Недооцененный Петр

Хенгель Мартин

ЭТЮД ВТОРОЙ

Семья Петра и семьи других апостолов

 

 

1. Марк и другие евангелисты

Согласно сообщениям епископа Иерапольского Папия (ок. 130 г.), Иренея Лионского (ок. 180 г.) и Климента Александрийского (ок. 200 г.), евангелист Марк был переводчиком и учеником Петра. Последний из трех названных авторов добавляет к этому сообщение о возникновении Евангелия в Риме. Таким образом, Евангелие от Марка основано на доброй Петровой традиции. Папий ссылается при этом на свидетельство «старца Иоанна», т. е. эта информация должна быть поколением или двумя старше и относится еще к I веку . Правда, в настоящее время у «прогрессивных» протестантских и католических экзегетов в моде решительное неприятие этих сообщений, хотя на эту связь указывает, кроме того, не только 1 Пет 5:13 («Приветствует вас избранная, подобно вам, (церковь) в Вавилоне (т. е. в Риме) и Марк, сын мой») , но и Иустин Мученик в середине II века . На то же указывает и особая подчеркнутая значимость Симона Петра второго Евангелия. Симон Петр ― первое и последнее имя ученика Иисуса, названное в этом Евангелии, что указывает на сознательное использование фигуры inclusio («включение», «обрамление») и в то же время именно этот ученик упоминается намного чаще остальных . Именно от ученика Петра, Марка, мы получаем личное, почти интимное сообщение о первом и намного более важном, чем другие, ученике Евангелия, который перенимают Лука и Матфей : Симон, которому Иисус дал имя , по-гречески , был женат. Марк говорит об этом, правда, лишь косвенно ― он рассказывает об исцелении тещи Петра, ― но в то же время вполне ясно. Древняя церковь, во всяком случае, отчасти сохранила это предание. Этому сообщению Марка непосредственно предшествует рассказ об освобождении от демонов одержимого в капернаумской синагоге, доказывающий особую власть Иисуса. За этим и следует рассказ о чуде, выпадающий из общего хода повествования:

Выйдя из синагоги, пришли они в дом Симона и Андрея вместе с Иаковом и Иоанном. Теща же Симонова лежала в горячке, и тотчас говорят Ему о ней. Подойдя, Он поднял ее, взяв ее за руку; и горячка тотчас оставила ее, и она стала служить им {338} .

Синоптические евангелисты Лука и Матфей полностью зависят в этом месте от авторитетного для них, укорененного в Петровой традиции Евангелия от Марка . Матфей, как это часто бывает, сокращает и пытается сделать более гладким несколько тяжеловесный рассказ иерусалимлянина Марка , еще не владеющего правилами греческой риторики; Лука, «врач возлюбленный» , используя медицинскую терминологию, говорит о «сильной горячке» («высокой температуре»)  и рассказывает об исцелении как об экзорцизме: Иисус становится в головах  и «запрещает» горячке как бесу ( ) , поэтому ей приходится немедленно отступить от больной.

Несколько странно в этом рассказе то, что теща лежит «в доме Симона и Андрея» и после выздоровления берет на себя обязанности хозяйки дома. Необычный имперфект «и служила им» ( ) явно призван продемонстрировать успех исцеления, но, в сущности, для этого было бы достаточно и того, что женщина сразу встала с постели . Имперфект имеет у всех трех евангелистов значение длительного действия. Мф и Лк при этом вычеркивают упоминание об Андрее, мешающее пониманию: в результате получается, что теща живет в доме своего зятя . О жене Петра ничего не говорится. Твердое правило евангельского повествования состоит в том, что все второстепенные персонажи, вызывающие интерес у нас, жестко выводятся за его пределы. Марк, очевидно, представлял себе эту сцену в доме большого семейства в Капернауме, а историческое решение проблемы затрудняется сообщением Ин 1:44 о том, что родным городом «Андрея и Петра» была Вифсаида (Бет-Саида) близ впадения Иордана в Генисаретское озеро. Четвертому евангелисту известно и имя отца Симона ― Иоанн . Рассказ был бы куда понятнее, если бы Мк и его последователи говорили просто о матери Петра. То обстоятельство, что евангелист тем не менее оставляет в тексте «тещу», с моей точки зрения, свидетельствует о его исторической надежности даже в деталях, хотя бы какая-то деталь и могла показаться внешнему взгляду помехой. Марк не жертвует исторической истиной ради большей прямолинейности своего повествования или ради «потребностей своей общины», в чем его любят обвинять, но дает указание (пусть и не добавляя к нему никаких подробностей) на то, что рыбак Симон был женат, т. е. у него была семья , и либо жил в доме своей тещи (может быть, и тестя), либо, наоборот, она жила (они жили) у Петра. Как раз в Капернауме имеются археологические остатки церкви IV века, которая сама стоит на месте частного дома, построенного в I веке. Вероятно, этот комплекс сооружений служил иудеохристианам III, а может быть, даже II века «домашней церковью», причем в сохранившихся на стенах граффити упоминается Петр . Согласно раннему раввинистическому сообщению, Капернаум, в отличие от остальной Галилеи, уже на рубеже I–II веков был отчасти иудео-христианской деревней. Там, по-видимому, имелось несколько крупных иудеохристианских семейств . Не был ли связан дом «Симона и Андрея», упомянутый в Мк 1:29 вместе со странным сообщением об исцелении тещи Петра, с каким-то конкретным домом, в котором и после Пасхи собирались сторонники Иисуса и который стал впоследствии «домашней церковью» и где действительно жили прежде Петр и его семья?

То обстоятельство, что Петр был женат и за ним стояла семья, указывает на возможность связанного с этим конфликта, как видно из другого места в том же Евангелии от Марка. После перикопы о богаче, который отказывается следовать за Иисусом, не желая лишиться от своего имущества, и предостережения Иисуса от богатства  Марк вкладывает в уста Петра такие слова: «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою». Иисус отвечает на это: «Истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или детей, или зЕ мли, ради Меня и Евангелия, и не получли бы ныне <…> во сто крат более». Примечательно, что в этом перечне отсутствует жена , упоминание о ней будет добавлено впоследствии Лукой после «дома» и взамен «отца или матери» . Также и в более сильной параллели Лк 14:26, заимствованной из традиции логиев , жена упоминается наряду с родителями и детьми, чего нет к родственном тексте Мф 10:37. Возможно, что Лк, хотя он подчеркивает в Деян значение домашних церквей, в этом пункте сознательно ужесточает условия следования за Иисусом. То, что следование за Иисусом означало и для Мк отказ от семейных связей и имущества, становится ясно из истории призвания первых четырех учеников: Симон и Андрей оставляют свои сети и следуют призыву Иисуса, который обещает сделать их «ловцами человеков», а Иаков и Иоанн оставляют в лодке своего отца Зеведея вместе с их наемными работниками . Ориген видит эту проблему и поэтому толкует вопрос Петра в Мф 19:27: «вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам?» таким образом: «Правильно будет думать, что он оставил не только сети, но и семью ( ) и жену ( ), мать которой Иисус, придя к ним, избавил от горячки», хотя в перечне 19:29 как у Мк, так и у Мф жена отсутствует. Ученый аскет указывает далее на Мф 8:21 и добавляет, что призванные «можно сказать, забыли своих домашних ( )» и последовали за Иисусом, а за это Петр «станет одним из судей Израиля» (19:28) .

