, — сказала Хелена и расплакалась, что тоже было немалой проблемой. — Вернее, мне. Потому что я не способна даже водить такси. Ты ее любишь.

— Ты бы тоже могла водить такси, если бы тебе за это платили.

— Только не в городе, — отозвалась Хелена. — Только не в городе, не в бедняцком квартале.

— Ладно, киска, мне пора, — произнес в трубке голос Дэвида. — Работа, сама понимаешь. Я тебя люблю. Купи себе что-нибудь. Например, сок.

— Он стоит семьсот тысяч долларов, — ответила сквозь слезы Хелена. Теперь она уже рыдала вовсю.

— Тогда купи тот, что подешевле, — посоветовал Дэвид. — Андреа, в принципе оно даже к лучшему, что я побуду здесь, в Канаде. Мы с тобой последнее время часто ссорились. Нам нужно отдохнуть друг от друга.

— Никакой это не отдых! — закричала Хелена. — Я здесь, и ты называешь меня Андреа, потому что ты сейчас с ней!

— Именно это я и хочу сказать, — ответил Дэвид. — Пока!

Положив трубку, Хелена почувствовала себя гораздо лучше, что было явно не к добру, однако она снова взглянула на Тони. Надо сказать, что в жизни Хелены по части мужчин было негусто. У нее, разумеется, имелся муж и еще его приятель Эд, который женился на Дон, которая была такой занудой, что у Хелены даже нашлось для этой парочки оскорбительное прозвище. И вообще она предпочитала встречаться с ними исключительно в ресторанах, причем в исключительно шумных ресторанах, чтобы эти двое не могли рта раскрыть. Да, еще у нее был сосед. Он выводил на прогулку пса, и Хелена устала притворяться, будто каждый раз встречает его по чистой случайности.

— Привет! Привет, моя крошка, — обычно говорила она псу и брала в ладони собачью морду. Сосед неизменно улыбался.

— Привет, моя крошка. — Ее так и подмывало сказать ему то же самое и взять в ладони его лицо. Она не могла объяснить, что это просто такая английская традиция и сама она тоже по происхождению из Англии. С единственным другим мужчиной она познакомилась по объявлению. Когда ее уволили — вернее сказать, когда Андреа ее уволила, — Хелена нашла в компьютере местечко, где разместила свое объявление. А поскольку местечко это было бесплатным, то Хелена продолжала размещать там свои объявления с нарастающим отчаянием в качестве главной темы.

Автор, имеющий опубликованные произведения, выполнит работы по редактированию или составлению текста.

Расценки гибкие.

Автор, имеющий опубликованные произведения, недавно переехавший в этот город, окажет широкий спектр услуг. Замужем. Рассмотрю все предложения. Расценки умеренные. Очень даже умеренные.

Я владею пером и прошу вас откликнуться на мое объявление и выслать мне деньги. Я сижу без гроша в кармане, и никто мне не пишет.

Пожалуйста, вышлите мне немного денег, и я что-нибудь наверняка для вас сделаю.

К тому моменту, когда пришел ответ, Хелена понятия не имела, на какое конкретно объявление откликнулся ее корреспондент. Тем не менее она встретилась с Джо за липким столом кафешки, где они с ним ели не менее липкие булочки.

— Наверное, я не совсем правильно понял ваше объявление, — произнес он едва ли не в первую же секунду.

— Я не стала бы этого утверждать, — сказала Хелена. И зачем только она это сказала и зачем только надела эти самые сапоги?

— Мне показалось, что вы ищете себе друга, может, даже очень близкого друга, — продолжал Джо. — И знаете, что я вам скажу? Это нехорошо. Я потому откликнулся на ваше объявление, что любовь упорхнула из моей жизни. Я не знаю, что здесь не так. Больших денег у меня нет, зато у меня есть работа, и вы наверняка согласитесь со мной, что то, чем я занимаюсь, — благородное дело. Был в моей жизни день, или вроде того, когда меня все любили, но лишь только с моей женой в мою жизнь по-настоящему пришла любовь. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.

— В принципе да, — произнесла Хелена, а про себя задалась вопросом, подают ли в этом заведении коктейли или же просто вино. — В моей жизни все с точностью до наоборот, если не хуже.

