Несколько ночей спустя Иво передвинул своего слона и произнес:
— Мат?
— Уже? — Со вздохом Алейда повертела своего короля между пальцами. — Мне кажется, что по мере того, как растет мой живот, мозг мой уменьшается.
— Да, миледи, — сказала Беата со своего места в углу комнаты, — малыш сейчас высасывает ваш разум точно так же, как позже он будет высасывать молоко из Ваших грудей, и они станут такими же плоскими, как кошелек бедного человека.
— Беата!
— Вот почему Вы должны взять кормилицу, — невозмутимо продолжила Беата, — я Вам твержу об этом уже сотни раз.
— Я, эээ, думаю, что хочу увидеться с Освальдом, — пробормотал Бренд, поднимаясь.
— И я говорила тебе, что не хочу никакой кормилицы, — проигнорировала его резкое отступление Алейда. — Для чего мне тогда грудь, если я не могу кормить ею своего ребенка?
— Я иногда могу ее использовать, — добровольно вставил Иво.
Алейда повернула к нему лицо и начала расставлять шахматы для следующей игры.
— Ваше удовольствие не рассматривается.
— А почему нет? — требовательно спросила Беата. — Вы ведь хотите, чтобы он пожелал от Вас еще одного ребенка? — Она повернулась к Иво. — Если она будет кормить грудью этого, то не скоро сможет подарить Вам следующего.
— Это правда? — Иво обратился к Алейде.
— Я не знаю. Она так говорит, но она также говорит еще много других вещей, насчет ложности которых я абсолютно уверена. И это не имеет никакого значения. — Алейда развернулась к Беате. — У меня не было кормилицы, и прекрати донимать меня этим, иначе я отошлю тебя назад и попрошу Мейрвин быть моей повитухой.
— В любом случае я хотел бы, чтобы Мейрвин присутствовала, — произнес Иво, переставляя свою фигуру на клетку, которую Алейда так беспечно ему открыла.
— Я принимаю всех младенцев в поместье, милорд, — сказала Беата.
— Этого ты тоже будешь принимать. Но все равно я хочу, чтобы Мейрвин тебе помогала.
Беата от гнева даже покраснела.
— Мне не нужна ничья помощь, я…
Алейда остановила ее взмахом руки.
— Милорд, я только поддразнивала Беату. Я не ожидала, что Вы так серьезно отнесетесь к этому.
— Ваши слова только напомнили мне мои мысли, и я высказал их. — Он постарался, чтобы его голос не звучал слишком озабоченно, иначе она опять начнет спорить с ним. — Я знаю, что Вы справитесь без нее, но побалуйте меня.
На мгновение ее брови взлетели вверх, но, к счастью, она через минуту согласилась с ним.
— О, хорошо, тогда мы примем ее помощь, не так ли, Беата?
— Как пожелаете, миледи, — голос служанки был достаточно милым, но ее взгляд, обращенный на Иво, был чистым ядом.
— Найди Бренда и скажи ему, что все в порядке, и он может возвращаться, — приказал Иво, желая избавиться от нее. — И потом проверьте, остался ли еще яблочный пирог. Я все еще голоден.
Когда она ушла, Алейда открыла игру ходом пешки.
— Есть и другие вещи, которые мы должны обсудить, милорд, например, имя.
Имя. Рука Иво зависла над шахматной доской. Он не хотел участвовать в выборе имени. Оно делало ребенка слишком реальным. Человеком.
— У нас еще есть время.
— По словам Беаты, имя даст уверенность, что он скоро появится.
— Ага. Ну, тогда подбери ему что — нибудь.
— А у тебя нет предпочтений?
— Нет.
— Возможно, имя твоего отца или деда.
Торли или Бьянлаукр.
— Они не подходят.
— Тогда имя кого — нибудь из друзей. Бренд или Ари, или кого — нибудь еще.
— Нет. — Если он не будет отвечать ей, возможно, она прекратит эту пытку.
Но на этот раз вылезла ее дотошная сторона, и она продолжила допрос.
— Я точно знаю, какое имя я не хочу, — она продолжила, пытаясь втянуть его, — Роберт, Невилл, Виталь, Юстас.
— Юстас? Какое — то оно короткое и неуверенное.
— Да, зато Виталь — обратное. Но я не хочу, чтобы у моего ребенка было одно из этих имен. Ни Вильгельм. — Добавила она. — Даже, если он твой господин.
— И твой. Нравится тебе это или нет, ты должна быть ему преданна, как королю.
— Он получит мою преданность, когда я верну своего деда, но мой сын не получит его имя.
— Выбери какое — нибудь еще.
— Но какое? — Она пытала его, явно раздраженная отсутствием у него интереса к такому важному вопросу. — Хью? Фальк? Гай? Мартин? А если я ошиблась и будет девочка? Как насчет Изабеллы? Матильда? Херлив? Джоанн?
— Святой Бог, Алейда, имя — это все, что тебе требуется?