Сходство с этим имеют и истории о следовании за Иисусом из традиции логиев (Лк 9:57–62 и Мф 8:19–22), которые также приводит Ориген. Вопрос, однако, в том, не выпустили ли Мк и Мф, хорошо обдумывавшие каждое слово в своих Евангелиях, жену сознательно из этого длинного перечня, потому что знали, что большинство учеников Иисуса были женаты ― прежде всего сам Петр ― и после воскресения Иисуса оставались в браке . Таким образом, призыв Иисуса следовать за Ним вовсе не означал требования «развода», который, как известно, Иисус прямо отверг. Тем более тот, кто последовал за Иисусом и оставил свою семью, не получал свободы вступить впоследствии в новый брак. Возможно, жены учеников были частью того широкого круга, который сопровождал Иисуса на его пути в Иерусалим. В Ин 19:25 упомянуты четыре женщины у креста: мать Иисуса, ее сестра Мария, жена Клеопы (возможно, родственница матери Иисуса ) и Мария Магдалина. Мк 15:40 говорит о неопределенном количестве женщин и называет только три имени, не включая сюда мать Иисуса, при этом иная и их последовательность. Можно предполагать, что поколение Марка во времена возникновения Евангелия знало значительно больше, чем мы сегодня. Согласно древнецерковным сообщениям и многочисленным латинизмам в этом Евангелии, Марк писал его в Риме незадолго до 70 г.  Римские домашние церкви в это время готовились принять наследство церкви Иерусалимской. Римское иудейство имело особенно тесные связи с Иерусалимом . Это относится, очевидно, и к христианской общине Рима, основанной относительно рано .

Косвенное указание на то, что Петр был женат, обращает на себя тем большее внимание, что Евангелия чрезвычайно скупы на такую личную информацию. Марк называет по имени еще только мать Иисуса и четырех его братьев в связи с неудачей, постигшей Его в Назарете; жившие там, т. е., очевидно, вышедшие замуж сестры  упомянуты лишь собирательно, об отце Иисуса Иосифе вообще ничего не говорится (возможно, потому, что он к тому времени давно скончался) . Эта загадочная краткость Марка возможна также только оттого, что в общинах было известно в ту пору намного больше, чем рассказывает евангелист.

Ученицы Иисуса упоминаются у Марка только в истории страстей, т. е. там, где ученики демонстрируют слабость и бегут. Так в 15:40 сл., при распятии Иисуса, где женщины, «которые и в Галилее следовали за Ним и служили Ему», в отличие от сцены в Ин 19:25, «смотрят издали». Как и в 1:31, глагол  (служить) употреблен в имперфекте, имеющем здесь значение длительного действия. Кроме них, присутствуют еще «многие другие (женщины), вместе с Ним пришедшие в Иерусалим». Движение Иисуса было в том числе ― и это в Евангелиях слишком сильно отступает на задний план в сравнении с исторической реальностью ― и женским движением . Марк называет по имени лишь трех женщин, причем их порядок соответствует их «рангу»: Марию Магдалину, еще одну загадочную Марию, мать «Иакова меньшего» и Саломию (Салому), которая превратится у Матфея в «мать сыновей Зеведеевых». Вероятно, Мф пользуется здесь какой-то особой традицией, которую нет оснований отвергать как неисторичную . Лк и Ин содержат и другие сообщения о женщинах, окружающих Иисуса, но они уже не связаны с Двенадцатью. То, что Мк не объясняет имя «Саломия», вновь связано с тем, что его слушатели и читатели знали, кто была эта женщина, то же относится и к загадочной для нас «Марии, матери Иакова меньшего и Иосета (Иосии)» . Остается открытым вопрос, включал ли Марк в число «многих, вместе с Ним пришедших в Иерусалим» жен учеников, но вероятность этого не так уж мала. Он называет три имени по той причине, что носившие их обнаружили в Пасхальное утро пустой гроб .

 

2. Павел и другие апостолы

Совершенно новый свет бросает на нашу проблему свидетельство, которое дает о самом себе апостол Павел. Он сам называет это «апологией», «защищением» от критиков в Коринфе, которые не желали признавать его апостольства полноценным, что было связано, вероятно, с Петровой миссией в столице Ахайи или посещением ее самим Петром . Одной из причин было то, что он и Варнава, будучи миссионерами, сами зарабатывали себе на жизнь и притом не были женаты, так что жены не сопровождали их в путешествиях" . Таким образом, общинам не приходилось заботиться о содержании их самих и их жен. «Отказ от этой апостольской привилегии (…) рассматривался в Коринфе как признание своей неполноценности, то есть как будто бы Павел не решается пользоваться правами апостола, ибо знает, что он не настоящий апостол»" . После антиохийского конфликта, описанного в Гал 2:11 слл., возникли длительные трения между Петром и Павлом, распространившиеся на территорию Павловой миссии " . Первое Послание к Коринфянам было ведь написано в Эфесе спустя недолгое время после этого столкновения и обращено к Коринфской церкви, отказавшейся подчиняться своему основателю.

«Вот мое защищение ( #i_108.png ) против осуждающих меня. Или мы не имеем власти есть и пить (т. е. существовать за счет общин)? Или мы не имеем власти иметь спутницею сестру жену, как и прочие апостолы, и братья Господни, и Кифа? Или один я и Варнава не имеем власти не работать?» {372}  «Однако мы не пользовались сею властью, но все переносим, дабы не поставить какой преграды благовествованию Христову» {373} .