— Ну, вы скажете! Если не хуже! — воскликнул Джо. — У вас такой эротичный акцент.

— Я знаю, — ответила Хелена, и вот вам еще один наглядный пример того, как не надо себя вести. Ее словно прорвало, слова фонтаном били у нее изо рта наподобие рвоты. Кстати, иногда это действительно была рвота.

— Вы — это деньги, — неожиданно услышала она из уст Джо.

— Неправда, — возразила Хелена, — я и деньги — вещи несовместимые.

— Да нет же, я в хорошем смысле. Если не ошибаюсь, это значит, вы мне нравитесь, как деньги. Фраза из какого-то фильма. Теперь понятно?

— В таком случае вы вампир, — парировала Хелена. — Это тоже фраза из какого-то фильма.

— Послушай, как ты смотришь на то, чтобы нам сойтись на время? Посмотрим, куда нас с тобой это заведет. — Джо прищурился и почесал ухо, словно у него был зуд и поэтому он чесал себе ухо. — Ты не думай, я не какой-то там отвратительный тип. Вдруг я для тебя в самый раз. Я, конечно, не хочу этим сказать, будто у меня член длиной двадцать дюймов, но все-таки…

Хелена встала.

— Вы сами только что это сказали. Сами не заметили, как сказали эту самую вещь.

Джо улыбнулся и бросил на стол свою часть денег по счету — ровно половину.

— Обещаю, что больше этого не скажу, — произнес он.

Хелена так и не узнала, сказал ли он это; они оба искали, только не там, где надо, и потому не могли встретиться долгие годы. Однако теперь Хелена задумалась насчет Тони, про то, как он писал про бурные ночи, киска. Судя по фотографии, размеры его мужского достоинства составляли где-то около десяти дюймов. Мать наверняка велела бы ей выбросить подобную дурь из головы, но Хелена приняла собственное решение. В этой части моего рассказа нет никаких матерей. Они все куда-то исчезли, все наши матери, как те деньги, что вы истратили. Только представьте себе, как легко вам станет на душе, если вам не дают никаких материнских советов. Потому что матери — если, конечно, они у нас есть — вечно что-то советуют, но так или иначе обычно получается, что от всех их советов нет никакого толку. И это любовь, хотя любопытно, была бы она другой, не будь у нас матерей. У меня про это написана целая книга, хотя кое-кто решил, что в ней чересчур много секса.

«Маскарад черного слона» оказался маскарадом в баре «Черный слон». Хелена тотчас разузнала, где это и сколько стоит. Следует упомянуть, что сходить в этот бар стоило денег, и немалых, но последнее время было богато событиями. Сан-Франциско пережил катастрофу, и хотя людей погибло гораздо меньше, чем вы думаете, местные жители стали какими-то нервными и охочими до разного рода напитков, как будто их мучила страшная жажда. Возможно, именно этим и объясняется тот факт, что Хелена затоварилась сигаретами, что она ругалась со всеми подряд и ревела. Ночь маскарада — это та самая ночь, когда Дэвид сказал, что возвращается домой. Хелена могла потратить последнюю оставшуюся у нее пригоршню мелочи на то, чтобы приготовить поесть, и ждать, когда приземлится самолет, или же могла отправиться на маскарад и высмотреть там Тони. В самую последнюю минуту Хелена решила, что все-таки отправится на маскарад.

— Что происходит, когда охотник… — вещал телевизор, но Хелена устала от того, что вечно за охотником кто-то охотится. Ну почему он каждую ночь из охотника превращается в чью-то добычу? Разве нельзя вместо этого поехать на маскарад в бар «Черный слон»?

Маску Хелена позволить себе не могла, зато у нее было платье не менее эротичное, чем ее акцент. Поэтому она нашла толстый черный фломастер и нарисовала маску прямо на лице.

— Ну как, нравится? — спросила она у себя самой в зеркале. — Кстати, если ты слышишь этот голос, значит, ты сошла с ума.

Хелена положила письмо Тони вместе с фотографией в сумочку, потому что именно в ней хранила всю самую важную корреспонденцию. Сумочка была порвана, и внутри лежала пачка неотправленных писем, адресованных — черт, все-таки она пролезла в мой рассказ! — ее матери.

