Гудение мотора становилось все громче, и Брайен напрягся. Он отошел в глубину комнаты Эйлин и закрыл дверь.

– Нет. Она была слегка приоткрыта, – прошептал Томми и раздвинул руки на несколько сантиметров, демонстрируя щель.

Брайен быстро приоткрыл дверь.

– Сюда. – Томми открыл дверь стенного шкафа Эйлин и залез в него, протиснувшись мимо одежды в темную глубину. Потом отвел платья в сторону, чтобы пропустить Брайена.

– Там нет места для двоих, – возразил Брайен. Дверь дома со стуком распахнулась.

Набитый до отказа шкаф внезапно показался Брайену просторным, как Тадж-Махал. Он нырнул внутрь, осторожно высунул руку и тихо прикрыл за собой дверцу, прислушиваясь к стуку каблучков по полу кухни.

– Я сейчас вернусь, дорогая! – крикнула миссис Макенрайт. Ее голос перешел в ворчливое бормотание, перемежающееся стуком дверок кухонных шкафчиков.

Стук каблуков сменился шорохом шагов по ковру, и вот опять защелкали каблуки, когда она зашла в ванную. Стенка за головой Брайена задрожала, и снова послышался стук, когда она закончила поиски в аптечке и захлопнула ее.

Еще несколько шагов.

– Вот они.

О Боже! Она вошла в комнату Эйлин! Брайен уже собирался с духом, готовясь объяснить миссис Макенрайт, что они с Томми делают в шкафу ее дочери. Ее шаги приближались прямо к ним. Еще секунда – и жизнь их могла измениться навсегда, и тогда прощай идея баллотироваться в парламент.

Она остановилась. Раздался звук, словно загремели таблетки в бутылке. Шаги стали удаляться обратно к ванной, где на этот раз зашумела струйка воды.

– Быстрее, мама! – позвала Эйлин. – Мы и так уже опоздали.

– Подожди. Если бы ты клала аспирин на место, мы бы сейчас ехали обратно. – Звякнуло стекло о фаянс, когда она поставила чашку.

Туалет, ковер в гостиной, пол на кухне. Брайен по звукам следил за продвижением миссис Макенрайт к двери черного хода. «Давай, уходи», – молча подгонял он ее.

– Эй! Убирайся отсюда! – рассердилась Эйлин. По кухонному полу снова зашаркали шаги.

– Оставь его, – остановила ее миссис Макенрайт. – Он ничего не сделает, а мы и так опоздали.

Хлопнула задняя дверь. Но ни Брайен, ни Томми не пошевелились, пока дребезжание «мини» не затихло вдали.

Брайен неуверенно протянул руку и приоткрыл дверцу шкафа. Струя свежего воздуха окатила их, и Брайен в первый раз за последние пять минут по-настоящему задышал. Дождь все так же барабанил по крыше над их головой.

Они еще одну-две минуты оставались в шкафу, пока не убедились, что женщины не вернутся, и наконец выбрались наружу.

– Господи! – с жаром прошептал Томми. – Откуда она взялась со своей головной болью? Клянусь, никогда в жизни больше не буду этим заниматься.

Брайен вытер пот со лба и обмахнулся полами куртки, пытаясь просушить рубашку.

– У вас такой вид, будто вы из парной, – хихикнул Томми.

– Ты и сам не похож на свежую розу. Ты никогда не сдаешь свою куртку в химчистку? Она пахнет, как копченая свинья.

– Бекон! – воскликнул Томми. – Вот что! Вот что было на коробке. Бекон «Черный ярлык». Это должно быть там.

Он подтащил стул к шкафу, залез на него и начал освобождать полку, передавая Брайену вниз шляпы, старые куклы и всякие коробочки, которые тот сваливал на кровать.

– Ага! – Он достал с полки большую белую коробку, спрыгнул со стула и протянул ее Брайену. – Пропавшие пленки, если я не ошибаюсь. А вы клевещете на мою куртку.

Коробка действительно пахла прогорклым беконом. Брайен поморщился.

– Ладно, – согласился он. – Ты не виноват. Теперь сложи все обратно, а я проверю, та ли это коробка.

Он повернулся к двери и чуть не наступил на большого рыжего кота.