Под «прочими апостолами» подразумеваются посланцы Воскресшего в Иерусалиме, Иудее и Галилее, а впоследствии и в Сирии, причем круг их может быть шире Двенадцати, призванных самим Иисусом, но включает в себя как их, так и братьев Иисуса . Во всяком случае, большинство их были женаты, и все они получали содержание от общин (1 Кор 9:6). Кифа, т. е. Петр" , помещен в конце, в порядке градации. Вопреки позднейшей древнецерковной интерпретации, которая засвидетельствована у Климента Александрийского , эти «апостольские» браки нужно понимать как настоящие, а не как чисто «духовные» отношения, какие мы находим, начиная со II века, у «синисактов» , у которых аскеты жили с девственницами. Добавление  (сестру) к  (жену) означает, что эти супруги апостолов, среди которых в конце особо выделен Кифа-Петр, естественным образом связаны общей верой и совершают совместные миссионерские путешествия . «Под этими женами нужно понимать (…) не просто экономок или помощниц в миссионерских делах. Павел говорит о женах апостолов» . Правда, из 1 Кор 9:5 нельзя сделать вывод, что все апостолы и братья Господни были женаты, но к большинству из них это, видимо, относилось. Павел имеет в виду при этом, в отличие от Луки в Деяниях, не только Двенадцать, но и более широкий круг, упоминаемый в 1 Кор 15:7, включающий в себя и названную узкую группу . Как видно, например, из общности имущества, можно думать, что первоцерковь видела в себе большую семью Божью ( , familia Dei) . Далее, попарное служение, о котором говорит уже евангельская традиция, могло использоваться в послепасхальное время как возможность для супружеских пар заниматься миссией вместе. К сожалению, кроме 1 Кор 9:5, об этом достаточно важном аспекте ничего не говорит ни Лука в своем изображении первохристианской миссии, ни неженатый Павел в своих посланиях.

Когда Павел пробыл пятнадцать дней в Иерусалиме, он, очевидно, познакомился не только с Кифой, но и с его семьей . Видимо, сторонники Кифы в Коринфе делали в своих упреках Павлу, соблюдавшему безбрачие, особый упор на то, что главный апостол женат . Может быть, Кифа даже был в Коринфе вместе с женой.

То, что Иисус придавал браку особое значение, которым тот обладал в мироздании по воле самого Бога, видно из того, как Он говорит об этом в Евангелии от Марка (10:6–9) и как Он выводит из сказанного запрет на развод. По воле Божьей, муж и жена становятся «одною плотью», из чего следует: «Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» . Случайно ли, что ученик Павла Лука не заимствует у Марка этот текст и передает (очевидно, взятый из традиции логиев) запрет на повторный брак, соблюдения которого настоятельно требует от Коринфской общины и Павел?  Вероятно, для Марка, в том числе и в связи с тем, как жили Петр и другие апостолы, брачные узы были нерушимы, и их не затрагивало даже отправление на служение, в то время как неженатый Павел и ― вслед за ним? ― Лука занимают здесь позицию, которую можно было бы назвать и более свободной, и более строгой . Связано ли это с опытом широкого распространения Павловой миссии, в условиях которой семья была бы для миссионера слишком большой обузой? Правда, сам Павел не только отвергал ложное воздержание в браке, но прямо рекомендовал вступать в брак, обосновывая это с почти смущающим реализмом , и даже разрешил повторный брак, хотя и с ограничением «только в Господе» ( ), т. е. только с христианами, но с другой стороны, заявлял, что его собственный дар (1 Кор 7:7), дар безбрачия ― лучший путь. Он лучше именно ввиду сложившейся эсхатологической ситуации, ибо при ожидаемых бедах «последнего времени» женатым и имеющим детей будет тяжелее (7:28 слл.), в то время как не состоящие в браке смогут всецело возложить свою «заботу» на Господа (7:32 слл.). Но то, что прежде всего заставляет Павла неоднократно повторять совет неженатым оставаться «как и я» , это свобода для служения благовествования, особенно важная именно в бедственной ситуации. При этом Павел прямо подчеркивает, что эти советы ― не «заповедь», а только отражение его «личного мнения» . Но разве не ставит он этим свое личное положение безбрачного все же, пусть и косвенно, выше положения женатых апостолов и братьев Господних в Иерусалиме во главе с Петром?  Также добавленное только Матфеем в конце его паренезы о браке высказывание Иисуса о том, что некоторые «сделали сами себя скопцами ( ) для Царства Небесного» (19:12) не есть заповедь, но указание на свободный дар безбрачия. Эти слова заканчиваются таким замечанием: «Кто может вместить, да вместит». Очевидно, там, где протекала деятельность неизвестного автора (ок. 90―100 гг. по P.X.), безбрачие было еще относительно редким исключением, а не правилом. В то же время 1 Кор 7 и Мф 19:12 служат указанием на болезненный пункт дискуссий внутри общин, который мог служить причиной раздоров. Это показывает и 1 Клим 38,2  ― текст, относящийся приблизительно к тому же времени, что и Мф, а также написанное спустя примерно пятнадцать лет Послание Игнатия к Поликарпу (5,2), в христианском «увещевании о браке», где аскеты, составляющие в общине исключение, прямо предостерегаются от самовосхваления и высокомерия.

Отказ от брака и даже запрет на брак, основанные на дуалистическом представлении о том, что тело есть зло, мы находим (причем в виде настоятельного требования) только в платонизирующем дуалистическом гнозисе и радикально-аскетических энкратитах II века, для которых «материальный», видимый мир уже не является благим творением Божьим и которые поэтому относились к телу принципиально враждебно. Пастырские послания, написанные в первые два десятилетия II века  и обращенные против опасности зарождающегося, еще едва определимого содержательно «гнозиса» (1 Тим 6:20), числят среди лжеучений также и запрет на брак (4:3). В противовес этим учениям неизвестный автор вновь весьма трезво требует того, «чтобы молодые вдовы вступали в брак, рождали детей» и «управляли домом» (5:14). Разумеется, он предполагает, что руководители христианских общин, как правило, женаты: епископ «непорочен, одной жены муж», т. е. второй брак после смерти первой супруги для него как носителя сана считался неприличным. Кроме того, он должен «хороню управлять домом своим» и «детей содержать в послушании». Если он не способен на это, то как будет он «печься о церкви Божией»? (3:2 слл.) Послание к Титу предъявляет то же требование к «старейшинам» (пресвитерам). Всякий из них должен быть «муж одной жены» и «детей иметь верных» (Тит 1:6). В соответствии с этим раннехристианская паренеза вслед за ветхозаветной, иудейской и стоической традицией придает большое значение упорядоченной семейной жизни, основанной на любви Христовой. Эти семьи, в домах которых собирались христиане, были центрами местных общин.

