Пролог

Замок Ноттингем

Лето 1644 года

Роберт Монтгомери, высокий и гордый, с любопытством смотрел на стоявшую перед ним в замковом покое маленькую женщину, вернее — девочку. Из-под покрывавшего ее голову белого кружевного чепца выбивались золотистые прядки с красновато-медным оттенком, а ресницы были скромно опущены. В свете трепещущего пламени свечей она напоминала ему существо, виденное им недавно на картине. «У нее лицо ангела!» — мысленно воскликнул Роберт. Он перевел взгляд на своего отца — Алекса Грейстила Монтгомери, графа Эглинтона, — и почувствовал, что настроение у него начинает улучшаться. Месяц назад, когда отец сообщил, что ему предстоит обручиться с Элизабет Кавендиш, эта идея вызвала у него резкое неприятие, но отец, продемонстрировав в данном вопросе непреклонность, заявил:

— Похоже, ты не понимаешь, сколь высокое положение в обществе она занимает. А между тем ее отец Уильям — виконт Мэнсфилд из Ноттингема — является также бароном Огли, бароном Кавендишем из Болсовера и графом Ньюкасл, не говоря уже о том, что он приходится кузеном графу Девонширу, который, как известно, не уступает в знатности самому королю. Отказаться от такой партии — значит, отвергнуть богатое приданое, которое, не считая земельных угодий, составит никак не меньше двадцати тысяч фунтов.

После этих слов отца стало ясно: помолвки не миновать. Грейстил Монтгомери был человеком авторитарным и властным, и спорить с ним было совершенно бесполезно. И все же Роберт решился возвысить голос в защиту своих прав и интересов.

— Насколько я знаю, сэр, — проговорил юноша, — помолвки в тринадцать лет запрещены законом.

— Нет! — Отец покачал головой. — Не запрещены, если будущей невесте еще меньше. А мистрис Кавендиш — всего семь. У вас прекрасная разница в возрасте — шесть лет! И очень может быть, что со временем девочка унаследует замок Болсовер. Впрочем, мы для них тоже хорошая партия, ибо Монтгомери ничуть не менее знатная фамилия, чем Кавендиш. Стоит упомянуть и о том, что наши владения в Уэрксопе примыкают к их землям в Ноттингеме, а унаследованное виконтом от матери поместье Оглиленд граничит с нашими угодьями в Нортумберленде, что также чрезвычайно существенно. И вот еще что… Поскольку король в преддверии войны решил созвать в Ноттингем наиболее знатных своих подданных, у нас появился шанс провести церемонию в присутствии его величества, иначе говоря — убить двух ворон одним камнем.

Леди Кавендиш с любовью смотрела на свою маленькую дочурку. Она была счастлива, что ей удалось устроить ее будущее. Роберт Монтгомери казался весьма достойным молодым человеком, и лучшего мужа трудно было бы пожелать. Да, ей не придется волноваться за дочь, если что-нибудь случится… При этой мысли леди Кавендиш украдкой осенила себя крестным знамением — она знала, что ее здоровье оставляло желать лучшего; в прошлую зиму, например, она едва не умерла от пневмонии.

Бросив взгляд на своего супруга, леди Кавендиш невольно улыбнулась; она ведь не сомневалась, что он тоже обожает их дочь и желает ей только блага. Немного помедлив, она посмотрела на графа Эглинтона — тот производил впечатление человека мрачноватого и властного, но сильного и решительного. Скользнув затем взглядом по фигуре и лицу молодого Грейстила, она пришла к выводу, что суженый ее дочери слеплен из того же геста, а следовательно, опекать Элизабет тоже будет сильный мужчина, — и именно такой ей и требовался.

А будущая невеста стояла с задумчивым видом, возможно, вспоминала изумление, появившееся на лице матери, когда она объявила ей, что не может обручиться с Монтгомери, поскольку собирается выйти замуж за Чарлза.

— Но это невозможно, Элизабет, — заявила мать. — В один прекрасный день Чарлз станет королем Англии и женится на особе королевской крови, которая и станет нашей повелительницей. Монтгомери же благороден и силен, и я уверена, что он способен защитить тебя от всех бед. С ним ты будешь в безопасности, моя дорогая.

Роберт внимательно наблюдал за капелланом замка Ноттингем, только что приступившим к церемонии обручения. Когда же молодой человек с самым решительным видом выразил согласие стать нареченным женихом Элизабет, священник обратился с тем же вопросом к девочке. Прежде чем ответить, та подняла глаза и окинула юношу оценивающим взглядом, от которого ему, как ни странно, стало не по себе. Тем не менее он выдержал ее взгляд и с вызовом посмотрел в темно-зеленые глаза девочки. А когда она наконец выразила согласие, скромно опустив ресницы, он вздохнул с облегчением и снова почувствовал уверенность в себе.

В скором времени все необходимые в таких случаях документы были надлежащим образом подписаны, после чего леди Кавендиш нежно обняла дочь за плечи и отправилась вместе с ней в опочивальню, дабы не мешать мужчинам заниматься более серьезными делами — пить виски и обсуждать боевые действия, которые вот-вот должны были начаться.

Младая поросль знатнейших родов Англии, выехав на верховую прогулку в угодьях замка Ноттингем, устроила импровизированные скачки, в которых каждый хотел показать свою сноровку и силу. Смуглый красавец Чарлз, восседавший на огромном гнедом мерине, довольно быстро всех обогнал и уверенно возглавил гонку. Принц в свои четырнадцать лет выглядел почти как взрослый мужчина, и его двенадцатилетний брат Джеймс и кузены братья Вильерсы казались по сравнению с ним совсем еще маленькими мальчиками. Бросить вызов принцу оказалось по силам лишь Роберту Монтгомери, которого, впрочем, все звали Грейстилом — как и его отца. Через некоторое время его серый гунтер нагнал мерина принца и поравнялся с ним, после чего молодые люди обменялись улыбками и поскакали еще быстрее, предоставив преследователям щуриться и глотать пыль.

А потом, словно материализовавшись из воздуха, мимо них вихрем пронеслась небольшая черная кобылка; сидевшая же на ней особа женского пола казалась слишком юной даже для того, чтобы подойти к лошади, — не то чтобы участвовать в скачках.

— Черт возьми, кто это так разогнался?! — в ярости прокричал юный Грейстил.

Принц Чарлз ухмыльнулся:

— Боюсь, это Лиззи Кавендиш, младшая дочь графа Ньюкасла и ваша нареченная невеста. Мой наставник — лучший наездник в Англии, и девочка благодаря его заботам научилась ездить верхом даже раньше, нежели стала ходить.

Грейстил сдвинул на переносице брови.

— Ее лошадь несет на себе вес пера — вот и обогнала нас, как если бы мы не мчались, а стояли на месте.

А тем временем Генри Кавендиш, брат девочки, нагнал наконец принца и юного Монтгомери.

— Моя сестра — настоящий бесенок, — заявил Генри. — Говорят, пошла в нашу сумасшедшую прабабку Бесс Хардвик. Отец очень ее любит и совершенно испортил своей любовью, так что Лиззи говорит и поступает, как ей заблагорассудится. У нее ужасные манеры, но отец, глядя на ее повадки, только посмеивается. Хуже того, поощряет ее.

Когда молодые люди перешли с галопа на рысь, Чарлз негромко сказал:

— Вам, Генри, не следует критиковать своего отца в моем присутствии. Когда я плохо себя веду, он тоже только посмеивается и поощряет мои проделки.

Отец Чарлза король Карл был холодным, жестким человеком, неспособным к компромиссам. Он свято верил в свои дарованные небом права и требовал неукоснительного подчинения своей воле. От отцовского диктата Чарлза спас Уильям Кавендиш, граф Ньюкасл, которого шесть лет назад назначили наставником наследника престола.

— Кавендиш научил меня ездить верхом и биться на мечах, — продолжал принц. — Что же касается прочих наук, то он тщательно следил, чтобы я не перетрудился и не стал книжным червем, и я ему за это весьма благодарен.

Кроме того, граф научил наследника престола изящно изъясняться по-французски и быть милостивым к своим подданным — особенно если эти подданные относились к прекрасному полу. «Невозможно переусердствовать, выказывая учтивость дамам», — часто говаривал граф.

Добравшись до конюшен, молодые люди соскочили на землю и смешались с толпившимися во дворе солдатами. Находиться среди этих людей им нравилось куда больше, нежели в покоях Ноттингемского замка, где король и лояльные ему дворяне обсуждали стратегию междоусобной войны, разрывавшей на части Англию. Чарлз и юный Грейстил предпочитали разговорам возможность поупражняться во владении оружием, и оба они мечтали оказаться на месте воинов, чтобы сражаться за своего короля.

Десять лет назад король Карл разогнал парламент и установил режим абсолютной власти. Кроме того, король и королева принимали участие в церковных ритуалах, которые, на взгляд протестантов и пуритан, подозрительно напоминали ритуалы папистов. Шотландцы же, обозлившись, отказались молиться на английский манер и подписали конвенцию с пресвитерианами, отвергавшими англиканскую церковь.

— Милорд, позвольте представить вам кузена моего отца полковника Чарлза Кавендиша, — с гордостью проговорил Генри.

— Насколько я понимаю, вы рекрутировали всех этих парней? — спросил принц Чарлз и с восхищением взглянул на лорда Кавендиша.

— Ну, это было не так уж трудно, ваше высочество. Они просто рвались на королевскую службу.

— Прошу вас, зовите меня просто Чарлз, полковник, — сказал принц. — Говорят, вы покрыли свой меч славой не только у нас, но и в далеком Каире…

Кавендиш улыбнулся и предложил:

— Не желаете ли выйти на лужайку и испытать его на прочность?

Принц Чарлз вопросительно посмотрел на Грейстила. Тот с готовностью кивнул:

— Да, разумеется.

— Что ж, если вы дадите шпагу моему приятелю Монтгомери, я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным предложением, — сказал принц.

Лиззи быстро прошла в замковый зал, не обращая внимания на свои заляпанные грязью ботфорты и измятые влажные юбки. После бешеной скачки ее чудесные золотистые локоны растрепались и спутались. Проигнорировав устремившуюся к ней гувернантку, она окинула взглядом приятелей и соратников своего отца, собравшихся в зале.

— Ну, как дела? — спросила девочка. — Придумали уже, как сокрушить врагов?

Сидевшие за столом лорды, среди которых находился и его величество король Карл собственной персоной, в изумлении уставились на юную леди.

— О, господа, прошу извинить за это вторжение, — поспешно проговорила леди Кавендиш. — Боюсь, Элизабет — черная овца в нашей семье, своего рода слепок с прошлого.

При этих словах граф Ньюкасл, отец девочки, громко рассмеялся и указал на портрет прабабки Бесс Хардвйк, украшавший стену над огромным камином.

— Наша Лиззи — вся в нее.

— И вовсе я не черная овца! И не слепок с прошлого! — Девочка топнула ногой, окинув сидевших за столом мужчин яростным взглядом. — Во-первых, я — рыженькая! А во-вторых, сделана, как и вы, из плоти и крови.

— Элизабет, дорогая, слепком с прошлого называют человека, который внешностью и повадками напоминает одного из предков, живших в прежние времена, — пояснил граф и снова указал на портрет Бесс Хардвйк: — Уж очень ты на нее похожа.

— Как ты можешь так говорить, отец?! — закричала девочка. — Я — на нее?! Она ведь старая и безобразная! Уж лучше быть похожей на черную овцу, нежели на эту сморщенную треску!

Граф Девоншир тоже бросил взгляд на портрет.

— Старуха была истинная мегера, — пробурчал он. — Судя же по тому, как выражает свои мысли и чувства твоя милость, можно предположить, что ты, Элизабет, такая же.

— Не называйте меня Элизабет! Ненавижу это имя! Мою бабку и эту ужасную прабабку тоже так звали. Я решила, что отныне буду именоваться по-другому. У меня будет новое красивое имя, и я…

— Довольно, Лиззи! — перебила леди Кавендиш. — Ты достаточно наговорила сегодня глупостей.

Взяв дочь за руку, леди Кавендиш отвела ее к гувернантке по имени Мод, и та тотчас же вывела свою подопечную из зала. Оказавшись с девочкой наедине, гувернантка больно ущипнула ее и проворчала:

— Немедленно отправляйтесь в свою комнату, леди Лиззи.

На глазах у девочки заблестели слезы.

— Не хочу в эту противную комнату — чтоб ее черти взяли! Мне необходимо найти Чарлза!

С этими словами она сбежала по лестнице в замковый сад, где на лужайке происходил ожесточенный поединок.

Услышав звяканье шпаг и хриплое дыхание фехтовальщиков, Лиззи забыла обо всем на свете и быстро приблизилась к окружавшим лужайку молодым людям.

— Браво, Чарлз! — закричала она в возбуждении, и ее изумрудные глаза сверкнули. — Сбейте этого презренного пса с ног и изрежьте его на кусочки!

К ней подошел полковник Кавендиш.

— Нельзя называть наследного принца по имени, — сказал он строго. — Это неуважительно…

— Какие глупости! Ничего неуважительного в моих словах нет. Более того, я люблю его!

Лиззи какое-то время наблюдала за поединком и ужасно расстроилась, когда схватка была признана ничейной и молодые люди, завершив учебный бой, отсалютовали друг другу шпагами.

— Эх, Чарлз… Ну почему вы не насадили его на шпагу, как курицу на вертел?

Слова девочки неприятно поразили Роберта. Казалось бы, его нареченная невеста должна была поддерживать своего жениха, а она… Она даже не считала нужным скрывать свою любовь к принцу Чарлзу.

— Боюсь, его не так легко проткнуть, леди Элизабет, — заметил принц с улыбкой. — Хотя руки у меня длиннее, Грейстил куда сильнее меня в обороне. Думаю, что секрет — в ширине его плеч.

— Грейстил?.. Какое нелепое имя! Вы не находите, господа? — с вызовом проговорила девочка.

Роберту ужасно захотелось влепить ей пощечину.

— Более грубой леди, чем вы, мне еще не приходилось видеть, — проворчал молодой человек.

Генри Кавендиш утвердительно закивал:

— Да, верно, у нее ужасные манеры. Я же вам говорил…

— Поздно сказал, — буркнул Роберт.

— Вас зовут Грейстил, потому что у вас серые глаза и вы предпочитаете ездить на серой лошади? — осведомилась девочка.

— Нет, Элизабет. Дело в том…

— Я больше не Элизабет! — перебила девочка. Взглянув на роскошную розу с темно-алыми лепестками, словно вырезанными из бархата, она заявила: — Отныне я буду зваться Велвет!

— Велвет?.. — Роберт Монтгомери громко расхохотался! — Впервые слышу такое имя.

Зеленые глаза девочки превратились в две узкие щелки. Сжав кулаки, она сквозь зубы процедила:

— Если все зовут вас Грейстил, то почему я не могу именоваться Велвет?

— Она испорченное и совершенно невыносимое создание, — заметил Монтгомери, покосившись на стоявших рядом молодых людей. — Мне представляется, что следовало бы отшлепать ее основательно.

Принц Чарлз снисходительно улыбнулся:

— А вот мне кажется, что она очаровательна. Не только красива, но еще имеет смелость говорить то, что думает. Лет через десять она станет совершенно восхитительной молодой женщиной и разобьет немало сердец. — Принц сорвал розу и с галантным поклоном преподнес девочке. — Мне кажется, что Велвет — прекрасное имя. И очень вам идет, мистрис.

Роберт посмотрел на Чарлза так, как если бы перед ним стоял сумасшедший или мечтатель.

— Ей так долго потакали, что испортили вконец. Она никогда не исправится.

Чарлз снова улыбнулся:

— Вы тоже выражаете свое мнение откровенно. Мне это нравится. Больше всего на свете ненавижу лгунов и льстецов.

Неожиданно прогремел выстрел. Молодые люди сразу же потеряли интерес к рыжей девочке и, повернувшись к ней спиной, направились к группе солдат, практиковавшихся в стрельбе по мишени из выданного им нового огнестрельного оружия. Чарлз и Грейстил с завистью смотрели, как стрелки заряжали пистолеты, целились и нажимали на спуск. Независимо друг от друга они решили, что к концу дня обязательно обзаведутся своими собственными пистолетами.

На следующее утро Уильям Кавендиш, граф Ньюкасл, отправился на верховую прогулку с принцем Чарлзом. Разговаривали они без свидетелей.

— Король хочет, чтобы я возглавил армию на севере, — говорил граф.

— Которую вам, без сомнения, предстоит снабжать за свой собственный счет, милорд, — заметил Чарлз.

— Да, разумеется, — кивнул Уильям. Немного помолчав, он продолжил: — Парламентарии потребовали, чтобы все находящееся в замке оружие было перевезено в лондонский Тауэр. Его величество, естественно, отказался. Так что мне первым делом придется принять все необходимые меры для сохранности этого арсенала.

— Я хочу поехать с вами, милорд, — заявил Чарлз.

— Никак невозможно, ваше высочество. Мне очень жаль, но свои обязанности наставника мне придется передать лорду Джермину, графу Сент-Олбансу.

— Я выше ростом, чем многие рекруты, да и силой меня Бог не обидел, — запротестовал принц. — И еще…

Граф Ньюкасл решительно вскинул руку, призывая молодого человека дослушать его до конца.

— Милорд, нам отчаянно не хватает людей, денег и оружия. Так что вас ждет другая миссия. Вам предстоит проехаться по Раднорширу, Северному Уэльсу и Чеширу. Ваша популярность, несомненно, будет способствовать привлечению в наши ряды новых рекрутов, толпы которых потянутся к вам. Поймите, каждый из нас должен находиться там, где его присутствие принесет максимальную пользу.

— А вы, граф, хороший дипломат, — заметил принц с улыбкой. — После ваших разъяснений я просто обязан принять ваше предложение с благодарностью… Но черт возьми, если бы вы знали, как мне хочется принять участие в настоящем сражении!

— Мой кузен Чарлз Кавендиш назначен командующим в Ноттингеме и Линкольншире. Для усиления к нему перевели также и кавалерию принца Руперта, — продолжал граф, сделав вид, что не расслышал последних слов принца.

— Что ж, мне остается только поблагодарить вас обоих, — сказал принц. — Вы воистину преданные и самоотверженные люди.

На следующий день принц Чарлз, его брат Джеймс и братья Вильерсы в сопровождении лорда Джермина выехали в Раглан. Роберт Монтгомери же отправлялся в Уэрксоп, где его отцу предстояло собрать свою собственную армию. Молодые люди, успевшие подружиться, перед отъездом встретились в замковом дворе, чтобы попрощаться.

— Будь здоров, Грейстил, — говорил принц. — Надеюсь, мы скоро снова встретимся.

— До свидания, Чарлз. Не сомневаюсь, что наши армии вскоре вернутся с победой. — Они обменялись улыбками, после чего Грейстил, понизив голос, добавил: — Надеюсь, однако, что война закончится не слишком быстро, и мы успеем побывать в сражении.

— Я тоже постоянно думаю об этом, — сказал Чарлз. — И я тоже очень на это надеюсь.

Стоя высоко над ними у окна замковой башни, Велвет наблюдала, как ее суженый прощался с принцем Чарлзом. Мысль о надвигающейся войне несказанно пугала ее, хотя она никому об этом не говорила. Чтобы избавиться от страха, девочка вскинула подбородок и громко прокричала:

— Это несправедливо! Я тоже хочу на войну! Ну почему я не родилась мальчиком?!

 

Глава 1

Нортумберленд

Осень 1657 года

Капитан Роберт Грейстил Монтгомери встревожился в тот самый момент, когда пробудился. Война развила и обострила все его чувства, и сейчас он, еще не открыв глаз, уже знал, где находится его отряд и откуда ему и его людям может грозить опасность. Грейстил железной рукой насаждал в своем отряде дисциплину, требовал от солдат беспрекословного повиновения и промахов никому не прощал. На его смуглом лице, казалось, навсегда утвердилось непреклонное выражение, а взгляд серых глаз словно прожигал насквозь нерадивого воина, позволившего себе дать слабину. Те, кто сражался под его командой, считали, что прозвание Грейстил он получил из-за того, что у него стальные нервы и сердце.

Роберт вступил в армию в пятнадцать и доблестно сражался в полку своего отца. А в двадцать лет он заслужил звание капитана. Война закалила его и сделала жестким, если не сказать жестоким, — уж слишком много он видел смертей, крови и насилия в свои двадцать шесть лет. Роберт участвовал во множестве сражений и знал сладость побед и горечь поражений, самыми тяжкими из которых были разгромы роялистов под Данбаром и Вустером.

После того как сторонники парламента казнили короля Карла, Грейстил дал клятву отдать все свои силы — а если понадобится, то и жизнь, — чтобы корона досталась законному наследнику английского престола и его другу принцу Чарлзу, звавшемуся ныне Карлом II. Время и судьба, однако, были не на стороне партии короля. Многие дворяне разуверились в монархии и признали власть Кромвеля, — хотя бы для того, чтобы сохранить свои доходы и земли. Даже его собственный отец пришел к выводу, что поместья рода Монтгомери представляют куда большую ценность, нежели лояльность по отношению к королю-изгнаннику, не приносившая никакой прибыли.

Иными словами, активных роялистов становилось все меньше. И сейчас Грейстил командовал небольшим отрядом рекрутов, навербованных в Нортумберленде. Это были совсем еще молодые люди, бросавшиеся в бой очертя голову, так что Грейстил видел главную проблему в том, чтобы контролировать их, когда они находились на постое. Отряд квартировал вблизи шотландской границы в ожидании высадки армии вторжения, собранной Карлом Стюартом в Европе.

Поднявшись с земли, служившей ему ложем, Грейстил скатал одеяло и, нарушая предрассветную тишину, громко прокричал:

— Начинается новый день! Всем встать и следовать утреннему распорядку!

Голос командира пророкотал над спящим лагерем как раскат грома, и молодые солдаты, мгновенно вскочившие на ноги, сорвали с себя одежду и устремились к протекавшей поблизости реке. Быстро раздевшись, Грейстил пересчитал своих людей и бросился следом за ними.

Через некоторое время — лошади уже были напоены, а солдаты с волчьим аппетитом набросились на завтрак — Роберт двинулся вдоль биваков, чтобы отобрать полдюжины воинов для наблюдения и охраны лагеря. После завтрака, когда он, как обычно, принялся обучать своих людей приемам ближнего боя, послышался крик одного из наблюдателей:

— Приближаются роялистские солдаты!

Грейстил тут же поднялся на небольшой холм, чтобы понаблюдать за подходом дружественных войск, и увидел приближавшийся к ним большой кавалерийский отряд. В следующую секунду он понял, что часовой допустил роковую ошибку — к ним скакали не солдаты короля, а колдстримские гвардейцы генерала Монка, командовавшего войсками Кромвеля в Шотландии.

— Это враги! — громко закричал Роберт. — Все на коней! Приготовиться к бою!

Некоторые из его молодых солдат пытались бежать, но были перебиты окружавшими их войсками противника. Грейстил же довольно долго оказывал врагам отчаянное сопротивление, пока не убедился, что солдат у него куда меньше, чем у Монка. Он знал, что самые отчаянные из его юнцов скорее умрут, чем признают себя побежденными, однако дальнейшее сопротивление представлялось совершенно бессмысленным. Тяжело вздохнув, Грейстил громовым голосом скомандовал:

— Всем бросить оружие! Мы сдаемся!

Сен-Жермен, Франция

Лежа в своей постели, Велвет Кавендиш дремала, и во сне ей представлялось, что гувернантка в очередной раз отчитывает ее.

— Настоящая леди никогда не позволяет себе громко смеяться, — возмущалась гувернантка. — Громкий смех указывает на плохое воспитание, не говоря уже о том, что он очень вульгарен. Настоящая леди лишь улыбается, едва заметно приподнимая уголки губ.

Последние слова ужасно рассмешили Велвет. Девушка расхохоталась и, освобождаясь от чар сна, села на постели и осмотрелась. Увы, в следующую секунду она вспомнила, где находится, и на смену смеху пришел тяжкий вздох. Никакой гувернантки рядом с ней не было — такой роскоши она давно уже не могла себе позволить.

Дни славы ее отца долго не продлились. Граф Ньюкасл потерпел неудачу при попытке захватить Гуль, после чего его войска были почти полностью уничтожены в Линкольншире армией Кромвеля. Когда же принц Руперт, командовавший роялистской кавалерией при Марстон-Муре, потерпел поражение, королю Карлу пришлось уступить север войскам парламента. Ньюкасл со всей своей семьей бежал во Францию, где некоторое время пребывал при богатом Версальском дворе. Однако последние несколько лет он вынужден был жить со своими домочадцами при нищем дворе короля-изгнанника в Сен-Жермен. Здесь же находились и другие английские беженцы.

— Хотя на следующей неделе мне исполнится двадцать, я по-прежнему вынуждена носить детские платьица.

Снова вздохнув, Велвет взглянула на подол своего короткого платья. И тут же ощутила чувство вины, ибо ее мать не меняла своего гардероба уже лет десять.

При мысли о матери Велвет еще больше опечалилась. Леди Кавендиш все худела и с каждым днем выглядела все более болезненной. Она таяла как свечка, постоянно кашляла и страдала от спазмов.

— Сегодня я позавтракаю с мамой, чтобы убедиться, что она хоть что-то ест, — пробормотала девушка и мысленно добавила: «А когда она после завтрака ляжет отдыхать, я выйду за стены и буду высматривать отца. Сегодня он уж точно должен вернуться с побережья».

Брюгге, Бельгия

Карл Стюарт пребывал в объятиях Морфея, и ему снился сон, исполненный чувственности. За годы изгнания он бывал во многих женских постелях, так что даже лица этих дам слились в некий смутный расплывчатый образ, напрочь лишенный каких-либо индивидуальных черт. Он хорошо помнил только свою первую женщину, и эта соблазнившая его леди часто являлась ему в эротических сновидениях.

…Чарлз посмотрел на женщину и улыбнулся ей. Ее мягкие груди, касавшиеся его мускулистого торса, вызвали у него возбуждение, и он, погладив ее роскошные ягодицы, произнес:

— Доброе утро, моя прекрасная леди. Я снова весь к вашим услугам.

Герцогиня де Шатильон провела кончиком пальца по длинному носу принца, затем коснулась его чувственных губ и ответила:

— Вы ненасытны, ваше высочество.

Принц снова улыбнулся:

— Мне ведь восемнадцать…

— Похоже, это все объясняет… — Она рассмеялась. — Впрочем, не следует сбрасывать со счетов то обстоятельство, что в ваших жилах течет кровь Медичи. И знаете, ваша смуглая кожа, свидетельствующая об итальянских предках, волнует мое женское начало.

— Ах вы моя очаровательная лгунья… Мне хорошо известно, что именно волнует ваше женское начало.

С этими словами он приподнял ее и насадил на свое восставшее копье. И тотчас же комнату наполнили громкие стоны герцогини. А потом, когда все закончилось, она отодвинулась от него и стала наблюдать, как он одевается. Ее полуприкрытые веками глаза лучились от гордости — как-никак ей удалось затащить к себе в постель наследного принца. В этом смысле она опередила многих соперниц, стремившихся заполучить его высочество.

Одевшись, Чарлз потянулся за шляпой и спросил:

— Итак, до вечера, ma belle?

— Увы, нет. Мне необходимо наладить отношения с мужем, а герцог де Шатильон, как известно, возвращается сегодня.

Принц галантно наклонил голову, давая понять, что принял ее слова к сведению. При этом он подумал, что его опять использовали и пора стать более циничным.

Карл вздрогнул и проснулся. Он пребывал в полном одиночестве в маленькой спальне, где в жерле давно потухшего камина лежали вместо дров кучи хладного пепла.

— О Господи, — пробормотал Карл, — оказывается, я был циником уже в восемнадцать лет.

Достигнув этого возраста, он более не расставался с мыслью, что люди пытаются использовать его в своих интересах. Причем многим удавалось в этом преуспеть. Приходилось также признать, что все его усилия реставрировать монархию закончились полным провалом. Более того, парламент казнил отца, и Карл на протяжении последних девяти лет был королем без королевства.

Но он не упускал ни одной возможности вернуть себе корону и даже отплыл в Шотландию, чтобы возглавить армию шотландских сторонников Стюартов, набранную Аргайлом. Карл лично участвовал во множестве сражений, двигаясь от шотландской границы до Вустера, где Кромвель разбил его, выставив против роялистов армию в тридцать тысяч человек.

После этого поражения Карл, которому едва удалось избежать пленения и смерти, осознал, что ни Франция, ни Голландия не жаждут его возвращения, и перебрался в Бельгию, где его маленький двор обосновался в городе Брюгге, находившемся во владениях Испании. Для того чтобы выжить, ему приходилось лгать, всячески изворачиваться, маневрировать и скрытничать. Все важные решения он теперь принимал сам, поскольку со временем понял, что советы придворных часто направлены на достижение их собственных целей и выгод.

Выбравшись из постели и надев простую полотняную рубашку со штопкой на локтях и суконные штаны, Карл подошел к камину и, подбросив в него немного угля, принялся раздувать огонь. Покончив с этим, он уселся за стол и со вздохом отодвинул в сторону пачки счетов. Его долги были столь велики, что рассчитаться с ними он даже не надеялся. Прочитав письмо короля Филиппа Испанского, он невольно сжал кулаки. Карл снова собрал армию из ирландских и шотландских роялистов, каковую король Испании обязался снабдить судами и поддерживать финансами. Но сейчас вдруг выяснилось, что Филипп изменил свое решение, мотивируя это тем, что испанская казна опустошена продолжающейся войной с Францией.

А ведь преданные Карлу роялисты сосредоточили свои отряды вдоль границ и с нетерпением ждали армию вторжения. Увы, теперь вторжение не состоится.

Тут в комнату вошел слуга, который принес ему хлеб и сыр. Мяса королю-изгнаннику не подавали уже более недели. Тем не менее Карл сердечно поблагодарил молодого слугу: он не мог дать волю владевшей им ярости. По крайней мере — в присутствии посторонних.

— Мама, я люблю тебя.

Велвет Кавендиш уложила мать в постель и принялась читать отрывки из книги по астрологии. Когда же родительница погрузилась в сон, Велвет закрыла книгу и тихо вышла из спальни.

Чуть позже, разговаривая со служанкой матери, она сказала:

— Эмма, я обещала навестить сегодня принцессу Минетти. Мама, по-моему, чувствует себя неплохо, но если у нее начнется кашель, то дай ей лекарство. Я вернусь через час.

После этого Велвет быстро пошла по переходам и коридорам дворца Сен-Жермен, где жили роялисты-изгнанники. Выйдя из дворца, она остановилась у арки ворот и стала высматривать на дороге всадника. Но отец так и не объявился, и она, вернувшись во дворец, направилась в апартаменты королевы.

— Велвет, как я счастлива тебя видеть! — воскликнула Генриетта Анна, которую все любовно называли Минетти.

Велвет поцеловала принцессу в щеку, почувствовав прилив жалости к этой худенькой смуглой девушке, у которой одно плечо было заметно выше другого. Жалость вызывала и окружавшая принцессу бедность, да и вообще вся ее не слишком счастливая жизнь. Мать принцессы, королева Генриетта Мария, считала своим долгом любой ценой поддерживать дело восстановления монархии, и после казни мужа она возлагала все надежды на старшего сына, которому в случае реставрации предстояло стать законным королем Англии. Поскольку все деньги уходили на борьбу, принцесса Минетти жила в такой бедности и терпела такие унижения и лишения, что с ней в этом смысле вряд ли сравнились бы даже девицы из самых неблагополучных эмигрантских семей, не говоря уже о других особах королевской крови.

Минетти подвела гостью к стоявшей у окна скамье и вынула письмо из кармана своего ветхого платья.

— Это от Чарлза? — спросила Велвет и тут же, смутившись добавила: — Я хотела сказать — от его величества?..

— Да, от него, — кивнула принцесса. — Но письмо, к сожалению, старое. Я всегда ношу его с собой. На добрую память. Расскажи мне о нем, Велвет. Я так давно его не видела…

Они неукоснительно придерживались этого ритуала, когда встречались.

— Ах, Чарлз — один из самых галантных кавалеров, каких мне только приходилось видеть, — проговорила Велвет.

Она снова вспомнила о последней беседе с королем-изгнанником, имевшей место несколько лет назад, когда Карл приезжал в Сен-Жермен, чтобы навестить мать.

— О, Велвет, ты, без сомнения, самая красивая леди во Франции.

Сердце ее гулко застучало.

— Эти слова делают мне честь, ваше величество, — ответила она, поклонившись.

— К черту формальности, Велвет! Зови меня Чарлзом.

Она улыбнулась и задала вопрос, вызывавший у нее особенное любопытство:

— Скучаете по французскому двору?

Велвет знала, что король живет в аскетических апартаментах в Лувре, и не могла поверить, что он по доброй воле сменил утонченный и роскошный Версаль на грязноватый и мрачный Париж.

— Если честно, то нет. Поначалу, исходя из того, что моя мать была сестрой короля Франции, я по наивности считал всех нас гостями французской короны. Однако довольно скоро нам дали понять, что мы не более чем беженцы — со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть ничем не отличаемся от других изгнанников, — добавил Чарлз с грустной улыбкой.

— Но предоставленное вам помещение совершенно непригодно для проживания, — заявила Велвет. — И как вы только это терпите?..

— Тебе, Велвет, еще хуже — ведь все ваши поместья конфискованы. То обстоятельство, что твой отец сохранил лояльность по отношению к своему королю, лишило вашу семью самого необходимого.

— У меня кровь приливает к щекам, когда я вспоминаю, насколько была избалована, когда жила в Англии. В замке Ноттингем, в Болсовере и в Уэлбек-Эбби к моим услугам были десятки слуг и несколько дюжин лошадей для верховой езды. Я уже не говорю о бесчисленных красивых платьях, висевших в моем гардеробе. И все это — подумать только! — я воспринимала как нечто само собой разумеющееся.

— Леди должна быть избалованной. У меня тяжело на сердце от того, что теперь ты всего этого лишена. С другой стороны, я рад, что ты находишься вдалеке от избалованного роскошью французского двора. Это не очень-то подходящее место для девушки, только вступающей во взрослую жизнь.

Велвет рассмеялась, вспомнив уроки одной придворной куртизанки, учившей ее выбривать лобок и красить кармином соски. Она подозревала, что женщины такого толка научили Чарлза куда более изощренным проделкам в смысле плотской любви, однако старалась не давать волю ревности.

— То обстоятельство, что я уехал из Версаля, принесло мне, между прочим, немало пользы, поскольку я получил шанс учиться в Париже. Здесь я изучаю теорию кораблестроения, фортификацию и искусство навигации.

— Когда часть парламентского флота взбунтовалась и отплыла в Голландию, вы проявили истинную доблесть, возглавив эти корабли и отправившись в экспедицию, имевшую целью спасение трона вашего отца. Представляю, какие возвышенные и благородные чувства вы испытывали, когда блокировали Лондон со стороны Темзы! — воскликнула девушка, с восхищением взглянув на Чарлза.

— Только не надо делать из меня героя, миледи. Все мои попытки восстановить в Англии монархию имели весьма плачевный конец…

Тихонько вздохнув, Велвет вернулась к настоящему. Сжав руку принцессы, она произнесла:

— Чарлз никогда не сдастся и не сложит оружия. Да и звезды говорят, что в один прекрасный день он воссядет па английский престол. Тогда все мы вернемся на родину, разъедемся по своим домам и заживем еще лучше прежнего.

Минетти вынула из кармана щетку для волос.

— Дорогая, не могла бы ты сделать мне прическу с такими же, как у тебя, пикантными колечками у щек?

— Ну конечно…

Девушки очень приятно проводили время, болтая о собаках и лошадях, когда в комнату вдруг вошла леди Маргарет Лукас — одна из немногих благородных дам, сохранивших лояльность королеве. Леди Маргарет строго взглянула на гостью, и принцесса тихо сказала:

— До свидания, Велвет. Надеюсь, ты придешь ко мне завтра.

— Боюсь, что она не придет, Генриетта, — заявила леди Маргарет. — Мне представляется, что вы и так проводите с мистрис Кавендиш слишком много времени.

Велвет знала, что эта женщина не любит ее. Ей хотелось сказать в ответ леди Маргарет какую-нибудь колкость, но она вовремя прикусила язычок и, ласково улыбнувшись подруге, проговорила:

— Ну, если не завтра, то в один из ближайших дней я к тебе зайду обязательно.

Когда Велвет покинула апартаменты королевы, ей пришло на ум снова выйти из дворца и понаблюдать за дорогой. Но идти до ворот ей не пришлось, поскольку она вдруг увидела отца, ехавшего ей навстречу.

— Кто у нас самая красивая девочка на свете? — сказал граф с улыбкой.

— Я так счастлива, что ты вернулся! — радостно воскликнула девушка. — Надеюсь, путешествие было удачным…

Она вопросительно взглянула на отца.

Граф Ньюкасл кивнул и с удовлетворением похлопал по висевшей у седла сумке.

— Более чем удачным, Велвет. Фортуна наконец-то соизволила нам улыбнуться.

Они вошли в свои покои и сразу же увидели плачущую Эмму.

— Ах, лорд Ньюкасл…

Ужас сдавил сердце Велвет, когда она заметила на фартуке служанки кровавые пятна. Девушка бросилась в спальню матери, заранее страшась того, что ей предстояло увидеть. Поспешившая за ней Эмма, всхлипывая, говорила:

— Графиня сильно закашлялась, а потом у нее начались спазмы, и… горлом пошла кровь. Господи, сколько было крови!.. Я ничем не могла ей помочь.

В ужасе содрогнувшись, Велвет устремила взгляд на бледное лицо матери и кровавые пятна, покрывавшие ее одеяло.

«Нет, Господи, нет… — мысленно твердила девушка. — Она не может, не должна умереть… Ведь отец сказал, что фортуна наконец-то улыбнулась нам!»

 

Глава 2

Грейстил Монтгомери метался по крохотной камере как волк в клетке. Он находился в заключении в неприступном замке Бервик, где стояли гарнизоном солдаты генерала Джорджа Монка. Несколько раз в неделю Монк заглядывал к нему, чтобы понаблюдать за ним. Зашел он и в этот день. Увидев его, Грейстил схватился за прутья решетки.

— Отпустите моих людей, генерал! Они всего лишь выполняли приказы и не представляют для вас никакой угрозы.

Генерал Монк, дородный и широкоплечий, какое-то время молча смотрел на пленника. Наконец с усмешкой проговорил:

— Какой вы, однако, упрямый. Повторяете эти слова чуть ли не каждый день. Почему вы думаете о благе своих солдат больше, нежели о своем собственном?

— Они слишком молоды, генерал. В сущности, они еще мальчишки. Заточение здесь означает для них медленную смерть. Если вы отпустите их, они, забыв о войне, просто разбегутся по своим нортумберлендским фермам.

— Я с радостью освобожу их… — Монк сделал паузу, — если вы, милорд, перейдете на сторону парламента и будете сражаться под моим началом.

Грейстил решительно покачал головой:

— Нет, генерал. Я никогда не буду сражаться за Кромвеля. Потому что я — роялист.

— А вы знаете, что я тоже когда-то был роялистом?

— Стало быть, вы ренегат, перебежчик? — Грейстил взглянул на генерала с явным осуждением.

Монк снова усмехнулся и, пожав плечами, продолжил:

— Между прочим, я сидел в лондонском Тауэре. Сидел целых два года, показавшихся мне вечностью. А потом мне предоставили выбор: или гнить в Тауэре дальше, или присоединиться к армии парламента и отправиться в Ирландию сражаться с тамошними повстанцами. Я выбрал последнее.

Монтгомери пристально посмотрел в глаза Монка. «В глубине души этот человек ненавидит Кромвеля так же, как и я», — подумал капитан.

— Я слышал только о ваших деяниях в Шотландии, генерал. Между прочим, созданный вами полк колдстримской гвардии заслуживает самых высоких похвал.

— В таком случае вступайте в него, Монтгомери.

Грейстил снова покачал головой:

— Я давал присягу Стюартам, и моя шпага принадлежит Карлу II.

Потянулись бесконечные зимние месяцы. И Монк, когда бы ни приезжал из Эдинбурга, обязательно приходил в камеру Грейстила, вновь и вновь повторяя свое предложение. Однако роялист по-прежнему упрямствовал. Но скудный рацион и постоянный холод были не самыми суровыми испытаниями, которые приходилось переносить Грейстилу. Куда больше мучений доставляла ему мысль о том, что его молодые солдаты испытывают в своих камерах даже горшие муки, и временами эта мысль едва не сводила его с ума.

Как-то утром стражник сообщил ему, что один из его солдат повесился в своей темнице. Грейстил долго корил себя за смерть парня; когда же Монк в очередной раз наведался в Бервик, капитан продемонстрировал готовность к частичной сдаче своих позиций.

— Генерал, предоставьте моим людям возможность выбора. Скажите им, что если они согласятся в обмен на освобождение вступить в вашу армию, то я не стану возражать против этого.

— А если согласятся, то вы возглавите их?

Но в этом вопросе Грейстил был непреклонен.

— Нет, генерал: Зачем спрашивать? Вы ведь знаете, что я предан Карлу Стюарту.

— Если я выпущу ваших людей из-за решетки, у меня исчезнет средство давления на вас, — проворчал в ответ Монк.

Двумя днями позже стражник отпер камеру Монтгомери и, надев на него ручные кандалы, доставил в кабинет генерала. Подобно старому опытному волку, Грейстил сразу почуял ловушку, поэтому решил хранить молчание, пока Монк не заговорит. А тот поднялся из-за стола, подошел к двери и выглянул в коридор, словно опасаясь, что их могут подслушать. Затем снял с пленника наручники и тихо сказал:

— Я испытывал вас на протяжении нескольких месяцев, милорд. — Грейстил по-прежнему молчал. — И вы выдержали испытание, — продолжал Монк, снова усевшись за стол. — Так вот, милорд, дело в том, что мне требуется шпион.

Грейстил и на сей раз не сказал ни слова. «По-моему, вы зря теряете со мной время! Неужели до сих пор не убедились в этом?!» — хотелось ему закричать.

— И считаю, что из вас получится отличный шпион.

Роберт Монтгомери отрицательно покачал головой, и Монк, пристально взглянув на него, проговорил:

— Если вы согласитесь, я отпущу всех ваших людей и даже помогу им перебраться через шотландскую границу в Англию.

Грейстил несколько секунд колебался, потом спросил:

— Значит, вы хотите, чтобы я стал вашим шпионом? И вы уверены, что я соглашусь?

— Видите ли, вам не придется шпионить для Кромвеля. Обо всем, что узнаете, вы будете сообщать только мне. До меня доходит множество разных слухов… О том, в частности, что люди устали жить под властью лорда-протектора. Но я также слышал, что некоторые подданные, особенно кое-кто из англичан, любят его до такой степени, что хотят возвести на престол. И это еще не все. Так вот, мне нужен человек, который держал бы руку на пульсе событий и постоянно сообщал бы мне об истинном положении дел. Думаю, я могу довериться такому благородному человеку, как вы, милорд.

Роберт внимательно посмотрел на собеседника, потом спросил:

— Уж не хотите ли вы дать мне понять, что при определенных обстоятельствах готовы употребить всю свою власть на то, чтобы способствовать реставрации монархии?

Монк с минуту хранил молчание. Наконец ответил:

— Ничего подобного я не говорил. Да и впредь говорить не стану. Как вы, наверное, уже заметили, я очень осторожный человек. Именно это качество и позволило мне добиться нынешнего высокого положения. Но мне нужны глаза и уши в Лондоне. Повторяю, я готов отпустить ваших людей. Однако взамен вы должны дать слово, что будете сообщать мне только правду.

— Значит, ты женился? — спросила Велвет, внимательно выслушав рассказ отца.

— Да, моя дорогая. К счастью, вы с ней знакомы. Вчера благородная леди Маргарет Лукас стала моей супругой и графиней Ньюкасл.

Велвет в ужасе отпрянула от отца.

— Как ты мог забыть мою мать?! Как мог заменить ее другой женщиной — да еще так скоро?! И почему ты выбрал Маргарет Лукас — этого цербера?! Я уже не говорю о том, что она вдвое моложе тебя…

— Ты, Велвет, слишком дурно о ней отзываешься. Это нехорошо, дорогая. Поверь, все мы только выиграем от этого союза. Во-первых, леди Маргарет — дама со средствами. Ну а во-вторых, она надоумила меня обратиться к нашим родственникам, оставшимся в Англии, за деньгами. Если они тайно перешлют мне хотя бы часть наших девонширских доходов, я смогу арендовать в Антверпене хорошенький домик неподалеку от короля Карла. Обещай мне, что сделаешь все, чтобы не огорчать леди Маргарет.

Велвет со вздохом кивнула. Владевшая ею печаль сменилась надеждой. У нее появилась возможность оказаться рядом с Чарлзом и хоть изредка его видеть.

Уютный дом, снятый ими в Антверпене, когда-то принадлежал знаменитому художнику Рубенсу. Дом был роскошно обставлен, за порядком в нем следили слуги, а во дворе помещались каретный сарай и конюшня, где, помимо прочих, стояли и прекрасные верховые лошади. Маргарет посвящала все свое время сочинению пьес, а иногда говорила своему новому мужу, что ему было бы неплохо обобщить свой опыт по выездке лошадей и написать на эту тему книгу.

Кроме того, графиня Ньюкасл не уставала демонстрировать критическое отношение к падчерице. Каждый день, когда Велвет спускалась из своих покоев в гостиную, леди Маргарет находила предлог, чтобы придраться к ней и высказать свое неодобрение.

— Твоя одежда не соответствует нашему положению в обществе. И уж конечно, она нисколько тебя не красит. Почему ты заказала себе тусклое серое платье — как у простолюдинки? Ведь твой отец — граф, и наша семья живет в красивом доме в центре города. И было бы неплохо, если бы ты выказывала чуть больше интереса к моим пьесам, особенно в тех случаях, когда у нас собираются образованные люди, чтобы послушать их. Но тебе на все наплевать. Тебя интересуют только лошади и верховые прогулки. Ты постоянно скачешь галопом словно умалишенная, не давая себе труда даже прибрать свои рыжие волосы, которые плещутся у тебя за спиной точно языки пламени. — Леди Маргарет язвительно улыбнулась. — Надо будет сказать отцу, чтобы он не позволял тебе слишком часто ходить на конюшню, Элизабет.

В разговорах с мачехой Велвет обычно прикусывала язычок и хранила молчание, дабы не раздражать ее и сдержать слово, данное отцу. Но угроза Маргарет лишить ее верховых прогулок переполнила чашу терпения.

— Я ношу платье тусклого серого цвета в знак траура но своей матери, — заявила девушка. — Что же касается интереса к вашим пьесам, то я не могу его демонстрировать, поскольку не уважаю ни вас, ни ваши чудовищные литературные опусы. Я бы и этот чудесный дом оценила по достоинству, если бы отец арендовал его для моей матери. Но увы, по его милости ей до самой смерти приходилось ютиться в совершенно не приспособленных для жизни покоях.

— Как ты можешь так рассуждать?! — возмутилась леди Маргарет. — Разве ты не знаешь, что земли твоего отца в Англии конфискованы, а его финансовые потери, связанные с участием в войне на стороне роялистов, достигли миллиона фунтов?

Велвет прищурилась и холодно посмотрела на мачеху.

— Какая вы, однако, практичная… Что ж, продолжайте и впредь считать каждое пенни, но не забывайте о том, что деньги, полученные из Девоншира, прислали наши родственники, заключившие пакт с врагами короля!

— Я и сама женщина состоятельная, — заявила леди Маргарет. — Поэтому прошу тебя запомнить: часть денег на содержание этого дома поступает из моих средств.

— Но если вы такая богатая, как говорите, то как же вы могли допустить, чтобы ее величество королева и принцесса Минетти прозябали в ужасающей бедности?

— Довольно, Элизабет!

Велвет вскинула подбородок.

— Я тоже достаточно вас наслушалась, Маргарет!

Резко развернувшись, девушка вылетела из гостиной и взбежала по лестнице к себе в спальню. Сунув в седельную сумку гребень, щетку для волос и другие туалетные принадлежности, она набросила на плечи плащ и вышла из комнаты. Велвет отлично знала, куда сейчас отправится.

Но двухчасовая скачка до Брюгге немного остудила ее. Когда же она увидела город, сейчас превратившийся в военный лагерь, заполненный грубыми наемниками из Англии и Ирландии, ей окончательно стало ясно, что ехать сюда не следовало.

Какой-то солдат вдруг схватил ее лошадь за поводья и спросил:

— Ищешь себе дружка, девочка?

— Я ищу короля Карла. Позвольте мне проехать, сэр!

Парень рассмеялся:

— У него таких, как ты, несколько дюжин. Но не отчаивайся — глядишь, и до тебя очередь дойдет. Может, заглянешь пока ко мне и покатаешься на моем жеребчике?

Велвет вскрикнула от обиды и подняла над головой кнут. Но тут ей на помощь подоспел офицер кавалерии.

— Что здесь происходит? — осведомился он.

— Я дочь графа Ньюкасла, — сказала девушка. — Не проводите ли меня до резиденции его величества короля Карла, сэр?

Офицер взглянул на нее с удивлением.

— О, миледи, я ведь служил под началом герцога Йорка вместе с вашим братом Генри. Уж он бы непременно вас встретил, если бы знал о вашем визите.

Офицер проводил Велвет к королевскому дворцу и, увидев у входа одного из придворных, сказал:

— Миледи, идите с этим человеком, а я позабочусь о вашей лошади, пока вы будете беседовать с королем.

По дороге в королевские покои придворный выразительно взглянул на девушку и осведомился:

— Вас ждут, миледи?

Велвет боялась, что ее прогонят, поэтому ответила:

— Конечно, ждут.

Придворный постучал в дверь, тут же открыл ее, и Велвет вошла в комнату.

Сидевший за дубовым столом мужчина поднялся на ноги и внимательно посмотрел на стоявшую перед ним девушку. Потом с удивлением пробормотал:

— Неужели Велвет? Неужели эта красивая молодая леди — та самая отчаянная девчонка, вечно обгонявшая меня на скачках? — Карл крепко обнял ее и поцеловал в щеку. — Твой отец не сказал мне, что ты будешь сопровождать его.

Велвет нахмурилась и спросила:

— Как, отец здесь?..

Карл кивнул:

— Да, был здесь, но сейчас он поехал навестить Генри. Может, расскажешь мне, что у вас случилось?

Он усадил девушку в потертое кожаное кресло и даже принес ей скамеечку для ног.

— Очень сочувствую тебе в связи с кончиной твоей матушки, Велвет. Она всегда была бесконечно добра ко мне, и я понимаю, как тебе ее не хватает.

— Похоже, одной только мне, — ответила девушка со вздохом. — Вы, наверное, уже слышали, что мной отец женился. Женился на Маргарет Лукас, бывшей придворной даме у королевы. Ах, я не в силах этого понять!

Карл опустился на стул рядом с гостьей, взял ее за руку и, заглянув ей в глаза, проговорил:

— Видишь ли, твой отец — известный своей доблестью кавалер и весьма привлекательный мужчина. Поверь, женщины всегда вешались ему на шею. Поскольку его военные предприятия большей частью заканчивались неудачно, он, по-видимому, решил в качестве компенсации одержать победу на любовном фронте. Вот и женился. Ты меня понимаешь?

— Но почему его жена так не любит меня? — пробормотала девушка.

Карл одарил ее чарующей улыбкой. Немного помолчав, сказал:

— Ты молода и очень хороша собой, Велвет, и она, наверное, видит в тебе… своего рода соперницу.

— Знаете, мне стыдно говорить об этом, — продолжала девушка, — но леди Маргарет заставила отца принять деньги от нашего родственника из Девоншира. А ведь наши девонширские родичи заключили пакт с этим дьяволом во плоти — Кромвелем, — чтобы сохранить свою казну и имения!

— Дорогая моя, в этом нет ничего для вас постыдного. Более того, если разобраться, то можно сказать, что это — блестящий политический ход. Ваша ветвь Кавендишей была в состоянии финансировать роялистское движение по той только причине, что графы Девоншир сохранили в неприкосновенности свои богатства. Это сослужит нам службу и в будущем.

— 3начит, в вашем сердце нет ненависти к графам Девоншир? Но они ведь договорились с Кромвелем…

— Полагаю, это был весьма разумный шаг, моя дорогая. Да-да, они поступили очень расчетливо. Думаю, что и мне в некоторых случаях следует поступать так же. — Карл ухмыльнулся и добавил: — Я, например, намерен вскоре жениться. На особе королевской крови, разумеется, и с соответствующим приданым.

Сердце Велвет болезненно сжалось.

— Вы готовы пойти к алтарю без любви? — спросила она.

— О, святая невинность! — Чарлз рассмеялся. — Я не могу позволить себе такую роскошь, как любовь. Оглянись вокруг. Мне приходится выпрашивать, занимать или даже выманивать всевозможными способами каждое пенни, чтобы расплатиться за эту убогую мебель, за свечи в этом доме и за каждую тарелку с едой. Но денег, чтобы платить солдатам, у меня нет. Я уже не говорю об очень значительных средствах, которые требуются для фрахта кораблей, необходимых для вторжения в Англию. Я давно уже обещал это верным мне людям, и они, бедняги, еще с прошлого года ждут у шотландской границы, когда я высажусь. Как видно, напрасно…

— О, у вас огромные проблемы… — Велвет вздохнула. — Мне стыдно, что я явилась к вам со своими ничтожными жалобами, что отнимаю у вас время, ваше величество.

— Не надо именовать меня «величеством»; дорогая. Мы ведь друзья, не правда ли? Так что прими дружеский совет: попытайся разобраться со своими проблемами самостоятельно, я же буду пытаться решить свои. Думаю, что при некотором терпении и здравомыслии нам это удастся.

Их разговор прервал стук в дверь. Вошел граф Ньюкасл. Он был вне себя от ярости из-за того, что его своевольная дочь последовала за ним в Брюгге, даже не удосужившись поставить его об этом в известность.

— Уильям, я запрещаю вам осуждать поступки мистрис Кавендиш, — заявил Чарлз. — Считаю вашим промахом то обстоятельство, что вы, направляясь с визитом в Брюгге, не взяли ее с собой.

«О, Чарлз, как же я люблю вас!» — мысленно воскликнула Велвет. Увы, она не могла сказать ему об этом. И наверное, никогда не сможет.

Долгое возвращение обратно предоставило графу и его дочери возможность откровенно поговорить. Велвет ничего не скрыла от родителя, даже поведала ему о своих истинных чувствах к леди Маргарет.

— Моя дорогая Велвет, — сказал граф, — я привык думать о тебе как о маленькой девочке, но теперь вижу, что ты уже совсем взрослая и не нуждаешься в опеке и наставлениях мачехи. К сожалению, я думал лишь о своих собственных интересах и совсем упустил из виду твои. А между тем хорошо известно, что две взрослые женщины редко бывают счастливы, проживая под одной крышей. Я же, пытаясь добиться этого, был несправедлив к вам обеим.

— Отец, я долго пыталась держать язык за зубами, но все дело в том, что Маргарет не любит меня. Должно быть, ее угнетает необходимость делить тебя со мной.

— О, дорогая, ты поймешь ее чувства, когда сама выйдешь замуж. Между прочим, тебе в твои двадцать лет пора бы уже обзавестись мужем и жить своим домом. Увы, жизнь в изгнании лишила тебя этой возможности.

Велвет вспыхнула. Ей частенько приходила в голову мысль о том, что в свои двадцать лет она все еще не замужем. Более того, она боялась, что еще год-два — и ее, так сказать, положат на полку, словно ненужную вещь. И тогда ей придется на всю жизнь остаться старой девой.

— Ты бы хотела вернуться в Англию, дорогая? — спросил отец.

— Я думаю об этом почти постоянно, — ответила Велвет со вздохом.

— А знаешь что?.. Пожалуй, я напишу графу Девонширу и попытаюсь договориться о твоем возвращении. Если он пообещает помочь, мы переправим тебя через пролив за одну ночь.

Велвет не очень-то хотелось жить со своими девонширскими родичами, выказавшими предпочтение Кромвелю, Но она знала, что если она окажется в Англии, то ей больше не придется встречаться с Маргарет и обмениваться с ней неприязненными взглядами. Сделав над собой усилие, она задала наконец вопрос, долго мучивший ее:

— Отец, а есть ли какие-нибудь сведения о моем… суженом?

Граф Ньюкасл нахмурился и проворчал:

— На твоем месте, Велвет, я бы выбросил из головы все мысли об этой давней помолвке. Слишком много изменений произошло в стране за все эти годы. Думаю, граф Эглинтон будет не в восторге, если его наследник женится на девушке без приданого.

Уязвленная словами отца, Велвет заявила:

— Я вовсе не горю желанием вступить в брак с наследником Эглинтона. Более того, я очень рада, что наше обручение уже не имеет законной силы. И если честно, то я даже не помню, как выглядит этот человек, — солгала она, совершенно не краснея.

— Ну, видишь ли… — Отец немного помолчал. — Если реставрация все-таки произойдет, если король Карл воссядет на трон, а мы вернем свои конфискованные парламентом поместья, то тогда ваш союз снова станет весьма желанным для Эглинтона.

Велвет вскинула подбородок:

— Тем хуже для него! Я не выйду замуж за его сына, даже если он будет последний оставшийся в живых мужчина в Англии.

Когда пришло долгожданное послание из Англии, выяснилось, что оно написано не графом Девонширом и не его супругой, а его матерью — вдовствующей графиней Девоншир. Уильям сразу же показал это письмо дочери.

«Милейший Ньюкасл!

С радостью и нетерпением жду, когда ваша дочь Велвет Кавендиш примет мое приглашение и поселится у меня. Будучи удостоена великой чести переписываться со своей дражайшей подругой королевой Генриеттой Марией, я узнала из ее писем, что жизнь в эмиграции скудна и убога.

По моему совету мой сын, граф Девоншир, решил отказаться от резиденции в Чатсворте (слишком претенциозной по нынешним временам) и живет ныне в Лэтимере, в Бакингемшире.

Я же, устав от затворнической жизни в деревушке Оулдкоутс, не так давно снова вернулась в дом своего покойного супруга в Лондоне, где Велвет, надеюсь, составит мне компанию. Девушка может жить там, сколько ей заблагорассудится — пока вы не вернетесь в Англию и не обретете вновь свои дома и земли.

Позвольте также поздравить вас, милейший граф, с законным браком с благородной леди Маргарет.

Искренне ваша

Кристин Брюс Кавендиш, вдовствующая графиня Девоншир».

— Я совершенно ее не помню, — призналась Велвет.

— Кристин Брюс — дочь покойного шотландского лорда Кинлосса. Сейчас ей около шестидесяти. — Однако Ньюкасл не сказал дочери о том, что у пожилой дамы чрезвычайно властный характер. — Полагаю, ей будет очень одиноко в огромном лондонском доме, и твой приезд весьма обрадует ее.

Слова о «доме в Лондоне» прозвучали для Велвет как упоминание о райских кущах.

— Спасибо, отец. Думаю, при нынешних обстоятельствах любезное предложение вдовствующей графини вполне меня устроит.

 

Глава 3

Грейстилу Монтгомери позволили переговорить с его людьми, перед тем как их освободили. Они показались ему сильно похудевшими и странно тихими, как если бы длительное заключение лишило их былого задора и боевого духа.

— Я договорился с генералом Монком о вашем освобождении при условии, что вы больше никогда не возьметесь за оружие, — сказал Грейстил. — Иными словами, наш роялистский отряд распускается, и вы можете вернуться в Нортумберленд и разойтись по домам. Служили вы хорошо, и я благодарю вас за службу.

В ответ на это его лейтенант негромко произнес:

— Это мы, сэр, должны низко поклониться вам за те жертвы, которые вам, вероятно, пришлось принести, чтобы избавить нас от тюрьмы.

На следующий день, перед тем как Грейстил Монтгомери покинул Бервик, генерал Монк вручил ему секретный шифр, где все имена и названия местностей обозначались цифрами.

— Выучите шифр наизусть, после чего сожгите его. — Монк выдал Грейстилу подписанный собственной рукой пропуск — на тот случай, если его остановят патрули. — И учтите: вокруг полно шпионов, поэтому будет лучше, если вы воспользуетесь своим подлинным именем. Официально вы — наследник графа Эглинтона, который давно уже заключил мирное соглашение с английским протекторатом, так что в Лондоне вы будете вне подозрений. Запомните: главная резиденция Кромвеля находится в Уайтхолле. Как туда пробраться, вам придется решать самому, призвав на помощь свой ум и изобретательность. — Монк вернул Грейстилу шпагу и мушкет. — Жду от вас регулярных отчетов, милорд.

