— Получай! — С мрачной улыбкой Алейда вонзила иголку в глаз маленького, вышиваемого ею, человечка. Он был светловолос, а на его щите красовался орёл.

Вместе с тем как день клонился к вечеру, разгорался и её гнев. Всюду, куда бы она ни шла, её сопровождали косые взгляды и тихий шёпот. Было бы ужасно прогуливаться по двору под руку с мужем, когда все вокруг знали, чем они занимались ночью, но переносить это одной было ещё ужаснее, особенно когда ко всем словам и взглядам примешивалась жалость. Поэтому после ужина она направилась в свои комнаты и начала вышивать этого человечка, чтобы выплеснуть на него свою ярость. Это развлекало её.

Она уловила, что голоса в зале изменились, и оставила иголку воткнутой в глазу человечка.

— Это голос Джеффри?

Хадвиза подняла голову, прислушиваясь, затем поднялась и подошла к двери, чтобы проверить.

— Да, миледи. Он и Освальд внизу. Я только не вижу сэра Ари.

— Мне нужен Джеф. Скажи ему принести мне брачный контракт.

В какой — то момент к ней вернулся здравый смысл, и она вспомнила о том, что ей, чёрт возьми, следует узнать содержимое того, что она подписала. К сожалению это произошло уже после того, как Ари забрал оруженосцев и уехал, и она была вынуждена коротать день с этой пыткой — вышиванием. Её и без того не бесконечное терпение почти лопнуло, и угрожало закончиться окончательно в ожидании выполнения её поручения Хадвизой. Она схватила иглу и воткнула её пониже, прямо в то место, где сходились ноги человечка. Так — то лучше.

Вскоре появился Джеффри с документами и с жалкой улыбкой на губах, которая совсем потухла, когда он встретился с ней взглядом. Полным негодования.

— Сэр Ари предположил, что вы к этому моменту уже будете готовы просмотреть контракт. Хотите ли вы, чтобы я оставил вас одну или мне прочитать его вслух?

— Прочтите его. Я не в том настроении, чтобы разбирать твой подчерк.

— Как пожелаете, миледи, — он подошел к окну, где света было больше. — В начале контракта немного говорится о власти. Божьей и королевской. В общем, то, что пишут всегда. Думаю, вы желаете, чтобы я сразу перешел к сути, — он ждал её кивка.

— Дайте посмотреть, что ж… А, вот тут. Тем самым я, Иво, барон Олнвика, собственной властью и согласно законам, передаю вам, моей жене Алейде, согласно этому документу, всё в пределах деревни Чаттон. И тут далее, миледи, перечисление — от земель и людей до голубей в голубятне и пчёл в ульях. Я передаю ей в деревне Хаутон 5 оксгангов земли, которыми она может распоряжаться по собственному желанию, за исключением сада, также я отдаю ей мельницу и прядильню со всем доходом от неё. И я отдаю ей поместье, называемое Олнвик, пастбища Свинлес и его угодья. Всё перечисленное я отдаю ей в вечное пользование, чтобы она могла этим управлять, продавать, отдавать или сделать с этим имуществом всё, что ей пожелается, при условии соблюдения верности вассала своему господину…

Там было ещё много чего, в том числе и то, что она наследовала треть его состояния, но Алейда уже не слушала это. В какой— то момент, когда речь пошла о голубях и пчёлах, её руки начали дрожать. К тому времени, когда Джеффри начал перечислять имена подписавшихся под контрактом, они дрожали настолько, что ей пришлось сжать ими свою юбку, чтобы не начать махать ими будто крыльями.

— Он отдает мне всё это? — спросила она, когда Джеф окончил чтение, и она весьма удивилась, когда поняла что её голос не дрожал так же как её тело.

— Да, миледи, всё это. В первый вечер, когда вы пошли наверх, он пересмотрел счета и сказал, что желает, чтобы всё это принадлежало вам. Я записал то, что он сказал.

Алейда попыталась осознать всё это. Одного маленького поместья было бы уже достаточно, это было половиной рыцарского имущества, но замок и бóльшая часть доходов от всего остального, да ещё все земли прилегающие к нему. Даже брачный контракт, что подготовил её дед, не обеспечил бы её настолько. Теперь у неё были деньги и собственность, были права. И всё благодаря мужу, которого она практически не знала, с которым она боролась на каждом шагу, и который уехал рано утром, оставив её на целый день, тем самым оскорбив её. И что же ей теперь было с ним делать?