То обстоятельство, что мы так мало узнаем о семейных отношениях из наиболее ранних христианских текстов, связано с тем, что они вообще чрезвычайно скупы на сообщение информации о конкретных людях и о личных деталях биографического характера. Например, во всем солидном по объему корпусе Павловых посланий мы не находим ни слова о родителях и семье Павла. Только Лука сообщает нам, что он родился в Тарсе, был римским гражданином и сын его сестры жил в Иерусалиме, т. е. и сама сестра, очевидно, тоже жила там . В центре как Евангелий, так и посланий стоят не отдельные лица и их семейные дела, а спасительное дело Христа, проповедь Иисуса и апостолов, т. е. Евангелие и проистекающая из него вера, а также призыв к жизни в Духе, ориентированной на Христа.

 

3. Более поздние сообщения о семьях апостолов

И все же мы имеем несколько немногочисленных и разрозненных сообщений, относящихся к миссионерской деятельности отдельных семей. Так, Лука рассказывает в Деян 21:8 о том, что Павел с его многочисленными спутниками был принят во время своего последнего путешествия в Иерусалим в Кесарии, «в доме благовестника Филиппа, одного из Семи», у которого было четыре дочери, которые были девами и пророчицами. Этот Филипп ― загадочная фигура, о которой нам известно чуть больше, нежели о других миссионерах первохристианства . В списке Семи (Деян 6:5), выбранных из числа иерусалимских «эллинистов», он занимает второе место вслед за первомучеником Стефаном. Изгнанный из Иерусалима, он отправляется с миссией сначала в Самарию, а затем обращает эфиопского казначея, возвращающегося на свою родину (Деян 8). Кроме того, он изображен как миссионер в городах палестинского побережья Средиземного моря («пока не пришел в Кесарию», 8:40). После этого Филипп исчезает из повествования Луки  и появляется вновь лишь в качестве отца четырех пророчествующих дочерей и гостеприимца Павла в 21:8 сл., незадолго до Пятидесятницы 57 г. Между этими событиями прошло, видимо, 23–24 года . Очевидно, он, будучи свободным странствующим миссионером, создал собственную семью в Кесарии, портовом городе и официальной столице римской провинции Иудея. О его жене Лука не говорит ни слова, упомянуты только четыре вдохновенные девы, в это время уже взрослые. Они были настолько примечательным явлением, что Лука, повествующий здесь от первого лица множественного числа, сам видевший их, сопровождая Павла в его путешествии , счел нужным сообщить о них. Можно предположить, что Филипп был главой первой домашней общины в Кесарии и питал симпатию к Павлу, невзирая на те нападки, каким тот подвергался со стороны иудеохристиан. Лука прямо сообщает, что путешественники «войдя в дом Филиппа благовестника <…>, остались у него». Таким образом, Павел и его спутники, среди которых находился и Лука, в течение нескольких дней были гостями Филиппа.

Уникально то, что о Филиппе и его дочерях мы имеем, кроме того, сообщения, относящиеся к более позднему времени (II в.) и притом относительно надежные. Предположительно в связи с серьезным конфликтом между иудеями и «эллинами» в Кесарии накануне Иудейской войны (66 г. P.X.) они переселились во фригийский город Иераполь. Папий, который впоследствии был там епископом, еще лично слышал от дочерей Филиппа удивительные истории о чудесах . Наиболее подробно сообщает о Филиппе и его дочерях, живших позднее в Иераполе, Поликрат, епископ Эфесский, в письме римскому епископу Виктору, написанном около 190 г. (он был к тому времени около 65 лет христианином) . Он делает это в связи со спором о праздновании Пасхи, чтобы в письме к римскому епископу подчеркнуть апостольский авторитет малоазийского предания.

«Ибо в Азии нашли упокоение великие светила, которые восстанут в последний день при возвращении Господа. В тот день Господь грядет со славою с небес и посетит всех святых. Это Филипп, один из двенадцати апостолов, почивший в Иераполе, с двумя своими дочерьми, достигшими преклонных лет, но оставшихся девами, в то время как еще одна дочь, пребывавшая в Духе Святом, лежит в Эфесе, и Иоанн, возлежавший на груди Господа, который был священником, свидетелем веры и учителем, и почил в Эфесе (…) {400} ».

Этот Филипп отождествляется здесь с апостолом Филиппом (в отличие от Деяний, где «благовестник» и «апостол» различаются ), как это имеет место, очевидно, уже в четвертом Евангелии, где Филипп из Вифсаиды представлен как главный ученик после Петра, а затем и у Папия, которого нужно относить к Иоаннову кругу. Поэтому нельзя полностью исключить, что апостол и благовестник были одним и тем же лицом. Возможно, что он сознательно перешел из круга Двенадцати в коллегию «Семи» . Другой вариант объяснения тот, что малоазийские христиане хотели поднять статус своего Филиппа в противовес ссылкам христиан Рима на Петра и Павла, а потому отождествляли благовестника с апостолом. В любом случае обращает на себя внимание то обстоятельство, что любимый ученик Иоанн занимает второе место после Филиппа. Мне представляется, что под этим Иоанном подразумевали не «апостола», а «ученика Господа», тождественного «старцу» (пресвитеру) Иоанну у Папия и во Втором и Третьем Посланиях Иоанна. Церковное предание свидетельствует о нем, начиная с Тертуллиана и Деяний Иоанна, что он остался неженатым . Бытовало подобное предание и об Андрее, брате Петра, который, согласно Деяниям Андрея, практиковал радикальный аскетизм и в особенности старался препятствовать заключению браков. Поликрат, родившийся около 125 г., происходил из старой христианской семьи, из которой до него уже вышло семеро епископов, которых он называет своими родственниками ( ). Он сам стал восьмым. Можно предполагать, что по меньшей мере часть их были отцами семейств и что сын наследовал сан за отцом . Поликрат, очевидно, пользовался сообщениями, отличными от того, что было известно Луке за сто лет до него, а также от сообщений Папия и Прокла (римского монтаниста, жившего в одно время с Поликратом ), так как у него говорится не о четырех, а о трех дочерях Филиппа, из которых две были пророчицами и до старости оставались незамужними, умерли, как и их отец, в Иераполе, и там же погребены, а третья похоронена в Эфесе ― вероятно, потому, что она жила там в замужестве. То, что и она «пребывала в Духе Святом», говорит о сохранении ею христианской веры. Мы лишь с трудом можем представить себе, какими «оживленными» были богослужения в домашней общине Филиппа в Кесарии, а позднее в Иераполе, если в них участвовали четыре или три вдохновенных пророчицы. Лучший комментарий дает к этому Павел в своем описании «энтузиастического» богослужения ранней эпохи в 1 Кор 14:26 слл. Слова «жены в церквах да молчат» (если они вообще не являются позднейшей вставкой) призваны умерить «энтузиастический» пыл. 1 Кор 11:2-12 показывает, что исполненные духа женщины вполне могли произносить в церквах «пророческие речи». Важнейшая фраза в этом трудном тексте стоит в конце и подводит итог сказанному (11:11): «Впрочем, ни муж без жены, ни жена без мужа в Господе». Это может быть отнесено к раннехристианскому браку вообще. Эти четыре дочери Филиппа ― а тем самым косвенным образом и то, что этот важный первохристианский миссионер был женат ― упоминаются потому только, что эти четыре девушки обладали особым духовным даром, служившим проповеди веры и потому, что это было ― в такой семейной форме ― исключительным случаем, забыть который было невозможно . Позже, во второй половине II века на них ссылались как на образец монтанистские пророки и пророчицы .

