Суббота

Соня

Дома я беру старый переносной CD-плеер (Кит пользовалась им, когда была подростком), стопку дисков и айпод. Только собираюсь вернуться в гараж с подарками, надеясь возвратить Джезу лучшее расположение духа, как с вокзала возвращается Грег. Он входит в гостиную, распахнув руки, с дурацкой мальчишеской усмешкой на лице.

— Ну наконец-то мы одни! — восклицает муж, а потом подходит и кладет руки мне на талию, прижимается сзади носом к моей шее и начинает целовать ее. — Положи ты эти диски. Сейчас не время для уборки, — шепчет в ухо.

Я вырываюсь.

— Соня, ну пожалуйста, не надо подниматься, здесь лучше. Пусть для разнообразия все будет стихийно. Тут же больше никого нет! Черт возьми, мы можем делать все, что захочется…

Грег часто дышит — догадываюсь, всю дорогу от Юстона он думал только об этом и летел во весь опор. Муж снова прижимается ко мне; что-то твердое прикасается к моему бедру. Он оттягивает ворот моего топа и засовывает руку под лифчик. Рука горячая и чуть липкая.

— О Соня, я так скучаю по тебе в командировках! Все время прокручиваю в голове сцену: ты здесь одна, в черной юбке и чулках, пытаешься делать что-то по хозяйству, а я вхожу и беру тебя прямо в гостиной…

Делаю вид, что слова мужа меня забавляют, отталкиваю его, выдавливая из себя смех.

— В моей фантазии у тебя в руках щетка для обметания пыли, ты полируешь мебель, я вхожу и беру тебя…

Я едва не разражаюсь грубым хохотом — «Щетка для обметания? Да я ее в жизни не держала!» — но чувство юмора исчезло.

— Извини, не могу. Не здесь. Не в этой комнате.

— Расслабься! — шепчет он. — Расслабься и наслаждайся!

— Послушай. Тебе ведь нравится эта фантазия? Если так необходимо делать это именно здесь, я уйду, а ты можешь ублажить себя сам. — Убираю его руку из-под моей юбки и кладу ему на пах.

— Я столько раз делал это, Соня! Это единственное, что мне остается вдали от тебя… — Доктор кладет руки мне на плечи, подталкивает меня к дивану, роняет на него и, опустившись на колени, склоняется надо мной.

— Грег, пожалуйста, прекрати. У меня дел полно. И настроения нет.

Он хмурится:

— Ты всегда не в настроении. Скажи, пожалуйста, что, черт побери, я должен сделать, чтобы это изменилось!

Его правая рука больно давит мне на ключицу. Поворачиваю голову набок, чтобы не чувствовать запаха его дыхания, чтобы не видеть вену, пульсирующую под обвисшей кожей на его горле. Муж одной рукой удерживает меня на диване, а другой хватает юбку. Как жаль, что утром я надела чулки! О Греге я тогда думала в последнюю очередь. Сапоги на мне — снять не успела. Все эти детали еще больше заводят мужа.

— Не снимай ничего… — Он дышит мне в ухо. — Останься в чулках и этих длинных черных кожаных сапогах… Я так и возьму тебя на диване в гостиной. Подумай только, там, на улице, ходят люди. Представь их удивление, если они вдруг заглянут в окно…

У Грега багровеет лицо. Он сильный. Заворачивает мой топ и приникает ртом к соску. Ничего не происходит. Я, как всегда с ним, все равно что мертвая. Обычно притворяюсь — настолько боюсь его разочаровать. Гнев мужа из-за моей неспособности отвечать на ласки бывает страшен. А мое актерство как будто увлекает его, — похоже, он счастлив на эти минуты забыть о своем скептицизме. Даже сейчас, когда я отворачиваю лицо, не даю себя целовать, Грег воображает, будто я дразнюсь, имитирую неприступность, заставляя его «потрудиться». Муж уже спустил брюки до колен. Черные завитушки волос покрывают гусиную кожу его бедер. Я крепко зажмуриваюсь и молюсь, чтобы антипатия поскорее исчезла. Хотя «антипатия» — слабоватое определение. Это не просто физическое отвращение, а глубочайшее, полное одиночество.