Но как бы то ни было, у неё были более неотложные проблемы.

— Я так глупо вела себя вчера вечером, Джеффри. У меня нет необходимых свидетелей.

— Освальд с остальными были в зале, когда лорд Иво приказал написать мне это, миледи, — сказал Джеффри. — Они слышали то, что он сказал. Они всё это слышали и могут свидетельствовать, даже не читая этого документа.

— Тем не менее, я хочу, чтобы вы прочли вслух это за ужином для всех, чтобы они это услышали. Это защитит меня, даже, если я немного и опоздала с этим.

— Прекрасно, миледи. Я прослежу, чтобы Уатт и Эдрик были в зале с Освальдом, чтобы подтвердить свои подписи.

— Прекрасно. Оставьте мне бумаги и идите. Я желаю сама перечитать их.

Джеффри ушел и Алейда пошла в угол, где сидела Беата, подшивая платье и усмехаясь про себя.

— Ты как — то непривычно молчалива, старушка. Давай же, говори, пока тебя не разорвало.

— Мне нечего сказать, миледи.

— А у меня свиные уши. Принеси мне вощёную дощечку.

— Как скажете, миледи, — Беата оторвала нить и протянула ей платье, чтобы посмотреть что получилось. — Как скажете.

Все взоры обратились к Иво, как только они с Брандом вошли в зал. Половина всех присутствующих задавалась тем же вопросом, что и стража рано утром, вопросом, на который он теперь должен был ответить Алейде. У большинства даже был приоткрыт рот, как и у Уатта, несомненно. Суровый взгляд Иво заставил их вернуться к своим делам

— Я не вижу её, — сказал Бранд, снимая ворона со своего плеча и аккуратно сажая на жёрдочку. Они заметили, что он бережет свое крыло, и предположили, что на него напала сова или ястреб. — Возможно, твои страстные ласки убедили её все — таки уйти в монастырь.

Иво окинул взглядом зал.

— Она должно быть наверху.

— Это плохой знак, — проворчал Бранд.

— О чём это ты?

— Ты теряешь чувство юмора из — за женщины. Из — за своей жены.

— Хм? — Иво потребовалась минута, чтобы понять о чём говорит Бранд. — О. Страстные ласки. Женский монастырь. Очень смешно. Ха, ха, ха.

Посмеиваясь, Бранд так хлопнул Иво по плечу, что у того клацнули зубы.

— Давай, давай. Найти свою леди, и произнеси ту речь, что ты репетировал в своей голове по дороге домой. Я же пока поищу себе эля и место где можно прочесть доклад, что написал твой оруженосец, — Марк похлопал себя по месту, где в мешочке висело последнее письмо Ари. — Он собирался продемонстрировать тебе, что наконец — то научился красиво писать.

— Я уже слышал всё это. Скажи мне если найдешь что — то новое, — сказал Иво. Когда же Бранд прокричал, что хочет эля, он направился вверх по лестнице, снимая на ходу плащ.

Бранд был прав. Иво перебирал в голове различные объяснения своего отсутствия, но не нашел ни одного, способного достаточно внятно объяснить тот факт, что ему необходимо уезжать каждое утро на рассвете. Он не представлял, как сказать ей об этом, так же как не смог накануне ночью во время любовных игр сказать ей о том, что уедет до восхода солнца. Ему не стоило приезжать в Олнвик, не стоило жениться на Алейде, не стоило совершать это безумие, но он был здесь, и у него не было сил заставить себя уехать отсюда пока воля богов или магия Квен не заставят его сделать это. Но ему придётся ей что — то сказать.

Когда он открыл двери в свои покои, то увидел Алейду, в одиночестве склонившуюся над толстой книгой и расстеленном на столе листом пергамента. Она сосредоточенно сжимала губы, водя пальцем по строчкам, а затем переписывала что — то пером на восковую табличку. Какое — то время Иво наблюдал за ней, наслаждаясь покоем этой картины до тех пор, пока Алейда не услышала какой — то шум и не подняла голову чтобы определить его источник. Складочка между её бровями стала ещё более заметной.

— Милорд.

Не такое радушное приветствие, как он надеялся, но при этом и не было ожидаемой им враждебности. Он повесил плащ на крюк и закрыл дверь, чтобы никто не услышал о чём они будут говорить, и не разнёс их слова по всему замку.