– Черт возьми! Убирайся с дороги! Откуда он тут взялся?

– Это Джек, – объяснил Томми. – Наверное, он вошел, когда они уходили.

Шагая осторожно, чтобы не наступить на кота, который очень интересовался коробкой, Брайен отнес ее на кухню и поставил на стол. Джек тут же вскочил на него, обнюхал коробку и стал в экстазе тереться о нее. Брайен достал из ящика нож и оттолкнул кота, но Джек и не подумал ему подчиняться. Брайен взял его на руки и поставил на пол, но кот снова вскочил на коробку, не успел Брайен разрезать ленту с одного конца.

Он сердито посмотрел на кота.

– Ладно. Твоя взяла. Давай попробуем по-другому.

Он быстро обшарил холодильник и нашел как раз то, что ему было нужно: тарелку с остатками колбасы.

– Вот. Ешь, кот. – Он помахал в воздухе куском колбасы. Джек понимал толк в хорошей еде, когда видел ее. Он отошел от коробки, подошел к Брайену и обвился вокруг его ног в знак признательности, затем встал на задние лапы, схватил колбасу и начал неторопливо поглощать ее.

Брайен закрыл холодильник, схватил нож и быстро вскрыл коробку, пока Джек продолжал терзать вожделенное лакомство.

– Почему вы так долго возитесь? – спросил Томми, входя на кухню.

– С котом сражался, – ответил Брайен. Он вынул одну кассету и прочел бирку: – «Данлоу, №2, 210400. 21 апреля». Да, это те самые пленки.

– Она выглядит слишком большой, – заметил Томми.

– Такие используют на телевидении. Ты сложил все обратно в шкаф в том же порядке?

– Она и не заподозрит, что там что-то трогали. Конечно, если бы мы были умнее, мы бы переложили пленки куда-нибудь, а коробку оставили бы на месте. Она бы еще сто лет ничего не заметила.

– У нас нет времени. – Брайен бросил кассету в коробку и взял ее в руки. – Открывай дверь.

На улице никого не было видно, но на тот случай, если кто-то смотрит из окна, Брайен нес коробку под дождем с таким видом, будто Эйлин поручила ему лично съездить за ней. Томми держался далеко не так уверенно.

– Улыбнись, – шепнул Брайен. – У тебя чертовски виноватый вид.

– Я и чувствую себя чертовски виноватым, – пробурчал Томми, но все же выдавил улыбку. – Но я хотя бы не несу украденное добро.

Через минуту они уже сидели в машине, а коробка была надежно заперта в багажнике. Брайен завел мотор и включил «дворники».

– Если эти штуки нестандартного размера, значит, у вас нет устройства, чтобы их посмотреть?

– Здесь нет. Ты поедешь со мной в Дублин?

– Нечего даже спрашивать. Только заскочим ко мне домой: я возьму зубную щетку и оставлю записку для мамы.

– Это здание – ваше? – спросил Томми, шагая вслед за Брайеном – к лифту.

– Не совсем мое. Око принадлежит компании.

– Я и не знал. То есть я на вас работаю, и я читал о вас в газетах в журналах, и мы все знаем, что у вас, Ханраханов, есть деньги, но это все так далеко, словно речь идет о ком-то другом. В Килбули вы просто Брайен. Один из наших парней.

– Прекрасно. Мне это нравится.

– Трудно будет так о вас думать теперь, когда я все это увидел.

– В таком случае мне опять придется бросить тебе вызов и дать в нос.

Томми рассмеялся.

– Вспомните, кому досталась победа в тот раз.

– Вспоминаю каждый раз, когда смотрюсь в зеркало. Господи, как от этой коробки воняет! Поразительно, что Джек не бежал за нами всю дорогу до Дублина.

Лифт замедлил ход и остановился. Они вышли в полутемный коридор. Брайен пошел вперед мимо скульптур и дорогих картин к своему личному офису, набрал код и отпер дверь. Вспыхнул свет, когда он дотронулся до панели.

– Давай избавимся от коробки, пока весь офис не пропах салом.

Он нашел пустую коробку в шкафу своей секретарши и вывалил в нее кассеты.

