Миссия была маленькой и пропахшей плесенью, с несколькими потрескавшимися скамейками, обращенными к алтарю. Луч яркого утреннего солнца, падая на изношенный алтарный покров, превращал его в сияюще белый, словно вылепленный из свежего снега. Заслышав шаги входящих, священник, сухощавый пожилой человек с усталой улыбкой, поднялся с колен в загородке, где он молился.

— Buenos dias — доброе утро, — поправился он, разглядев, что вошедшие мужчины и женщины, по всей видимости, не мексиканцы. — Чем могу служить? — Английский его был почти безупречным, с легким немецким акцентом. — Я — отец Шмитцхаммер. Большинство зовут меня «отец Ян». Так им гораздо легче произносить.

— Доброе утро, святой отец, — сказал Колин, держа шляпу в руках. Странное чувство неловкости охватило его, когда он оказался лицом к лицу с этим пожилым человеком в черной сутане. — Я Колин Маккрори, а это Мэгги Уортингтон. Мы хотим, чтобы вы обвенчали нас.

Отец Ян склонил голову, переводя проницательный взгляд удлиненных глаз с этого мрачнолицего мужчины на стоящую рядом бледную серьезную женщину.

— А ты католической веры, сын мой?

— Я просвитерианин, — угрюмо сказал Колин, смущенный тем обстоятельством, что с детства не часто посещал церковь, а в Прескотте ходит туда, только чтобы доставить удовольствие Иден.

— Понятно. — Улыбка понимания тронула губы священника, когда он отвернулся от высокого шотландца и обратился к его леди, одетой в коричневый костюм для путешествий, который никак не подходил для наряда невесты. — А ты, дитя мое?

— Я воспитана англиканской епископальной церковью, святой отец, — приглушенно сказала Мэгги, вспоминая девичьи мечты о церемонии обручения в большой церкви, полной веселых людей.

Это было так давно. И какое это имеет значение сейчас? Вот уж не думала, что можно так выходить замуж. Она посмотрела в добрые глаза священника, не отваживаясь встретиться с холодными глазами стоящего рядом чужого ей мужчины.

— А разве сложно обвенчать двух некатоликов, святой отец? — спросил Колин.

— Нет. И я сделаю это, если только вы оба согласны обвенчаться. — Он переводил взгляд с мрачного лица Маккрори на призрачный лик Мэгги.

— Мы согласны, — бесцветным тоном произнес Колин.

Мэгги просто кивнула в знак согласия.

Пока священник зачитывал слова из старинной потрепанной книги в кожаном переплете, Колин стоял как преступник пред лицом приговора, проклиная про себя Джуда Ласло, который сейчас наверняка поджаривался в аду, и все женское безрассудство. Он и сам прошлой ночью заключил сделку с дьяволом, вводя Мэгги Уортингтон в свой дом в качестве жены, — но этот брак лишь формальность. Ведь сначала он не хотел жениться на ней, и она освободила его от обещания тогда, в Соноре.

Но они оба любили Иден и должны были находиться рядом с ней в грядущих ей испытаниях, а объяснить появление Мэгги в их доме можно было, лишь назвав ее женой. Когда сложится жизнь у Иден, они смогут аннулировать этот брак. И будут вольны жить — каждый по-своему.

Мэгги прислушивалась к напряженному голосу Колина и повторяла слова клятвы. Каждый дюйм его тела излучал раздраженную злость. Он ненавидел делать что-либо вынужденно. Вот почему попросил Иден остаться в отеле, пока они отыщут сельского священника. Иден была счастлива до слез, когда Колин пришел к решению пожениться. Девушка продолжала пребывать в наивных мечтаниях, что они полюбят друг друга, если совершится формальность венчания. Но когда она отправилась спать, Колин попросил Мэгги определить условия их сделки. Неужели она всерьез полагает, что ее устроит такой подложный брак?

Он стыдится меня и сердится на себя за то, что желает меня. И что ей оставалось делать, как не вздернуть подбородок, изображая ту самую гордость, над которой он презрительно смеялся, и не сказать, что она будет счастлива не спать с ним в одной постели?