— Кого мне использовать в качестве курьера, генерал?

— Когда доберетесь до Лондона, мой человек свяжется с вами.

Грейстил пересек шотландскую границу и направился в Монтгомери-Холл, находившийся в южной части Ноттингемшира. Чувство свободы, казалось, окрыляло его. Он снова мог действовать самостоятельно, а Монк требовал от него лишь регулярных сообщений.

Грейстил не видел отца с тех пор, как его родитель шесть лет назад оставил армию роялистов. Хотя граф был по-прежнему резок в суждениях и сохранил повадки человека, требующего беспрекословного повиновения, он сильно постарел.

— Чертовски рад тебя видеть, Роберт, если ты наконец прекратил заниматься глупостями, — сказал отец. — Поверь, воевать — самое неблагодарное дело на свете. Да и прибыли от нее никакой, одни расходы.

Грейстил промолчал, и старый граф довольно быстро осознал, что командовать сыном ему больше не удастся. Поэтому он решил поговорить с ним о хозяйственных делах.

— Роберт, тебе давно уже пора облегчить мою ношу и взять на себя хотя бы часть забот по управлению поместьями.

— Похоже, овец у нас стало втрое против прежнего…

— Да, верно. Овцы ныне приносят неплохие деньги. А лучшую цену за шерсть можно получить на лондонской бирже. Мне, однако, надоело разъезжать из графства в графство. Так что если у тебя вдруг обнаружится деловая жилка, то ты сможешь проявить свои способности.

— Что ж, пожалуй… — кивнул молодой Грейстил. — Но если большая часть сделок по шерсти заключается в Лондоне, то нам, думаю, было бы неплохо завести там свою собственную контору.

Старый граф расплылся в улыбке:

— Да-да, разумеется. Помимо всего прочего, это избавит нас от необходимости платить посредникам.

— Мне необходимо поехать в Лондон и ознакомиться с положением дел на месте. После этого я арендую небольшой домик и открою свою контору.

— А если найдешь хороший дом в пригороде, да еще с участком земли, то рекомендую тебе не арендовать его, а купить.

— Я тоже подумывал об этом, — кивнул Роберт. — Ведь цены на земельные участки постоянно поднимаются и собственность неподалеку от Лондона, без сомнения, станет хорошим вложением капитала.

— И еще… — продолжал старый граф. — Обычно мы проводим все банковские операции через одного ювелира из Темпла по имени Сэмюел Лоусон. Я дам тебе все необходимые бумаги, и ты сможешь получить у него кредит.

— Да, отец, хорошо. Сегодня же вечером я вместе с твоим управляющим засяду за конторские книги, чтобы во всем разобраться.

— И заодно убедишься, в каком прекрасном состоянии находятся наши финансы.

Алекс Грейстил снова улыбнулся. Потом вдруг нахмурился и проворчал:

— Знаешь, я недавно узнал кое-что о наших девонширских знакомых… Видишь ли, все деньги в семье графа находятся под контролем его матери. Она оформила опеку над наследством, оставшимся после смерти мужа, и теперь держит в своих руках всю собственность Девонширов. Возможно, тебе придется разговаривать с ней, когда будешь в Лондоне. Старуха недавно перебралась туда. Я, к сожалению, не успел расплатиться с ней за несколько сотен овец, купленных до отъезда. Так что у тебя будет повод зайти к ней в Лондоне. Заодно заплатишь за овец. Я это к тому говорю, что лишние связи тебе там не помешают. — Старый граф с виноватым выражением на лице достал графин с виски и разлил янтарную жидкость по бокатам. — Проклятые пуритане считают греховными все человеческие слабости. О стремлении хотя бы к минимальному комфорту я уже не говорю. Из-за этих религиозных фанатиков Лондон превратился в ужасное место…

Велвет в сопровождении Эммы спустилась с борта небольшого торгового судна, доставившего их по бурным водам пролива в Англию. Сойдя на берег, девушка какое-то время созерцала лондонские доки — словно знакомилась с Англией, которую не видела уже десять лет. Внезапно к ней приблизился мужчина в темной одежде. Коротко поклонившись, он произнес:

— Прошу прощения, мистрис. Я ищу дочь графа Ньюкасла, которая должна прибыть в Лондон на этом корабле. Вы, случайно, не знаете, где она может находиться?

— Дочь графа Ньюкасла — это я, — ответила Велвет и вздохнула с облегчением.

Мужчина посмотрел на нее с сомнением:

— Вы уверены?..

— Разумеется, уверена, — проговорила Велвет с раздражением. Указав на Эмму, она добавила: — Это моя компаньонка. Вас ведь прислала вдовствующая графиня Девоншир, не так ли?

Мужчина утвердительно кивнул:

— Да, верно, меня прислала графиня. Карета ждет вон там, в конце пирса. Где ваш багаж, миледи?

Велвет вспыхнула и молча указала на единственную сумку, стоявшую у ее ног.

Слуга снова кивнул и поднял с земли сумку. Потом сказал:

— Меня зовут Дэвис. Извольте следовать за мной, уважаемые дамы.

Карета тронулась с места и через некоторое время выехала за пределы доков и полуразрушенного, пришедшего в запустение района порта. Велвет с любопытством смотрела на заполненные прохожими шумные улицы Лондона, стараясь не думать о близившейся встрече с богатой старой графиней. Уж если у нее слуги были такие важные, то спесь самой хозяйки, наверное, не имела границ. Дома же и особняки, мимо которых они проезжали, становились все более величественными и импозантными. Девушка испытующе посмотрела на Эмму. Та, сжимая в руках свой жалкий узелок, забилась в дальний угол экипажа. «Нет, не надо было сюда ехать!» — неожиданно подумала Велвет.

Наконец они подкатили к окружавшей Лондон стене и выехали за ее пределы через ворота Бишопсгейт. Здесь у некоторых домов находились земельные участки с разбитыми на них садами, парками и огородами. Проехав по длинной подъездной дорожке, они остановились в самом ее конце перед огромным особняком. Велвет сделала глубокий вздох — и решительно вышла из кареты. Поднявшись по ступеням к двери, она уже хотела постучать, как вдруг дверь, словно по волшебству, распахнулась, и девушка увидела привратника, стоявшего в дверном проеме. Немного помедлив, Велвет вошла в величественный холл, облицованный черно-белыми мраморными плитами, а в следующее мгновение столкнулась лицом к лицу со вдовствующей графиней Девоншир. Взгляды их встретились, и Велвет вдруг почувствовала, что у нее задрожали колени.

— Какой великолепной женщиной ты, однако же, стала! — проговорила седая и худощавая графиня с легким шотландским акцентом. В руке она держала черную палку с массивным набалдашником.

«Может, она издевается надо мной?» — промелькнуло у Велвет. Она предполагала, что выглядит сейчас как мокрая кошка — спустившись на берег, они с Эммой попали под сильный дождь. Девушка машинально вскинула к волосам руку и тут же поняла, что они уже высохли, так что теперь прядки мелкими колечками аккуратно прилегали одна к другой. Тут Велвет вдруг вспомнила, что забыла поклониться, и, ужасно смутившись, присела в книксене.

— Нет-нет, не надо ничего такого! — воскликнула старая графиня и в сердцах стукнула по полу палкой. Внимательно посмотрев на девушку, она сказала: — У меня волосы тоже когда-то были огненно-рыжими, но им, разумеется, не сравниться с твоей золотистой шевелюрой с красноватым оттенком червонного золота. Я рада, что ты наконец приехала.

— Благодарю вас, графиня…

— Вообще-то я просто вдова, — перебила старуха. — Всего-навсего вдова. Можешь звать меня Кристин… А это еще кто такая?..

Она взглянула на служанку девушки.

— Ее зовут Эмма, — ответила Велвет. — Она была так добра, что согласилась сопровождать меня в этом путешествии.

Графиня ткнула своей черной палкой в кучера:

— Дэвис, отведи Эмму на кухню и скажи кухарке, чтобы дала ей чего-нибудь горячего. — Дождавшись, когда они уйдут, старуха снова повернулась к Велвет: — Знаешь, моя кухарка решила откормить меня как каплуна. Надеюсь, Эмма отвлечет ее внимание от моей скромной персоны…

Велвет улыбнулась, чувствуя, как владевшие ею страхи и неприятные предчувствия начали постепенно ее оставлять.

Через несколько часов Велвет, принявшая горячую панну, сидела на постели в предназначавшейся для нее комнате. Оттолкнув от себя поднос, она пробормотала:

— О, все было очень вкусно, но я уже не могу… В меня больше ни кусочка не влезет.

— Завтра моя портниха начнет трудиться над твоим гардеробом, — сказала старая графиня. — Впрочем, почему над гардеробом? Над двумя гардеробами!

— Над двумя?.. — изумилась Велвет.

— Да, разумеется, моя дорогая. Увы, Лондон уже не такое приятное место, как когда-то. — Старуха вздохнула. — За прошедшие годы его превратили в пуританскую общину — сплошная набожность при полном отсутствии ума. Поэтому Велвет Кавендиш, выходя в большой мир, будет носить скромные платья из коричневой или темно-серой материи. Но это, разумеется, всего лишь декорация. Вернувшись домой, Велвет наверняка переоденется и наденет более яркие, красочные наряды. Чтобы не сойти с ума от серости и скуки. Только никаких глубоких вырезов, ничего излишне женственного, не дай Бог! — воскликнула Кристин с нескрываемым сарказмом. — Тем не менее Велвет сможет позволить себе легкие туфельки с розовым бутоном на подъеме — вместо тяжелых башмаков с квадратными носами и медными пряжками по бокам… О, наконец-то засмеялась! Мне очень приятно, что мои слова вызвали у тебя смех.

— Я так люблю смеяться… — Девушка улыбнулась. — А когда я была совсем маленькой, гувернантка говорила мне, что громкий смех указывает на плохое воспитание.

Старая графиня хмыкнула.

— В детстве ты была слишком своенравной и несговорчивой, и никакая гувернантка ничему не могла тебя научить.

— Вы помните меня?! — в изумлении воскликнула Велвет.

— Да, конечно. И помню, что ты была развита не по годам, отличалась от всех прочих детей. Как же я могла бы тебя забыть? Кроме того, ты очень напоминала мне Бесс Хардвик. Это, доложу я тебе, была совершенно особенная женщина… Впрочем, о ней мы поговорим в другой раз, ибо ее жизнь — отдельная история. Итак, на чем я остановилась?

— Вы говорили о том, что Лондон стал пуританской общиной.

— Вот именно. Тебе следует иметь в виду, что здесь всякая малость считается грехом, а все радости запрещены. Любовные утехи, впрочем, разрешаются, но не для удовольствия — в этом не должно быть и намека на радость. Смотри-ка, я заставила тебя покраснеть! Ничего не поделаешь, придется тебе привыкать к моим двусмысленным и даже не всегда приличным по нынешним меркам высказываниям — уж очень я все это люблю.

Первую остановку в Лондоне Монтгомери сделал в Темпле, где, предъявив золотых дел мастеру и банкиру по совместительству все необходимые бумаги, открыл счет на свое имя. Заодно Монтгомери решил узнать, что думает Сэмюел Лоусон о нынешнем положении вещей в столице.

— Как идут дела, мистер Лоусон?

— О, мы, ростовщики процветаем, и это до определенной степени свидетельствует о том, что Лондон, как и вся Англия в целом, по уши в долгах. Обыватели злы, как голодные собаки. Им не только приходится жить под пятой солдат, но еще и платить за это из собственного кармана.

— Вы полагаете, что простые люди устали от всего этого и хотят тихой, спокойной жизни?

— Как ни крути, а прежняя жизнь была лучше, — пробормотал Лоусон.

Лорд Монтгомери исходил весь город вдоль и поперек, заглядывая даже в узкие проходы и переулки, — искал подходящий дом, где можно было бы открыть свою контору. Наконец он остановился на улочке Солсбери-Корт, где арендовал длинный узкий дом с помещением для конторы на первом этаже и обставленными комнатами — на втором. Помимо всего прочего, к дому примыкала небольшая конюшня, где он мог держать спою лошадь. Ну и самое главное: дом находился в очень удобном районе — от него можно было за несколько минут добраться до Темпла или выйти к Темзе.

Затем лорд Монтгомери отправился к парикмахеру, так как носил длинную прическу, что рассматривалось здесь как намек на роялистские симпатии. Он, однако, отказался коротко остричь волосы — такой уродливый стиль предпочитали «круглоголовые» — и решил лишь немного подрезать локоны, а потом, зачесав их назад, стянуть на затылке черной лентой.

После этого Роберт заказал себе два новых наряда — черный и темно-серый, именно такие цвета носили пуритане. А купленные им батистовые рубашки совершенно не имели кружев и застегивались у самого горла.

Прогуливаясь по Лондону, где бы он ни находился, Роберт прислушивался ко всем разговорам, имевшим хотя бы отдаленное отношение к Кромвелю. Благодаря этому он узнал, что в городе ходит множество слухов о покушениях на лорда-протектора. Кроме того, узнал, что здоровье Кромвеля постоянно ухудшалось.

А через несколько дней он решил, что настало время отправиться в Уайтхолл, чтобы собственными глазами взглянуть на то, что там происходило.

Сев в седло, лорд Монтгомери отправился на верховую прогулку вдоль Стрэнда, чтобы понаблюдать за обстановкой в Уайтхолле. Территория вокруг старого Савойского дворца кишела вооруженными людьми, и было ясно, что проникнуть туда почти невозможно.

Прежде чем вернуться к себе на Солсбери-Корт, Роберт зашел в лавку старьевщика в Чипсайде, где за шесть шиллингов приобрел поношенный мундир, принадлежавший когда-то лейтенанту войск парламента. Порывшись в коробах со споротыми латунными пуговицами и фестонами, нашел в одном из них потускневшие капитанские нашивки. Доставив покупки домой, Роберт основательно поработал иголкой, пришивая на мундир новые нашивки, и лишь после этого отправился спать.

На следующее утро, поморщившись, лорд Монтгомери надел вражескую форму. Но изменником себя он не чувствовал, испытывал лишь легкое нервное возбуждение, размышляя о своих дальнейших действиях.

Одевшись, Роберт прицепил к поясу шпагу, отсалютовал своему отражению в зеркале и отправился к Темзе.

В этот утренний час людей на пароме было совсем немного. Высадившись у причала старого дворца, Монтгомери деловито зашагал по присыпанной гравием дорожке, ведущей к Уайтхоллу. Встретившегося на его пути стражника он одарил таким строгим взглядом, что солдат поторопился вытянуться в струнку и отсалютовать капитану мушкетом.

Не моргнув глазом Монтгомери прошел на территорию дворца и уверенно зашагал дальше, как если бы точно знал, куда направляется. Проходя мимо группы солдат, он коротко кивнул им и продолжил свой путь. Войдя в Уайтхолл вместе с несколькими офицерами, облаченными в такие же, как у него, мундиры, Монтгомери, ориентируясь на запах, двинулся прямиком на кухню. Шум здесь из-за звона посуды и звяканья кастрюль и горшков стоял оглушительный, так что кухаркам и поварятам, чтобы услышать друг друга, приходилось перекрикиваться. Осмотревшись, Монтгомери приблизился к полной женщине в полосатом фартуке, сидевшей в стороне за столом и с аппетитом поглощавшей завтрак. Подмигнув ей, он сказал:

— Не позволите ли присесть с вами рядом?

Женщина ответила ему широкой улыбкой:

— Сделайте одолжение. — Она с восхищением окинула взглядом стройного широкоплечего офицера. — Но что привело вас на кухню, капитан?

Он наклонился к ней и вполголоса произнес:

— Инспекция.

Толстуха уставилась на него в изумлении:

— Но что вы собираетесь здесь… инспектировать? Пищу? Или, быть может, поваров?

Грейстил Монтгомери приложил палец к губам.

— Некая особа, занимающая очень высокое положение, изволила высказать определенные подозрения.

— Ах, так вот почему еда на подносе, предназначавшаяся Старому Ноллу, вернулась нетронутой… Должно быть, он решил, что мы хотим отравить его.

— Успокойтесь, моя дорогая. Пока что я не обнаружил у вас на кухне ничего подозрительного.

Женщина поджала губы.

— Очень надеюсь, капитан, что вы ничего не обнаружите и в дальнейшем. Позвольте предложить вам небольшое угощение, чтобы вы могли лично убедиться в качестве наших продуктов и блюд.

Она вскочила из-за стола и куда-то ушла. Вернулась же через несколько минут с подносом, уставленным тарелками с копченой ветчиной, яичницей и жареными почками.

— Вот, отведайте это.

Роберт с удовольствием позавтракал, после чего с улыбкой сказал:

— Мои поздравления, дорогая. У вас прекрасная кухня. А может, Старый Нолл отправил обратно свой поднос только потому, что еда успела остыть, пока ее несли к нему в кабинет?

— Нет-нет, капитан. Хотя кабинет лорда-протектора находится на третьем этаже, сержант Бромли, который носит ему еду, всегда накрывает поднос серебряной крышкой именно для того, чтобы ничего не остыло.

— Что ж, поговорю с сержантом. Но вы, дорогая, храните молчание о нашем разговоре. Никому ни слова.

Монтгомери поднялся со стула и прошел в другую кухню, поменьше. Взяв там серебряный кувшин, он наполнил его кипящей водой и поднялся с кувшином в руках на третий этаж Уайтхолла. Окинув взглядом коридор, он сразу увидел дверь, возле которой стоял охранник. На полу же у двери лежал поднос, накрытый серебряной крышкой.

Монтгомери прошел по коридору и остановился у двери. Сокрушенно покачав головой, проговорил:

— Что ж, опять не смог проглотить ни кусочка?

— Одно и то же каждый день, капитан.

Дверь неожиданно распахнулась, и Монтгомери вновь заговорил:

— Сержант Бромли, наша кухарка, чтобы не заставлять вас лишний раз бегать по лестнице, попросила меня принести вам горячей воды. Вот, возьмите…

— О, благодарю… — Бромли взял у Грейстила кувшин и мотнул головой в сторону кабинета: — У него опять разлитие желчи.

— Может быть, мне сходить за доктором, сержант?

— Нет, не стоит, — ответил Бромли. — У него уже перебывали все лондонские лекари, но легче ему не стало. Сейчас он молится… стоит на коленях уже, наверное, несколько часов. Но мне пора идти. Кажется, он зовет меня…

— На этом этаже есть отхожее место? — спросил Грейстил.

Сержант махнул рукой:

— Там, в конце коридора.

Монтгомери дошел до конца прохода, завернул за угол и, присев на ступени лестницы, стал ждать. Ему очень хотелось как следует рассмотреть Оливера Кромвеля.

Прошло около часа, и терпение Монтгомери в конце концов было вознаграждено. Услышав шарканье ног, он проворно вскочил со ступеньки и укрылся в тени лестницы. Свет, проникавший в холл из высокого стрельчатого окна, упал на человека, которого Монтгомери сразу же определил как Оливера Кромвеля. Последний болезненно сутулился, а его лицо имело нездоровый оттенок, как если бы он страдал от желтухи. Однако внимание Грейстила прежде всего привлек его взгляд. Ему не раз приходилось видеть в бою горящие глаза пуритан, считавших себя избранным орудием Господа Бога. Так вот: Оливер Кромвель обладал таким же пламенным взглядом религиозного фанатика, знающего, что умирает, но стремящегося исполнить свою миссию до конца.

В тот вечер Монтгомери долго сидел за столом в своем кабинете, пытаясь заставить себя составить рапорт генералу Джорджу Монку, как они и договорились. Ему претило помогать врагу, пусть даже этот враг мог в дальнейшем стать союзником. Наконец он заставил себя взяться за перо и написал всю правду о том, что видел и слышал в Лондоне за прошедшие несколько дней.

После этого Грейстила охватило необоримое желание написать письмо Карлу II и сообщить, что Кромвель опасно болен. Он хотел, чтобы король знал о том, что жители Лондона устали от пуританской диктатуры, а некоторые из них даже высказывались в пользу восстановления монархии. Но, поразмыслив, он решил, что с письмом королю спешить не следует, чтобы не внушать ему, возможно, ложные надежды.

Внимательно перечитав письмо, написанное Монку, он запечатал его и запер в ящике стола. После чего поднялся на ноги и долго расхаживал по комнате, обдумывая свои дальнейшие действия.

Велвет рассматривала свое отражение в зеркале. Хотя большинство молодых женщин ее круга сказали бы, что серенькое суконное платьице с белым воротничком и манжетами ее простит, она все равно чувствовала себя почти счастливой. Ведь платье было совершенно новым и прекрасно на ней сидело.

Взяв с туалетного столика серебряную щетку для волос, Велвет тщательно расчесала свои золотистые волосы, после чего надела белоснежный льняной чепец и сбежала по лестнице в столовую. Там ее уже дожидалась Кристин, не любившая завтракать в одиночестве.

— Доброе утро, дорогая! Ты чудесно выглядишь! — воскликнула пожилая графиня. Внимательно посмотрев на девушку, она продолжала: — Велвет, у тебя удивительный цвет лица. Ты как будто вся светишься изнутри. В чем твой секрет?

Девушка вспыхнула и в смущении пробормотала:

— Простоя пользуюсь холодной водой для умывания, вот и все. Правда, мама говорила мне, что для кожи хорош глицерин с добавлением розовой воды. Но ничего этого у меня нет, хотя я и не прочь попробовать.

Старуха весело рассмеялась.

— Что ж, дорогая, у меня есть и глицерин, и сад, где в изобилии растут розы. Можешь пойти туда и набрать столько цветов, сколько тебе нужно.

— О, благодарю вас… — Велвет вытерла губы и положила салфетку на стол.

Кристин же, внимательно наблюдавшая за ней, со вздохом подумала: «О Господи, она выглядит так, будто ей предложили бриллианты из королевской короны…»

Монтгомери выяснил, что вдовствующая графиня Девоншир ныне обитала в огромном особняке неподалеку от ворот в Бишопсгейт. Остановившись у дома старухи, он передал свою лошадь груму, стоявшему у ворот конюшни, и направился к парадному входу. Поднявшись по широким ступеням, сказал дворецкому:

— Я хотел бы засвидетельствовать свое почтение вдовствующей графине, если она, конечно, принимает. Вот моя визитная карточка.

— Да, милорд. Сюда, пожалуйста.

Дворецкий провел его в библиотеку, куда минуты через две вошла вдовствующая графиня.

Пожилая дама окинула посетителя оценивающим взглядом. Гость произвел на нее самое благоприятное впечатление. По ее мнению, это был, что называется, настоящий мужчина с сильным, властным характером, а ей такие нравились. Она посмотрела на его карточку.

— Лорд Монтгомери?

— Да, миледи. Мой отец — граф Александр Эглинтон. Я приехал, чтобы расплатиться с вашим управляющим за приобретенных у вас недавно овец.

— Если мне не изменяет память, вы, Роберт, в свое время служили в роялистской армии в звании капитана, не так ли? Ах, у меня всегда была слабость к военным…

В этот момент в библиотеку вошла Велвет, разглядывавшая содержимое корзины с цветами, которую держала в руках.

— Такая жалость, Кристин, что на некоторых кремовых розах есть черные крапинки, похожие на пятнышки сажи… — Тут девушка подняла голову и, увидев, что у хозяйки гость, пробормотала: — Ах, прошу извинить за вторжение…

В следующее мгновение она внимательно посмотрела на стоявшего перед ней посетителя, высокого и широкоплечего, с военной выправкой… Но более всего ее поразило смуглое лицо с резкими чертами, а такой же пронзительный взгляд серых глаз. И как только она всмотрелась в эти глаза… Велвет вдруг поняла, что еще никогда не видела такого привлекательного мужчину.

— Велвет, дорогая, позволь представить тебе капитана Роберта Монтгомери, — сказала старая графиня.

— Велвет?.. — Темные брови сошлись на переносице.

— Грейстил?.. — пробормотала девушка, и ее изумрудные глаза широко раскрылись.

 

Глава 4

— О, ну конечно! — радостно воскликнула Кристин; она наконец-то поняла, почему имя молодого человека показалось ей знакомым. — Это же Грейстил Монтгомери, твой суженый, не так ли?

— Ничего подобного.

Велвет густо покраснела и потупилась.

— О, ведь это было много лет назад. Тебе тогда едва исполнилось семь, так что, возможно, ты забыла, — высказала предположение Кристин.

— Да, я забыла.

Девушка по-прежнему смотрела в пол.

«Нет, я ничего не забыла. Хотя бы потому, что именно в тот день решила назваться Велвет. Именно в тот день я поняла, что люблю Чарлза. А тебя, Грейстил, заставили обручиться со мной из-за моего богатства, и ты возненавидел меня за это. Хотя я уже лишилась своего состояния, ты по-прежнему ненавидишь меня, и тебе не хочется вспоминать о нашей помолвке».

— Возможно, вы действительно забыли меня, мистрис Кавендиш. Я был тогда тринадцатилетним юнцом, и с тех пор моя внешность сильно изменилась.

Велвет окинула его высокомерным взглядом — и вдруг в ужасе поняла, что ее влечет к этому мужчине. В нем почти ничего не осталось от прежнего долговязого и нескладного юнца, но пронзительный взгляд серых глаз был такой же, как прежде; казалось, эти глаза смотрели ей прямо в душу. И конечно же, этот самоуверенный дьявол прекрасно знал, что она притворяется и на самом деле помнит его.

Судорожно сглотнув, Велвет проговорила:

— Я уверена, что после всех этих лет граф Эглинтон считает помолвку недействительной. Мой отец, впрочем, тоже.

— Мало ли что они считают, — процедил Грейстил сквозь зубы. — Это мне решать — действительна она или нет.

— Вы, должно быть, с ума сошли! — выпалила Велвет.

— Прошу вас, милорд, простите ее, — поспешно вмешалась старая графиня. — Поверьте, она не хотела грубить вам.

— Напротив, очень хотела, — возразил Роберт. — Более того, она была бы не прочь проткнуть меня моим же мечом, но не отваживается.

— Вы просто читаете мои мысли, — с язвительной улыбкой сказала Велвет.

Кристин с любопытством посматривала на молодых людей, казалось бы, враждебно настроенных по отношению друг к другу. Но при этом было совершенно очевидно, что их невольно влекло друг к другу — в том не было ни малейшего сомнения.

— Лорд Монтгомери, могу ли я пригласить вас на обед в среду вечером? — спросила графиня. — Возможно, вам удастся преодолеть свои расхождения с Велвет. Или же ваша дуэль продолжится. Думаю, и то и другое будет в равной степени интересно.

— Я приду, миледи, — кивнул Роберт. — Почту за честь.

— Незаслуженную… — вполголоса пробормотала Велвет.

Осторожный стук в дверь прервал разговор — в комнату вошел управляющий. Воспользовавшись его приходом, Велвет поспешно выскользнула в коридор.

— Познакомьтесь, милорд, это мистер Берк, весьма ценимый мной управляющий, — сказала графиня. — А это Роберт Грейстил Монтгомери, сын графа Эглинтона. В свое время он сражался на стороне роялистов.

— Для меня большая честь познакомится с вами, сэр. — Управляющий поклонился молодому человеку. — Мы все в долгу перед вами за вашу верную службу.

— Да, несомненно, — закивала Кристин. — Хотя мои ближайшие родственники весьма вольготно чувствуют себя под властью Кромвеля, я по-прежнему питаю симпатии к роялистам и даже поддерживаю отношения со Стюартами. Но это — к слову. Теперь же позвольте оставить вас наедине. Полагаю, вам надо кое-что обсудить.

С этими словами хозяйка дома вышла из комнаты.

Быстро уладив дело со счетами за овец, Роберт вручил Берку свою карточку и проговорил:

— Я, знаете ли, недавно открыл контору на Солсбери-Корт.

— Отличное место, — одобрил управляющий. — Оттуда недалеко и до Темпла, и до Темзы. Не сомневаюсь, что с вами будет приятно вести дела, лорд Монтгомери.

— Не сочтите меня бесцеремонным, мистер Берк, но мне бы хотелось попросить у вас совет. Проблема в том, что я собираюсь выправить лицензию на добычу угля на моем участке в Дербишире. Что вы об этом думаете?

— О, прекрасная мысль, милорд. Графиня уже заключила несколько контрактов на добычу и поставку угля, причем именно в Дербишире. Я дам вам названия нескольких компаний, которые будут рады сотрудничать с вами.

Кристин отправилась искать Велвет и обнаружила ее на кухне, где девушка методично смывала пятнышки сажи с лепестков роз.

— Оставь на время цветы и поговори со мной, дорогая.

Велвет, хотя и не без колебаний, последовала за пожилой леди в ее любимую гостиную, где опустилась на стул у окна.

— Грейстил Монтгомери — чрезвычайно привлекательный мужчина, — заявила графиня. — Кроме того, он наследник обширных земельных владений, значительных денежных сумм и, наконец, графского титула. Тебя что, отпугивают его дьявольски смуглое лицо, резкие черты и мрачное выражение?

— Нет-нет, — поспешно ответила девушка. — Его внешность нисколько меня не отпугивает.

— В таком случае я в полном недоумении, — пробормотала пожилая леди. — Почему же ты отвергаешь его?

— Когда отец собирался отправить меня в Англию, я спросила его о своем суженом. И он объяснил мне, что за прошедшие годы ситуация очень изменилась, так что Граф Эглинтон вряд ли даст согласие на брак своего наследника с бесприданницей.

Сказав это, Велвет почувствовала, что краснеет от унижения.

— Грейстил Монтгомери — вполне самостоятельный мужчина, — фыркнула графиня. — И я уверена, что он плевать хотел на то, что там себе думает его папаша. Очень может быть, что он считает вашу помолвку совершенно законной, более того — обязывающей.

Велвет еще гуще покраснела.

— Ну как вы не понимаете?! — воскликнула она. — Ведь он видит окружающие вас богатство и роскошь, поэтому полагает, что и мои обстоятельства изменились в лучшую сторону, поскольку я живу с вами. Кстати, в следующем году мне исполнится двадцать один год… а ведь все знают, что для вступления в брак это многовато. Так или иначе, но Монтгомери нисколько во мне не заинтересован.

— Разве ты не заметила, какие взгляды он бросал на тебя? Он просто пожирал тебя глазами. На меня по крайней мере ни один мужчина так не смотрел. — Пожилая леди вздохнула и надолго умолкла. — Знаешь, дорогая, я ведь довольно рано овдовела, — наконец продолжала она. — А потом… — Она снова вздохнула. — Ах, если бы хоть один мужчина посмотрел на меня так, как смотрит на тебя Монтгомери, я бы сразу же вцепилась в него обеими руками. К сожалению, таких мужчин вокруг меня не оказалось. А ты, Велвет, похоже, не замечаешь, до какой степени привлекательна. Наверное, ты даже не подозреваешь, какими редкими качествами наградила тебя судьба. Твоя прабабка Бесс Хардвик также обладала ими в полной мере. Она четырежды выходила замуж и вертела каждым из своих четырех мужей как хотела.

— Неужели у нее было четыре мужа?

Кристин с улыбкой кивнула:

— К тридцати пяти годам. — Графиня достала из шкафа тетрадь, переплетенную в кожу. — Вот один из ее дневников, найденный мной в Оутлендсе. Думаю, тебе будет небезынтересно с ним ознакомиться.

— О, благодарю вас… Я буду хранить его как зеницу ока.

Кристин похлопала девушку по руке:

— Дневник надо не хранить, а читать. Полагаю, к среде ты обязательно должна его осилить.

Укладываясь спать, Велвет думала о своем отце. Долгое время она была убеждена, что он всю жизнь будет любить только свою семью, то есть жену и детей. Однако ее иллюзии на сей счет рухнули после того, как он — слишком быстро, по ее мнению, — женился вторично. И теперь Велвет считала, что отец ее предал. Более того, она не могла отделаться от мысли, что он находился в связи с Маргарет Лукас еще в те времена, когда мать была жива.

Забравшись в постель, Велвет приступила к чтению дневника Бесс Хардвик. При этом от некоторых откровений, которые позволяла себе прабабка, у нее дух захватывало. Часа два спустя, отложив наконец тетрадь, она пришла к мысли, что благодаря прочитанному начинает видеть Бесс в новом свете. Было ясно, что эта женщина жила по своим собственным правилам и не позволяла мужчинам, находившимся с ней рядом, навязывать ей свою волю.

А потом Велвет подумала о Грейстиле Монтгомери. Приходилось признать, что все годы эмиграции она часто вспоминала о суженом и даже видела его во сне, однако реальный Грейстил оказался намного привлекательнее являвшегося ей во снах образа.

Но находил ли он ее привлекательной? Или же руководствовался какими-то другими мотивами, если действительно собирался на ней жениться?

«А может, он хочет жениться на мне, чтобы насолить нашим отцам и показать, что их мнение его не интересует?» — подумала Велвет. В глубине души ей не хотелось, чтобы это оказалось правдой. Да-да, она хотела, чтобы Монтгомери полюбил ее всем сердцем, по-настоящему полюбил. Но выйдет ли она за него замуж, даже если он захочет соединиться с ней ради нее самой? Эта мысль вызвала у нее сладостную дрожь, и она наконец осознала, что не смогла устоять против чар Грейстила Монтгомери. Чтобы хоть как-то защититься от них, она громко проговорила:

— Если мы и поженимся, то это будет брак без любви! Ибо в моем сердце безраздельно царствует Карл Стюарт!

Тут ей вспомнились слова Чарлза: «О, святая невинность! Я не могу позволить себе такую роскошь, как любовь…» А затем она подумала о совете, который давала женщинам в своих дневниках прабабка Бесс. «Чтобы управлять мужчиной, требуется только одно: поглаживать его одной рукой, а другой время от времени щелкать по носу, чтобы не возомнил о себе слишком много!» — так написала эта мудрая женщина. Еще раз обдумав ее совет, Велвет загадочно улыбнулась и задула свечу.

У Монтгомери был довольно удачный день. На лондонской бирже он продал значительную часть шерсти весенней стрижки по гораздо более высокой цене, чем рассчитывал. К тому же он почти не сомневался, что на следующей неделе продаст остатки товара еще дороже. Кроме того, он посетил Сэмюела Лоусона в Темпле и по совету последнего приобрел несколько акций Бермудской компании, поставлявшей товары из Нового Света. Вернувшись вечером в свою контору, Роберт написал деловые письма отцу и его управляющему. А вскоре после этого к нему явился посетитель — крепкий мужчина примерно одного с ним возраста, с обветренным лицом и острым взглядом. Судя по всему, это был курьер от генерала Монка.

— Монтгомери? Рад встрече, сэр, — сказал незнакомец. — Один наш общий знакомый высказал предположение, что я могу оказаться вам полезным.

— Полезным мне?.. — протянул Грейстил; он отметил, что незнакомец говорил с акцентом, но это был не шотландский акцент.

— Совершенно верно, сэр.

Роберт был уверен, что перед ним курьер от Монка. Но он не мог отдать зашифрованное письмо незнакомому человеку, не получив твердых доказательств, что это тот самый курьер, которого он ждал.

— А у нашего общего знакомого есть имя?

— Мистер Берк. Но чужому я его не назову, — сказал посетитель с улыбкой. — Роялисты должны проявлять осторожность.

И тут Монтгомери понял, откуда у незнакомца такой акцент.

— Вы с острова Джерси, не так ли?

Он знал, что губернатор Джерси — преданный сторонник короля.

— Верно, сэр. Меня зовут Спенсер, и я матрос с фрегата «Гордый орел», что пришвартовался на Темзе, у Блэк-фрайерса. Там всегда стоит какое-нибудь судно губернатора Картерета, готовое на всех парусах пересечь Канал с конфиденциальным посланием.

Монтгомери ухмыльнулся:

— А в свободное от курьерской службы время суда вашего губернатора могут ограбить какого-нибудь голландца или пустить ко дну посудину из флота Кромвеля, не так ли? Благодарю за предложение, Спенсер. Возможно, я воспользуюсь вашими услугами.

— В таком случае имейте в виду, что мы уходим завтра с полночным приливом.

В тот же вечер, когда уже сгустилась тьма, прибыл наконец и человек от Монка. Он предъявил рекомендательное письмо, из которого явствовало, что перед лордом Монтгомери — курьер генерала. Письмо не было подписано, но на нем красовалась официальная печать города Эдинбурга.

Монтгомери отпер ящик стола и вынул из него зашифрованное послание. Решив, что курьер шифра не знает, он рядом с печатью написал: «Генералу Монку в собственные руки», после чего вручил послание курьеру. Когда человек Монка ушел, он запер дверь, прикрутил фитиль лампы и долго сидел в полумраке за столом, размышляя, стоит ли написать королю Карлу. Наконец он принял решение, но времени у него было не так уж много — судно Спенсера отчаливало в полночь.

Все утро следующего дня Грейстил провел в делах, после чего, весьма довольный собой, вернулся домой, чтобы принять ванну и переодеться, а затем отправиться на обед к старой графине. Монтгомери сгорал от желания снова увидеть Велвет Кавендиш. Он не сомневался, что судьба улыбнулась ему — она не только привела его в Лондон, но и сделала так, чтобы они с Велвет встретились.

Лорд Монтгомери постучал в дверь дома у Бишопсгейт ровно в шесть часов и остался ждать в облицованном черно-белым мрамором холле, когда дворецкий доложит вдовствующей графине о его приходе.

Кристин появилась почти тотчас же — не прошло и нескольких минут. Велвет не нашла нужным сопроводить пожилую леди в холл, и это вызывало разочарование. Пока они с графиней обменивались необходимыми в таких случаях любезностями, Грейстил, стараясь скрыть нетерпение, спрашивал себя: «Где же Велвет? Неужели она отказалась со мной отобедать?» Наконец хозяйка, в очередной раз улыбнувшись, проговорила:

— Милорд, не желаете ли проследовать в гостиную?

Переступив порог следом за вдовой, Монтгомери опустился в кресло, на которое она ему указала. И тотчас же вскочил на ноги, поскольку в этот момент в гостиную вошла Велвет. Она была в скромном белом платье, но на сей раз — с непокрытой головой, то есть не надела чепца. Грейстил невольно залюбовался ее роскошными волосами, он даже заложил руки за спину, чтобы побороть сильнейшее искушение дотронуться до них.

— Рад видеть вас, мистрис Кавендиш, — сказал он с улыбкой.

Велвет же в данный момент проверяла действенность совета, который прочитала в дневнике Бесс. «Я всегда заставляла мужчину дожидаться своего появления достаточно долго, чтобы он основательно поволновался, — писала мудрая леди. — Однако ж не настолько долго, чтобы душевное волнение перешло в злость». Наконец, едва заметно улыбнувшись, девушка проговорила:

— Приятно видеть вас, милорд.

Велвет внутренне ликовала; было очевидно, что Бесс нисколько не ошибалась. Следует заметить, что и от чепца девушка отказалась по совету все той же Бесс. «Когда я оставляла голову непокрытой, мои рыжие волосы буквально околдовывали мужчин», — писала прабабка.

Тут вдовствующая графиня предложила гостю бокал мина, потом спросила у девушки:

— Дорогая, а ты выпьешь немного?

— Нет, спасибо, миледи, — ответила Велвет. — Я не пью вина. Даже не пробовала.

Эти ее слова взбудоражили воображение Грейстила. «Готов поклясться, что ты еще много чего не пробовала!» — воскликнул он мысленно.

— Ну налей себе хотя бы капельку… Чтобы мы могли поднять тост за Карла Второго, — настаивала графиня.

— Что ж, за Чарлза я непременно выпью! — закивала Велвет.

Причем имя «Чарлз» она произнесла с таким выражением лица, что Грейстилу тут же вспомнилась ее детская любовь к очаровательному принцу. Но неужели любовь еще не прошла?..

Они подняли бокалы и выпили за здоровье его величества. Минуту спустя в гостиную вошел дворецкий, объявивший, что обед подан. Все трое тотчас же перешли в роскошную столовую, и графиня выбрала место во главе стола. Грейстил придержал для нее стул, потом обошел вокруг стола, чтобы усадить Велвет. Глядя на нее сверху вниз, он заметил выступавшие из платья бутоны ее грудей, и это зрелище заставило его сердце гулко забиться. Но как ни странно, он был очень рад тому обстоятельству, что платье не имело выреза и застегивалось у самой шеи. «Ее невинность и скромность способны свести мужчину с ума», — подумал Грейстил, усаживаясь напротив девушки, чтобы иметь возможность без помех любоваться ею.

Графиня старалась поддерживать разговор за столом, и Грейстил охотно отвечал на все ее вопросы довольно подробно. Когда же хозяйка заговорила о войне, он невольно нахмурился и проворчал:

— В войне нет ничего хорошего, даже если ты сражаешься за правое дело. Сомневаюсь, что эта тема может заинтересовать дам.

— Да-да, конечно, — закивала графиня. — Я прекрасно вас понимаю. — Она тут же заговорила о другом, а через некоторое время с улыбкой заявила: — Знаете, я решила подать сегодня к обеду особенный десерт! Пойду посмотрю, готов ли он…

Грейстил тут же понял, что хозяйка предоставляет им с Велвет возможность побыть наедине, и мысленно поблагодарил пожилую леди. Как только она вышла из комнаты, он поднялся со своего места и пересел ближе к Велвет. Улыбнувшись ей, спросил:

— Понравилось ли вам вино, которое, по вашим словам, вам раньше не приходилось пробовать?

Девушка потупилась и, пожав плечами, пробормотала:

— Даже не знаю, милорд… Но мне показалось, что от вина мне стало немного жарко. — Она подняла голову и взглянула на него. — Впрочем, вы так пристально смотрели на меня весь вечер, что наверняка это заметили.

— Да, конечно… — Взгляд ее изумрудных глаз безмерно волновал его. — И мне кажется, вы чувствуете тепло во всем теле, приятное легкое головокружение и… возбуждение.

— Возможно, милорд, но ведь в глубине души вы не верите, что одно только вино произвело на меня такое действие?

— Вы просто читаете мои мысли.

Он расплылся в улыбке.

— Что ж, очень может быть. — Велвет усмехнулась. — И я почти уверена, что у вас тоже слегка кружится голова и вы испытываете возбуждение… но только не от вина… — Она сделала паузу, потом нанесла завершающий удар: — И это от того, что вы самовлюбленный и слишком уверенный в себе субъект е чрезмерно развитым воображением.

— Черт побери! Вот, оказывается, как вы обо мне думаете?!

— Я знаю еще один ваш секрет, — продолжала Велвет. Она опустила палец в бокал с вином и облизала его. — Вам по-прежнему хочется отшлепать меня.

Тут дверь отворилась, и вошла Кристин с подносом.

— Ах, я просто без ума от клубники и сливок! — воскликнула она с улыбкой.

Грейстил тут же вернулся на прежнее место, а графиня добавила:

— Похоже, пока меня не было, вам удалось найти общий язык, не так ли?

— Нет, не удалось, — ответила Велвет вызывающе. — И мы решили продолжать нашу дуэль.

После обеда Грейстил еще с час просидел в столовой, хотя знал, что ему следовало поторапливаться. Но он не хотел уходить, не решив волновавшего его вопроса. Возможно, судьба Британии была в тумане, зато у него в голове царила полная ясность. Он твердо решил, что должен заполучить Велвет Кавендиш, чего бы это ему ни стоило.

Поднявшись наконец из-за стола, Грейстил произнес:

— Прежде чем покинуть этот гостеприимный дом…

— Вы здесь всегда желанный гость, милорд, — с улыбкой перебила Кристин.

— Вы очень великодушны, миледи. Так вот, я хотел бы заметить, что у нас с Велвет и впрямь существуют некоторые разногласия. К примеру, я убежден, что мы с ней обручены. Поскольку же она так не считает, то позвольте мне, графиня, ухаживать за ней.

— Охотно позволяю вам это. И с пожеланиями доброй ночи удаляюсь, чтобы вы могли попрощаться с Велвет.

Когда они снова остались наедине, девушка пристально взглянула на него и сказала:

— Я слишком плохо вас знаю, милорд. И я не готова встречаться с вами.

Грейстил коснулся прядки ее золотистых волос, чувствуя их мягкость и шелковистость. Потом осторожно провел по ее щеке тыльной стороной ладони.

— Хотите, я докажу вам, что это не так?

Он опустил голову и на миг прикоснулся губами к ее губам.

Велвет тихонько застонала, и ее губы словно сами собой приоткрылись. Тотчас же воспользовавшись этим, Грейстил запечатлел на ее устах уже настоящий поцелуй. Потом взглянул на нее с удивлением.

— О Боже, да вы, оказывается, никогда еще не целовались. Ни разу!

— Неправда, целовалась… То есть нет, не целовалась… Чтоб вас… черти взяли, Роберт Монтгомери! Я ведь уже вам говорила, что не готова встречаться с вами. Зато готова к кое-чему другому. Например, носить при себе меч, чтобы держать вас на расстоянии!

— Мы с вами обручены, миледи, что бы вы там себе ни думали.

— Это что — угроза? Или обещание?

— И то и другое, моя милая плутовка.

Когда Грейстил завел лошадь в стойло, часы пробили десять. Всю обратную дорогу он думал о Велвет, но сейчас, входя в свою контору на Солсбери-Корт, он решил на время выбросить ее из головы, чтобы целиком сосредоточиться на предстоявшем. И конечно же, следовало иметь в виду, что фрегат «Гордый орел» отплывал в полночь с ночным приливом.

Через некоторое время Монтгомери запер ящики письменного стола, погасил свет и вышел из дома через заднюю дверь. Хотя времени в его распоряжении оставалось совсем немного, он, однако же, шел довольно медленно, то и дело поглядывая по сторонам, чтобы убедиться, что за ним нет слежки. Добравшись до Темзы в районе Блэкфрайерс, он вздохнул с облегчением, от реки поднимался густой туман, скрывавший все вокруг, так что нельзя было разглядеть даже сигнальные огни судна. Грейстил увидел их только тогда, когда подошел к судну почти вплотную. Внезапно послышалось звяканье якорной цепи, и он понял, что «Гордый орел» уже готов к отплытию. Увидев матроса, снимавшего толстый канат со стоявшего на пирсе кнехта, Монтгомери попросил его позвать Спенсера, и тот появился буквально через несколько секунд. Приблизившись к Грейстилу, моряк с ухмылкой сказал:

— Поначалу я вас не узнал. Письмо будет?

Грейстил молча покачал головой, затем, подняв воротник морской куртки, купленной накануне в лавке старьевщика, ответил:

— Нет, но у меня для вас пассажир.

 

Глава 5

Двигаясь прямым курсом, судно совершило переход от устья Темзы до Остенда за одну ночь. «Гордый орел» прошел мимо порта и бросил якорь в Бланкенберге — небольшом заливе у бельгийского побережья.

Когда Грейстил сошел на берег, Спенсер показал ему несколько лошадей, которые в любой момент могли доставить роялистов в Брюгге. Более того, матрос сказал, что готов сопровождать лорда Монтгомери в город, где в это время находился король-изгнанник. Когда всадники приблизились к резиденции Карла Стюарта, охрана мгновенно признала Спенсера, и молодых людей без малейших проволочек пропустили во дворец. Миновав длинный коридор, они подошли к двери, находившейся под охраной часовых. Спенсер назвал пароль, дверь тут же распахнулась, и они вошли в королевские покои.

Поднявшийся из-за стола высокий мужчина оказался еще более исхудавшим, чем предполагал Монтгомери. Чарлз и Грейстил долго смотрели друг на друга — словно не узнавали. Наконец лицо короля-изгнанника озарилось улыбкой, и он воскликнул:

— Боже мой, да это же Грейстил Монтгомери собственной персоной! Похоже, из-за неблагоприятного развития событий мы оба за годы разлуки превратились в нищих.

Они не виделись со времен битвы при Вустере, где роялисты потерпели сокрушительное поражение.

Тут Спенсер понял, что король знаком с его пассажиром, и мгновенно, молча поклонившись, удалился.

— Ваше величество, вам, возможно, не понравится то, что вы услышите, но я считаю своим долгом довести это до вашего сведения.

— Правда часто бывает неприятной. Вот почему я так редко ее слышу. Мои советники и придворные говорят мне лишь то, что считают нужным, и я уже свыкся с мыслью, что они пекутся в основном о собственных интересах.

— Я тоже пекусь о собственных интересах. И прибыл сюда для того, чтобы облегчить свою совесть.

— Совесть?.. — Карл весело рассмеялся. — Я забыл, что это такое, когда мне исполнилось шестнадцать. — Отсмеявшись, король разлил по стаканам какой-то напиток и, чуть поморщившись, пододвинул один из стаканов гостю. — Боюсь, это голландский джин. Так что сиди, пей… и рассказывай.

— Ваше величество, прошлой осенью я навербовал рекрутов в Нортумберленде, но моих людей взял в плен и посадил под замок в замке Бервик командовавший колдстримскими гвардейцами генерал Джордж Монк.

Чарлз нахмурился и со вздохом сказал:

— Вас захватили в тот момент, когда вы ждали высадки моих войск, которые так и не высадились.

— Зима была дьявольски суровой, — продолжал Грейстил. — Когда же она закончилась, я заключил с Монком договор, согласно которому он предоставил моим людям возможность пересечь шотландскую границу и вернуться в Нортумберленд. Взамен он потребовал от меня правдивой информации о Кромвеле и состоянии умов английских обывателей.

— И что же, по твоему мнению, думают люди?

— Люди устали от правления Кромвеля. Есть и такие, что тайно ратуют за восстановление монархии, причем, по слухам, они хотят предложить корону именно Кромвелю.

— В твоем рассказе, мой друг, для меня мало приятного.

— Нет-нет, ваше величество, — поспешно возразил Грейстил. — Кое-что обнадеживающее все-таки есть. Дело в том, что Кромвель умирает.

— Ты его видел?!

— Я надел форму «круглоголового» и проник в Уайтхолл. Так вот, он сильно сдал. Ссутулился, пожелтел как лимон и почти не ест.

— Может, его пытались отравить? — предположил Чарлз.

— Да, возможно. Но дело не в этом. От отравления можно излечиться, ваше величество, но от той болезни, что гложет Кромвеля, лекарства, наверное, не существует. Протектор превратился в фанатика, убежденного в том, что Господь избрал его своим орудием для того, чтобы реформировать религию в Англии и прекратить ее в Новый Иерусалим. Но людям надоел религиозный фанатизм, и их пугают реформы, которые Кромвель пытается проводить. Я вам так скажу, ваше величество… Полагаю, что Кромвель умирает от религиозной одержимости.

— А что ты написал в своем докладе генералу Монку?

— Он просил меня писать правду. И я не погрешил против истины.

— Зачем ему правда? Какие у него планы?

— Генерал Монк — весьма любопытный субъект. И кое в чем ему нет равных. Он, например, железной рукой правит Шотландией с помощью своих колдстримских гвардейцев. Хотя их не так уж много, это лучшие солдаты в армии парламента.

— Выходит, что Монк способен единолично поддерживать баланс власти в стране и после смерти Кромвеля. Нельзя ли в этом смысле как-нибудь на него повлиять?

— Полагаю, что можно, сир. Между прочим, в прошлом Монк был роялистом, никогда не поднимавшим оружия против вашего отца. Но потом его взяли в плен и по приказу Кромвеля продержали два года в Тауэре. Затем предоставили возможность выбора: или продолжать гнить в тюрьме, или возглавить армию и выступить против повстанцев в Ирландии. И он выбрал свободу.

— Что и говорить, весьма разумный выбор. Думаю, в следующий раз он проявит такое же благоразумие. Похоже, на Монка действительно можно повлиять. Иначе говоря, его нужно сделать нашим союзником.

— Монк очень осторожный человек, ваше величество. Он никогда не выступит на нашей стороне открыто.

Чарлз в задумчивости кивнул:

— Да, понимаю… Я тоже научился осторожности за прошедшие годы. Полагаю, нам нужно привлечь для обсуждения этого вопроса канцлера Хайда. Он опытный политик и в отличие от других придворных умеет держать рот на замке. Ну а тебя, мой друг, мне остается лишь поблагодарить за то, что не побоялся рискнуть головой и привез мне эти сведения. Однако впредь мы будем поддерживать связь только письменно. Так безопаснее. Что же касается твоих рапортов Монку, то пусть они будут так же правдивы, как прежде. Однако следует иметь в виду, что и правдивую информацию можно подавать таким образом, чтобы она играла нам на руку.

— Летом из всех развлечений у нас только посещения церкви — по пятницам и воскресеньям. Я больше не в состоянии переносить эти мрачные церемонии, на которых говорится лишь о грядущих адских муках, — заявила Кристин. — Вот в прежние времена англиканская служба в соборе Святого Ботольфа действительно возвышала душу, благодаря чтению молитв, песнопениям и красивой музыке.

— Музыка — это инструмент дьявола, — с усмешкой заметила Велвет. — А в душу может вселить страх Божий лишь ужас перед вечными муками.

— Все эти страсти — глупое ханжество! — воскликнула старая графиня. — Нам необходимы перемены. Давай-ка сядем в карету и отправимся за покупками. И Эмму с собой возьмем.

Сев в экипаж, дамы проехали по улицам Лондона, по которым то и дело проходили солдаты, и вышли у коммерческих прилавков, находившихся на первом этаже биржи. Велвет с восторгом смотрела на все товары, на каждую мелочь, Кристин же, напротив, не скрывала разочарования.

— Когда-то на этих прилавках лежали горы разноцветных лент и вееров. Помнится, в те годы я была без ума от всякой мишуры и, разумеется, от французских мод. А что теперь? Эти скучные пуритане только могут предложить воротнички и шерстяные чулки. Ни одного яркого перышка, чтобы порадовать взгляд, ни одного красивого веера… Но ты, Велвет, кажется, кое-что высмотрела?

— Не кое-что, а кое-кого. По-моему, я разглядела в толпе Грейстила Монтгомери. Надеюсь, вы не сообщили ему о нашей поездке…

— Конечно, нет, дорогая. Просто это счастливое совпадение.

Они подошли к нему со спины, когда он покупал бумагу и воск для запечатывания писем. Повернувшись, Грейстил тотчас увидел их.

— О, милые дамы, какой приятный сюрприз! — воскликнул Монтгомери, но смотрел при этом только на Велвет. — Между прочим, я знаю, что вы посещаете церковь Святого Ботольфа на Бишопсгейт. И я с удовольствием провожу вас туда на завтрашнюю вечернюю службу.

Велвет помрачнела, а Кристин, напротив, весело рассмеялась.

— Ах, милорд, мы уже дважды были там на этой неделе и покаялись во всех своих грехах. Так что нам сейчас нужны перемены, поэтому я подумываю о том, чтобы вывезти завтра Велвет за город на прогулку. Не желаете ли присоединиться? Или дела не позволяют вам покидать Лондон?

— Мы не должны навязывать лорду Монтгомери свое общество, — заметила Велвет.

— Напротив, я буду очень рад поехать с вами. Более того, буду счастлив! — воскликнул Грейстил с улыбкой.

— Стало быть — решено, — кивнула графиня. — В Роухемптоне у меня есть небольшое поместье и дом у озера. Там такой воздух, что от него можно опьянеть.

— Значит, до завтра, миледи. — Грейстил снова улыбнулся и мысленно добавил: «Похоже, графиня делает все, чтобы свести нас. При такой поддержке я непременно добьюсь желаемого. Надо только держать ситуацию под контролем».

Когда они на следующее утро ехали вдоль реки, Велвет вновь и вновь бросала взгляд на Монтгомери, гарцевавшего верхом на лошади рядом с каретой. Его безупречная посадка кавалериста и та легкость, с какой он управлял лошадью, завораживали ее. Она не могла не признать, что этот стройный и сильный мужчина с каждым днем привлекал ее все больше.

Сегодня на Бишопсгейт она опять заставила его ждать. Когда же наконец появилась, рассыпалась в извинениях и с улыбкой сказала:

— Прошу простить меня, милорд. Я понятия не имела, что вы уже здесь.

Он посмотрел на нее с некоторым удивлением, как бы давая понять, что не поверил ей. Следовательно, их дуэль продолжалась, и именно поэтому Велвет изо всех сил старалась показать, что совершенно равнодушна к Грейстилу Монтгомери.

Когда они приехали в Роухемптон, Грейстил сразу заметил, что это небольшое поместье очаровало Велвет. Девушка смотрела на дом и прилегавшие к нему угодья с восторгом. Выйдя из экипажа, она первым делом бросилась осматривать конюшню.

— Кристин, оказывается, у вас есть верховые лошади! Воистину, ваш Роухемптон — райское местечко! Вы не будете возражать, если я оседлаю одну из них и покатаюсь?

— А зачем, ты думаешь, я привезла тебя сюда? Надеюсь, лорд Монтгомери составит тебе компанию в этой прогулке… Можете отправляться хоть сейчас. Поверьте, здесь есть на что посмотреть. К примеру, там, в лесу, находится очень живописное озеро. Так что желаю приятно провести время. Ну а я пока пообщаюсь со слугами. Полагаю, им потребуется время, чтобы приготовить обед, поэтому не спешите возвращаться.

Велвет взялась за седло, но Грейстил остановил ее:

— Миледи разрешите мне приготовить вашу лошадь к верховой прогулке.

Девушка решительно покачала головой:

— Нет, сэр, я и сама могу справиться.

— Да, возможно. Но пока вы со мной, вам не придется седлать лошадей, потому что это мужское дело.

В конце концов Велвет уступила. Передавая Грейстилу седло, она со смехом проговорила:

— Вам нравится все держать под контролем, не так ли, Монтгомери? Позвольте, однако, предупредить: контролировать меня вам не удастся!

— Но я все-таки постараюсь, Велвет, что бы вы ни говорили. Да-да, даже не сомневайтесь в этом.

Монтгомери помог девушке сесть в седло, и Велвет, не дожидаясь, тут же выехала из конюшни и пустила лошадь в галоп. Каждый раз, когда Грейстил приближался к ней, она пускала лошадь еще быстрее и, оглядываясь на молодого человека, весело смеялась, а ее взгляд, казалось, говорил: «Поймай меня, если сможешь!»

Какое-то время Монтгомери скакал следом за ней — ему нравилось наблюдать, как уверенно она управляла лошадью. Наконец, поравнявшись с Велвет, он с улыбкой спросил:

— Как насчет скачек вокруг озера?

Она кивнула и помчалась со скоростью ветра, а ее веселый смех полетел за ней, словно шлейф.

Но Грейстил и на сей раз не торопился ее догонять — он по-прежнему любовался ею издалека. Затем, стремительно преодолев разделявшее их расстояние, он поравнялся с Велвет и, протянув руку, выхватил ее из седла и тут же усадил в свое седло, прямо перед собой.

Девушка вскрикнула от неожиданности, но уже в следующее мгновение радостно засмеялась — ей ужасно понравился безрассудный поступок Грейстила. А он вскоре отъехал от озера и помчался по лугу, по свежескошенной траве. Потом вдруг вскинул вверх руки, зная, что Велвет обязательно последует за ним. Когда же она упала в его объятия, они вместе рухнули на землю и принялись со смехом кататься по траве. В какой-то момент она оказалась сверху и, заглянув в глаза Грейстилу, заявила:

— Настоящий рыцарь обязательно позволил бы мне выиграть скачку!

— Но прежде всего я мужчина, Велвет, — возразил Грейстил. — Причем мужчина довольно гордый, так что я никак не мог позволить женщине одержать надо мной победу.

С этими словами он вытащил из ее растрепавшихся волос соломинку.

Велвет, вспомнив записи Бесс, осторожно коснулась кончиком языка своей верхней губы.

В следующую секунду Грейстил приблизил губы к ее мягкому рту и, поцеловав, застонал от страсти. Потом обнял своими мощными руками за плечи и прижал к себе с такой силой, что ее груди расплющились о его мускулистый торс.

— Ну так как, Велвет, ты пересмотришь свое отношение к нашей помолвке?

— Ах, Монтгомери, у меня же нет ни единого пенни, а без приданого наш брак невозможен. Или ты считаешь, что я окончательно лишилась гордости? Вот когда Чарлз вернется и воссядет на трон, а я опять стану богатой наследницей, тогда попробуй снова задать мне этот вопрос.

— Ты уверена, что Чарлз вскоре воссядет на трон? — спросил он с удивлением. — Велвет, дорогая, для этого, возможно, потребуется еще лет десять. А может, этого вообще никогда не случится.

Она вдруг в ярости принялась молотить его кулачками.

— Предатель и изменник! Ты должен верить в него, должен! Лично я никогда не теряла в него веры. И буду верить в него всегда!

