Сэр Ари снова писал.

Алейда, стоя на лестничной площадке, наблюдала, как он изогнул переплетенную книгу, которой был поглощен. Он часто что — то добавлял в неё, но записями дело не ограничивалось. Она не раз замечала, как ближе к вечеру он яростно делает наброски на кусочке старого пергамента или на простом кожевенном лоскутке, или даже пару раз на куске дерева или коры. Позднее она неоднократно узнавала эти самые огрызки в руках мужа или сэра Бранда или видела, как те скручиваются, превращаясь в огне в золу — единственное видимое ей свидетельство того, что пути Ари вообще с ними пересекались.

День за днём её все больше интересовали его записи. Может, подозревала она, они связаны с тем, почему муж принадлежал ей по — прежнему только в тёмное время — время, которое, чем ближе лето, становилось короче, и она почти не видела мужа.

Не сказать, что Иво неумело использовал их ограниченное время. Она зарделась, лишь подумав о том, чему он научил её за последние недели — они оба, вероятно, попадут в ад, например, за его проделки с мёдом, и она никогда не получит отпущения грехов, так как ей ужасно хотелось когда — нибудь снова попросить повторить их. Когда — нибудь скоро, решила она, потому что от одной только мысли она увлажнилась внизу.

Алейда всё думала о меде, когда Ари обратил на неё внимание. Он немедля вскочил на ноги.

— Вам что — то требуется, миледи?

— Ммм? — какое — то мгновение она приходила в себя от жара, и, несомненно, Ари со своего места должен видеть краску на её лице. — О, нет, мессир. Я просто начала уставать от трескотни. — Она неопределенно махнула в сторону солара, где жалобы Милдрит на своего мужа прервал взрыв саркастического смеха. — У меня начинает болеть голова от шума. Что вы пишете, мессир?

— Летопись, — он склонился и нежно подул на надпись, чтобы чернила поскорее высохли.

— Обязанности монаха.

Он тихо засмеялся:

— Уверяю вас, я не монах, миледи.

— Ну да, я слышала, — она начала спускаться по лестнице. — Почитайте мне немного, позвольте узнать, о чём вы пишете.

Он положил квадратик тонкой кожи поверх страницы, чтобы защитить новые чернила, и она успела лишь мельком взглянуть на текст, как он плотно закрыл книгу и туго затянул ремешки.

— Нет, миледи. Мне было бы стыдно, заметь вы, что я, вообще, не силён в словах.

— Пфф. Я слышала, вы ораторствуете каждый божий день, сэр, и обращаетесь со словами, как золотых дел мастер со своими инструментами, — это вогнало его в краску, и она поспешила продолжить, поддразнивая. — Я всегда могу приказать вам почитать.

Он посмотрел вниз на книгу, затем поднял взгляд на неё, лицо его помрачнело.

— Прошу вас не надо, миледи, так как мне пришлось бы ослушаться.

Его сопротивление лишь подстегнуло её желание увидеть, что он написал, но это явно случится не сегодня.

— Я только намеревалась уговорить, мессир, не приказывать, — произнесла она беспечно, притворившись, что это совершенно несущественно. — Если ваше повествование настолько нескладное, вам следует оставить его при себе. Дайте мне другое взамен, а то я начала уставать от женской болтовни.

На его лице спало напряжение, хотя он продолжал держать руку на книге, будто думал, что она могла бы выхватить её.

— Ещё один дракон, миледи?

— Нет, в этот раз я, думаю, предпочла бы какое — нибудь другое чудище. Возможно…

— Миледи! — в дверь ввалился Том с деревянным тренировочным мечом в руке, красный от волнения. — У ворот человек. Он говорит, что принес послание от короля!

— Ну, миледи, — невозмутимо произнес Ари, сгребая книгу, чтобы унести. — Видимо, чтобы развеять скуку, вам таки не понадобиться моя история.

Со смесью любопытства и дурного предчувствия Иво взял у королевского посланника сложенный пергамент и жестом пригласил Бранда следовать за ним наверх.

Алейда встала, когда он вошёл, демонстрируя живот, который, он мог поклясться, стал больше, чем был только утром.

— Вы уже встре…? — она остановилась, заметив послание в его руке. Она заломила руки в тревоге. — Встретились. Он прибыл сразу после обеда. Что он сказал?

Иво запечатлел поцелуй на её щеке и улыбнулся её нетерпению.

— И я тебя приветствую, жена. Не хмурься так. Это всего лишь послание.

— От короля, — с неприязнью вымолвила она. — Оттуда мало чего хорошего приходило.