Колин слушал, как она тихо произносит слова клятвы, постоянно ощущая в кармане жилета обручальное кольцо, которое жгло ему кожу. Кольцо Элизабет. Он всегда носил его с собой, с той самой минуты, когда взял его со смертного одра и сжал в кулаке. Как можно надеть его на палец другой женщины, особенно такой, как Мэгги? Он должен был попытаться найти другое кольцо, но в маленьком приграничном городке ранним утром это оказалось невозможным. Он скорбел пятнадцать лет. А может быть, происходящее — к лучшему? Какой предательский голос шепнул ему эти слова?

— Кольцо?

— Э, извините, да, вот кольцо.

Колин медленно достал маленькую бархатную коробочку из кармана. Осторожно раскрыв ее, выложил на ладонь золотой ободок. Когда он протянул его священнику, тот улыбнулся. Он, наверное, думает, что я купил кольцо для нее.

Мэгги удивленно посмотрела на Колина. Где это он раздобыл такую прекрасную вещицу? Кольцо было старое, тяжелое, а выгравированные по ободку цветочки почти стерлись от времени. Внезапно она поняла: это же фамильная ценность. Кольцо Элизабет! Когда его большие загорелые руки взяли ее хрупкую ладонь и надели кольцо на средний палец, Мэгги Маккрори сглотнула слезы.

Тусон

Уинслоу Баркер сидел за большим ореховым письменным столом, казавшимся чересчур большим для такого маленького человечка. Громадная комната превращала в карликовый его рост в пять футов три дюйма. Даже когда он встал в позу разъяренного маленького бульдога, его жилет туго натягивался на выступающем животе. Редкие седые волосы придавали облику запоминаемость. Взгляд узких темных глаз был безжалостным, но поразительно сердечная широкая улыбка в совокупности с дружеской манерой общения привлекали к нему симпатии большинства обитателей Тусона. Конечно, большинство тусонцев были в финансовом долгу у «Пенса» Баркера, и потому не важно было, что они думают о нем. Большинство политиков из Прескотта были у него в кармане, как и тот человек, который сейчас исходил потом в удобном кресле напротив у стола.

Калеб Лемп смахнул каплю, текущую по виску, и молча выругался. Жирный маленький ублюдок.

— Я предлагаю тебе настоящую цену. Пенс. Апачи сэкономят тебе тысячи на зарплате.

Баркер разжег толстую черную сигару, пыхнул для начала и затряс спичкой.

— Меня ведь не зря зовут Пенс, Калеб, — сказал он. — Эти апачи будут мобилизованы — все равно что рабы. Горняцкого опыта у них никакого. Ты просишь слишком много.

— Но их труд обходится очень дешево. А если один умрет, — он небрежно пожал плечами, — так у меня в резервации есть своя полиция, которая тут же доставит на его место другого.

Баркер ласково улыбнулся этому агенту.

— Не сомневаюсь, Калеб, поскольку их доходы зависят от доходов шахт. Вопрос только в том, какова должна быть доля резервации «Белая гора» от угольных месторождений? Я потратился на геологов и экспертов по шахтам, сделал все необходимые приготовления. Ты же лишь снимаешь сливки, что ты и делал всегда с поставками им говядины, одеял, лекарств и всего прочего, за что платило федеральное правительство и что так и не попадало к этим невежественным дикарям.

Угловатое худое лицо Лемпа было столь же уродливо, как и семь миль скверной дороги. Он сузил желтые глаза и посмотрел в темные глаза Баркера.

— Уин, у тебя столько этих зеленых бумажек, что с их помощью можно сжечь сырой коровник. Черт, да я получал с твоих складов больше товаров, чем любой другой подрядчик на территории. И с апачами я тебе предлагаю надежное дело. Даровая рабочая сила на шахтах — всего за тридцать процентов прибыли.

— За двадцать пять, и это мое последнее слово. Мне еще придется нанять лишних пистолеро, чтобы кирки трудились, а не готовили подкопы для побега.

Агент фыркнул.

— Да кто поверит лживому апачу? Особенно если он сбежал из резервации? Кроме того, тебе же выгоднее, когда на поиски беглецов придет армия, и ты будешь продавать ей фураж и продукты. — Лемп старался говорить убедительно, чувствуя на себе взгляд проницательных маленьких глаз Баркера. Когда-нибудь он свернет шею этому старому подонку только из удовольствия услышать, как хрустнет позвонок.

— Я согласен на двадцать пять процентов. Где ты собираешься начать копать?