Грейстил невольно позавидовал Карлу Стюарту, удостоившемуся такой беззаветной преданности. Приподнявшись, он сказал:

— Простите меня, миледи. Эта прогулка доставила вам столько радости, а я все испортил…

Она поднялась на ноги и оправила юбку.

— Вы ни в чем не виноваты. Это я проявила слабость и раскисла, а в таком райском местечке, как Роухемптон, это просто грешно.

— Что ж, пора возвращаться, — заметил Грейстил. — Думаю, обед скоро будет готов.

Велвет взяла свою вороную кобылку за повод.

— Только я сначала спущусь к озеру и взгляну на лебедей. Возможно, загадаю желание. Скажите Кристин, что я захотела немного побыть в одиночестве.

Возвращаясь в особняк графини, Грейстил уже точно знал: он сделает все возможное и невозможное, чтобы купить его. Ему все здесь нравилось — и полированные дубовые полы, и стрельчатые, в свинцовой оплетке, широкие окна, и высокие, поддерживаемые мощными балками потолки. Отыскав графиню, он сказал:

— Миледи, Велвет без ума от вашего поместья, и она все еще его исследует. Может, пока приспособите меня к какому-нибудь делу?

— Милорд, если вы отнесете на веранду стол и стулья, то мы сможем поесть на свежем воздухе. К тому же в саду уже распустились хризантемы — первые цветы осени.

Грейстил отнес на веранду стол, а домоправительница накрыла его льняной скатертью и разложила столовое серебро. Потом он принес несколько мягких стульев, после чего они с графиней уселись. Немного помолчав, гость проговорил:

— Скажу вам откровенно, миледи, я очень хочу, чтобы Велвет признала нашу помолвку.

Кристин посмотрела на него с явным с сочувствием.

— Надеюсь, вы высказали ей повторно это свое желание?

— Да, сегодня я снова заговорил с ней об этом. Но она не соглашается. Такое ощущение, что она получает удовольствие, говоря мне «нет». Но вот что пришло мне в голову… Если бы я имел возможность предложить ей нечто такое, перед чем она не смогла бы устоять, то думаю, я бы добился своего.

— Но вы же предлагаете ей руку и сердце… Чего еще она может от вас требовать? Я, знаете ли, полностью на вашей стороне, поскольку считаю, что ей нужен именно такой мужчина, как вы, милорд. Существует ли способ помочь вам?

— Да, существует. Продайте мне это поместье, миледи.

— Роухемптон? Господи, кто бы знал, как я не люблю продавать землю. Все мои инстинкты буквально вопиют против этого.

— Велвет с первого взгляда влюбилась в эти луга и леса. О конюшне со скаковыми лошадьми я уже не говорю. Ей будет здесь очень хорошо. Она расцветет здесь.

— Да, конечно… — кивнула Кристин. — Я представляю, до какой степени эти места могут приворожить молодую женщину, лишенную всех земных благ. Пребывание в стенах собственного дома, возможно, будет очень полезным для нее. Но Роухемптон, увы, для продажи не предназначен. Однако не огорчайтесь. Ведь здесь всего двенадцать акров, которые не приносят никакого дохода.

— Я и не смотрел на это поместье с точки зрения доходности. Просто мне казалось, что здесь Велвет будет очень уютно. И нашим будущим детям, разумеется.

— Восхищаюсь мужчинами, которые точно знают, чего хотят, и добиваются этого. Поэтому хочу дать вам совет. Попытайтесь найти нечто подобное в другом месте… А вот и наша молодая леди идет. Прошу вас молчать о нашем разговоре. Зачем вселять напрасные надежды, если Роухемптон не продается?

— Прошу вас, не отказывайте мне окончательно. Скажите хотя бы, что подумаете, — взмолился Грейстил…

Но Кристин уже не слушала его. С улыбкой глядя на девушку, она сказала:

— Дорогая, от свежего воздуха у тебя на щеках словно розы распустились. Грейстил предложил нам после обеда покататься по озеру на лодке, но я уверена, что он предпочел бы совершить эту прогулку в твоей компании.

После обеда, состоявшего из бараньих котлет, приправленных свежей мятой из сада, суфле из сыра, а также десерта в виде яблочного пирога со сливками, Кристин устроила для Велвет и Грейстила ознакомительную прогулку по дому. Переходя из комнаты в комнату, вдовствующая графиня с любопытством наблюдала за девушкой, пытаясь определить, насколько ей тут нравится. Когда они, посетив спальные покои, поднялись на второй этаж и стали рассматривать открывавшийся из окон вид, графиня заметила в глазах своей подопечной выражение затаенной грусти. Было совершенно очевидно, что та действительно без памяти влюбилась в Роухемптон.

Осеннее небо окрасилось чудесными золотисто-алыми тонами, когда они ближе к вечеру возвращались из Роухемптона в Лондон. У Ладгейт-Хилла они расстались — Монтгомери отправился к себе на Солсбери-Корт, а карета Кристин покатила в сторону Бишопсгейт.

Войдя в дом, вдовствующая графиня не без удивления узнала, что ее ожидает посетитель. Дворецкий не успел еще произнести имя гостя, как в гостиную стремительно вошел молодой человек, державшийся с такой уверенностью, словно и эта гостиная, и весь дом принадлежали ему.

— Сюрприз, бабуля, сюрприз!.. — воскликнул он с улыбкой. — Решил вот навестить вас, чтобы развеять немного вашу скуку.

— Кав?.. Это ты, мой мальчик? Боюсь, ты свою скуку решил развеять, а не мою, — вот и приехал. — Кристин повернулась к Велвет: — Это мой внук, лорд Уилл Кавендиш. Совершеннейший эгоист. Впрочем, только такими и бывают молодые люди в восемнадцать лет.

Сын графа Девоншира был необыкновенно красив. Голубые глаза и светлые вьющиеся волосы наводили на мысль о присущих ему юношеских мягкости и нежности, каковыми, впрочем, он ни в малой степени не обладал. Взглянув на Велвет, он сразу же обратил внимание на ее влажные измятые юбки и забрызганные грязью туфельки. Покосившись на графиню, он спросил:

— Это новая служанка, не так ли?

Велвет вспыхнула:

— Прошу извинить мой наряд, лорд Кавендиш! Мы весь день провели за городом.

— Нет, Кав, это не новая служанка. — Графиня усмехнулась. — Поверь, дорогой, родовитостью и знатностью эта молодая леди нисколько не уступит тебе. Итак, позволь представить тебе мистрис Велвет Кавендиш, являющуюся гостьей этого дома. И прошу заметить, званой гостьей — в отличие от некоторых.

Молодой человек весело рассмеялся.

— У вас изумительное чувство юмора, grand-mere, за что я вас и обожаю. Прошу простить меня, — добавил он, повернувшись к девушке.

— Охотно прощаю, лорд Кавендиш. И вы тоже извините меня, мне необходимо подняться наверх и переодеться.

Оказавшись в своей спальне, Велвет вздохнула с облегчением. Появление молодого Кава повергло ее в смущение, и она подумала, что было бы лучше, если бы он не приезжал. Ей ужасно не хотелось выходить из спальни, и в конце концов она сказала себе: «Наверное, старая графиня и ее внук очень хотят провести вечер наедине».

Когда Кав налил бабушке второй бокал вина, а затем, подхватив на руки, принес старушку в ее любимую гостиную, она начала догадываться: внуку от нее что-то нужно. Сидя в просторном кресле, она посматривала на него с любопытством, а он, улыбаясь, говорил:

— Бабушка, вы не представляете, какое это счастье — вырваться хотя бы на короткое время из Бакингемшира. Время в Лэтимере течет ужасно медленно, а отец — словно привязан к земле. Если разобраться, он теперь занят исключительно овцами, а само поместье превратилось в ферму по их разведению.

— Не стоит недооценивать овец, мой мальчик. На деньги, вырученные от продажи шерсти, вы можете вести обеспеченную и даже роскошную жизнь.

— Я, конечно, все это понимаю, бабушка, но уж больно отупляющее там существование. Клянусь, в этом Бакингемшире такая — ennui — тоска, что если я поживу там еще немного, то непременно сойду от нее с ума.

— Слово «ennui» не должно входить в лексикон восемнадцатилетнего молодого человека.

— Да, абсолютно с вами согласен. Между прочим, мне скоро исполнится девятнадцать, так что я, в сущности, взрослый мужчина и, как таковой, совершенно не приемлю идею совместного проживания с родителями. Мне нужен собственный дом и, уж конечно, не в Бакингемшире, Лондон отвечает моим вкусам в значительно большей степени.

— Сомневаюсь, что жизнь в доме старухи покажется тебе менее скучной и отупляющей, нежели жизнь с родителями, — сухо заметила вдовствующая графиня.

— Вы меня неправильно поняли, дорогая бабушка. У меня и в мыслях не было вселяться в ваш дом на Бишопсгейт. Я имел в виду Роухемптон, если уж на то пошло. Тот факт, что он находится в каких-нибудь двух милях от Лондона, превращает его в идеальное жилище для холостяка.

— Роухемптон принадлежит мне, — напомнила графиня внуку.

— Да-да, как и вся собственность Кавендишей. Но в скором времени вам придется передать ее моему отцу, а последний, в свою очередь, оставит все мне. Но почему я должен ждать… если учесть, что этот дом нужен мне именно сейчас?

«Он полагает, я скоро умру, — с усмешкой подумала старая графиня. — Но ему хочется, чтобы это произошло еще быстрее».

— А тебе, мой милый, не приходило в голову, что у меня может возникнуть желание продать этот дом?

Кэв рассмеялся:

— Вы, бабушка, не имеете права продавать земли майората. Они лишь могут быть переданы по наследству родственникам по прямой линии.

— Меня впечатляет твое знание законов. Это говорит о том, что ты не полностью растратил по пустякам прожитые тобой восемнадцать лет. А теперь выслушай меня внимательно. Возможно, тебя это огорчит, но дело в том, что Роухемптон не относится к землям майората.

Кав словно лишился дара речи; какое-то время он таращился на бабушку в изумлении, потом пробормотал:

— Ну, если так, то вы, наверное, сразу же можете передать этот дом мне, не так ли?

— Могла бы, мой мальчик если бы захотела. Но поверь, я этого никогда не захочу, так что у тебя нет ни единого шанса.

— Это почему же? — поинтересовался молодой человек со злостью в голосе.

— А потому, что я уже почти договорилась о продаже Роухемптона Грейстилу Монтгомери, наследнику графа Эглинтона.

 

Глава 6

На следующий день рано утром на Солсбери-Корт явился слуга с письмом от управляющего вдовствующей графини. Из послания явствовало, что графиня изменила свое решение относительно продажи Роухемптона и выразила согласие передать Грейстилу все права на владение поместьем за тысячу фунтов. Далее говорилось, что если лорд Монтгомери хочет осуществить сделку и подписать все бумаги сегодня же, то ему необходимо встретиться с мистером Берком и леди Кавендиш в конторе ее адвокатов Бенсона и Уилкокса в Иннз-оф-Корт.

Это известие весьма обрадовало Грейстила — тем более что и цена показалась ему вполне приемлемой. Решив не откладывать это дело, Грейстил написал ответ, сообщив, что приедет в Иннз-оф-Корт к двум часам. Он вручил записку слуге, а сам отправился в Темпл, в контору Сэмюела Лоусона, где попросил банкира срочно собрать для него тысячу фунтов.

— Хотите, чтобы я снял эти деньги с вашего счета, милорд? Или предпочитаете оформить заем?

— Видите ли, я покупаю поместье Роухемптон. Как бы вы посоветовали мне действовать в данных обстоятельствах?

— При обычных условиях я предложил бы вам не трогать основной капитал и занять деньги. Однако проценты на займы в последнее время подскочили чуть ли не до небес и продолжают повышаться, так что оформлять займы в настоящее время я бы вам не советовал.

— Что ж, последую вашей рекомендации и сниму деньги со счета. Но что, собственно, случилось? Неужели война с Голландией так повлияла?..

— Дело в том, что Кромвель не вовремя подписал перемирие и наш флот не успел еще захватить достаточное число голландских судов, чтобы посредством их перепродажи покрыть издержки. Поэтому мы, ювелиры и банкиры, решили не давать кредитов, ибо правительство и так задолжало нам более двух миллионов фунтов. Как только об этом узнают в Уайтхолле, в стране воцарится настоящий хаос.

Взяв деньги, Монтгомери вернулся к себе в контору и тотчас же написал Монку о том, что узнал от банкира. Запечатав письмо, он запер его в ящик своего письменного стола, после чего взялся за письмо Карлу Стюарту. Это письмо он собирался взять с собой в Иннз-оф-Корт и передать незаметно мистеру Берку, чтобы последний, воспользовавшись своими связями, переправил его через пролив Карлу Стюарту.

Стоя у окна своей спальни, Велвет с удивлением наблюдала за графиней, шедшей к карете в сопровождении мистера Берка.

— Кристин за завтраком не говорила о том, что собирается уезжать, — сказала девушка, повернувшись к Эмме. — Что ж, пока ее не будет, мы с тобой могли бы погулять по саду, если не возражаешь.

Старой графини не было довольно долго, и когда она наконец вернулась, Велвет вздохнула с облегчением. Примерно через час, когда они уже сидели за обеденным столом, пожилая графиня вдруг пристально посмотрела на внука и заявила:

— Кав, мой дорогой, ведь тебе скоро девятнадцать. Пора уже задуматься о невесте благородного происхождения и с хорошим приданым.

— Да, конечно. — Молодой человек ухмыльнулся. — Но меня далеко не каждая устроит. Моя невеста должна быть по крайней мере дочкой герцога.

— А почему бы и нет? С твоей внешностью и богатством ты можешь рассчитывать на самую блестящую партию, мой мальчик.

Кав выразительно взглянул на Велвет. Когда же она покраснела, он снова ухмыльнулся и прижал под столом ногу к ее бедру. Девушка отшатнулась от него, а он громко рассмеялся.

Тут слуги принесли следующую перемену, и Велвет, взглянув на Кристин, сказала:

— Сегодня утром, после прогулки по саду, я помогала кухаркам готовить винный соус. Надеюсь, он вам понравится…

— Вы поступаете очень разумно, уделяя все свое свободное время стряпне и прочим домашним делам, — процедил Кав. — Даме вашего возраста, да еще и без приданого, вряд ли удастся удачно выйти замуж.

— Глупости! — заявила графиня. — У леди с такой красотой и воспитанием, как у Велвет, просто отбоя не будет от предложений.

— Относительно предложений не сомневаюсь. Но все ли они являются предложениями руки и сердца?

Сказав это, Кав под столом провел ладонью по бедру девушки.

Она тут же взяла вилку и украдкой уколола его в руку. Затем с улыбкой проговорила:

— У лорда Кавендиша чрезвычайно развито чувство юмора, хотя ему всего восемнадцать. Но он, к сожалению, любит высмеивать людей, не сделавших ему ничего плохого.

Графиня весело рассмеялась.

— Думаю, в этом ты нисколько ему не уступишь, дорогая.

После обеда Уилл Кавендиш отправился навестить своего приятеля Генри Киллигрю, а Велвет проводила графиню в ее любимую гостиную, где посидела с ней какое-то время. Когда же пожилая леди отправилась отдыхать, Велвет зашла в библиотеку, чтобы выбрать для себя книгу. Неожиданно взгляд ее упал на полочку с бумагой, чернильницами, перьями и другими письменными принадлежностями. И она тут же вспомнила, что уже целую вечность не писала принцессе Минетти. Велвет хотела сесть за письмо в библиотеке, но тотчас подумала о Каве, который мог застать ее здесь в одиночестве, поэтому направилась к себе в спальню.

Велвет написала своей подруге довольно длинное и теплое письмо, описав, в частности, свое путешествие через Ла-Манш, дождь, промочивший их с Эммой до нитки, когда они сошли на британскую землю, а также сообщила множество других подробностей о своей жизни в доме вдовствующей графини Девоншир. Закончив письмо принцессе Минетти, Велвет решила написать отцу, для чего взяла новый лист бумаги и очинила новое перо. Она сообщила отцу, что добралась до Англии без всяких происшествий, и сердечно поблагодарила его за то, что он позволил ей вернуться на родину. Однако она не стала писать отцу о встрече с Грейстилом Монтгомери, решив, что его ухаживания останутся на какое-то время ее тайной.

Когда же Велвет наконец улеглась в постель, ей долго не удавалось заснуть—она вспоминала Грейстила и те несколько часов, которые они провели в Роухемптоне. Разумеется, она не забыла и о том, как они с ним лежали на траве и как напрягалось все ее тело при каждом его прикосновении. Плечи у него были необычайно широкие, а руки — очень сильные и в то же время необыкновенно нежные…

Несколько раз зевнув, Велвет погрузилась в сон — и снова оказалась в Роухемптоне. Стоя у озера, она наблюдала, как по водной глади скользили два лебедя. Когда же птицы приблизились к ней, она начала быстро-быстро шептать им: «Я хочу, хочу, хочу…»

— Чего ты хочешь, Велвет? — Грейстил положил ей на плечи сильные руки и прижал к своей мускулистой груди.

— Я хочу найти человека, который заботился бы обо мне. И хочу, чтобы с ним я была в безопасности.

В следующее мгновение Велвет почувствовала, как Грейстил еще крепче к ней прижался и… Девушка вздрогнула, глаза ее распахнулись, и она поняла, что проснулась. И сообразила, что происходящее с ней сейчас — отнюдь не сон. Кто-то находился в постели рядом с ней, и этот кто-то… «Кав, внук графини!» — промелькнуло у Велвет. Она попыталась закричать, но он тут же прижал ладонь к ее губам.

— Не шуми, милая. Если нас застанут в твоей постели, все будут считать тебя шлюхой. Я скажу, что ты сама заманила меня в свои покои в надежде стать моей любовницей. Если дойдет до разбирательства, кому из нас поверят, как ты думаешь?

Тут Велвет почувствовала запах виски и поняла, что молодой человек пьян. Ах, как бы пригодился ей сейчас перочинный ножик! Нужно было не оставлять его на столе, а положить себе под подушку. Но что же теперь делать?

— Если пообещаешь вести себя тихо, я уберу руку, — послышался голос Кава.

Велвет утвердительно кивнула и сделала глубокий вздох, когда он наконец убрал руку. Она знала, что если снова попытается крикнуть, то он вновь запечатает ей рот ладонью или, возможно, ударит ее. Однако следовало что-то предпринимать… И рассчитывать при этом приходилось только на себя. Лежа в полной неподвижности, Велвет медленно сосчитала про себя до десяти, после чего, отбросив в сторону одеяло, вскочила с постели. Грубо выругавшись, молодой лорд потянулся к ней и успел ухватить ее за подол ночной рубашки. Она сопротивлялась, как могла, но он оказался гораздо сильнее. В какой-то момент Велвет поняла, что мерзавец уже успел сбросить с себя одежду. «Голый мужчина открывает все свои уязвимые, места!» — вспомнились ей вдруг слова из дневника прабабки. Велвет согнула ногу в колене и с силой ударила Кава в пах. В следующую секунду она услышала его крик и бросилась к двери. Выскочив из спальни, она пробежала по коридору и остановилась лишь у комнаты Эммы. Привалившись к двери, чтобы перевести дух, она услышала голос подруги.

— Это ты, Велвет?

— Да. Могу я сегодня переночевать у тебя?

— Конечно, дорогая. Но что случилось? Тебе что, приснился дурной сон?

— Очень дурной! — Велвет вошла в комнату. — Настоящий ночной кошмар… Только не надо зажигать свечу, Эмма. Я сейчас приду в себя, — добавила она, скользнув в постель.

Через некоторое время нервная дрожь оставила ее, и Велвет принялась обдумывать ситуацию, в которой оказалась. А ситуация эта очень напоминала западню. Рассчитывать на помощь Кристин особенно не приходилось. Графиня просто посмеется над ее страхами. Ну а если уж дойдет до серьезного разбирательства, то старуха, разумеется, примет сторону внука. Ведь кто она, Велвет, такая? Жалкая бесприданница и приживалка! Более того, тот факт, что Кав напился, будет, несомненно, рассматриваться как смягчающее обстоятельство. И еще… Если она сейчас останется в этом доме, то рано или поздно молодой лорд найдет ее в каком-нибудь уединенном месте и возьмет силой.

И тут она снова вспомнила про Грейстила Монтгомери… Может, сходить к нему завтра утром и рассказать обо всем? Когда он узнает, что лорд Кавендиш прокрался к ней в спальню с дурными намерениями… Нет-нет, нельзя об этом рассказывать ему! Если Грейстил узнает, что лорд Кавендиш оказался у нее в спальне, он никогда не согласится на ней жениться!

В глубине души Велвет знала, что ей пришло время стать женщиной, — но ни за что не согласилась бы, чтобы ее лишил девственности мерзкий испорченный юнец Кав. Хотя она давно уже отдала свое сердце Карлу Стюарту, помимо него существовал лишь один мужчина, чьи прикосновения она могла бы перенести. А может, ей удастся устроить так, чтобы Грейстил стал ее любовником? Возможно, он после этого еще и женится на ней…

Утром Велвет поняла, что не сможет осуществить все то, о чем думала ночью. Гордость не позволила бы ей бежать к лорду Монтгомери и отдаваться ему в обмен на его покровительство. Зато она точно знала, что не проведет больше ни единой ночи под одной крышей с Кавом. Более того, она уже решила, куда направится, покинув Бишопсгейт. Во всяком случае — почти решила.

Велвет вернулась к себе в спальню в сопровождении Эммы, которой все же рассказала о том, что произошло ночью.

— Мне нужна твоя помощь, Эмма. Я отправляюсь в Роухемптон и буду находиться там до тех пор, пока внук Кристин не уедет отсюда. Собери мне, пожалуйста, дорожную сумку и отнеси ее в экипаж. Только сделай это так, чтобы никто не заметил.

— Я поеду с вами, — заявила Эмма. — Леди не должна путешествовать в одиночестве, так как в этом случае может пострадать ее репутация.

— Спасибо, дорогая Эмма. Ты храбрая девушка. Конечно, не очень-то вежливо бежать из приютившего тебя дома, не сказав ни слова хозяйке, но я оставлю в ее спальне письмо с объяснениями, и она, прочитав его, наверное, поймет, почему я так поступила.

Написав графине записку, Велвет незаметно проскользнула в ее спальню, где и оставила свое послание. После этого, как обычно, спустилась в столовую, чтобы позавтракать вместе с Кристин. Во время завтрака девушка сказала:

— Вчера я написала письмо принцессе Минетти, памятуя ваше великодушное предложение отправлять мою почту вместе с вашей, предназначенной королеве Генриетте.

— Да, разумеется, дорогая. Я сегодня же напишу королеве Генриетте.

— Благодарю вас, — кивнула Велвет и, собравшись с духом, добавила: — Могу я попросить вас об одолжении? Мне нужен экипаж, чтобы доехать до биржи, так как я хочу приобрести там кое-что… Кроме того, мне надо купить толстую тетрадь. Видите ли, я собираюсь вести дневник — как моя прабабушка.

— Прекрасная мысль, дорогая. Что же касается кареты, то скажи мистеру Берку, чтобы велел Дэвису запрягать. И не забудь напомнить Берку, чтобы дал тебе немного денег на расходы. У тебя такие скромные нужды, Велвет… Ты просто обязана купить себе что-нибудь красивое и, по возможности, модное.

— Благодарю вас, Кристин. Вы очень щедры. — Велвет испытывала сильное чувство вины за свой обман, но очень надеялась, что графиня, прочитав записку, простит ее ложь. В конце завтрака, когда в дверях появилась Эмма, девушка вскочила из-за стола и с улыбкой воскликнула: — Я готова выехать немедленно!

— Хотела бы я, чтобы поездка на биржу вызывала у меня такой же энтузиазм, — сказала Кристин. Оставшись в одиночестве, она подумала о Каве и проворчала себе под нос: — Надеюсь, этому поклоннику Бахуса хватило сил доползти до дома.

Поднимаясь в свои покои, графиня спросила у служанки, как чувствует себя молодой лорд.

— Ах, лорд Кавендиш, миледи, сейчас как бревно. Но он вообще — то редко встает раньше десяти.

— Да, я уже это заметила, — кивнула вдовствующая графиня.

Через несколько минут она обнаружила у себя в спальне записку Велвет.

«Прошу вас, миледи, простить меня за обман, но я чувствую, что мне просто необходимо оказаться подальше от вашего внука. Минувшей ночью он проник в мою спальню. Был сильно пьян, не имел на себе никакой одежды, и его намерения не оставляли сомнений. Я знаю, что вы считаете, будто я способна укротить его, но это не так, ибо у меня слишком мало опыта в общении с представителями противоположного пола. Так что если я проведу несколько дней в Роухемптоне, это, как мне представляется, будет наилучший выход для всех нас».

Услышав скрип колес по гравию подъездной дорожки, Кристин подошла к окну. Заметив спешивших к карете Велвет и Эмму, она уже собралась распахнуть оконную створку и остановить девушек, но… передумала. Еще раз прочитав записку Велвет, графиня расхохоталась. Решившись на отъезд, Велвет прыгала с раскаленной сковородки прямо в открытое пламя.

— Какая, однако, пикантная ситуация, — пробормотала пожилая леди, все еще посмеиваясь. — Даже я не смогла бы придумать ничего лучше. Девочка ведь не знает, что отныне Роухемптон принадлежит Грейстилу Монтгомери. — Смахнув с глаз выступившие от смеха слезы, графиня мысленно добавила: «Я уверена, что эта поездка станет для Велвет весьма приятным сюрпризом. Что же до опыта общения с представителями противоположного пола, то несомненно, что после этой поездки он у нее значительно расширится. Надеюсь, у нее хватит ума занести самые интересные подробности из того, что там произойдет, в свой дневник. Очень хотелось бы почитать…»

 

Глава 7

Когда экипаж притормозил перед старыми городскими воротами, Велвет высунула голову из окна и, обращаясь к кучеру, прокричала:

— Мы не едем на биржу, Дэвис! Вместо этого отвезите нас, пожалуйста, в Роухемптон. Вдовствующая графиня в курсе подобного изменения планов. — «По крайней мере будет в курсе, когда прочитает мое письмо», — со вздохом подумала девушка.

Дэвис привык к странным поступкам благородных леди, поэтому нисколько не удивился подобному распоряжению. Проехав мимо Бишопсгейт, он повернул на Кэннон-стрит и свернул на дорогу, ведшую к Ричмонду и Роухемптону. Едва он остановился у особняка графини, Велвет вышла из экипажа с дорожной сумкой в руке. Эмма тут же последовала за ней.

— Спасибо, Дэвис, — сказала Велвет кучеру и, немного помедлив, добавила: — Я пока не знаю, когда надумаю возвращаться в Лондон.

— Как скажете, мистрис, — кивнул кучер. — Что ж, и тогда пойду промочу горло и отправлюсь в обратный путь.

С этими словами Дэвис направился к кухонной двери, а Эмма с восторгом рассматривала роскошный особняк Елизаветинской эпохи. Потом, повернувшись к Велвет, спросила:

— Как вы думаете, миледи, мы можем рассчитывать здесь на благосклонный прием?

— Да, разумеется. Домоправительница Берта Клегг — добрейшая в мире женщина. А ее муж Алфред заботится о лошадях, подстригает лужайки и чистит дорожки. Это самый красивый дом, какой я когда-либо видела. Ах, как мне хотелось бы, чтобы он принадлежал мне…

На стук в парадную дверь никто не отозвался, и Велвет без малейших колебаний распахнула ее и вошла в холл.

— Миссис Клегг! Берта! Вы дома?

Они прошли через все покои на первом этаже и обнаружили домоправительницу на кухне, где та потчевала Дэвиса элем.

— Рада вашему возвращению, мистрис Кавендиш. Ее милость графиня присоединится к вам?

— Нет, Берта. Неожиданно прибыл с визитом ее внук, и она решила остаться в Лондоне. Я надеюсь пробыть здесь как минимум неделю. А это моя подруга Эмма.

Велвет указала на свою служанку.

— Сейчас поднимусь наверх и приготовлю для вас две хорошенькие комнатки, — с улыбкой сказала Берта.

— Не стоит беспокоиться. Мы и сами можем о себе позаботиться.

Велвет в сопровождении служанки поднялась по скрипучей лестнице на второй этаж. Там она выбрала для себя спальню с выходившими на озеро окнами.

— Вид отсюда просто потрясающий, Эмма. В этом доме мне нравится буквально все, каждая мелочь. Кстати, ты уже выбрала себе комнату?

— Я, пожалуй, отправлюсь в крыло для прислуги.

— Глупости! На этом этаже целых шесть спален.

Эмма выбрала себе одну из задних комнат рядом с кухней. Прямо у нее под окном располагался небольшой садик, а также огород, где росли все осенние овощи.

— В замке Ноттингем я очень любила ухаживать за огородом при кухне, — сказала Эмма, тихонько вздохнув.

Девушки нашли простыни и наволочки в кладовке для белья и застелили постели. Потом Велвет распаковала свою дорожную сумку, повесила одежду в гардероб и переоделась — надела зеленое платье для верховой езды и высокие сапоги.

— Как ты, надеюсь, догадываешься, я отправляюсь в конюшню, — сказала она Эмме.

— Спросите миссис Клегг, не могу ли я чем-нибудь помочь ей на огороде, миледи.

Велвет рассмеялась:

— Воистину, каждому свое. Лошади, мне, кабачки и пижма — тебе. Между прочим, помимо огорода, здесь имеется и фруктовый сад.

Войдя в конюшню, Велвет поздоровалась с мистером Клеггом.

— Начиная с сегодняшнего дня, Алфред, я буду у вас частой гостьей. Я собираюсь пробыть здесь минимум неделю. И каждый день буду кататься верхом. Седлать свою лошадь я буду сама. Обещаю также тщательно чистить ее скребницей после каждой прогулки.

— Я знаю, что вы отлично умеете заботиться о лошадях, миледи. Слышал, что ваш отец в свое время считался лучшим знатоком лошадей в Англии.

— Не сомневаюсь, что он снова станет главным конюшим, когда король Карл вернется в Англию. — Надеюсь, что так и будет, миледи.

Велвет выбрала ту самую вороную кобылку, на которой ездила в прошлый раз. Затягивая подпругу, она обратилась к Алфреду с вопросом:

— Как зовут эту кобылу?

— Ночка, ваша милость. Очень хорошая лошадка, между прочим.

— Да. И летит как ветер. Итак, я отправляюсь на верховую прогулку. Не беспокойтесь за меня. Я намереваюсь кататься никак не менее двух часов.

Через некоторое время Алфред услышал дробный стук копыт по вымощенному булыжником двору и подумал, что Велвет по какой-то причине вернулась. Он вышел из конюшни, чтобы узнать, что случилось, и был несказанно удивлен, увидев нового визитера, которого сразу же узнал по уверенной манере держаться в седле.

— Добрый день, лорд Монтгомери.

— Денек сегодня действительно чудесный, мистер Клегг. Полагаю, у вас найдется свободное стойло для моего Сокола? Мне нужно сообщить кое-что вам и вашей супруге. Очень надеюсь, что не огорчу вас. А впрочем… Можно сказать об этом и сейчас. Хочу поставить вас в известность, что отныне я — новый владелец Роухемптона. Я купил это поместье у вдовствующей графини Кавендиш.

— Удивительно… — пробормотал мистер Клегг. — У меня и в мыслях не было, что она собирается его продавать.

— Она и не собиралась, — ухмыльнулся Монтгомери. — Но мне удалось уговорить ее. И я хотел бы, мистер Клегг, чтобы вы находились рядом со мной, когда я сообщу об этом вашей жене. Как известно, далеко не все женщины любят сюрпризы…

Алфред завел Сокола в стойло и, обернувшись, сказал:

— Отличная у вас лошадь, милорд… А вы… вы не собираетесь менять штат прислуги?

— Нет-нет, мистер Клегг. Меня все устраивает. Вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями.

— Благодарю за лестные слова, сэр. Что ж, теперь давайте пойдем к Берте и сообщим ей эту новость.

Когда мужчины появились в дверях кухни, миссис Клегг с улыбкой воскликнула:

— О, еще один гость! Что ж, придется побольше блюд приготовить.

— Лорд Монтгомери — не гость, моя дорогая, а наш новый хозяин, — сказал мистер Клегг. — Вдовствующая графиня продала ему Роухемптон.

Берта в испуге уставилась на Грейстила, и тот поспешно проговорил:

— Не беспокойтесь, миссис Клегг. Вы и ваш супруг останетесь здесь, на своих нынешних местах.

— Служить вам — большая честь, милорд. Странно только, что приехавшая сюда мистрис Кавендиш не сообщила нам о смене хозяина…

— Здесь Велвет?! — воскликнул Монтгомери.

— Да, милорд. Приехала часом раньше и уже отправилась на верховую прогулку.

— Похоже, она еще не знает, что я купил это поместье.

— О Господи! — пробормотала Берта. — Это известие наверняка обескуражит ее.

— Ну почему же, миссис Клегг? Как-никак она моя нареченная невеста. Если вы не возражаете, я хотел бы лично сообщить ей новость.

Миссис Клегг расплылась в улыбке.

— О, как романтично! — воскликнула она. — Готова поклясться, что мистрис Кавендиш просто влюблена в этот дом. Вот, значит, почему вы купили его. Для нее, да? Не беспокойтесь, милорд. Пока вы не расскажете Велвет эту новость, мы с Альфредом будем держать рты на замке. Обещаем!

Монтгомери кивнул в знак благодарности. «Главное, чтобы я сам не выдал секрет раньше времени», — подумал он с ухмылкой.

— Сейчас я поставлю в печь хлеб, а потом покажу вам вашу комнату, милорд, — сказала миссис Клегг.

— О, миссис Клегг, не волнуйтесь. Я сам приготовлю себе комнату.

Покинув кухню, Грейстил стремительно взбежал по лестнице. Осмотревшись наверху, он сразу догадался, что Велвет выбрала комнату с видом на озеро, поэтому решил занять ближайшие к ней покои. «А вдруг Велвет каким-то образом узнала, что я купил Роухемптон? — подумал он неожиданно. — Может, это обстоятельство изменило ее отношение к нашей помолвке?» Что ж, если так, то выходит, что он добился своего. Ведь именно для нее и куплен этот дом, не так ли? Но все-таки ему было бы гораздо приятнее, если бы ее влечение к нему, Грейстилу, оказалось сильнее любви к Роухемптону. Поймав себя на этой мысли, лорд Монтгомери с усмешкой пробормотал:

— Похоже, я становлюсь романтиком. Как глупо…

Но как бы то ни было, Грейстил не сомневался: увидев ее, он сразу поймет, знает ли она о покупке им поместья или нет.

Тщательно осмотрев свои покои, лорд занялся обустройством. Час спустя, покончив с хозяйственными делами, он отправился на прогулку по своим новым владениям. Добравшись до озера, он обошел его по периметру и наконец увидел Велвет. Укрывшись за стволом дерева, он какое-то время наблюдал за ней — вернее, любовался ею. В какой-то момент она вдруг заметила его и тотчас же поскакала в его сторону. Подъехав к нему, проворчала:

— Монтгомери, какого дьявола? Что вы тут делаете?

У Грейстила екнуло сердце. Она ничего не знала!

— Я хотел задать вам тот же самый вопрос, — ответил он с улыбкой.

— А я… — Велвет умолкла в смущении. — Видите ли, к Кристин заявился с визитом ее внук, поэтому я решила побыть здесь несколько дней… А это графиня вам сказала, что я отправилась сюда?

Грейстил снова улыбнулся:

— Почему вы так думаете?

— Потому что она хочет, чтобы мы поженились, — заявила Велвет. — И она не жалеет усилий, чтобы свести нас. Однако мне кажется, что нам сейчас не следует находиться здесь наедине. Полагаю, это… не вполне прилично.

— Неужели?

Грейстил раскинул в стороны руки — как и в прошлый раз, когда предлагал Велвет спрыгнуть с лошади. Она не стала прыгать, однако позволила ему снять ее с седла. Немного помолчав, спросила:

— Вы приехали сюда с разрешения Кристин, не так ли?

Он положил руки ей на плечи и, изобразив раскаяние, пробормотал:

— Боюсь, что нет, дорогая.

— В таком случае вы злоупотребили доверием графини, — заявила Велвет. — Впрочем, я давно уже подозревала, что у вас нет привычки просить разрешения в подобных случаях.

— Ваши подозрения соответствуют действительности, Велвет. Я и впрямь никогда не прошу разрешения. Вот как сейчас, например…

В следующее мгновение он наклонил голову и впился в губы девушки поцелуем — долгим, страстным и чувственным.

И Велвет тотчас же, едва лишь губы Монтгомери прижались к ее губам, обвила руками его шею и попыталась ответить на поцелуй. И в тот же миг она почувствовала, как его возбужденная плоть уткнулась в ее живот. Ладони же Грейстила скользили по ее спине, опускаясь все ниже, пока наконец не замерли на ягодицах. Затем он чуть приподнял ее и крепко прижал к себе. Тихо застонав, Грейстил заглянул в изумрудные глаза Велвет и тотчас же понял, что она возбуждена так же, как и он. Но тут она вдруг тихонько вздохнула и, облизнув губы кончиком языка, прошептала:

— Отпусти меня…

Но Грейстил еще крепче прижал ее к себе, а потом вдруг провел языком по ее чувственным губам. Велвет, не удержавшись, застонала, ощутив сладостную боль внизу живота. И в тот же миг Грейстил опустил ее на землю и отступил на шаг; он прилагал отчаянные усилия, стараясь скрыть свою радость, свое ликование.

«Ах, от его поцелуев я просто таю!» — мысленно воскликнула Велвет. Но внутренний голос тут же предупредил: «А тебя ведь целовал Грейстил, а не Чарлз!» Велвет ответила: «Да, знаю. Но сходство между ними просто поразительное». Внутренний голос издевательски хмыкнул: «О, Велвет Кавендиш! Ты даже не представляешь, как выглядит Карл Стюарт сейчас».

— Неужели это правда?.. — пробормотала она.

— Что именно, Велвет?

Она тяжело вздохнула.

— Ну, что я еще очень несведуща во многом…

Грейстил тихо рассмеялся.

— Я бы сказал, что ты — сама простота и невинность. — Он вдруг отвел глаза от девушки и устремил взгляд на сверкавшее под солнцем озеро. — А сейчас, между прочим, стоит последние теплые дни. Если бы ты умела плавать…

— Я умею плавать, — заявила Велвет с улыбкой.

«Как же легко она попалась на крючок, — подумал Грейстил. — Прямо как голодная речная форель».

— Дорогая, ты действительно умеешь плавать?

— Умею. Возможно, не очень хорошо, но все же…

— Как жаль, что ты не в состоянии поступиться правилами приличия и сбросить с себя всю одежду до последней нитки — как, например, собираюсь сделать я.

Велвет сразу поняла, что Монтгомери бросает ей вызов, предлагая забыть про стыд, — но не могла же она проявить малодушие… Изображая самую отъявленную грешницу, она подбоченилась и с усмешкой заявила:

— А почему бы и нет?! Если тебе можно называться Грейстилом, то и мне не зазорно зваться Велвет!

Монтгомери громко расхохотался:

— Что ж, в таком случае раздевайся! Посмотрим, у кого быстрее получится.

Грейстил снял рубашку, стащил сапоги и, срывая с себя на бегу остальную одежду, бросился к озеру. Уже из воды он с насмешливой улыбкой закричал:

— Слишком медленно, дорогая! Я выиграл!

— Это несправедливо! — возмутилась Велвет. — Женщины носят больше одежд, чем мужчины!

— Да, верно. Между прочим, я им всегда в этом смысле сочувствовал.

— Ты настоящий дьявол-соблазнитель, Грейстил Монтгомери! Все-таки я оставлю нижнюю сорочку… — Стащив с себя панталончики, Велвет шагнула к озеру. — Господи, какая холодная вода! Просто обжигает…

— Холодная? Мне кажется, в таких прудах и озерах вода довольно теплая. Вспомни, какой ледяной она была в озерах около Ноттингема!

— Ну… это было очень давно, и я ничего уже не помню.

Она поежилась и, весело рассмеявшись, стала плескать водой в Грейстила.

— А ты, оказывается, по-прежнему маленькая девочка, Велвет! — Он взял ее за руку и увлек на более глубокое место. — Я рад, что ты еще не забыла веселые игры в воде. И не надо становиться взрослой. Оставайся такой же маленькой и впредь.

Почувствовав, что дно ускользнуло из-под ее ног, Велвет еще крепче сжала руку Грейстила.

— Ах, мне здесь как раз с головой… — прошептала она.

— Доверься мне, и ты будешь в полной безопасности, — ответил Монтгомери с улыбкой.

Заглянув в его серые глаза, Велвет уже собралась сказать, что вполне ему доверяет, но тут ей вдруг вспомнились ее же собственные слова… «Вам нравится все держать под контролем, не так ли, Монтгомери? Позвольте, однако, предупредить: контролировать меня вам не удастся!» — кажется, так она сказала. А он ответил ей: «Но я все-таки постараюсь, Велвет, что бы вы ни говорили. Да-да, даже не сомневайтесь в этом». И выходит, он был прав, его мужские чары все же подействовали на нее, хотя она отчаянно этому сопротивлялась. При мысли об этом Велвет густо покраснела и, потупившись, пробормотала:

— Отпусти меня. Я сама доплыву до берега.

Грейстил возражать не стал, и несколько ярдов они проплыли рядом. Но тут вдруг невысокая озерная волна плеснула Велвет в лицо, и она, вскрикнув, инстинктивно ухватилась за Грейстила. Потом посмотрела на него округлившимися глазами и пробормотала:

— Да ты же совсем голый…

— Виноват, но я всегда так купаюсь, о, возлюбленная моя.

— Я не твоя возлюбленная, — запротестовала Велвет.

Грейстил провел по ее щеке кончиками пальцев.

— Хочешь, докажу, что все обстоит именно так, как говорю я?

Он прижался губами к ее губам, и она, со вздохом прикрыв глаза, ответила на его поцелуй. Минуту спустя он прижал ладони к ее ягодицам и чуть хрипловатым голосом проговорил:

— Обхвати меня ногами, Велвет.

Она немного помедлила, затем осторожно приподняла подол своей сорочки и сделала так, как он просил. В следующую секунду Велвет почувствовала, как в низ ее живота уперлась возбужденная мужская плоть. Заглянув в глаза Грейстила, она увидела, что они затуманились от страсти. И теперь она точно знала: этот мужчина находил ее по-женски привлекательной. Впервые в жизни почувствовав себя желанной, Велвет чуть шире приоткрыла губы, и Грейстил тут же впился в них чувственным поцелуем. Велвет же крепко прижалась к нему всем телом, а в следующую секунду она почувствовала, как он, подхватив ее на руки, зашагал к берегу.

Выбравшись из воды, Грейстил сделал несколько шагов по траве и приблизился к одежде, которую они оставили на берегу, перед тем как зайти в озеро. Тут он опустил девушку на землю, и Велвет, почувствовав, как ноги ее коснулись травы, в смущении пробормотала:

— А теперь… нам надо одеться.

Она прикрыла глаза и сделала глубокий вздох; сердце ее бешено колотилось, и ей казалось, что она вот-вот задохнется.

Грейстил отошел от нее и, отвернувшись, быстро натянул бриджи. Затем, с рубашкой в руке, снова подошел к Велвет, стоявшей к нему спиной, теперь уже в насквозь мокрой нижней сорочке. Первым делом он чуть обсушил своей рубашкой ее волосы, потом, приподняв их, приспустил с плеч девушки сорочку и вытер насухо ее шею и спину. После чего, наклонившись, поцеловал в ушко, спустил сорочку с груди и, завернув в свою рубашку, повернул лицом к себе.

— Велвет, ты такая красивая, что у меня просто дух захватывает.

Ей тотчас же вспомнилась фраза из дневника Бесс.

«Каждый заслуживающий уважения мужчина способен освободить женщину от покровов настолько быстро, что она не успеет сказать "нет"».

Велвет едва не задохнулась, когда он, отбросив вдруг рубашку, прижал ладони к ее грудям. Судорожно сглотнув, она прошептала:

— Моя прабабка советовала проявлять осторожность по отношению к мужчинам вроде тебя.

— Что ж на это скажешь? — Грейстил пожал плечами. — Вероятно, Бесс Хардвик была великим знатоком мужчин.

— И уж конечно, не боялась замужества, — подхватила Велвет.

— А ты боишься замужества?

— Да… То есть нет. Если честно, не знаю…

Он заглянул ей в глаза:

— Может, ты боишься меня, Велвет?

— Да, возможно… Я боюсь испытывать страсть к тебе, но еще больше боюсь не испытывать ее вовсе. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю?

— Господи, Велвет, да во мне одном столько страсти, что ее с лихвой хватит на нас обоих. Скорее надевай платье, не то я за себя не отвечаю…

Памятуя о нормах морали, они вернулись домой порознь. Когда Велвет поднялась к себе в спальню и начала переодеваться, к ней зашла Эмма.

— Вы пропустили ленч, миледи. Я уже начала волноваться…

— Ленч? — Велвет едва заметно улыбнулась. — Совершенно забыла о нем.

Потом в ее дверь постучал Грейстил. На нем были только бриджи и влажная рубашка.

— Дамы, вы позволите мне разжечь камин? — спросил он, покосившись на Эмму.

Женщины, разумеется, не возражали, и вскоре в камине вспыхнуло яркое пламя.

— Благодарю вас, милорд, — сказала Велвет, не удержавшись от улыбки.

Когда Грейстил ушел, она присела на кровать и стащила с себя высокие сапоги, затем сняла влажные чулки, скатав их валиком. Эмма с минуту смотрела на нее огромными, словно блюдца, глазами.

— Он уже сказал вам?..

Велвет расстегнула пуговки на корсаже.

— Сказал? О чем ты?

— О том, что он отныне хозяин Роухемптона.

Велвет на мгновение замерла. Потом пробормотала:

— Неужели это правда? Но как ты об этом узнала?

— Миссис Клегг сообщила. Она сказала об этом, когда я зашла на кухню. — Велвет молчала, и Эмма добавила: — О, это необыкновенно романтическая история… Ведь лорд Монтгомери лишь потому купил Роухемптон, что его нареченная с первого взгляда влюбилась в этот дом…

— Трудно в это поверить! — воскликнула Велвет. Вскочив на ноги, она бросилась к двери. — Но я сейчас все узнаю…

Пробежав по коридору, она распахнула дверь спальни Грейстила, даже не удосужившись постучать. А он в этот момент, обнаженный до пояса, вешал для просушки свою рубашку над камином. В ярости глядя на него, Велвет спросила:

— Это правда?

Грейстил тотчас же сообразил: нет смысла притворяться, что он не понимает, о чем речь. Он очень хотел сам сообщить Велвет эту новость, но кто-то опередил его.

— А ты хочешь, чтобы это было правдой? — ответил он вопросом на вопрос.

Велвет немного смутилась. А в самом деле, хотела ли она, чтобы Роухемптон перешел к Грейстилу?

— Но неужели Кристин Кавендиш действительно продала тебе Роухемптон? Даже не верится…

— Да, действительно, — кивнул Грейстил. — Когда мы приехали сюда в первый раз, я пытался уговорить ее, но она категорически отказалась. А на следующий день почему-то вдруг изменила свое решение.

— Вот дьявольщина… Но почему же ты не сообщил мне об этом?

Он внимательно посмотрел на нее, потом, сделав шаг в ее сторону, спросил:

— Хочешь узнать правду, Велвет?

— Да, конечно. Именно правду… Хотя мужчины такие обманщики… Иногда кажется, что они просто не способны говорить правду.

— Дорогая, я купил это поместье, поскольку знал, что ты сразу влюбилась в него. И я подумал, что эта покупка, возможно, поможет мне уговорить тебя выйти за меня замуж. Но я не торопился сообщать тебе об этом, так как хотел убедиться в том, Велвет, что ты испытываешь влечение ко мне, Грейстилу, а не к лорду Монтгомери, хозяину Роухемптона.

Велвет тут же почувствовала, что злость ее куда-то исчезла — словно ее и не было. Окинув взглядом стоявшего перед ней полуобнаженного мужчину, она густо покраснела и, потупившись, пробормотала:

— По-моему, я предоставила тебе достаточно доказательств этого. — По-прежнему глядя на свои босые ноги, она в смущении добавила: — Я чувствую себя довольно глупо, поскольку обвиняла тебя в том, что ты приехал сюда без разрешения. А выходит, это я нарушила границы чужих владений. Грейстил ухмыльнулся:

— Я прощаю тебе все и всяческие нарушения. Знаешь, я намеревался вернуться сегодня в Лондон, но теперь, когда я узнал, что здесь ты… Велвет, мне ужасно хочется сыграть роль любезного хозяина. Надеюсь, ты отобедаешь со мной в этом доме, который заменит нам на сегодня весь остальной мир. Так как же, согласна?

У нее перехватило дыхание, она вдруг сообразила, что может стать хозяйкой Роухемптона. Если, конечно…

— Да-да, я хотела бы этого больше всего на свете, — закивала Велвет.

Он галантно поднес к губам ее руку. Улыбнувшись, сказал:

— Итак, до встречи за обедом, дорогая.

Вернувшись к себе в комнату, Велвет распахнула гардероб и с минуту рассматривала платья, которые привезла с собой из Лондона. Потом, повернувшись к Эмме, сказала:

— Да, это правда. Новым хозяином Роухемптона стал лорд Монтгомери.

— И вы, насколько я понимаю, собираетесь выйти за него замуж?

— Видишь ли, мы помолвлены… Замужество же является… следствием этого, не так ли?

Эмма закатила глаза — вероятно, давая понять, что удивлена подобными рассуждениями. А Велвет между тем продолжала:

— И Грейстил пригласил меня сегодня на обед. Так что мне необходимо надеть мое самое обворожительное платье.

— Вы что, купались в нижней рубашке? — неожиданно спросила Эмма. — Я заметила, что она совершенно мокрая. А другой, между прочим, вы с собой не прихватили!

— Обойдусь как-нибудь и без нее, — заявила Велвет с таким видом, будто всю жизнь ходила без нижнего белья.

Немного подумав, Велвет вытащила из гардероба шелковое платье цвета лаванды — именно его она решила надеть этим вечером. Внимательно осмотрев платье, Велвет с улыбкой подумала: «Что ж, если Грейстил собирается соблазнить меня сегодня, то ничего у него не получится. Потому что это я его соблазню. Очень уж мне нравится Роухемптон!»

 

Глава 8

Грейстил нес наверх огромный поднос, уставленный тарелками с вкуснейшими блюдами, приготовленными миссис Клегг. Там были и зажаренный на сливочном масле кабачок, и пастернак в сахарной глазури, и хрустящий жареный картофель, и даже фаршированный сливами фазан в чесночной подливе. Разумеется, миссис Клегг не забыла и о десерте, состоявшем из бисквитов, различных пирожных, свежих фруктов, сладкого заварного крема и взбитых сливок. Бутылку золотистого вина «Канари» Грейстил держал под мышкой.

Поставив поднос и вино на столе в своей комнате, Грейстил прошел по коридору и, постучав в спальню Велвет, закричал:

— Обед подан, миледи! Проголодалась?!

Велвет облизнула внезапно пересохшие губы и снова посмотрела в зеркало. Без нижней рубашки тонкое шелковое платье цвета лаванды облегало ее фигуру как перчатка. Сейчас ей вдруг показалось, что у нее слишком уж вызывающий вид. «Но ведь ты с самого начала решила проявлять бесстрашие», — сказала себе Велвет. Следуя совету Бесс, она оставила свои рыжие волосы непокрытыми, дабы Грейстил постоянно испытывал соблазн прикоснуться к ним.

Открыв наконец дверь, Велвет с улыбкой сказала:

— Да, я ужасно голодна. А ты?

Грейстил окинул ее выразительным взглядом.

— О, я просто умираю от голода!

Они быстро прошли по коридору и вошли в покои Грейстила. Прикрыв за собой дверь, он с некоторым удивлением взглянул на Велвет, тотчас же приблизившуюся к камину. Обернувшись к нему, она пробормотала:

— Как жарко ты натопил… Теперь понятно, почему твоя рубашка так быстро высохла.

— В твоих словах слышится недовольство. — Грейстил усмехнулся. — Если хочешь, я могу ее снять.

Она презрительно фыркнула:

— Самоуверенный дьявол!

Словно в ответ на ее реплику, Грейстил начал расстегивать пуговицы на рубашке.

— И ведешь себя вызывающе, — добавила Велвет.

Она стояла у камина, поэтому он прекрасно видел очертания ее стройной фигуры, просвечивавшие сквозь тонкую ткань платья.

— Ты, Велвет, тоже ведешь себя вызывающе. Кто, кроме тебя, отважится носить платье без нижней рубашки?

— Но ты же сказал, что женщины носят куда больше одежды, чем мужчины. Вот я и подумала, что все должно быть по справедливости.

— Согласен, дорогая. Разумеется, ты права. Присаживайся. Давай наконец пообедаем.

С этими словами Грейстил шагнул к столу и отодвинул для нее стул.

Велвет медленно приблизилась к столу. Когда же она в конце концов опустилась на стул, Грейстил наклонился к ней и поцеловал ее в шею, после чего осторожно прикоснулся к ее волосам. Затем, усевшись напротив нее, поднял с блюда серебряную крышку и принялся разделывать фаршированную птицу. Положив в тарелку Велвет несколько самых сочных кусочков, Грейстил принялся наливать в бокалы вино.

А Велвет тем временем отправила в рот первый кусочек фазана — и замерла на мгновение с выражение восторга.

— Какой замечательный обед… А вот мы, когда наша семья жила в изгнании в Сен-Жермене… О, мы ни о чем подобном даже мечтать не могли.

— Мне грустно думать о том, сколько лишений тебе пришлось перенести, Велвет.

— Эти лишения не казались нам слишком тяжкими, поскольку мы знали, что приносим жертвы ради дела Карла Стюарта. А как жил ты? Наверняка солдатский рацион тоже не имел ничего общего с этими яствами?

— Да, нам крайне редко приходилось вкушать фаршированных фазанов, — с улыбкой ответил Грейстил и предложил тост: — Пусть у тебя будет все, что ты хочешь… и сегодня вечером, и всегда.

Сделав несколько глотков, она поставила бокал на стол и провела по губам кончиков языка. У Грейстила тотчас разыгралось воображение, и вскоре он почувствовал, что все сильнее возбуждается. «Похоже, каждое ее движение воспламеняет меня», — подумал он, пытаясь овладеть собой.

Когда они съели основное блюдо и закуски, Велвет принялась за бисквиты в вине, в полной мере отдавая им должное. Заметив, что Грейстил так и не прикоснулся к десерту, она сказала:

— Обожаю сладости. Неужели они тебя не соблазняют?

— Меня соблазняет кое-что другое…

С этими словами он поднялся с места и, шагнув к девушке, подхватил ее на руки и приподнял над стулом. Усевшись, он тут же усадил ее себе на колени.

— Какой, однако, импульсивный поступок, — проговорила Велвет прерывистым голосом.

— Ничего подобного. — Грейстил рассмеялся. — Я дожидался того момента, когда ты приступишь к десерту, так как знал, что сладкое отвлечет твое внимание.

— Твои ухаживания, капитан, напоминают боевые действия. Но ты осадил мои укрепления слишком уж быстро…

— Я поступил так, осознав, что ты находишься в проигрышном положении, поэтому оставишь все мысли о сопротивлении.

Она погрузила палец во взбитые сливки и поднесла к губам Грейстила. Он клюнул на приманку и облизал ее пальчик.

— Похоже, ты только что сдался. — Велвет лукаво улыбнулась. — Теперь победитель превращается в побежденного.

С этими словами она повернулась лицом к Грейстилу и запустила руки под его расстегнутую рубашку.

— Собираешься мучить безоружного пленника?! — прорычал он.

— Безоружного? — Она снова улыбнулась. — Мне кажется, что свое главное оружие ты припрятал где-то там внизу…

Велвет облизнула губы, затем провела кончиками пальцев по мускулистой груди Грейстила.

— Какая ты, однако, жестокая, — прохрипел Грейстил; его возбуждение достигло предела, а Велвет, как ему казалось, забавлялась, терзая его.

Но его долгий и чувственный поцелуй изменил ситуацию, и теперь уже Велвет, едва удерживаясь от стона, трепетала в объятиях Грейстила. Жар проникавший сквозь тонкое шелковое платье, несказанно возбуждал ее, но более всего волновало то, что должно было произойти после этой своеобразной прелюдии — ведь Грейстил недвусмысленно дал ей понять, что сегодня ночью сделает ее женщиной. Когда он начал подниматься из-за стола, Велвет обхватила его шею руками и прижалась щекой к широкой груди, вслушиваясь в биение его сердца и наслаждаясь исходившим от него пьянящим мужским запахом.

Приблизившись к камину, Грейстил опустился на ковер, став на колени, и, опустив девушку рядом с собой, снял рубашку и отбросил ее в сторону. Пропуская волосы Велвет сквозь пальцы, он с улыбкой сказал:

— В свете камина твоих пряди кажутся струйками расплавленного золота.

Он снова ее поцеловал, затем осторожно уложил на спину и тут же приподнял подол ее платья, так что стали видны чулки. А потом его рука скользнула вверх по ногам девушки, к резинкам, поддерживавшим чулки. Стаскивая первый чулок, Грейстил тихо сказал:

— Не догадываешься, как долго я мечтал об этом?

Он поднес изящную ножку к губам и стал покрывать ее поцелуями. Эта ласка показалась Велвет необыкновенно изысканной и жаждущей, и она, не удержавшись, тихонько застонала. Грейстил тем временем начал снимать второй чулок, после чего принялся целовать и эту ногу. Минуту спустя он растянулся на ковре рядом с девушкой и положил руку ей на грудь. Его ладонь обжигала даже сквозь платье, и Велвет, снова застонав, подумала: «А какие же чувства я буду испытывать, когда наши обнаженные тела прижмутся одно к другому?» Словно прочитав ее мысли, Грейстил стал расстегивать пуговки у нее на платье, затем стащил его с плеч до талии, обнажил ее округлые груди так, что они были уже открыты полностью для его страстных взглядов и столь же страстных прикосновений. Кожа у него на руках оказалась шершавой, даже чуточку грубой, но — удивительное дело! — это лишь увеличивало удовольствие, которое она испытывала, когда он ласкал ее. Соски ее напряглись и заострились, превратившись в подобия крохотных наконечников стрел, и Грейстил осторожно теребил эти наконечники и легонько прикусывал, одновременно лаская округлости грудей. И Велвет казалось, что прикосновения его губ и языка к ее отвердевшим соскам разливались горячими волнами по всему ее телу, вызывая томительное жжение в самом низу живота.

Внезапно Грейстил приподнял голову и заглянул ей в лицо. Ее изумрудные глаза потемнели, и взгляд стал как будто немного отстраненным. Тут Грейстил снова впился в ее губы — и целовал долго и страстно. Потом рука опять скользнула ей под юбки. Проводя ладонью по ее бедру, он прошептал:

— У тебя такая нежная кожа… Словно теплый шелк… А я… ужасно любопытный — не успокоюсь, пока не пойму, какого цвета завитки у тебя между ног. Интересно, такие же золотистые, как на голове? Нет-нет, только не отвечай, я попробую сам догадаться.

Грейстил так долго перебирал завитки меж ее ног, что она покраснела. Однако ощущения были необыкновенно приятные — этого нельзя было не признать. Судорожно сглотнув, Велвет пробормотала:

— Ты не сможешь определить, какого они цвета, на основании одних только прикосновений.

— Нет, смогу. Черные волосы вроде моих — они упруги как пружины и чуть грубоваты, светлые же — мягкие и тонкие, а вот рыжие кудряшки непокорны и упрямы даже на ощупь, иными словами — обладают теми же качествами, что и их хозяйка.

И тут Грейстил, разделив рыжие завитки меж ее ног, ввел палец между нежных складок, почти тотчас же увлажнившихся. Велвет содрогнулась, и из горла ее вырвался стон.

— Кстати, у тебя там есть крохотный бутончик, — прошептал Грейстил. — Просто очаровательный…

Он все более возбуждался, но, сдерживая себя, продолжал ласкать ее.

А Велвет стонала все громче, и в какой-то момент ей показалось, что она вот-вот задохнется от чудесных ласк Грейстила, от сладостных ощущений, что он ей дарил. Внезапно все тело ее содрогнулось, и тут же возникло странное чудесное ощущение — казалось, находившийся у нее в промежности бутон неожиданно распустился, превратившись в некий экзотический цветок с мокрыми от росы лепестками.

