В понедельник вечером

Соня

Обычно в «Якоре» не продохнуть от дыма, производимого толпой мужчин в серых костюмах, то и дело пошлепывающих друг друга по пивным брюшкам. Сейчас же, в ранний вечер понедельника, тут пусто, холодно и крепко пахнет антибактериальными моющими средствами. Грубоватые физиономии завсегдатаев кажутся теми же, что и прежде, а вот животы их как будто уменьшились. Мне не хватает того дыма. Криминального оттенка, который он привносил в атмосферу пабов, куда люди заглядывают после работы. Тумана. Ощущения, что даже самый пресыщенный из нас мог бы, закончив ответственную работу, шагнуть сюда и ощутить привкус обещания еще более свободного мира. Зачем запретили курить? Смотрите, что стало с пабами! Зачистили. Облагородили.

Хелен в баре не вижу и думаю: может, она пошла в столовую, окна которой выходят на реку? То, что подруга сказала об Алисии, ужаснуло меня. Я, будто в страшном сне, воспарила над собственным телом. Однако такое «возвышенное» состояние помогает иногда ясно мыслить. Выслушав их рассказ, решу, можно ли отпустить Джеза, а если да, то когда и как.

В столовой Хелен тоже нет. Начинаю нервничать. Интересно, почему она сегодня не на работе? Возвращаюсь в бар, заказываю двойной виски. Обычно я не пью крепкие напитки, но сейчас чувствую: надо.

— Ты пьешь!

Оборачиваюсь:

— Хелен!

— Знакомься — Алисия.

Рядом с моей подругой худенькая темноволосая девушка с колечком в носу и щербинкой между верхними передними зубами. Очень молодая, но взгляд взрослый, почти как у человека, уставшего от жизни. Несмотря на холодную погоду, на ней футболка с изображением обложки альбома Тима Бакли «Незавершенное произведение» на груди. Тотчас узнаю его: эта же картинка на беджике, который Джез носит на толстовке. Обложка альбома, который он пришел просить у Грега.

— Моя верная помощница и источник утешения. Даже несмотря на то, что девочка сама сейчас проходит через ад, как ты наверняка можешь представить. Какой она оказалась несгибаемо преданной! Раз уж ты в баре, дружок, закажи мне, пожалуйста, большой совиньон. Следующий заказ за мной. Алисия, а ты что будешь?

Девушка пожимает плечами.

— Да ладно! Здесь у тебя не попросят удостоверение личности, раз ты с нами, — говорит Хелен.

Сомневаюсь: девица, которой — смутно припоминаю — пятнадцать, выглядит лет на двенадцать.

— Я не пью. — Алисия снова пожимает плечами и хмурится.

— Ну, тогда что-нибудь безалкогольное. «Севен ап»? Колу? Подкрепиться-то надо. Верно, Соня?

— Конечно, — киваю я.

— Тогда мне грейпфрутовый сок с тоником и пакетик чипсов с вустерским соусом, — мрачно говорит девушка, не глядя на меня.

Мне очень хочется поправить ее американизмы: не «мне грейпфрутовый сок», а «я хотела бы» соку, «если» Соня не возражает, «будьте добры» и «большое спасибо».

Мы садимся у окна. Река неспокойна. День начинался так радостно, а теперь погода поменялась: налетели облака, стало темнеть, разгулялся ветер. Все за окном вдруг сделалось монохромным: грязная вода, свинцовое небо, темные здания на другом берегу, серые морские птицы, подпрыгивающие на волнах. Старая терраса паба, которую уже давно сорвало штормом и отнесло недалеко вниз по течению, там и доживает свой век: странное деревянное сооружение, напоминание о той поре, когда завсегдатаи вечерами стояли на ней, смеялись и пили. Темная вода захлестывает ее тускло-коричневые перила. Когда-то изящно вырезанные столбики разбиты. Сожраны приливами.

— …в общем, за следующие двадцать четыре часа все может круто измениться.

— Что?

— Да ты совсем не слушала меня, Соня! Тебя что-то отвлекает? Ты где вообще сейчас?

 * * *

Платформа. Вот, что меня отвлекает. День, когда я увидела, как они подплывают на плоту. Здесь, в «Якоре», я, стоя на той самой платформе над водой, все жду и жду Себа. Вытягиваю шею, то и дело вглядываюсь вверх по течению, жду его возвращения ко мне.