Совершенно иной пример апостольской семьи мы видим в супругах Прискилле и Акиле, которые упоминаются и у Павла, и у Луки всегда только как пара, причем, что также уникально для первохристианства, женщина была, очевидно, более активна, так как называется обычно первой (за исключением двух случаев, обусловленных контекстом) . Павел встречает их обоих в Коринфе и присоединяется к ним, потому что он, как и они, был «палаточных дел мастером». Очевидно, он нашел себе работу в их мастерской. Незадолго до того, в 49 г., они были изгнаны из Рима императором Клавдием как иудеохристиане . После полутора лет пребывания Павла в Коринфе, около 51 г., они отправились с ним в Эфес, где он оставил их для того, чтобы они подготовили создание домашней общины. Там, по сообщению Луки, они встретили, в частности, христианского миссионера и риторически образованного учителя Аполосса, прибывшего из Александрии, и, хотя он «горел духом», «точнее объяснили ему путь Божий» (Деян 18:25 сл.).

Во время последнего, длившегося около трех лет пребывания Павла в Эфесе, они, как можно понять, ручались за Павла в угрожающей ситуации и рисковали при этом жизнью . После отмены Клавдиева эдикта , по которому иудеохристиане должны были покинуть Рим, они, по-видимому, возвращаются в Рим, для того, в частности, чтобы готовить давно запланированное Павлом путешествие в Рим и отправку его оттуда в Испанию, для чего вновь должны были создать свою домашнюю церковь . В 1 Кор 16:19 при упоминании всех общин провинции Асия только они и их «домашняя церковь» в Эфесе названы с указанием имен: Павел передает от их имени особое приветствие Коринфской церкви. В Послании к Римлянам, написанном зимой 56/57 г. из Коринфа, среди приветствий (16:3 сл.) Павел прямо упоминает их как «сотрудников моих во Христе Иисусе, которые голову свою полагали за мою душу (т. е. ручались за меня), которых не один я благодарю, но и все церкви из язычников». Затем он приветствует «домашнюю их церковь», а затем уже значительное число известных ему римских христиан. Ввиду того что в Риме скорее всего не было тогда единой поместной церкви , их домашняя община и была настоящим адресатом послания. Оттуда оно должно было быть передано другим домашним церквам Рима. Другой сотрудницей Павла была Фива, которая, очевидно, владела своим домом и была достаточно состоятельной. Она должна была передать послание в Рим. Фива имела сан диакониссы ( ) церкви в Кенхреях, соседнем с Коринфом городе на берегу Эгейского моря. Она, говорит о ней Павел, «была помощницею многим и мне самому» . Можно видеть в ней в то же время и первую «толковательницу» Послания к Римлянам. Она ведь должна была суметь ответить на вопросы римских христиан, какие возникли бы у них к этому трудному посланию, и, видимо, располагала данными относительно личных дел Павла и планов его путешествий.

Среди тех, к кому обращены дальнейшие приветствия в Рим 16, стоит на четвертом месте примечательная супружеская пара: «приветствуйте Андроника и Юнию , сродников моих и узников со мною, прославившихся между апостолами и прежде меня еще уверовавших во Христа» (Рим 16:7). Возможно, что эта пара принадлежала к тем апостолам, которые названы в 1 Кор 15:7 как не являющиеся членами круга Двенадцати. Ведь и в 1 Кор 9:5 шла речь о том, что «прочие апостолы» женаты. Если верно первое предположение, то и в нашем месте жена тоже могла быть отнесена к «апостолам» . Слова «сродники мои» указывает, очевидно, на общее иудейское происхождение , но и кровное родство с Павлом не исключается полностью, ведь у Павла в Иерусалиме был сын его сестры (Деян 23:16). Как видно из текста, они были (неизвестно, где и когда) «соузниками» Павла . Эта «апостольская» или, во всяком случае, близкая к апостолам пара связана либо с истоками первоцеркви в Иерусалиме и тамошним кругом «эллинистов», либо с Тарсом или Антиохией. Быть может, они принадлежали к основателям Римской церкви (о которых нам в остальном ничего не известно), возникшей приблизительно в период правления Калигулы (37―41 гг. Р.X.) . Из этих разрозненных данных становится видно, как мало мы знаем о личных отношениях между первыми христианами, в т. ч. и об апостольских семьях. Только послания Павла и отчасти Деяния Апостолов немного помогают этому нашему незнанию.

 

4. Климент Александрийский и энкратизм

Преимуществом активно миссионерствующих супругов было то, что женщины могли легче проникнуть в труднодоступные женские покои в семьях обеспеченных горожан. На это обстоятельство указывает около 200 г. P.X. Климент Александрийский, «первый этик христианства» , настроенный по отношению к браку наиболее дружелюбно, чем кто-либо другой из ранних Восточных отцов и учителей церкви. По нашим меркам его отношение к браку аскетично, однако он отстаивает право и необходимость брака как порядка Божьего творения против радикальных дуалистов-энкратитов и еретиков-докетов. Поэтому он положительно отзывается о деторождении как цели брака, хотя выше ставит отказ от половых сношений в браке. Но в принципе «состояние неженатого ниже состояния женатого (…), поскольку неженатому представляется меньше возможностей для самоотвержения» . В качестве примера он приводит «браки апостолов». Неверно понимая  («любезная спутница») в Флп 4:3 в смысле «жена», он заключает отсюда, что Павел, невзирая на его утверждения в 1 Кор 7, был женат, но только не «возил с собой свою жену подобно другим апостолам, чтобы не создавать затруднений своему апостольскому служению» . Но и женатые апостолы «направляли свои мысли, как то соответствовало их служению, только на проповедь, не отвлекаясь ни на что иное , и возили с собой своих жен не как супруг, а как сестер, чтобы они были их помощницами у (замужних) хозяек домов; через них учение Господа, проникало и в женские покои, а притом не являлось повода для дурных слухов» . Тем не менее, и для Климента «воздержание есть высший идеал», соответственно и «женатые апостолы (…) не имели более супружеских сношений со своими женами», ибо «чувственная страсть в любви христианина к своей супруге уже не важна (более)». Муж и жена должны быть связаны теперь не телесно, «но единственно красотою души (…). Это состояние есть предвкушение ангелоподобной (Лк 20:36) жизни в небесах» и «подражание Господу». Климент рисует идеал «православного энкратита», упражняющегося в воздержании «из любви к Господу, а не из презрения к сотворенным вещам» .