Грейстил же, покрывая ее полуприкрытые веки легкими, как перышки, поцелуями, тихо проговорил:

— Ну, как после всего этого ты себя чувствуешь, Велвет?

— Плохой… и грешной, — прошептала она.

— А тебе нравится чувствовать себя плохой и грешной, дорогая?

— Да, очень…

— В таком случае тебе понравится способ, посредством которого это достигается. — Он взял ее за руки и помог ей подняться с ковра. — Но для начала я хотел бы увидеть тебя во всем твоем природном естестве, то есть такой, какой тебя создал Бог.

Грейстил снял с нее шелковое платье — упав к их ногам, оно растеклось вокруг них лавандового цвета лужицей. Затем, окинув Велвет сверкающим взглядом, он коснулся ее упругих налитых грудей, украшенных розовыми горошинами сосков. После чего опустился перед ней на колени и, придерживая ладонями за бедра, прижался губами к ее лону. Велвет вздрогнула от неожиданности и громко вскрикнула — в этот момент она почувствовала себя еще более грешной, чем несколько минут назад; а возбуждение ее было столь велико, что ей хотелось закричать как можно громче. В очередной раз застонав и вцепившись пальцами в волосы Грейстила, Велвет запрокинула голову, и тотчас же стон ее перешел в громкий вопль экстаза.

Несколько секунд спустя она затихла в изнеможении, и тогда Грейстил, поднявшись на ноги, заключил ее в объятия и поцеловал. Затем подхватил на руки и отнес к зеркалу.

— Я хочу, чтобы ты видела, какой красивой стала в момент своей первой страсти.

Поставив ее на ноги, Грейстил встал у нее за спиной и, осторожно придерживая, положил руки ей на плечи.

Отражение в зеркале отобразило такую интимную картину, что лицо Велвет мгновенно залилось краской. Ее кожа светилась, став перламутрово-розовой от возбуждения, а глаза затуманились от страсти и любовных игр. Ноги же у нее были словно ватные, и она бы непременно упала, если бы за спиной у нее не стоял Грейстил, поддерживавший ее. Внезапно почувствовав, как сзади в нее упирается его напряженный фаллос, она мысленно воскликнула: «Ах, он не в состоянии устоять перед моей красотой! Да-да, он пылает ко мне неподдельной страстью! И возможно, мне удастся сделать так, что он полюбит меня по-настоящему!»

Перехватив в зеркале его взгляд, Велвет сказала:

— А теперь я хочу посмотреть на тебя.

Затаив дыхание, она наблюдала в зеркальном отражении, как он стаскивал с себя бриджи, а затем и нижние штаны. Мускулистые ноги Грейстила были сильны и стройны, как стволы молодых деревьев, и Велвет, чуть прикрыв глаза, попросила у провидения смелости и решительности — чтобы все былые страхи покинули ее. Затем, глядя Грейстилу прямо в глаза, сказала:

— Отнеси меня в постель.

Он тотчас же подхватил ее на руки и отнес в противоположный конец комнаты, где стояла кровать. «Только бы мне хватило терпения, только бы не потерять контроля над собой», — говорил он себе. Грейстил понимал, что ни в коем случае не должен торопиться: он обязан был обуздать свою страсть, чтобы причинить Велвет как можно меньше боли.

Сорвав с постели покрывало, Грейстил положил девушку на простыни и сразу, обняв ее, лег с ней рядом. Изо всех сил сдерживая себя, он принялся ласкать ее и целовать, и вскоре Велвет почувствовала, что ее все сильнее влечет к нему — желание с каждым мгновением усиливалось, так что в какой-то момент даже трудно стало дышать. И почти сразу он почувствовал ее состояние.

— Дорогая, пора…

Велвет почудилось, что его низкий хрипловатый голос пророкотал подобно раскату грома, а в следующее мгновение ее, словно вспышка молнии, пронзила резкая боль. Велвет громко вскрикнула, и ее крик, разорвавший тишину ночи, мгновенно остановил Грейстила — он замер и затаил дыхание, давая Велвет привыкнуть к новому для нее ощущению наполненности.

Какое-то время Грейстил выжидал, не делая ни движения. Наконец Велвет, чуть шевельнувшись, взглянула на него с едва заметной улыбкой и прошептала:

— Пожалуйста, продолжай… Прошу тебя…

Он улыбнулся ей в ответ и начал двигаться — сначала медленно и осторожно, затем — все быстрее. Ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно, но он знал, что в первый раз длить не следует, поэтому постарался сделать так, чтобы оба они ощутили предельное наслаждение как можно быстрее. После этого он перекатился на спину и положил Велвет себе на грудь — чтобы не давить на нее всем своим весом. Откинув с ее лица золотистые пряди, он проговорил:

— Дорогая, прости, что мне пришлось причинить тебе боль, но так всегда бывает в первый раз, и с этим ничего не поделаешь. — Заглянув Велвет в глаза, он ласково ей улыбнулся. — Знаешь, ты словно заворожила меня, заставила душу отделиться от тела. Скажи мне, милая, а ты испытала нечто подобное?

Велвет поразили его слова — они скорее относились… к области колдовства, нежели любви. Тихонько вздохнув, она ответила:

— Да, я тоже чувствовала себя так, будто находилась под воздействием неких чар.

«На самом деле ты словно по волшебству превратил меня в чувственную женщину», — добавила она мысленно.

Прошла минута-другая, и Велвет вдруг почувствовала ужасную усталость; ее неудержимо клонило в сон, и иски словно наливались свинцом. Прижавшись всем телом к Грейстилу, она, невольно улыбнувшись, прикоснулась губами к его горлу, мускулистой груди. Уже засыпая, Велвет вспомнила слова своей матери. «Монтгомери благороден и силен, и он защитит тебя от всех бед и превратностей жизни, дорогая», — кажется, так сказала мать незадолго до смерти.

Проведя ладонью по его груди — тому месту, где ощущалось биение сердца, — Велвет пробормотала: «Мой дорогой»… И тотчас же заснула.

Сжимая ее в объятиях, Грейстил сам себе удивлялся — удивлялся чувствам, которые им овладели. Он совершенно неожиданно осознал, что без Велвет в его душе всегда существовала какая-то пустота… Но в этом, наверное, не было ничего удивительного — ведь большую часть жизни он прожил в мужском мире, без женщин. Свою мать он не помнил, сестер у него не было, не имелось даже постоянной любовницы. А особы женского пола, удовлетворявшие его потребности, относились в основном к тому типу женщин, что шли во время боевых действий следом за солдатами. Так что если разобраться, то получалось, что он никогда не знал женского тепла и ласки. Не говоря уже о любви. И только с Велвет он впервые почувствовал все это, во всяком случае — тепло и ласку.

Следует сказать, что Монтгомери всегда был немного одиночкой, то есть подсознательно подавлял в себе желание иметь рядом близкого человека, так сказать, родственную душу. И вдруг выяснилось, что женщина — именно эта женщина — способна принести в его душу мир и покой. Но если честно, то прежде он даже не подозревал, что они так ему необходимы.

Укладываясь рядом с ней поудобнее — так, чтобы ее голова покоилась у него на плече, — он дал себе слово, что женится на ней.

Проснувшись утром, Велвет тотчас же поняла, что рядом с ней в постели лежит Грейстил, — поняла еще до того, как открыла глаза. Когда же она взглянула на него, то сразу увидела устремленный на нее испытующий взгляд его серых глаз.

— Ты ведь не сказала Кристин, что едешь в Роухемптон, не так ли? Потому что если бы сказала, то она непременно сообщила бы тебе, что продала его мне.

— Верно, не сказала. Зато оставила у нее в спальне записку.

— И графиня, несомненно, поймет, что мы были вместе и провели здесь ночь. Так что, считай, ты скомпрометирована, — продолжал Грейстил с веселой и жизнерадостной улыбкой. — Поэтому теперь, во избежание бесчестья тебе придется выйти за меня замуж.

Велвет вздохнула с облегчением — она была ужасно рада, что именно Грейстил первый заговорил о браке.

— Знаешь, не могу отделаться от ощущения, что ты, Грейстил Монтгомери, по-прежнему ведешь против меня боевые действия. И сейчас ты говоришь так, как если бы обошел меня с флангов и окружил. Так что мне осталось только одно — сдаться! — добавила она со смехом.

Грейстил провел ладонью по ее щеке и заглянул ей в глаза:

— Так ты действительно сдаешься?

Чуть отстранившись, Велвет окинула взглядом его мускулистое тело, потом с улыбкой ответила:

— У вас очень грозный арсенал, сэр. Но я бы предпочла, чтобы вы попросили меня стать вашей женой, а не требовали этого.

— Извини, дорогая. Просто я… привык отдавать команды.

— Что делает тебя совершенно неотразимым! — со смехом подхватила Велвет шепотом.

«А может, неотразимым меня делает принадлежащий мне Роухемптон?» — подумал Грейстил. Сжимая ее в своих могучих объятиях, он проговорил:

— Ты выйдешь за меня замуж, Велвет Кавендиш?

— Выйду, Грейстил Монтгомери. И желательно, чтобы это случилось до того, как я снова увижу вдовствующую графиню.

— Сент-Брайдз — ближайшая от моего дома церковь на Солсбери-Корт. Мы можем повенчаться там, как только вернемся в Лондон. Сегодня днем — если это тебя устраивает.

— Давай побудем в Роухемптоне хотя бы еще один день, — попросила Велвет. — Мне хочется, чтобы сегодня мы отправились на верховую прогулку и обследовали каждый уголок этого райского местечка.

Грейстил провел ладонью по заросшему черной щетиной подбородку.

— У меня здесь даже бритвы нет, — проворчал он. — Да и переодеться не во что.

— Меня это совершенно не волнует! — Велвет толкнула его на подушки. — Ты мне нравишься небритый и совершенно голый.

Он протянул руку и коснулся пальцами ее щеки.

— У тебя такая белая нежная кожа… Без малейшего изъяна. Боюсь, моя щетина оцарапает ее.

— О, замечательно! Обещаешь?! — воскликнула Велвет, самым недвусмысленным образом давая понять, чего именно хочет в данный момент, причем немедленно.

Грейстил, однако, не торопился. Прежде всего он медленно, очень медленно уложил ее на постель так, чтобы прекрасные золотистые локоны Велвет рассыпались по подушке. Затем, все также неторопливо, принялся ласкать ее — целовал и поглаживал каждую впадинку и выпуклость у нее на теле, и все его прикосновения были легки, как прикосновения крыльев бабочки.

Час спустя, утомленная страстью, Велвет лежала на постели, а Грейстил, глядя на нее с улыбкой, говорил:

— О, дорогая, это было великолепно. Прежде мне не приходилось испытывать ничего подобного. — Нежно поцеловав ее, он прошептал: — Велвет, ты просто ангел.

Она зевнула и, потянувшись, пробормотала:

— Ангелу сейчас ужасно хочется принять ванну.

— В твоей спальне есть небольшая ванна. Если хочешь, я мигом натаскаю в нее горячей воды. А потом мы поедем на прогулку.

Отправившись по хозяйственным делам, Грейстил застал на кухне Эмму, завтракавшую с миссис Клегг.

— Доброе утро, дамы. Надеюсь, вас обрадует тот факт, что Велвет согласилась выйти за меня замуж. После венчания мы скорее всего будем жить в Роухемптоне. По этой причине придется увеличить штат прислуги, и я хочу спросить вас, Эмма, не хотели бы вы поступить ко мне на службу?

— Буду рада служить вам, лорд Монтгомери. Честно говоря, здесь мне нравится гораздо больше, чем в Лондоне. В городе сейчас ужасно много солдат, и они пугают меня…

— Поздравляю вас, милорд, — сказала миссис Клегг. — Эмма будет очень хорошей помощницей. Мне ее будто сам Господь Бог послал.

— Прикажете отнести мистрис Кавендиш поднос с завтраком, сэр? — спросила девушка.

— Только хлеб и мед. Мы отправимся на верховую прогулку, как только она примет ванну. Между прочим, я тоже был солдатом почти двенадцать лет.

Эмма взглянула на него с улыбкой:

— Но вы же роялист, милорд. А я боюсь этих проклятых Богом «круглоголовых».

Грейстил галантно поклонился дамам, после чего наполнил ведро горячей водой и отправился с ним наверх. Разрезая свежеиспеченный хлеб, Берта сказала:

— Очень романтичная история… Но хочу заметить, далеко не первая, происходящая под кровом этого дома. Легенда гласит, что всякая незамужняя пара, которая провела здесь ночь, награждается даром взаимной любви и потом живет счастливо до самой смерти.

— Мистрис Кавендиш помолвлена с лордом Монтгомери с семилетнего возраста, — со значением произнесла Эмма.

— Что ж, пусть так. Но много ли ты знаешь помолвленных, которые бы и впрямь страстно любили друг друга? Нет, все дело в романтической атмосфере Роухемптона.

Два часа спустя Грейстил и Велвет удалялись от деревушки Ричмонд, где Грейстил приобрел кое-что из вещей, в том числе и бритву. Теперь они с Велвет возвращались в Роухемптон, находившийся в миле от деревушки.

Взглянув на небо, Грейстил сказал:

— Видишь вон там черную полосу? Она означает скорую непогоду.

— Наше чудесное лето подходит к концу, — со вздохом произнесла Велвет. — Я знаю, что уже наступил сентябрь, но никак не могу вспомнить, какое сегодня число.

— Сегодня третье сентября. Годовщина битвы при Данбаре и Вустере. Они обе произошли в этот день, с разницей в год.

— Чарлз сражался при Данбаре, и ему еще повезло, что унес оттуда ноги, — заметила Велвет.

— Да, повезло, но не очень… — пробурчал Грейстил. — Жители Шрусбери закрыли тогда перед ним ворота, а Глостер проигнорировал его призывы о помощи. У Чарлза было двенадцать тысяч северян, но шотландцы находились на марше целых три недели и совершенно вымотались, когда прибыли к полю боя. Помнится, Чарлз тогда сказал: «Здесь для меня корона — или гроб».

— А ты что, присутствовал при этом? — удивилась Велвет.

— Да, присутствовал… А вот и дождь начинается. Надо поторопиться, иначе промокнем насквозь.

Они пустили лошадей в галоп, но все же им не удалось спастись от дождя, так что оставалось лишь шутить по этому поводу. Когда наконец они добрались до Роухемптона и завели лошадей в конюшню, их одежда промокла насквозь, а мокрые пряди волос липли к щекам. При всем том они первым делом позаботились о лошадях и лишь после этого, держась за руки и смеясь, словно маленькие дети, побежали к дому. Поднимаясь по лестнице, они оставляли после себя огромные лужи. Когда же вошли в дом, Грейстил отправился растапливать камин, а Велвет взяла несколько полотенец.

Грейстил помог ей снять платье для верховой езды и нижнее белье, после чего стал тщательно вытирать ее. Потом разделся сам и повесил свою одежду сушиться около камина. Взглянув на Велвет, он с улыбкой сказал:

— Природа вступила со мной в союз, дабы заставить тебя раздеться.

Внезапно раздался стук в дверь, и тотчас же послышался голос Эммы:

— Это я… Принесла вам ленч… Пожалуй, оставлю-ка я его у двери.

— Спасибо! — со смехом крикнула Велвет. — Ты за нас не волнуйся! В один прекрасный день мы обязательно спустимся в столовую!

Пока их одежда сохла, они снова предавались любви. А несколько часов спустя, когда Грейстил брился, стоя перед зеркалом, из-за окна вдруг послышались чьи-то громкие голоса. Приблизившись к окну, они увидели Альфреда, переговаривавшегося с каким-то всадником.

— Что случилось?! — крикнул Грейстил, распахнув окно.

— Умер Оливер Кромвель, милорд!

 

Глава 9

— Неужели такое возможно? — спросила Велвет.

— Очень может быть, что это соответствует действительности, — ответил Грейстил.

Он быстро оделся и вышел из комнаты.

Велвет надела нижнюю рубашку и отправилась к себе в спальню, чтобы сменить гардероб. Выбрав голубенькое платье, чулки и туфельки в тон, она отнесла все это в покои любовника. Там села около зеркала и принялась расчесывать волосы. Она уже собиралась надеть платье, когда дверь распахнулась и вошел Грейстил.

— Новость из Уайтхолла распространяется по всей Англии. Мне необходимо срочно вернуться в Лондон, дорогая.

— Я тоже начну собираться, — сказала Велвет. — Ну разве это не удивительно?! Теперь Чарлз сможет вернуться в Англию! — закричала радостно она.

— Совершенно не обязательно, — возразил Грейстил. — У Старого Нолла есть сын — Ричард Кромвель. Скорее всего он и станет преемником лорда-протектора. Или ты думаешь, что достаточно лишь взмахнуть волшебной палочкой, чтобы Карл Стюарт оказался на английском троне?

Велвет вздохнула, и лицо ее вытянулось, так что Грейстилу ничего не оставалось, как заключить ее в объятия и поцеловать.

— Но все-таки, дорогая, это действительно прекрасная новость. Странно только, что она появилась в день трагической годовщины, в день разгрома роялистов. Ты уверена, что хочешь ехать со мной? Я лишь попытаюсь определить, какие ветры сейчас дуют в Лондоне, и отдам кое-какие деловые распоряжения. Вернусь же через несколько дней.

— Я очень хочу поехать с тобой, Грейстил. Ведь произошло необычайно важное событие, как ты не понимаешь? Лондонцы, наверное, сейчас с ума сходят от беспокойства… И никто не знает, что будет дальше.

— Но нам придется ехать верхом, поскольку ни кареты, ни коляски у нас нет. Впрочем, я обещаю завтра же купить тебе какой-нибудь экипаж.

— До города меньше четырех миль, так что ничего страшного. — Велвет швырнула голубенькое платье на постель и снова стала надевать зеленое, для верховой езды, хотя оно все еще было немного сыровато. — Мне нужно только упаковать кое-какие вещи и перемолвиться с Эммой.

Полчаса спустя Велвет с Грейстилом уже мчались в сторону Лондона. В городе повсюду собирались взволнованные толпы, а солдаты встречались буквально на каждом шагу — казалось, они были готовы в любой момент подавить малейшие признаки бунта.

Добравшись до Солсбери-Корта, Грейстил заплатил груму в конюшне и договорился о содержании еще одной лошади. Затем отправил мальчика, работавшего в стойле, с запиской к своей домоправительнице, уведомив ее, что на следующий День ему потребуются ее услуги. После этого он провел Велвет на верхний этаж, где находились жилые покои.

— Постоянных слуг, проживающих в доме, у меня пока нет, дорогая. Так что я на твоем месте не торопился бы снимать плащ. Позволь мне сначала растопить камин.

Велвет с любопытством осматривала гостиную.

— Комната довольно уютная. И здесь довольно чисто, — заметила она. — Должно быть, ты привык к чистоте и порядку.

Когда Грейстил растопил камин, Велвет спросила:

— А можно мне осмотреть соседние комнаты?

— Да, конечно. Мне сейчас надо кое-что сделать у себя в кабинете, а ты пока обследуй остальную часть дома. Что же касается спальни, то мы попозже вместе ее осмотрим, — добавил Грейстил с улыбкой.

Поцеловав Велвет, он быстро вышел из комнаты.

Мысли лорда Монтгомери находились в таком же беспорядке, как и чувства. Он знал, что должен сообщить Монку о смерти Кромвеля, но предпочел бы, чтобы это известие первым получил Карл. С другой стороны, скрывать новость от генерала было опасно. В конце концов Грейстил решил, что будет разумно, если он в первую очередь напишет именно Монку.

Заглушив таким образом чувство вины, он уселся за стол и положил перед собой лист бумаги. Немного подумав, написал следующее: «Завтра, когда я разузнаю побольше, письмо, возможно, будет дополнено. А сейчас сообщаю: Оливер Кромвель скончался. В связи с этим хочу поделиться кое-какими соображениями… Совершенно очевидно, что смерть протектора, в результате которой все мы оказались на перепутье, вызовет множество всяких предположений и разговоров о будущем. И конечно же, хотелось бы знать, готовы ли люди после долгой пуританской ночи к серьезным изменениям — или предпочтут сохранить статус-кво под властью человека, который, вполне возможно, окажется недостойным своей миссии?

Правительство же кругом в долгу, и новому протектору придется созывать парламент, дабы узаконить новое значительное повышение налогов. Однако ясно, что люди будут весьма возмущены, я даже предчувствую начало беспорядков. Более того, беспорядки эти почти наверняка перейдут в настоящий бунт, ибо люди устали от…»

Погруженный в раздумья, Монтгомери не сразу заметил, что в кабинете находится Велвет. В какой-то момент, случайно подняв глаза, он увидел ее у стола и, немного смутившись, отодвинул письмо подальше от нее. Отложив перо, спросил:

— Что ты здесь делаешь?

Она пожала плечами:

— Да ничего… Просто захотелось взглянуть на твой кабинет. Стало любопытно, понимаешь?

Такой ответ немало удивил Грейстила. Заставив себя улыбнуться, он сказал:

— Дорогая, хочу заверить тебя, что здесь нет ничего интересного для молодой женщины.

Он открыл ящик стола и убрал туда недописанное письмо. Затем поднялся со стула и, взяв Велвет за руку, стал водить ее по кабинету.

— Дорогая, посмотри, тут нет совершенно ничего интересного… Вот мой письменный стол, а вот — шкафы, где я храню свои бумаги и переписку. — Он подвел ее к окну и отдернул штору. — А отсюда открывается чудесный вид на грязные лондонские тротуары. Вот полюбуйся… Как, нравится?

Велвет рассмеялась:

— Кажется, я поняла намек. Ты не хочешь, чтобы я вмешивалась в твои дела.

— Я бы никогда не назвал интерес, который ты проявляешь к моим делам, «вмешательством», — ответил Грейстил. — Просто мои дела покажутся смертельно скучными любой нормальной молодой женщине.

Он вывел ее из кабинета и показал кухню, а также пустые помещения для слуг, находившиеся в задней части первого этажа.

«Но кому же он писал письмо? — думала Велвет. — Похоже, ему очень не хотелось, чтобы я его видела!» В конце концов она пришла к выводу, что Грейстил скорее всего писал отцу, чтобы сообщить о предстоящей женитьбе на ней.

Когда они поднимались по лестнице в верхние покои, Велвет, набравшись смелости, спросила:

— Как думаешь, твой отец рассердится, когда узнает, что ты женишься на бесприданнице?

— Велвет, я давно уже взрослый мужчина, а не мальчик. И я уверен, что он будет уважать мой выбор. Что же касается церемонии венчания, то я собираюсь до наступления темноты прогуляться к церкви Сент-Брайдз и выправить специальную лицензию, которая позволила бы нам вступить в брак завтра же. Я не собираюсь объявлять об этом событии в газетах, а потом ждать положенные три недели.

— Я прихватила с собой голубое платье и туфельки в тон. Как думаешь, такой наряд подойдет невесте?

— Отлично подойдет. — Он поцеловал ее в висок. — На обратном пути я заверну в лавку на углу Тюдор-стрит и куплю что-нибудь на ужин. Да, чуть не забыл… В шкафчике стоит бутылка вина, которая, несомненно, скрасит тебе ожидание.

Когда Грейстил ушел, Велвет достала из шкафчика вино и поставила на стол. Потом вдруг услышала, как в кармашке ее голубого платья что-то звякнуло, и вспомнила, что мистер Берк дал ей две серебряные полкроны, чтобы она могла что-нибудь себе купить в торговых рядах на бирже. Выходит, она не совсем нищая! Однако мысль о деньгах заставила ее покраснеть. Ведь, в сущности, единственным ее капиталом являлась она сама. И тем не менее Грейстил соглашался на ней жениться. Просто чудо какое-то, волшебство…

Она отнесла свое голубенькое платье в спальню Грейстила и прошлась по комнате. В камине пылало жаркое пламя, и было очень тепло и уютно, что сразу наводило на мысли о постельных удовольствиях. С улыбкой покосившись на кровать, Велвет открыла гардероб, чтобы повесить туда свое платье. И вдруг замерла, увидев то, что никак не ожидала здесь увидеть. В гардеробе висел мундир «круглоголового» с капитанскими нашивками на рукаве. Она взяла мундир за рукав, чтобы убедиться, что не ошиблась. И тут же в ужасе отпрянула. Да, это были именно капитанские нашивки. Потом, погрузившись в раздумья, принялась расхаживать по комнате. «Что же это значит, что это значит?..» — спрашивала себя Велвет. Через некоторое время, взяв свое платье, она вернулась с ним в гостиную. Сев в кресло, уставилась на пламя, бушевавшее в камине. Близился вечер, в гостиной становилось темнее, и тени все удлинялись…

Просидев в полной неподвижности час или полтора, Велвет пришла к выводу, что все ответы на мучившие ее вопросы надо искать в том самом письме, которое Грейстил не хотел ей показывать. Она знала, что читать чужие письма нехорошо, но таки не смогла совладать с искушением и, спустившись на первый этаж, вошла в комнату своего жениха. Попыталась открыть ящик стола, где находилось письмо, однако ящик оказался заперт, и это обстоятельство только увеличило ее подозрения. Выходит, Грейстил, прежде чем выйти из дома, вернулся в кабинет и запер ящик на ключ! Но почему, зачем?..

Хотя ей не хотелось думать, что жених пытался обмануть ее, одно было совершенно ясно: у него имелись тайны, которые он тщательно хранил.

Тут взгляд ее упал на нож для вскрытия писем. Велвет взяла его за рукоять, просунула кончик лезвия в замочную скважину и сделала попытку отпереть замок. Попытка не увенчалась успехом, и она, не в силах сдержаться, принялась колотить острием ножа в замочную скважину. Это продолжалось довольно долго, и в конце концов ей все же удалось сломать замок и выдвинуть ящик. Велвет протянула руку к письму, но вдруг замерла в испуге.

«Но что же там, в этом письме?» — думала она. Закрыв глаза, Велвет прочитала коротенькую молитву, затем, собравшись с духом, взяла письмо, запечатанное восковой печатью; причем воск, как она и подозревала, был еще теплый. Однако сломать печать и прочитать письмо Велвет не осмеливалась. Тогда она стала перебирать другие бумаги, лежавшие в ящике письменного стола. Она искала какие-нибудь имена, но видела одни лишь цифры. «Должно быть, это тайный шифр», — подумала Велвет. Письма не имели подписи, но на одном из них стояла печать города Эдинбурга. А потом она извлекла из ящика бумагу, не только подтвердившую ее худшие подозрения, но, по сути, являвшуюся обвинительным документом против ее жениха. Это был пропуск, позволявший Грейстилу Монтгомери передвигаться по стране в любом нужном ему направлении. И пропуск был подписан генералом Джорджем Монком. Велвет знала, что Монк командовал шотландской армией парламента и был назначен на этот пост ненавидимым ею Оливером Кромвелем.

Схватив пропуск, Велвет в ярости скомкала его и сжала в кулаке. А потом на нее вдруг снизошло какое-то странное спокойствие, и она недрогнувшей рукой сунула скомканный пропуск в корсаж. Затем вышла из кабинета, поднялась на второй этаж и, расположившись в гостиной, стала ждать возвращения лорда Монтгомери.

Грейстил взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Вбежав в гостиную, спросил:

— Почему ты сидишь в темноте, Велвет?

— Это ты держишь меня в темноте!

Он зажег лампу, поставил ее на стол и с изумлением посмотрел на девушку. Его поразила ее бледность. И еще больше пылавшие гневом глаза.

— Дорогая, почему ты…

— Ты перешел на сторону врага!.. — закричала Велвет. — Ты предатель! — Она метала в него слова, словно копья с острыми стальными наконечниками. — Жалкий трус! Ты предал Чарлза, предал Англию, предал меня!

Глядя на него с презрением, она сунула ему под нос пропуск, подписанный Монком.

Грейстил невольно потупился и вздохнул. Все, что сейчас говорила ему Велвет, он уже не раз говорил сам себе раньше. Увы, он проявил слабость, а в результате стал союзником генерала Монка — это ясно как день, и никаких оправданий у него не было.

— Как ты мог предать Чарлза?! — кричала Велвет. — Грейстил, как ты мог?!

Он почувствовал укол ревности.

— Поверь, дорогая…

— Нет, не прикасайся ко мне! — в ярости закричала Велвет.

Сейчас Грейстил казался ей ужасным злодеем, очень опасным человеком. Вскочив на ноги, она сорвала с вешалки свой плащ и бросилась к лестнице.

Но Грейстилу все же удалось догнать ее у самых ступеней. Схватив Велвет за руку, он сказал:

— Ты не можешь идти одна по городу в такой темноте.

Она вскинула подбородок и прошипела:

— Уберите от меня руки, сэр. Меня тошнит от ваших прикосновений. На улице я буду в большей безопасности, нежели в компании самого дьявола!

Грейстил выпустил ее руку, и Велвет стремительно сбежала по ступеням. Услышав, как хлопнула входная дверь, он тоже спустился по лестнице, а затем, держась на некотором расстоянии от Велвет, пошел следом за ней по улице. Дойдя до угла, она подозвала экипаж и, сев в него, уехала. А Грейстил, тяжко вздохнув, побрел обратно к себе. Вернувшись в кабинет, он зажег лампу и увидел выдвинутый ящик со взломанным замком, разбросанные повсюду бумаги и свое последнее послание к Монку. Но как ни странно, Велвет не сломала печать, так что письмо осталось неповрежденным. А вот если бы она прочитала это письмо, то, возможно, многое поняла бы. Ведь он пытался убедить Монка, что следует поддержать Карла Стюарта, а не Ричарда Кромвеля.

«Еще бы один день — и мы бы с Велвет обвенчались, — подумал Грейстил со вздохом. — А теперь…» И тут ему вдруг пришло в голову, что так даже лучше… Да-да, возможно, это даже хорошо, что они сейчас не поженились. Пусть сначала все прояснится, пусть Карл Стюарт займет свое законное место, а уж потом он, Грейстил, добьется своего.

Велвет прекрасно понимала, что ехать ей некуда, за исключением дома у ворот Бишопсгейт. При этом следовало иметь в виду, что перед отъездом она много лгала, написала не соответствующее действительности письмо, а теперь ей придется униженно просить прощения за свои деяния и умолять вдовствующую графиню, чтобы та впустила ее к себе и вновь предоставила кров.

Когда экипаж подкатил к дому у Бишопсгейт, Велвет вручила кебмену полкроны и, не дожидаясь сдачи, выбралась из экипажа. Затем, поднявшись с замирающим сердцем к парадной двери, она постучала, еще не зная, как будет отвечать на вопросы хозяйки. Сказав «благодарю» открывшему дверь слуге, девушка быстро пересекла холл и направилась к ярко освещенной гостиной.

Навстречу ей вышла Кристин Кавендиш.

— О, Велвет, дорогая!.. Вот уж не думала, что этот день может стать еще лучше! Ах, как ты порадовала меня своим приездом!

Велвет невольно вздохнула. Сердечный прием графини лишь усугубил ее чувство вины. Собравшись с духом, она проговорила:

— Миледи, покорнейше прошу вашего прощения за то, что позволила себе обмануть вас. С моей стороны это был недостойный, неблагодарный поступок. Ведь вы столько всего для меня сделали и с таким гостеприимством принимали у себя в доме.

— Дорогая, я прекрасно знаю, что ты уехала из-за постоянных… издевательств со стороны моего внука. Вскоре после твоего отъезда я велела ему собираться и отправила его обратно домой, к своему папаше, — с ухмылкой сказала Кристин. — А чуть позже, когда я прочитала твое письмо и поняла, что на самом деле ты едешь в Роухемптон, то есть прямо в объятия Грейстила Монтгомери, меня это немало позабавило. Могу я надеяться, что ты готова сделать сейчас весьма важное заявление?

Пытаясь успокоиться, Велвет сделала несколько глубоких вздохов.

— Да, миледи. Мы с лордом Монтгомери нареченными женихом и невестой более не считаемся. И все отношения между нами прерваны. Если вы позволите мне вернуться в ваш дом, я буду в долгу перед вами до скончания дней.

— Разумеется, позволю, моя дорогая. Где же еще тебе отсиживаться после ссоры с любовником? Я уверена, что не произошло ничего такого, чего нельзя исправить. В такой знаменательный день, как этот, возможны какие угодно нервные срывы и выплески эмоций. Я написала письмо королеве Генриетте Марии. Королевское семейство будет вне себя от радости, узнав о смерти Оливера Кромвеля. Будем надеяться, что это событие ускорит реставрацию монархии и восшествие на престол законного короля.

— Я тоже так думаю, — кивнула Велвет. — И надеюсь всем сердцем на его скорое возвращение. Миледи, можем мы поехать завтра в Роухемптон, чтобы забрать оттуда Эмму?

— Конечно, дорогая. — Кристин налила два бокала вина. — Надеюсь, ты выпьешь со мной?

Велвет подняла свой бокал:

— Давайте выпьем за его величество Карла Стюарта, короля Англии, Ирландии и Шотландии! — Она осушила свой бокал одним глотком и даже глазом не моргнула, когда Кристин вновь наполнила его.

Вскоре дамы опустошили всю бутылку, а затем на нетвердых ногах начали подниматься по лестнице.

После бессонной ночи Грейстил Монтгомери поднялся на рассвете и провел почти весь день в поездках но Лондону. Он побывал во всех частях города и везде прислушивался к тому, что говорили люди о смерти Кромвеля. Он заехал и в Темпл, где побеседовал с банкирами и золотых дел мастерами, а затем наведался на рынки и послушал разговоры торговцев. Вернувшись домой, Монтгомери заперся у себя в кабинете, взял со стола запечатанное восковой печатью письмо — и надолго задумался. Наконец, приняв решение, сунул письмо в карман и сказал себе: «Это — мой последний отчет». После этого взял чистый лист бумаги, сложил его и сунул в чистый конверт, который, как и первый, запечатал воском. И стал ждать курьера.

 

Глава 10

Эдинбург, Шотландия

Серые пронзительные глаза Грейстила Монтгомери пристально смотрели в выпуклые водянистые глаза Джорджа Монка. Они сидели друг против друга в кабинете генерала, за его массивным дубовым столом.

Монк вскрыл конверт и извлек из него чистый лист бумаги.

— Курьер доставил мне его два дня назад, — сказал генерал. — Как вас понимать?

— Поскольку это мой последний отчет, я решил доставить его вам лично.

Передавая генералу второй запечатанный конверт, Грейстил вдруг заметил, что Монк на него нисколько не сердится. Причем генерал вовсе не скрывал своих чувств. Да, он действительно не сердился!

Грейстил наблюдал, как генерал читает его письмо, и заметил, что выражение его лица не изменилось.

— Итак, Кромвель умер, — медленно проговорил Монк. — Как была воспринята эта новость?

Монтгомери с усмешкой ответил:

— Даже собаки не выли.

Генерал кивнул:

— Да, понимаю. А каков, по-вашему, его сын Ричард?

— Он очень быстро занял кресло отца и стал протектором. Но даже если сам железный Оливер оказывался временами не в силах держать Англию под контролем, то его слабый, бесхарактерный сын полностью утратит власть.

— «Спотыкающийся Дик»… кажется, так его называют? — пробормотал Монк.

— Совершенно верно.

Грейстил снова усмехнулся.

Монк положил свои огромные ладони на стол и словно о чем-то задумался. Наконец, пошевелив толстыми пальцами, решительно заявил:

— Я с величайшей радостью провозглашу Кромвеля-младшего протектором Шотландии. А там посмотрим, что будет. Веревками я его, во всяком случае, снабжу.

Генерал изволил шутить. По его мнению, Кромвель-младший скоро так запутается, что у него останется только один выход: или вешать других — или повеситься самому!

— Но ведь вы генерал, командующий войсками в Шотландии. И если, предположим, Ричард Кромвель начнет совершать серьезные ошибки, то вы поддержите его своими войсками?

Монк с минуту хранил молчание. Потом сказал:

— Тогда придется сместить его и найти нового правителя.

Монтгомери хотелось получить прямой и недвусмысленный ответ, но он знал, что Монк слишком осторожен и откровенничать не станет.

— Конечно, сэр, вам хватит сил, чтобы убрать Ричарда, но в этом случае вся ответственность за судьбу королевства ляжет на ваши плечи. Однако существует и другой способ сохранить власть и добиться славы и почестей. Если произойдет реставрация монархии, то ваша репутация обеспечит вам пост главнокомандующего всей английской армией. Вы, кроме того, могли бы стать одним из главных советников монарха, что не так уж плохо, верно?

— Похоже, сэр, вы сохраняете верность Стюартам, — заметил генерал.

— Совершенно верно, — ответил Грейстил не задумываясь.

— Я подозреваю, что канцлер Хайд направил мне секретное послание, сообразуясь именно с вашими советами.

— Но вы не ответили ему, верно, генерал?

— Надеюсь, вы не считаете меня легкомысленным человеком, лорд Монтгомери?

— Разумеется, не считаю. Я знаю, что вы слишком осторожны, чтобы доверить что-либо бумаге. Но если вас это устроит, то я готов сыграть роль посредника, который будет передавать ваши слова лично Карлу Стюарту.

— Как уже было сказано, я публично провозглашу Ричарда Кромвеля новым протектором Шотландии. Одновременно я частным образом предложу тем, кто находится в изгнании, не предпринимать никаких необдуманных или поспешных действий, если новый режим начнет шататься.

Монтгомери с улыбкой кивнул:

— Я вас понимаю, генерал. Вы и на сей раз проявите осторожность. Но меня интересует вот что: допускает ли генерал Монк возможность реставрации монархии?

— Ну, так далеко я заходить не стану. Пока. Я верю, что возвращение к свободно избираемому парламентом правительству может в данный момент… принести некоторую пользу. — Немного помолчав, Монк добавил: — И знаете, мне кажется, двор короля-изгнанника может кое-что выиграть в общественном мнении, если переберется из католического города в какую-нибудь протестантскую страну.

— Ваш совет мудр и дорогого стоит, — с улыбкой заметил Грейстил. «Даже странно, что эта мысль не пришла в голову тем, кто обитает в лагере Стюарта», — подумал он с удивлением.

Поднявшись из-за стола, лорд Монтгомери протянул генералу руку, которую тот с готовностью пожал.

— Благодарю вас за время, которое вы мне уделили, и за ваш ценный совет, генерал. — Грейстил снова улыбнулся.

— Желаю удачи, сэр, — произнес Монк.

Монтгомери понимал, что ему следует поспешить. Было ясно: как только в Брюгге узнают, что Ричард Кромвель провозглашен протектором Англии и Шотландии, роялисты из разряда самых отчаянных и непримиримых попытаются вновь начать борьбу, устраивая мятежи и поднимая восстания, почти наверняка обреченные на поражение. Поэтому Грейстил, не заезжая в Ноттингем к отцу, проследовал прямо в столицу, и через двадцать четыре часа после возвращения на Солсбери-Корт он уже находился на борту корабля, пересекавшего Ла-Манш.

Добравшись до Брюгге, Монтгомери застал весь тамошний двор в состоянии безнадежности и отчаяния. Один только Карл демонстрировал привычные самообладание и стоицизм.

— Ваше величество!.. Я прибыл, чтобы довести до вашего сведения последние новости, а также сообщить, что говорят и делают люди в Лондоне и в других частях Англии.

— Всегда рад услышать правду, — ответил Чарлз с улыбкой. — Это будет приятным разнообразием после докладов лжецов и льстецов.

— Подготовка к похоронам Кромвеля, ваше величество, ведется с королевским размахом. Изготовленная из воска фигура протектора, задрапированная в черный бархат, выставлена для всеобщего обозрения в Сомерсет-Хаусе. Люди выстраиваются в длинные очереди, чтобы посмотреть на сей курьез. Когда же черный бархат заменили на алый, в руку статуе вставили скипетр, а на голову водрузили корону, кто-то забросал грязью щит с его гербом. По слухам, тело должны захоронить в Вестминстерском аббатстве. Лондонцы любят пышные процессии в средневековом стиле, но мне сомнительно, что они оценят их по достоинству применительно к протектору. Теперь, когда Старый Нолл умер, некоторые, хотя и не все, начинают поговаривать, что, мол, «близятся счастливые денечки».

— Они имеют в виду восстановление монархии? Мне особенно интересно узнать твое мнение по этому вопросу.

— Боюсь, время для этого еще не настало. И все роялистские восстания будут безжалостно подавляться.

Карл с усмешкой кивнул:

— Да, понимаю. Многочисленные поражения отучили меня бросаться в бой очертя голову. Но если начнет трещать по всем швам протекторат Ричарда Кромвеля, то я, пожалуй, рискну выступить.

— Не поддавайтесь на искушение, ваше величество. Протекторат Ричарда Кромвеля действительно будет трещать по швам, а потом развалится. Но это должно произойти без вмешательства из-за границы. Как бы само собой.

— Похоже, ты обладаешь исчерпывающей информацией по данному вопросу.

— Просто перед отъездом я лично разговаривал с генералом Джорджем Монком. Сразу после смерти Кромвеля я отправился в Эдинбург, чтобы поставить его в известность относительно того, что слагаю с себя обязанности его агента. Он прекрасно осведомлен, что я — ваш человек, сир. Хотя Монк собирается публично провозгласить Ричарда Кромвеля протектором Шотландии, в глубине души он не сомневается, что его падение произойдет очень скоро. Кстати, он называет нового лорда-протектора Спотыкающийся Дик — так прозвали Ричарда простые лондонцы.

— Но вопрос в том, собирается ли Монк добиваться для себя высшего положения в стране, — заметил Карл.

— У него и сейчас достаточно влияния, чтобы вырвать жезл лорда-протектора из рук Кромвеля-младшего. Но Монк — человек не очень молодой. Кроме того, он прекрасно понимает, сколь тяжкое бремя ему придется возложить на себя в этом случае. И полагаю, он настолько осторожен, что не станет открыто выступать за восстановление монархии. Он сказал мне, что верит в новый, свободно избранный парламент.

— Генерал так и не написал ответ на послания канцлера Хайда, — проворчал Карл.

— Да, верно, — кивнул Грейстил. — Такой осторожный человек не может доверить свои мысли бумаге. Весь дальнейший обмен мнениями должен происходить только на словах. Если желаете, сир, я стану вашим посредником.

Чарлз вопросительно взглянул на собеседника:

— А каков может быть результат подобного обмена?

— Самый обнадеживающий, ваше величество. Но насколько я понимаю, генерал Монк — сторонник мирных способов реставрации. По крайней мере, вовлечения в это дело иностранцев и наемников с континента. И полагаю, он захочет в случае вашего воцарения на троне получить пост главнокомандующего всеми войсками Англии. Кроме того, он, возможно, потребует, чтобы его назначили первым советником при вашей особе.

— Я готов предложить ему и больше — к примеру, какой-нибудь титул и, возможно, поместья к нему. Во всяком случае — пожизненный пенсион.

— Вы гарантируете это, ваше величество?

Чарлз с усмешкой кивнул:

— Титул я могу гарантировать, так как это не будет стоить мне ни пенса. Что же касается пенсиона, то тут придется обратиться к парламенту, ибо у меня в кармане нет ни фартинга. — Карл поднялся с места и потянулся. — Ну а пока… Чтобы не терять зря времени, я пока попытаюсь подыскать себе богатую невесту.

— Джордж Монк также изволил дать совет, сир. Очень хороший совет… — добавил Грейстил.

Чарлз взглянул на него с удивлением:

— Неужели?

— Да, сир, это прекрасный совет. Генерал считает, что вы очень выиграли бы в общественном мнении, если бы перебрались со всем своим двором из города, контролируемого римскими католиками, в одну из протестантских стран.

— Что ж, в уме ему действительно не откажешь, — согласился Карл. — Кроме того, его совет наводит меня на мысль, что он думает о реставрации куда больше, нежели можно было ожидать. Ну а ты, Грейстил Монтгомери, что у меня попросишь? — спросил он с улыбкой.

— Задайте мне этот вопрос, сир, когда станете королем Англии.

— Ужасная новость! — воскликнула Велвет, поднимая глаза от газеты. — Арестован сэр Джон Бут.

Всю зиму Велвет и Кристин Кавендиш с живейшим интересом собирали все новости и сведения о положении дел в Англии, и они прекрасно знали, что по всей стране собирались группы сторонников монархии, которых генерал Джордж Ламберт, командующий армией парламента, регулярно арестовывал.

— Я была совершенно уверена, что ситуация изменится к лучшему, когда Бут установил контроль над Чеширом и Ланкаширом, — заметила Кристин, сидевшая на диванчике у камина. — Но увы, — она вздохнула, — опять надежды роялистов повергнуты во прах.

Велвет снова принялась листать газету.

— А вот тут говорится, что лондонские ремесленники начали сбор подписей под петицией, требующей осуждения роспуска парламента. Когда они соберут достаточно подписей, то вручат петицию городским властям.

— Замечательно! — воскликнула графиня. — Нам нужно съездить в город и подписать эту петицию. Воля народа должна оказывать хоть какое-то воздействие на этих людей. — Пожилая леди поднялась на ноги и проворчала: — Что-то сегодня все кости ноют… Пожалуй, я отправлюсь в постель, дорогая. Встретимся утром за завтраком.

Велвет же осталась сидеть у камина. Глядя на языки пламени, она то и дело вздыхала — все ей казалось совершенно безнадежным. Ричард Кромвель был очень слабым правителем, и армия с каждым днем забирала все больше власти. И постоянно вспыхивали всевозможные беспорядки и бунты, которые после смерти Оливера Кромвеля не прекращались, а, напротив, только ширились. И в конце концов Ричард Кромвель передал все военные дела в ведение генерала Джорджа Ламберта.

Велвет невольно вздрогнула, вспомнив о патрулях «круглоголовых», постоянно появлявшихся на каждой улице. В очередной раз вздохнув, она наконец вышла из комнаты, поднялась к себе в спальню и легла спать. И, как обычно, во сне к ней явился один человек.

Грейстил Монтгомери приблизился к берегу озера столь любезного ее сердцу Роухемптона и с улыбкой спросил:

— Дорогая, не устала плавать?

— Ох, ужасно устала! И я не чувствую под собой дна… Тут для меня с головой!

Он протянул ей руку:

— Доверься мне, милая Велвет, и ты будешь в безопасности.

Она схватилась за его руку, он подтащил ее к себе.

— Да ты же совершенно голый! — воскликнула она с притворным негодованием. Она с самого начала знала, что на нем нет никакой одежды, и тоже купалась почти нагая (она собиралась соблазнить его, а потом стать хозяйкой Роухемптона. Осуществляя этот коварный план, Велвет следовала советам своей прабабки, и все у нее прекрасно получалось).

Когда он вытащил ее из воды и уложил на высокую, шелестевшую под легким ветерком траву, росшую по берегам озера, она одарила его чарующей улыбкой.

— Твои ухаживания с самого начала напоминали боевые действия. Ты считаешь, что выиграл битву, но на самом деле я захватила тебя в плен. Сдавайся, бросай оружие!

Его серые глаза затуманились от страсти.

— Вот мой меч, дорогая.

Она протянула руку и погладила его могучее оружие. Потом сказала:

— Вложи его в мои ножны, Грейстил!

И вскоре их любовные игры настолько захватили ее, что она на время даже забыла о своем стремлении завладеть Роухемптоном, сейчас ей хотелось только одного — обладать Грейстилом Монтгомери.

Когда день уже клонился к вечеру и тени начали удлиняться, они встали наконец с постели и стали одеваться. Она внимательно посмотрела на него — и вдруг увидела, что он облачается в форму офицера армии парламента.

— Ты перешел на сторону врага!.. Ты предатель!

— Если ты любишь меня, это не должно иметь для тебя никакого значения.

Велвет отвернулась от него — и в тот же миг увидела Карла Стюарта. Король протягивал к ней руки и ласково звал ее по имени. Она почувствовала, что душа ее словно разрывается на части. Повернувшись к Грейстилу, Велвет пристально посмотрела в его пронзительные серые глаза. Она знала, что у нее нет выбора. Она отдала свое сердце Чарлзу, когда была еще девочкой. Поэтому она отвернулась от Грейстила и протянула руку королю.

Утром, когда она проснулась, образ Чарлза значительно потускнел в ее памяти. Хотя она никак не хотела с этим соглашаться, приходилось признать: Грейстил также являлся ей во снах. Она отгоняла от себя эти мысли, Но его образ все чище ей являлся — причем не только в снах. Более того, временами ей казалось, что она чувствует исходящий от него мужской запах. В конце концов Велвет убедила себя в том, что Грейстил снится ей лишь по одной причине — из-за ее страстного желания стать хозяйкой Роухемптона. Что же касается чувств, то она, конечно же, всегда предпочтет Чарлза этому гнусному предателю Монтгомери.

За завтраком Велвет открыла, как обычно, утреннюю газету и первым делом прочитала шокирующую статью о том, что правительство задолжало банкирам более двух миллионов фунтов.

— Вчера Кромвель созвал внеочередное заседание парламента, — сказала она графине. — А армия потребовала отменить созыв, но Кромвель отказался.

— Хотя я ненавижу Кромвеля, мне кажется, мы должны поддерживать парламент, — в задумчивости проговорила Кристин. — Военное правительство отберет у нас последние крохи свободы. Мы должны выйти в город и продемонстрировать свою поддержку парламенту.

Графиня велела кучеру заложить экипаж к одиннадцати часам. Когда же Велвет с графиней приготовились к выезду, мистер Берк сообщил им, что Дэвис ремонтирует колесо, поэтому выезд в город придется отложить.

— Что ж, хорошо, мы подождем, — вздохнула пожилая леди. — Однако отказываться от своих планов не станем. Так что скажите Дэвису, чтобы поторапливался с ремонтом. В крайнем случае пошлите ему несколько слуг в помощь.

Однако экипаж не подъехал к парадной двери и кдвум часам, и тогда Кристин вызвала к себе мистера Берка.

— Так в чем же дело?! — Она в сердцах стукнула палкой по плиткам пола. — Неужели вы не понимаете, что у нас важное дело?!

— В том-то и проблема, миледи, — со вздохом ответил мистер Берк. — Дело в том, что ваша поездка может оказаться опасной. В такое время, как сейчас, леди не должны появляться в лондонской толпе. Видите ли, есть основания полагать, что в городе зреет бунт.

Велвет нахмурилась и выразительно взглянула на графиню. Кристин же решительно заявила:

— Мистер Берк, вам не удастся отговорить нас от поездки! Более того, ваши слова лишь усиливают наше стремление отправиться в город. Скажите Дэвису, чтобы немедленно подавал экипаж! Вы меня поняли?!

— Да, конечно, миледи. Но позвольте в таком случае хотя бы сопровождать вас. — Берк что-то нацарапал на листке бумаги и отправился к каретному сараю, где некоторое время разговаривал о чем-то с Дэвисом — должно быть, давал инструкции, затем, вернувшись, помог графине забраться в экипаж.

Въехав в город через Бишопсгейт, карета тотчас же замедлила скорость, затем, миновав холм Ладгейт-Хилл, вновь поехала быстрее и с оглушительным грохотом выкатилась на Флит-стрит, после чего помчалась по Стрэнду, где все тротуары были заполнены возбужденными толпами обывателей. И время от времени сквозь толпу проезжали группы конных солдат, заставлявшие людей жаться к стенам домов.

— Полагаю, нам нужно вернуться домой, леди Кавендиш, — сказал мистер Берк.

— Тогда и выезжать не стоило, — проворчала графиня. — Нет, мистер Берк, мы должны добраться до палаты общин, чтобы продемонстрировать поддержку парламенту. Скажите Дэвису, чтобы повернул направо и остановился около Савойского дворца. Там мы выйдем из кареты и доберемся до места пешком.

Сопровождаемые мистером Берком, Велвет и Кристин с трудом проталкивались сквозь толпу на Чаринг-Кросс, направляясь к Сент-Джеймсскому дворцу. Им понадобилось около часа, чтобы добраться до окружавших дворец лужаек, наполненных тысячами возбужденных лондонцев, требовавших роспуска парламента и отставки Ричарда Кромвеля.

— Сумасшествие какое-то! — вскричала Кристин, когда их с Велвет едва не смяла толпа. — Ну как же мы доберемся до парламента?!

— Парламент разбежался, леди, — сказал краснолицый субъект, стоявший рядом. — А здание парламента сейчас занимают солдаты Ламберта.

— О Господи!.. — воскликнула Кристин. — Лондон во власти военных!

Какой-то хорошо одетый мужчина, едва не сбивший Велвет с ног, в испуге прокричал:

— Солдаты добрались до погребов Уайтхолла и сейчас разбивают винные бочки!

Где-то впереди неожиданно грохнул выстрел. И в тот же миг мистер Берк схватил графиню под руку и поволок из толпы. Минуту спустя вновь прогремели выстрелы. В толпе поднялся крик, и началась давка. Велвет, оказавшаяся в полном одиночестве, пыталась вырваться из толпы, но люди окружали ее со всех сторон, и у нее ничего не выходило. Конные солдаты пытались как-то контролировать ситуацию, но и у них мало что получалось. Тут Велвет вдруг заметила, что многие лошади уже носятся по площади без всадников. И одна из них внезапно оказалась рядом с ней. Велвет рванулась к ней и схватила ее — под уздцы. И тут раздался знакомый голос:

— Велвет, о Боже!.. Что ты здесь делаешь?!

В следующее мгновение она почувствовала, как его сильная рука обхватила ее за талию подобно стальной ленте. А потом она оказалась в седле впереди Грейстила, успевшего взобраться на лошадь, которой она хотела воспользоваться сама, но не смогла.

Она посмотрела на него в изумлении. Как он узнал, где она находится? И что он делал среди этой обезумевшей толпы? Затем ее взгляд упал на его форму, и она невольно отпрянула от него. Затем, побелев от ярости, принялась молотить его кулачками в грудь.

— Опусти меня на землю! Я не могу находиться рядом с тобой! Мы с тобой враги!

— Где твоя карета? — спросил он, нахмурившись.

— Ты самоуверенный осел! И ты очень ошибаешься, если думаешь, что спас меня! Я бы и сама управилась с лошадью! — закричала Велвет.

— Никогда не сомневался в твоих способностях управляться с лошадьми. Однако не мог не усомниться в твоих умственных способностях, когда увидел, как ты бросаешься в обезумевшую толпу. Так где же твоя карета? Отвечай скорее, поскольку я не буду спрашивать дважды!

— Мы оставили ее у Савойского дворца, — проворчала Велвет. — Я сохранила твой гнусный секрет, не стала говорить о твоей связи с «круглоголовыми». Но теперь Кристин и мистер Берк собственными глазами увидят, кто ты такой!

Грейстил повернул лошадь в сторону реки. Затем пересек лужайку и стал спускаться по склону к набережной Темзы.

У Йорк-Хауса Велвет сделала попытку удрать от него — скользнула с лошади и побежала во все лопатки. Но он тут же соскочил с лошади и, догнав ее, подхватил на руки. После чего снова усадил в седло впереди себя. В конце концов они добрались до Савойского дворца, где стояла карета леди Кавендиш. Грейстил тут же усадил Велвет в экипаж, и мистер Берк, взглянув на него, сказал:

— Спасибо Господу, милорд, за то, что вы нашли ее.

— Господь здесь ни при чем, — проворчал Грейстил. — Просто ее рыжие волосы полыхали посреди толпы как факел. — Понизив голос, он добавил: — Завтра я отправляюсь на север.

Мистер Берк кивнул:

— Желаю удачи, милорд.

Эдинбург, Шотландия

— Когда я уезжал, в Лондоне царил хаос, — сообщил Грейстил. — Генерал Ламберт разогнал парламент, а армия настроила против Ричарда Кромвеля чернь, чтобы тем самым вернее добиться его ниспровержения.

— Ну, толпа — это не народ, — заметил Монк. — Так что же говорят люди?

— Говорят, что военное правление — истинная чума для всех. И почти все возмущены разгоном парламента. Лондонские подмастерья и школяры начали сбор подписей под петицией протеста и уже собрали более двадцати тысяч подписей. Они пытались передать свою петицию в Гилдхолл в тот день, когда я уезжал, но конные солдаты помешали им сделать это. А солдаты стреляли в толпу, Полагаю, настало время для решительных действий с вашей стороны, генерал.

— Возвращение к парламентскому правительству — совершенно необходимый шаг в данной ситуации, — сказал Монк. — Я постараюсь убедить в этом офицеров армии. Мои войска и я ясно дадим понять, что мы за возвращение депутатов парламента в свое привычное обиталище.

— А может, выступить с заявлением в пользу реставрации монархии?

— Нет. Еще нет. — Монк покачал головой. — Пока мое письмо дойдет до Лондона, генерал Ламберт успеет направить свои войска на шотландскую границу, чтобы противостоять мне. Но несомненно, будет разбит, — с невозмутимым видом добавил Монк. — Расскажите, как Карлу Стюарту удалось перевезти свой двор в город Бреда в протестантской Голландии, не вызвав раздражения испанцев?

— Он просто сказан им, что хочет навестить свою сестру Мэри. И знаете, генерал… — Монтгомери понизил голос: — Генерал, если вы поддержите Карла Стюарта всеми своими силами, он непременно назначит вас главнокомандующим.

— Когда я разобью Джона Ламберта, то и так стану главнокомандующим, — заметил Монк с усмешкой.

— Но его величество готов также пожаловать вам титул, — продолжал Грейстил.

— Он присовокупит к графскому титулу и соответствующие земельные владения, не так ли?

— Да, возможно. Вообще-то он готов предложить вам герцогство. — Монтгомери сунул руку в карман куртки и извлек оттуда лист бумаги. — Вот соответствующий документ. Уже подписанный, между прочим.

Монк тут же протянул руку к бумаге, и Грейстил понял, что ему удалось подцепить генерала на крючок.

Чтобы не терять попусту время, лорд Монтгомери поднялся на борт голландского торгового судна в шотландском порту Лейт и добрался до Бреды через два дня после того, как распространилось сообщение о том, что протекторат Ричарда Кромвеля прекратил свое существование.

— Мои родственники отмечают падение протектората Кромвеля, но без парламента Англия обречена на военное правление, — говорил Карл Стюарт, тут же назначивший Грейстилу аудиенцию.

— Это будет продолжаться недолго, сир. Монк отправил в Лондон заявление, осуждающее действия Ламберта. Он знает, что это заставит генерала Ламберта выступить в северном направлении. И Монк со своими войсками готовится в ближайшее время пересечь шотландскую границу.

— Жизнь научила меня тому, что военное счастье переменчиво.

— Монк победит, я уверен, сир.

— Но согласится ли он после этого объявить о реставрации монархии?

— Согласится. Когда решит, что для этого настало время. Когда Джордж Монк посчитает, что полностью готов к этому, он непременно объявит о реставрации, ваше величество. Даю вам слово.

Чарлз с усмешкой пожал плечами:

— А вот я в этом не уверен. Но если так, то когда же он будет готов к этому?

— Когда войдет со своими войсками в Лондон. Гарантирую, что все будет именно так, сир.

 

Глава 11

— Чарлз возвращается в Англию! — Велвет бросила нa стол утреннюю газету и, улыбнувшись сиявшему мистеру Берку, заключила в объятия Кристин.

Графиня радостно засмеялась:

— Я никогда не сомневалась, что он воссядет на английский престол, как никогда не сомневалась в наступлении весны после долгой холодной зимы.

— А «круглоголовые» покинули Ламберта, когда выяснилось, что у него нет денег, чтобы заплатить им, — продолжала Велвет. — Причем некоторые из них переметнулись к Монку. Войдя в Лондон, Монк стал главнокомандующим и, по сути, диктатором всей Англии. Однако он объявил о выборах в новый парламент, хотя не мог не знать, что это будет самый роялистский парламент за последние десятилетия. Чрезвычайно глупо с его стороны, вы не находите?

— А может, он, напротив, поступил очень умно? — пробормотал мистер Берк. — Говорят, он проницателен и хитер как лис.

— Как бы то ни было, я велю достать с чердака и повесить в доме гобелены с изображением льва и единорога, не говоря уже о портретах Стюартов. Сейчас роялистам стало куда легче дышать, особенно землевладельцам.

— Мой отец, брат Генри и все другие изгнанники тоже скоро вернутся в страну! — объявила Велвет с ликованием в голосе.

— А мой сын, граф Девоншир, сможет вернуться со всей своей семьей в дом предков в Чатсворте. Это, без сомнения, один из самых великолепных домов в Англии. При правлении «круглоголовых» сохранить его в собственности семейства Кавендиш стоило немалых трудов.

— Я уверена, король вернет Ноттингем и Болсовер моему отцу, а брату Генри отдаст Уэлбек-Эбби.

— Очень надеюсь, что даже если это произойдет, ты не сбежишь от нас куда-нибудь на север? Королевский двор — вот лучшее место для красивых леди благородного происхождения.