— Мне надо еще посоветоваться в столице. И будет это… — Баркер замолчал, не договорив, закусил сигару и выругался, глядя в окно, выходящее на улицу. — Этот ничтожный пес провалил работу! Вот Маккрори, такой же здоровый и сильный, как и в тот день, когда уезжал отсюда.

Лемп поднялся, обошел стол и уставился в окно.

— А я-то из твоих слов понял, что о нем должны были позаботиться в Мексике, — сказал он, не сводя глаз с Волка.

— Это ничтожество, несомненно, теперь уже покойник, — Джуд Ласло и его шайка были наняты, чтобы убить Маккрори. Их было шестеро на одного, и все равно они не справились. — Баркер вновь выругался.

— Если этот полукровка, что едет рядом, был с ним в Соноре, то преимущество в людях должно было быстро сократиться, — сказал Лемп, беспокойно щурясь.

— Ты знаешь его?

— Его зовут Волк Блэйк. Выводок апачей его мамаши почти что уже вымер, когда за ним приехал старик Гидеон Блэйк. Это было лет пятнадцать назад. Он вырос на границе Техаса. Заслужил репутацию умелого пистолеро.

Баркер задумчиво потер двойной подбородок.

— Хммм, а интересно, не сделает ли он для нас ту работу, что провалил Ласло? Лемп фыркнул.

— Бесполезно. Если его наняли, он работает на совесть. К тому же, если он узнает, что ты имеешь отношение к той шайке, которая обманула племя его мамаши, он скорее тебя пристрелит. — Он не смог удержаться от усмешки, когда увидел на лице Баркера явно проступивший страх.

— Что ж, тогда придется найти другой способ разделаться с Маккрори. Ты бы и сам немного подумал об этом, все-таки твое очень доходное местечко хочет оттяпать он, Лемп. — Убедившись, что лицо агента покраснело, Баркер отвернулся к окну и сказал:

— Я вижу, он вернул себе дочку, хоть и немного потрепанную. А вот кто та рыжая красотка, что едет рядом?

Калеб негромко присвистнул.

— Неплохо дамочка выглядит. Ты только посмотри на ее сиськи. Уж не завел ли себе Маккрори подружку?

Пенс невесело рассмеялся.

— Если это так, Мария Уиттакер устроит ей такую жизнь в Прескотте, что она будет себя чувствовать как проститутка на молитвенном собрании.

Когда проезжали мимо конторы Баркера, у Колина было ощущение, что главарь шайки торговцев территории наблюдает за ним, но у него не было настроения думать об этом грязном дельце или об обманутых апачах.

Они подъезжали к отелю «Палас», в котором, к вящему ожиданию дочери, предполагали завершить брачную церемонию. Они думали снять там отдельный номер для Идеи, и подразумевалось, что новобрачные снимут себе отдельный. Во всяком случае, так думали и Роза с Блэйком. По дороге у них не было возможности обсудить подробности ночевки с Мэгги.

Они остановились перед большим крепким двухэтажным зданием, которое выделялось на этой улице среди приземистых саманных домиков, как в Сан-Луисе выделялся «Серебряный орел». Когда мужчины спешились, Волк оказался рядом с Иден и помог ей слезть с ее кобылки. Если бы Колин не был так занят, он бы не оставил без внимания такую заботливость охранника по отношению к дочери.

Колин протянул руку, чтобы помочь Мэгги, и, когда их глаза встретились, он ощутил, что между ними промелькнула магнетическая искра, даже до того, как его рука дотронулась до ее пьяняще изогнутого хрупкого стана. Ну разве можно выдержать и спокойно проспать с ней в одной комнате?

Мэгги возненавидела себя за те ощущения, которые вызвали у нее его прикосновения. Предательские ощущения, словно тело взбунтовалось против нее. В течение долгих лет одиночества, когда мужчины проходили мимо, ничем не затрагивая ее, такую независимую, она ничего не ощущала. Теперь, когда появился этот презирающий ее мужчина, ожили все чувства. Она ощутила, что протянутые к ней руки задержались на ее талии чуть дольше, чем требовалось, и оценила это как маленькую невеселую победу, а он отдернул руки смущенно, словно устыдившись за допущенное прегрешение. По крайней мере, он так же несчастен, как и я.

Разобравшись с номерами, мужчины направились в баню Танстайла, а женщины остались в номерах, ожидая, пока служанки принесут согретую воду. Затем Волк и Фуленсио зашли в местный бар развлечься. Колину предстояло составить компанию жене и дочери за ужином.