Видения маршируют перед мысленным взором, как те персонажи «Фантазии», нелепые пародии на людей, которые пришли в тот день в Дом у реки. Была там, конечно, и моя мама: высокая и надменная, завивка слежалась в большое птичье гнездо на голове, на губах розовая помада. Сбоку — пара, которую она представила как Джойс и Роджера из Хора. Джойс была коренастой и пухлой, Роджер — низеньким и жилистым, а между ними…

— Соня, это Жасмин.

В отличие от родителей, сложена Жасмин была прекрасно. Длинные волосы цвета масла, миндалевидные глаза цвета травы. Моя ровесница, но ростом выше и фигура красивее. Сейчас, в моем представлении, глаза ее больше, ресницы длиннее, а взгляд — более завораживающий, чем это было в действительности. На Жасмин платье из марлевки с очень тонкими бретельками и спереди до подола — с пуговицами в форме маргариток. Светлое облако пышных волос делало ее похожей на русалочку из детской сказки: кудри струились ниже плеч, будто испуская золотистое сияние, — они ослепляли. Я стояла в гостиной и смотрела на странную троицу, пока мать не велела мне прекратить выглядеть полной тупицей и предложить Жасмин чего-нибудь попить.

Тут из-за двери в стене меня окликнул Себ, и я облегченно помчалась к нему. Брюки парня, мокрые и грязные, были закатаны выше колен — опять он возился с нашим плотом. Волосы растрепаны. Ноги босые, меж пальцев подсыхает грязь. Он искал меня.

— Соня, без тебя никак. С «Тамасой» техническая проблема.

— У нас гости. Сейчас не могу.

— Ну, тогда зайду поздороваться, — сказал он и, не дожидаясь моего согласия, пошел за мной в гостиную.

Жасмин уставилась на мальчика своими зелеными глазами.

И Себ попался. Не смог отвести взгляда. Чуть изогнул уголки губ — и после этого в мою сторону больше не смотрел.

— Жасмин… — Голос матери показался мне сиропом. — Познакомься, это Себастьян.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — улыбнулась Жасмин.

Мама села на диван и налила чая родителям Жасмин.

— Чем ты, Себастьян, был занят, что так вымазался? — спросил Роджер.

— Да так, бродил по берегу, — ответил Себ.

— Мама, можно я пойду погулять на речку? — спросила Жасмин.

— Если обещаешь не заниматься ерундой — например, не кататься на лодке.

— О, на этот счет можете не волноваться, миссис… — начал Себ.

— Гаррисон, Себастьян, миссис Гаррисон, — подсказала женщина с кокетливой улыбкой.

— Не беспокойтесь, миссис Гаррисон. Это не лодка, это плот.

— И он не так безопасен, как лодка, — встряла я. — На воде и то едва держится.

Себ сурово глянул на меня:

— Вот для этого я за тобой и зашел. Чтобы ты помогла устранить эту проблему.

— Соня приглядит за Жасмин, — сказала мама. — Не волнуйся, Джойс.

Я зыркнула на нее так сердито, как только могла, но она не заметила.

Мама всегда говорила, что слишком устает, чтобы развлекать детей своих гостей, или что папа не любит, когда дома шумят. Друзей домой я не водила, поэтому меня тоже перестали звать в гости. С какой тогда стати родительница вдруг вызвала эту Жасмин?

— Ну, ступайте. Только будьте осторожны, — напутствовала нас она.

— Вернись, пожалуйста, засветло, — сказал дочери мистер Гаррисон. — Поедем домой.

— О нет, вы останетесь у нас на ужин, — долетел до меня голос матери, когда я выходила из комнаты.

Происходило явно что-то странное.

— Жасмин, за мной, — сказал Себ в прихожей.

Я прошагала по дорожке к ступеням и начала спускаться, едва не спиной чувствуя их позади себя.

Чтобы заставить плот держаться на воде, я добрых полчаса простояла в холодной грязной реке. Но это был лучший способ заработать одобрение Себа, показать желтоволосой Жасмин: чтобы завоевать парня, вовсе не обязательно быть похожей на куклу Синди. Я была уверена, что Себ ни за что не возьмет девчонку на борт «Тамасы», потому что я единственная, кто смог сделать плот годным к плаванию по реке. Себ держал суденышко, а Жасмин стояла на берегу, хихикая, когда он возился с деревянными ящиками и бочками из-под масла, и ругался, и командовал мною. Потом, когда мы уверились, что все сделали правильно, Себ попросил меня сгонять за фонарем в Дом у реки.