— Разве я могу покинуть Лондон в такие удивительные времена? Магазины, моды, традиции, люди — буквально все самым волшебным образом изменится.

— Да, после десяти лет жизни под властью пуритан лондонцы от радости просто с ума сойдут!

— Да, несомненно, — закивал мистер Берк. — Но улицы, поверьте, будут не менее опасны для леди, путешествующих в одиночестве.

— Не напоминайте, пожалуйста, нам о том случае, мистер Берк. После того недоброй памяти дня, когда мы оказались в центре бушующей толпы, мы вели себя очень хорошо и сидели на Бишопсгейт почти безвыездно, — проворчала графиня.

— Мы принимаем ваше предупреждение к сведению, мистер Берк, но позвольте вам напомнить, что протекторы нынче не в моде, — со смехом проговорила Велвет. — Так что теперь мы с нетерпением будем ждать, когда королевский двор снова обоснуется в Лондоне. Жаль только, что принцесса Минетти к нам не вернется! — Велвет получила от своей подруги поразившее ее письмо, из которого явствовало, что Минетти отправляется в Париж, чтобы выйти замуж за младшего брата короля Франции (это был политический брак, устроенный ее матерью). — Но как бы то ни было, она будет жить во дворце в окружении роскоши, так что за нее можно только порадоваться.

Велвет приложила руку к груди, пытаясь унять сердцебиение, потом воскликнула:

— Ах, послушайте!.. Опять звонят во все колокола! Боже, как же мне не терпится снова увидеть Карла Стюарта!

Грейстил Монтгомери, сидевший в своем кабинете на Солсбери-Корт, взял со стола газету и, еще раз прочитав Декларацию Бреды, написанную Карлом Стюартом, едва заметно улыбнулся.

Это было написано для того, чтобы ободрить нацию и напомнить людям о монархических традициях.

В декларации говорилось, что ход событий меняется не волею случая и не сам по себе, но исключительно благодаря провидению. Так что Реставрация — не дело рук человеческих, но акт Божий. Вера, примирение и традиция обеспечат порядок в государстве. Карл предлагал полное прощение всем недругам дома Стюартов, за исключением тех, кого парламент сочтет недостойным этого.

Тут послышался перезвон колоколов в церкви Сент-Брайдз, и Грейстил сразу же подумал о Велвет.

— Сегодня утром она пребывает в состоянии счастья, сходном с экстазом, — пробормотал он со вздохом.

Через несколько минут принесли почту, и Грейстил первым делом вскрыл письмо с печатью своего отца. Читая то, о чем ему писал управляющий, он все больше хмурился.

«Лорд Монтгомери!

С прискорбием довожу до вашего сведения, что граф Эглинтон получил тяжелую травму, упав с лошади во время визита на ферму одного своего арендатора. По причине травмы, а также в связи с тем, что близится весенняя стрижка, милорд требует, чтобы вы вернулись домой со всей возможной поспешностью».

Грейстил обратил внимание на то, что стоявшая в конце послания отцовская подпись нацарапана такой слабой и нетвердой рукой, что ее почти невозможно было разобрать.

Поднявшись из-за стола, лорд Монтгомери собрался в считанные минуты; он решил, что должен непременно навестить отца.

Граф Эглинтон, лежавший на своей массивной кровати с высоким пологом, не скрыл облегчения, увидев входившего в его спальню сына.

— Как вы чувствуете себя, отец?

Он впервые в жизни выглядел больным.

— Плохо, очень плохо… — пробормотал граф.

Правый уголок его рта чуть приподнялся, так что могло показаться, что отец ухмыляется. Но Грейстил тотчас же понял, что вся правая сторона его тела была частично парализована.

— Отец, что мне сделать, чтобы вы почувствовали себя лучше?

— Начать фишку!..

Грейстил невольно вздохнул; было ясно, что отец не выговаривал некоторые слова.

— Начать стрижку? — догадался Грейстил. Он положил руку на плечо родителя: — Не волнуйтесь, отец. Я прослежу за стрижкой. Отдыхайте…

— Ты… ты… ты…

Граф сокрушенно покачал головой, после чего кивком указал на кожаный портфель, стоявший на прикроватной тумбочке.

Грейстил взял портфель и открыл его. В портфеле наряду с многочисленными деловыми бумагами оказалось и завещание отца, а также его последняя воля.

— Я спрячу все это в надежном месте, — заверил Грейстил прикованного к постели графа. — Между прочим, меня ждет управляющий. Так что если ты пообещаешь мне немного поспать, то я немедленно приступлю к стрижке наших овец.

Последующие три дня Грейстил проводил бесконечные часы в седле, наблюдая за стрижкой принадлежавших Монтгомери многих сотен овец, обитавших на десятках арендаторских ферм. На четвертый день, когда основная работа была сделана, он с улыбкой сказал управляющему:

— В последние дни мое уважение к долготерпению и выносливости отца сильно увеличилось.

— Да, верно, милорд. Уход за овцами — очень тяжелая работа, особенно весной.

Монтгомери потянулся и изрек:

— Но зато чрезвычайно прибыльная.

Уже был поздний вечер, но Грейстил все же пошел проведать отца и испытал немалое облегчение, увидев, что тот спокойно спит. После этого он отправился к себе в спальню и, вытащив из стола кожаный портфель отца, приступил к изучению находившихся в нем документов. Среди прочих он обнаружил свое собственное свидетельство о крещении, из которого узнал, что ему было дано имя Роберт Грейстил. Следовательно, Грейстил — не просто прозвище. Затем он извлек свидетельство о браке отца и матери, датированное двумя годами ранее даты ее смерти. Выходит, отец прожил без жены целых двадцать восемь лет. Хотя Грейстил совершенно не помнил мать, он не сомневался: будь она жива, отец никогда бы не превратился в такого властного и раздражительного человека.

Затем он тщательнейшим образом изучил контракт о помолвке, подписанный его отцом и графом Ньюкаслом. Это был документ, составленный и подписанный по всем правилам, то есть документ, обязывающий. В очередной раз подумав о Велвет, Грейстил расплылся в улыбке. Другой женщины он себе и не желал, и он по-прежнему намеревался на ней жениться. Он точно знал: без нее его жизнь будет неполной.

А потом Грейстил начал читать завещание. Документ подтверждал то, что он и так уже знал, а именно: со смертью Александра он должен был унаследовать титул и земли. Помимо земель майората и титула, ему также переходили все богатства рода Монтгомери. Читая привычный список владений семьи, он вдруг обнаружил в самом конце совершенно неожиданную приписку.

— Замок Болсовер! — в удивлении воскликнул Грейстил. — Но это, должно быть, ошибка, поскольку Болсовер принадлежит Уильяму Кавендишу, графу Ньюкаслу. — В этот момент он вспомнил, что все владения отца Велвет конфискованы Оливером Кромвелем. — Но даже если так, то вряд ли Старый Нолл передал часть владений Ньюкасла моему отцу.

Грейстил попытался найти хоть какие-нибудь документы, имевшие отношение к замку Болсовер, и, конечно же, нашел их.

Оказалось, что замок Болсовер после конфискации был передан в награду за верную службу Чарлзу Флитвуду, генералу армии парламента. Тремя годами позже Флитвуд продал замок Болсовер Александру Монтгомери за пять тысяч фунтов.

— Господь Вседержитель! Отец всегда домогался земель рода Кавендиш, собирал их буквально по акрам! И вот наконец наложил лапу на их самое ценное владение!

Еще раз обдумав все это, Грейстил тихонько выругался и, задув лампу, попытался уснуть. Заснуть долго не удавалось, но перед самым рассветом он все же забылся тяжелым сном. Во сне ему явилась Велвет…

Она размахивала у него перед носом листком бумаги и с презрением в голосе кричала:

— Ты алчный негодяй! Хочешь наложить лапу на все владения Кавендишей! Хочешь подмять все под себя!..

— Ошибаешься, дорогая. Из всего, что имеет отношение к Кавендишам, я хотел бы подмять под себя только тебя одну.

— Гнусная ложь! — Она подбоченилась и вскинула подбородок. — Вспомни Роухемптон! Ты не находил себе места, пока не приобрел его. И купил это поместье лишь потому, что оно принадлежало Кристин Кавендиш!

— Я купил его потому, что оно очень тебе понравилось. Я хочу, чтобы мы с тобой жили там, когда поженимся.

— Мы никогда не поженимся, Монтгомери!

— Нет, поженимся, Велвет. И пусть у тебя на сей счет не будет никаких сомнений.

— Ты властолюбивый демон! Ты никогда не заставишь меня вновь склониться перед твоей волей.

— Все-таки есть один способ заставить тебя выйти за меня.

— Какой же? Вернуть мне замок Болсовер?

— Нет, сделать тебе ребенка!

Он протянул к ней руки и привлек ее к себе.

В ее расширившихся от изумления изумрудных глазах проступил страх.

— Ты что, хочешь изнасиловать меня, Грейстил?

— Почему бы и нет? Ты постоянно отвергаешь меня, а из-за этого легко впасть в ярость и решиться на насилие.

С этими словами он крепко прижал ее к себе и впился в ее губы поцелуем.

Пробудившись в холодном поту, Грейстил приподнялся в постели и шумно выдохнул; ему казалось, что руки его все еще хранят теплоту ее тела. Отбросив в сторону одеяло, он выругался и вскочил с постели. Затем подошел к окну и распахнул ставни. Все небо переливалось золотистыми и алыми красками.

— Даже само небо напоминает мне о ней, — пробормотал он со вздохом. — Я никогда не обижу ее. Она для меня — ангел… Ангел любви.

Повернувшись, Грейстил увидел разбросанные по ковру документы. Аккуратно собрав все бумаги и сложив их в кожаный портфель, он решил, что непременно поговорит об этом с отцом. Через некоторое время Грейстил вошел в графские покои, держа в руке документ о продаже замка Болсовер. Продемонстрировав его отцу, он сказал:

— Как тебе могло прийти в голову перекупить у презренного «круглоголового» это владение, которое по праву принадлежит Ньюкаслам?

Граф поморщился и пробурчал:

— Монтгомери… возвысятся… над ними.

Тут Грейстил вспомнил, как радовался отец, узнав, что он купил у вдовствующей графини Роухемптон. Потом ему вспомнились слова Велвет из его сна, и он понял, что отец действительно стремился к приобретению всех владений рода Кавендиш.

— Так ты по этой причине решил обручить меня с дочерью Ньюкасла?

Отец несколько раз кивнул.

— А тебе не приходило в голову, что своими действиями ты не только поставил в неудобное положение Велвет, но и настроил против меня все семейство Кавендиш?

— Брака… не будет! — выкрикнул старый граф.

При этом его лицо налилось кровью.

Грейстил какое-то время смотрел на отца, пытаясь понять, что тот хотел сказать. И вдруг его осенило.

— Значит, ты не хочешь, чтобы я женился на представительнице рода Кавендиш, поскольку она затребует себе Болсовер?

— О-обещай мне! — прохрипел отец.

Он повалился на бок, и лицо его приобрело лиловый оттенок. Рот же стал судорожно открываться и закрываться, словно ему не хватало воздуха.

— Стоук! — крикнул Грейстил, призывая отцовского камердинера. — Скорее доктора!

Он схватил отца за плечи и осторожно уложил на подушки, чтобы ему было легче дышать. Потом придвинул к постели стул и, опустившись на него, стал внимательно наблюдать за больным. Через некоторое время отцу вроде бы стало легче, но глаза его по-прежнему оставались закрытыми — казалось, он уснул. А потом вдруг… перестал дышать. Совсем перестал дышать.

Грейстил бросился к отцу и принялся равномерно надавливать ему на грудь в надежде на то, что дыхание восстановится. Но отцу уже ничто не могло помочь. Вскоре приехал доктор и, констатировав смерть от апоплексического удара, выразил всем присутствующим свои соболезнования.

Сидя у кровати покойного, Грейстил испытывал сильнейшее чувство вины. «Это я убил его, — говорил он себе. — Да, отец умер из-за меня, только из-за меня!»

Через день Грейстил стоял у могилы отца и принимал соболезнования фермеров, арендовавших земли Монтгомери. Мужчины пожимали ему руку, а их жены, потупившись, делали книксен.

И в какой-то момент Грейстил вдруг поймал себя на мысли о том, что у них с отцом никогда не было настоящей близости. Правда, он очень старался сблизиться с родителем, но у него ничего не получилось. А теперь уже было поздно, теперь им никогда уже не урегулировать существовавшие между ними разногласия. Да что там урегулировать разногласия — им даже примириться не дано. Последнее требование отца стояло между ними и разделяло их, и если он, Грейстил, не выполнит его, то они так и останутся врагами до скончания веков.

Грейстил сделал несколько шагов в сторону и преклонил колени перед могилой матери. Потом провел кончиками пальцев по выбитым в граните буквам:

«Кэтрин Пейсли Монтгомери, графиня Эглинтон, супруга Александра Грейстила Монтгомери, графа Эглинтона».

— Тут даже не написано: «любимая супруга», — пробормотал Грейстил со вздохом.

Теперь он уже скорбел по матери, ибо всегда скорбел по ней, хотя ее образ у него в памяти не сохранился — она умерла через несколько месяцев после его рождения. «Возможно, я повинен и в ее смерти», — подумал он.

Минут через десять, оседлав Сокола, лорд Монтгомери промчался несколько миль, забирая все дальше в горы — туда, где серое хмурое небо смыкалось с горными кряжами. Через некоторое время прогрохотал гром и начался проливной дождь, но занятый своими мыслями Грейстил не обращал на него ни малейшего внимания. Наконец подул ветер и разогнал грозовые облака. И тотчас же показалось солнышко, осветившее ярко-зеленые долины внизу, где паслись овцы с только что народившимися ягнятами. И это чудесное зрелище затронуло какую-то струнку в его душе.

— Похоже, начинается новый день, новая эпоха, — пробормотал он с улыбкой. — И у нас — новый король, у нас — возрождение.

Грейстил Монтгомери решил забыть о прошлом и начать жизнь сначала. И ему даже нравилось, что впереди его ждали трудности и вызов, брошенный самой прекрасной девушкой на свете.

 

Глава 12

Бреда, Голландия

— Ваш покорный слуга, мадам.

Карл Стюарт скользнул оценивающим взглядом по выпуклым грудям стоявшей перед ним женщины.

Она же склонилась перед ним в глубоком поклоне и проговорила:

— О, я только и думаю о том, как услужить вашему величеству.

Карл внимательно посмотрел на нее и усмехнулся. Он готов был поклясться, что она хотела сказать другое… «Я только и думаю о том, как ублажить ваше величество», — говорили ее глаза. Женщину звали Барбара Палмер. Она обладала волосами цвета красного дерева, чуточку косящими, с сонной поволокой, глазами и пухлыми, нарочито выпяченными губками. Она и ее муж Роджер Палмер присоединились к толпе свежеиспеченных роялистов, ринувшихся с верноподданническими заявлениями в Голландию, когда стало известно, что король-изгнанник в скором времени воссядет на трон Англии.

Снова усмехнувшись, король Карл галантно предложил даме руку:

— Буду счастлив, мадам, подвезти вас в своей карете. Взамен же вы будете развлекать меня рассказами о приключениях вашего кузена Бакингема. Хотя Джордж сбежал от меня, я по-прежнему считаю его одним из своих ближайших друзей.

— Не понимаю, ваше величество, как вы можете терпеть Бакингема?! — воскликнула Барбара с деланным возмущением.

— Меня поражает его дерзкий ум, — ответил король с лукавой улыбкой.

— Ну, он далеко не самый дерзкий из клана Вильерсов, — заметила Барбара. Облизнув пухлые губки, она добавила: — Самая отважная и отчаянная среди Вильерсов — это я, ваше величество.

— О, я думаю, что тогда мы с вами вскоре станем близкими друзьями, — заметил Карл.

— «Думаете»?.. Поверьте, ваше величество, я нисколько не сомневаюсь в этом.

Тут Карл с Барбарой сели в карету, и дама, взглянув на гвардейцев, скакавших по бокам королевского экипажа, решительно задернула кожаные шторки на окнах.

— Общение короля и его подданных должно происходить в обстановке интимности, — заявила леди Палмер.

Карл наклонился, взял ее за руки и рывком подтянул к краю сиденья.

— Моя дражайшая Барбара, я совершенно с вами согласен.

В следующее мгновение он прижался губами к ее губам, но поцелуй этот едва ли можно было назвать романтическим.

Минуту спустя Барбара с удовлетворением улыбнулась и, наклонившись к королю, коснулась висевшей у него на груди голубой орденской ленты. Потом ее рука спустилась пониже и замерла в том месте, где уже вспучивалась ткань на бриджах короля.

— Ах, вы весь горите, ваше величество! — воскликнула леди Барбара.

— Еще немного — и я могу обуглиться! — с ухмылкой отозвался Карл.

— Прикажете погасить пламя?

— Да, пожалуйста, миледи. И побыстрее, не то мы подпалим карету и из окон повалит дым.

Леди Барбара соскользнула с сиденья и стала на колени между ног короля.

— Готова служить вашему величеству по мере своих скромных сил, — промурлыкала она, после чего извлекла из бриджей восставшую плоть короля и поднесла к губам.

Карл замер на мгновение и прикрыл глаза, кусая губы. Потом из горла его начали вырываться стоны, вскоре перешедшие в приглушенные крики. Он содрогнулся и тут же откинулся на спинку сиденья, с облегчением вздохнув.

Минуту спустя леди Барбара отстранилась от него и, облизав губы, поднялась на ноги, после чего вернулась на свое прежнее место. Расправив юбки, она взглянула на короля с лукавой улыбкой и тихо сказала:

— Я в восторге от вашего королевского скипетра, и в какой-то момент мне захотелось проглотить его целиком.

— Господи, Барбара, благодаря твоим усилиям я чувствую себя похотливым жеребцом, — с усмешкой ответил Карл.

Барбара рассмеялась хрипловатым горловым смехом; ей казалось, что она достигла своей цели — возбудила у короля особого рода вожделение, которое могла удовлетворить только она одна.

В роскошном кабинете королевского дворца в Гааге Карл Стюарт беседовал с Джеймсом Батлером, герцогом Ормондом, с которым провел долгие годы изгнания. Карл доверил Ормонду переговоры с представителями принцесс королевской крови — на предмет своего вступления в брак с одной из них, каковые переговоры, надо сказать, до сих пор не увенчались успехом. Когда умер Оливер Кромвель, Ормонд сделал подобное предложение от имени Карла и принцессе Генриетте Катерине Оранской, сестре покойного голландского короля. Принцесса с радостью согласилась на брак с Карлом, но ее мать решительно отвергла предложение Ормонда, так как в это время кресло лорда-протектора Англии занял сын Кромвеля.

— Теперь же, когда всякий знает, что реставрация вскоре состоится и английский трон займу именно я, непреклонная мать Генриетты скорее всего изменит свое отношение к нашему союзу с ее дочерью, — говорил Карл.

— У меня нет в этом никаких сомнений, ваше величество, — отвечал Ормонд. — К тому же сейчас, когда мы находимся в Гааге, встреча с принцессой не будет представлять проблемы.

— Да, разумеется, — кивнул Карл. — И еще вот что, Ормонд… я, знаешь ли, получил письмо от португальского посла, в котором содержится намек на мой возможный союз с принцессой Брагансой, а также пришло сообщение от испанского посла, предлагающего в качестве кандидатуры дочь правителя Пармы. — Карл передал оба письма герцогу. — Вступи в переговоры с обеими сторонами и дай им понять, в завуалированной, разумеется, форме, что мы остановимся на той, за которой больше дадут.

— Я немедленно отправлюсь в Португалию, ваше величество.

— Что же касается меня, — Карл усмехнулся, — то я по-прежнему буду принимать заверения в безграничной лояльности наших английских подданных, закрывая глаза на то, что все они отстаивают свои собственные интересы.

Когда герцог Ормонд удалился, Карл подошел к зеркалу и, внимательно осмотрев себя, остался вполне доволен своим обликом. Глубокие морщины и седина у висков лишь добавляли ему значительности. Час спустя, сидя в тронном зале в окружении своих братьев, он принимал визитеров. Голландцы, сменившие наконец гнев на милость, перестали скупиться и ссудили Карлу на представительские нужды семьдесят тысяч фунтов, а следом за голландцами образумились и соотечественники короля. Первым появился Джон Гренвилл, граф Бат, который передал королю пятьдесят тысяч фунтов, к каковой сумме присовокупили еще десять тысяч фунтов представители Лондона.

— Я всегда испытывал особенно теплые чувства к столице — городу, в котором родился, — сказал Карл с любезной улыбкой. А затем с удивительными достоинством и грацией возвел упомянутых горожан в рыцарское достоинство.

Затем к королю приблизились представители других городов, причем каждый из них передал ему более тысячи фунтов. Последним подошел Роджер Палмер, муж Барбары. Король внимательно посмотрел на него и с серьезнейшим видом сказал:

— Полагаю, сэр, у меня не так уж много таких же преданных людей, как вы.

Неделей позже Карл и сопровождавшие его придворные ступили на борт корабля «Король Карл», дабы совершить путешествие из Голландии в Англию. Когда король появился на палубе, его приветствовал командующий флотом сэр Эдвард Монтегю, по мановению руки которого прогремел салют из артиллерийских орудий. На пристани собралась толпа из пятидесяти тысяч человек, желавших Карлу удачного плавания и мудрого правления, и он никогда еще так не радовался, покидая какой-либо порт. Много часов спустя, вышагивая по палубе в надежде увидеть на горизонте очертания дуврских скал, Карл просил Господа лишь об одном — чтобы он позволил ему прожить остаток жизни английским монархом.

Забравшись на стул, Велвет рассматривала в зеркале свое новое платье, сшитое из тонкого зеленого шелка.

— У юбки — нужная ширина. И сидит неплохо. Но вот корсаж я бы немного сузила, — сказала она портнихе вдовствующей графини. — И не могли бы вы добавить немного кружев?

В связи с возвращением Карла Стюарта Велвет и Кристин Кавендиш с увлечением обсуждали новые наряды.

— Нижние юбки и белье никакие соответствуют придуманному вами фасону, мистрис Кавендиш, — возразила портниха.

— Я прекрасно это понимаю, поэтому хочу, чтобы вы сшили мне новый корсет, который был бы чуть выше и приподнимал грудь.

— Какая чудесная мысль! — воскликнула графиня. — Хотелось бы знать, где ты обо всем этом узнала?

— Если честно, то при французском дворе. И вообще я привыкла считать, что именно Франция — истинная законодательница мод.

— Такой корсет позволит тебе обнажить плечи, что, по моему мнению, весьма пикантно, но несколько рискованно.

Велвет рассмеялась:

— Рискованно? При французском дворе у куртизанок платья имеют такой глубокий вырез, что видны соски, которые они подкрашивают кармином.

— Ну, я сомневаюсь, что Сент-Джеймсский двор дойдет до такого. Не следует забывать, что после засилья пуританской моды, введенной Кромвелем, даже вполне невинные наряды могут показаться вызывающими.

— Вы полагаете, что король Карл, выбирая пристанище для своего двора, остановится именно на Сент-Джеймсском дворце?

— По крайней мере в детстве он жил там. Однако не исключено, что он остановит свой выбор на Уайтхолле. Хотя в любом случае часть апартаментов Сент-Джеймсского дворца он, несомненно, сохранит за собой. — Кристин окинула критическим взглядом свое отражение в зеркале. — Полагаю, это платье следует обшить галуном. Да, этого вполне достаточно — ведь в моем возрасте уже не пристало нашивать таланты.

— А что такое «галанты»?

— Пучки разноцветных ленточек, которые джентльмены подчас срывают украдкой с вашего наряда, стремясь доказать, что они к вам неравнодушны. Думаю, что на твоем наряде из бледно-зеленого шелка лучше всего будут смотреться серебряные галанты.

— И ни в коем случае нельзя забывать о веерах! — подхватила Велвет. — Они такие красивые!..

— Думаю, нам надо привлечь к работе еще несколько модисток, — сказала Кристин, обращаясь к своей портнихе. — Велвет и мне потребуется много платьев для нового двора. Что же касается наряда для коронации, то мне, кажется, более всего подойдет платье цвета королевского пурпура.

— А мне — из-за цвета волос — хотелось бы белое с золотом, — заявила Велвет.

— Это действительно очень красиво, дорогая.

И будет как нельзя Лучше соответствовать твоему положению незамужней молодой леди. Девственный фасад, как известно, более всего привлекает внимание мужчин.

Велвет вспыхнула, и графиня, подмигнув ей, добавила:

— Я сказала — «фасад», не более того.

Вечером того же дня вдовствующая графия открыла свою шкатулку с драгоценностями и предложила Велвет выбрать себе несколько украшений.

— Ты должна развивать у себя вкус к драгоценностям и учиться подбирать и носить бриллианты и рубины.

— В жизни не носила драгоценностей! Вы такая щедрая, миледи!

— Глупости. Я напишу жене сына и попрошу ее привезти наши родовые девонширские бриллианты. Кстати, семейство Девоншир должно прибыть в Лондон со дня на день, чтобы принять участие в грандиозных празднествах по случаю реставрации. Между прочим, среди наших родовых драгоценностей хранятся украшения и твоей прабабки Бесс.

— Насколько я понимаю, ваш внук Кав тоже приедет?

— Ты все понимаешь совершенно правильно, дорогая. — Графиня выразительно приподняла бровь: — Как думаешь, на этот раз тебе удастся приструнить его?

Велвет ответила загадочной улыбкой:

— Я в этом не сомневаюсь.

Кристин снова заглянула в шкатулку с драгоценностями.

— Вот тебе, дорогая, одна вещица. Этот миниатюрный кинжал называется стилет. Он несколько старомоден, но при необходимости сослужит тебе службу, уверяю.

Вернувшись в свои покои, Велвет во всю ширь распахнула окна. Огни иллюминации вечерами заливали небо с того самого дня, как было объявлено о приезда Карла. На улицах же, в огромных жаровнях, жарились каштаны, говяжьи огузки и прочая снедь — лондонцы отмечали возвращение своего короля. Сердце девушки пело от счастья.

— Наконец-то он вернулся! — радостно воскликнула Велвет. — Я всегда знала, что этот день настанет, и никогда не теряла веры в торжество справедливости. О, Чарлз, если бы ты только знал, как мне хочется видеть тебя!

Уже позже, когда она легла спать, ей снова привиделся все тот же сон, ставший уже привычным. И, как всегда, Грейстил Монтгомери добился своего — сначала они предавались любви, а потом она отдала ему свое сердце и пообещала выйти за него замуж. После чего узнала, что он предал ее, предал короля. И опять ей пришлось выбирать между ним и Карлом Стюартом. И вновь Велвет выбрала короля.

Одетый в богатый, темных оттенков, наряд, в котором единственным ярким пятном был алый плюмаж на шляпе, Карл Стюарт сошел на берег в Дувре в солнечный майский день.

— Наконец-то я дома! — воскликнул он. — И я никуда больше отсюда не уеду, клянусь Богом! — Карл опустился на колени на землю Англии. — Благодарю тебя, Господи, за эту чудесную реставрацию.

Он был уверен, что народ, с нетерпением ожидавший возвращения своего короля, оценит его смирение и покорность воле провидения. Ему хотелось, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, что он, Карл, — законный король этой страны, которому покровительствует сам Господь.

Когда он поднялся с колен, со всех сторон послышались приветственные возгласы — такие громкие, что они едва не заглушили залпы артиллерийского салюта с военных кораблей.

— Боже, храни короля! Боже, храни короля! Боже, храни короля! — раздавалось со всех сторон.

Король двинулся по узкому проходу, в конце которого стоял коленопреклоненный генерал Монк.

— Сир, для меня величайшая честь приветствовать вас на английской земле! — обратился к монарху генерал.

Карл тут же поднял его с коленей.

— Нет, мой друг, это для меня великая честь приветствовать вас. — Король расцеловал генерала в обе щеки. — Хочу от всего сердца поблагодарить вас за преданную службу.

Затем королю представили лорда-мэра, нескольких епископов и множество других важных лиц, после чего он проследовал в Дуврский замок, где ему предстояло провести ночь.

Преданные королю роялисты, считавшиеся личными друзьями Карла — среди них был и Грейстил Монтгомери, — также собрались в Дуврском замке. Грейстил, получивший небольшую спальню в этом огромном фортификационном сооружении, полагал, что ему повезло. Когда же он вышел из своей комнаты, то сразу увидел знакомого.

— Чтоб меня черти взяли! Да ведь это Монтгомери собственной персоной! — вскричал Джордж Вильерс, протягивая ему руку.

— Рад видеть вас, Бакингем. Остается только удивляться, что вы узнали меня.

Монтгомери крепко пожал ему руку.

— Конечно, узнал! — Герцог расплылся в улыбке. — Разве можно забыть ваш пронизывающий взгляд?! Иногда кажется, что вы способны прожечь в собеседнике дыру своим взглядом!. Такому бродяге и негодяю, как я, надо постоянно иметь это в виду.

Грейстил тоже улыбнулся:

— Боюсь, все мы здесь в каком-то смысле бродяги и негодяи…

— Я приехал сюда, чтобы лично взглянуть на великого человека, — со смехом продолжал герцог.

Грейстил тут же догадался, что Вильерс имел в виду отнюдь не короля Карла.

— Хотите взглянуть на Монка? Я вас ему представлю. Уверен, что он тоже будет не прочь познакомиться с вами поближе.

— Вы его знаете? — удивился герцог Бакингем.

— Как-то раз он взял меня в плен, — признался Грейстил.

Почти все придворные Карла уже собрались в Большом зале Дуврского замка, когда в Дувр прибыл сэр Джордж Картерет, губернатор острова Джерси. Губернатор появился в порту на своем «Гордом орле», всю команду которого Грейстил знал лично. В Большом зале присутствовали также глава Адмиралтейства Эдвард Монтегю, командовавший кораблем «Король Карл», доставившим венценосца к родным берегам, и секретарь флотоводца Сэмюел Пипе. А генерал Монк привел с собой несколько сотен солдат для охраны короля, и теперь все эти солдаты тоже оказались в зале, где перемешались со старыми заслуженными роялистами. Корабли же весь день доставляли в Дувр сторонников Карла из Лондона, а также тех, кто находился с ним в изгнании, и теперь все они прохаживались по залу, с нетерпением ожидая выхода монарха.

Когда Карл в сопровождении братьев вошел наконец в Большой зал, его тут же окружила толпа приверженцев. Солдаты делали все возможное, чтобы держать людей на некотором расстоянии от венценосной особы, но у них мало что получалось. Очень медленно, останавливаясь буквально на каждом шагу, чтобы поздороваться с очередной группой своих приверженцев, король наконец-то добрался до помоста во главе стола и опустился в предназначавшееся ему кресло. Джорджа Монка усадили между Карлом и канцлером Хайдом, в то время как Монтегю воссел по левую руку от короля, между герцогом Йорком и герцогом Глостером.

Потом бокалы наполнили вином, и зазвучали тосты в честь короля, причем тост «За здоровье его величества!» провозглашался чуть ли не каждые пять минут.

В какой-то момент Карл вдруг устремил на Монка пристальный взгляд и, понизив голос, спросил:

— Почему вы решили помочь мне, генерал?

— Ваше величество, я сражался за вашего отца при осаде Нантвича, — ответил Монк. — Но роялисты потерпели поражение, и солдаты армии парламента взяли меня в плен. Когда я сидел в Тауэре и страдал от голода, ваш отец прислал мне сто фунтов, и я поклялся, что никогда этого не забуду.

— Да, понимаю… — кивнул Карл.

«Без сомнения, это было лучшее вложение капитала, когда-либо сделанное моим несчастным отцом», — подумал он с грустной улыбкой.

После окончания пиршества король поднялся в свои личные апартаменты, оборудованные в верхнем этаже замка. Именно туда были приглашены люди, считавшиеся его ближайшими друзьями. Среди них был, конечно же, и Грейстил Монтгомери. Хлопнув его по плечу, Карл сказал:

— Ты ведь знаешь, чем я обязан тебе, мой друг. По моему разумению, ты заслуживаешь… по меньшей мере графства.

— У меня уже есть одно, сир, — тихо ответил Грейстил.

— О… прими мои соболезнования, — пробормотал король, немного смутившись. — Очень жаль, что твой отец нас покинул. — Взглянув на сидевшего здесь же Джорджа Вильерса, он вдруг улыбнулся и добавил: — Вы, Эглинтон и Бакингем, — самые лучшие друзья, какие только могут быть у короля. У вас полный набор благородных титулов, и вам ничего от меня не надо.

— На вашем месте, сир, я бы не стал говорить об этом с такой уверенностью. Наверняка я что-нибудь придумаю, — ухмыльнулся Бакингем.

Король весело рассмеялся.

— Насколько я тебя знаю, Джордж, ты уже придумал! — Сделав глоток из своего бокала, Карл окинул взглядом ближайших друзей, собравшихся в его покоях, и уже с серьезным видом продолжил: — Меня поражает странная ирония судьбы… Год за годом я всеми силами старался вернуть себе корону, но все мои попытки реставрации заканчивались кровопролитием и поражением. И вот теперь мне предложено вернуться безо всякого насилия и кровопролития. Причем народ сам объявил меня своим законным монархом. Выходит, я не сыграл в этом спектакле никакой роли?

— Нет, сир, вы ошибаетесь, — возразил Грейстил. — Просто сегодняшний день — итог того, что было сделано за все предыдущие годы.

— И теперь будущее в ваших руках, сир, — подхватил Бакингем. — Поэтому предлагаю устроить торжественный въезд вашего величества в Лондон.

— Пусть это предложение как следует обдумают Дигби, Джермин, Хайд и мои братья, — ответил Карл. — Хотя и у меня есть кое-какие соображения на сей счет. Ведь через четыре дня мне исполнится тридцать… Думаю, было бы неплохо въехать в Лондон в день моего рождения.

— Это очень просто устроить, сир, — кивнул Грейстил, сосчитав дни по пальцам. — Если ваш кортеж будет останавливаться на ночь в Кентербери, Рочестере и Дептфорде, вы въедете в Лондон как раз двадцать девятого мая.

— Мы бы хотели видеть тебя при дворе, Монтгомери, если, конечно, тебе не захочется продолжить службу в армии.

— Такого желания у меня нет, сир. Я, что называется, навоевался.

— А как ты посмотришь на мою просьбу создать и возглавить королевскую гвардию?

Грейстил ни о чем таком прежде не думал, однако без колебаний ответил:

— Почту за честь для себя, ваше величество.

 

Глава 13

— Приготовления к приезду короля ведутся с огромным размахом! — радостно закричала Велвет. — Вчера я видела, как на одной из улиц вывешивали для украшения стен гобелены! Говорят, что Карл въедет в город через Блэкхит, где лорд-мэр и олдермены вручат ему городской меч. И якобы десятки молоденьких девушек в белых платьях и голубых шарфиках будут разбрасывать перед его лошадью цветы. Ах, я очень бы хотела взглянуть на это!

— Нельзя увидеть всего, моя дорогая, — заметила Кристин. — Ноя, к счастью, приняла приглашение леди Солсбери понаблюдать за этим спектаклем с верхнего этажа ее нового дома на Стрэнде. Мне не очень-то нравится этот помпезный особняк, но сейчас мы с удовольствием нанесем ей визит.

Велвет опасливо осмотрелась, чтобы убедиться, что невестки Кристин, поблизости нет, ибо леди Солсбери была ее матерью.

— Графиня Девоншир, возможно, слышит вас, миледи, — прошептала девушка.

— Не беспокойся, дорогая Велвет, Элизабет в этом отношении вполне со мной согласна. Да, чуть не забыла!.. Вид у тебя сегодня чрезвычайно соблазнительный!

— Я решила приколоть к платью в качестве символического знака букетик незабудок. Что же касается белых замшевых туфелек, то их я надену попозже — боюсь запачкать до того, как нас позовут во дворец.

Вдовствующая графиня приколола к шляпе страусовое перо, окрашенное в розовый цвет, дабы оно подходило по тону к ее платью, потом сказала:

— Сообщи Элизабет, что мы уже собрались и готовы отправляться!

— Я здесь, миледи.

Элизабет выступила из дальнего угла комнаты, где терпеливо дожидалась вдовствующую графиню.

— Ах, ты здесь?.. — Кристин усмехнулась. — Что ж, тогда пойдемте, мои дорогие леди.

— Вот он! Появился наконец-то! Я уже вижу начало процессии! — восклицала Велвет, перегибаясь через каменную балюстраду балкона.

— Причем его величество изволит ехать рядом со своими братьями, — заметила Кристин. — Знаете, принцы так изменились за прошедшие годы, что я едва узнаю их.

Но Велвет никого, кроме короля, не замечала, смотрела на него словно завороженная.

— Какое же, однако, темное на нем одеяние, — пробормотала она. — Зато плюмаж на шляпе — голубой, и он прекрасно подходит по цвету к ленте ордена Подвязки на груди.

Карл гордо ехал, глядя прямо перед собой, но время от времени поднимал голову, снимал шляпу и раскланивался с дамами, приветствовавшими его громкими радостными криками.

Когда кортеж приблизился к дому графа Солсбери, Велвет на мгновение затаила дыхание. Потом, собравшись с духом, закричала во весь голос:

— Чарлз! Чарлз! Чарлз!

Король поднял к балкону темные сверкающие глаза, и Велвет могла бы поклясться, что он узнал ее, когда снял шляпу и галантным жестом прижал ее к сердцу.

— Он меня увидел, увидел, увидел!.. — Велвет схватила веер и стала энергично обмахиваться им; ей казалось, что она задыхается от волнения. — Взгляните, а вот и Бакингем! Едет бок о бок с генералом Монком! В жизни не видела более странной парочки. Хотя, как гласит пословица, если проживешь достаточно долго, то можешь увидеть множество всяких чудес.

Тут Велвет вдруг замерла, устремив взгляд на одного из мужчин в кавалькаде. При этом у нее от удивления даже рот приоткрылся.

«Неужели это Грейстил Монтгомери? — спрашивала она себя. — Как такое может быть? Ведь он мерзкий предатель! Почему же он оказался в свите короля?»

Велвет на мгновение зажмурилась, потом снова посмотрела на королевскую свиту. Да, сомнений быть не могло — перед ней действительно был Грейстил Монтгомери. Только он мог держаться в седле таким образом, словно составлял с животным единое целое, и его невозможно было спутать ни с одним другим всадником.

— Вы только взгляните на эти позолоченные экипажи! — вскричала леди Солсбери. — Я бы с удовольствием приобрела такой же!

Но Велвет уже ничего не видела и не слышала; она теперь думала лишь о том, что обязательно должна сообщить Чарлзу о кознях Грейстила Монтгомери. Он ведь наверняка не знал, что его лучший друг стал предателем.

Будучи знатнейшим вельможей и пэром Англии, сын Кристин Уильям, граф Девоншир, входил вместе со своим сыном лордом Уиллом Кавендишем в группу представителей знати, встречавшую короля у ворот Уайтхолла. И почти все встречавшие Карла очень надеялись на то, что после коронационных торжеств им — при удачном стечении обстоятельств — будут обеспечены высокие должности при новом королевском дворе.

Около полуночи, когда граф Девоншир и его сын подъезжали к особняку в Бишопсгейт, Кристин и другие обитательницы дома еще не ложились и с нетерпением дожидались возвращения мужчин. Вдовствующей графине очень хотелось из первых рук и во всех подробностях узнать о том, что происходило во дворце, и она, увидев сына, тотчас же спросила:

— Кто будет первым советником при короле? Смею ли я надеяться, что тебе удалось преуспеть, Уильям?

— По правде говоря, нет, мама. Если честно, я хотел бы вернуться к себе в Чатеворт. Но Кав, разумеется, присоединится ко двору и получит там какую-нибудь должность.

Велвет почувствовала раздражение. Она тоже надеялась получить место при дворе, но встречаться там каждый день с молодым Кавом ей совершенно не улыбалось. Одарив Кава уничижительным взглядом, она спросила:

— Надеюсь, не должность тайного советника?

Стараясь скрыть недовольство сыном, Кристин пристально посмотрела на внука.

— Что ж, как бы то ни было, королевский двор — идеальное место для заключения выгодного брака. Ведь Кав, если мне не изменяет память, нацелился как минимум на дочь герцога. — Пожилая графиня снова повернулась к сыну: — Скажи мне, кто приехал в Уайтхолл вместе с королем?

— Брат Джеймс и, разумеется, Бакингем. Прибыли также канцлер Хайд, Генри Джермин, Джордж Дигби и этот неотесанный шотландец по имени Лодердейл, которого его величество почему-то всюду за собой возит.

— Стало быть, все они войдут в состав тайного совета при короле, в том числе — и этот выскочка Монк. Не сомневаюсь, что в совет войдет и герцог Ормонд. Кстати, он присутствовал в Уайтхолле?

— Нет, поскольку отправлен с деликатной миссией, касающейся будущей невесты его величества. Думаю, в совет был бы не прочь войти старый Саутгемптон, а также его зять Энтони Эшли.

Велвет перестала прислушиваться к разговору, как только услышала слова «будущая невеста».

— Милорд, а вы, случайно, не знаете, куда именно отправился герцог Ормонд? — спросила она через минуту-другую.

— Ммм… кажется, в Португалию. Или в Парму… Точно не помню. Видите ли, я ужасно устал, едва держусь на ногах.

— Но скажи, дорогой, когда же мы будем представлены ко двору? — осведомилась Кристин.

— На следующей неделе. В Уайтхолле намечается большой прием.

— Почему, чтоб тебя черти взяли, ты не сказал об этом с самого начала?! Отправляйся спать, Уильям! Ты действительно уже ни на что не годен.

Элизабет проводила мужа в спальню, а следом за ней в свои покои поднялась Кристин, и в гостиной остались только Велвет и юный лорд Кав. Велвет не хотела подниматься в спальню вместе с другими, чтобы не выказывать своего страха перед этим юнцом. А он взглянул на нее с ухмылкой и проговорил:

— Я уверен, дорогая кузина, что вам тоже не терпится оказаться при дворе. Надо же вам наконец подыскать себе мужа…

Велвет окинула его ледяным взглядом:

— Я вам не кузина, милорд. Это наши отцы приходятся друг другу кузенами.

Он наклонился к ней и тихо сказал:

— Но различие небольшое, не так ли?

Велвет презрительно усмехнулась и, выразительно взглянув на его промежность, сквозь зубы процедила:

— Не знаю, как насчет различий, но кое-что кое у кого очень небольшое.

Молодой лорд вспыхнул и, не удержавшись, прокричал:

— Мерзкая сучка! У тебя гнусный характер! Рекомендую быть при дворе поосторожнее и чаще оглядываться через плечо. Гарантирую, что у тебя там будет множество врагов.

Велвет фыркнула и проговорила:

— Для меня твои угрозы ничего не значат.

Снова окинув Кава презрительным взглядом, она вышла из комнаты с высоко поднятой головой.

Большой зал Уайтхолла был переполнен всякого рода визитерами, придворными и представителями знати. И у каждого дворцового входа стояли гвардейцы, набранные Монтгомери из офицеров-роялистов, находившихся с Карлом в изгнании и служивших прежде под началом герцога Йорка.

Сам же лорд Монтгомери расхаживал по залу, внимательно разглядывая всех, кто получил доступ к его величеству. К счастью, у него была отличная память, поэтому ему не составляло труда запоминать все лица и имена. Приветствуя Бакингема, он невольно задержал взгляд на беседовавшей с ним белокурой женщине.

— Познакомься, Эглинтон, это моя родственница графиня Суффолк, — сказал герцог с улыбкой.

Монтгомери галантно поклонился даме:

— К вашим услугам, леди Суффолк.

— Ты, Джордж, мог бы представить заодно и меня, — послышался вдруг женский голос.

Грейстил повернулся на голос и увидел красивую молодую леди с роскошными формами и каким-то «сонным» выражением глаз.

— Это моя ужасно испорченная кузина Барбара Палмер, — со смехом проговорил Бакингем. — Ну а это, милая кузина, граф Эглинтон.

Грейстил поднес к губам руку молодой леди, потом сказал:

— Предпочитаю, чтобы меня называли лордом Монтгомери, ибо стал графом Эглинтоном всего несколько дней назад.

— Как странно… — протянула леди Барбара. — На скромника вы вроде не похожи. Мне сказали, что вы командуете дворцовой гвардией. — Она похлопала Грейсти-ла веером по плечу. — Коли так, милорд, то мы с вами обязательно будем видеться, причем довольно часто.

Тут Грейстил снова окинул взглядом зал — он постоянно должен был знать, где находится король. Краем глаза он заметил вдовствующую графиню Девоншир, явившуюся во дворец вместе со своими домочадцами и Велвет.

В этот момент Барбара Палмер вдруг потянула его за рукав и спросила:

— Кстати, кто та молодая рыжеволосая леди, беседующая с его величеством?

И в тот же миг король Карл, легонько обняв Велвет за плечи, что-то сказал ей на ухо и вывел из зала. У Грейстила от этого зрелища перехватило горло, но он все же заставил себя улыбнуться и ответил:

— Это леди Элизабет, дочь графа Ньюкасла. Она знакома с королем еще с детства.

Ответ, казалось, еще больше возбудил любопытство Барбары.

— А-а, так она из семейства Кавендиш?.. Говорят, вдовствующая графиня и ее сын граф Девоншир очень богаты.

Бакингем рассмеялся и заявил:

— Дорогая кузина, на свете существуют более важные вещи, чем деньги.

— Да, разумеется. Гораздо важнее — власть. Это ты усвоил еще с детских лет, милый кузен Джордж.

Велвет обхватила короля за шею, когда он, взяв ее на руки, закружил по комнате.

— Добро пожаловать домой, Чарлз! Я никогда не теряла надежды на ваше возвращение! Я знала, что этот день обязательно настанет.

Карл рассмеялся и поставил ее на ноги.

— Я состарился в ожидании этого дня. Ты должна присоединиться ко двору, Велвет. Я собираюсь окружить себя красивыми женщинами.

— Благодарю вас, сир. Находиться при вашем дворе — большая честь для меня. И большая радость.

— А твой отец уже вернулся?

— Нет. — Велвет покачала головой. — Но мы ждем его со дня на день.

— Я в вечном долгу перед ним. Даже не знаю, чем этот долг оплатить.

— Ваша дружба, сир, тысячекратно воздала ему за все его труды.

— Пусть напишет мне, когда вернется… Ну а сейчас, Велвет, нам пора возвращаться. Но мы с тобой еще увидимся.

Когда они вернулись в Большой зал, король тотчас отошел от нее и направился к группе придворных. «Вот дьявольщина! — мысленно воскликнула Велвет. — Я забыла спросить Чарлза о его матримониальных планах!» Немного помедлив, она подошла к вдовствующей графине и с улыбкой сообщила:

— Чарлз предложил мне присоединиться к его двору. — Велвет тихонько вздохнула. — Оказывается, он такой высокий…

— Дорогая, у тебя глаза лучатся как звезды. Не вздумай влюбиться в короля, — строго сказала пожилая леди.

Велвет в ответ рассмеялась:

— Миледи, вы опоздали со своим предупреждением. Я влюбилась в него, когда мне исполнилось семь.

— Ну… полагаю, это была не любовь… — пробормотала Кристин. — Знаешь, я тут заметила графиню Суффолк. Пойдем, я представлю тебя ей. — С этими словами Кристин стала проталкиваться сквозь толпу. — О, леди Суффолк!.. Какая приятная встреча! Позвольте представить вам мистрис Велвет Кавендиш, дочь графа Ньюкасла.

— Рада познакомиться с вами, дорогая. Вот это — моя племянница Барбара Палмер. Ну а Бакингема вы, конечно, знаете…

Герцог Бакингем сразу почувствовал, что знакомство с Велвет избавит его от скуки. Расплывшись в улыбке, он проговорил:

— Я знаю мистрис Кавендиш еще с тех времен, когда ее звали Элизабет.

— Вы что, изменили имя? — осведомилась леди Суффолк.

— Да, изменила. За последние полвека можно насчитать не менее дюжины Элизабет Кавендиш, но Велвет Кавендиш — одна-единственная.

Барбара весело рассмеялась:

— Мне по сердцу подобные сумасбродства, и я рада знакомству с вами, Велвет Кавендиш. Кроме того, мы с вами — «красноголовые», а значит, должны держаться вместе.

Кристин хохотнула.

— Ах, миледи, у нас с вами совершенно разные оттенки «красного». Тем не менее я очень рада знакомству.

Минуту спустя, когда Велвет и Кристин удалились на почтительное расстояние, Барбара повернулась к Бакингему:

— Она чертовски мила, не так ли? И очень уж юная…

— На самом деле, дорогая Барбара, она старше тебя, — ответил герцог с ухмылкой.

— Неужели? И до сих пор не замужем?

— Была обручена с Робертом Монтгомери в детском возрасте, но вплоть до нынешнего времени жила в изгнании.

Барбара окинула взглядом зал, высматривая в толпе лорда Монтгомери, с которым ее недавно познакомили. Увидев его наконец, она заметила, что он медленно приближается к своей суженой.

«Очень любопытно», — подумала Барбара. И стала внимательно наблюдать за Велвет и молодым графом.

— Да как ты посмел?! — прошипела Велвет. — Как ты, предатель, осмелился явиться на королевский прием?!

Лицо лорда Монтгомери словно обратилось в камень.

— Король Карл — мой друг, — заявил он. — Как и твой, между прочим.

Велвет вскинула подбородок.

— Если он продолжает считать тебя своим другом, то, верно, не знает еще о твоем предательстве! — воскликнула она в негодовании.

— Велвет, на тебя все смотрят. Не надо устраивать сцен.

Она взглянула на него, прищурившись:

— Не смей приказывать мне, Грейстил Монтгомери! Обещаю, что король непременно узнает о твоих преступных деяниях. И посмотрим тогда, кто будет устраивать сцены. — Велвет резко развернулась и отошла от Грейстила подальше — как если бы ей было невмоготу находиться с ним рядом.

Барбара ухмыльнулась и проговорила:

— Пожалуй, я приглашу на свой пятничный прием также и графа Эглинтона. Возможно, мы станем свидетелями… истинного фейерверка.

Приблизившись к вдовствующей графине, беседовавшей с молодым офицером, Велвет улыбнулась и радостно воскликнула:

— О, Генри, дорогой!.. А я и не знала, что ты уже в Лондоне! — Она крепко обняла брата, потом, отстранившись, внимательно осмотрела его с головы до ног. — Так как же ты?.. Рассказывай…

— Я вернулся с моим полком, которым командовал герцог Йорк, — ответил Генри. — Формально я все еще в рядах армии, пока не поступит приказ о роспуске полка. Как только король вернет мне Уэлбек, я сразу же отправлюсь на север.

Граф Девоншир хлопнул Генри по спине:

— Я в таком же положении. Тоже жду не дождусь, когда смогу вернуться к себе в Чатсворт.

— Тебе, Уильям, повезло, — хмыкнула вдовствующая графиня. — За все годы протектората никому так и не удалось вырвать Чатсворт из моих рук. Но для того чтобы вернуть Уэлбек, Генри понадобится постановление парламента.

— Уэлбек по закону принадлежит моему брату! — воскликнула Велвет. — А замки Ноттингем и Болсовер принадлежат моему отцу!

— Я уверена, что его величество во всем разберется, дорогая. Ну а вы, Генри, всегда будете желанным гостем в моем доме.

— Благодарю вас, леди Кавендиш… А вот, кстати, и герцог Йорк. Пойду поговорю с ним, пока его снова не взяли в кольцо просители. Прошу извинить меня, дамы.

Велвет внимательно наблюдала за братом — тот, пересекая зал, приближался к кузену короля Джеймсу, герцогу Йорку. Однако рядом с Джеймсом стоял также и лорд Монтгомери. Прикусив губу, Велвет отвернулась и тихонько пробурчала:

— Проклятый предатель…

На следующий день граф и графиня Ньюкасл прибыли в Бишопсгейт (они покинули Роттердам на небольшом корабле, который доставил их прямиком в лондонский порт). Увидев отца, Велвет безумно обрадовалась и тут же дала себе слово, что будет относиться к его жене Маргарет с должным уважением. Семейство отметило свое воссоединение роскошным обедом, и веселье продолжалось почти до полуночи. Уже перед отходом ко сну отец с дочерью ненадолго уединились, чтобы побеседовать о личных делах.

Выслушав рассказ отца, Велвет сказала:

— Знаешь, когда мы вчера были на приеме в Уайтхолле, Чарлз попросил меня передать тебе его просьбу — сообщить ему, как только ты окажешься на английской земле.

Граф расплылся в улыбке:

— Да, понимаю. Возможно, король хочет доверить мне какой-нибудь важный государственный пост. Что ж, мне опять придется разрываться между Ноттингемом и Лондоном. Но я свой долг выполню.

— И еще, папа… Вчера я видела Генри. Он чудесно выглядит и думает только о том, как бы побыстрее вернуться в свой Уэлбек.

— Полагаю, мы увидимся с ним в самое ближайшее время. Король, разумеется, и меня вызовет в Уайтхолл. Кристин сказала, что его величество предложил тебе присоединиться к королевскому двору. Я уверен, что ты станешь истинным его украшением, Велвет.

Она поцеловала отца и воскликнула:

— Ах, все как в волшебной сказке!

 

Глава 14

— Это какой-то кошмар! — Король Карл швырнул перо на стол и обвел взглядом громоздившиеся перед ним горы закладных, купчих и прочих документов. — Что же теперь делать? — Он взглянул на канцлера Хайда. — Я хочу вернуть конфискованные владения своим сторонникам, но это, как выяснилось, легче сказать, чем сделать.

Канцлер утвердительно кивнул:

— Да, ваше величество. Конфискованные поместья должны быть возвращены бывшим владельцам, но всякий, кто сможет предъявить акт о купле-продаже земли, должен рассматриваться как законный владелец собственности.

— И все с этим согласны? — спросил король.

— Да, ваше величество! — чуть ли не хором ответили собравшиеся.

Карл взял со стола очередной документ и помахал им перед носом Хайда:

— Еще одна кошмарная бумага… Монк передал мне свой список членов тайного совета, состоящий из сорока пресвитериан и прочих бунтовщиков. И среди них — лишь два роялиста! Генерал забрал сейчас большую власть, и я просто обязан включить его в этот список, но остальных предложенных им людей не введу в совет ни при каких обстоятельствах.

— Да-да, согласен, ваше величество, — поспешно закивал Хайд. Взяв у короля бумагу, он добавил: — Я сам этим займусь. Полагаю, что устрою все наилучшим образом.

— Уверен, что устроите, — с улыбкой ответил Карл. — Я знаю, что вы прирожденный дипломат, канцлер Хайд, и прекрасно делаете свое дело. Но в данном случае предлагаю подождать и сообщить Монку дурную для него новость только после того, как я возведу его в герцогское достоинство, присовокупив к этому соответствующее поместье. Кто бы что ни говорил, а я действительно благодарен Монку. И я собираюсь щедро наградить его.

Король поднялся с места и подошел к другому столу — с разложенными на нем географическими картами. У этого стола сидел граф Бристоль, составлявший список владений Короны. Взглянув на него, Карл спросил:

— Как дела с картами, Джордж? — Король взял одну из них и пробурчал: — Неужели это вся моя собственность в Лондоне и вокруг него?

— По крайней мере большая ее часть, сир, — ответил граф.

— Что ж, посмотрим… — Король внимательно посмотрел на карту. — А вот, к примеру, Альбемарль. Это поместье стоит около девяти тысяч фунтов, не говоря уже о роскошном доме. Предлагаю присвоить Монку титул герцога Альбемарля. — Карл вернулся к своему креслу за первым столом. Взглянув на Хайда, распорядился: — Подготовьте соответствующий указ, канцлер.

— Вы просили напомнить вам о Ньюкасле, сир, — сказал Джермин.

— Да, черт возьми! Мой добрый старый друг приехал в Лондон, и я собираюсь пригласить его завтра в Уайтхолл, чтобы поблагодарить за все, что он сделал для меня. Отныне граф Ньюкасл станет герцогом. Что же касается освободившихся титулов, то один из них можно передать его сыну Генри, подняв, таким образом, последнего до пэрства. Думаю, титул маркиза Мэнсфилда подойдет ему в этом смысле как нельзя лучше.

— Но все их поместья были конфискованы, — напомнил Хайд королю.

— Да, верно. Но теперь Ноттингем, Болсовер и Уэлбек должны быть возвращены им немедленно.

Джермин в смущении кашлянул и извлек из стопки бумаг какой-то документ с печатями.

— Что это, Генри? — спросил Карл.

— Странное дело, сир, но этот документ свидетельствует о том, что Болсовер принадлежит графу Эглинтону, — ответил Джермин. — Вот взгляните…

Карл просмотрел бумаги и в изумлении воскликнул:

— Господь всемогущий, опять осложнения! Выходит, замок был конфискован и передан какому-то члену парламента, который, в свою очередь, продал его Эглинтону. И если купчая оформлена по всем правилам, то Эглинтон будет иметь гарантированные права на эту собственность.

— Непредвиденные осложнения, не так ли? — пробормотал Эдвард Хайд.

— Не то слово! Это ужас! — воскликнул король. Он подошел к двери и подозвал своего пажа Уилла Чиффинча. — Немедленно разыщи командира моей гвардии капитана Монтгомери и приведи его сюда.

Уилл нашел лорда Монтгомери в оружейной, где гвардейцы примеряли новую экипировку. Он тотчас последовал за пажом, и Карл, приветствовав его по-дружески, тут же приступил к делу:

— Видишь ли, Грейстил, тут возникли вопросы по поводу принадлежащей тебе собственности…

— Если вы имеете в виду замок Болсовер, сир, то я сам узнал о нем только из завещания своего отца. Как выяснилось, мой родитель приобрел его за пять тысяч фунтов у парламентского генерала Флитвуда.

— Стало быть, у тебя имеется купчая?

— Совершенно-верно, сир.

— В том-то и проблема, мой друг, — со вздохом пробормотал Карл. — Ньюкасл вернулся в Англию, и я пригласил его на завтра в Уайтхолл, чтобы должным образом вознаградить и вернуть его конфискованные Кромвелем поместья. — Со значением посмотрев на Грейстила, король продолжал: — Так вот, в этой связи мне приходит на ум следующее… Если бы ты женился на дочери Ньюкасла, к чему, кстати, тебя обязывает твое ручательство, то замок Болсовер отошел бы Кавендишам. То есть проблема разрешилась бы сама собой. Я прав?

— И да и нет, сир.

Карл внимательно посмотрел на Грейстила. Затем молча взял его за руку и провел в небольшую комнату, примыкавшую к залу.

— А теперь говори, друг мой, — сказал король. — Здесь нас никто не слышит.

— Сир, я сделал все возможное, чтобы жениться на Велвет, но она…

— Но она тебе отказала, так? — Король нахмурился. — И по какой же причине?

— Накануне нашей свадьбы она обнаружила, что я действовал как шпион Монка. И она решила, что я предал вас, сир. Она назвала меня предателем…

— Но почему ты, черт возьми, не объяснился с ней?

— Во-первых, она отчасти права. А во-вторых, что куда важнее, я не хочу ей ничего объяснять. Она должна верить в меня так же, как верит в вас, сир. Безоговорочно.

Карл весело рассмеялся:

— Как же плохо ты разбираешься в женщинах, мой дорогой! Они готовы ездить на нас верхом, если только мы позволим им это. Но ты прекрасно знал, что Велвет — очень своенравная девица. И следовательно, должен был понять, что надо держать ее в узде. — Карл хлопнул Грейстила по плечу. — Ну ничего, я сам поговорю с ней. Так что считай, что твои холостяцкие дни заканчиваются. Вы будете обвенчаны в часовне Уайтхолла!

Грейстилу не хотелось, чтобы Велвет выходила за него замуж по приказу короля, но понимал, что спорить бессмысленно. И он молча склонил голову, выражая покорность королевской воле.

Прочитав послание с королевскими гербами, только что доставленное ей из дворца, Велвет тотчас же отправилась на поиски отца и нашла его в библиотеке — к счастью, без супруги.

— Отец, я на завтра приглашена в Уайтхолл.

— Похоже, его величество хочет, чтобы ты присоединилась к нам за обедом, — сказал граф.

— В письме об этом — ни слова. Сказано только, что я приглашена на аудиенцию к одиннадцати часам. Странно, что пригласили меня, а не леди Маргарет.

— Ничего странного. Его величество решил вознаградить не только меня, но и воздать по заслугам моим детям.