Когда он появился в отеле, Мэгги ожидала в вестибюле, нервно ерзая на краешке кожаного кресла. Иден нигде не было видно. Он снял шляпу и кивнул Мэгги, отмечая, как она посвежела и похорошела после купания. Она закрутила свои великолепные каштановые волосы в толстый тугой пучок на затылке и надела мягкое шелковое персикового цвета платье, выгодно подчеркивающее ее формы. Колин вынужден был признать, что она обладает великолепным вкусом. Вырез платья был застегнут до горла, и вокруг шеи шел скромный воротничок из белопенных кружев.

Сдерживая комплимент, готовый сорваться с уст, он спросил:

— Где Иден?

Взгляд Мэгги отражал тревогу, когда она взяла его за руку и они направились в скромный ресторан отеля.

— Она попросила, чтобы поднос принесли ей в номер. Боюсь, что у нее началась реакция. Колин, она прячется, она боится, что женщины в ресторане или на улице начнут спрашивать, что она тут делает.

— Но ведь мы уже все решили — она и я ездили в Юму встречать дилижанс, на котором ты прибыла из Калифорнии. И она здесь присутствует на нашей брачной церемонии.

— Ты и я можем изобразить это, но твоя дочь, боюсь, еще пока не очень опытная актриса.

— А когда они с Ласло меня дурачили, у нее неплохо получалось, — огрызнулся он.

— А много ли ты уделял ей времени, со всеми твоими проблемами с лесопилками, загонами для скота, жеребятами твоих рысаков?

Быстро глянув в его глаза, она поняла, что попала по больному.

Улыбающийся юный официант-мексиканец указал им свободный столик. Принял заказ, устремился к кухне. Они же вновь вернулись к разговору.

— Но теперь, когда ты рядом, надеюсь, ты сможешь помочь?

— Для этого ты и женился на мне, не так ли? Нам же остается быть терпеливыми и молиться, чтобы, как только мы вернемся в Прескотт, слух о нашем затянувшемся ухаживании заглушил пересуды о ее страстной увлеченности Ласло и разрыве помолвки.

— Может быть, все-таки есть еще шанс уговорить Эдварда жениться на ней, — задумчиво сказал Колин.

Вилка Мэгги со звоном упала на тарелку.

— Еще один брак по расчету? — Она помрачнела, но прежде, чем он ответил, продолжила:

— Это только усложнит ее проблемы. Даже если бы он и смог простить ее неосторожный поступок — а мы оба знаем, что есть мужчины, способные на это, — она-то его все, равно не любит.

— Но шесть месяцев назад она, похоже, с радостью приняла его предложение.

— Да ведь она была девочкой с горящими глазами, за которой ухаживал мужчина постарше, видный, процветающий адвокат, которого одобряет даже отец.

Голос его зазвучал угрожающе тихо, когда он спросил:

— Так ты хочешь сказать, что она согласилась на помолвку только для того, чтобы доставить мне приятное?

Мэгги ощутила, как он ощетинился, и попыталась успокоить его отвратительный шотландский темперамент, чтобы не потерять возможности, когда все разъяснится, выступать вместе, помогая Иден.

— Нет, это произошло неосознанно с ее стороны, и ты тут не виноват. Вещи такого рода часто случаются с богатыми девушками, выросшими в тепличных условиях.

— Как, например, с тобой? — В то же мгновение, когда Колин задал вопрос, он был готов откусить себе язык. Но он должен был знать, несмотря ни на что. Подруги по несчастью.

На ее лице одновременно отразились осторожность и задумчивость.

— Мой отец был богатым бостонским торговцем. Он создал своим дочерям все условия и ожидал, что они соответствующим образом выйдут замуж. И мои сестры так и сделали. Я же, романтическая дурочка, ждала большего.

Это объединяет вас с Элизабет. Она опустила глаза и увидела, что крутит на пальце кольцо.

Колин тоже обратил на это внимание. Не сводя глаз с кольца, он сказал:

— Оно переходило в семье моей матери из поколения в поколение. И это единственная вещь, которую я парнем прихватил с собой, покидая Шотландию.