Наконец Грег хватает ртом воздух, всхлипывает и в изнеможении рушится на меня, говоря, что когда-нибудь у него случится сердечный приступ, если не быть осторожным, — до такой степени, мол, я его завожу. Я сталкиваю мужа с себя, поднимаюсь, одергиваю юбку и отправляюсь на кухню. Подхожу к раковине, включаю кран и внимательно-внимательно смотрю на серебристый поток воды на фоне нержавеющей стали. Он словно смывает мои мысли.

— Милая, приготовь мне кофе! — кричит муж из гостиной.

Наполняю чайник, включаю в розетку. Достаю чашки, молоко и сахар, двигаясь будто в чем-то густом и вязком. Снова возвращается мысль, мелькнувшая в гараже, когда я сказала Джезу о ловушке. Должен быть какой-нибудь незаметный способ избавиться от Грега раз и навсегда. Вот только знаю — я не смогу. Я не такая.

Когда кофе готов, зову мужа на кухню. Не хочу сидеть в гостиной, полной воспоминаний. К тому же в комнате наверняка еще не выветрился едва уловимый запах секса.

— Сэндвич хочешь? — спрашиваю мужа, когда он подходит сзади и обнимает меня за талию.

— Из тостов. Голодный как волк, — выдыхает Грег мне в ухо. — От тебя такой аппетит разыгрался!..

Я отстраняюсь и включаю гриль. За окном догорает красновато-бурый закат. Похоже, завтра будет снег. Отрезаю хлеб, натираю сыр.

— И надолго ты планируешь остаться? — спрашиваю, пытаясь изобразить непринужденность.

Он поднимает взгляд, наверное думая, что я снова «наезжаю». Я сладко улыбаюсь.

— На следующей неделе конференция в Барселоне, — говорит Грег. — Ехать надо в понедельник. Но я с удовольствием откажусь от участия, ты же знаешь.

— Зачем же? Не стоит. У меня на следующей неделе очень плотный график. Даже если ты останешься дома, вряд ли мы сможем видеться.

— Но ты же не хочешь, чтобы я уезжал? — спрашивает муж.

Его глаза блестят. Верит, что недалек от истины.

— Конечно нет!

— Соня, я знаю, ты недавно болела гриппом. У тебя, случайно, не депрессия? В последние несколько дней ты сама не своя. Кит показалось, что ты была грубовата с Гарри. Ее это расстроило.

Я переворачиваю хлеб на гриле, добавляю сыр и жду, когда он запузырится.

— Грубовата?

— Дочка решила, что ты не церемонишься с парнем, потому что не хочешь особо напрягаться. Я сказал, у тебя, видимо, поствирусный синдром. А ты как думаешь?

— А я скажу, что раздумывать, как сильно я могу утруждать себя, мне некогда! — рявкнула я.

Никто не заметил, что мне надо было позаботиться, чем всех накормить, о спальне, в которой Гарри отдыхал, о музыкальной комнате, в которой он играл, о походе в оперу… Так вот я «не заботилась» о Гарри, в то время как другой парень, навестить которого не было и минутки, маялся, запертый, в продуваемом сквозняками гараже.

— Когда вчера к нам заявилась полиция, ты была бледна и явно расстроена. Немудрено, конечно, — есть о чем грустить, когда кто-то исчезает. И пугаться тоже… Но, как бы то ни было, повторяю: если тебе плохо, я могу отменить поездку в Барселону.

— Пожалуйста, не надо! — С грохотом ставлю тарелку с тостом перед Грегом; получилось эмоциональнее, чем хотелось.

— Отлично. Договорились. Так, до отъезда надо прояснить еще пару моментов. Ты сделала, что я просил? Охрану?

Напряженная пауза. До него доходит, как я собираюсь ответить.

— Времени не было.

— Ты же сама хорошо понимаешь, Соня: противиться неразумно.

— Я отсюда не уеду.

Грег опускает тост на тарелку и сурово смотрит в окно, с трудом сдерживаясь, чтобы не высказаться откровенно.

— Ничего страшного, — говорю я. — Насчет охраны можно позвонить хоть сейчас. Кстати, рассказ полицейских об исчезновении заставил меня задуматься. Ты тысячи раз предлагал мне установить решетки на окна в гостиной. Одной мне так будет спокойней.