Я слышала из гостиной голоса взрослых, но взяла фонарь, ничего им не сказав. Хотела поскорее вернуться на берег и убедиться, что Себ и Жасмин не уплыли без меня.

Но, выйдя из дому, я через несколько минут увидела, как Себ, поддерживая Жасмин под руку, ведет ее по воде к плоту. Она взвизгнула. Девчонка была поражена, и это ей страшно нравилось.

Будто вовсе не я помогала строить плот, вовсе не я дала имя суденышку, на котором мы едва не потонули, когда Себ задумал исследовать другой берег. Он будто забыл о моем существовании.

— Тебе нельзя! Не разрешили! — заорала я.

Побежала к ступеням и, хотя они в тот день были очень скользкими — прошел дождь, да прилив вот-вот должен был начаться, — летела, перепрыгивая через две зараз. Нижние ступени еще мокро блестели. Забыв об осторожности, полетела вниз, сильно ударилась бедром, но не подумала о боли или огромном синяке, который потом непременно появится. Себ довел Жасмин до «Тамасы», которую привязал к одной из свай угольного причала, и девка уже карабкалась на борт. Свои клевые туфли на веревочной платформе она оставила в грязи у стены и сейчас задрала марлевое платье, демонстрируя длинные золотистые ноги. Себ вернулся на берег, забрал у меня фонарь и пошел обратно. Забрался на «Тамасу», отдал швартовы. Я стояла и смотрела, как их относит течением.

— Пока, Соня! — громко прокричал Себ. — Жди нас в пабе. Там будет Марк. Купи выпить, когда вернемся!

— Меня не обслужат! — крикнула я, но мой жалобный ответ унес ветер.

Что мне оставалось делать? Я поклялась, что не дам им потеряться в ночи. Решила, что не выпущу их из поля зрения, и отправилась прямо в паб, где, ясное дело, будет удобнее наблюдать за их плаванием. Марк был в баре. Он захотел угостить меня выпивкой, и я попросила колу. Этому парню в баре никогда не отказывали. Тогда ни у кого не спрашивали удостоверение личности. Мы взяли напитки и пошли на деревянную платформу. Марк начал дурачиться, обнимал меня одной рукой, чтобы достать чипсы из пакетика, потом бросил кубик льда мне за ворот топа. Может, проверял так свои шансы? Видел, как я целовала Себа. Но я никогда не хотела никого другого. Я поклялась самой себе, что Себ останется моим единственным.

Тот час растянулся в бесконечность. Юноша выдавал плоские шутки, пытаясь произвести впечатление, и смеялся, брызгая слюной мне в лицо. Каждое из моих чувств было, как маячок, настроено на вид или звук возвращения «Тамасы».

— Ну, где они? — не выдержала я. — Плот такой ненадежный. Уж я-то знаю. Я помогала его строить. Плавает едва-едва. Сомнительная это затея.

— Может, на них наткнулся прогулочный катер? И расчлененные тела несчастных таскает по дну среди обломков кораблекрушения?

Я игнорировала это и заставила парня купить мне еще колы.

— Гляди! Они, что ли, гребут? — наконец спросил Марк.

Он перегнулся через перила платформы. Теперь и я разглядела тоненький луч фонаря на «Тамасе». Плот, качаясь, шел в нашу сторону. На борту был только один человек! Я вгляделась — ну конечно! Себ. Сердце зашлось от радости. Он избавился от Жасмин, скинул ее за борт, оставил на Собачьем острове. Привязал груз к ногам и утопил. Лежит она сейчас на дне Темзы, и колышутся, как водоросли, ее волосы цвета масла. Пройдет несколько дней — и раздутое тело девки выбросит приливом в Дартмуте, в Тильбери, у автосборочных цехов. Зеленое и гниющее.

Плот подошел ближе, влекомый приливом. Себ даже не греб — просто лежал на носу.

Я побежала вниз, к берегу, чтобы помочь причалить. Легкомысленность парня была забыта в ту же секунду, как я увидела его в одиночестве.