Ей стало внезапно легче. По крайней мере, он не покупал его для первой жены. Ей было страшно снять его и обнаружить внутри какую-нибудь выгравированную надпись. Быстро поднеся салфетку к губам, она изящно их промокнула и сказала:

— Я думаю, перед тем, как лечь спать, я должна зайти и проверить, как дела у Иден.

— Да, насчет того, чтобы лечь спать… — начал он.

Она приняла царственную позу, словно королева Виктория, ожидающая новостей. Но что же он собирается сказать: «Ты ляжешь на кровати, а я на полу? Или бросим жребий, кому достанется кровать?» После долгих лет упражнений в азартных играх она наверняка выиграет.

— Когда мы окажемся в «Зеленой короне», у тебя будет своя спальня. А теперь ты иди первая и ложись. Я же проведу ночь на кушетке, которая имеется у нас в номере.

Мэгги представила себе, как длинные ноги Колина Маккрори скрючиваются на маленьком диванчике, и это зрелище чуть ли не заставило ее улыбнуться.

— Не будь смешным. Постель достаточно большая для двоих — чтобы спать, — подчеркнула она. Затем она все же не удержалась от легкой улыбки. — В Новой Англии есть старинный обычай, называется бандлинг. Может быть, ты слышал о нем?

— Да. Он и в Шотландии есть. — Он иронически поднял бровь. — Что же, ты хочешь, чтобы я пошел на поиски той доски, которую мы положим между нами? Так, англичанка?

Мэгги недаром семнадцать лет играла в покер.

— Нет, шотландец. Я не думаю, что она нам понадобится, — ответила она с непроницаемым лицом. Получил?

После того как Мэгги переоделась в пеньюар и расчесала волосы, невозмутимость ее сменилась чудовищным волнением. Что за безумие овладело ею, когда она предложила ему половину постели? Она уставилась на постель, и под ее взглядом двуспальная кровать, похоже, уменьшилась в размерах. Если бы он только не был столь холоден и высокомерен, объявляя о своем жертвенном решении — спать на кушетке.

— Он сделал это только для того, чтобы подчеркнуть формальность нашего брака. И чтобы наказать себя за то, что так страстно томится по моему телу, — бормотала она, как ненормальная, отбрасывая покрывало с кровати. — Лицемер, пуританин, шотландец… Просвитерианин!

Она задула лампу и бросилась на кровать, устраиваясь на самом краю, подальше от двери. В номере стояла удушающая атмосфера, как перед неминуемым летним ливнем. Она нарочито выбрала самый скромный из пеньюаров — с высоким воротником и длинными рукавами. В нем было жарко, и от этого она чувствовала себя еще более несчастной.

Беспокойно прокрутившись чуть ли не час, Мэгги откинула простыню и села, выругавшись.

— Какого черта он не приходит. Мы бы уже давно оба спали.

Так бы ты и заснула, если бы он лежал рядом, — насмешливо сказал внутренний голос. Она спустила ноги с края кровати, при этом подол пеньюара складками собрался на бедрах.

В этот самый момент Колин открыл дверь и вошел в полумрак комнаты. Полумрак, если бы не лунный свет, падающий в окно, заливал кровать и обрисовывал пару длинных стройных ног, прекрасных, именно таких, как он себе представлял.

Мэгги вскочила, оборачиваясь к нему и одергивая пеньюар. Он силуэтом стоял на фоне двери. Тусклое коридорное освещение не могло скрыть его широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги. Волосы, нуждавшиеся в парикмахере еще тогда, когда она впервые увидела его, теперь нависали надо лбом. Лицо находилось в тени, но золотые глаза ярко горели, устремленные на нее. Она затрепетала.

Господь небесный! Лунный свет, проникая сквозь тончайшую ткань ночного наряда, обрисовывал каждый изгиб ее тела. Он пытался сглотнуть, но в горле пересохло. Он даже различал темные оконечности спелых грудей, пышных, но высоких и упругих. Волосы водопадом ниспадали на округлые плечи. Темный треугольничек в месте соединения ног притягивал взор. Он закрыл за собой дверь и шагнул внутрь.

Мэгги ощутила, как по комнате разнесся запах виски.

— Ты пьян, — изо всех сил пытаясь скрыть тревогу в голосе, сказала она.

— Не настолько, — грубо и хрипло ответил он. — А ведь ты должна была спать, как и положено славной маленькой женушке, а не сидеть с обнаженными ногами на лунном свету. Привыкла не спать допоздна, а, Мэгги?