За представлением Климента об «апостольских браках» стоит не только несогласие с радикальными аскетами, принципиально отвергавшими брак, но и живой миссионерский опыт первых полутора веков истории христианства. Уже Иосиф Флавий свидетельствует, что женщины-язычницы проявляли особый интерес к иудейскому синагогальному богослужению, в котором их привлекала проповедь живого этического монотеизма, то же подтверждает и Лука, когда повествует о первохристианской миссии: Павел именно в этой среде нашел себе заинтересованных слушательниц . В семьях, принадлежавшим к высшим слоям общества, женщины порой могли осуществлять миссию лучше всего.

Эту роль они играли в течение II и III веков, хотя функция активного учительства постепенно вытеснялась ― прежде всего ввиду появления гностических «учительниц» в школах Маркиона и Валентина, а также монтанистских пророчиц, ― а сохранялась лишь функция социального попечительства, что нанесло ущерб дальнейшему развитию церкви . Но даже в «Деяниях Павла», написанных в конце II века неким малоазийским пресвитером, где ощущается сильное влияние энкратитства, пылкая почитательница Павла по имени Фекла отправляется по поручению Павла в миссионерское путешествие: «Иди и учи слову Божьему» . Правда, эта раннехристианская деятельница (точнее, литературный персонаж), отвергнув брак под влиянием проповеди Павла, соблюдала до конца дней своих строгий аскетизм. Разросшаяся со второй половины II века литература романов и легенд об апостолах имела ярко выраженную энкратитскую тенденцию, то есть полностью отвергала брак, а потому не интересовалась более апостольскими семьями, Там «духовный брак или отказ невест выходить замуж был регулярным следствием апостольской проповеди» .

Исключение составляли Петр и ― в меньшей степени ― Филипп. Здесь нельзя было просто пройти мимо библейских сообщений. Так. Климент ссылается на «праведников древних времен», т. е. Ветхого Завета, «некоторые» из которых были женаты и «рождали детей». Только злостное высокомерие может «утверждать, что этих мужей можно превзойти в их деяниях и жительстве». Но такие аскеты «презирают и апостолов». Ибо и «Петр и Филипп рождали детей», а «Филипп выдавал дочерей замуж» . Кроме того, Климент донес до нас уникальную традицию о Петре и его жене, которая ― как и некоторые другие его сообщения ― могла происходить из устной, предположительно римской традиции, так как больше она нигде не встречается, не исключая и более поздние «Деяния Петра». Речь идет о мученической кончине жены Петра :

«Так, рассказывают ( #i_117.png ), что блаженный Петр, когда увидел, как его жену уводят на казнь, возрадовался об ее призвании к блаженству и возвращении ее в истинное отечество. Он прокричал ей прекрасные слова ободрения и утешения, назвал ее по имени и сказал ей: «Помни Господа!» ( #i_118.png )».

Для Климента она становится важнейшим примером: «Таков был брак блаженных мужей, и полный душевный покой пребывал у них и тогда, когда дело шло об их возлюбленных». Климент ссылается при этом вновь на Павла: «Имеющие жен должны быть как не имеющие ( )». Если у Павла это  (1 Кор 7:29, ср. 31) «как не» обусловлено непосредственной близостью Господа, то выражение Климента «полный душевный покой» ― о котором у Павла здесь не говорится ― указывает скорее на стоический идеал, как и вообще весь контекст изображает поведение истинного «христианского гностика» как такого, «кто наслаждается сотворенным, если и поскольку то повелевает разум, благодаря Творца» . Легенда о жене Петра возникла, вероятно, в Риме, где традиция о мученичестве Петра прочно укоренилась со времен Неронова гонения. Сам Климент Александрийский сообщает о возникновении Евангелия от Марка в Риме , а Климент Римский уже около 100 г. упоминает о мученической кончине Петра в том же городе . Несколько ниже он же упоминает о женщинах, принявших муки во время Неронова гонения .

О том, что Петра сопровождала в его миссионерских путешествиях супруга, сообщает (хотя это рассказ носит маргинальный характер) и сочинение Псевдо-Климентины, носящее характер романа. Жена апостола сопровождает его вместе с Климентом и его воскрешенной из мертвых матерью в Лаодикию и клятвенно подтверждает, что Климент постился в течение дня перед крещением. В этом контексте она могла служить антиподом Елены, спутницы Симона Волхва . «Псевдо-Климентины» в их оригинальной версии ― сочинение иудеохристианское и антипавлинистское, Петр здесь стоит всецело на стороне Иакова, а в этих кругах брак первого ученика и то, что жена сопровождала его в путешествиях, смущения не вызывало. Но в дошедших до нас более поздних «Деяниях Петра» о ней не сообщается, хотя говорится о дочери Петра, но в этом рассказе ясно прослеживается уже энкратитская тенденция.