Но Жасмин не покоилась на дне и не застряла на Собачьем острове. Она заняла мое место — лежала под Себом, обвив его руками. А он будто и не сопротивлялся. Так они, покачиваясь, подходили на плоту все ближе и ближе, и видение стало реальностью, и весь мой мир вмиг окутался в черное.

 * * *

— Так, — продолжала Хелен. — А теперь, Алисия, расскажи Соне о своей находке.

Девушка поднимает на меня взгляд. Глаза у нее, как и у Жасмин, необычного оттенка зеленого. Она медленно опускает руку в свою сумочку на плече, копается в ней не меньше минуты, достает что-то маленькое и показывает мне. Осматриваю предмет. Кажется, довольно долго не возьму в толк, что у меня перед глазами. На ладони Алисии маленький свернутый и чуть надорванный клочок бумаги.

— Что это?

— Угадай! — возбужденно предлагает Хелен.

— Понятия не имею, что вы мне показываете.

— Алисия, скажи. Это твоя история.

Та пожимает плечами:

— Да не знаю я, что рассказывать.

Хелен снова берет инициативу в свои руки, радуясь возможности поведать длинную историю:

— Она нашла окурок на дорожке около твоего дома, Соня. Косяк — вот этот обрывок у нее в руке — сделан из половинки билета на концерт, куда они ходили за неделю до этого. Как называлась группа? Ладно, не важно, я отвлеклась, прости. Короче, девочка уверена, что это окурок Джеза. Они скрутили этот косячок вечером, перед пятницей, когда он пропал, но тогда я неожиданно вернулась домой, и они его не выкурили. Будто я не знаю, что они курят травку. Алисия говорит: может, Джез курил его, пока шагал по пешеходной дорожке в ту пятницу. Она считает, что мальчик где-то неподалеку, что его удерживают насильно. Скорее всего, парня похитили в тот день по пути к пешеходному туннелю, когда он шел на свидание. Я говорила девчонке, что Джез собирался к тебе за какой-то музыкой. Значит, он должен был идти вдоль реки, по той дорожке. Так вот, Алисия хочет знать: ты его видела?

Мир вдруг будто замедляет вращение. Когда я начинаю говорить, слова звучат как заезженная виниловая сорокапятка на скорости LP:

— Как ты узнала, что бычок его?

— Так ведь это обрывок билета. Мы ходили на ту команду вдвоем и… это… делали косяки из билетов, — признается Алисия дрожащим голосом. — По своей воле Джез никогда не уехал бы без гитары. Я слишком хорошо его знаю. Он мне все рассказывает.

Джез? Рассказывает все этой девчонке? Он же не поведал ей, что хотел остаться со мной? Сует повсюду свой нос, рыщет на дорожке, сообщает полиции личные сведения о юноше: «Он бы взял с собой гитару; он бы не уехал, не сказав мне». Думает, что знает парня лучше всех, да только не так, как знаю его я.

— Полиция, Соня, серьезно отнесется к этой версии. Мы им еще не рассказывали, потому что хотим собрать побольше фактов, подтверждающих то, что его могли похитить по дороге к твоему дому. Похоже, Алисия может найти свое призвание — детектив отделения полиции Южного Лондона!

Быть может, дело в виски, но меня неудержимо потянуло хихикнуть. В голове вдруг всплыла внешность сериального злодея, который называл детишек, строивших из себя детективов, «сующими всюду нос малявками». Очень хочется посоветовать девчонке заняться своими делами и добавить, что она никто, просто всюду сующая нос малявка.

— Мы с Алисией подумали, вдруг ты сможешь помочь, — продолжает Хелен. — Ты живешь у реки. А что, если ты видела Джеза, но в тот момент не узнала? Мальчик должен был в пятницу проходить мимо твоего дома. Постарайся припомнить. Не замечала какого-нибудь подростка? Соня, это очень срочно. Чем дольше человек числится пропавшим, тем меньше шансов найти его живым. Джезу может грозить опасность…

У Хелен начинает дрожать нижняя губа.

Я снова перевожу взгляд на реку. Жасмин и Себ приближаются, качаясь на волнах. Когда парочка выходит на берег, их подсвечивает солнечный луч, будто сговорился с ними запечатлеть все детали их сближения в моей памяти.

— Соня?

— Да, — откликаюсь я. — Полиция уже задавала мне этот вопрос. Об альбоме, за которым парень якобы собирался зайти. Я ответила, что нет.