— Иди к черту, Колин. — Она, прикрываясь, обхватила себя руками, но не попятилась, ожидая, что же будет дальше.

Он поразительно ровно прошел в угол, где стояло приспособление для снятия сапог, стащил обувь, а затем начал методично раздеваться, начав с рубашки. Она разглядела, как на мускулистых плечах зловеще отсвечивают темные волнистые волосы. Когда он расстегнул ремень и стал стаскивать бриджи, она поняла, что лучше бы отвести взгляд, но не смогла. Ягодицы были светлее загорелой верхней части тела. Когда он начал поворачиваться, она уставилась в окно.

— Ты собираешься спать в чем мать родила? — Что за чушь она несет?

— Я не удосужился взять с собой пижаму, отправляясь в Сонору. Прошу простить за такое зрелище, — сказал он, отвешивая насмешливый поклон.

— Ты пьяница и хам! — прошипела она, слишком рассерженная, чтобы бояться. Он бесцеремонно расхохотался.

— Только не пытайся заставить меня поверить, что я оскорбляю твои тонкие чувства. И что тебе не доводилось до этого видеть обнаженного мужчину. — Уже немного менее уверенной походкой он подошел к разделяющей их кровати. — Ну? Как ты меня находишь?

Она не стала обходить кровать, а просто прыгнула на нее и пощечиной сбила с этого пьяного лица ухмылку. Сама мысль оказаться в постели с голым пьяным мужчиной, опасным, как Маккрори, не очень-то ее привлекала. Тут же отвернувшись, она застыла, ожидая приближающихся шагов. Но вместо этого услыхала шорох простыни, затем звук рухнувшего на матрас тела и почти сразу же тихое похрапывание. Храпит! Она повернулась и уставилась на своего мужа. Эта деревенщина, напившись до бесчувственного состояния, валялся поперек кровати. Мэгги на мгновение посмотрела на кушетку, затем выругалась и стиснула зубы.

— Черта с два уснешь на этой шаткой штуковине.

Она обошла кровать, ухватила Колина за руку в тщетной попытке перетащить его к краю. Мужчина оказался чертовски тяжелым. Она перебралась через него на противоположную сторону постели и попыталась сдвинуть, толкая в плечо. С тем же результатом. И как это такой стройный мужчина оказывается таким тяжелым? Она откинулась на спинку, упершись пятками в упоительно мягкий матрас первого удобного ложа со времени отъезда из Сан-Луиса. Колин безмятежно похрапывал под ее злобным взглядом.

— Ах ты жалкий, тупоголовый шотландский боров!

Она толкнула его в спину коленом, толкнула еще раз. Он перестал храпеть и перевернулся набок, освободив ей половину постели. Облегченно вздохнув, она свернулась на матрасе, затем передумала и села. А вдруг он опять перевернется? Он же раздавит ее. Или, хуже того, проснется и спьяну решит, черт с ним, с соглашением, и займется с ней любовью?

Нет, не должно быть. Колин же сам сказал, что «не настолько пьян». Тем не менее доска из старинного обычая не помешала бы, чтобы доказать этому наглому шотландцу, какой решительной может быть англичанка. А собственно, что тебя тревожит: что он возьмет тебя силой, или то, что ты отдашься ему без борьбы? — вновь прошептал внутренний злой дух. Она прислушалась к его ровному дыханию и посмотрела, как в такт дыханию равномерно движутся мышцы его тела. Его раскинувшееся тело было небрежно накрыто простыней, из-под которой торчала лишь одна голая нога, длинная и удивительно стройная, с высоким подъемом ступни. Отросшие волосы мелкими волнами закрывали затылок, отливая серебром, как звездная пыль. Верхнюю часть туловища покрывали бесчисленные шрамы от пуль, ножей и всего того, чем люди наносят увечья друг другу, но, странно, они не обезображивали его красоту, а лишь дополняли ее.

Она подавила страстное желание запустить пальцы в его волосы и погладить мускулистые руки, испещренные знаками выживания в опасном краю. Колин Маккрори был опасным мужчиной. И моим мужем.