Грег встает, одаривает меня очередным скептическим взглядом:

— Хорошо. Займусь. Подберу сигнализацию. А когда у тебя улучшится настроение, попробуем еще раз обсудить продажу. Схожу в слесарную мастерскую, они должны быть открыты. И ты со спокойной душой отпустишь меня в Барселону?

— Со спокойной. Хочешь, можешь ехать уже завтра.

— И еще, Соня… Может, заглянешь на следующей неделе к нашему врачу? Поболтать об этих перепадах настроения? Сейчас есть совсем несложный тест на депрессию — просто анкета.

— Нет у меня депрессии.

Он смотрит на меня — снова так, будто знает про меня больше меня самой.

— К сожалению, нередко это лишь часть мозаики.

— Что ты имеешь в виду?

— Отрицание, — поясняет муж. — Гарри, кстати, это заметил. Классический симптом депрессии: пациенты отрицают, что с ними не все хорошо.

— Что Гарри знает об этом? Или, например, обо мне?

— О, парень далеко не дурак, — говорит Грег с выражением (странновато для моего отважного мужа). — Он специализируется по психиатрии. Ты же знаешь.

Удивленно гляжу на мужа. Откуда мне знать, что парень, которого я впервые увидела пару дней назад и тут же невзлюбила, — специалист по мозгам?

— Хочешь сказать, что обсуждал меня с новоиспеченным любовником Кит?

— О, не думаю, что он просто любовник. Мы еще не раз увидим этого молодого человека.

Грег заправляет рубашку в брюки, проводит пальцем под воротником.

— Хотелось бы думать, что у моей дочери вкус немного лучше, — бормочу я.

— Что-что?

— Так, ничего.

— Ничего так ничего. Знаешь, нелогичная привязанность к дому, утрата либидо и бессонница — классические симптомы депрессии у женщин твоего…

— Хватит! — впиваюсь ногтями в край столешницы.

— Что, Соня? Что хватит? Мы ведь желаем тебе только добра. Я, Гарри, Кит.

— Ты обсуждал с Гарри мое либидо?

— Нет, в основном только бессонницу.

— Ну вот опять! С чего это парень взял, что у меня бессонница?

Муж выходит из кухни. Стягивает шарф с вешалки и обматывает вокруг шеи.

— Грег, я хочу знать. Что он тебе говорил?

— Парень видел, как ты бродила ночью. Вроде бы выходила на прогулку. Он встретил тебя здесь, в прихожей…

— Ради бога! Ему-то что за дело, если мне вдруг ночью захотелось подышать свежим воздухом? Ну раз уж ты затронул эту тему — да, у меня проблема со сном. И я бы не отказалась от помощи.

— Если твоя раздражительность объясняется этим…

Грег выхватывает из кармана блок рецептурных бланков, пишет на нем и протягивает мне листок.

— Неудивительно, что Кит хочет вернуться в Ньюкасл, — бормочет он. — И уже не любит приезжать сюда.

Использовать дочь — удар исподтишка. Грег знает, как залезть мне под кожу. Он отворачивается, натягивает пальто, перчатки.<

— Кит не нравится дома, потому что мы с ней все время спорим, — обращаюсь к мужниной спине. — Просто оставьте меня в покое. И перестаньте уговаривать переехать.

— Ей не нравится, что ты все время на взводе. Она ненавидит этот дом.

— Так ведь она его оставила, Грег. И если дело только в нас, то…

— То что? — Он поворачивается и, изумленно выгнув брови домиком, буравит меня взглядом.

— Ничего.

Не хочу развивать тему, которая неизбежно приведет к обсуждению развода. Что бы ни случилось, мы должны оставаться вместе. Ради Кит прежде всего, но еще и потому, что наш брак до некоторого предела вполне жизнеспособен. Грег знает об этом. Я — подходящая жена. Даю ему свободу, но храню тепло домашнего очага, к которому муж возвращается. А он — кормилец и любящий отец Кит. Мы с ним старомодные супруги — больше связаны прагматичными соображениями, чем любовью. Поняли мы это после молчаливого отпуска в Испании, когда едва не разошлись… Я холодно поблагодарила Грега за заботу об оконных решетках и предложила поторопиться, раз уж он решил подобрать их сейчас: магазины скоро закроются.

— Уже иду. Не волнуйся.

Выходя, он хлопает дверью.