– Что это? – спросил он, вынимая плоскую полоску металла.

– Одно из чех приспособлений, которые используют, чтобы вскрыть дверцу автомобиля, по-моему. Я слышал, что именно так они… она проникла в фургон.

– Репортеры, – пробормотал себе под нос Брайен.

Как Тара научилась пользоваться этой штукой? Он бросил ее обратно к кассетам и отнес коробку из-под бекона в служебный коридор, чтобы ее выбросил уборщик на следующее утро. Когда он вернулся, то первым делом бросился в туалет, чтобы смыть с рук мерзкий запах.

– Может, я уложу их в каком-то порядке? – спросил Томми.

– Мы даже не знаем, что ищем. Давай брать их так, как они лежат, и посмотрим, что получится.

– Хорошо. – Томми взял одну кассету сверху. – Вот первая. Где эта ваша штука?

Брайен вышел с полотенцем в руках и нажал кнопку на стене. Целая секция шкафов отошла в сторону, а за ней оказался набор аудио – и видеотехники с огромным телеэкраном и рядом видеомагнитофонов разного формата.

– Вот это да! – восхитился Томми. – Если бы у вас был такой центр в деревенском доме, вы могли бы раз в неделю устраивать киносеансы для всей деревни, а мы не тратили бы деньги на поездки в Эннис.

– Неплохая идея. Может быть, тогда вы будете чаще навещать бабушку. – Он отбросил полотенце, взял у Томми кассету и вставил ее в плейер. – Я настрою его, а ты пока можешь помыться.

Когда Томми появился из ванной, он уже не так сильно благоухал беконом, и они уселись в кожаные кресла, стоящие перед экраном. Брайен поднял пульт дистанционного управления, и началось шоу.

Это было действительно шоу.

В отличие от готовой передачи, где Тара излагала свой материал аккуратными порциями, которые зритель мог переваривать, не особенно задумываясь, эти пленки заставили их поработать мозгами. Это был сырой материал, неотредактированный, и ее собственное отношение к событиям оставалось неясным.

Но все равно они почти сразу поняли, что задумали женщины, наткнувшись на длинное интервью с Пег, при просмотре которого ее сын начал задыхаться от возмущения. К тому времени, как экран засветился голубым, Томми побледнел до синевы.

– Господи! Моя родная мать! – бушевал он, бегая взад и вперед по офису Брайена. – Вся эта чепуха насчет того, что она занята, была придумана лишь для того, чтобы я испортил все свои рубашки. Ну, если она так хочет выдворить меня из дома, я доставлю ей такое удовольствие! Но уж конечно, я не собираюсь жениться на Эйлин, пока не буду полностью готов к этому, несмотря ни на какой бойкот. Подумать только, они воображают, что им это сойдет с рук! Им и их проклятому «Полуночному суду»!

Брайен позволил ему побушевать еще немного, и наконец Томми начал остывать.

– Поставь следующую пленку и садись, – сказал Брайен. – У меня такое чувство, что наши дела еще хуже, чем мы думаем.

И правда. К концу дня они добрались до репортажа о том, как Эйлин прогоняет Томми, части самой скучной в мире экскурсии по заводу («Ну и скучищу вы там развели!» – прокомментировал Томми) и интервью с несколькими десятками незнакомых людей, высказавших различные мнения по поводу способности Брайена внести свой вклад в экономическое процветание их района.

Они смотрели кассеты допоздна, быстро проскакивая те части, которые Брайен уже знал, и в перерывах совершали набеги на богато оснащенную кухню, когда то, что они смотрели, слишком сильно действовало им на нервы. Они с Томми прошли через все состояния – от раздражения, гнева и депрессии до радости и снова к раздражению.

На пленках последних нескольких дней Тара появлялась часто; она стояла перед камерой и объясняла или комментировала историю освоения деревень компанией Ханраханов. Постепенно вырисовывалась картина того, как она намеревалась подать эту историю, и она оказалась лестной для Брайена. Как ни странно, чем более хвалебными становились ее комментарии, тем более неловко чувствовал себя Брайен. В конце концов он нажал кнопку «стоп» на пульте. Лицо Тары застыло на экране, ее глаза ярко блестели, рот был слегка приоткрыт, будто она только что произнесла его имя.