Странным мужем — мужчиной, который поклялся никогда не касаться ее, который считает ее жалкой шлюхой, годной, чтобы делить с ним брачное ложе, но не годной, чтобы заниматься с ней любовью, как положено мужу с женой. Она оглядела комнату, неровно освещенную лунным светом, словно проверяя опись находящихся здесь вещей. Ничто не подходило на роль доски для «бандлинга». Придется импровизировать. И тут ее взгляд упал на тяжелую кобуру его револьвера и патронташ. Она мрачно улыбнулась.

Мэгги выскользнула из постели и подняла пояс. Вытащив «миротворца» из кобуры, она извлекла все шесть патронов из барабана, затем сунула тяжелое оружие обратно и туго обмотала кобуру поясом. Револьвер сорок пятого калибра казался тяжелым, как булыжник. Злобно усмехнувшись, она вернулась к своей стороне постели и свернулась там. Завернутую в пояс кобуру она сунула ему под спину. Колин фыркнул, но не проснулся. С блаженной улыбкой она легла и стала забываться усталым сном. Пусть попробует перекатиться!

Этот бар никогда не закрывался. После полуночи те клиенты, что еще могли держаться на ногах, разбредались по домам, а остальные падали лицом в грубые сосновые столы. Кое-кто неуклюжей грудой соскальзывал на пол и засыпал там, среди луж разлитого пива, сигарного пепла, соломы и не попавших в плевательницы комков жеваного табака.

Волк Блэйк принадлежал к тем немногим, кто стойко держался в этот поздний час. Он сидел в углу, подальше от парадного входа, что стало уже привычкой. С ним сидела маленькая мексиканская puta, соблазняющая его. Бармен выставил им полную бутылку текилы. Теперь она была пуста. На дне, похоже, плавал червяк, но Волк решил, что он настолько пьян, что можно не возмущаться.

Но пьян не настолько, чтобы забыть видение, которое никак не отпускало его с того дня, когда он застукал Прайса, подсматривающего за Иден Маккрори. Иден, женщина-дитя, с робкой печальной улыбкой и теплыми золотыми глазами, полными жизни. Прежде чем окликнуть Бо Прайса и воздать ему за вероломство, Волк и сам немного согрешил. Да и какой мужчина отвернулся бы, увидев ее стройное маленькое тело, сверкающее в стекающих по каждому манящему изгибу каплях? Да и до того рокового дня, в первый вечер, когда он спас ее в каньоне, он уже тогда был странно поражен ее предсмертной красотой. В то утро, когда пьяный шахтер напал на нее, а Волк убил его, ему пришлось подавить в себе безумное желание схватить ее и жестоко встряхнуть, чтобы она наконец поняла, какой опасности подвергает себя.

Будучи полукровкой, то есть практически одним из ненавистных апачей. Волк держался подальше от белых женщин, особенно от привлекательных юных леди из богатых фамилий, девушек, как правило, чопорных, холодных и не стоящих хлопот, затраченных на ухаживание. А в Иден Маккрори ощущалась какая-то воздушность, беззащитность. Поначалу он убеждал себя, что она привлекает его лишь потому, что ее светлая белокурая красота является запретным плодом для смуглого полукровки-охранника, но понимал, что это не правда. Разумеется, сочувствовал ей, зная, что Ласло и его люди сделали с девушкой, но чувства Волка шли гораздо дальше обычной жалости.

Эти чувства овладели им еще до того, как он увидел ее обнаженной. Но теперь к ним еще прибавилось и постоянно преследующее видение ее горделиво приподнятых маленьких грудей с бледно-розовыми сосками, этой тонкой талии и изящного абриса бедер, маленького золотистого треугольничка внизу живота и стройных ног. Каждый дюйм ее тела отливал бледным шелком.

Он вызывался лишний раз нести дежурство часовым, лишь бы не думать о ней постоянно, но, тем не менее, пребывание каждый день рядом с ней в их маленьком отряде не могло избавить его от желания постоянно отыскивать ее взглядом. Это была пытка, еще более мучительная оттого, что она избегала его, как прокаженного. Волк никак не мог забыть сердитого и обвиняющего выражения ее глаз, когда она застала его за избиением Прайса. Она совершенно ясно дала понять, что презирает и испытывает отвращение к нему. Волку. Он же никак не мог избавиться от своих чувств.

— Ох, и дурак же я, — пробормотал он, поднимая бутылку и допивая остатки.

Завтра, должно быть, будет жуткое похмелье, но это будет завтра. Как-нибудь Волк Блэйк переживет еще одну ночь.