— Пожалуйста, не говори об этом Маргарет. Я не хочу, чтобы из-за этого у нее возникло…

— У Маргарет и Кристин завтра множество дел, — перебил отец. — Они собираются с визитом к ее величеству. Королева Генриетта Мария решила обосноваться в Сент-Джеймсском дворце.

Велвет кивнула и невольно поморщилась; она побаивалась королеву и всячески старалась ее избегать, когда являлась с визитом к принцессе Минетти во дворце Сен-Жермен.

Когда граф Ньюкасл прибыл с дочерью во дворец Уайтхолл, их тотчас же приветствовал Проджерс — главный королевский распорядитель и секретарь. А затем в приемном зале появился король Карл в сопровождении своих любимых спаниелей. Велвет приветствовала его широкой улыбкой, сделала книксен, после чего наклонилась, чтобы приласкать собачек.

Карл же заключил графа в дружеские объятия и воскликнул:

— Рад, что вы вернулись домой, Уильям! Поверьте, вы были для меня как отец. Я уже не говорю об огромных жертвах, принесенных вами на алтарь дела Стюартов. Этот долг я вряд ли смогу когда-либо вернуть вам.

— Ваше величество, величайшая честь для меня — служить вам.

— Я пригласил также и Генри, чтобы он присоединился к нам за обедом, — продолжал король. — Ну а пока, Уильям, я попросил бы вас дать оценку некоторым лошадям, которых я собираюсь приобрести для королевской конюшни.

Ньюкасл расплылся в улыбке:

— С величайшим удовольствием, сир.

Король перевел взгляд на Велвет:

— Мистрис Кавендиш, могу ли я попросить вас об одолжении? Не погуляете ли вы с моими собачками, пока я буду заниматься делами? Коридор за этой дверью выводит в розовый сад. Погуляйте там пока, я же скоро присоединюсь к вам, хорошо?

— Да, разумеется, — ответила Велвет, задыхаясь от радости. Конечно же, Чарлз хотел побыть с ней наедине! — Пойдемте, собачки!

Она открыла дверь, и спаниели чинно вышли за ней в сад.

— Так вот, Уильям, я бы хотел, чтобы вы первым делом взглянули на моего нового гнедого мерина. Он очень рослый, и зовут его Роули. Проджерс покажет вам его стойло. Я же пока поговорю несколько минут с вашей дочерью, а потом сразу приду в конюшню.

Собачки, выскочив на лужайку, тотчас затеяли игру под названием «кусай — беги», а Велвет направилась к роскошным розовым кустам, источавшим чудесный и совершенно неповторимый аромат. Когда со стороны дворца показалась высокая фигура Карла, сердце девушки гулко забилось.

Он приблизился к ней прогулочным шагом и назвал тем именем, которое она с детства ненавидела.

— Леди Элизабет, когда я пригласил вас присоединиться к королевскому двору, то рассчитывал пополнить свой штат придворных дам замужней женщиной.

— Но, Чарлз…

— Можете называть меня «сир»…

У Велвет перехватило горло; она совсем забыла, что король очень переменчив, так что наряду с теплотой и дружеским расположением мог демонстрировать также холодность.

— Брак невозможен, сир, — ответила она, потупившись.

— Так ли уж невозможен? Насколько я знаю, лорд Монтгомери сделал вам предложение. Правда, по непонятной для меня причине получил отказ.

— Он предал вас, сир. Служил тайным агентом у Монка. Они обменивались зашифрованными посланиями. Вы приблизили к себе предателя!

— Вы ничего не знаете об этом деле, миледи. Да и не должны знать, поскольку дело это чрезвычайно секретное. Монтгомери был посредником в моих переговорах с Монком. За последний год он десятки раз рисковал жизнью, тайно пересекая Канал в обоих направлениях.

Велвет вздрогнула и схватилась за горло.

— Но я… не имела об этом ни малейшего представления, сир, — пробормотала она.

— Как бы там ни было, вам необходимо извиниться перед графом.

— Графом? Но я не знала, что отец Грейстила умер.

— И ваши извинения, миледи, должны быть искренними, если вы хотите стать графиней Эглинтон. И еще… — В глазах короля заблестели веселые искорки. — Хочу довести до вашего сведения, что лорд Монтгомери на совершенно законных основаниях владеет замком Болсовер. Поэтому вам, чтобы вернуть замок семейству Кавендиш, придется выйти за него замуж. Думаю, Грейстил с радостью преподнесет вам Болсовер в качестве свадебного подарка.

Карл сорвал с куста темно-красную розу и с галантным поклоном преподнес девушке.

— Я буду очень рад, если ваше венчание состоится в самое ближайшее время. Из вас выйдет очаровательная графиня, Велвет.

Она замерла, словно окаменела. Король же свистом подозвал своих собачек и направился к выходу из сада.

Велвет не знала, сколько времени простояла у розовых кустов. Все ее мысли и чувства пребывали в полнейшем беспорядке, и она даже не поняла, как добрела до кареты своего отца, стоявшей у парадного входа во дворец. Она просидела в экипаже час, возможно — два; наконец отец появился перед ней и с радостной улыбкой воскликнул:

— Дорогая, поздравь меня! Его величество все милостивейше наградил меня орденом Подвязки! Кроме того, я возведен в герцогское достоинство!

— Ах, поздравляю, отец!

Велвет действительно была очень рада за него.

— Но это еще не все, дорогая. Его величество все милостивейше пожаловал твоему брату Генри титул маркиза Мэнсфилда. Мы, Кавендиши, воистину в фаворе у нашего короля.

— Да, действительно… — пробормотала Велвет.

Ясно было, однако, что она в отличие от остальных членов семьи в фаворе у всемилостивейшего государя не находилась. Более того, она могла вернуть его благосклонность только в том случае, если выйдет замуж за Грейстила Монтгомери.

— Кроме того, король Карл заверил меня, что замок Ноттингем, а также Уэлбек-Эбби будут возвращены нам актом парламента.

Велвет затаила дыхание. Отец и словом не обмолвился о замке Болсовер. Но Карл вряд ли ничего не сказал ему об этом владении. Скорее всего дал понять, что возвращение замка целиком и полностью зависит от его дочери.

— Скажи, отец, а король говорил что-нибудь о моем браке?

— Да, говорил. Он выразил надежду, что венчание последует незамедлительно. Монтгомери стал графом, и, стало быть, он теперь — очень выгодная партия, К тому же ты, дорогая, за последние годы не помолодела.

Последние слова отца еще долго звучали у нее в ушах. Что же касается всего остального, то Велвет старалась об этом не думать. Она решила, что как следует все обдумает, когда окажется у себя в спальне.

За обедом вдовствующая графиня долго выслушивала рассказ Ньюкасла, во всех подробностях описывавшего встречу с королем. Закончив, он вдруг нахмурился и проворчал:

— Думаю, Карл твердо решил: убийцы его отца будут преданы суду за предательство.

Все утвердительно закивали, после чего Кристин, очевидно, желая сменить тему, с улыбкой повернулась к Велвет и спросила:

— А как прошел день у тебя, дорогая?

Девушка невольно вздохнула.

— Ну… мне было доверено выгуливать королевских спаниелей. Затем я, наверное, не менее часа прохаживалась по угодьям Уайтхолла, любуясь живописными видами. — С этими словами она положила на стол салфетку и поднялась из-за стола. — Прошу извинить меня, но мне надо идти. Завтра вечером состоится прием у Палмеров, на который я приглашена, и мне осталось сделать еще несколько завершающих стежков на моем вечернем платье.

Оказавшись в полном одиночестве у себя в спальне, Велвет погрузилась в раздумья. Первым делом она мысленно перенеслась в Роухемптон, где несколько месяцев назад — а ей казалось, уже целую вечность назад — они с Грейстилом были по-настоящему счастливы. Тогда она искренне верила, что влюбилась в него без памяти, а проведенные с ним дни и ночи лишь укрепили ее в этой уверенности. А потом… потом она вдруг обнаружила форму офицера армии парламента в его гардеробе и нашла у него в столе зашифрованные письма… И решила, что он — предатель.

Когда же она выдвинула против него обвинения, он ничего не отрицал. Но почему, почему он ничего ей не объяснил? Возможно, все дело в том, что Монтгомери слишком горд, чтобы отрицать что-либо или оправдываться, тем более — перед женщиной.

Велвет попыталась поставить себя на место Грейстила и поняла, какими ужасными оскорблениями должныбыли показаться ему ее обвинения — тем более что он не однократно рисковал жизнью, помогая Карлу в его борьбе.

«Да, я ужасно его оскорбила, — думала Велвет, чувствуя, что краснеет от стыда. — И конечно же, я обязана извиниться перед ним и вымолить у него прощение». Она тут же достала бумагу и перо и написала Грейстилу короткое послание, в котором просила разрешения навестить его. А потом, когда она отложила ручку, ей вдруг вспомнились слова Чарлза о замке Болсовер, о том, что замок этот является законной собственностью Грейстила.

— Интересно, каким образом ему удалось стать законным владельцем замка Болсовер? Такого просто не может быть… Тем не менее король абсолютно убежден в этом, — бормотала Велвет, кусая губы. — Что ж, этому смуглому дьяволу Грейстилу придется предъявить мне доказательства, прежде чем я поверю ему!

И тут Велвет вдруг поняла, что она нарочно настраивает себя против жениха.

— А что, если у него и в самом деле есть доказательства? Хуже того, что будет, если у него пропало всякое желание жениться на мне?

Исполненная сомнений и неприятных предчувствий, Велвет улеглась наконец спать, но сон все не шел, и она проворочалась в постели часа два, прежде чем смогла задремать. А перед рассветом ей привиделся сон, в котором она стояла между двумя молчаливыми высокими мужчинами с черными волосами. Но вместо того чтобы приблизиться к ней, они вдруг отвернулись от нее и направились в противоположную сторону.

 

Глава 15

Одетая в обшитое серебристыми лентами прелестное платье из зеленого шелка, Велвет сидела напротив Кристин в карете, мчавшей их к дому Палмеров на Кинг-стрит. Весь день она ждала ответа на свою записку, отправленную Монтгомери, и испытывала ужасное разочарование из-за того, что ее ожидания оказались напрасными.

«Похоже, этот властолюбивый демон наказывает меня, заставляя дожидаться ответа, — думала она. — Без сомнения, он хочет таким образом поставить меня на колени».

Она не знала, что накануне Грейстил написал вдовствующей графине, сообщив ей, что посетит вечер у Палмеров. Он также попросил Кристин проводить Велвет на этот вечер — но не говорить ей, что тоже там будет.

— Если бы ты была замужней леди, дорогая, то могла бы ездить, куда тебе заблагорассудится, не прихватывая с собой в качестве компаньонки такую скучную старую даму, как я, — с улыбкой сказала вдовствующая графиня.

— Ах, миледи, мне очень даже хорошо в вашей компании, так что прошу извинения за то, что мне приходится иногда вытаскивать вас из дома по вечерам. — Тут Велвет вдруг вспомнила слова короля при аудиенции и спросила: — А это правда, что при королевском дворе предпочтительнее иметь в придворном штате не девиц, а замужних женщин?

— Девицы были в моде при дворе королевы Елизаветы, но с тех пор утекло много воды, времена изменились. — Кристин выглянула из окна кареты. — Король Карл скоро женится, и двор королевы должны украшать замужние леди из знатнейших фамилий. Такие, к примеру, как графиня Суффолк.

Велвет тихонько вздохнула. Она всегда любила Чарлза, а в детские годы даже верила, что он женится на ней. Тем не менее мысль о том, чтобы стать одной из придворных дам новой королевы, показалась ей весьма привлекательной.

— Теперь, когда вы мне все объяснили, миледи, я, конечно же, понимаю, почему в штат придворных предпочитают набирать замужних дам. — «Между прочим, я была бы сейчас графиней Эглинтон, если бы между мной и Монтгомери не возникло столь чудовищного недопонимания», — добавила Велвет мысленно.

— Вот и Уайтхолл! — воскликнула Кристин. — А Кинг-стрит совсем неподалеку, так что через несколько минут мы будем у Палмеров. Полагаю, их дом представляет собой впечатляющее зрелище.

Выбравшись из кареты, они увидели и других гостей, приглашённых на вечер к Палмерам. Миновав парадные двери, распахнутые ливрейными слугами, гости оказывались в обширном холле, где их встречали хозяин с хозяйкой — Роджер и Барбара Палмер.

Для гостей были открыты три самых просторных покоя. Залитая светом канделябров огромная гостиная сегодня вечером использовалась в качестве зала для танцев, где приглашенные музыканты уже настраивали свои инструменты. Следующий зал представлял собой банкетную комнату во французском стиле — здесь все столы были уставлены закусками, сладостями и батареями бутылок с французскими и итальянскими винами. А третий зал предназначался для карточных и прочих азартных игр.

Оказалось, что Кристин Кавендиш знала почти всех знатных гостей, которых она одного за другим представляла своей молодой наперснице. Велветже, когда знакомилась с дамами — такими, например, как графиня Шрусбери, графиня Мейтланд и герцогиня Элизабет Гамильтон, — очень старалась запомнить их имена и внешность, так как это, по ее мнению, могло пригодиться ей даже в том случае, если она по какой-либо причине не станет придворной дамой.

Карл Стюарт и Грейсшл Монтгомери покинули Уайтхолл вместе. До дома Палмеров на Кинг-стрит можно было очень быстро дойти пешком, и они, отправляясь туда, предвкушали веселый и приятный вечер.

— Надеюсь, ты не забыл о побрякушках? — спросил король.

— Нет, сир.

Монтгомери протянул ему коробочку. По распоряжению короля он заказал это украшение у своего золотых дел мастера (Грейстил — один из немногих — знал об интимных отношениях между Карлом и Барбарой Палмер).

Король открыл крышку и, увидев блеск бриллиантов, украшавших брошь, с улыбкой заметил:

— Довольно милая вещица. Очень подходит для того, чтобы порадовать красивую женщину. А для своей дамы ты что-нибудь подобное заказал?

— Нет, сир. Вы сами говорили, что не следует позволять женщине садиться тебе на шею. Но обручальное кольцо при мне.

Чарлз одарил приятеля сардонической улыбкой:

— Тебе, Грейстил, брошь с бриллиантами не нужна. Замок с угодьями — куда более притягательный подарок.

Лорд Монтгомери предпочел промолчать. Кто знает, как все повернется? Вдруг для нее и замок недостаточно хорош?

— А ты уже договорился в часовне о проведении брачной церемонии?

— Да, сир.

Когда они добрались до особняка Палмеров, мажордом громким голосом возгласил:

— Его величество король Карл Второй!

И все тотчас же ринулись в холл, чтобы приветствовать своего короля. Роджер Палмер низко поклонился монарху, а Барбара сделала книксен. Поцеловав ей руку, Карл взглянул на нее многозначительно и с улыбкой сказал:

— Рад вас видеть, миледи.

— О, Чарлз здесь! — в волнении воскликнула Велвет.

Кристин же поставила на стол свой бокал и, обмахиваясь веером, проговорила:

— Я догадывалась, что он здесь будет. Ведь Палмеры настолько амбициозны, что даже помчались в Голландию, чтобы заручиться милостями короля, когда новость о его восшествии на престол еще только начала распространяться.

Велвет взглянула на стол, где стояли блюда с чудесным десертом.

— Вы, стало быть, полагаете, что этот роскошный прием устроен исключительно ради короля?

— Конечно! Разумеется! Но я не вижу в этом ничего постыдного. Полагаю, король достаточно умен, чтобы понимать: все собравшиеся вокруг него люди так или иначе думают о том, как бы увеличить свое благосостояние.

Услышав музыку, доносившуюся из бального зала, Велвет в волнении спросила:

— Как выдумаете, его величество будет сегодня танцевать?

— Если будет, то, несомненно, выберет тебя, дорогая, в качестве партнерши, — с улыбкой ответила вдовствующая графиня. — Так что отправляйся к танцующим. Я же с твоего разрешения перейду в комнату, где играют в карты. Давненько уже я не вела серьезной игры.

Велвет кивнула и направилась туда, откуда доносились звуки музыки. При входе в танцевальный зал она увидела Бакингема, разговаривавшего с каким-то мужчиной, стоявшим к ней спиной. Велвет вздрогнула и остановилась; она прекрасно знала, что такие широкие плечи могут быть только у лорда Монтгомери. А ведь ей даже в голову не приходило, что он сегодня будет у Палмеров! И еще… О Господи, почему же он не счел нужным отрицать ее обвинения — почему ничего ей не объяснил?!

Велвет вдруг поняла, что ужасно злится на лорда Монтгомери. А он вдруг закончил беседу с Бакингемом и, развернувшись, направился прямо к ней. Она шагнула ему навстречу и, щелчком закрыв веер прямо у него перед носом, прошипела:

— Дьявол, чтоб тебя…

— Молчи, Велвет! Ни слова больше! Где вдовствующая графиня?

Она не ответила — ведь он же сам сказал ей: «ни слова больше». А Грейстил вдруг крепко ухватил ее за руку и провел в импровизированный игорный зал, где направился к столику, за которым сидела старая графиня, и тихо сказал:

— Добрый вечер, леди Кавендиш. — Поцеловав старухе руку, он сунул ей в ладонь какую-то записку. — Мы с Велвет сейчас уезжаем. И не волнуйтесь, миледи, я позабочусь о ней.

— Да, понимаю… — кивнула Кристин. Она внимательно посмотрела на Велвет. — Желаю удачи, дорогая.

Велвет шумно выдохнула и возвела глаза к потолку, как бы давая понять, что у нее нет слов. По пути к выходу они встретили Карла, смеявшегося над какой-то шуткой хозяйки дома. Велвет сделала книксен и тихо сказала:

— Добрый вечер, сир. — Она посмотрела на Барбару и улыбнулась ей одними губами. — Благодарю за приглашение, миссис Палмер.

Король изобразил удивление:

— Уже покидаете нас, мистрис Кавендиш? Так рано? А вы, Монтгомери?

Грейстил поклонился.

— Буду на месте к вашему уходу, сир. Помимо всего прочего, надо проверить наружные посты охраны.

Когда Грейстил и Велвет отошли подальше, Барбара спросила:

— Неужели все будет так скучно? А я-то думала, что сегодня они устроят для нас настоящий фейерверк…

— Искры, несомненно, будут, — с усмешкой ответил король. — Но Монтгомери сделает все возможное, чтобы скрыть их от общества.

Через несколько минут они вышли из дома Палмеров, и Монтгомери, взяв Велвет под руку, повел ее мимо длинной вереницы экипажей, стоявших у ограды. Он шел так быстро, что она едва за ним поспевала. Ей очень хотелось спросить, куда он ее ведет, но она твердо решила, что будет молчать. «Чтоб меня черти взяли, если я первая заговорю с этим деспотичным сукиным сыном», — думала Велвет, крепко сжимая губы.

Кивнув гвардейцам, Грейстил провел ее сквозь ворота Уайтхолла, а затем они беспрепятственно поднялись на второй этаж дворца, и Велвет догадалась, что он вел ее в свои личные покои. «Сейчас мы останемся наедине», — подумала она, невольно вздрогнув.

Открыв одну из дверей, Грейстил ввел ее в прекрасно обставленные апартаменты, где слуга только что закончил зажигать свечи, вставленные в настенные канделябры.

— Благодарю вас, Томас, — кивнул граф.

Когда же слуга удалился, он достал из кармана ключ и запер дверь. Затем снял украшенную плюмажем шляпу, отстегнул шпагу и, повернувшись к Велвет, сказал:

— Давай поговорим. Я снимаю с тебя запрет.

Его слова вызвали у нее вспышку ярости. Сверкая глазами, она молча смотрела на него — словно лишилась дара речи. А Грейстил тем временем продолжал:

— Если не ошибаюсь, дорогая, ты хотела извиниться передо мной за все свои глупые и бессмысленные подозрения. Что ж, извиняйся. Я внимательно слушаю тебя.

И тут Велвет, не выдержав, с криком набросилась на него и принялась молотить кулачками в грудь.

— Ты самовлюбленный монстр! Я ненавижу, проклинаю и презираю тебя!

Она могла бы с равным успехом молотить кулаками стены Уайтхолла, ибо Грейстил не обращал на ее удары ни малейшего внимания. Посмотрев на нее сверху вниз, он с невозмутимым видом изрек:

— Ты прекрасна в своей страсти, дорогая. И имей в виду: противоположное любви чувство отнюдь не ненависть, а равнодушие. — Он едва заметно улыбнулся. — Так что ты, моя девочка, явно неравнодушна ко мне.

— Я не твоя девочка!

Он весело рассмеялся:

— Хочешь, докажу тебе обратное?

Велвет поняла, что сейчас Грейстил ее поцелует, после чего на нее нахлынет страсть, с которой она не сможет совладать. Пытаясь во что бы то ни стало остановить его, она спросила:

— Как ты посмел меня дурачить? Почему не раскрыл свою тайну, когда я обвиняла тебя в предательстве?

Раскрыть тайну женщине? Сама мысль об этом казалась ему абсурдной. Впрочем, сказал Грейстил совсем другое:

— Дорогая, как я мог раскрыть тебе тайну, которая могла бы навлечь на тебя опасность и поставить под удар мою миссию? — Он снял с нее накидку и усадил в кресло. — Я должен был поддерживать тайные сношения между Монком и Карлом Стюартом, ибо в противном случае реставрация оказалась бы невозможной. — Ласково улыбнувшись, Грейстил опустился перед девушкой на колени. — Тебе следовало доверять мне, милая Велвет. — Взяв ее за руки, он продолжал: — Но думаю, что ничего страшного не произошло. В конце концов, тот факт, что ты вела себя глупо, не самая высокая цена за воцарение Карла на престоле, не так ли?

Теперь он пытался поучать ее, и Велвет решила, что у нее есть неплохой шанс отомстить ему.

— Согласна! Я была готова заплатить любую цену и принести любую жертву за то, чтобы Чарлз стал нашим королем.

Лицо Монтгомери исказилось — как если бы она разбередила его старую рану. Велвет же расхохоталась, потом с торжествующей улыбкой заявила:

— Теперь видишь, что я могу быть такой же язвительной, как ты, Грейстил Монтгомери.

Он заставил себя тоже рассмеяться.

— Что ж тут удивительного, Велвет Кавендиш? Недаром тебя с младых ногтей называют бесенком и сатанинским отродьем…

Она ухмыльнулась и спросила:

— Так зачем же ты притащил меня сюда? Может, будешь упрашивать, чтобы я согласилась стать Велвет Монтгомери? Но если так, то скажи: я нужна тебе в качестве жены или любовницы? Только имей в виду: в качестве любовника я тебя уже познала.

— Ну и как? Понравилось? — осведомился он с вызовом.

Велвет залилась краской и опустила ресницы.

— Почему ты относишься ко мне как к проститутке?

Он смягчился и заключил ее в объятия.

— Велвет, ты не можешь быть проституткой. Ведь ты — моя возлюбленная.

Велвет, с облегчением вздохнув, прижалась к нему всем телом. «Похоже, он все-таки меня любит! — воскликнула она мысленно. — Выходит, я похитила его сердце!» Чуть отстранившись, она прошептала:

— Кристин сказала, что ты — капитан королевской гвардии. Это правда?

Грейстил невесело улыбнулся:

— Когда король предложил мне этот пост, я решил, что не вправе отказываться, так как речь шла об обучении королевских гвардейцев. Но когда я исполню эти свои обязанности, то обязательно подумаю о том, как передать моих солдат своему преемнику. Мне надоела война и все, что с ней связано. К тому же мои деловые интересы и довольно значительная собственность требуют неусыпного внимания.

— Соболезную тебе в связи с кончиной отца, Грейстил.

— Да, Велвет, теперь я — граф Эглинтон и как таковой нуждаюсь в хозяйственной, добропорядочной супруге. Ты выйдешь за меня замуж?

Велвет едва заметно улыбнулась. Значит, она не ошиблась: Грейстил привел ее сюда, чтобы сделать ей предложение!

— Да, конечно! Я хочу стать графиней Эглинтон!

Она приподнялась на цыпочках и обвила руками его шею.

А Грейстил поцеловал ее с такой страстью, что она тотчас же почувствовала влечение к нему, и по телу ее словно горячая волна прокатилась.

— Я уверен, что графиня Эглинтон будет самой красивой дамой при английском дворе, — проговорил он, заглянув ей в глаза.

— Ох, даже не верится, что я выхожу замуж за графа, — прошептала Велвет.

В этот момент ей показалось, что она словно по мановению волшебной палочки поплыла по волнам счастья. Потом, однако, она вспомнила, что замок Болсовер принадлежит Грейстилу, и волшебство тотчас же рассеялось. Ей пришли на ум слова Чарлза: «Поэтому вам, чтобы вернуть замок семейству Кавендиш, придется выйти за него замуж. Думаю, Грейстил с радостью преподнесет вам Болсовер в качестве свадебного подарка».

Впрочем, она и словом об этом не обмолвилась — боялась, что Грейстил заподозрит, что она выходит за него только по этой причине. Замок Болсовер являлся яблоком раздора, и касаться этой темы следовало с большой осторожностью. «Сначала я должна приучить его есть из моих рук, а уж потом выманивать у него такой подарок», — решила Велвет. И ей тут же вспомнилась прабабка Бесс, способная выманить у любого мужчины все, что угодно. Прабабка использовала для этого изощренную чувственность, и ей, Велвет, следовало поступать так же.

Она снова прижалась к Грейстилу, а затем принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Минуту спустя, сунув руки в разрез рубашки, прошептала:

— Почему бы тебе не показать мне спальные покои?

— Хочешь подчинить меня себе, дорогая? — спросил Грейстил со смехом: — Знаешь, твои руки — грозное оружие. Сначала ты колотишь меня ими, потом используешь для того, чтобы соблазнить.

Подхватив Велвет на руки, он перенес ее в сопредельную комнату и опустил на ковер рядом с огромной кроватью под балдахином. Она тут же стащила с него рубашку, а он, поцеловав ее, принялся развязывать серебристые ленты у нее на корсаже. Затем стал ласкать ее груди, время от времени целуя их и легонько прикусывая соски. Через минуту-другую она, задыхаясь, прошептала:

— Уложи меня в постель…

Грейстил поднял голову и внимательно посмотрел на нее. Потом вдруг улыбнулся и сказал:

— Вы шокируете меня, миледи.

Велвет залилась волнующим чувственным смехом, ибо не сомневалась, что он подшучивает над ней. Однако она дана себе слово, что при удобном случае отплатит ему той же монетой.

И тут он вдруг усадил ее на край постели и начал завязывать серебристые ленты у нее на корсаже, которые совсем недавно развязал. Потом стал надевать свою рубашку.

Велвет взглянула на него с удивлением:

— Что ты делаешь?..

— Я не собираюсь ложиться с тобой в постель, пока мы не будем связаны узами законного брака, милая Велвет.

Она еще больше изумилась:

— Но ты же спал со мной раньше!..

— Да, спал. И после этого ты неожиданно скрылась, обвинив меня во всех смертных грехах и отказавшись от брака. Хвала Создателю, у меня достаточно разума, чтобы не допустить повторения этого.

Она уже раскрыла рот, дабы ответить ему язвительной отповедью, но в этот момент он впился в ее губы страстным поцелуем. Велвет, тут же обессилев, почувствовала, что не сможет ему возражать, не сможет ему перечить.

— Пойдем.

Он поднял ее на ноги и отвел в другую комнату, где тотчас же снова прицепил к поясу шпагу.

— Но, Грейстил, я не хочу возвращаться в дом у Бишопсгейт… — пробормотала она с разочарованием в голосе.

Он взглянул на нее с улыбкой:

— Мы вовсе не возвращаемся на Бишопсгейт, любовь моя. Я отведу тебя в часовню, где мы вступим в законный брак. У меня нет ни малейшего желания вновь дожидаться твоего исчезновения.

— В часовню… сегодня? — прошептала Велвет. — Ты уверен, что мы сможем пожениться сегодня вечером?

— Совершенно уверен. — Грейстил снова улыбнулся. — Уверен, потому что все уже для этого подготовил.

— Даты просто дьявол!

Велвет бросилась к зеркалу, чтобы привести в порядок свою прическу.

Грейстил подошел к ней сзади и обнял за плечи.

— Любимая, ты сверкаешь как солнце, ты замечательно выглядишь. Как всегда!

— Уж если я буду графиней, то просто обязана выглядеть замечательно, — ответила Велвет, просияв.

 

Глава 16

Она во все глаза смотрела на прекрасных резных ангелов, охранявших королевскую часовню в Уайтхолле. Грейстил подвел девушку к алтарю, задрапированному золотой парчой, и к нему приблизился англиканский священник, проводивший королевские службы.

— К браку нельзя относиться бездумно, легкомысленно или с затаенными мыслями о сладострастии, — произнес он наставительно. — Но лишь с благоговением, умеренностью и сдержанностью, постоянно памятуя при этом о страхе Божьем. Кроме того, следует запомнить: супружество есть установление, созданное Господом для благословения союза между мужчиной и женщиной, а также для рождения детей, воспитываемых согласно божественным заповедям. А теперь скажи, Роберт Грейстил Монтгомери, согласен ли ты взять эту женщину в жены и жить с ней в освященном Господом браке? Согласен ли ты любить ее, помогать ей, содержать в почете и достатке и находиться рядом с ней в счастье и несчастье, в здоровье и немощи, отвергая всех прочих и отдавая свою приязнь только ей одной, пока смерть не разлучит вас?

— Согласен! — подобно удару грома прогремел голос графа.

— А ты, Элизабет Кавендиш, согласна ли ты взять этого мужчину себе в мужья и жить с ним в освященном Господом браке? Согласна ли ты повиноваться и служить ему, любить его и заботиться о нем, содержать его в чести как супруга и находиться рядом с ним в счастье и несчастье, в здоровье и немощи, отвергая всех прочих и отдавая свою приязнь только ему одному, пока смерть не разлучит вас?

Велвет подняла глаза к ангелу, чей резной лик напомнил ей о лице матери. И тут же вспомнила ее слова: «Монтгомери благороден и силен. Он всегда сможет защитить тебя. С ним ты будешь в безопасности, дорогая».

— Согласна.

Ее голос едва заметно дрогнул, и тотчас же в мыслях промелькнуло: «Я лгу. Знаю, что далеко не всегда буду подчиняться ему…»

Священник не спрашивал, кто дал Велвет разрешение на брак, ибо несколько раньше Монтгомери передал ему договор об обручении, подписанный рукой графа Ньюкасла.

Держа друг друга за руки, они дали клятву взаимной верности и пообещали быть вместе в хорошие времена и в дурные, а также в богатстве и бедности, в болезни и здравии. Главное же — пообещали любить и лелеять друг друга, пока смерть не разлучит их.

Потом — словно по волшебству — Грейстил извлек откуда-то крохотное золотое колечко и надел его на палец Велвет.

— Сим кольцом скрепляю брак, — громко сказал священник, — и провозглашаю, что он совершен с честью и по всем правилам во имя Отца, Сына и Духа Святого. Аминь!

Велвет не обманывала себя, она прекрасно знала: все до единого владения Монтгомери были записаны на его имя, так что замок Болсовер мог отойти ей только при условии, что ему захочется сделать ей такой щедрый подарок.

— Ввиду того, что Роберт и Элизабет совершили все необходимые обряды и таинства, объявляю их мужем и женой! — проговорил священник.

Грейстил скромно поцеловал Велвет в лоб, после чего священник провел их в ризницу, где молодожены оставили свои подписи в регистрационной книге. Тут же стояли мужчина и женщина, судя по всему, — свидетели, которым также следовало расписаться в книге. Велвет узнала мужчину, это был слуга Грейстила по имени Томас.

А женщина низко поклонилась и сказала:

— Мои поздравления, ваша светлость.

Грейстил с улыбкой посмотрел на жену и пояснил:

— Дорогая, эта дама — одна из лучших поварих в Уайтхолле. Мы с ней сразу стали друзьями, чуть ли не с первого дня моего появления в Лондоне. И поверь, ее услуги трудно переоценить.

Велвет с улыбкой поблагодарила повариху и Томаса. Потом Грейстил взял жену за руку и повел в свои апартаменты. Впрочем, он скорее ее тащил — делал такие огромные шаги, поднимаясь по лестнице, что Велвет стала задыхаться. Тогда он подхватил ее на руки — и мигом взлетел по ступеням. Вбежав в свою спальню, Грейстил тут же поставил жену на ноги и запер на ключ дверь. Потом снял мундир и отцепил от ремня шпагу.

— Ну, что скажете, леди Монтгомери? — спросил он, глядя на нее с улыбкой.

Улыбнувшись ему в ответ, Велвет заявила:

— Я предоставлю вам возможность выбора, лорд Монтгомери. Хочешь, чтобы я вела себя сегодня ночью как жена — или как любовница?

Он звонко шлепнул ее по заду и со смехом ответил:

— Пусть будет и то и другое… И этой ночью, и все последующие ночи. Разнообразие — это именно та пряность, которой приправляют супружескую жизнь. Кстати, а как должен вести себя в постели я? Как муж — или как любовник?

Велвет облизнула губы, делая вид, что задумалась. Потом со смехом проговорила:

— Для начала ты будешь вести себя как граф… Чтобы я почувствовала себя женой и любовницей знатного вельможи…

Грейстил закивал, расплывшись в улыбке.

— В таком случае, миледи, я должен снять с вас платье самым аккуратным образом. Чтобы оно в процессе не разорвалось.

Раздевая жену, Грейстил всякий раз целовал ту часть ее тела, которая оголялась при этом. Наконец Велвет оказалась полностью обнаженной, если не считать чулок и красивых серебристых подвязок. Тогда он подхватил ее и тут же усадил на перину, чтобы ей было лучше видно, как раздевается он сам. Велвет же смотрела на мужа, затаив дыхание; своим высоким ростом, широкими плечами и чуть смугловатым лицом он напоминал короля Карла. При этом вид у него сейчас был… грозный и хищный, что, впрочем, лишь распаляло ее.

Раздевшись, он осторожно уложил ее на постель и тщательно раскинул по подушке ее чудесные золотистые волосы. Затем, чуть отстранившись, какое-то время любовался ею. Наконец с улыбкой сказал:

— Твои кудряшки пониже живота — как языки пламени на фоне серебристых подвязок. Ты ведь воспламенилась для меня, не так ли, дорогая Велвет?

С этими словами он склонился над ней и впился в ее уста жарким поцелуем. Оторвавшись от нее лишь на мгновение, принялся покрывать поцелуями ее шею, плечи, груди… Наконец, добравшись до живота, отстегнул подвязки, снял с нее чулки и стал целовать ноги и бедра.

Желание Велвет достигло предела, когда она вспомнила, как Грейстил целовал ее лоно. Тихонько застонав, она выгнулась дугой, давая понять, что хочет именно этого. И муж сразу же исполнил ее желание. В следующее мгновение его язык и губы коснулись нежных складок, и Велвет тут же почувствовала, как ее, словно острая боль, пронзило наслаждение. Когда же Грейстил закинул ее стройные ноги себе за плечи, из горла ее вырвался пронзительный крик, тотчас перешедший в хриплые стоны.

— О, Грейстил, Грейстил, Грейстил… — стонала она.

Ей хотелось, чтобы эти чудесные ощущения длились вечно, но вскоре по ее телу пробежала дрожь, и она еще несколько раз громко застонав, достигла оргазма и затихла в изнеможении.

Когда же она отдышалась, Грейстил чуть приподнял ее и тотчас уложил на живот. Прошло всего лишь несколько секунд, и Велвет почувствовала, как муж крепко взял ее за бедра и, снова приподняв, вошел в нее сзади.

Наслаждение было столь острым, что она, не удержавшись, закричала и судорожно вцепилась пальцами в простыню. Прошло совсем немного времени, и оба вскрикнули почти одновременно, ибо вместе в одно и то же мгновение вознеслись к вершинам блаженства.

А потом они долго лежали в полной тишине, нарушаемой лишь их тяжелым дыханием. Наконец Грейстил приподнялся и, чуть откатившись в сторону, заглянул жене в глаза, а затем нежно поцеловал в губы. Она посмотрела на него как бы с некоторым удивлением, потом с лукавой улыбкой воскликнула:

— Клянусь Богом, любовь графа стала для меня откровением!

— Благородное происхождение имеет свои преимущества, — ответил Грейстил, ухмыльнувшись. — Но имей в виду, дорогая, этот граф-любовник заставил твоего мужа ревновать. Может, теперь заставим поревновать графа?

Ведвет весело рассмеялась:

— Боюсь, моему мужу придется подождать, пока я не ублажу некоего капитана гвардии.

Грейстил тоже рассмеялся и, протянув руку, задернул занавеси балдахина.

— Не хочу, чтобы эти военные учения кто-нибудь видел. И должен сразу предупредить: на компромиссы я не пойду, так как рассчитываю лишь на полную и безоговорочную капитуляцию со стороны противника.

— Как скажете, капитан, — прошептала Велвет.

Час спустя, когда молодая жена заснула в его объятиях, Грейстил ощутил себя по-настоящему счастливым. Более того, он почувствовал себя счастливейшим из людей. Он долго смотрел на Велвет в полутьме, любуясь ею, и даже не заметил, как и сам смежил веки. Причем уснул с улыбкой на губах.

Проснувшись на рассвете, Велвет сразу же увидела мужа, лежавшего с ней рядом и внимательно смотревшего на нее. Она улыбнулась ему и потянулась, изящно выгибаясь на постели. Затем протянула к мужу руку и коснулась его подбородка с пробивавшейся на нем черной щетиной. А он вдруг взял ее за руку и запечатлел у нее на ладони поцелуй, после чего осторожно загнул ее пальчики, как бы запечатывая этот свой поцелуй. И Велвет тут же решила, что в такой момент муж не сможет ей ни в чем отказать. Тщательно подбирая слова, чтобы получить нужный ей ответ, она сказала:

— Грейстил, мы поженились в такой спешке, что у меня даже не оказалось для тебя свадебного подарка.

— Но обычно муж преподносит наутро подарок молодой жене. Какой подарок ты бы хотела, дорогая?

Она провела кончиками пальцев по его губам и нежнейшим голоском проворковала:

— Преподнесешь ли ты мне замок Болсовер, мой дражайший лорд?

— Нет!

Граф вдруг отбросил одеяло и поднялся с постели. Сердце его болезненно сжалось. «Ну и дурак же ты, Грейстил! Она вышла за тебя, чтобы заполучить Болсовер!»

Он убедил себя, что Велвет любит его. Но теперь понял: она вышла за него замуж по другой причине — чтобы вернуть Болсовер. Ну и кто же он после этого? Болван, потерявший голову от любви, — вот кто!

Пораженная реакцией мужа, Велвет смотрела на него в полной растерянности. Сначала она даже подумала, что неправильно его поняла. Подтянув к груди колени, Велвет села на постели и прикрыла грудь простыней.

— Грейстил, что ты сказал? Я не расслышала…

Он достал из гардероба чистую рубашку и вернулся к постели.

— Я сказал «нет», Велвет.

Глаза ее вспыхнули, и она, отбросив в сторону простыню, в гневе закричала:

— Что значит «нет»?! Какого дьявола?! Почему?!

— Если я подарю тебе замок, ты сразу же передашь его своей семье.

— Конечно, передам. Ведь он принадлежит моему отцу!

— Нет, Велвет. Он принадлежит мне.

Заметив, что муж смотрит на ее грудь, она снова прикрыла ее простыней, чтобы лишить его этого зрелища.

— Жадная свинья! — закричала она, еще больше распаляясь.

Грейстил криво усмехнулся:

— Что и говорить, прекрасным языком изъясняется молодая графиня. Или ты таким образом хочешь развлечь меня?

— Чертов сын — вот ты кто! Твой эгоизм просто поражает меня!

— А меня, напротив, поражает отсутствие эгоизма в тебе, Велвет.

— Что ты имеешь в виду?

— Твой отец получит замок Ноттингем и множество других, принадлежавших ему прежде обширных владений, а его жена Маргарет станет герцогиней. Кроме того, твой брат Генри, теперь уже маркиз Мэнсфилд, получит Уэлбек-Эбби. По-моему, семейство Кавендишей в фаворе у короля.

— Все милости короля заслужены верной и беспорочной службой.

— Разумеется, — согласился Грейстил. — Но ты ведь тоже из семейства Кавендишей. Причем, на мой взгляд, заслуживаешь королевских милостей куда больше, нежели Маргарет. Но где твоя награда за самоотверженность, дорогая? Что получишь ты?

Велвет внимательно смотрела на мужа. Теперь она начинала понимать, к чему он клонит. Грейстил же тем временем продолжал:

— Ведь если я, ослепленный любовью, подарю тебе замок, а ты в припадке слепой преданности семье передашь его отцу, то едва ли он передаст Болсовер в порыве ответной щедрости. Но даже если у него появится такое желание, Маргарет не позволит ему сделать это так же?

Велвет потупилась и пожала плечами:

— Не знаю…

— Ты отлично все знаешь! — Грейстил присел на постель. — Посмотри на меня, Велвет. Да-да, смотри мне в глаза. Так вот, запомни: замок Болсовер — наш. Мой и твой. И я собираюсь переписать его на нашего старшего ребенка.

И тут Велвет вдруг улыбнулась. Оказывается, ее муж необыкновенно предусмотрительный! Она сама даже не подумала об их будущих детях, а вот он подумал! Подумал и позаботился о них. И конечно же, она, Велвет, должна быть благодарна судьбе за то, что у нее такой замечательный муж. Однако он очень властный человек, поэтому не следует подчиняться ему во всем, следует держать его в руках.

Снова улыбнувшись, она сказала:

— Что ж, возможно, в твоих словах есть доля правды.

— А теперь, дорогая, ложись. — Взгляд Грейстила потеплел. — Ложись и постарайся поспать немного. Я по долгу службы вынужден подниматься с рассветом, но это вовсе не означает, что ты должна делать то же самое. Часа через два Томас принесет тебе завтрак.

Граф улыбнулся жене и, собрав свою одежду, ушел в гардеробную.

В это время во дворце было пустынно, и Монтгомери, шагая по коридорам и галереям, не встретил ни одного человека. Зато, проходя по задней лестнице, ведущей в королевские покои, он в буквальном смысле столкнулся с Карлом, возвращавшимся в свои апартаменты после ночных приключений.

Улыбнувшись, король сказал:

— Глядя на твое лицо, я прихожу к выводу, что ты убедил леди принять твое предложение руки и сердца.

— Совершенно верно, сир. Мы сочетались законным браком в дворцовой часовне вчера вечером.

— О, хитрый дьявол! Лишил-таки своего государя возможности созерцать брачные таинства. Но двор тебе провести не удастся. Он потребует от тебя свадебных развлечений. Свадебный пир состоится сегодня же, а затем, как это принято, последует публичное укладывание молодых супругов на брачное ложе.

Монтгомери поморщился:

— Сомневаюсь, что Велвет понравится эта процедура.

Карл расхохотался:

— Держу пари, что вчерашнее укладывание в постель ей понравилось. Велвет — девушка с выдумкой и, полагаю, всегда рада пикантным развлечениям. Думаю, она не станет возражать против фривольных игр и проказ. Да, кстати сказать, я тоже надеюсь поучаствовать в них.

«Как будто король не участвовал в подобных «проказах» всю эту ночь!» — подумал Грейстил. Заставив себя улыбнуться, он сказал:

— Благодарю вас, сир. Свадебный пир — чрезвычайно щедрый дар.

Сразу после двенадцати в Уайтхолл приехала вдовствующая графиня, которая привезла с собой Эмму и весь гардероб Велвет. Кучер же принес вещи в огромном саквояже и тотчас спустился за следующим.

— Ты такая красивая, с таким дивным румянцем на щеках!.. — воскликнула пожилая леди. — Настоящая молодая графиня!..

— Но как вы узнали?..

Велвет с удивлением смотрела на Кристин.

— Высокородный граф изволил вчера вечером всунуть мне в руку записку, в которой обо всем рассказал. И я решила приехать к новобрачной пораньше, поскольку знала, что у нее только одно платье. А ведь для придворной дамы модный гардероб — это все.

— Спасибо тебе, Эмма, что упаковала мои вещи, — обратилась Велвет к служанке. — У нас в апартаментах имеется просторная гардеробная с двумя отделениями.

— Надеюсь, там есть также и полки, чтобы расставить баночки с твоими кремами, притираниями и косметикой, — сказала Кристин. — Вполне возможно, что гардеробная достаточно просторна для твоих платьев, дорогая, но я ума не приложу, куда будет вешать свою одежду лорд Монтгомери, — добавила она с усмешкой.

— Говоришь о черте, а он тут как тут! — закричала Велвет, когда дверь неожиданно распахнулась и в комнату вошел Грейстил с саквояжем жены.

Под тяжестью еще одной ноши сгибался кучер вдовствующей графини.

— Кто бы мог подумать, что невеста черта явится с таким количеством вещей?

Он приподнял Велвет над полом и поцеловал. Затем с улыбкой повернулся к Кристин:

— Благодарю вас, миледи, за заботы. А ты, Эмма… Не желаешь ли присоединиться к нам и жить при дворе? Графиня Эглинтон нуждается в твоих услугах.

Девушка низко присела, сделав книксен.

— Это предел моих мечтаний, милорд.

— Вот и замечательно. Я поговорю со смотрителем помещений и попрошу его предоставить тебе уютную комнатку рядом с нами. Между прочим, король устраивает сегодня пир в нашу честь. Так что я, милые дамы, удаляюсь по делам, оставляя вас распаковывать наряды.

— О, как это чудесно! — воскликнула Велвет. — Вы, Кристин, обязательно должны остаться.

Когда Эмма занялась переноской платьев из саквояжей в гардеробную, Велвет отвела вдовствующую графиню в сторонку, усадила в удобное кресло и вполголоса сказала:

— Мне нужно кое-что сообщить вам. Видите ли, покойный граф Эглинтон купил замок Болсовер и завещал его своему сыну. Король сказал, что я могу вернуть его семье после брака, но Монтгомери отказывается.

— Ты попросила его передать замок твоим родичам?

— Я попросила подарить его мне, но он отказался, мотивируя это тем, что я сразу же отдам его своему отцу.

— Слава Богу, что теперь рядом с тобой есть решительный человек, способный защитить тебя от себя самой. Запомни, Велвет, ты просто обязана сохранить замок для своих детей. А твои родственники наверняка лишили бы тебя справедливой доли при разделе имущества.

— Я так не думаю. Очень может быть, что отец собирается оставить мне замок по завещанию.

— Очень сомнительно, — пробормотала графиня. — Я все разузнала на сей счет, когда умер мой муж. Имей в виду, я стала его наследницей только по той причине, что наследство было обременено долгами. И, оплатив их, я приняла все меры к тому, чтобы с этого времени завязки кошелька находились лишь в моих руках.

— Знаете, миледи, когда Грейстил сказал, что Болсовер принадлежит нам и он перепишет его на нашего старшего ребенка, я поняла, что он прав, однако… Что я теперь скажу отцу?

— Я уверена, что наш непреклонный граф как-нибудь уладит этот вопрос с Ньюкаслом. Жаль, конечно, что все так получилось. Впрочем, отстаивая свои интересы в спорах с отцом, ты накопишь бесценный опыт, чтобы в будущем противостоять мужу.

— Какая вы, оказывается, хитроумная… — заметила Велвет.

— И не впадай в отчаяние, дорогая, — продолжала Кристин. — Таким вещам учатся быстро.

Когда новобрачные вошли в зал, их приветствовали громкие крики собравшихся. Заметив, какое количество нарядных дам собралось на праздничный пир, Велвет возблагодарила судьбу, что догадалась надеть бархатное платье, цвета синей грудки павлина, являвшее неповторимый контраст с ее золотистыми локонами. Среди гостей были Барбара и Роджер Палмер, а также веете вельможи и придворные, которые побывали у них дома вечером предыдущего дня. Кроме того, здесь находились и совершенно незнакомые ей люди, а также те, кто служил в гвардии под началом Монтгомери.

Когда Грейстил вел ее к столу, где они должны были занять почетные места рядом с королем, все леди и джентльмены, мимо которых они проходили, поднимались со своих мест и с улыбками приветствовали их. Велвет попыталась сделать книксен перед Карлом, но последний не позволил ей этого, а сразу же взял ее за руку и сказал:

— Леди и джентльмены! Я с величайшим удовольствием представляю вам нашу новую и совершенно очаровательную придворную даму Велвет Монтгомери, графиню Эглинтон. Должен заметить, что ее мужу Грейстилу очень повезло с женой.

Раздались оглушительные аплодисменты. Когда же лорд Монтгомери с видом собственника взял жену за локоток и отвел в сторону, чтобы король не мог до нее дотянуться, в зале послышались одобрительные возгласы.

Угощение было великолепное, вино лилось рекой, а тосты провозглашались один за другим. Грейстил вежливо отвечал на них, не пропуская ни одного, и по прошествии времени стало ясно: он в состоянии перепить и пересидеть за столом кого угодно.

Наконец все придворные перешли в бальный зал, где начались танцы. Когда Грейстил взял Велвет за руку, чтобы возглавить вместе с ней первый танец, король не без важности произнес:

— По праву сюзерена я требую, чтобы честь быть первым партнером этой дамы предоставили мне.

Велвет стояла между двумя высокими мужчинами, переводя взгляд с одного смуглого лица на другое; она чувствовала себя чем-то вроде приза на провинциальной ярмарке с непременными петушиными боями.

Воцарилось тягостное молчание, продолжавшееся не менее минуты. Наконец лорд Монтгомери тихо сказал:

— Сир, предоставляю вам право первому танцевать с прекрасной дамой.

С этими словами Грейстил возложил руку Велвет на руку Карла и деланно улыбнулся; было очевидно, что ему ужасно не хотелось уступать королю.

Второй танец был за Монтгомери, а затем к Велвет с лукавыми улыбками подошли Барбара и Кристин.

— Поторапливайся, дорогая, если, конечно, не хочешь, чтобы тебя раздели донага прямо в зале, — прошептала пожилая леди. — Ведь настало время укладывать тебя в постель новобрачных.

Взяв Велвет за руки, Кристин и Барбара повели ее к выходу, не обращая внимания на то, что по пути некоторые придворные делали попытки сорвать с платья Велвет таланты — бантики и бутоньерки из серебристой ленты. Музыка и смех звучали все тише, когда они поднимались по лестнице на второй этаж в апартаменты новобрачных. Пока Барбара помогала Велвет раздеваться, Кристин искала в гардеробной подходящее домашнее одеяние. Когда же Велвет надевала белую шелковую рубашку, вдовствующая графиня сказала:

— Укладывание в брачную постель — старинный обычай, дошедший до нас через века. Такого рода фривольные традиции были запрещены в суровые времена Кромвеля, зато теперь они к нам вернулись.

Барбара облизнула губы и спросила:

— А разве при укладывании новобрачная не должна быть обнаженной и ждать появления мужа именно в таком виде?

— Так происходило в средние века. Обнаженная новобрачная как бы выставлялась на всеобщее обозрение, чтобы все могли убедиться, что она девственна и не имеет физических изъянов.

— Что-то я уже не помню, когда была девственна, — со смехом заметила Барбара.

Кристин взялась за занавеси балдахина.

— Прыгай скорее в постель, дорогая. Кажется, сюда идут.

Едва лишь Велвет улеглась, как двери распахнулись, и спальня наполнилась придворными, многие из которых были основательно пьяны, а некоторые так просто валились с ног. Короля Карла сопровождали его брат Джеймс, герцог Бакингем и шотландский лорд Лодердейл. Остальные придворные тащили с собой совершенно обнаженного лорда Монтгомери, каковой и был торжественно водружен ими на широкую брачную постель рядом с новобрачной. Пока придворные дамы препирались и толкались, стараясь занять местечко получше для созерцания телесных достоинств молодого мужа, джентльмены громкими голосами подавали ему советы, касавшиеся акта совокупления.

Наконец Бакингем приосанился и громко сказал:

— Торжественно объявляю, что с нынешнего дня плотские удовольствия, неумеренное потребление вина, а также всякого рода шумные забавы и шутки снова вводятся в придворный ритуал, и они будут являться совершенно обязательными для нового королевского двора.

— Не желаешь ли, чтобы я показал тебе, как лучше управляться с дамой в постели? — осведомился ужасно пьяный Лодердейл, обращаясь к Грейстилу.

— Держись от невесты подальше, горец. Право первого поцелуя принадлежит мне, — заявил Карл, отталкивая в сторону своего шотландского приятеля.

— Вы все опоздали! Я давным-давно ввел ее в курс дела! — послышался вдруг чей-то голос.

Велвет подняла глаза и увидела исказившееся в злобной ухмылке лицо молодого лорда Кава.

— Этот парень налился вином по самое горло, — проворчал Грейстил. — Уберите его отсюда, пока я не взялся за свою шпагу.

Он почувствовал, как задрожала его жена, и решил побыстрее положить конец этому вульгарному развлечению.

Карл тут же развернулся и принялся выталкивать из спальни своих придворных.

— Вон, все вон! Надеюсь, все присутствующие уже убедились в достоинствах оружия Монтгомери? Он обещал сунуть его в ножны в тот момент, когда вы все удалитесь.

Грейстил тотчас выпрыгнул из постели и помог своему коронованному приятелю вытаскивать пьяных придворных. Затем, когда вышел и сам король, захлопнул дверь и запер ее на засов.

— Ну что, все ушли? — подала голос Велвет.

— Да, теперь все, — отозвался Грейстил.

Граф быстро вернулся к брачному ложу, задул свечи и, забравшись в постель, заключил жену в объятия, стараясь успокоить. Он знал, что грубость некоторых мужчин потрясла ее до глубины души.

Нежно лаская и целуя жену, Грейстил с улыбкой подумал: «Возможно, когда-нибудь она полюбит меня по-настоящему». Он мысленно возблагодарил Творца за то, что Велвет, несмотря на все свои колючки, оказалась женщиной ранимой и чувствительной.

 

Глава 17

— Предпочитаю королевскую кровать всем прочим, — проворковала Барбара, лежавшая в постели рядом с Карлом. — Она такая величественная и щедрая… прямо как вы.

Леди Палмер покинула Уайтхолл через парадную дверь и снова вошла через заднюю, где Проджерс встретил ее и тут же провел по лестнице для прислуги в личные покои короля.

Король вяло улыбнулся и пробормотал:

— Я рад, что тебе здесь нравится.

Она крепко прижалась к нему.

— Мне всегда хорошо с вами в постели, сир. Наши тела просто созданы друг для друга. Но если честно, то я отнюдь не всегда чувствую себя уютно при дворе.

Король едва заметно поморщился:

— Это почему же?

— У каждой придворной дамы есть какой-нибудь титул, и мне приходится всем им кланяться. Даже сегодняшняя новобрачная стала графиней. Все это заставляет меня чувствовать себя чуть ли не простолюдинкой.

«А ты и есть простолюдинка», — с улыбкой подумал Карл и тут же сказал:

— Что-то мало простоты я в тебе замечаю, Барбара.

Она отвернулась от него и надула губки.

— Когда все эти дамы смотрят на меня сверху вниз, они тем самым унижают вас, Чарлз. Но если вы возвысите меня, то им придется немного присмиреть.

Король рассмеялся и ущипнул Барбару за ягодицу.

— Сейчас я возвышу тебя, любовь моя.

— Я серьезно, Чарлз. Если бы вы на самом деле любили меня, то удостоили бы титула. Продемонстрировали бы тем самым мою избранность.

Будь его воля, Карл с удовольствием вознаградил бы Барбару за услуги каким-нибудь титулом или любой другой безделицей в том же роде, но он знал, что канцлер Хайд вряд ли даст согласие на возведение королевской любовницы в достоинство пэра Англии. С другой стороны, он не хотел терять эту женщину, очень даже устраивавшую его в постели.

— Я подумаю, как возместить твои моральные потери, дорогая, — произнес король, думая о приобретении нескольких крупных бриллиантов, которые могли бы хоть частично утешить Барбару.

Велвет приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать мужа, облаченного в новую гвардейскую форму, в создании которой он и сам принимал деятельное участие.

— В этом синем мундире у тебя очень строгий и воинственный вид, — с улыбкой заметила Велвет.

— Так и было задумано, — кивнул Грейстил. — Я как лев сражался против красного цвета, ибо считаю, что гвардейцы его величества существуют не только для украшения дворца и парадных выездов, но должны также осуществлять свою главную миссию — охранять священную особу короля.

— Твои гвардейцы — не частые гости в танцевальных залах. Готова держать пари, что они ездят верхом лучше, чем танцуют. Можно, я попозже приду во двор, чтобы посмотреть на выбранных тобой лошадей?

— Разумеется. Кстати, я и отца твоего пригласил. Хочу, чтобы он высказал мнение знатока о сделанных мной приобретениях. Возможно, это приглашение хоть немного умерит его недовольство из-за потери Болсовера.

Велвет прикусила губу.

— Когда он не явился на вчерашний свадебный пир, я подумала, что он узнал о замке и пришел в ярость.

— А мне почему-то кажется, что он будет рад видеть свою дочь хозяйкой Болсовера, который впоследствии отойдет его внуку.

Велвет очень хотелось думать, что отец и сам намеревался в один прекрасный день передать ей замок Болсовер. Передать если не в качестве приданого, то хотя бы по завещанию, в качестве части наследия рода Кавендиш.

— Может, он не будет так уж гневаться?

— Если и будет, то, наверное, смирит свой гнев после того, как я переговорю с ним.

Тут в дверь постучали, и тотчас же вошла служанка. Грейстил спросил у нее:

— Эмма, вы довольны своей комнатой?

— Благодарю вас, милорд! Весьма! Такой большой комнаты у меня еще не было. Она внизу по коридору, рядом с комнатой Томаса.

Выходя из покоев, Грейстил обратил внимание на белое шелковое платье Велвет.

— Эмма, миледи хочет сегодня утром спуститься в стойла. Позаботьтесь о том, чтобы она не надела ничего слишком яркого или контрастного.

Грейстилу было известно, что Карл любит лошадей и знает в них толк, поэтому почти не сомневался в его присутствии на финальном отборе и выездке благородных животных из последней партии, предназначавшейся для гвардии короля, которую все чаще стали называть «синие». Он также знал, что Карл надеется на урегулирование проблем, существовавших между ним и отцом Велвет. Когда же приехал Ньюкасл, Монтгомери, пожимая ему руку, сказал:

— Я хотел бы сразу кое-что прояснить, милорд. Откровенно говоря, я очень удивился, когда после смерти отца унаследовал замок Болсовер. Женившись на вашей дочери, я определил его как наследственное владение нашего старшего сына. В качестве компенсации готов предложить значительную сумму, оговоренную еще во времена обручения.

Ньюкасл принял предложение зятя, а лорд Монтгомери оказался довольно покладистым переговорщиком и учитывал все его требования и условия. Когда же наконец появился король, бывшие противники уже стали теми, кем им и следовало быть, то есть людьми, связанными узами давнишней дружбы, а теперь еще и породнившимися. И теперь предметом беседы стали исключительно лошади, причем и Карл, и Грейстил вынуждены были прислушиваться к мнению старого королевского конюшего. Хотя молодые люди всю свою жизнь считались лошадниками и имели по каждому «лошадиному» вопросу свое собственное мнение, они не могли не признать превосходство Уильяма Кавендиша — главного английского авторитета в области коневодства. И само собой разумеется, что окончательный отбор осуществлялся именно по его рекомендациям.

Гвардейцы уже седлали лошадей, готовясь к контрольному галопу, когда Монтгомери заприметил Велвет, стоявшую у ограды конюшни.

— Сие грядет невеста!.. — пропел Грейстил начальные слова старинной свадебной песни, после чего они с Ньюкаслом вышли из конюшни, чтобы встретить ее.

Велвет была в наглухо застегнутом платье для верховой езды василькового цвета, и этот наряд придавал молодой графине совершенно несвойственную ей сдержанность и даже строгость.

«Выглядит просто потрясающе!» — мысленно воскликнул Грейстил. Приблизившись к жене, он поцеловал ей руку, затем торжественно объявил:

— Дорогая, мы с герцогом пришли к взаимопониманию относительно замка Болсовер.

Велвет с облегчением вздохнула и, улыбнувшись, направилась к отцу. Но Ньюкасл вдруг отстранился от нее и проворчал:

— Вообще-то я всегда хотел передать Болсовер своему сыну, чтобы он оставил его своему. Но если уж замок достался Монтгомери на законных основаниях, то мы решили, что он перейдет по наследству твоему сыну. А взамен твой муж отказывается от каких-либо притязаний на твое приданое… в денежном выражении, если можно так выразиться.

Велвет внимательно посмотрела на отца, затем перевела взгляд на мужа.