— Уже когда-нибудь были в «Черном слоне»? — поинтересовался водитель такси. Не Андреа, кстати.

— Я англичанка, — гордо ответила Хелена. — Я англичанка и нигде не была.

— Что ж, желаю вам приятно провести время, — сказал водитель. Снаружи виднелся «Черный слон» — там было на что посмотреть. Стены — ничего особенного, зато вывеска тотчас бросалась в глаза, а также сделанный черными чернилами рисунок самого слона. В общем, классная вывеска. Хелена купила входной билет, и точно — Тони, Тони, Тони был уже там.

Внутри свет был приглушенный, словно помещение освещали шахтерские фонарики, с той разницей, что никаких шахтерских фонариков здесь не было. Зато имелся огромный аквариум, полный женщин, переодетых русалками, и еще огромный блестящий экран, на котором показывали кадры из старых фильмов. Внимание Хелены тотчас приковала к себе женщина с кристалликами льда вокруг глаз — у этой особы откуда-то из-под плаща вылетел снежный вихрь, который сбил с ног мужчину в шляпе. Затем Хелена села и посмотрела на список предлагаемых в баре напитков. Здесь было все, что душе угодно, причем кое-каких названий Хелена отродясь не слыхала. Она уже почти заказала «Несчастного сиротку» — в основном из-за названия, — но в нем был яичный белок, и Хелена сочла это полным абсурдом. Все равно что зимой носить шорты, или отправиться в морской круиз, или сделать из масла декоративную фигурку животного, или же переживать из-за денег, одновременно пытаясь выкинуть из головы все заботы, чтобы как следует оттянуться. Вместо этого она заказала «Утреннее недомогание» — смесь шампанского с красным итальянским вином. Надо сказать, идея оказалась не менее ценной, чем нарисовать на лице фломастером черную маску.

— Привет, Тони! — окликнула Хелена, и это была ее третья ценная идея.

— Привет! — отозвался Тони, пытаясь перекричать музыку. — Я тебя знаю?

— Нет, — ответила Хелена. — Просто я подумала, что ты — это деньги, Тони. Ты такой горячий, как раскаленная лава.

Кстати, зачем она это сказала?

У Тони на лице тоже была черная маска, однако он по-прежнему оставался Тони и улыбнулся ей.

— Я сам всегда так говорил, — произнес он. — Правда, теперь лишний раз подумаешь, прежде чем отпустить шутку про вулкан. Не дай бог, заподозрят, будто ты задумал что-нибудь взорвать к чертовой матери.

— Я ничего не собираюсь взрывать к чертовой матери, — сказала Хелена. — Я вообще считаю, что глупо что-то взрывать.

Тони сел рядом с ней.

— Тони, — представился он.

— Деньги, то есть Хелена, — ответила Хелена.

— Деньги, — рассмеялся Тони. — Ты много пьешь? Лично я люблю, когда бабы много пьют. Последняя бабенка, с которой я жил целый год, вот кто умел как следует выпить. Можно сказать, она никогда не просыхала.

— И что теперь с ней? — поинтересовалась Хелена.

Тони произнес что-то, но музыка заглушила его слова — не то ее поперли, не то ее поперло.

— Зато она любила птиц, — добавил Тони. — А теперь расскажи мне о себе.

— Я тоже люблю птиц. Моя мать не существует, и я в прошлом году опубликовала роман.

— Книгу, что ли? — уточнил Тони и, перехватив взгляд бармена, ткнул пальцем себе в грудь. — И как она называлась?

Хелена вздохнула. Ну почему разговор зашел именно о злосчастной книжонке, когда история любви еще не написана?

— «Гли-Клуб», — ответила она.

— «Эль клуб»? — переспросил Тони. — Как та группа? Они еще поют «да-да, любовь моя, да-да».

— Гли-Клуб, — произнесла Хелена едва и не по слогам. — Гли!

— Гли? — спросил Тони. — Ты что, из Англии? Откуда у тебя этот акцент? У нас здесь нет никакого «гли». А что еще?