Клименту Александрийскому было ведь известно предание о детях Петра . Возможно, что он знал и своеобразию, наделенную чертами романа легенду о дочери апостола, относящуюся к «Деяниям Петра» и дошедшую в наиболее ранней версии на одном коптском папирусе, но встречается и в «Деяниях Филиппа» и содержалась, согласно Августину, в манихейских «Деяниях апостолов». У девочки с десятого года жизни была парализована одна сторона, а Петр по воле Божьей отказывался ее лечить, ибо уже при ее рождении ему было открыто: «Петр, ты встречаешь ныне великое испытание: сия (твоя дочь) повредит многим душам, если тело ее будет здраво». Паралич, таким образом, спасает девочку от брака с богачом, который хотел взять ее в жены вопреки воле матери:

«И был человек богатый, именем Птолемей, увидевший девочку с ее матерью, когда они купались (ср. 2 Цар 11:2), и он отправил за нею, чтобы взять ее в жены, но мать ее не позволила уговорить себя». Далее следует лакуна; здесь говорилось, очевидно, о похищении девочки. Но Петр достигает молитвой того, что дочь его оказывается парализована. Тогда Птолемей велит своим людям отнести ее обратно и «положить у дверей дома (…) Когда же я и мать ее заметили это (…), нашли мы, что одна сторона девочки (…) полностью расслаблена. Мы отнесли ее (в дом) и прославили Господа, спасшего рабу свою от нечистоты, позора и погибели». Птолемей в наказание ослеплен, но ему является видение, он кается и исцеляется, а перед смертью отписывает девушке по завещанию участок земли для ее пропитания, «ибо он благодаря ей пришел к вере в Бога и был спасен» {438} . Но для того, чтобы убедить критически настроенных людей и толпу в том, что Бог может исцелять, Петр в начале рассказа делает так, что она быстро полностью выздоравливает, а потом вновь становится больной.

Деяния Филиппа рассказывают историю лишь весьма кратко, для того только, чтобы проиллюстрировать с ее помощью, почему «преславный Петр бежал от всякого вида женщины». Ибо уже пример Евы, говорится там, показывает, «что похоть глаз есть блуд ( )». В Деяния святых Нерея и Ахиллея, относящихся к V/VI веку, гл. 15 зависит от «Деяний Петра», и здесь трогательная история рассказывается в существенно иной, римской версии. Дочь здесь исцеляется после того, как она укрепилась внутренне в благочестии, но умирает, когда ее из-за ее красоты желает взять в жены римский всадник Флакк; перед смертью она три дня постится и принимает причастие. Дочь Петра носит имя Петронилла, хотя имя матери и тут не называется . Имя принадлежало первоначально некой римской христианке и мученице раннего периода и лишь затем, в V/VI веке было перенесено на дочь Петра .

Противоречие между краткими сообщениями Климента Александрийского и легендой, содержащейся в «Деяниях Петра», очевидно. Климент, первый великий ученый христианства, использует ссылки на Петра и Филиппа в целях апологии брака, благого дара Божьего, который освящается жизнью супругов в вере и любви. Поэтому он добавляет еще, что Филипп также выдавал замуж своих дочерей. Это не исключает того, что Климент, ссылаясь на Павла, объявлял безбрачное состояние предпочтительным. Но в то же время он выступает против энкратизма, против дуалистического, враждебного отношения к телу, которое все больше распространялось в церкви, вырастая, как правило, на почве гностицизма. Для этой эпохи типично появление популярных «энкратитских» романов об апостолах с легендарными историями, в которых не только принижается значение брака и деторождения, но они обычно вообще отвергаются, а на их место ставится искусственный аскетический идеал, отождествляющий Евангелие с проповедью полового воздержания. Жена Петра и мать девочки, чье существование ввиду евангельских сообщений и 1 Кор 9:5 отрицать полностью было невозможно, играет совершенно маргинальную роль. В отличие от дочери, во всех источниках она остается безымянной.

Здесь нет места подробнее рассматривать святоотеческую экзегезу немногих новозаветных текстов, относящихся к «апостольским бракам». Во всяком случае Феофилакт , дающий в своем большом комментарии к Библии сводку этой экзегезы, высказывает по поводу Мф 8:14 (= Мк 1:29 сл.) мнение, что «брак не препятствует добродетели; ибо князь апостолов имел тещу». Таким образом, его позиция сходна с той, которую занимал за восемьсот лет с лишним Климент Александрийский. Нет ли здесь некоторой полемики с Западом, где как раз в XI веке проводилась большая Клюнийская реформа, в результате которой окончательно утвердился целибат? 

Более трудным было истолкование 1 Кор 9:5. Уже Климент подчеркивал в связи с этим местом, что апостолы брали с собой своих жен не как настоящих супруг, но скорее как помощниц в миссионерской работе с женщинами, и в то же время толковал слова Павла вполне в стоическом духе, как свидетельство самообладания . Севериан из Габалы  оставляет открытым вопрос, «были то жены, или нет». Добавленное Павлом слово «сестра» выражает «приличие, самообладание и чистоту» и показывает, «что жены Петра и других (апостолов) путешествовали с ними по причине интереса к их учению». Феодорит  ссылается на распространенное толкование, согласно которому под «женами» (женщинами) имеются в виду не супруги, а «верующие жен(щин)ы», «каковые следовали за Господом  и заботились о пропитании учеников». Вот и впоследствии некоторые из них последовали за апостолами, доказали тем свою горячую веру, посвятили себя учению апостолов и стали сотрудницами в Божьем благовествовании. Таким образом, центр тяжести полностью перемещается в тексте Павла с брачных уз на духовное следование за апостолами. Впрочем, и в этом толковании есть доля истины. Нельзя исключить, что среди галилейских женщин, следовавших за Иисусом и учениками, были жены и другие члены семей этих учеников. Феофилакт впоследствии просто основывается на этом толковании, подчеркивая, что необходимым для жизни апостолов обеспечивали «состоятельные женщины», и потому апостолы могли, ни о чем более не заботясь, посвящать себя проповеди . Первоначальный смысл текстов Павла таким образом обходится.

В то же время жена и семья Петра продолжали жить и в легендах византийской эпохи. Всего один пример: согласно «Житию Андрея», написанному Епифанием Монахом , бедняк из Вифсаиды по имени Иона  оставил двух сыновей, Симона и Андрея, в крайней нищете, и они оба вынуждены были зарабатывать себе на жизнь поденной работой (ср., в отличие от этого, Мк 1:20). Симон взял в жены дочь Аристобула, брата апостола Варнавы, и прижил с ней, как говорят некоторые, сына и дочь, а впоследствии, после смерти своей тещи, передал свою жену Матери Божьей. «Андрей же посвятил себя целомудрию» . Обращает на себя внимание то, что во всех этих легендах жена и теща Петра остаются не названы по имени, а легендарная дочь ― хотя только в поздней традиции, вероятно, в силу смешения разных лиц ― получает имя (Петронилла) и становится как якобы принявшая мученический венец римской святой, могилу которой почитали в катакомбах Домитиллы и возвели над ней базилику. Фреска, написанная около 357 г. по P.X., изображает ее проводницей душ по раю. Папа Павел I (757 ― 767) перевозит ее мощи в храм Св. Петра, где ей посвящается капелла. Очень реалистично изображена она на стене в церкви XV века в Санкт-Гоаре (на Рейне) в качестве «домоуправительницы Петра» с ключами и метлой. Популярность ее связана не в последнюю очередь с тем, что ее житие было принято в собрание Якопо Ворагинского («Золотая легенда») .