— Что «нет»?

— Не заходил он за музыкой. Я не видела его. Об этом они тоже спрашивали. И я сказала «нет». Я никого не видела.

Внимательно смотрю на них. Обе подавленные, бледные и словно оцепеневшие. А сейчас, когда я ответила на их вопрос, — отчаявшиеся.

— Простите, — говорю. — Ничем не могу помочь.

Хелен к тому же не спала. Выглядит она ужасно.

— Как у тебя с Миком? — спрашиваю наконец.

— Да, были кое-какие… — она понижает голос, — события. Все, что я нарассказывала тебе в прошлый раз. Похлопывания по животу и все в таком роде. Лапша «Удон».

Алисия приставляет два пальца к горлу, в точности как рассказывала Хелен, и имитирует рвоту. Я холодно смотрю на нее и вновь поворачиваюсь к подруге. Девушка пожимает плечами и встает.

— Я все равно собиралась уходить, — говорит она.

Подхватывает ремень своей сумочки и волочит ее по полу, резко оборачивается, поднимает руку и машет Хелен. Затем выходит из паба, не удосужившись поблагодарить меня за напиток. Даже не попрощалась.

Я вздыхаю. Поворачиваюсь к Хелен:

— В прошлый раз, когда ты рассказывала, все звучало гораздо…

— Ужасно, ужасно, — говорит она, когда Алисия ушла. — Было так худо, что пришлось отпроситься с работы. Доктор выписал мне больничный на две недели. Стресс. Это посоветовал мне парень из инспекции по связям с семьей.

— Парень из?..

— Такой отдел в полиции — они присылают человека, чтобы побыл с нами, пока вся эта кутерьма не уляжется. Он что-то вроде консультанта, наблюдает за развитием событий в семье. Я кое-что рассказала парню о происходящем, иначе он бы ничего не понял. А мне нужен был человек, могущий выслушать. Так вот, он говорит, для таких, как Мик, типичная реакция — пытаться «спасать» родных и близких жертвы. Он посоветовал мне оставить мужа в покое — пока. Но все равно, Соня, так противно! Видеть Мика рабом моей сестры.

— А с ней ты говорила?

— Пыталась. Но она по-прежнему имеет зуб на меня за то, что я якобы плохо присматривала за ее сыном.

— Да, как на тебя все свалилось… А вот этот инспектор, похоже, умен. Попробуй делать, как он сказал, пока сил хватит.

— Соня, ты правда могла бы помочь. Покрывать меня ты не станешь, понимаю. Но ты могла бы навести кое-какие справки. Например, выяснить, видел ли кто Джеза в тот день. Или каждый день гулять по берегу и искать… улики. Не хотела говорить при Алисии, но, боюсь, все хуже, чем я думала, — с мальчиком случилось нечто невообразимое.

— А полиция не планирует еще поискать своими силами? — спрашиваю я.

— О да. Они говорят об этом. Хотят еще раз опросить всех и каждого. Но, знаешь, похоже, кое о чем они умалчивают. — Хелен странно глядит на меня. — Извини, это тебя беспокоит?

— Беспокоит? С какой стати это должно меня беспокоить?

— Да вид у тебя встревоженный. Никому, конечно, не нравится, когда его допрашивает полиция. Поверь, я по горло сыта этим за последнюю пару недель. Всякий раз в душе шевелится беспокойная мысль: не поверят они в мою невиновность.

— Да ну, никакое это не беспокойство! Подумай, кстати, о том, сколько за последние годы было судебных ошибок.

— Действительно, — соглашается Хелен. — И не говори. Сначала думала, они в любом случае возьмут и арестуют меня. Даже представляла, как, обвиненная в убийстве Джеза, провожу остаток дней в тюрьме. Но этот жребий слишком тяжел. Пусть оставят себе. Знаешь, у меня круто изменилось мнение о полиции. Сомневаюсь, проходят ли теперь хоть какой-нибудь психологический тренинг.

Я встаю.

— Ты так и не сказала им, где была в пятницу утром?

— Не могу, Соня.

— Сделаю, что в моих силах. Давай, пора идти.

Направляюсь к двери.

— Может, еще по чуть-чуть? Оставайся! — просит Хелен.

Качаю головой. Она шагает к бару за очередным заказом: большим бокалом вина.