– Вы все это делаете для других деревень? – спросил Томми.

Именно этого вопроса Брайен пытался избежать так долго.

– Я стараюсь.

– Почему не для нас?

– Мы поддерживаем Килбули тем, что торгуем в этом районе.

– Это не то же самое, и вы это знаете. Почему вы так старались для других деревень и ничего не делали для собственной?

– Ты видел эти другие деревни. Ты действительно хочешь, чтобы Килбули стала похожа на них?

– Нет, – смутился Томми. – Но я бы не возражал против некоторых рабочих мест.

– Когда я придумаю, как добиться одного без другого, то обязательно что-нибудь у нас построю. Вот для чего это все делается. – Он рассказал Томми о планах его отца и как ни один из них не оправдал того, что они хотели получить. И все это время огромное лицо Тары сияло над ними.

– Значит, – сделал вывод Томми, когда Брайен закончил, – вы заботитесь о нас. По-своему.

– Да. – Томми посмотрел ему прямо в глаза.

– Заботливый негодяй – вот вы кто! – У Брайена отвисла челюсть.

– Вы не имеете права решать все в одиночку, – сердито проговорил Томми. – Вы не лорд поместья, черт побери, который заботится о своих крестьянах! Мы можем сами о себе позаботиться, и неплохо к тому же. Постройте завод, или склад, или что-нибудь в этом роде – и вы получите хороших, прилежных рабочих, и тогда мы вместе решим, во что должна будет превратиться наша деревня. Все вместе. И если у нас получится большой и уродливый магазин «Сделай сам», мы либо полюбим его, либо будем делать покупки в скобяных лавках и выживем его из деревни. Это называется «свободный рынок»!

Брайен моргнул, сжал и разжал ладони и постучал костяшками пальцев друг о друга. Он посмотрел на Томми, красного от собственной речи, посмотрел на Тару, губы которой продолжали произносить его имя.

– Ты прав, – признал он. – Вы оба правы. – Томми усмехнулся.

– Мисс О’Коннел говорила то же самое, да?

– Не так прямо. Она сказала, что мне следует рассказать людям, что я задумал, чтобы заручиться их поддержкой. Я не хотел, потому что… ну, я не хотел вести ту же битву, которую только что проиграл тебе. Ты когда-нибудь думал о том, чтобы выдвинуть свою кандидатуру на какой-нибудь пост? Из тебя бы вышел хороший мэр или член совета.

– Господи, нет! Мне хочется делать скрипки и играть на них, больше ничего. Поскольку ваша приятельница и я правы, что вы собираетесь делать теперь?

– Включить Килбули в список сразу же после Данлоу, и да поможет вам всем Бог. – Брайен нажал кнопку, убрал изображение Тары, встал и потянулся. – В коробке еще осталась одна кассета. Хочешь ее посмотреть?

– Почему бы и нет? Все равно уже почти утро. Можем закончить ею ночь. Что на ней?

Брайен посмотрел на бирку.

– Написано «Эйлин». – Томми нахмурился.

– Я все гадал, когда же она появится. Поставьте. Посмотрим, что она скажет, зачем она так со мной поступает.

Они смотрели молча, а когда пленка кончилась, Томми встал и, не говоря ни слова, начал натягивать куртку. Брайен перемотал пленку и опять включил последние слова Эйлин.

… Пусть этот парень доставляет мне неприятности, но я его люблю, Я хочу выйти за него замуж, хочу рожать от него детей и состариться вместе с ним. Я сделала все, что могла, чтобы это произошло. Этот бойкот – моя последняя надежда. Остается только продолжать его, пока он не поймет, что ему лучше согласиться, – или мне придется сдаться и бросить его.

Я не хочу его бросать! Я хочу быть женой Томми и посвятить жизнь тому, чтобы сделать его счастливым. Надеюсь, когда-нибудь он поймет, что я сделала это не для того, чтобы причинить ему боль или поставить в неловкое положение. Я просто больше ничего не могу придумать.

Экран засветился голубым светом. Томми взял пустую бутылку из-под шипучки и бросил ее в мусорное ведро с громким стуком.