— Это брачный контракт?

— Да, милорд. И счета.

— Я надеялся, что вы займётесь этим днем, — он подошёл и взял восковую табличку. Судя по всему, она подсчитывала ренту. — Вы удовлетворены?

Она кивнула.

— Да. Я попросила Джеффри прочесть это вслух за ужином, для Освальда и остальных, чтобы они подтвердили всё это как свидетели.

— Я также подтвержу это для всех, чтобы они услышали и поняли всё, — он вернул ей табличку. — Никогда больше не подписывайте контракта, не зная что в нём, Алейда. Теперь вы мой вассал, также как и моя жена, и вы должны заботиться о наших делах.

— Я до сих пор всегда была осторожна, милорд, — её слова обнадежили его, и он развернул табурет так, чтобы он мог сесть напротив неё. — Это внезапное здравомыслие означает, что вы больше не сердитесь на меня?

— Да. Нет, — она вскинула голову, чтобы встретить его взгляд. Обдумывая этот его вопрос, Алейда поджала губы. — Я не знаю.

Он не был уверен, что ожидал услышать такой ответ.

— Вы смущаете меня милорд. Вы угрожаете мне, но в следующую минуту вы так добры. Вы вмешиваетесь в мою жизнь и всё же вы так осторожно добиваетесь меня. Вы берете всё, не спрашивая, и всё же я обнаруживаю, что вы сделали это, — она почтительно коснулась контракта, как если бы это была святая реликвия. — Это так щедро. Не многие мужчины дали бы мне так много, когда у них было бы то преимущество, что есть у вас передо мной.

— Мой отец всегда говорил своим сыновьям, что слишком большое преимущество — это плохая вещь в браке, что муж должен быть щедрым со своей женой. Король дал мне многое, отобрав это у вас. Земли и деньги это… это немного компенсирует всё это, так же как и защитит вас, чтобы ни случилось.

Например, если ваш муж исчезнет, подумал он.

Её глаза сузились, и она посмотрела на него исподлобья.

— Вы желаете защитить меня, — с сомнением сказала она.

— Вы — моя жена.

— И всё же когда ваши люди пришли сюда, чтобы посмотреть свидетельство завершения наших брачных клятв, вы оставили меня одну, — она слегка покачала головой. — Странную защиту вы предлагаете, милорд.

Её голос был спокоен, слишком спокоен, но её слова, будто плетью стегнули по совести Иво. Он опустил голову, посмотрев на свои колени до того, как она заметила как краска залила его шею и даже уши.

— Ари был тут, как и ваши женщины. Вы были в безопасности.

— Я была оскорблена.

— Я не хотел этого.

— А после я должна была пойти на мессу, — продолжила она, не слушая его, разжигая в себе праведный гнев, противоречащий словам о том, что она не сердится. — Тоже без мужа. И там я стояла на коленях и краснела перед отцом Теобальдом, в то время как вы скакали по окрестностям. Ваша охота была удачной, милорд? Это то, что я ему сказала о причине вашего отсутствия. Я думала, что это было лучше, чем просто признать, что я понятия не имела о том, где вы были и почему уехали. Я решила, что ложь священнику была не большим грехом, чем то, что мы делали вчера ночью.

— Это не было ложью, и это не было гре…

— То есть вы охотились? — его слова заставили её подскочить со стула. — Вы оставили меня, чтобы пойти поохотиться?

— Нет. Моему отъезду были другие причины, но я действительно немного поохотился во время своего отсутствия, что означает, что вы не солгали священнику. И при всём при этом, вы не грешили со мной.

— Это не то, что сказал мне отец Теобальд. Он говорил этим утром о тех невоздержанных вещах, что муж и жена должны избегать делать. Мы пропустили многое вчера ночью, я думаю.

— Для мужчины, отказавшегося от женщин, отец Теобальд слишком много об этом знает, — Иво боролся с собой, чтобы его голос оставался спокойным. Он начинал злиться, не он один ошибался. — Ничто из того, чем муж и жена наслаждаются вместе, не является грехом для нормального божьего человека. Относительно оскорбления, всё, что я могу сделать, это лишь снова повторить, что не намеривался оскорбить вас, и сказать, что я не уехал бы от вас, не имея серьезных оснований.