— Мне нужно… — рявкнула Алейда, — знаешь, почему я переживаю? Ты не хочешь этого ребенка, и это ясно, как божий день. Осмелюсь предположить, что ты с большей готовностью подберешь кличку лошади. Возможно, мне следует назвать его Римфэкси. По крайней мере, я знаю, что это имя тебя устраивает. — Ее глаза сверкали от слез, она отодвинула назад свой стул, в гневе стукнув кулаком по шахматной доске.
Еще до того, как она вскочила на ноги, Иво упал перед ней на колени.
— Прости меня, Алейда, — он взял ее руки в свои и поднес к губам. — Я не хотел расстраивать тебя. Я знаю, что это важно для тебя.
— Так же, как должно быть важно для тебя, — она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Когда она их вновь открыла, слез уже не было. — Имена очень важны. У них есть значение и значимость, и имя нашего сына следует выбирать с осторожностью, если конечно нет никакой причины, чтобы он оставался маленьким птенчиком.
Он сжал ее пальцы.
— Кем?
— Я его так иногда называю, — объяснила она, улыбаясь своему животу. — Когда он первый раз пошевелился, его толчки были как трепыхание маленьких крылышек. Отсюда и «маленький птенчик».
Один, нет. Ее голос, потрескивание огня, звуки в замке и все вокруг заглушило биение его сердца. Алейда подняла голову и с сомнением посмотрела на него, он почувствовал, как кровь отлила от его лица, возможно, даже от тела, так что его сердце перегоняло по венам только сухой воздух, громко, как поющий барабан.
— Что — то не так? — забеспокоилась она. — Ты выглядишь, словно увидел привидение.
Его язык налился свинцом, но он смог совладать с собой.
— Нет.
— Я сказала что — то не то?
— Нет. — Он поднялся с колен. — Нет, я… я только что вспомнил… я кое — что должен немедленно сделать. — Прочь. Он должен уйти отсюда. — Я скоро вернусь. — Сказал он, наталкиваясь в дверях на входящего Бранда.
Он добежал до конюшни прежде, чем его колени подогнулись. Падая, он зацепился за стойло Фэкса, и повис на нем, неспособный стоять, чтобы не свалиться в навоз, где ему собственно и было место после того, как он поступил с Алейдой. Тяжелые шаги пересекли двор вслед за ним.
— Что с тобой происходит? — потребовала Бренд. — Когда ты чуть не сбил меня с ног, у тебя было такое выражение, будто ты попал в пекло ада.
— Так и есть… — произнес Иво, — Алейда зовет… она зовет ребенка «мой маленький птенчик».
— Ба… — Бренд не мог справиться с вырвавшимся проклятием, но через секунду он кивнул. — Может быть, все не так плохо, как ты думаешь.
— Бренд, это означает маленькую ПТИЦУ.
— Я знаю, что это значит, но женщины так делают, — ответил Бренд, — они дают еще не родившимся детям уменьшительные имена. Ильфа звала нашего первенца Флотар, потому что ее постоянно рвало, она говорила, что он должен стать мореплавателем. А моя сестра Руна называла всех своих детей яйцами вплоть до того момента, когда они появлялись на свет.
Иво поднял глаза на Бренда, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьез.
— Правда?
— Ты не помнишь? Яичко этот. Яйцо тот. «Из — за моего Яичка меня тошнит», так она говорила, или «прекрати толкаться в живот, мое Яичко».
Иво кивнул, припоминая, и Бренд вернул разговор в прежнее русло.
— Вот и Алейда поступает так же, как и все. Это ни о чем не говорит.
— Боже, надеюсь, что так оно и есть. — Он несколько раз стукнулся лбом об угол стойла, пока боль не заставила пульсировать кровь. — С тех пор, как мы вернулись я чувствую себя так, будто нахожусь в челюстях акулы. А ведь прошла всего лишь неделя. Что со мной будет через несколько месяцев?
— Веди себя так, как следует. Улыбайся, держи рот на замке и делай свою жену счастливой так долго, как сможешь.
Иво выпрямился и взял себя в руки.
— Сейчас сделать ее счастливой легче, чем когда нас объявляли мужем и женой.
— Ну вот, — сказал Бренд. Он снова хлопнул его по спине. — Иди. Та нянька вернулась в зал. Твоя леди поплачет у нее на руках.
— О боже, ты подложил мне еще одну свинью, чтобы она стала меня ненавидеть. Эта женщина еще хуже, чем все происходящее.
— Они все такие, — заметил Бренд и подтолкнул его к выходу.
Это было легче, чем он предполагал, решил Невилл Фитц — Хьюберт, взгромождаясь на раскидистые ветви тиса, собираясь наблюдать за сэром Ари в один из вечеров накануне дня святого Михаила.