– Пусть я заботливый негодяй, – сказал Брайен. – Зато ты, Томас Ахерн, дурак!

– Она меня не заставит, – упрямо проворчал Томми.

– Тебя еще и заставлять надо! – возмутился Брайен. – Красивая, умная женщина влюблена в тебя так, что просила тебя на ней жениться. И хотя ты ее отверг – Бог знает почему, если ты любишь ее так сильно, как утверждаешь, – она все равно настолько тебя любит, что устроила этот нелепый бойкот ради того, чтобы стать твоей женой и не отказаться от тебя совсем. Господи, я поверить не могу, что моя холостая жизнь – единственная причина того, что ты не хочешь жениться на Эйлин!

– Не льстите себе, – ответил Томми. – Это всего лишь предлог.

– Как и моя защита Килбули – всего лишь предлог. Как предлог и то, что Тара – репортер. Мы ослы, и этому нет оправданий. – Он прошелся по комнате, собрал кассеты в коробку, вернулся к столу и взял свою куртку. Достал из кармана ключи от машины и бросил их Томми. – Вот, возьми. Отдохни где-нибудь – прямо здесь, если хочешь, – а потом езжай домой и скажи всем остальным парням, которые берут с меня дурацкий пример, что у них больше нет этого проклятого предлога.

Томми открыл рот.

– Вы мне доверяете управлять «мерседесом»? Одному?

– Доверяю. И если тебе так уж хочется строить жизнь по моему образцу, тогда поезжай прямо к Эйлин, привези ей обручальное кольцо и умоляй простить тебя, потому что именно это я собираюсь проделать с Тарой. – Он взял коробку и зашагал к двери.

Тара с особым старанием наводила красоту в понедельник утром: надела костюм с юбкой, наложила основу под макияж, потом румяна и темно-розовую губную помаду красивого оттенка. Все эти усилия частично предпринимались для того, чтобы скрыть разрушительные последствия уикэнда, проведенного в слезах, и бессонных ночей, а частично в надежде, что Оливер пожалеет бедную, беспомощную женщину.

Впрочем, это маловероятно.

Когда она вошла, он уже ждал ее и скомандовал:

– Ко мне в кабинет, О’Коннел!

Сотрудники с сочувствием покачали головами, когда она повесила плащ на вешалку и пошла за ним через комнату редакции. Она явственно слышала поскрипывание виселицы.

Финн был уже там и выглядел таким же настороженным, как и она. Тара села рядом с ним. Оливер встал у своего кресла за столом и навис над ними, даже не пытаясь сесть, Это было плохим признаком.

– Где мои пленки? – спросил Оливер спокойным, убийственно спокойным тоном. Это было совсем плохо.

– Вы получили мое сообщение? – спросил Финн.

– То, в котором говорится, что их украли из фургона? – Финн кивнул.

– То самое.

– Получил. Я ему не верю. Пленки не крадут. Крадут камеры. Крадут осветительные приборы. Даже целые фургоны. Пленки не крадут.

– Эти украли, – возразила Тара. – Мы даже вызвали полицию.

– Ты, случайно, не знаешь, какое наказание полагается за введение полиции в заблуждение?

– Нет, – ответила Тара.

– Намного менее суровое, чем я собираюсь применить к тебе.

– Я подозревала нечто в этом роде, – сказала Тара. – Какие-то ребята взломали фургон, Оливер. Мы с Финном ничего не можем с этим поделать.

– Я сегодня утром звонил полицейскому. Они прислали мне по факсу отчет. В нем сказано… – он перелистал несколько бумажек, лежащих у него на блокноте, – что вор, вероятно, использовал для вскрытия двери отмычку «Слим Джим». Полиция не знает, что у тебя есть такая отмычка, но я-то знаю!

– Я так и думала! – воскликнула Тара, поднимаясь со своего места. – Разве я тебе не говорила, Финн? Он считает, что это я, только потому, что у меня есть эта штука, которая экономит ему расходы, когда Мэв теряет ключи от фургона. Вот благодарность за то, что я пытаюсь помочь: вопли и обвинения! Так вот, у меня ее нет с собой, Оливер.