Хелена обвела взглядом бар. Народу не много, но и не мало. Маскарада как такового практически нет — лишь несколько посетителей щеголяли в масках и перьях. И все равно здесь было хорошо, и Хелене тоже стало хорошо, даже несмотря на дрянной напиток.

— Я замужем, — сказала она.

— Замужем? — переспросил Тони. — Так ты уже любишь какого-то парня?

— Ну, как бы выразиться, — ответила Хелена и перевела дух, приготовясь произнести длинную фразу. — Он сказал, что уехал в Канаду, но у меня остался его паспорт, поэтому я думаю, что все это время он со своей бывшей подружкой, которая, как мне кажется, также и твоя бывшая подружка.

— Они все одинаковые, — ответил Тони. — Они все одинаковые, и все мне до фени. Значит, ты ищешь небольшое приключение, моя дорогая замужняя дама. Скажи, что тебе больше всего нравится в мужиках? Потому что я слежу за тем, чтобы всегда быть в форме, и еще я умею делать потрясный массаж.

— Понятно, — произнесла Хелена и сделала очередной глоток «Утреннего недомогания».

— Ты когда-нибудь занималась этим делом с бабой? — неожиданно спросил Тони. Столь же неожиданно от него запахло одеколоном, как, наверное, и должно пахнуть от того, кто умеет делать потрясный массаж.

— В общем-то да, — ответила Хелена. — Я жила в одной квартире с подружкой, совершенно безбашенной. Иногда мы с ней пили вместе, а потом у нас с ней был одновременный оргазм.

— Вот это да! Прямо как в песне! — заметил Тони. — А что потом?

— Потом ничего, — ответила Хелена. — Лесбиянки из нас не получились.

— Хотел бы я поглядеть на вас.

Хелена подумала о том, чем еще они с Сэм — кстати, вот еще одно распространенное имя, Сэм — обычно занимались: сидели и слушали музыку.

— То есть ты ловишь кайф, наблюдая за женщинами, я правильно тебя поняла? — сказала Хелена. — Может, тебе следует поискать какого-нибудь парня, который тоже от этого тащится.

Тони положил руку между шеей Хелены и ее подбородком, как раз в том месте, куда Хелена целовала соседского пса.

— И чем бы мы занялись, если бы я привел с собой еще одного парня? — поинтересовался он.

— Ты бы мог заняться с ним сексом, — ответила Хелена, отодвигая выкрашенное чернилами лицо.

— Я хочу заняться сексом с тобой, — возразил Тони. — И плевать мне с высокой колокольни на твоего мужа. Спорим, с ним наверняка не все в порядке. А иначе с какой стати ты зависаешь здесь одна в «Черном слоне»?

— Пожалуй, не все, — согласилась Хелена и перечислила недостатки мужа: — Во-первых, он маловат ростом, хотя и говорит, что ему это без разницы. Ему все без разницы, ведь его в отличие от меня никто не увольнял с работы. Он охоч до дурацких английских ужастиков шестидесятых годов. А еще у него эта его старая любовь — Андреа. Он совершенно не умеет слушать, он вечно пытается крутить романы со старыми подружками. Иногда он бывает спокоен и даже мил, особенно тогда, когда мне хочется, чтобы он на меня наорал, чтобы в гневе раскидывал вещи. А еще у нас нет денег.

Для полного списка маловато, поэтому Хелена попыталась сгустить краски.

— А еще он террорист. Он закоренелый террорист, и ему ненавистна американская свобода. А у тебя какие недостатки, Тони?

— Дай подумать, — ответил тот. — Когда я занимаюсь с бабами этим дельцем, они у меня обычно орут. Наверное, это мой самый большой недостаток. А все из-за десяти дюймов, надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

Хелена зарделась под слоем несмываемых чернил. Какие, однако, он себе позволяет вольности! Впрочем, Дэвид их тоже себе позволял. И вообще, кто откажется от романа, где самая большая проблема — это то, что мужчина заставляет вас кричать в постели? Хелена допила коктейль.

— Мне не следует пить, — сказала она. — Тем более что на вкус редкостная гадость.

Большая часть «кьянти» опустилась на дно, отчего Хелене вспомнился дешевенький ресторанчик, куда они с Дэвидом ходили пять или шесть дней подряд, когда жили в Нью-Йорке. Когда они с ним жили в Нью-Йорке.