— Я получал от Вильгельма и хорошие, и плохие вести, — произнес Иво. — Позволь мне посмотреть, что там, пока ты не предположила наихудшее. Давай — ка, начинай ужинать. Я скоро спущусь.

Он подождал, пока за ней и её женщинами не закрылась дверь, а затем сломал печать. Послание был написано ровным и разборчивым почерком, и Иво, читая его, нахмурился, слыша в каждом слове жёлчный заикающийся голос Вильгельма. Однако просьбы короля таили в себе и возможности, и он быстро их оценил.

— Хм.

— Что? — спросил Бранд.

— Хорошее и плохое, как я и говорил Алейде. В Уэльсе стало больше беспорядков, к тому же, он подозревает, что Роджер из Пуату замышляет предательство в Камбрии, и приказывает мне заняться этим.

— Так это плохо или хорошо?

— Полагаю, и то и другое. Мне придется уехать именно теперь, когда у нас с Алейдой, наконец — то, настоящий брак — это плохая сторона. Хорошая — мы вынуждены уехать в час, когда ночи стали так чертовски коротки. Она снова расспрашивает о моем образе жизни.

— Интересуется, почему ты едва сняв одежду, опять начинаешь одеваться, да?

— Вроде того. Полагаю, Мейрвин никогда не спрашивает, отчего ты навещаешь её в такое странное время.

— По правде говоря, нет. Она, кажется, просто… мирится с этим, как мирится со всем.

Иво считал такое поведение странным, но и целительница была странноватой, потому он решил оставить эту тему.

— Вдобавок это решает другую проблему, — отметил он. — Летом этот лес слишком мал для медведя.

Бранд кивнул. Лето всегда было наихудшим временем. Длинные теплые часы вереницей гнали как простых смертных, так и знатных в лес за древесиной и пчелиным воском, прутьями и древесным углем, поиграть и пособирать ягоды, и трудно остаться незамеченным в чересчур долгие дни. Для Иво настоящий риск заключался только в том, что его могли заметить, когда он менял обличье; для Бранда, — что его, вообще, увидят — в Англии больше не было медведей.

— В Камбрии леса настолько густы, что в них и целые армии затеряются, — отметил Иво. — Ты там будешь в безопасности, пока я буду шпионить для короля, а к тому времени, как вернёмся, начнется сбор урожая, и в лесу будут лишь свинопасы. Я смогу уберечь тебя от них.

— Было бы неплохо. Но, что насчет третьей проблемы? — Бранд выгнул руки над своим животом, изображая живот Алейды. — Ты хочешь быть рядом, когда появится малыш. Ты будешь ему нужен. Ты будешь нужен ей.

— Она только, — Иво показал на пальцах, — беременна чуть больше четырех месяцев. У нас достаточно времени, чтобы вернуться, и, может быть, пока будем отсутствовать, что — то обнаружим, кое — что узнаем, появится новая идея. Не знаю. Но это лучше, чем сидеть здесь, без дела, наблюдая, как она округляется.

Бранд понимающе закивал.

— Ага. Я тоже присматриваю за ней, а она даже мне не принадлежит. Тем не менее, тебе будет трудно сообщить о своем отъезде. Я помню, как Илфа обычно смотрела на меня, — будто я или обезумел, или уже умер — когда я говорил, что мы опять отправляемся корчить из себя викингов. И она плакала.

— Алейда понимает, что у меня обязательства перед королём. Она ожидает это. Она с этим выросла.

— И Илфа понимала. Тем не менее, плакала, — лоб Бранда на миг пересекли морщины от воспоминания, но он его отбросил. — Как на счет Ари?

Иво глянул на ворона, сидящего на жердочке:

— Он остается тут. Это его время — дольше всего пребывать в человечьем обличье. Он, помимо всего, может этим воспользоваться.

— Позаботься о ней, — сказал он птице, довольный, что глупая ревность не вскипала от мысли оставить его с Алейдой. — Заканчивай замок. Я хочу, чтобы она была под надежной защитой, когда я действительно должен уехать.

Ворон склонил голову и приглушенно хохотнул.

— Думаю, это означает да, — сказал Бранд. — Проклятье. Без его компании я совсем не жажду соваться в чужой лес. Когда мы должны уехать?

Иво еще раз глянул на послание, на настойчивую просьбу, спрятанную за резкими словами Вильгельма.

— Перед рассветом.

— Это означает, что завтра на заходе солнца мы будем в пути. Скажу — ка тогда «до свидания» Мейрвин.

— Ага, — кивнул Иво, жалея, что у него нет еще денечка, прежде чем он должен сказать свое прощай, прежде чем Алейда расплачется из — за него.

Затем он начал спускаться вниз, так как времени у него не было.