Несмотря на древнее замечание Климента Александрийского относительно мученической кончины жены Петра, которое обнаружил даже Якопо Ворагинский, читавший «Церковную историю» Евсевия , она, насколько я понимаю, остается безымянной во всем тексте легенды об апостоле и оказывается по существу почти забыта. Только ее отец, якобы брат Варнавы, получает в одном позднем тексте, хорошее еврейское имя Аристобул, почерпнутое из Иосифа Флавия . Она сама предстает поэтому в позднейших житиях Петра племянницей Варнавы, т. е. становится как бы соответствием его племянника Иоанна Марка (Деян 12:12,25; 13:5,13; 15:37; Кол 4:10), который именуется в 1 Пет 5:13 «моим сыном» и, согласно надежной традиции, был учеником и переводчиком Петра . Но даже это содержательно однозначное место было перетолковано в некой загадочной восточной традиции, сохраненной ученым несторианским экзегетом Ишодадом из Мерва (IX в.) . Во введении к своему Толкованию на Марка он пишет:

«А Марк, по свидетельству Климента, был сыном Петра. Климент говорит об этом в большом послании против тех, кто отвергает узы брака, перечисляя тех апостолов, которые были в миру женаты, после же того, как стали учениками Господа, блюли чистоту и святость, как и Моисей и иные, которые, сподобившись Божьего откровения, удалялись супружеских сношений и хранили святость. Ибо он (Климент) говорит: „Или презирают они уже и апостолов? Ибо Петр и Филипп даже производили детей; Павел же не почитал зазорным приветствовать в послании свою супругу  {456} , однако не возил ее с собою по причине святости служения"  {457} ».

Т. Цан предполагает, что Ишодад цитирует здесь раннее утраченное сочинение, упоминаемое лишь самим Климентом . К. Хойсси  возражает на это, что речь может идти об относительно вольной цитате из книги III «Стромат», где рассматриваются вопросы брака и воздержания и где §§ 52 сл. в значительной степени совпадают с текстом Ишодада, кроме того самого своеобразного указания в начале цитаты, согласно которому Климент называл будто бы Марка родным сыном Петра. Поскольку эта странная интерпретация 1 Пет 5:13 больше нигде в произведениях Климента Александрийского не встречается и скорее противоречит его сообщениям о возникновении второго Евангелия в Риме, так как там Марк назван «спутником» Петра , происхождение ее от самого Климента маловероятно. Поскольку же, с другой стороны, едва ли эту версию изобрел сам Ишодад, ее происхождение остается неизвестным. Если в наше время все считают естественным толкование слов 1 Пет 5:13а: «Приветствует вас избранная, подобно вам (буквально: соизбранная, от ) в Вавилоне» как подразумевающих христианскую церковь в Риме, то в прошлом отдельные толкователи придерживались того мнения, что здесь имеется в виду супруга Петра. Наиболее известным сторонником этой точки зрения был Альбрехт Бенгель в его «Гномоне» (на 1 Пет 5:13): « , coelecta. Так, по-видимому, называет он свою супругу. Ср. 3:7. Ибо она была сестрою (христианкой). 1 Кор 9:5. Этому соответствует упоминание сына, Марка» .

 

5. Заключительные размышления

Мы прошли долгий и непростой путь от рыбацкого дома в Капернауме до фантастических поздних легенд и странных предположений отдельных толкователей. С одной стороны, стало ясно, насколько мало мы знаем об обстоятельствах реальной жизни великих основателей первохристианства. Тем не менее, этот путь был живее и, можно сказать, богаче на приятные и неприятные сюрпризы, чем мы обычно полагаем с нашей склонностью к богословским абстракциям и схемам. Брак и семья играли, очевидно, в самом начале, для Иисуса и круга учеников, который Он собрал вокруг себя, бО льшую и в то же время более противоречивую роль, чем, как правило, думают. Проблема начинается уже с той критики, которой подвергла семья Иисуса Его, когда Он открыто выступил в Галилее . Продолжение проблемы ― в призыве Иисуса следовать за Ним, разорвав по причине близости Царства Божьего семейные узы, что привело сначала к кризису в самой семье Иисуса. Этот призыв был обращен в первую очередь к женатому рыбаку Симону, которому Иисус дал прозвище «Скала», его брату Андрею и их знакомым, сыновьям Зеведеевым. И все же семейные узы не были разорваны навсегда. Напротив, родственные отношения играли определенную роль в пределах круга последователей, сопровождавших Учителя в Иерусалим. Здесь явно были и женщины из числа родных Иисуса и учеников. После воскресения Иисуса семьи с их «домами» приобрели совершенно новое значение как опорные пункты в «сети» формирующихся Иисусовых общин. Об этом свидетельствуют уже такие имена как Мария, Марфа и Лазарь. Без домашних общин и миссионерского сотрудничества христианских супружеских пар новое учение не смогло бы распространяться с такой быстротой и постоянством. Таким образом, с самого начала действовали две противодействующие друг другу силы: с одной стороны, близость конца и связанная с нею необходимость свободы для служения грядущему Господу, с другой же стороны, необходимость домашних общин как основы постоянно растущей церкви. Наша тема ― семейство Петра и другие апостольские семьи ― вписывается в этот противоречивый «параллелограмм сил». Кажется, что и здесь Петр и Павел противостоят друг другу как контрагенты. Примирение несли такие миссионерские пары, как Прискилла и Акила, которым бесконечно обязан Павел и его миссионерское служение, но необходимо упомянуть здесь также Андроника и Юнию в Риме с их неизвестной нам предысторией. Возможно, под этим углом зрения нужно смотреть и на ― тоже почти неизвестные нам ― миссии отца семейства Петра и других женатых апостолов. Седьмая глава Первого Послания к Коринфянам оказала в истории отрицательное воздействие на традиционную для Ветхого Завета и иудейства высокую оценку брака и семьи. Во II веке усилилось влияние аскетически-энкратитского дуализма в платоновском духе, на тело и брак стали смотреть враждебно, а на создание семьи ― с презрением. Радикальные формы этого направления, в особенности принципиальное осуждение брака, были, правда, отвергнуты, но это привело лишь к неудовлетворительному компромиссу, который наблюдается впервые у Климента Александрийского. Этот компромисс предопределил будущие взгляды церкви на брак, но уже не мог вернуть той прежней активной роли, какую играли в первые десятилетия апостольские семьи.