— Принесите нам бутылку самого дешевого «кьянти», — говорили они официанту, что означало, что деньги их не слишком заботят. Влюбленные частенько говорят подобные вещи. Хелена наверняка сказала бы что-нибудь в этом роде, будь она влюблена.

Она поднялась с места.

— Можешь пропустить еще один стаканчик, — предложил Тони.

— Нет, — ответила она.

В ярком пятне прожектора появился мужчина в костюме и в цилиндре.

— А сейчас мы устроим танцевальный конкурс. Мы поставим мелодию, и самый лучший танцор получит денежный приз.

— Дай мне свой номер телефона, — сказал Тони. — Дай мне свой номер, киска, горячая, как огненная лава.

— Я его не помню, — ответила Хелена, зато она прекрасно помнила свой адрес. Тони прислал свое обнаженное фото по почте, что также очередной недостаток. Да, у Хелены тоже имелись нехорошие письма, но она хранила их в сумочке, которую прижимала к себе.

Хелена вышла на танцпол. Звучала песня, какую почти никогда не исполняют в ночных клубах. Слова ее были такие:

И дальше:

И Хелена начала танец, потому что все это было отнюдь не то, из-за чего хочется вернуться домой. Она танцевала и танцевала, и движения ее чем-то напоминали автоматические движения птицы, которая держит путь на юг. Сумочка покачивалась в такт движениям, потому что было некому ее подержать, и кое-кто из мужчин вскоре уже танцевал почти рядом с ней, как то за ними водится, когда женщина танцует одна, без мужа в роли защитника. Однако Хелену не заботили ни эти мужчины, ни сумочка, которую она захватила с собой в клуб. Потому что даже сумочка не мешала ей танцевать. Уж что-что, а это Хелена знала точно. Она знала, кого она любит, даже если и не способна была перечислить, что конкретно вызвало к жизни эту любовь вдали от дома, в чужой стране. Но теперь ее дом вместе с Дэвидом, и, как только песня кончится, она тотчас улетит к нему. Только сначала станцует. Воспарит выше той самой высокой колокольни, с которой всем на всех наплевать. Пусть она танцует, и поет, и от радости выделывает разные акробатические штучки. Хелена танцевала так, будто задалась целью выиграть этот конкурс. И пусть все золотые медали по фигурному катанию, которые она когда-то мечтала выиграть, когда эта песня только-только появилась на свет, и про которые когда-то ее мать сказала, что ей их не видать как своих ушей, — пусть они достанутся ей. Так что она любила его. Просто любила — и все, любила легко, естественно, явственно и очевидно, и все другие наречия. Она не могла отказаться от своей любви, потому что поступить так — все равно что притворяться, будто ее мать живет не в Англии, откуда родом был эротичный акцент песни. Другие люди вокруг Хелены тоже танцевали, все в куда более эротичных перьях, и трясли своим эротичным оперением ярко и агрессивно, но дело не в этом. Дело не в том, как вы накрасились или как вы танцуете, а в том, как вы любите. Потому что любовь — она как сегодняшний конкурс, который выиграет кто-то один, причем не обязательно самый лучший танцор. Хелена танцевала, хотя многие из тех, кто танцевал рядом, уже сошли с дистанции, словно хотели, чтобы победа досталась непременно ей. И действительно, почему бы нет? Хватит сидеть в четырех стенах, почему бы ей сначала не пофлиртовать с парнем в баре «Черный слон», а потом не вернуться домой с выигранными деньгами? Хелена забыла, когда в последний раз ощущала такую легкость. Песня с ее слегка унизительным текстом:

Так вот песня эта удерживала Хелену посреди ярких всполохов танца, и те, кто тоже танцевал рядом, уступили ей победу. Пусть она победит, потому что ей нужна любовь. И пусть она позже узнает, что, если вы хотите съездить из Соединенных Штатов в Канаду, никакой загранпаспорт вам не нужен.

— Вы выиграли конкурс! — воскликнул ведущий в шляпе. — Вы выиграли конкурс, и вам полагается приз. Это конверт, полный денег! Ваше имя?

— Хелена.