– И где же она? – спросил Оливер, на которого ее демонстрация праведного гнева не произвела никакого впечатления,

– Понятия не имею. Я вернулась вчера поздно вечером. Я ее не искала.

– Вот еще один вопрос. Куда ты уехала на весь уик-энд? Я ведь тебе передал, чтобы ты возвращалась сюда.

– Я заканчивала свой отпуск. Какой смысл торопиться назад, если нет никакой передачи, которую нужно готовить к эфиру?

– А я считаю, что ты прятала украденные пленки от полиции.

– Ну, это уже граничит с клеветой, – вмешался Финн.

– Да, если это неправда, – возразил Оливер. Он нагнулся вперед, упираясь руками в блокнот. – Мне нужны эти пленки! Мне все равно, кто из вас их прячет или почему вы их взяли, но у вас есть время до полудня, чтобы положить их мне на стол. Я объявил серию репортажей о Килбули и Брайене Ханрахане, и будь я проклят, если не получу пленки, чтобы начать над ними работать! Сегодня.

Его вопли они восприняли почти спокойно, но тут он добавил:

– Или вы оба уволены.

– Господи, Оливер, вы не можете так поступить! – возмутилась Тара.

– Я тоже не думаю, что это разумно, – раздался голос у двери. – Она может подать на вас в суд. Они оба могут.

– Брайен… – Сердце ее замерло.

– Мистер Келлехер прав. – Брайен подмигнул ей, вошел в комнату и закрыл дверь. – Обвинять их в ложном сообщении полиции – это действительно клевета, потому что это неправда. Видите ли, это я украл пленки, хотя предпочитаю назвать это заимствованием, поскольку я с самого начала намеревался их вернуть. Просто произошел сбой связи. Потерялась записка.

– Брайен, не надо.

Блеф на Оливера никогда не производил большого впечатления.

– Они у вас? – спросил он грозно.

– Там, за дверью.

– Несите их сюда. Нам надо их смонтировать.

– Не надо! – Тара вскочила и заслонила собой дверь. – Черт возьми, Оливер, вот почему я… Я хочу сказать, что ни один из этих репортажей еще не готов, я вам говорила об этом в пятницу. Мне все равно, что вы продюсер. Вы не имеете права вот так запросто сломать жизнь другим людям.

– Может, я бы и не сделал этого, если бы знал, о чем эти репортажи! – заорал Оливер.

– Этого я не могу сказать, – резко ответила Тара. – Вам придется просто поверить мне и объявить, что серия репортажей откладывается на несколько недель.

– В этом нет необходимости, – вмешался Брайен. – Через несколько часов бойкот все равно закончится.

– Какой бойкот? – удивился Оливер.

– Ты ему и правда ничего не сказала? – усмехнулся Брайен.

– Конечно, нет, – ответила Тара. – Откуда ты узнал?

– Я ведь тебе сказал – пленки у меня.

– Не может быть. Я отдала их… – Она осеклась, но было уже поздно.

– Ага! – подскочил Оливер. – Так ты их все-таки взяла, О’Коннел! Я так и знал!

Тара привалилась к двери и прижала пальцы к пульсирующим вискам.

– Ладно. Я их взяла. Но только для того, чтобы помешать выпустить их в эфир. Вы не хотели ничего слушать, Оливер. На этих пленках записана информация, которая может вызвать войну между мужчинами и женщинами Килбули. И даже если каким-то чудом этого не произойдет, они, безусловно, причинят боль многим прекрасным людям, которые мне очень нравятся.

– Нравятся? – переспросил Брайен. – Не уверен, что мне по душе это слово.

– Кто сказал, что я говорю о тебе? – огрызнулась она. – Оливер?

Он заворчал, но слегка опустил колючки. Затем дернул головой в сторону Брайена.

– Он что-то сказал насчет того, что бойкот окончен. Какой бойкот?

Тара задумчиво пожевала губу.

– Можешь ему рассказать, – улыбнулся Брайен. – Томми смотрел пленки вместе со мной, и если он уже сейчас не едет в Килбули, то скоро поедет.

– О Господи! Эйлин убьет нас обоих. – Качая головой, она села и постаралась успокоиться. – Хорошо, Оливер. Садитесь и слушайте о «великом бойкоте против холостяков».