— Так в чём же причина? — с вызовом спросила она.

Он покачал головой:

— Вы не поймёте.

— Я не глупа, милорд. Объясните так, чтобы я поняла. Это наказание за мой острый язык?

— Нет.

— Я вызвала ваше недовольство своим поведением в кровати?

— Нет! Ради бога, Алейда, это то, о чём вы думали весь день? Вы понравились мне, и мне даже не описать словами насколько. Конечно, вам это известно.

— Тогда почему? — потребовала она ответа.

— Я не могу сказать вам.

— Не можете или не хотите?

— И то, и другое, — вырвалось у него, до того как он смог себя остановить. — И теперь вам следует знать, что я буду каждый день уезжать, без объяснений.

Она смотрела на него, шокированная, так, будто он её ударил.

— Каждый день?

— Каждый день, на протяжении всего дня, при любых обстоятельствах, и по той же причине, которая не имеет никакого, никакого! отношения к тому, что было у нас с вами или к тому был или не был я рассержен. Это не мой выбор. Это… то, что я вынужден делать.

— Но почему? — вскричала она.

— Потому, что я должен. Прекрати спрашивать, женщина. Это единственный ответ, который ты получишь.

— Это, — начала она, но Иво придвинулся к ней с предупреждением в глазах, и она замолчала. Со звуком «Хммм» она пошла к своей, лежащей у окна вышивке.

— Потому, что я должен. Потому, что я должен, — повторяла она себе под нос, точно подражая его голосу. Она села, вытащила иглу и воткнула её в ткань:

— Coillons!

Звук любимого ругательства Бранда, слетевший с губ его жены— леди, пусть даже и рассвирепевшей, пусть даже это и было сказано на французском, усыпило осторожность Иво. Он начал смеяться, а когда она повернулась к нему готовая к битве, это рассмешило его ещё больше.

— Я знал, что вы не станете монахиней, пока они не начнут ругаться как портовые моряки.

Она начала задыхаться, хотя и невозможно было понять, сдерживает ли она новые ругательства или пытается не рассмеяться, но внезапно весь запал ушел из неё.

— Это то, что я имела ввиду, милорд. Вы заявляете, что будете мне мужем лишь ночью, вы дразните меня и очевидно ожидаете, что я буду смеяться вместе с вами.

— Что вы почти и сделали, — сказал он, почти заработав проблеск улыбки, который сопровождал хмурый взгляд, такой же кислый, как скисшее молоко. Он попробовал подойти с другой стороны. — Многие мужчины — мужья лишь ночью, и многие леди рады этому.

— Многие леди вообще не желали бы иметь мужей, — она вздохнула так, будто это касалось и её, но когда она вновь заговорила, это ощущение прошло. — Мне не следует пытаться менять вас, милорд, не так ли?

— Не следует.

— И полагаю, мне просто следует покорно махать вам вслед каждое утро, когда вы уезжаете прочь?

— Я сомневаюсь, что вы когда — нибудь что — нибудь будете делать покорно, — сказал Иво. Она резко подняла на него взгляд, но он поднял руки вверх сдаваясь, прежде чем она смогла бы найти ещё одну причину разбушеваться. — Я буду уезжать на рассвете, Алейда. Не думаю, что вы к тому времени проснётесь.

— На рассвете, — недоверчиво переспросила она. — Каждое утро?

— Да. Но каждый вечер я буду возвращаться, и я обещаю вам, что вы будете ожидать моего приезда с куда большим желанием, чем отъезда.

— Это вы просто так говорите.

— Это я обещаю вам, — рискуя, он подошёл к ней поближе, а когда она не отодвинулась, подошел ещё ближе, так чтобы иметь возможность взять её за руки. — Я не желаю оставлять вас, сладкий листочек, но я должен. Я не могу сказать вам большего. Вы должны будете довериться мне.

— Довериться вам? — её вопрос был пропитан горечью. — Я слишком мало знаю вас, милорд. Вы — незнакомец для меня, даже после всего того, что произошло вчера вечером. Я обменялась большим количеством слов с вашим сенешалем, чем с вами.

— Это изменится, — твёрдо поклялся он, игнорируя вспышку зависти, которая возникла в нём при упоминании Ари. Ари, который уже видел, как солнечный свет касается её лица, того что он сам никогда не увидит. — Вы узнаете меня за следующие дни и недели, а с узнаванием придет и доверие.