Ведущий вывел на конверте огромными печатными буквами ее имя и вручил ей приз.

— В конкурсе принимали участие не так уж много желающих, — скромно молвила она, сжимая заветный конверт.

— После катастрофы народ стал какой-то нервный, — признал ведущий. — И рассуждает примерно так: если вдруг вулкан проснется и разрушит все вокруг, где бы я хотел оказаться в эту минуту? Танцуя с посторонними мне людьми — или дома с любимым человеком? Мы постоянно проводим маскарады, но все больше и больше людей предпочитают оставаться дома, в насиженном гнездышке. Так что, киска, берите свой приз и отправляйтесь домой. В этом конверте целый мешок денег. Отнесите его к себе домой. Вы победили, потому что вы танцевали лучше всех остальных и еще потому, что вы сногсшибательно красивы, но я говорю это, киска, без каких-то там эротических намеков, потому что сам я лично гей.

— Вы видели того парня в маске? — поинтересовалась Хелена, указывая на Тони. — Он тоже гей и мечтает о бурной любви с вами. Только он этого еще не знает. Подойдите к нему, сделайте ему приятный сюрприз.

— Непременно, — ответил ведущий.

Хелена вышла из заведения и села в то же самое такси с тем же самым водителем.

— Ну, как вечерок? — поинтересовался водитель.

— Замечательно! — ответила Хелена. — Я выиграла конкурс.

— Поэтому, наверное, у вас порвана сумочка, — заметил шофер.

Хелена посмотрела на свою сумочку, но сказала совсем не то:

— В ней был ребеночек. Обиженный ребеночек, которому хотелось танцевать. Вот он и прорвал сумку, чтобы выйти наружу. — Такси уже почти доехало до той части города, где Хелена жила со своим мужем. — А теперь он у меня в животе. Я беременна. И вы первый, кому я говорю об этом.

— Это надо же! Беременна ребеночком! — воскликнул шофер. — Мы с моей женушкой давно подумываем, не обзавестись ли нам ребятишками, но прежде мне надо уговорить мать.

Хелена опустила стекло, что вполне естественно, когда вы возвращаетесь домой в такси после танцев. Снаружи шел дождь, вернее, не дождь, а мелкая изморось, что тоже вполне естественно для Сан-Франциско… или Лондона. Погода — она в любой точке мира подобна любви. Вполне может статься, что между Хеленой и ее мужем выросли горы, британцам не привыкать преодолевать проливы. Хелена открыла сумочку и выбросила в дождливую темноту написанные матери письма.

— У меня будет ребеночек, — сказала она, однако оставила фотографию Тони, потому что в припеве песни говорилось, что если у парня, который ее исполнял, сохранится ваше фото, которое бы напоминало ему о вас, то его жизнь не будет полна одними только несбыточными мечтаниями. В общем, слова у песни на редкость дурацкие, но это еще не повод для того, чтобы куда-то уйти. Фишка в другом: кто-то где-то мечтает иметь ваше фото. Так и Хелена могла бы хранить фото Тони в ящике комода вместе с паспортами в качестве приятного воспоминания, и вместо того, чтобы прожить жизнь, полную несбыточных мечтаний, она может потом показать эту фотографию своему ребеночку.

— Вот это твой папа, — скажет она ему, — а это один тип, с которым я познакомилась в баре «Черный слон».

Ребеночек поймет, что значит слово «тип», потому что это будет ребеночек Хелены, и понадобится специальная фотография, если ему захочется съездить проведать свою сварливую бабулю, которая всю дорогу была не права. Нам всем нужны фотографии в паспорте, если мы хотим куда-то съездить, даже если на этих фото мы выходим гораздо хуже, чем в жизни. Но если не нравится, можно просто задвинуть ящик комода, где обычно эти фото и хранят.

— А муж ваш уже знает? — спросил водитель, отказавшись взять с нее деньги за проезд. — Кстати, ему известно, что вы вымазали себе лицо чернилами?

— Ему все равно, — ответила Хелена. — Потому что он меня любит, — добавила она и направилась вверх по ступенькам, чтобы проверить, так ли это.

Не включая света, Дэвид сел в постели.

— Я переволновался, — сказал он. — Я приехал, а тебя нет. Причем ты даже не оставила записки.