— Неужели?! — воскликнула она, вскинув подбородок. — Выходит, вы обо всем договорились, не потрудившись даже узнать, что я об этом думаю?

— Велвет!.. — В голосе Монтгомери отчетливо звучало предупреждение.

Но она, проигнорировав его, продолжала:

— Граф Эглинтон может сколько угодно отказываться от притязаний на мой денежный сундук, но я от него не отказываюсь. Мое приданое в денежном выражении оценивается в двадцать тысяч фунтов, не так ли? И если уж я стала придворной дамой, то мне потребуются теперь деньги на всякую мелочь. Так что извольте платить — и не затягивайте с этим, поскольку годы идут, а я отнюдь не становлюсь моложе.

Ньюкасл покосился на Монтгомери и со вздохом проговорил:

— Вот чего я добился, потакая ей во всем, когда она была ребенком. Не завидую вам, граф, ибо перевоспитывать ее придется именно вам.

Велвет одарила отца любезной улыбкой.

— Когда мы с графом будем пребывать в Болсовере, приезжай навестить нас там, отец. И свою милейшую жену Маргарет не забудь прихватить. Скажи ей, что я очень, очень хочу ее видеть.

Приподняв юбку, Велвет проследовала к конюшне. Сделав реверанс перед королем, она сказала:

— Ваше величество, я хотела бы полюбоваться вашей конной гвардией.

Карл снял шляпу и с поклоном ответил:

— Не сомневаюсь, что мои гвардейцы оправдают ваши надежды, моя прелесть.

В ту ночь Грейстил обнял жену в полутемной спальне и сказал:

— Мне оставалось только восхищаться тем, как ты отстаивала наши с тобой интересы перед интересами своих родственников. Ну а когда ты пригласила отца с визитом в Болсовер, я понял, какого мужества это от тебя потребовало.

Велвет очень польстили слова мужа, и она расплылась в улыбке.

— С другой же стороны, когда ты затребовала свое приданое, я совершенно опешил, ибо мы с твоим отцом перед этим обо всем договорились.

— Это потому, что ты родился под знаком Овна. Овнам нравится всегда и во всем быть самыми главными и держать все в своих руках.

— Нет. — Грейстил решительно покачал головой. — Это потому, что я мужчина, которому не нравится, когда женщина меняет его решения.

Она приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку.

— Да, я такая. Настоящая ведьма — вот кто. Даже отец сказал, что не завидует тебе, так как ты должен перевоспитывать меня.

— Уверен, что справлюсь с этим, — ответил Грейстил с усмешкой. Он поцеловал жену в губы, и она крепко прижалась к нему. — В следующий раз, дорогая, не оспаривай моих решений на публике.

Велвет поцеловала мужа в ответ и еще крепче к нему прижалась. Но она, разумеется, вовсе не собиралась выполнять его требования.

Велвет быстро стала одной из самых заметных дам при королевском дворе. Графиня Эглинтон была красивой, жизнерадостной, и она всегда прекрасно одевалась. Однако не эти качества выделяли ее из толпы придворных дам. Большинство придворных легко вступали в случайные связи и были совершенно безнравственными, а Велвет Монтгомери в этом смысле являлась исключением.

Что же касается короля Карла, то он готовился в самое ближайшее время вступить в брак. Недавно в Уайтхолл прибыл герцог Ормонд, который привез с собой португальского посла Франсиско де Мелло, предлагавшего Карлу руку дочери короля Португалии. И сразу же начались переговоры, которые король постоянно торопил, так что Мелло отплыл домой уже в начале июля, увозя с собой проект брачного договора. Принцесса Екатерина Браганса могла стать королевой Англии и женой Карла Стюарта в обмен на привилегии в торговле с португальскими колониями и внушительную сумму наличных.

Все лето король трудился во благо Англии, и можно было не сомневаться, что сложность и множественность стоявших перед ним задач сломили бы менее крепкого и энергичного человека. Кроме того, король Карл по-прежнему не отказывал себе в удовольствиях, поэтому всякого рода увеселения и празднества случались при дворе постоянно. Следует отметить, что за первые месяцы своего правления Карл зарекомендовал себя человеком весьма скромным, доброжелательным, и эти его качества многих к нему привлекали.

Как-то раз Велвет вместе с другими придворными дамами наблюдала за теннисным поединком между королем и Джеймсом Батлером, герцогом Ормондом.

— Его величество, как обычно, выигрывает, — сказала Велвет, — но ваш отец, Мэри, тоже отличный теннисист. Вам ведь нравится пребывание при нашем дворе?

Пятнадцатилетняя Мэри Батлер со священным трепетом внимала словам старшей подруги.

— Да, очень нравится, — закивала она. Потом вдруг воскликнула: — У вас такие красивые волосы, миледи! Как я хотела бы иметь локоны и завитки вроде ваших…

Графиня Эглинтон весело рассмеялась.

— Во-первых, зовите меня просто Велвет. А во-вторых, ничто не мешает вам обзавестись такими же завитками, как у меня. Приезжайте к нам в гости, и мы с моей служанкой Эммой покажем вам, как уложить волосы в такую прическу. Кстати, я слышала, что ваш отец ездил по Европе с миссией… Он должен был найти для нашего короля невесту. Интересно, преуспел ли он?

Мэри вспыхнула:

— Отец никогда не обсуждает со мной сердечные дела его величества. И вообще я в такие дела не вмешиваюсь.

Велвет с улыбкой кивнула:

— И правильно делаете, Мэри.

Она решила, что сама обо всем расспросит короля.

Когда теннисный матч завершился — вничью, как выяснилось, ибо соперники выиграли по два сета каждый, — Велвет последовала за возвращавшимся во дворец Карлом. Сопровождавшие его придворные деликатно удалились, дабы позволить им уединиться.

— Здравствуй, моя красавица! — Король улыбнулся молодой графине. — Тебе понравилась игра?

— Чрезвычайно. Его светлость герцог Ормонд — достойный противник.

— А Монтгомери играет в теннис? Мне почему-то представляется, что из него выйдет отличный игрок.

— Разумеется, играет. Он хорошо играет во все игры, — ответила Велвет с лукавой улыбкой. — Но так ли он хорош в теннисе, как Ормонд, я, конечно, сказать не могу.

— Что ж, достойный ответ преданной и любящей жены.

— Кстати, к вопросу о женах, сир. Не хотели бы вы, чтобы я, порывшись в астрологических книгах, представила вам подробную характеристику одной женщины, имени которой мы упоминать не будем?

— Ох, Велвет, какая же ты любопытная! — Король рассмеялся, потом вдруг сказал: — Дорогая, дай мне время принять ванну и переодеться. А потом приходи со своими астрологическими книгами, и мы с тобой поболтаем на эту тему.

Часом позже, когда Велвет постучала в дверь королевских апартаментов, открывший ей секретарь провел ее во внутренние покои и ввел в небольшой кабинет, где король сидел за письменным столом со своими любимыми спаниелями у ног.

При виде гостьи Карл поднялся из-за стола, а его спаниели бросились к ней, чтобы обнюхать ее юбки.

— Присаживайся, Велвет, и чувствуй себя как дома.

— Я, должно быть, отвлекаю вас от важных дел, сир?

— И хорошо, что отвлекаешь. Дела у меня никогда не кончаются.

Велвет опустилась в удобное кресло, а собачки расселись у ее ног. Карл же вернулся на свое место за столом и с улыбкой сказал:

— Сейчас занимаюсь тем, что подписываю документы о возведении в сан пэра тех, кто хорошо послужил моему делу. Например, Эдвард Монтегю, глава Адмиралтейства, завтра станет графом Сандвичем.

— Он будет эскортировать вашу будущую жену в Англию на одном из своих кораблей, не так ли?

— Это не его корабли, а мои. — Король усмехнулся и с любопытством посмотрел на Велвет. — Ты, дорогая, упряма, как терьер. Никак не оставишь эту тему. Неужели действительно веришь в астрологию?

— Верю, сир. Когда-то я сказала, что звезды обещают вам корону, и вы поверили мне! Ну так вот: если вы назовете мне день рождения этой леди, я расскажу вам, какая она.

Король ненадолго задумался.

— Год рождения я знаю. Что же касается всего остального… — Он открыл небольшую записную книжку и пролистал несколько страничек. — Вот, двадцать пятое ноября…

— Она — Стрелец, как и я!

Карл в притворном ужасе всплеснул руками:

— Помоги мне, Господи! Всюду сует свой нос, отчаянная, упрямая, да еще и любопытна… как обезьяна, верно?

— Нет, сир. Все это — качества декабрьского Стрельца. Те же Стрельцы, что рождаются в конце ноября, обладают мягким характером. Обычно они застенчивые, строгие в вопросах морали и не выказывают непослушания даже в малом. Кроме того, они обладают даром всепрощения, обожают животных, ненавидят ссоры и драки и никогда не доставляют никому неприятностей, но всяком случае — намеренно.

— Если верить твоим словам, она прямо-таки святая. Как ей, спрашивается, обрести счастье с таким грешником, как я?

— Она будет счастлива, сир. Все Стрельцы наделены огромным даром любви.

— По-моему, Велвет, ты манипулируешь мной. Говоришь о качествах, которые, по-твоему, должны мне нравиться, и утаиваешь все остальное.

Велвет поморщилась, но все-таки выложила всю правду:

— Люди, рожденные под знаком Стрельца, упрямы, откровенны и склонны к эксцентрическим поступкам и увлечениям.

— Вроде увлечения астрологией, не так ли? — насмешливо поинтересовался король. — Кстати, дай-ка мне описание человека, рожденного в начале ноября.

— Это — Скорпионы. Они честолюбивы, требовательны и опасны, поскольку обладают сильными страстями. Кроме того, они непреклонны в достижении цели, а также очень мстительны, любят запугивать других и устраивать сцены. И конечно же, они совершенно аморальны.

Карл подумал о Барбаре и пробормотал:

— Что ж, возможно, в этой твоей астрологии и в самом деле что-то есть…

Они завели долгий разговор на эту тему, и в результате Карл получил описания характеров некоторых своих родичей. Беседуя и посмеиваясь, король и придворная дама совершенно забыли о времени и пропустили обеденный час. В конце концов Проджерс постучал в дверь и тактично напомнил королю о том, что уже настал вечер.

Закончив дежурство, Грейстил зашел в свои покои и снял мундир. Близился обеденный час, а Велвет в их общих комнатах не было. Поскольку же они всегда обедали вместе, граф спросил у служанки, где находится его жена.

— Я видела миледи, когда она вернулась после тенниса, — ответила Эмма. — А после этого она снова ушла, но куда идет, не сказала.

Грейстил прождал жену еще минут тридцать, после чего отправился расспрашивать Томаса, но и тот ничего не знал. Решив, что Велвет присоединилась к придворным, обедавшим вместе с королем, граф быстро прошел в западное крыло и приблизился к лестнице, ведущей в личные апартаменты Карла. Стоявший там стражник вытянулся перед капитаном в струнку. Грейстил спросил:

— Его величество изволил спускаться к обеду?

— Нет, сэр капитан, — ответил молодой гвардеец.

Потом вдруг покраснел и отвернулся.

— Что-нибудь не так, Фентон?

— Нет, все в порядке, сэр капитан. — Парень еще больше смутился. — Его величество развлекает даму.

— Фентон, вам следует помалкивать об этом, — строго заметил Грейстил. — В противном случае вас переведут на охрану дворцового парка.

— Да, ясно, капитан, — пробормотал солдат.

В этот момент на лестнице, ведущей в королевские покои, появилась Велвет. Увидев мужа, она просияла и воскликнула:

— Грейстил, как ты узнал, где меня искать?! Мы потеряли всякое представление о времени! Король сегодня был очень мил!

Снова посмотрев на Фентона, граф сделал все возможное, чтобы сохранить спокойствие. Стиснув зубы, он молча взял Велвет за руку и повел по коридору в сторону лестницы, ведущей в их общие покои. Грейстил пытался внушить себе, что ревновать, основываясь наодних лишь подозрениях, просто-напросто глупо.

 

Глава 18

— Я хитростью выведала у короля имя принцессы, которую он рассматривает как свою будущую невесту.

— Хитростью? — переспросил Грейстил, еще не успевший лечь в постель.

Проигнорировав угрожающие интонации в его голосе, Велвет продолжала:

— Так вот, это Екатерина Браганса, дочь короля Португалии. Поскольку же мы с принцессой одного возраста и обе рождены под знаком Стрельца, я уверена, что мы с ней подружимся. Я была бы очень не прочь стать ее фрейлиной.

— Такие дела быстро не решаются. Мы вполне можем оказаться не при дворе, а совсем в другом месте, когда Карл женится, — пробурчал Грейстил и тут же понял, что жена его уже не слушает — ее очаровательная головка была полна всевозможных планов.

И он вдруг почувствовал, что ревность постепенно ослабевает. Забравшись в постель, Грейстил сжал Велвет в объятиях. «Возможно, ее увлечение Карлом начнет проходить, когда ко двору прибудет принцесса Екатерина», — подумал он с улыбкой.

Барбара ждала, когда Карл наконец-то насытится. Он, однако, не вышел из нее даже после того, как излил свое семя. И тут Барбара, не выдержав, заговорила:

— Мне нужно сообщить вам один секрет, Чарлз.

Он улыбнулся, но промолчал.

— Чарлз, у нас будет ребенок.

— Если так, то ничего не бойся, дорогая.

— С какой это стати я должна чего-то бояться? Напротив, я горжусь, что ношу под сердцем дитя короля!

— Не так громко, дорогая. Как-никак ты замужняя дама. Никакого скандала не будет, если ты не станешь кричать об этом с каждой крыши.

Барбара приподнялась и внимательно посмотрела на любовника.

— Сир, что вы хотите этим сказать? Что все подумают, будто это — ребенок Палмера? Но я, между прочим, не спала с ним с тех пор, как сошлась с вами. Не смейте отказываться от этого ребенка!

Король вздохнул и тихо проговорил:

— Разумеется, я не буду отказываться от него. Но достаточно и того, что об этом знаем мы двое. Остальные же пусть думают что хотят. О таких вещах не следует распространяться…

— Говорите, не следует?! — Теперь в голосе Барбары звучали истерические нотки. — Вероятно, вам так удобнее! Ведь вы ведете переговоры о вступлении в брак с особой королевской крови, не так ли? И вы не хотите, чтобы ее приближенные знали, что у вас будет незаконный сын!

Карл уселся на краю постели и спустил ноги на пол. Ему надоели эти бессмысленные разговоры.

— Барбара, ты отлично знаешь, что я должен жениться.

— Но вместо того чтобы жениться на мне, вы готовы грубо отодвинуть меня в сторону, чтобы расчистить место для какой-то иностранки! — закричала Барбара и тут же залилась слезами.

Карл снова вздохнул и погладил любовницу по плечу.

— Но ты же знаешь, что это невозможно, дорогая. Неужели ты забыла, что у тебя есть муж? Пожалуйста, перестань плакать. Клянусь всеми святыми, что не оставлю тебя.

Барбара шмыгнула носом и смахнула рукой слезы.

— Вы обещали мне титул, но обещание пока остается только обещанием. Человек со стороны, пожалуй, подумает, что этой страной правит канцлер Хайд. А между тем титул в данной ситуации представляется мне вещью наиважнейшей, ибо мать вашего сына должна принадлежать к знати. Только получив титул, я смогу высоко держать голову.

На следующей неделе в зале приемов Уайтхолла состоялся ряд празднеств и увеселений в честь дня рождения Генри, герцога Глостера. Лорд Монтгомери подарил младшему брату короля шпагу. Велвет же, памятуя, сколь сурово относилась к молодому принцу его мать, приподнялась на цыпочках и поцеловала его в лоб. После чего вручила ему перевязанный шнурком свиток с астрологическим прогнозом. В этом свитке в самых возвышенных тонах говорилось о достоинствах человека, родившегося под знаком Рака. В частности, упоминалось о его доброте, склонности к юмору и способности располагать к себе окружающих. Велвет намеренно не включила в этот список такие качества, как болезненная чувствительность и склонность при малейшем стороннем неодобрении прятаться в своей раковине, то есть уходить в себя.

— Желаю вам множество таких же веселых дней рождения, ваше высочество.

— Благодарю вас, леди Монтгомери! Но ведь мне сегодня исполнилось двадцать… Не означает ли это, что меня следует наградить двадцатью поцелуями? Извините, Грейстил! То, что я сказал, для ваших ушей не предназначалось. Но коль скоро вы это слышали, предлагаю миледи просто со мной потанцевать.

— С величайшим удовольствием, ваше высочество!.. — пропела Велвет, подавая принцу руку.

Когда закончился гавот, Глостер подвел Велвет к мужу, составившему ей пару в ее любимом танце «Куранты». После этого она отпустила его «на волю», поскольку знала, что он предпочитает разговоры с мужчинами танцам с дамами.

Внезапно к Велвет подошла Барбара, на которой было новое бриллиантовое ожерелье, помогавшее ей «держать выше голову».

— Графиня, вы сегодня совершенно неотразимы. Какое чудо, что снова открылись театры, правда? Я никогда еще там не бывала и не видела ни одной пьесы, но, разумеется, мне не терпится посмотреть, что это такое.

— Между прочим, Карл считает актрис вполне невинным развлечением, — с усмешкой заметил подошедший к дамам Бакингем.

Барбара взглянула на него и громко сказала:

— Пожалуйста, Джордж, принеси мне бокал того нового вина, что именуется Шампанским. — Она указала на ливрейного лакея с подносом. — Мне сообщили, что оно благотворно действует на желудок, когда дама находится в деликатном положении.

Сказав это, Барбара многозначительно улыбнулась.

Велвет внимательно посмотрела на нее. «Но если Барбара действительно беременна, то кто же в таком случае отец?» — думала она.

— Добрый вечер, леди Монтгомери. У вас такое красивое платье…

Велвет повернулась на голос и, увидев Мэри Батлер, представила ее Барбаре. В следующее мгновение к ним приблизился лорд Кав.

Не замечая Велвет, он поклонился Мэри Батлер.

— Могу я пригласить вас на танец, леди Мэри?

Девушка вспыхнула:

— Буду рада, лорд Кавендиш.

— Проклятие… — пробормотала Велвет, когда Кав увел девушку.

— Ваш родственник — чрезвычайно симпатичный молодой человек, — сказала Барбара.

— Совершенно распущенный субъект, — прошипела Велвет.

— Правда?.. Значит, леди Мэри ужасно повезло.

— Но ей всего пятнадцать, — запротестовала Велвет. Барбара сделала глоток шампанского и с улыбкой заметила:

— В таком случае лорду Каву тоже повезло.

Когда танец закончился, Велвет подошла к Уиллу Кавендишу и заявила:

— Имейте в виду, Мэри Батлер — совершенно невинная девушка.

— Вот и хорошо, — закивал Кав. — В противном случае она бы меня не заинтересовала.

— Я не позволю вам ее совратить!

— У меня самые достойные намерения. Ведь она дочь герцога.

— Вы имеете в виду брак?! — воскликнула Велвет.

Ей тут же представилось, какой нечастной станет бедняжка Мэри, если действительно выйдет замуж за этого негодяя.

Холодные голубые глаза Кава полыхнули ненавистью.

— Ты сама вышла замуж за титул и земли. Так что мне странно слышать порицания из уст столь двуличной сучки.

Резко развернувшись, Уилл Кавендиш снова направился к Мэри Батлер. В течение следующего часа он трижды приглашал Мэри Батлер на танец, и Велвет не на шутку встревожилась за девушку. В конце концов она решила, что должна немедленно поговорить с Карлом и поделиться с ним своими опасениями. Приблизившись к королю, стоявшему недалеко от двери, Велвет присела перед ним в книксене. Он приветствовал ее галантным поклоном, после чего поднес к губам ее руку. Велвет, приподнявшись на цыпочки, шепотом поведала королю о своих подозрениях.

Выслушав ее, король усмехнулся и тихо спросил:

— А откуда ты знаешь, что молодой Кавендиш — развратник и женолюб?

— Он пытался изнасиловать меня, сир, — прошептала Велвет.

Король внимательно посмотрел на нее, потом молча взял за руку и вывел из зала в холл, где никто не мог их подслушать.

— Я польщен, дорогая Велвет, что ты поделилась со мной своими опасениями, — произнес Карл. — Твое стремление защитить юную леди заслуживает всяческого уважения. Я скажу Ормонду, чтобы он приглядывал за дочерью.

— Благодарю вас, сир. Вы сняли камень у меня с души.

— Между прочим, я ищу Барбару. Думаю, она сейчас там, где ведут игру в карты. — Король улыбнулся и добавил: — Желаю удачного завершения вечера, миледи.

Вернувшись в зал, Велвет сразу же направилась к Грейстилу, беседовавшему с братьями короля Джеймсом и Генри. Джентльмены говорили о прудах, которые его величество велел вырыть в Сент-Джеймсском парке.

— Когда работы закончатся, пруды будут соединены между собой наподобие цепочки, — сказал Джеймс, объясняя идею короля своему младшему брату Генри, герцогу Глостеру.

— А они, случайно, не зацветут? — высказал опасение Генри.

— Нет, потому что их будет питать Темза, — ответил Грейстил. — Кстати, проточная вода позволит развести там рыбу.

Увидев Велвет, Генри тут же потерял интерес к рыбным прудам.

— Ваш покорный слуга, миледи! — воскликнул он с радостью. — Надеюсь, у вас нет партнера для следующего танца?

— Моя жена собирается уходить, — скрипучим голосом произнес Монтгомери.

Велвет поразила грубость мужа. Отвернувшись от него, она одарила молодого принца чарующей улыбкой:

— Полагаю, у вас был приятный день рождения, ваше высочество?..

— Да, разумеется, миледи. Обещайте, что составите мне пару в танцах завтра вечером…

— Это явится величайшим удовольствием и честью для меня, ваше высочество, — проворковала Велвет, приседая перед принцами в реверансе.

Но прежде чем она успела пожелать королевским братьям доброй ночи, Грейстил, кивнув принцам, вывел ее из зала.

— Какой дьявол в тебя вселился? — Велвет посмотрела на мрачного как туча мужа.

Он не произнес ни слова, пока они не оказались в своих покоях. Плотно закрыв дверь, он молча прошелся несколько раз по комнате. После чего резко развернулся и в упор посмотрел на жену.

— Вашим победам не будет конца, не так ли, миледи?

С губ Велвет сорвался смешок.

— Ты о Глостере?

Она считала его обвинения абсурдными. И действительно, как мог такой умный и зрелый мужчина, как Монтгомери, ревновать ее к младшему брату короля? Существовал только один человек, ревность к которому могла быть оправдана. А что, если… О Боже, ведь Грейстил видел, как она шепталась с Чарлзом!

— Складывается впечатление, что у тебя просто непреодолимая тяга к Стюартам.

— Если ты имеешь в виду его величество, то он спросил меня, не видела ли я Барбару. И я отвела его к двери игорной комнаты, — соврала Велвет. — Она прямо-таки его околдовала, и он не может обходиться без нее ни минуты.

— Барбара — шлюха, — процедил Грейстил сквозь зубы.

— Нет ничего зазорного в том, чтобы быть любовницей короля.

— Это почему же? Потому что королевская шлюха взимает большую плату за свои услуги, чем любая другая?

— Барбара беременна. И я почти уверена, что отец ребенка — король, поскольку она ходит гордая, как павлин.

— Скорее — как пава, — уточнил Грейстил, невольно улыбнувшись. — Знаешь, дорогая, возможно, я на какое-то время увезу тебя от двора.

— Грейстил, ты же знаешь, как я люблю Роухемптон. Но давай пока туда не поедем. Скоро должны открыться театры, а я просто умираю от желания посмотреть театральную постановку!

— Я отведу тебя в театр в начале следующей недели, — пообещал Грейстил.

— Благодарю тебя, дорогой.

Велвет поняла, что грозовые тучи почти полностью рассеялись. Постепенно она училась управлять своим деспотичным мужем, рожденным под знаком Овна. Вместо того чтобы ссориться с ним, обвиняя его в припадках ревности, она говорила ему ласковые слова. Ну а теперь, поскольку близилась ночь, ей оставалось одно — затащить его поскорее в постель.

Однако внутренний голос ей говорил, что первой проявлять чувства в постели никак нельзя. Ее муж был слишком деспотичен, чтобы соглашаться на пассивную роль, тем более — в любовных отношениях. Так что любовные игры всегда начинал он, а она следовала у него «в кильватере».

Много позже, утомленная страстью, Велвет заснула в объятиях мужа, и ей приснился сон.

Она поднималась по лестнице, ведущей в покои короля, и знала, что он ждет ее, но почему-то забыла о времени, поэтому опаздывала. Сжав под мышкой книгу об астрологии, она ускорила шаг, но ступени все не кончались, и она стала опасаться, что никогда не доберется до короля. Между тем на лестнице становилось все темнее, и она почувствовала, как ее начала захлестывать паника. Неожиданно в темноте перед ней возникла дверная ручка. Она потянула за нее, открыла дверь — и увидела короля в серебряном свечении, заливавшем темную комнату.

— Чарлз! — вскричала Велвет, чувствуя, как он обнимает ее своими сильными руками и прижимает к сердцу.

Грейстил вздрогнул и в ужасе уставился на спящую жену. Не могло быть никаких сомнений: во сне она видела себя в объятиях короля. Он резко отодвинулся от нее, но она не проснулась.

Внезапно король стал отодвигаться от нее и повернулся к двум другим женщинам, стоявшим чуть в стороне. Одной из них была Барбара с ребенком на руках, а другой — его жена, королева с золотой короной на голове.

— У меня нет более времени для тебя, Велвет, — сказал король. — Так что мы не сможем больше с тобой дружить.

Она громко закричала, увидев, что король все дальше уходит от нее, и крик ее становился все громче.

— Чарлз, Чарлз, Чарлз!..

Грейстил вскочил с постели и, разразившись проклятиями, выбежал из комнаты. Оказавшись в гостиной, он какое-то время расхаживал из угла в угол; ему ужасно хотелось что-нибудь сломать или разбить. Не удержавшись, он с силой ударил ногой стул так, что кожа на сиденье лопнула и набивка вывалилась на пол. Заметив стоявшие на столе графины, он потянулся к графину с виски. Приблизившись к окну, он уставился в него невидящими глазами, поднес горлышко графина к губам и начал пить — глоток за глотком.

Граф отошел от окна лишь после того, как графин опустел. Затем прошел в гардеробную комнату и растянулся на стоявшей там походной складной кровати. С трудом удержавшись от стона, он закрыл глаза, но заснуть ему, конечно же, не удалось — его по-прежнему терзала ревность, и виски нисколько не помогло. В глубине души он понимал, что король не спал с Велвет. Как ни крути, а она оставалась для Карла прежде всего подругой детства. Но почему же в таком случае он, Грейстил, столь сильно ревнует ее? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой. Еще с детства, со дня их обручения, Велвет постоянно сравнивала его с Карлом Стюартом, и эти сравнения были не в его, Грейстила, пользу. Она влюбилась в принца с детских лет, а в годы совместного изгнания все ее помыслы, все желания и даже сны были так или иначе связаны с реставрацией монархии и воцарением Карла на троне Англии. Это стало ее наваждением, которое, словно густая вуаль, закрывало от нее весь окружающий мир и населявших его людей.

Конечно, следовало признать, что он, Грейстил, в каком-то смысле вынудил ее выйти за него замуж, но Велвет не жалела о замужестве — в этом не могло быть ни малейших сомнений. Более того, она гордилась тем, что стала графиней Эглинтон, и испытывала к нему, Грейстилу, неудержимое влечение. Но она не любила его и — что еще хуже — была уверена в том, что по-прежнему любит Чарлза. Однако так дальше продолжаться не могло, его, Грейстила, мужская гордость не позволила бы ему смириться с мыслью, что он занимает в сердце Велвет не первое, не самое главное место. И если Велвет не в состоянии отдать ему всю себя без остатка, отдать свою душу и сердце, то тогда ему совсем ничего от нее не надо, такая Велвет ему не нужна.

Утром, когда Велвет проснулась, выяснилось, что муж уже покинул их общие апартаменты — ушел очень тихо, чтобы не потревожить ее сон. «Какой заботливый», — подумала она с улыбкой.

Кристин приехала к ней в Уайтхолл, чтобы вместе позавтракать, после чего они отправились за покупками на новую биржу на Стрэнде.

— Я так рада, что вы приехали, — сказала Велвет. — Не выбиралась в Лондон уже, наверное, несколько недель.

— Дорогая, ты просто не узнаешь города. Все, буквально все изменилось. Конечно, булыжная мостовая и старые дома остались прежними, зато теперь на каждом углу красуется таверна под названием «Королевская голова» или «Королевский… жезл». Пардон, последнее название относится скорее к борделям.

Велвет рассмеялась; ей нравилось чуть грубоватое чувство юмора пожилой графини.

— Стало быть, религиозных фанатиков, призывающих на наши головы адские муки, больше на улицах не встретишь?

— Такое впечатление, что на углах стоят те же люди, что и прежде. Но если раньше они предлагали на продажу религиозные псалмы, то теперь торгуют стишками развратного содержания, по цене — пенни за страницу.

— Едем скорее. Мне просто не терпится развратиться!

— Ну, тогда нам надо надеть маски, дорогая. Это последний крик моды. Такое впечатление, что все дамы собрались на тайное любовное свидание. Короче говоря, сейчас ни одна уважающая себя женщина без маски на улицу не выйдет.

— У меня есть черная, в блестках, маска бабочки. Но она скорее подходит для вечернего платья.

— Отлично подойдет! Сейчас такие моды, что ничего не разберешь. К тому же ты так часто смущаешься и краснеешь, что маска тебе очень даже пригодится.

Глядя в окно кареты, медленно катившей следом за другими экипажами, переполнявшими улицы, Велвет не уставала поражаться изменениям, произошедшим в Лондоне. Повсюду люди громко смеялись, обменивались шутками или беззлобно переругивались, — а потом снова смеялись. Улицы, которые прежде были такими мрачными, что казалось, их выкрасили в черное и коричневое, теперь поражали обилием и разнообразием красок. И всюду виднелись фантастически яркие витрины магазинов и лавок, торговавших всевозможными модными вещами и украшениями.

Прилавки внутри биржи также совершенно изменились; сейчас здесь не составляло труда найти любой товар, какой только могло представить человеческое воображение. И конечно же, имелись не только английские и французские товары, но и доставленные из-за морей, из дальних стран. Кристин радостно улыбалась, покупая атласные туфельки и замшевые ботинки.

— Мне особенно нравится вот эта модель, на высоком каблуке. Такой каблук очень высоко приподнимает ногу, так что не рискуешь испачкаться, выходя на улицу.

Велвет взглянула на нее с удивлением, и пожилая леди пояснила:

— Я, знаешь ли, стала выходить на прогулки по городу.

Велвет купила прекрасные французские духи и кружевные чулки, тонкие, как паутинки. Кроме того, она приобрела новую маску, несколько страусовых перьев, окрашенных в ярко-зеленый цвет, и зонтик с оборками.

Когда карета вдовствующей графини вернулась в Уайтхолл, Велвет сердечно поблагодарила Кристин за чудесную прогулку.

— Я прекрасно провела время. Нам с вами непременно нужно еще раз наведаться на биржу, причем как можно скорее.

— До свидания, дорогая. Поцелуй от меня своего милого мужа.

Велвет помчалась наверх и быстро разложила по шкафам свои покупки. Потом вымыла лицо и руки, сменила платье и поспешила на первый этаж, чтобы присоединиться к мужу за обеденным столом. Заметив его в противоположном конце зала, она тотчас направилась к нему, однако Грейстил никакой радости при виде супруги не выказал, даже не улыбнулся ей. Более того, он вдруг встал из-за стола, явно намереваясь уйти. Велвет ускорила шаг, но тут послышался чей-то голос:

— Леди Монтгомери!..

Она остановилась и, повернувшись, увидела лорда Кава.

— Миледи, вам понравилась сегодняшняя пьеса? Я очень завидовал вам из-за того, что король пригласил вас в свою ложу, откуда сцену видно лучше, чем из любого другого места.

— Вы ошибаетесь, — холодно ответила Велвет. — Я не посещала сегодня театр. И уж конечно, я не была с его величеством.

Кавендиш покосился на Монтгомери, остановившегося неподалеку, потом снова перевел взгляд на Велвет.

— Все понятно, — процедил он сквозь зубы. — Прошу меня извинить. Выходит, я ошибся. Оказывается, та дама в маске бабочки была совсем другой женщиной.

У Велвет перехватило горло. Она отлично поняла, что придумал Кав, дабы отплатить ей за вчерашнее.

В следующее мгновение к ним стремительно подошел Грейстил. Молча взяв молодого лорда за кружевной галстук, он ударил его кулаком в лицо. Кав вскрикнул и, врезавшись в стол, перекатился через него и рухнул на пол. Монтгомери же, так ни слова и не сказав, резко повернулся и вышел из зала.

 

Глава 19

Велвет замерла, словно окаменела. А тем временем двое молодых придворных помогли Уиллу Кавендишу подняться на ноги и утерли льняной салфеткой кровь с его лица. Гул голосов в зале в связи с инцидентом стал значительно громче, и Велвет казалось, что все взгляды устремлены на нее. Смущенная до крайности, она развернулась и, заставив себя вскинуть подбородок, с достоинством покинула зал. Вернувшись в свои апартаменты, где она надеялась найти Грейстила, Велвет обнаружила там одну только Эмму.

— О Боже! — закричала Велвет в отчаянии. — Проклятый лорд Кав только что солгал моему мужу. Сказал, что сегодня днем я была в театре с королем Карлом… Намекал на наши якобы интимные отношения!

— И что сказал лорд Монтгомери?

— Ничего не сказал. Сбил его ударом кулака на пол и удалился. Сейчас все об этом только и говорят.

Эмма всплеснула руками:

— Ах, я догадалась!.. Догадалась, что между вами произошло что-то ужасное, когда он сегодня утром заговорил со мной.

— Что ты имеешь в виду? И о чем он с тобой разговаривал?

— Попросил меня перенести мои вещи в вашу гардеробную комнату.

— Что?.. — Велвет явно была озадачена словами служанки. — Неужели кто-то занял твою комнату?

— Да, — кивнула Эмма. — Лорд Монтгомери ее и занял.

Велвет прошла в гардеробную мужа и открыла шкаф.

Вещей там не оказалось, а на их месте висела одежда Эммы.

— И когда все это случилось? — спросила Велвет, побледнев.

— Сегодня днем, когда вы уезжали, миледи.

Велвет почувствовала, что в душе ее поднимается гнев.

«Да как он посмел?! — думала она. — И почему не сказал мне ни слова?!» Выбежав из своих апартаментов, Велвет бросилась к комнате Эммы. Остановившись перед дверью, она принялась барабанить в нее кулаками. Ответа не последовало, и она дернула за дверную ручку. Однако дверь была заперта. Велвет в сердцах пнула ногой дверь и вскрикнула от боли. Со вздохом развернувшись, она захромала обратно в свои апартаменты.

Эмма посмотрела на нее с беспокойством:

— Миледи, вы обедали?

— Я не голодна.

Велвет опустилась на скамейку и схватилась за ногу, до сих пор болевшую.

— Тогда я принесу вам вина, — пробормотала Эмма, направляясь к выходу.

Служанка вернулась через несколько минут с графином в руках и тут же наполнила бокал госпожи золотистым рейнским. Велвет выпила его залпом и тотчас налила себе еще. В очередной раз вздохнув, она проговорила:

— После того, что случилось сегодня вечером, я не выйду отсюда. Знаешь, Эмма, Монтгомери просто вне себя от ревности.

— Может, вам в таком случае уехать на несколько дней в Роухемптон?

— Но я же ничего дурного не сделала! С какой стати мне бежать?!

— Вы ведь сами сказали, что не хотите выходить в дворцовые покои…

— Проклятие!.. Эти негодяи мужчины постоянно устраивают нам неприятности, а потом сбегают! Сами же они лишь дерутся и хвастают своими мнимыми успехами. Ну и пусть! Я сама во всем разберусь! Спущусь сейчас на первый этаж, все выясню и все улажу!.. Дай же мне скорее платье, чтобы я могла переодеться…

Велвет появилась в зале приемов, облаченная в серебристое платье с черными бархатными вставками от талии к воротнику. В прическу она вставила несколько черных страусовых перьев и наклеила по уголкам рта две мушки из черного шелка. Остановившись у входа, Велвет окинула взглядом зал. Увидев ее, Бакингем в притворном ужасе воскликнул:

— О, миледи, успокойте же меня!.. Скажите быстрее, что я не получу по физиономии за попытку заговорить с вами!

Все рассмеялись, а Велвет с улыбкой ответила:

— За это вам нечего опасаться. А вот лечь со мной в постель — дело более рискованное, милорд.

Стоявший рядом с герцогом лорд Арлингтон громко рассмеялся:

— Прекрасный ответ! Запишите ей очко, Джордж.

Барбара дотронулась до своего живота и со значением сказала:

— Риск риском, но постель может иметь и свои выгоды.

Герцог пожал плечами:

— Но постель может стать и причиной всевозможных травм.

И опять все засмеялись, включая Барбару.

— В жизни не встречала такого безответственного болтуна, как ты, Джордж, — сказала она.

Тут к ним приблизились герцог Лодердейл и Анна Мария Шрусбери.

— Мы собираемся в игровую комнату, — сказала Анна Мария. — Кто с нами?

Лодердейл с улыбкой взглянул на Велвет:

— Пойдемте же, миледи.

Велвет в смущении пробормотала:

— Ах, я очень плохо играю в карты.

— Не волнуйтесь, дорогая, я вас научу, — сказал Лодердейл, взяв ее за руку.

— Благодарю вас, милорд.

Велвет попыталась улыбнуться.

Лодердейл крепко сжал ее руку.

— Зовите меня Джонни.

Переступив порог игровой комнаты, они подошли к круглому карточному столу, где были свободные места. Увидев в комнате мужа, Велвет глазам своим не поверила — ведь прежде он никогда сюда не заходил.

Лорд Монтгомери, заметив супругу, вежливо кивнул ей, а сидевший рядом с ним Генри Джермин тут же предложил Велвет свое кресло.

Желая побольше уколоть Грейстила, Велвет с улыбкой сказала:

— Прошу вас, милорд, не утруждайте себя. Медовый месяц закончился, и теперь мы с мужем вовсе не стремимся всегда находиться рядом друг с другом. Теперь мы живем согласно принятым при дворе правилам.

Когда все уселись, Монтгомери вдруг швырнул на стол карты и поднялся из-за стола.

— Пожалуй, с меня довольно, — проворчал он. — И вообще, мне ни к чему такие партнерши.

В комнату вошел король, который тотчас остановился у двери, чтобы поговорить с Монтгомери.

— Сир, я подумываю о том, чтобы оставить двор, — сказал Грейстил.

— Мы тебе этого не позволим. Кто будет учить щенков-гвардейцев хорошим манерам? Кроме того, ты обещал, что будешь находиться здесь при моей коронации.

— Есть какие-нибудь сведения относительно пропавших королевских регалий?

— Поиски пока ни к чему не привели. Вполне возможно, их переплавили в слитки, которые теперь покоятся на дне денежного сундука какого-нибудь «круглоголового». Так что я заказал новые корону и скипетр. Кроме того, мне подарили седло, украшенное золотом и драгоценными камнями. Это седло отныне именуется «королевским».

— Вы будете выглядеть как царь Соломон, сир, — заметил подошедший к ним Бакингем.

Монтгомери ухмыльнулся:

— Сверкающий золотой идол, олицетворяющий триумф монархии.

— Давайте лучше поговорим о лошадях, — сказал Карл. — Во времена моего отца скачки в Ньюмаркете считались Меккой такого рода состязаний, и я собираюсь их возродить.

— Да-да, скачки — развлечение королей, — закивал Бакингем, бросая взгляд на Барбару. — Хотя некоторые могут с этим не согласиться.

— На следующей неделе состоятся скачки в Эпсом-Дауне в Суррее, — продолжал Карл. — Предупреждаю тебя, Монтгомери, что я решил посетить их. А ты, Джордж, присоединишься к нам?

— Если только моя дражайшая женушка даст мне на это разрешение, — пробурчал Бакингем.

— Могу я предложить вашему величеству остановиться у меня в Роухемптоне? — спросил Грейстил. — Это всего в нескольких милях от Эпсома.

— Вот и прекрасно. Мы устроим празднество до скачек — на тот случай, если наша конюшня проиграет. Я прикажу отвезти к тебе вино и все остальное, то есть все, что понадобится для увеселений.

С этими словами Карл направился к карточному столу и стал за спиной у Барбары, чтобы понаблюдать за ее игрой.

— Моя кузина решила придержать свои ласки, пока король не даст ей титул, — проговорил герцог вполголоса. — Только вот не знаю, кто из них сдастся первый?

Монтгомери криво усмехнулся:

— В таких сражениях король всегда одерживает победу.

— Что ж, очень может быть, — согласился герцог.

Велвет довольно быстро обнаружила, что спать одной — ужасно неуютно и тоскливо. Довольно долго она делила постель с Грейстилом, поэтому сейчас очень страдала от одиночества. Час за часом Велвет лежала без сна, и все ее тело, казалось, стонало от неудовлетворенного желания. И еще ей очень не хватало жарких объятий мужа — только теперь она поняла, что чувствовала себя в его объятиях в полной безопасности.

Однако по вечерам чета Монтгомери встречалась почти постоянно, и в такое время они относились друг к другу подчеркнуто вежливо, хотя никогда не разговаривали. Но подобное поведение никого не удивляло, так как многие семейные пары в Уайтхолле вели себя точно так же.

Во второй половине дня Велвет и другие придворные дамы ездили в Лондон за покупками, а также посещали гадалок или театры. Кроме того, она довольно час-го принимала приглашения вдовствующей графини и, разумеется, приглашения его величества, то есть постоянно оказывалась в королевской ложе.

В один из вечеров в зале приемов к ней подошла Барбара Палмер и с усмешкой сказала:

— На этой неделе король не пропустил ни одной постановки. Пьесы и игра актеров его просто завораживают: Уверена, однако, что эта новинка ему скоро надоест.

— Какую новинку ты имеешь в виду? — спросил стоявший рядом Бакингем. — Исполнение хорошенькими актрисами куплетов и уличных песенок? Или балетные танцы, где актрисы обнажают красивые ноги?

— Да, действительно, костюмы у танцовщиц довольно откровенные, но у актрис, что на сцене, есть и вкус, и красота, — заметила Велвет.

— Обыкновенные простушки! — фыркнула Барбара. — К тому же — дешевые шлюхи. Каждая из них готова лечь с мужчиной за полкроны.

— Все мы имеем свою цену, — процедил герцог.

Барбара взглянула на него, прищурившись:

— Что ты имеешь в виду, милый Джордж?

Герцог с улыбкой пожал плечами:

— Ну, если туфли подходят тебе по размеру, милая кузина, то тогда…

— Лучше помолчал бы, — перебила Барбара. — Ты сохранил свое богатство только потому, что женился на дочери Фэрфакса, генерала «круглоголовых».

Бакингем весело рассмеялся.

— Обратись к доктору Фрейзеру, дорогая кузина. Он пропишет тебе что-нибудь от дурного настроения.

— Скажи, кузен, это, случайно, не тот самый доктор, который лечил у тебя кожную сыпь?

— Какая же ты ядовитая, — проворчал герцог. — Ничего удивительного, что его величество решил отправиться в Эпсом подальше от тебя. Думаю, эти несколько дней пойдут ему на пользу. Полагаю, его ужасно утомили твои постоянные претензии и требования.

Барбара зевнула в лицо Бакингему и взяла Велвет под руку.

— Извини, кузен Джордж. Нам срочно требуется проветриться.

— Здесь и впрямь довольно душно, — согласилась Велвет. — Может, выйдем на балкон?

— Да, пожалуй, — кивнула Барбара. — Только давай сначала возьмем по бокалу вина.

Дамы с бокалами в руках вышли на балкон и присели на каменную скамью.

— Когда тебе нужно что-нибудь получить от Монтгомери, к какому средству ты прибегаешь — уксусу или меду? — спросила Барбара.

— Иногда не помогает ни то ни другое. Уж очень он любит все решать сам, — ответила Велвет и тут же пожалела о том, что разоткровенничалась с Барбарой.

— Что ж, понятно… Тогда поплачь немножко и позволь ему думать, что он действительно все решает сам, — в том-то и состоит настоящий женский ум. — Барбара допила свой бокал. — Слушай, сегодня даже на балконе жарко, а от реки тянет какой-то дрянью. О, у меня идея! Почему бы нам не сесть в мою карету и не отправиться в субботу в Эпсом?

Велвет тут же согласилась:

— Что ж, замечательно. Заодно мы сможем заехать в мой дом в Роухемптоне.

Карл Стюарт и Грейстил Монтгомери, сидя на своих любимых меринах, выехали из Уайтхолла в пятницу вечером. За ними следовала карета с личным камердинером короля, а также с грумом и слугой, отвечавшим за корзины с припасами и за ящики с вином.

— Благодарю вас за щедрость, сир, — сказал Монтгомери, — но, насколько я знаю, в моем доме в Роухемптоне достаточно еды и напитков, чтобы накормить и напоить целый полк.

Король весело рассмеялся:

— Бакингем и Лодердейл назначили себя ответственными за сегодняшние развлечения, и один Господь знает, кого они с собой привезут. Подозреваю, что Джордж готовит какой-то сюрприз.

— И мне так кажется, — кивнул Грейстил. — Когда мы уезжали, у них у обоих был вид истинных заговорщиков. Если же принять во внимание их необычные вкусы, сир, мне не терпится взглянуть на результаты их совместной деятельности.

Они доехали до Роухемптона менее чем за час. Когда же мистер Клегг вышел из конюшни и увидел, что к нему скачет верхом сам король в сопровождении хозяина, его едва удар не хватил.

— Его величество прихватил с собой грума, Альфред, так что о лошадях позаботится он, — сказал граф. — Мы здесь просто проездом. Направляемся на завтрашние скачки в Эпсоме.

Грейстил повел короля к дому.

— Этот елизаветинский особняк очарователен, — заметил Карл. — Как тебе удалось его заполучить?

— Я купил его у вдовствующей графини Девоншир.

— Странное дело… Это семейство цепляется за каждый акр своей земли. Но тебе все-таки удалось вырвать из их лап два значительных куска собственности. Я-то предположил, что твои враждебные отношения с лордом Кавом связаны с леди, но теперь склоняюсь к мысли, что причина в Роухемптоне.

Монтгомери пожал плечами:

— Боюсь, здесь и то и другое.

Берта Клегг встретила их у двери. Она сразу же узнала короля и, залившись румянцем, словно молоденькая девушка, поклонилась ему. Король же галантно поднес к губам ее пальцы. Когда же лорд Монтгомери показывал королю дом, Берта следовала за хозяином как тень, в отчаянии заламывая руки.

— Что вы так волнуетесь, миссис Клегг? — спросил граф. — У его величества имеется личный камердинер, который приготовит ему постель и позаботится о его белье и одежде. А королевский лакей в данный момент перетаскивает в кухню корзины с припасами и ящики с вином. Спуститесь лучше в кладовую и покажите ему, где все положить и расставить.

Примерно через час прискакали Бакингем и Лодердейл в сопровождении большой наемной кареты. Когда же они открыли дверцы, оттуда высыпали хорошенькие девушки, облаченные в весьма откровенные костюмы и тотчас же раздался их громкий смех и визг — было очевидно, что девицы приехали в прекрасном настроении.

— Я забрал этих очаровательных певичек и танцовщиц прямо из театра «Друри-Лейн», — сказал Бакингем, расплывшись в улыбке. — Мы сказали, что им предстоит дать концерт в присутствии короля. Но мы немного слукавили, милые девушки. Этот джентльмен только похож на его величество, а зовут его мистер Кинг.

Актрисы радостно закричали и принялись кланяться королю. Поскольку Карл бывал в театре чуть ли не каждый день, они сразу же узнали его.

— Отлично придумано, мистер Дюк и мистер Скотт, — с улыбкой сказал Карл. — Я очень рад, что эти милые леди решили к нам присоединиться. — Король внимательно посмотрел на белокурую девушку с красивыми длинными ногами. — По-моему, эту леди зовут Рейчел Роуз. Ваши танцы очаровали меня, дорогая мистрис.

— Благодарю, мистер Кинг.

Все находившиеся в холле, весело рассмеялись — все, за исключением Монтгомери. Карл взглянул на него с усмешкой и спросил:

— Не нальет ли кто-нибудь мистеру Грею бокал вина? Возможно, это хоть немного его развеселит.

Монтгомери заставил себя улыбнуться и пробормотал:

— Похоже, в этой развеселой компании я в меньшинстве.

— А вот у меня настроение с каждой минутой только улучшается, — заявил Лодердейл. — Давайте же, черт возьми, по-настоящему веселиться!

С этими словами рыжеволосый шотландец уселся в кресло и усадил себе на колени одну из девиц.

— Я знаю, девушки, что всем вам не терпится порадовать нас своим искусством. Но прежде чем вы начнете исполнять свою главную партию, может, споем несколько песенок, пользующихся всеобщей популярностью? — проговорил Бакингем с озорной улыбкой.

Просторный холл снова наполнился смешками и хихиканьем, после чего девушки с чувством исполнили с полдюжины куплетов и песенок, известных всему Лондону и отличавшихся весьма фривольным содержанием. Ясное дело, что к женскому хору присоединили свои голоса и присутствующие мужчины. Среди песенок прозвучали и такие популярные, как «Гимн рогоносцев» и «Жалоба девственницы». А затем на импровизированную сцену вышла Рейчел Роуз, решившая повторить покоривший короля танец, состоявший из весьма нескромных движений, призванных прежде всего продемонстрировать во всей красе ее длинные, стройные ноги. Последующие несколько часов все ели, пили и смеялись. Время от времени «мистер Дюк» или «мистер Скотт» удалялись в свободные покои, прихватив с собой одну из девушек, но «мистер Кинг» и «мистер Грей» никуда не ходили и лишь смотрели и слушали. Около полуночи доставленных из театра нимф погрузили в наемную карету и отправили в обратный путь, снабдив их на дорогу пятью золотыми кронами каждую. Рейчел Роуз, однако, осталась в Роухемптоне.

— Пожалуй, мы пожелаем вам спокойной ночи, джентльмены, — сказал наконец король. Подхватив Рейчел под руку, он повел ее в спальню на втором этаже, где, судя по всему, и должно было состояться главное представление.

Монтгомери же взял со стола полдюжины пустых бутылок и понес их на кухню. У порога остановился и воскликнул:

— Миссис Клегг, почему вы не спите?! Я же несколько часов назад велел вам отправляться в постель.

— Я не могла оставить вас посреди всего этого беспорядка, милорд.

— Боюсь, моим приятелям на такие мелочи наплевать. Так что идите лучше спать, Берта… А мы со слугами его величества постепенно, без спешки все приберем.

— Четверка сметанно-белых лошадей, запряженных в твою карету, просто изумительна, Барбара. Где ты только таких нашла? — спросила Велвет, когда карета ее подруги мягко катилась по Ричмонд-роуд.

— Эти лошади — подарок короля. Благодаря их уникальной масти лондонцы сразу понимают, чья карета едет и уступают мне дорогу.

— Мы набрали очень неплохую скорость. А ведь скачки в Эпсоме вряд ли начнутся раньше второй половины дня, так что мы могли бы…

Тут карета замедлила движение, а затем, через несколько секунд, повернула и выехала на подъездную дорожку, ведущую к дому.

— Вот мы и в Роухемптоне! — воскликнула Вельвет. — Ах, как я люблю это место! Мне даже кажется, что этот дом тоже радуется нашей встрече, приветствует меня!

 

Глава 20

Велвет открыла парадную дверь и вошла в просторный холл Роухемптона.

— У нас здесь нет прислуги, только домоправительница, — сказала она, повернувшись к Барбаре.

Осмотревшись, Велвет вдруг почувствовала: в доме что-то произошло. Что именно, она не могла бы сказать, но казалось, что все здесь было совсем не так, как обычно. К тому же в воздухе растекался какой-то странный запах…

— Устраивайтесь поудобнее, Барбара. И чувствуйте себя как дома.

Велвет положила шляпу на стол и прошлась по холлу. И тут ей вдруг почудилось, что дубовые потолочные балки тихонько поскрипывают. Велвет вся обратилась в слух, и ей даже показалось, что она слышит какие-то звуки, доносившиеся со второго этажа.

Барбара тоже услышала эти звуки.

— По-моему, на втором этаже кто-то ходит и что-то бормочет, — сказала она. — Если, конечно, это не привидение.

— Должно быть, это миссис Клегг.

Велвет направилась к лестнице.

— Берта! — позвала она домоправительницу, поставив ногу на ступеньку.

Затем стала подниматься по лестнице. Оказавшись в верхнем холле, Вельвет с удивлением отметила, что двери всех шести спален закрыты. «Как странно… — подумала она. — Ведь обычно двери распахнуты настежь, если, конечно, комнаты не заняты». Приблизившись к одной из дверей, Вельвет повернула ручку — и замерла в изумлении. Какое-то время она смотрела на открывшееся перед ней зрелище, не веря своим глазам — как если бы это был мираж или наваждение. Ее муж стоял рядом с их общей постелью, в которой лежала обнаженная женщина с разметавшимися по подушкам светлыми локонами.

— О Боже… — пробормотала Велвет, узнав в нагой блондинке танцовщицу из театра.

Она медленно попятилась к двери и вышла из комнаты. Затем нетвердой походкой стала спускаться по лестнице; ей казалось, что все это происходит во сне.

— Ну, кто там? Не вор, не грабитель? — спросила Барбара.

В следующее мгновение за спиной Велвет послышались шаги — по ступеням спускался король Карл, облаченный только в чулки, кружевную рубашку и нижние панталоны.

— Не беспокойтесь, милые дамы, я вовсе не вор, — сказал он с улыбкой.

— Чарлз! — радостно воскликнула Барбара.

— Да, верно, это я. А вы как здесь оказались, прекрасная леди?

— Ах, я так соскучилась!.. Вот и решила сделать вам сюрприз и тоже отправилась на скачки. Но я, признаться, не знала, что вы будете в Роухемптоне.

Карл галантно поклонился Велвет и проговорил:

— Миледи, я буду вечно у вас в долгу за щедрое гостеприимство Роухемптона.

Велвет судорожно сглотнула и вдруг поняла, что не может произнести ни слова. Она чувствовала сильнейшее головокружение, и ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок. Внезапно за ее спиной снова послышались шаги, и мимо нее по лестнице сбежал камердинер Карла, державший в руках шпагу короля и его сюртук для верховой езды.

— Сейчас разузнаю, что с завтраком, сир, — сказал камердинер и тут же направился на кухню.

Карл заключил Барбару в объятия и поцеловал.

— Дорогая, как ты замечательно придумала! Выходит, мы вместе отправимся на скачки.

Велвет вздрогнула, снова услышав шаги на лестнице. Через несколько секунд перед ней предстал герцог Бакингем, как всегда свежий и элегантный.

— Дамы обожают сюрпризы, — сказал он, просияв. — Джентльмены же терпеть их не могут.

— Что-то я не вижу здесь джентльменов, — заявила Велвет и, резко развернувшись, вышла из дома.

— Похоже, эту малютку что-то огорчило, — с ухмылкой заметил Бакингем; было очевидно, что сложившаяся ситуация очень его забавляла.

Барбара громко рассмеялась.

— Ее огорчило твое явление, Джордж. Далеко не все способны переносить тебя в такую рань.

Тут по лестнице, громко стуча каблуками, спустился заспанный Лодердейл со всклокоченными волосами.

— Вот еще одно явление, — пробормотал Бакингем.

Карл с Барбарой расхохотались, и к ним тотчас же присоединился Джордж.

Велвет медленно шла по двору, глядя прямо перед собой невидящими глазами. Едва не наткнувшись на дверь конюшни, она пробормотала:

— А ведь если бы я первым делом зашла сюда, то сразу увидела бы их лошадей и все поняла бы… И тогда была бы подготовлена, предупреждена…

Но внутренний голос тотчас возразил: «Нет, ты ошибаешься. Ничто не могло бы подготовить тебя к такому зрелищу».

Велвет зашла в стойло Ночки и прижалась лбом к теплой шее лошади. «Не смей плакать! Не смей!» — приказывала она себе.

— Он больше меня не любит, — прошептала она, всхлипывая. — И возможно, никогда не любил. Но зачем же в таком случае он на мне женился?

Женился только потому, что так пожелал король. Эта мысль показалась ей откровением, и сердце ее словно сдавила ледяная рука. Да-да, все именно так и было. Карл приказал ему жениться на ней, чтобы замок Болсовер, пусть даже формально, вернулся к представительнице семейства Кавендиш. Таким образом, король решил спор между Грейстилом и ее отцом.

Но что же теперь делать? Может, оседлать Ночку и ускакать в Лондон? Нет-нет, бегство — не выход из положения, бегство — проявление слабости. Уж лучше взять в конюшне хлыст, подняться к себе в спальню и устроить такое бурное выяснение отношений, устроить такую сцену, что неверный муж не забудет ее до скончания своих дней. А впрочем…

Если она так поступит, все будут знать, что Грейстил разбил ее сердце. И следовательно, так ни в коем случае нельзя поступать — ее гордость этого не позволяла. Нет, она все сделает по-другому — покажет Монтгомери и всей его компании, что этот брак ровным счетом ничего для нее не значит.

Она задрала юбки и вытерла нос полой нижней рубашки.

«Еще хорошо, что я приехала сегодня в Роухемптон. Каким жалким существом я бы казалась всем окружающим, если бы продолжала оставаться в неведении…»

Когда она вернулась в дом, Грейстил уже присоединился к гостям за завтраком.

— Не вставайте, джентльмены, прошу вас, — громко сказала Велвет. — Хорошие манеры хороши только для города.

Она избегала смотреть на Монтгомери, хотя чувствовала на себе его пристальный взгляд.

— Я сегодня завтракаю уже второй раз, поскольку отныне мне надо кормить двоих, — заявила Барбара.

— Велвет, может, позавтракаешь с нами? — спросил Карл.

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, благодарю. Пусть моя скромная особа не мешает вам удовлетворять свой аппетит.

При этих словах Велвет мужчины усмехнулись, лишь Барбара не поняла намека.

Велвет отправилась на кухню, где обнаружила миссис Клегг, нарезавшую ломтями окорок.

— Доброе утро, Берта.

— О, миледи, я никогда не думала, что мне придется готовить для его величества короля. Только представьте себе, что мне пришлось пережить вчера вечером.

Велвет налила себя вина и чуть разбавила его водой.

— А вот что мне пришлось пережить сегодня утром!.. — Осушив стакан, она тут же снова его наполнила.

— Я все приведу в полный порядок, когда гости уедут, — пообещала миссис Клегг.

«Вряд ли это удастся», — подумала Велвет.

Допив второй стакан вина, она сказала:

— Я хочу, чтобы вы сожгли простыни с моей постели, миссис Клегг.

«И кровать сожгите! — добавила она мысленно. — И весь этот проклятый Роухемптон — тоже!»

Наклеив на лицо беспечную улыбку, Велвет весь день изображала бурное веселье. Она смеялась, шутила и делала весьма двусмысленные замечания, касавшиеся утренних событий и забавлявшие всех, кроме Монтгомери. Кроме того, Велвет играла на скачках; ее ставки становились все более рискованными, но, как ни странно, она постоянно выигрывала.

Толпы зрителей, собравшиеся в этот день в Эпсоме, старались пробраться поближе к той части поля, где находился король со своими придворными. Те, кому это удавалось, во все глаза смотрели на короля и на двух красивых дам, входивших в его небольшую свиту.

Взяв под руку лорда Лодердейла, Велвет пропела ему на ухо:

— Не надо жадничать, Джонни! Сделайте наконец крупную ставку. А я буду переживать за вас!

Шотландец расплылся в улыбке и хлопнул Грейстила по спине.

— Твоя жена — истинное сокровище! Мы с ней отлично проводим время, и я еще подумаю, отдавать ли тебе ее обратно.

— Возможно, я не соглашусь ее взять, — пробурчал граф.

Велвет весело рассмеялась:

— Возможно, ты и не получишь такого шанса.

Скачки в Эпсоме закончились лишь после захода солнца, и дам тотчас же усадили в экипаж. Шумно выдохнув и сбросив туфли, Барбара закинула ноги на противоположное сиденье и воскликнула:

— О Боже, как я устала! Можете подсчитывать свои выигрыши, если хотите, а я собираюсь спать до самого Уайтхолла. Тем более что его величество не даст мне сегодня ночью ни минуты покоя.