Он засек сенешаля двумя днями ранее, перед закатом объезжая лес, следующим вечером он увидел Де Васи, скачущего этим же путем. Небольшое следствие привело его в чащу, где он обнаружил лошадей лорда Иво и сэра Бренда в своеобразном загоне, но никого из мужчин поблизости не оказалось. Сегодня Невилл хорошенько спрятал своего коня подальше от этого места, а сам залез на дерево и приготовился ждать. Пока он ждал их возвращения он еще раз вспомнил все оскорбления, нанесенные ему Де Васи, всего четыре. Пять, если зачислить в список реакцию его отца. Невилл провел языком по шраму на губе, куда заехал этот старый подлец перед тем, как запретил возвращаться в дом до тех пор, как от него не будет хоть «какой — то пользы».
Он бродил вокруг родового замка еще несколько недель, вынашивая желание немедленной мести, высматривая лорда, который нуждался в ударе копьем, и которое он получит. Он оказался в Морпете, лорд которого поскакал в Олнвик. Невилл даже не знал, как ему удовлетворить свою жажду убийства, которое было очень легким для Де Васси и таким опасным для его собственной шеи. Но у него получится. Это он знал наверняка.
На поляне сэр Ари тщательно осмотрелся вокруг и спешился. Он не тратил впустую время на рассёдлывание лошади, только поставил ее в загон к той паре. Затем, к удивлению Невилла, начал скидывать с себя одежду.
Так вот, что приводило Де Васси и этих мужчин каждый день в лес — гомосексуализм. Невилл улыбнулся. Даже если бы все шепоты о короле были бы верными, такие же слухи об извращениях среди лордов ниже по статусу едва ли были допустимы. Интересно, этот вопрос касался только этих двух или вся троица будет совокупляться вместе? Внезапный вопль заставил его вздрогнуть, и он чуть не свалился с дерева.
— Вот вы где, — сказал сэр Ари, когда орел спикировал с неба на землю. — Я думал, что опоздал.
Отчаянный стон возрастал по мере того, как солнце скрывалось за горизонтом. Он превратился в крик, из которого исчезли все человеческие ноты, стал более высоким. Сэр Ари начал скручиваться, сжиматься и темнеть, в то время как орел становился все больше и выше. Матерь Божья, что это? Фигуры пульсировали и менялись в сумерках, одна становилась все более похожей на человека, другая, наоборот, на птицу, словно они обменивались душами. Крик орла становился более человеческим. Невилл начал дрожать, это все, что он мог сделать, чтобы сохранять тишину и обмочиться от страха.
Невероятно. Ужасно.
Но реально. Невилл вцепился в ствол дерева, его кровоточащие пальцы зарылись в кору, пока он слышал агонизирующие крики снизу. Внезапно, как и началось, все закончилось, только скачущие удары его рвущегося из груди сердца нарушали тишину.
Там, где приземлился орел, стоял голый Де Васси, в то время, как на месте сэра Ари расправлял свои крылья ворон. Птица еще немного попрыгала, затем взлетела и сделала несколько кругов по роще, пока Де Васси доставал свое облачение из различных лесных тайников. Невилл прижался к дереву, стараясь стать невидимым, молясь о защите от этих демонов.
Де Васси внизу закончил одеваться и начал седлать лошадей. Несколько минут спустя он поманил ворона на свое плечо и поскакал в Олнвик, проезжая рядом с деревом, где примостился Невилл.
Разум Невилла приходил в себя после увиденного, тщетно пытаясь найти какой — нибудь смысл в этом. Они были монстрами, оба, наполовину животными, наполовину мужчинами, и без сомнения, сэр Бренд был одним из них. Чистое зло, вот что это было, черная магия самого ужасного проявления. Их следует убить, сжечь на огне, как демонов, которыми они были.
Он свидетель. Вот способ, которым он отомстит Де Васси, который же сам ему его и подсказал. Ему не надо убивать человека. Церковь сделает это для него или Короны, и одна или другая вознаградят его за то, что он принесет свет в оскверненный Олнвик. Взволнованный перспективой сожжения Де Васси, Невилл убедился, что внизу никого нет и спустился на поляну.
Вот именно. Он пойдет в Дарем и расскажет все Архиепископу. О, старый сыч мертв. Тогда он лично расскажет всё королю, и когда Вильгельм спросит, что тот хочет в награду, он ответит: «Алейду и Олнвик».
Алейда… Он растворился в фантазии обладания ею, когда тонкий сук надломился. С визгом он умчался прочь, продираясь сквозь подлесок, охваченный безумным порывом потребовать это у короля, независимо от того, какие еще монстры живут в лесах Олнвика. Когда он станет лордом, он убьет все, что движется, и завезет сюда животных, в которых он уверен, что это животные.
Но пока он хотел только бежать прочь. Он обнаружил свою лошадь, подобрал снаряжение, которое смог отыскать во мраке, и поскакал, словно одержимый дьяволом, пока Олнвик не остался далеко позади. На безопасном расстоянии от него он нашел для себя убежище на ночь, и на рассвете следующего дня продолжил свой путь в Лондон к королю.