— А пока этого нет?

— А пока этого нет, я могу только предложить вам только это, как залог своей искренности, — он сгрёб её в свои объятия, и прежде чем она успела возразить, поцеловал её. Он всё сильнее сжимал её, пока не почувствовал, как у неё перехватило дыхание и не почувствовал как её тело стало податливым. Когда он отпустил Алейду, её глаза были затянуты дымкой, заставляя его чувствовать себя безрассудным, будто он мог утащить её в лес и оставить там лишь для себя, вопреки всему, что могло бы произойти. — Вы понимаете?

Она с трудом сглотнула.

— Думаю, да, милорд.

— Хорошо. Теперь не хотели бы вы взглянуть на подарок, что я принес вам?

— Я была бы не против, — произнесла она, тщательно подбирая слова. — Но я не одела красивого платья, как вы просили. Я не испытывала к вам добрых чувств, когда одевалась.

— Подозреваю, что вы не испытываете их и теперь, — Иво опустил взгляд на её платье, цвета сливы, зашнурованное достаточно туго, чтобы подчеркнуть линию её груди, и показать бледно — жёлтую нижнюю рубашку, покрывавшую её шею и грудь. На голову, вместо вуали, она одела косынку, что носили поварихи, которая оставляла открытыми её косы. Он кивнул одобрительно. — Это значительно лучше того ужаса, что вы одели вчера вечером. Протяните свою руку.

Он снял мешочек со своего пояса, развязал узелок и выложил его содержимое себе на руку. Дюжина маленьких, светло — зелёных камней вспыхнула, обвитая золотой цепью, образуя брошь.

— Изумруды!

Удивление и восхищение в одном этом слове стоили отданного им за украшение состояния.

— Мне передали, что у вас рыжие волосы, и я предположил, что у вас могут быть зеленые глаза.

— Я почти жалею, что это не так, даже если бы это подразумевало, что у меня было бы ещё больше веснушек, — она взяла брошку, наклоняя её в разные стороны, и наблюдая за тем, как пламя камина отражается в камнях. — Как будто окаменевшие листочки.

Когда Алейда прикрепила брошь и взяла бронзовое зеркало, чтобы насладиться своим видом, Иво бросил взгляд на пронзённую ею иглой вышивку. Он мгновенно распознал изображенный на гобелене щит. Уже почти надуваясь от гордости из — за того, что она изобразила его, он вдруг заметил куда именно с такой злобой она нанесла удар иглой. И вправду, Coillons! Его чресла запульсировали, будто она и правду ударила его, а не просто пронзила ткань. Вздрогнув, он посмотрел на жену и на кинжал, что висел на её поясе, пытаясь решить должен ли он разоружить её прежде чем снова сесть подле неё. Затем она повернулась к нему и мысли об иглах и ножах были полностью стёрты тем удовольствием, что мерцало в её глазах.

— Я давно мечтала об изумруде, — мягко сказала она. — А теперь у меня их так много.

— Должен ли я предположить, что брошь вам понравилась?

— Да, милорд, но я снова потерялась в непонимании и кавардаке, правда теперь я сама всё это натворила, — свет в её глазах слегка померк, когда она коснулась того места на горле, где была прикреплена брошь. — Я поклялась, что простая безделушка не успокоит меня.

— Это предназначалось для того, что бы понравиться вам, а не успокоить. Я бы отдал вам её, несмотря на ваше настроение.

— Тогда вам удалось сделать то, что вы хотели, милорд, поскольку я очень рада.

— Хорошо. Давайте спустимся вниз похвастаться вашими драгоценностями и зачитаем контракт. Я хочу, чтобы каждый в зале знал, насколько я ценю свою жену. Идёмте.

Он отошёл от неё и протянул руку, она прошла несколько шагов, чтобы положить свои пальцы на его ладонь. На сей раз они были тёплыми и спокойными. — Позже мы вернемся сюда, и я вновь попробую убедить вас называть меня по имени. Возможно, даже в два раза более усердней.

Золотистое пламя от камина осветило появившийся на её щеках румянец, сделав их похожими на восход солнца. Впервые за вечер она улыбнулась искренней улыбкой. Улыбкой женщины.

— Ну, если вы должны, милорд.

Это было так, будто она взяла его в руку, настолько быстро он затвердел. Этот ужин станет самой длинной трапезой в его жизни.