— Дорогой Дэвид, — произнесла Хелена. — Я на минуту вышла из дома, но теперь я вернулась.

Она налила себе стакан воды и выпила его до дна, хотя при этом ей также хотелось писать, что тоже очень напоминает любовь. Нам что-то нужно, и в то же время нам хочется от этого избавиться. То есть нам одновременно нужна какая-то вещь и полная ее противоположность, вот почему мы так редко бываем удовлетворены. Хелена села на свой почти самый любимый стул и посмотрела на мужа. На нем была пижама, но это в принципе не самое главное. Главное даже не в его словах и даже не в его поступках. Во всем мире есть особые люди, и вы наверняка нашли бы свое счастье с пятью или шестью из них, или даже с восемью, будь вы бисексуальны, да и все остальные тоже. Так что счастье — не есть нечто особое, и мы сами тоже вряд ли особые, потому что в противном случае дело кончится тем, что к утру у нас останется только сумка, полная неотправленных жалоб нашей собственной матери.

— Давай выиграй конкурс, — нашептывает вам музыка, — иначе какой смысл вообще было приезжать сюда, не затем же лишь, чтобы выпить?

— Послушай, — сказала Хелена. — Послушай и посмотри. У нас с тобой будет ребеночек. Я знаю, ты не ездил в Канаду, потому что твой паспорт остался дома. По-моему, ты был со своей старой подружкой — как ее там, Андреа? Этому пора положить конец, потому что наша малышка победит во всех конкурсах, что позволит ей сделать карьеру профессиональной манекенщицы и в конечном итоге приведет ее на научное поприще и поможет излечить все болезни, какие насылает на нас этот мир. Так не заставляй ее вместо этого сидеть в детской кроватке и писать тебе письма о том, что ты не был ни в какой Канаде.

Хелена не договорила, потому что Дэвид уже обнимал ее.

— Так у тебя и вправду будет ребенок? — спросил он на всякий случай. — То есть у нас с тобой? Кстати, моя дорогая, чтобы поехать в Канаду, никакой паспорт не нужен. Если ты забыл его дома, сойдут водительские права, главное — сделать вид, что ты судорожно его ищешь. Я вот тоже сделал вид и прошу тебя, киска, только ты так не поступай. Андреа — она мелочная, и у нее дурацкие волосы, однако главное не в этом, а в том, что я ее не люблю, потому что я люблю тебя. Кстати, что у тебя с лицом?

— Это правда? — спросила Хелена. У нее перехватило дыхание, и она была готова поверить. — У меня даже нет водительских прав, я ведь переехала сюда недавно. И вообще здесь все ездят не по той стороне улицы.

— Я научу тебя водить машину, — ответил ее муж, и Хелена подумала, что ему есть чему ее научить. Насколько он симпатичнее той дурацкой песни, даже в пижаме, и Хелена тотчас представила себе, как он ее учит, притом самым разным вещам. — Я научу тебя водить машину. Я отвезу тебя, куда ты только пожелаешь. Вместе с нашим ребеночком — куда он только пожелает.

— Ему понравилось в «Черном слоне», — сказала Хелена и легла рядом с мужем в постель.

Он обнял ее и погладил по животу, где в настоящий момент проживал их будущий младенец. От этого Хелене еще больше захотелось писать, но она решила потерпеть, потому что такова любовь и потому что даже самые глупые песни порой оказываются правы. К чему зря спорить о музыке? Хелена не видела для этого никаких причин. Зачем спорить о том, каким образом нас настигает любовь, причем подчас тех из нас, кто, казалось бы, не заслужил тепла, которое она приносит с собой в постель, такая огненная и раскаленная, как центр Земли? И Хелена не спорила. Возможно, у нее просто не осталось сил после всех этих танцев. Она прильнула к супругу и вытерла слезы. Она оставила все свои заботы и тревоги в луже на тротуаре и позволила любви прийти к ней подобно конверту, полному денег. Она сжимала в руке свой бесценный приз, честно заработанные ею деньги, любовь, которая наконец настигла ее, и все-все-все, что принадлежало только ей одной и будущему младенцу. Она прильнула к мужу, и этого ей было довольно.