Велвет со вздохом откинулась на подушки и молча прикрыла глаза. Каждая минута этого ужасного дня давалась ей с огромным трудом, и теперь она не могла произнести ни слова.

Через несколько часов, уже ночью, Грейстил, лежа в постели, вспоминал события, произошедшие накануне. Совершенно случайно он увидел утром карету Барбары, подъезжавшую к Роухемптону, и поспешил в спальню к королю, чтобы поменяться с ним местами. К счастью, Карл успел покинуть спальню, а он, Грейстил, остался с белокурой актрисой. В результате он отвел от короля неприятности, но это слишком дорого ему обошлось. Ведь Вельвет, конечно же, уверена, что с актрисой спал именно он, ее муж.

Но могли он придумать что-то другое в сложившихся обстоятельствах? Нет, едва ли. Значит, он поступил правильно. Более того, он сделал бы то же самое, если бы снова возникла необходимость избавить короля от гнева Барбары. Он, Грейстил, был другом Чарлза, и у него не оставалось выбора.

А Велвет… Она должна верить ему! Если бы она ему верила… А впрочем, что она должна была подумать, когда вошла в их общую спальню и обнаружила его с другой женщиной? Да-да, ее нельзя упрекать. То, что она увидела, не допускало никакого другого толкования.

Грейстилу ужасно захотелось тотчас же пойти к жене и объяснить, что произошло на самом деле. Он уже приподнялся, собираясь встать с постели, но тут вдруг сказал себе: «А ведь эта женщина бросила меня накануне свадьбы, и понадобилось вмешательство короля, чтобы она изменила свое решение. Да-да, она никогда меня не любила, никогда мне не верила». Но не только это его раздражало.

Пожалуй, еще более раздражало то обстоятельство, что она всегда была готова поверить в худшее о нем.

Но ведь он с самого начала знал, что Велвет его не любила, разве не так? Женившись на ней, он решил, что в конце концов добьется ее любви. Следовательно, ничего не изменилось. Но наверное, ему надо вести себя как-то иначе. Похоже, что он слишком уж давил на Велвет, пытался всегда и во всем диктовать свои условия. А ведь любви нельзя добиться силой и давлением. Любовь не терпит насилия.

В конце концов лорд Монтгомери решил, что ему в общении с женой необходимо проявлять больше терпения.

День проходил за днем, а тоска не проходила; более того, Велвет пришла к выводу, что такой одинокой она еще никогда не была. До скачек в Эпсоме она еще надеялась, что Грейстилу удастся побороть свою болезненную ревность и он вернется в их общие апартаменты, однако его измена лишила ее этой надежды — Грейстил безжалостно растоптал даже то немногое, что связывало их в браке. Муж предал ее, и, думая о его предательстве, Велвет полыхала от гнева, но, как ни странно, все равно по нему тосковала.

Когда же к ней с визитом приехала Кристин, Велвет решила не говорить о своих неприятностях. Она внимательно слушала вдовствующую графиню, сообщавшую последние новости.

— Да-да, именно так, — говорила Кристин. — Похоже, что помолвка моего внука состоится очень скоро. Его родители, конечно же, ужасно рады, ведь это необыкновенно удачная партия.

— И кто же она? — осведомилась Велвет, ее одолевали неприятные предчувствия.

— Мэри Батлер, дочь герцога Ормонда! Помимо всего прочего, Мэри очень богата, так как герцог владеет замком Килкенни и обширными земельными угодьями в Ирландии. Кроме того, у него не менее обширные владения и в Англии, которыми король наградил его за долгие годы беспорочной службы.

— Но ведь Мэри всего пятнадцать! — в смятении воскликнула Велвет.

— Какое это имеет значение при дворе? Я, к примеру, вышла замуж в двенадцать… Итак, Ормонды, похоже, всем довольны, а мой внук станет со временем наследником богатейшего герцогства в королевстве.

— Но богатство — не гарантия любви и счастья!

— Брак редко гарантирует любовь и счастье, дорогая, но это куда легче переносится, если ты хорошо обеспечена. Знаешь, я решила предоставить своему сыну возможность пользоваться кое-какими поместьями. А он со временем передаст их молодому лорду Каву и его будущей жене. Так что, как видишь, жалеть юную Мэри Батлер не приходится.

— Да, конечно. В этом смысле жалеть не приходится, — кивнула Велвет. — А что же вы теперь будете делать, миледи?

— Оставлю за собой Бишопсгейт и буду наслаждаться жизнью, насколько это возможно в мои годы. А в Девоншире теперь, разумеется, новый управляющий, так что мистер Берк избавлен от надзора за этой частью нашей семейной собственности.

— Чем же в таком случае будет заниматься мистер Берк?

— Твой муж охотился за мистером Берком еще со времен покупки Роухемптона. Потом, унаследовав Болсовер, он снова обратился к нему с деловым предложением. Мистер Берк, будучи человеком преданным, тогда остался со мной, но сейчас готов сделаться его главным управляющим. Разве Грейстил не говорил тебе об этом, дорогая?

— Он… он редко обсуждает со мной такие дела.

— А вот это плохо, дорогая. Если мужчина контролирует все деньги семьи, то женщине, когда ей требуется наличность, приходится всякий раз обращаться к нему с просьбами. Ты должна как-то объяснить ему, что тоже хочешь высказывать свое мнение по таким вопросам. Надеюсь, ты уже научилась хотя бы в малой степени вертеть своим супругом?

— Да, конечно…

Пожилая леди внимательно посмотрела на собеседницу.

— Ах, Велвет, похоже, ты ничему не научилась у своей подруги Барбары. — Тут вдовствующая графиня поднялась и с улыбкой сказала: — Что ж мне пора. Я сейчас направляюсь к Лели, к художнику. Хотя лучше бы я заказала свой портрет, когда была твоего возраста. Теперь-то я очень похожа на сморщенный чернослив.

— Барбара тоже позирует Лели. Сейчас он пишет почти всех придворных дам. Возможно, я тоже закажу у него портрет.

— Это совершенно необходимо сделать, дорогая, пока беременности не испортили тебе фигуру. Кстати, это будет чудесный подарок для твоего мужа. Почему бы тебе не поехать со мной и не договориться обо всем с маэстро?

Через некоторое время они выбрались из кареты на Пэлл-Мэлл, где у Лели находилась студия. Однако все надежды Велвет пошли прахом, когда она узнала, что у художника длинный список заказчиков и все его сеансы расписаны на год вперед. Впрочем, ей рекомендовали художника по фамилии Бил; являвшегося другом Лели и тоже владевшего студией на Пэлл-Мэлл.

— Велвет, дорогая, пока я буду сидеть здесь, ты могла бы сходить к этому Билу и взглянуть на его работы, — сказала Кристин. — Уверена, что у него для демонстрационных целей имеется целая картинная галерея.

Ассистент Лели отвел Велвет в студию вышеупомянутого мастера, находившуюся поблизости, и представил ее Чарлзу Билу, который ввел посетительницу в просторную комнату, где на мольбертах стояли портреты, изображавшие модель в полный рост.

Велвет очень понравились краски и тщательно выписанные детали.

— Вы прекрасный художник, мистер Бил. Этот портрет Джорджа Сэвилла исполнен жизни и поражает сходством с оригиналом. Я говорю так, потому что мне приходилось видеть этого лорда при дворе.

— Благодарю за комплимент, миледи, но не я, а моя жена орудует здесь кистью. Ее зовут Мэри Бил. Именно она художник, я же только веду ее счета.

— Удивительное дело! Ее работы ничуть не хуже картин Лели. Как вы думаете, мистер Бил, она согласится написать мой портрет?

— Почтет за честь, леди Монтгомери. Художнику-женщине не так-то легко добиться известности и положения в обществе. Если вы станете позировать для Мэри, возможно, и другие придворные дамы начнут посещать нашу студию. Не желаете ли познакомиться с ней?

Велвет последовала за мистером Билом, и он представил ее молодой женщине, державшей на руках ребенка.

— Мое сердце, это леди Монтгомери из Уайтхолла, которая хочет, чтобы ты написала ее портрет. — Он взял у жены ребенка и добавил: — Сразу же удаляюсь, дабы не мешать вашим разговорам.

— Вы должны простить моего мужа, — сказала художница, немного смутившись. — Он очень гордится мной и говорит всем и каждому, что я — великий талант.

— Но вы действительно талантливая художница. Мне остается только удивляться, что муж так вас нахваливает, оставаясь при этом на заднем плане. Обычно мужчины сами любят командовать.

— Между прочим, без помощи мужа я бы не смогла заниматься искусством. Он ведет все счета, грунтует холсты, иногда даже растирает мне краски и не отказывается присмотреть за ребенком.

— Таких людей один человек на миллион, Мэри. Расскажите, как у вас все начиналось?

Мэри сказала, что родилась в деревушке Барроу в Суффолке, а ее отец был священником, обожавшим живопись. Так что она рисовала и писала маслом сколько себя помнила. Потом ей стала оказывать протекцию леди Барроу, платившая за ее уроки по рисунку и живописи. Деревушка находилась неподалеку от Ньюмаркета, и Мэри писала портреты людей, приезжавших на скачки. Там она познакомилась с Лели, известным живописцем, который и посоветовал ей перебраться в Лондон и открыть там студию. Когда же она вышла замуж за Чарлза Била, муж стал всячески поощрять ее намерение попробовать свои силы в столице.

— А сейчас я пишу автопортрет. Не желаете ли взглянуть? — сказала Мэри и сняла полотно с одного из мольбертов.

Картина поразила Велвет. Она увидела Мэри с ребенком, причем и мать, и дитя изображались в обнаженном виде.

— Ах, просто дух захватывает! — воскликнула Велвет.

— Мне следовало написать автопортрет до рождения малыша, — со смехом заметила Мэри. — Потому что с тех пор моя фигура основательно раздалась вширь.

— Ну что вы!.. Вы выглядите замечательно!

«Я тоже хочу, чтобы меня написали нагой, — подумала Велвет. — Но ведь такой портрет всех шокирует и… Ну и пусть шокирует! Главное — не трусить!»

— Мэри, согласились бы вы написать меня в обнаженном виде?

— Разумеется, миледи. Хотите, чтобы я приезжала на сеансы в Уайтхолл?

— Нет, не стоит. Я предпочла бы позировать в вашей студии.

— Очень хорошо. Давайте в таком случае договоримся о времени сеансов.

Выйдя на улицу, Велвет громко рассмеялась. Отсмеявшись, воскликнула:

— Запишите на мой счет еще одно очко, Барбара Палмер!

 

Глава 21

Маска безудержного веселья, которую Велвет с некоторых пор носила при дворе, в лучшую сторону на ее репутацию не повлияла. Когда же среди придворных стали распространяться слухи о том, что они с мужем спят в разных комнатах, в смехе молодой графини появились нотки горечи.

В салоне, где метали в мишень дротики, она бросила вызов Бесс Лодердейл и Анне Марии Шрусбери.

— Ставлю пять гиней на то, что первая попаду в глаз быка, — заявила Велвет.

Бросив множество крохотных стрел, просвистевших мимо мишени, и соответственно проиграв крупную сумму, Велвет перешла в следующий салон, где придворные играли в кегли, а затем вместе с Бесс и Анной Марией вышла на свежий воздух и направилась на теннисную площадку. Здесь она почти сразу заметила Мэри Батлер, наблюдавшую за игрой своего отца.

— Приветствую вас, леди Мэри, — сказала Велвет. — Надеюсь, у вас все хорошо.

— Лучше не бывает! Благодарю вас, леди Монтгомери. Неужели вы не слышали о моем обручении с лордом Кавендишем?

— Но, Мэри, вы такая молодая… Я бы на вашем месте не спешила сковывать себя цепями Гименея.

— Просто вы ревнуете! Я все знаю о ваших делишках с Кавом, но с этим покончено, можете не сомневаться. Он сказал, что любит только меня, и я поверила ему всем сердцем.

С этими словами юная леди демонстративно отвернулась.

Велвет тяжело вздохнула, а Анна Мария и Бесс обменялись многозначительными взглядами.

— Он оклеветал меня, потому что я отвергла его притязания, — сказала Велвет.

— Я всегда говорила, что мужчины не заслуживают доверия, — заявила Бесс.

Чувство вины заставило Велвет покраснеть. На скачках в Эпсоме муж Бесс герцог Лодердейл уделял ей повышенное внимание, которое она в определенном смысле даже поощряла.

На следующий вечер Велвет присоединилась к Барбаре в комнате для азартных игры.

— Как же мне здесь наскучило! — воскликнула она. — Каждый вечер одно и то же! Иногда такая тоска накатывает, что кричать хочется.

— Вы правы, — согласилась Барбара. — Нам нужно сменить обстановку. Бакингем отправляется сегодня на вечеринку в Суффолк-Хаус. Почему бы нам к нему не присоединиться?

— А его величество не будет скучать в ваше отсутствие?

— Очень на это надеюсь. Я слишком часто являюсь пред его очи… а какова благодарность? Сегодня король подписал контракт, касающийся его брака с Екатериной Брагансой, которая и станет нашей королевой. Правда, предварительно он долго торговался с представителями принцессы, но те пообещали отдать Англии города Танжер и Бомбей, и все устроилось словно по волшебству!

Велвет вспомнились слова Чарлза о том, что он не может позволить себе такую роскошь, как любовь в браке.

— Но при этом он упорно отказывается подписать документ, делающий меня графиней! — возмущалась Барбара. — И вообще, он совершенно… А впрочем, хватит об этом. Давай уедем отсюда побыстрее.

Суффолк-Хаус находился недалеко от Уайтхолла, так что им не понадобилось много времени, чтобы добраться туда. Отыскав своего кузена, Барбара заявила:

— Джордж, ведь это, без сомнения, скучнейшая вечеринка! Какого черта ты притащился сюда?

— Я считал, что этого требуют правила хорошего тона. Надо же поздравить графиню Суффолк… Говорят, король предложил ей должность главной фрейлины спальных покоев будущей королевы.

Лицо Барбары на мгновение словно окаменело.

— Какое совпадение! — воскликнула она. — Мне тоже сказали, что я буду главной фрейлиной спальных покоев. — Она раскрыла веер и начала обмахиваться. — Боже, и здесь такая же тоска, как в Уайтхолле. Что ж, тогда мы с леди Монтгомери отправимся в новый игорный притон на Тотил-стрит.

Бакингем с улыбкой взглянул на Велвет:

— Всегда готов способствовать растлению прекрасной дамы. При том, конечно, условии, что она не боится гнева своего мужа.

Велвет деланно рассмеялась:

— Я просто содрогаюсь от страха!

На следующий день Велвет купила себе небольшой экипаж и отправилась в студию Мэри Бил на Пэлл-Мэлл, где должен был состояться первый сеанс работы над ее портретом. Раздеваясь в маленькой гардеробной, Велвет чувствовала себя не в своей тарелке, ибо понятия о скромности прививались ей с детства. Но затем, оказавшись наедине с Мэри, она почти сразу успокоилась — хозяйка студии была не только талантливой художницей, но и приятной собеседницей. Сначала они говорили на общие темы, затем стали обсуждать различные позы для портрета и в результате остановились на позе Венеры с чуть запрокинутой головой и с рассыпавшимися по плечам золотистыми волосами. В ногах же у нее должна была лежать изысканной формы перламутровая раковина.

Ближе к концу недели Барбара Палмер устроила вечер в своем особняке на Кинг-стрит, однако его величество приглашения не получил.

— Ах, леди Монтгомери, говорят, вы ужасно проигрались вчера на Тотил-стрит, — сказала Анна Мария Шрусбери. — Когда в следующий раз соберетесь туда, не забудьте меня пригласить. Мне бы не хотелось упустить такое зрелище.

— Проигралась не я, а Барбара, — возразила Велвет.

Слышавшая этот разговор Бесс Лодердейл воскликнула:

— О, у меня прекрасная идея! Почему бы нам с вами не разъезжать по игорным домам, чтобы давать Барбаре советы? Мы составим своего рода кабинет министров, если можно так выразиться.

Велвет рассмеялась:

— Боюсь, в этом отношении я плохой советчик, но я все равно готова вам помогать. Если не советом, так делом и участием.

— Вот и хорошо, — с улыбкой кивнула Бесс, — но мне кажется, нам нужны еще две дамы. Давайте возьмем жену Бакингема — хотя бы для того, чтобы позлить этого франта. И еще… Что вы думаете об Элизабет Гамильтон? Мне кажется, что она не прочь поучаствовать в любой авантюрной затее.

К концу вечера искательницы приключений договорились посетить все самые модные и фешенебельные игорные заведения, открывшиеся в Лондоне в последнее время для ублажения приверженцев порока. Кроме того, многие игорные дома предоставляли посетителям дополнительные развлечения в виде выступлений всякого рода акробаток, певичек и плясуний.

«Кабинет министров», состоявший из придворных дам, регулярно покидал Уайтхолл в одиннадцать вечера и на протяжении нескольких часов кружил по городу, посещая самые разные места — начиная с Хаймаркета и заканчивая куда менее респектабельными районами вроде Чипсайда.

Велвет, носившая теперь новую маску, вошла вслед за другими придворными дамами в черный, покрытый сажей и копотью дом на Ладгейт-Хилл. И только оказавшись внутри, леди осознали, что попали в публичный дом, где открылся также игорный зал — в качестве дополнительного источника дохода. Их приветствовала хозяйка заведения, носившая совершенно фантастическое, сплошь усыпанное блестками платье и такой же фантастический пурпурный парик. Мадам провела посетительниц в игорный зал, где у всех столов сидели распорядители в одинаковых костюмах.

— Какое странное место… — прошептала Анна Мария.

— Да, действительно странное, — согласилась Барбара.

Бесс Лодердейл хлопнула себя по бедру и разразилась смехом. Велвет же обвела взглядом зал, затем прошептала Барбаре на ухо:

— Мне почему-то кажется, что некоторые из присутствующих здесь женщин на самом деле — мужчины.

— Только некоторые? — Бесс снова рассмеялась. — По-моему, здесь собрались мужчины на любой вкус.

— Я не уверена, что нам следует здесь находиться, — заявила жена Бакингема, явно нервничавшая.

— Только не надо делать вид, что вы шокированы, — с усмешкой сказала Бесс Лодердейл. — Между прочим, это местечко нам порекомендовал ваш муж. Так что лучше не дуйтесь, а посмейтесь вместе с нами. И выпейте вина. Действительно, дамы, давайте повеселимся от души!

Ровно в полночь в дальнем конце зала вдруг открылся занавес, и перед посетителями возникло некое подобие сцены. Однако представленное на ней зрелище являло собой совершенно непристойное действо, где наполовину обнаженные танцовщики и танцовщицы с раскрашенными телами имитировали половой акт. Хотя это представление должно было возбуждать чувственность, у Велвет оно ничего, кроме отвращения, не вызвало, в основном из-за того, что некоторые мужчины обнимались с мужчинами, а женщины — с женщинами.

После представления Барбара и Бесс заплатили за так называемую прогулку по дому, в то время как другие члены «кабинета» решили ограничиться игрой в кости. Вернувшись с прогулки, дамы принялись описывать увиденное, а именно то, что проделывали здесь проститутки и их клиенты в отведенных для этого комнатах, в которые дозволялось заглядывать сквозь замочную скважину. Слушая этот рассказ, Велвет то и дело вздрагивала: она твердо решила, что не станет более проводить ночи в подобных заведениях в погоне за бессмысленными развлечениями.

Когда они вышли из дома на Ладгейт-Хилл, часы показывали начало третьего, а в темном небе угрожающе погромыхивал гром — предвестник грозы. Барбара взмахнула рукой, подзывая своего кучера, но в этот момент к подъезду подкатил еще один экипаж, и из него вышел высокий смугловатый мужчина, в котором Велвет сразу же узнала своего мужа. Облаченный с головы до ног в черное, лорд Монтгомери повернулся к жене и, придерживая дверцу своего экипажа, сказал:

— Садись немедленно.

«Убирайся к дьяволу!» — мысленно воскликнула Велвет, но, конечно же, она не отважилась произнести эти слова — и тон Грейстила, и выражение его лица были слишком уж грозны. Сразу же подчинившись, Велвет забралась в карету, и Монтгомери, последовав за ней, захлопнул за собой дверцу, затем опустился на сиденье напротив нее. Карета тотчас сорвалась с места, и почти в тот же миг полыхнула молния, ярко осветившая весь экипаж. И только сейчас Велвет увидела пронзительные серые глаза мужа, пристально смотревшие на нее. Ей тут же захотелось что-нибудь сказать в свое оправдание, но она вовремя прикусила язычок и отвернулась. Молчание становилось все более тягостным, но оба упорно молчали.

Когда экипаж наконец остановился у Уайтхолла, Велвет поторопилась открыть дверцу и выпрыгнула из кареты. Потом взбежала по лестнице и помчалась по коридору — ей хотелось как можно быстрее добраться до своих апартаментов. Распахнув дверь, она была уверена, что Эмма окажется на месте. Однако служанки нигде не было, и Велвет решила, что это муж так подстроил, чтобы встретиться с ней наедине.

Обернувшись, она увидела Грейстила, входившего в комнату. Он тут же запер за собой дверь, и этот факт неприятно поразил Велвет — оказывается, у него до сих пор имелся ключ от ее апартаментов. Когда же он не торопясь повернулся к ней, она увидела, что лицо его исказилось от ярости, и теперь он походил на свирепого хищника, загнавшего свою добычу.

Пристально глядя на жену, граф проговорил:

— Если тебе нравится представляться шлюхой, то я буду рассматривать тебя как таковую. Не забывай только, что ты — моя шлюха.

— А сколько шлюх тебе надо?! — выкрикнула Велвет, забыв о страхе.

Монтгомери снял с себя мундир.

— Не больше одной за один раз.

Ей хотелось убежать от него на край света, но единственная открытая дверь вела из гостиной в спальню. Собравшись с духом, Велвет выпалила:

— Да как ты смеешь шпионить за мной и преследовать меня после того, что случилось в Роухемптоне?!

— Я все смею, миледи. Пора уже это понять.

Он сорвал с нее плащ и отшвырнул его в сторону.

— Не смей прикасаться ко мне! — закричала Велвет, заметив, что муж протянул к ней руку.

В следующее мгновение он сорвал с нее маску, затем, подтолкнув, заставил войти в спальню и подвел к зеркалу.

— Хочу, чтобы ты посмотрела, как выглядишь.

Велвет замерла, уставившись на свое отражение. Перед ней стояла женщина с растрепанными волосами, со сверкавшими от возбуждения зелеными глазами, румяным лицом и в платье вызывающего покроя и расцветки.

— Когда-то ты была нежной и невинной как ангел, а теперь… Теперь ты превращаешься в женщину легкого поведения. — Он презрительно усмехнулся. — Что ж, если так, то позволь помочь тебе.

— Не трогай меня! Ты не смеешь ко мне прикасаться! — прошипела Велвет.

Грейстил ухватил ее за вырез платья и резким движением разорвал его сверху донизу.

— Я не только буду прикасаться к тебе. Я покажу тебе, кто здесь хозяин.

Велвет в ужасе смотрела на мужа. Она нисколько не сомневалась: он решил ее изнасиловать.

— Забирайся в постель, — сказал он, глядя прямо ей в глаза, а голос его походил на раскаты грома.

— Если ты возьмешь меня силой, Монтгомери, я буду ненавидеть тебя до скончания своих дней!

На щеке его задергалась мышца.

— Поскольку ты отказываешь мне в любви и доверии, я готов примириться с ненавистью.

С этими словами он протянул к ней жестокие руки собственника.

— Посмотри на себя! — закричала Велвет, указывая пальцем на зеркало. — Ты только посмотри на себя!

Он посмотрел. В тот же миг вспышка молнии за окном ярко высветила его отражение, и это отражение ужаснуло Грейстила. Перед ним стоял широкоплечий мужчина шести футов ростом, стискивавший в руках хрупкую женщину с белой, как фарфор, кожей, на которой его пальцы оставляли темные отметины. Он думал, что демонстрирует ей свою силу, но на деле это выглядело как проявление слабости. Ошеломленный этим зрелищем, Грейстил тут же отпустил жену и отступил на шаг.

Велвет заметила, как изменилось его лицо, и поняла, что опасность миновала. И в тот же миг страх оставил ее, и она не смогла удержаться от соблазна нанести ему ответный удар.

— Ты сходишь с ума от ревности, но при всем этом изменяешь мне с первой попавшейся актриской! — закричала Велвет. — Более того, после всего произошедшего ты набрасываешься на меня как дикий зверь, готовый сожрать свою добычу. Твоя больная страсть вызывает у меня отвращение, Монтгомери!

Он на мгновение прикрыл глаза, затем протянул к ней руки, выставив перед собой ладони.

— Велвет, давай перестанем делать друг другу больно.

Она наклонилась, подняла с пола свою разорванную нижнюю рубашку и прикрылась ею, словно щитом.

— Король и кое-кто из придворных едут в Оглиленд, что в Эссексе. Я должен сопровождать их. Поедем со мной, Велвет.

Она вскинула подбородок:

— Я никуда с тобой не поеду. Почему бы тебе не взять с собой ту танцовщицу, что я видела в Роухемптоне? Можешь взять и любую другую женщину.

Его лицо словно окаменело.

— Возможно, я так и сделаю.

В первый день сентября король в сопровождении свиты выехал из Уайтхолла и направился в Оглиленд — недавно приобретенное им обширное поместье. Поместье находилось в сорока милях от Лондона, и путешественники надеялись добраться туда в течение дня. Слуги и повозки с багажом покинули Уайтхолл задень до выезда короля. Но лорд Монтгомери и дюжина солдат из королевской гвардии, конечно же, сопровождали Карла.

— Похоже, весь дворец опустел, — сказала Велвет, встретив в Большом зале Барбару. — Такое впечатление, что здесь никого не осталось, кроме нас двоих.

— Да, похоже на то, — кивнула Барбара. — Я видела, как королевская кавалькада выехала через Кинг-стрит-гейт и проследовала мимо моего дома сегодня утром. Его величество умолял меня присоединиться к нему, но я отказываюсь отвечать на какие-либо призывы с его стороны, пока он не даст мне титул. А сюда я пришла, чтобы выяснить, кто из нашей компании уехал с королем.

— Бакингем, Лодердейл, Шрусбери и их жены — эти уж точно помчались вслед за ним в Оглиленд.

— Присутствие жен вряд ли отвадит этих лордов от любовных утех с другими женщинами. По слухам, многие благородные дамы получили приглашение сопровождать королевский кортеж именно с такой целью, то есть для ублажения мужчин.

— Ни один из этих самцов не достоин доверия, — заявила Велвет.

— Говорят, Монтгомери ехал рядом с графиней Фолмот.

— Уж не супруга ли это Чарлза Беркли? — спросила Велвет.

— Она самая. Известна своими похождениями. Вы не испытываете волнения по этому поводу, дорогая? Как вы решились отпустить Монтгомери одного?

Слова собеседницы вонзались в сердце Велвет словно кинжалы, но она изо всех сил старалась не выдать своих чувств. И решила отплатить Барбаре за ее злой язык той же монетой.

— Говорят, графиня Фолмот только и мечтает о том, как бы улечься в постель его величества.

— Возможно, мне все-таки следовало поехать в Оглиленд, — процедила в ответ Барбара и тут же тяжко вздохнула.

Велвет почувствовала себя виноватой. Она не хотела причинять своей подруге такую же боль, какую испытывала сама.

— Я просто пошутила, Барбара. Извините.

— Только не надо меня жалеть. Жалейте лучше себя!

После того как Барбара удалилась, Велвет поняла, что действительно очень себя жалеет. «Возьми себя в руки, — сказала она себе. — Нет более жалкого зрелища, чем брошенная женщина!»

Вернувшись в свои апартаменты, Велвет велела Эмме паковать вещи.

— Здесь нам нечего делать, — заявила она. — И почему бы в таком случае не отправиться в Роухемптон?

— Прекрасная мысль, миледи! — воскликнула служанка. — Там я наберу мальвы, пижмы и вербены, чтобы было из чего приготовлять кремы для лица.

Когда они приехали в Роухемптон, Велвет продемонстрировала Альфреду приобретенную ею пару лошадей одной масти, запряженных в ее экипаж.

— А это Нед, мой кучер из Уайтхолла. Ему просто не терпится отведать стряпни миссис Клегг.

Альфред ухмыльнулся:

— Сегодня на обед будет фазан, миледи. В сентябре в местных лесах полно нагулявшей жир дичи.

Велвет с Эммой приблизились к дому. Услышав голос хозяйки, навстречу гостям из кухни выбежала миссис Клегг.

— Добро пожаловать в Роухемптон, миледи! Здравствуй, Эмма! Очень рада вас видеть.

— Здравствуйте, миссис Клегг. Я только отнесу свои сумки наверх, а потом мы с вами поболтаем.

Берта Клегг вытерла руки о фартук.

— Надо будет сходить прибраться в вашей комнате, приготовить постель и…

— Нет-нет, не надо, — перебила Велвет. — Я еще не решила, какой комнатой воспользуюсь.

Она окинула взглядом холл и вздохнула с облегчением — все, как и прежде, было на своих местах и сверкало чистотой. Но Велвет точно знала: на втором этаже ее охватит совсем другое чувство; ей казалось, что она больше никогда не сможет войти в свою роухемптонскую спальню.

— Ох, миледи… — проговорила Берта прерывающимся от волнения голосом, — миледи, я помню, что вы велели сжечь простыни из вашей спальни, но я… я так и не смогла заставить себя сделать это. Дело в том, что на них вышита монограмма короля, так что я постирала и выгладила их, а потом спрятала в бельевой шкаф, переложив пучками лаванды.

— Монограмма короля? — в недоумении переспросила Велвет.

— Камердинер короля привез постельное белье с собой, а лорд Монтгомери, ясное дело, уступил хозяйскую спальню его величеству…

— Благодарю вас, Берта. Не нужно напоминать мне об этом визите.

«Что за глупости? — думала Велвет. — Ведь хозяйской спальней пользовался сам Грейстил. Я видела его там собственными глазами!»

— Простите, миледи. Я, пожалуй, пойду во двор и посмотрю, как там мои курочки, — пробормотала миссис Клегг.

— Да, конечно, — кивнула Велвет.

Она подошла к окну и посмотрела на подъездную дорожку. Ей вспомнилось то утро, когда они с Барбарой приехали в Роухемптон.

И теперь она вдруг вспомнила, что Чарльз, как ни странно, не выказал ни малейшего удивления, увидев Барбару. Значит, кто-то увидел ее карету и предупредил короля! И конечно же, это был…

— О Боже… — прошептала она, прижав ладонь к губам.

Разумеется, Грейстил уступил свою спальню Чарлзу. А потом, когда увидел карету Барбары, поменялся с королем местами. Выходит, Чарлз, а не Грейстил провел ночь с хорошенькой танцовщицей! Да-да, конечно… Все было именно так…

Внезапно почувствовав слабость в ногах, Велвет опустилась на стоявшую у окна скамью. «Ах, напрасно я обвиняла мужа, — думала она, тяжело вздыхая. — И хуже всего то, что я уже не впервые отказала ему в доверии».

— Проклятие! Ну почему же он не рассказал мне, как было дело?! — воскликнула Велвет в отчаянии.

Ей тут же вспомнился ее недавний сон, и ответ пришел сам собой. «Верь мне, верь… — говорил в том сне Грейстил. — Если ты меня любишь, то всегда будешь верить мне!»

— А в самом деле, люблю ли я его? — пробормотала Велвет.

Теперь, она всем сердцем сожалела, что отказалась поехать вместе с ним в Оглиленд. Но ведь еще не поздно… Она вполне может поехать туда завтра.

Велвет тяжело вздохнула. Возможно, она все-таки опоздала. Она прекрасно помнила слова, которыми ответила на его приглашение. «Я никуда с тобой не поеду. Почему бы тебе не взять с собой ту танцовщицу, что я видела в Роухемптоне? Можешь взять и любую другую женщину». Да, именно так она ему сказала.

«А что, если я помчусь сейчас в Оглиленд… и застану там его с графиней Фолмот?» — спросила себя Велвет. Она знала, что это снова разобьет ей сердце.

Эту ночь она провела в их общей спальне, так как знала, что Грейстил не предал ее, не изменял ей с другой женщиной. Велвет очень любила эту комнату за уют и то чувство безопасности, которое она здесь испытывала, особенно — рядом с Грейстилом.

Когда Велвет проснулась на рассвете, она уже знала, что отправится в Оглиленд. А если муж там окажется вместе с графиней Фолмот, то и пусть!

— Я поколочу ее и прогоню! — воскликнула Велвет.

 

Глава 22

Сидя в своем экипаже, катившем по просторам Эссекса, Велвет думала о муже и пыталась внушить себе, что любит его. При этом от нее как-то незаметно ускользал тот факт, что она все еще не доверяла ему.

Уже наступал вечер, когда карета Велвет остановилась у великолепного загородного особняка с залитыми ярким светом окнами.

— Нед, я оставлю свой багаж в карете, пока мне не выделят покои, — сказала Велвет кучеру; она совершенно не была уверена в том, что муж обрадуется ее приезду.

Стоявший у парадной двери гвардеец тотчас узнал ее и, радостно поприветствовав, пропустил в огромный холл на первом этаже. Слуга же, одетый в ливрею королевских цветов, сообщил ей, что она как раз успела к обеду. Передав слуге свой плащ, Велвет с высоко поднятой головой, но с замирающим сердцем вошла в столовую.

Сразу же заметив ее, король встал из-за стола, и тотчас же в зале воцарилось молчание.

— Леди Монтгомери, все мы чрезвычайно рады, что вы все-таки решили присоединиться к нам, — громко сказал Карл. — За моим столом всегда найдется место для одной из самых прекрасных женщин Англии. Вы можете занять место между герцогом Ормондом и мной.

— От всего сердца рекомендую отведать куропатку, леди Монтгомери, — предложил Ормонд, улыбнувшись ей. — Она почти так же вкусна, как куропатки у нас в Ирландии.

Король же посмотрел на Велвет с ласковой улыбкой и проговорил:

— Поверь, дорогая, все мы действительно очень рады тебя видеть.

Велвет украдкой взглянула на столы, примыкавшие к королевскому. В следующее мгновение ей захотелось сквозь пол провалиться — на нее пристально смотрели пронзительные серые глаза Грейстила. Облизнув внезапно пересохшие губы, Вельвет уже собралась улыбнуться мужу, но тут вдруг заметила сидевшую рядом с ним светловолосую графиню Фолмот. Судорожно сглотнув, она отвернулась, стараясь не выдать своих чувств. Велвет слышала, что король и Ормонд что-то ей говорят, но не понимала ни слова. Наконец, взяв себя в руки, она улыбнулась Карлу и, повернувшись к герцогу Ормонду, спросила:

— Вы ведь родились в Килкенни, ваша светлость?

Карл отсалютовал приятелю бокалом.

— Да, верно. Именно там он и родился, — ответил за герцога король. — Между прочим, род Ормондов куда древнее рода Стюартов, если уж говорить всю правду.

— Нас, представителей ирландской знати, остается все меньше, — сказал герцог Ормонд с усмешкой. — Если вы, Велвет, заметили, его величество придумал множество новых английских титулов для своих подданных, а вот ирландских — ни одного.

— Это правда, — произнес король, с глубокомысленным видом разглядывая содержимое своего бокала. — Кстати, упоминание об ирландских титулах дает мне обильную пищу для размышлений… — С этими словами он накрыл своей огромной ладонью узкую ладошку Велвет. — Воистину, ты вызываешь у меня вдохновение.

Заставив себя улыбнуться, Велвет до краев наполнила свой бокал и осушила его одним глотком в надежде, что вино придаст ей смелости.

— Знаешь, мы с Монтгомери собираемся отправиться завтра на ферму жеребят. Ты обязательно должна присоединиться к нам, так как хорошо разбираешься в лошадях и способна с одного взгляда оценить экстерьер животного.

С этими словами король поднялся из-за стола, что послужило для придворных сигналом об окончании трапезы.

В этот момент к ним приблизился Монтгомери, и Велвет, взглянув на него, пробормотала:

— Добрый вечер, милорд.

Граф протянул ей руку:

— Позволь мне показать тебе дом.

— А графиня Фолмот тебя отпустит?

Велвет пожалела об этих своих словах, едва лишь они сорвались с ее губ. Она знала, что предложение мужа позволит им отделиться от толпы придворных и поговорить наедине. Поэтому и приняла его руку.

— Тебе уже определили комнату? — спросил он осторожно.

Она покачала головой:

— Нет… еще нет… Даже мой багаж пока в карете.

— Мы вместе его заберем.

Грейстил провел жену через восточное крыло Оглиленда, после чего они вышли во двор, ярко освещенный светильниками. Во дворе они остановились и повернулись друг к другу лицом. Теперь, когда они остались одни, не было никакого смысла говорить двусмысленности, притворяться и кривить душой.

— Ты зачем приехала? — спросил граф.

— Я приехала, чтобы извиниться перед тобой. Увидев с тобой в Роухемптоие ту девушку, я предположила худшее. Была уверена, что ты предал меня, переспав с ней в нашей постели. Но теперь я знаю, что ночь с ней провел не ты, а Чарлз. К сожалению, я не в состоянии взять обратно свои слова, сказанные тогда в запале. Но по крайней мере я могу попросить у тебя прощения.

Было совершенно очевидно, что Велвет искренне раскаивалась, и Грейстилу потребовалась вся его выдержка, чтобы не заключить ее в объятия.

— Меня, Велвет, никогда особенно не задевали твои слова на мой счет. Куда больше меня заботило то, что ты думаешь обо мне. А более всего огорчал тот факт, что ты мне не доверяешь.

— Когда ты пригласил меня в Оглиленд, я всем сердцем хотела сказать тебе «да». Но вместо этого толкнула тебя в объятия графини Фолмот, и теперь мне некого винить за это.

Грейстил сокрушенно покачал головой:

— Похоже, Велвет, ты до сих пор не доверяешь мне.

— Значит, она не делит с тобой отведенные тебе покои?

— Пойдем ко мне, и сама все увидишь.

Они отыскали экипаж Велвет, и Грейстил вытащил из него дорожный саквояж жены. После чего супруги вошли в дом, и граф провел Велвет к своей комнате, находившейся в восточном крыле на втором этаже. Открыв дверь, он какое-то время наблюдал, как она оглядывала комнату, пытаясь обнаружить здесь следы присутствия женщины. Перехватив его взгляд, Вельвет виновато улыбнулась:

— А я-то уже собиралась выцарапать ей глаза.

— Бедная леди Фолмот… — сказал Грейстил с усмешкой. — Она более не в фаворе.

И оба чуть ли не одновременно посмотрели на саквояж Вельвет, стоявший у двери.

«Попросит ли он меня остаться?» — думала Велвет. Ей казалось, что надо что-то сказать, но она не могла вымолвить ни слова.

Муж внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Может, ты повесишь свои вещи в гардероб?

— Да-да, я сейчас же…

Она вздохнула с облегчением.

— Прикажешь позвать слуг и распорядиться, чтобы принесли для тебя ванну?

— Тебе хочется заботиться обо мне? Как это мило с твоей стороны, Грейстил.

На самом же деле предложение ванны являлось своего рода тактической затяжкой времени — ему ужасно хотелось немедленно затащить Велвет в постель, но он понимал, что это было бы проявлением слабости. К тому же Велвет подобное поведение могло бы показаться слишком уж грубым. Так что следовало какое-то время держать дистанцию.

Когда Велвет распаковала свои вещи и расчесала волосы, прибыла заказанная Грейстилом ванна — ее втащил в комнату рослый широкоплечий слуга. Д следом за ним вошли слуги с ведрами — они наполнили ванну горячей водой.

Грейстил опустился на стул у камина и вытянул перед собой ноги. Велвет, раздеваясь, знала, что муж внимательно за ней наблюдает, поэтому она старалась делать все как можно медленнее. Сняв свое любимое зеленое платье, она не спеша отнесла его к гардеробу и повесила на крючок. Затем медленно пересекла комнату, присела на край постели и сняла свои новые чудесные туфли на высоком каблуке. Потом расстегнула застежки подвязок и принялась так же медленно стаскивать чулки. После чего подняла голову и сказала:

— Чарлз пригласил меня поехать завтра на ферму вместе с вами.

Все внимание Грейстила было поглощено ногами Велвет, и он слышал ее слова смутно, словно сквозь вату.

— Ммм… да, конечно… — пробормотал граф, по-прежнему глядя на ноги жены.

Поднявшись с кровати, Велвет сняла с себя корсет и нижнюю рубашку. Потом, снова посмотрев на Грейстила, грациозно ступила в воду. Немного помедлив, погрузилась в воду и сказала:

— Не мог бы ты подать мне мыло? Оно на полочке…

Грейстил мысленно выругался. Вот и пытайся после этого держать дистанцию! Он вручил Велвет мыло, а сам уселся на кровать, дав себе слово, что будет сидеть так до тех пор, пока жена не выберется из ванны. Но едва лишь она закончила мыться, как руки Грейстила, помимо его воли, сняли с крючка полотенце, закутали в него Велвет и усадили ее к нему на колени. Вытирая жену, он в очередной раз поразился безупречной красоте ее кожи. Велвет… Имя, которое она выбрала себе в детстве, идеально подходило сидевшей у него на коленях взрослой женщине.

Выскользнув из его рук, графиня надела просторную шелковую рубашку и дернула за шнурок звонка, а потом уселась в кресло у камина и стала ждать, когда придут слуги и унесут ванну.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что графиня Фолмот более не в фаворе? — спросила она неожиданно.

Грейстил поднялся и прошелся по комнате. Он вдруг понял, что ему больше не хочется скрывать секреты короля от жены.

— Видишь ли, графиню Фолмот позвал в поездку его величество. А после одной-единственной ночи он решил, что они друг другу не подходят, и пожалел о том, что пригласил ее. Карл телом и душой привязан к Барбаре. Никакая другая женщина не может удовлетворить его.

— Что и говорить, этой леди не повезло… — пробормотала Велвет.

Вздохнув, она подумала: «Ну когда же я научусь доверять ему?»

Когда пришли слуги, Грейстил дал каждому по монетке за беспокойство, а после их ухода запер дверь на ключ.

И тут Велвет вдруг охватило беспокойство; ей было не по себе из-за того, что муж, судя по всему, не торопился лечь с ней в постель. Покосившись на него, она заметила, что он наконец начал раздеваться. Когда же Грейстил снял рубашку, ей ужасно захотелось оказаться в его объятиях, захотелось, чтобы он крепко прижал ее к себе, — и тогда бы она обвила руками его шею и прижалась бы губами к его губам…

Испытывая сильнейшее влечение к этому мужчине, Велвет молча поднялась с кресла и подошла к Грейстилу, стоявшему у постели. Медленно протянув руку, она сняла кожаный шнурок, перетягивавший на лбу его черные волосы. А он, в свою очередь, расстегнул ее шелковую ночную рубашку и, не прикасаясь к ней, стал любоваться ее прекрасным телом. Потом вдруг сбросил с себя бриджи и крепко прижат жену к груди. А она обвила руками его шею, прикоснулась губами к его губам и постаралась как можно крепче прижаться к нему бедрами.

И тут Грейстил наконец не выдержал. Громко застонав, он прижал ладони к ее ягодицам и тотчас же вошел в ее горячее влажное лоно. С каждым мгновением он двигался все энергичнее, а пальцы его все крепче сжимали ее ягодицы. Велвет же то и дело стонала, а потом до боли закусила губу, чтобы не закричать. Но в какой-то момент из горла ее все же вырвался хриплый крик, и в тот же миг она услышала крик Грейстила. В следующее мгновение оба содрогнулись, и Велвет почувствовала изливавшееся в нее горячее семя мужа.

А потом он подхватил ее на руки и тотчас уложил на постель. После чего лег рядом с ней и заключил в объятия.

— Мне так не хватало тебя, Грейстил, — прошептала Велвет.

«В тысячу раз меньше, чем мне тебя», — подумал граф. Он нежно поцеловал жену, потом спросил:

— Так ты поедешь завтра со мной? Я хочу купить несколько лошадей для конюшни Болсовера. У меня возникла идея завести свой собственный небольшой табун. Полагаю, тамошние угодья подходят для этой цели как нельзя лучше. А ты, дорогая, что об этом думаешь?

«А ведь прежде он никогда не обсуждал со мной такие вопросы», — промелькнуло у Велвет.

— Я думаю, что это вполне здравая мысль, — ответила она. — Между прочим, мой отец когда-то тоже разводил там лошадей, и я неплохо разбираюсь в этом деле. Скажи, а мистер Берк потребовался тебе в связи с твоей новой затеей?

— Да, верно. Я хочу сделать его главным управляющим Болсовера и всех прилегающих к нему угодий. После коронации я вообще собираюсь проводить большую часть времени в тех местах, и мне очень хотелось бы, чтобы ты ко мне присоединилась.

На этот раз Монтгомери не приказывал ей, но просил, и это настолько поразило и обрадовало ее, что она прижалась к нему всем телом, поцеловала его со страстью и благодарностью. Само собой разумеется, что этот ее поцелуй положил конец всем разговорам, и они, пока не заснули в объятиях друг друга, предавались любви.

На следующий день король, его брат Генри и несколько человек придворных посетили ферму для разведения лошадей, находившуюся в Честерфорде. Велвет была единственной женщиной в этой компании. Она ехала рядом то с мужем, то с Чарлзом, и это напомнило всем троим тот день, когда они скакали наперегонки в замке Ноттингем.

Было совершенно очевидно, что между Велвет и королем установились близкие, задушевные отношения, и Грейстил задавался вопросом, не обречен ли он на вечное соперничество с Карлом. Возможно, он мог бы примириться и с этим, но только при одном условии — чтобы именно он, муж, всегда занимал в ее сердце первое место.

Короля очень интересовали лошади, которые могли бы участвовать в скачках в Ньюмаркете, поэтому он и Генри отправились на небольшой ипподром, чтобы провести скаковые испытания нескольких облюбованных ими жеребцов. Монтгомери же больше интересовали чистокровные кобылицы, жеребцы-производители и жеребята, и они с Велвет приобрели нескольких кобыл и жеребцов для разведения. Время в Оглиленде пролетало быстро; дни они проводили на скачках в Ньюмаркете или посещали фермы по разведению лошадей. Вечером же и ночью укрывались в своих апартаментах, ибо неожиданно сделались приверженцами уединенного образа жизни и в шумных развлечениях придворных не участвовали.

Изначально Карл планировал провести в своем новом загородном поместье две недели, но через десять дней все вдруг заметили, что ему просто не терпится вернуться в Лондон, поэтому король, принц Генри и сопровождавший их Монтгомери со своими гвардейцами отправились в столицу чуть раньше, чем все остальные.

В Уайтхолле Карла и Генри приветствовал их брат Джеймс, которого король назначил главным адмиралом Британии.

— Надеюсь, здесь все хорошо, — проговорил Карл. — Ведь в мое отсутствие никто на побережье не высадился?

Джеймс весело рассмеялся:

— Слава Богу, нет. Хотя в устье Темзы во множестве стоят на якорях иностранные торговые суда.

Король хлопнул брата Генри по плечу:

— А ведь Джеймсу-то повезло! Он выиграл здесь куда больше, нежели я в Ньюмаркете. Между прочим, сегодня по случаю нашего возвращения устраивается грандиозная попойка. Ты, Генри, придешь?

— Боюсь, что нет. Хочу съездить на корабли, чтобы купить седло испанской кожи и, возможно, кое-какую французскую одежду по последней моде.

— Так ты скоро станешь у нас настоящим денди! — рассмеялся Чарлз; он очень любил своего младшего брата, до недавнего времени совершенно не знавшего роскоши.

Оставив братьев, король направился к себе в кабинет. Там он взял карту и. разложил ее на письменном столе, после чего велел пажу Уиллу Чиффинчу привести дворцового секретаря лорда Арлингтона.

Секретарь прибыл почти тотчас же, и ему не составило труда понять, что король призвал его отнюдь не для того, чтобы поделиться новостями о скачках в Ньюмаркете.

— Поправь меня, Генри, если я ошибаюсь, но у меня складывается впечатление, что длинная рука нашего лорда-канцлера до Ирландии все-таки недотягивается.

— Вы совершенно правы, ваше величество.

— Отлично. Я хочу, чтобы вы составили документ о присвоении Роджеру Пал меру титула барона Л имерика и графа Каслмейна…

Арлингтон сразу же поделился этой новостью со своей супругой, а леди Арлингтон не замедлила отправить посыльного с депешей на Кинг-стрит, где жила ее подруга Барбара Палмер.

Часом позже Проджерс приветствован даму в маске и в широченном платье и проводил ее по задней лестнице к двери королевских апартаментов. Он постучал, и дверь открылась почти мгновенно, дабы впустить любовницу его величества.

Сорвав с лица маску, Барбара бросилась в широкие объятия короля.

— Сир, не представляю, как мне удалось выдержать разлуку с вами. Мне казалось, что вас не было здесь целый год. Я ужасно сглупила, когда отказалась от вашего предложения поехать в Оглиленд, и в оправдание могу сослаться лишь на свой живот. Простите ли вы меня за проявленную к вам жестокость?

— Разве я не прощаю тебя всякий раз, когда ты позволяешь себе сглупить, любовь моя? — Карл поцеловал ее в чувственные губы. — Ты знаешь, всякий раз, когда я вижу тебя, ты кажешься мне все прекраснее.

— В любом случае я становлюсь все толще, — пробормотала Барбара.

Король улыбнулся и сказал:

— Я уже приказал принести сюда ужин. Присаживайся и отужинай со мной.

Чарлз подвел Барбару к небольшому дивану, и она, усевшись, тотчас же сбросила туфли и проворковала:

— Так гораздо удобнее.

Король приподнял ее ноги и положил на диван, чтобы она могла расположиться на нем с большими удобствами.

Вскоре принесли легкий ужин, и они поели. Причем Барбара во время ужина даже не намекала на то, что уже знает о титуле — не хотела портить Карлу удовольствие от рассказа об этом. После ужина он быстро разделся сам, но раздеванию Барбары уделил довольно много времени и внимания. Она носила голубое французское белье, скроенное и сшитое по образцу, рассчитанному на то, чтобы будить чувственность у мужчин, и Карлу очень нравилось ее раздевать. Что же касается титула, то он не торопился о нем говорить, так как прекрасно знал, что леди Арлингтон уже сообщила своей приятельнице эту приятную новость.

 

Глава 23

Был уже поздний вечер, когда экипаж Велвет подкатил к воротам Уайтхолла. Ужасно уставшая, она поднялась по лестнице; когда же открыла двери своих апартаментов, была приятно удивлена, увидев там мужа.

— Знаешь, а Эмма осталась в Роухемптоне, — сказала Велвет.

— Вот и хорошо, — ответил Грейстил с улыбкой. — Значит, мне не придется среди ночи заставлять ее переселяться в комнату в конце коридора. Скажи, дорогая, ты не голодна?

— Ах, если честно, то мне сейчас хочется только одного — побыстрее забраться в постель.

Заметив сиреневые тени у нее под глазами, Грейстил сказал:

— Похоже, у тебя был очень трудный день. — Он налил два бокала вина и один из них отдал жене. — Вот, выпей немного и сразу заснешь.

Грейстил помог Велвет раздеться и отнес ее на постель. Затем разделся сам, затушил лампы и лег рядом с женой. Заключив ее в объятия, он прошептал:

— Я всегда забываю о том, какая ты маленькая, и вспоминаю об этом лишь тогда, когда оказываюсь с тобой в постели.

— От тебя так приятно пахнет вином… — пробормотала она с улыбкой.

— А от тебя, дорогая, пахнет вином и красивой женщиной.

Снова улыбнувшись, Велвет покрепче прижалась к мужу и вскоре провалилась в сон.

Грейстил же вдруг подумал о том, что в последний раз, когда они спали в этой постели, Велвет грезила о Чарлзе и произносила во сне его имя. Но он тотчас отогнал от себя эту мысль; он был совершенно уверен, что сегодня этого не произойдет. Прошло еще какое-то время, и граф тоже стал погружаться в сон. Уже засыпая, он подумал: «Возможно, ты все-таки начинаешь любить меня, милая Велвет…»

Утром, когда она проснулась, мужа рядом с ней не было. Однако он кое-что оставил для нее на подушке. Взяв в руки лист бумаги, Велвет просмотрела его, и ее глаза увлажнились от слез. Документ гласил, что граф Эглинтон переписал Роухемптон на имя жены.

— Это лучший подарок из всех, что я когда-либо получала в жизни, — прошептала Велвег.

Барбара Палмер станет графиней Каслмейн — эта новость распространилась по Уайтхоллу со скоростью лесного пожара. Любовница короля буквально расцвела, принимая поздравления. И конечно, она уже думала о том, что ей нужны собственные апартаменты в Уайтхолле, о чем она и собиралась поговорить с Чарлзом в самое ближайшее время.

Велвет же в это утро отправилась на Пэлл-Мэлл на очередной сеанс позирования для своего портрета. Она решила, что подарит его Грейстилу. Возможно, картина поначалу его шокирует, но, заметив, с каким искусством передана на холсте ее безупречная кожа, он со временем будет ценить эту работу.

— Благодарю вас, миледи, что рекомендовали меня светской публике, — сказала Мэри Бил. — Ваш родственник лорд Кавендиш уже обратился ко мне с просьбой написать портрет его будущей невесты.

— Это не моя заслуга, — ответила Велвет. — Должно быть, вас рекомендовала его бабушка, вдовствующая графиня Девоншир.

Художница улыбнулась:

— Ах, миледи, для меня писать портреты придворных дам — все равно что украсить свою скромную шляпу страусовыми перьями. Это поможет мне утвердиться в лондонском мире искусств.

— Барбара Палмер скоро получит титул. Я уверена, что ей захочется запечатлеть себя в качестве графини Каслмейн. Ее предыдущий портрет писал Лели, но я уговорю ее, чтобы на этот раз она обратилась к вам.

Вернувшись в Уайтхолл, Велвет переоделась и спустилась в Большой зал, где Грейстил вскоре присоединился к ней за обеденным столом.

— Юный Генри сегодня утром упал на конюшне, — сообщил граф. — Очень уж ему хотелось испытать новое седло из испанской кожи, с которого он и свалился. Когда я поднял и поставил его на ноги, он пылал как в огне.

— Какой ужас! — воскликнула Велвет. — А ведь в Ньюмаркете он, помнится, чувствовал себя прекрасно.

— А вот и Карл идет. — Грейстил встал из-за стола и отправился приветствовать его величество. — Добрый вечер, сир. Надеюсь, Генри стало лучше?

— Боюсь, что нет. — Король вздохнул. — Доктор Фрейзер говорит, что у него приступ малярии. Возможно, он подцепил эту болезнь, когда посещал иностранные суда.

Барбара и Бакингем присоединились к королю. Грейстил же, вернувшись на свое место за столом, тихо сказал жене:

— Наверняка Чарлз места себе не находит от беспокойства.

— Да, конечно, — кивнула Велвет. — Ведь Чарлз всегда был для Генри как отец. Королева же не разговаривала с принцем годами. Ей должно быть стыдно.

На следующий день они узнали, что у Генри на теле появилась сыпь, и доктор опасался оспы. Поступил приказ изолировать больного, к которому теперь допускались только доктор Фрейзер и Карл. Король в свое время перенес эту болезнь в легкой форме, и у него имелся иммунитет.

Графиня Каслмейн покинула дворец, и также поступили многие другие придворные. Ближе к ночи сыпь на теле принца Генри превратилась в капсулы размером с горошину, и предварительный диагноз получил подтверждение.

Карл сутки просидел у постели брата, стараясь облегчить его страдания. Кроме того, он убирал за ним рвотные массы. Однако все его усилия, как и молитвы, оказались напрасными. Генри, герцог Глостер, скончался 13 сентября, незадолго до полуночи. Король был в отчаянии, а двор облачился в траур.

Велвет плакала так долго, что совершенно лишилась сил и сама не заметила, как задремала в объятиях Грейстила. Никогда больше молодой Генри не будет говорить ей комплименты, танцевать с ней и выигрывать у нее в карты.

— Самое печальное, — пробормотала она, засыпая, — что смерть настигла его в столь юном возрасте, всего через несколько месяцев после воцарения Чарлза на троне. Это настоящая трагедия.

Весь двор и добрая половина Лондона побывали на похоронах герцога Глостера. Поскольку устраивать праздник коронации в то время, как вся Англия погрузилась в траур, нечего было и думать, король решил отложить коронацию до весны.

— Барбара очень довольна, что коронационные торжества будут проводиться в конце апреля, — сказала Велвет мужу. — Она говорит, что ее ребенок должен родиться в феврале, поэтому к весне она надеется полностью восстановить фигуру. Можно не сомневаться, Барбара не пожалеет никаких усилий, чтобы оказаться на торжествах в первых рядах.

— Да, разумеется, — кивнул Грейстил. Немного помолчав, проговорил: — Знаешь, дорогая, я собираюсь попросить у короля отпуск. Мой первый лейтенант вполне способен заменить меня в мое отсутствие. Поскольку коронация отложена, у нас с тобой появилась возможность доставить купленных лошадей в Болсовер и провести там какое-то время. К тому же и мистер Берк уже освободился и теперь сможет приступить к исполнению своих обязанностей управляющего.

Велвет тяжело вздохнула, и граф с беспокойством осведомился:

— В чем дело? Что-нибудь не так, дорогая?

— Не знаю, как ты, а я ехать в Болсовер не могу, — ответила она.

Грейстил посмотрел на нее с удивлением:

— Но почему?..

— Потому что я не могу бросить Чарлза. Он ужасно страдает после смерти брата.

Граф нахмурился и проворчал:

— У Карла есть своя семья. Кроме того, его будет утешать Барбара.

— Барбара — чрезвычайно эгоистичная женщина и думает только о себе! Ты, наверное, не представляешь, что значит потерять столь юного брата.

Грейстил подумал обо всех молодых солдатах, которые лишились жизни, находясь под его командой. Хотя они не были его родственниками, он, однако, едва не плакал, когда они испускали дух. Некоторым из них он пытался облегчить предсмертные страдания. Но он никогда не расскажет Велвет обо всех этих ужасах.

— Что же, дорогая, можно не уезжать прямо сейчас. Я могу подождать неделю и даже дольше, если такой вариант тебя устроит.

— Нет, я не могу оставить Чарлза. Это даже не обсуждается. Чарлз хочет поехать в Хемптон-Корт, чтобы скорбеть вдали от суеты. Так что поехать в Болсовер я не смогу. Я поеду в Хемптон-Корт.

Грейстил едва не выругался от досады. В глубине души он всегда боялся, что если Велвет придется выбирать между ним и Чарлзом, то она выберет короля. Конечно же, она все еще его любила… И чувствовала его боль как свою собственную.

— Что ж… тебе решать.

Грейстил еще больше помрачнел. Он знал, что может настоять на своем, но если он так поступит, то куда это его заведет? Можно было не сомневаться: после этого он уже никогда не займет в сердце Велвет первое и главное место.

Покинув свои апартаменты, Грейстил направился в покои короля, где секретарь его величества попросил его подождать в небольшой гостиной. Впрочем, ждать долго не пришлось — довольно скоро его провели в королевский кабинет. Кивнув ему, король, одетый в траур, проговорил:

— Хорошо, что ты пришел, Монтгомери. Ты тот самый человек, который мне сейчас нужен. У меня есть для тебя задание, если, конечно, такая перспектива тебя не пугает.

— Я готов выполнить любой ваш приказ, сир, — ответил граф.

— Видишь ли, моя сестра Мэри едет сюда из Гааги. Я отправил ей депешу относительно Генри, и она настояла на своем приезде. Если ты встретишь ее в Дувре и проводишь под охраной до Лондона, мне будет спокойнее.

— Я сейчас же начну готовиться к отъезду, сир. Вы знаете, сколько человек прибудет с ней?

— Приблизительно. Несомненно, вместе с ней прибудут ее фрейлины, но, насколько я понимаю, ее сын Уильям и сопровождающие его люди останутся в Гааге. И конечно же, Мэри приедет не просто так, а с дипломатической миссией. Она стремится укрепить позиции Оранского дома как ведущей политической силы в Нидерландах, и ей нужна моя поддержка. — Король тяжело вздохнул. — Всем что-нибудь от меня надо.

Монтгомери криво усмехнулся:

— И я в этом смысле не исключение, сир.

— Исключений не бывает. Так что же тебе нужно?

— По возвращении я бы хотел взять отпуск и отправиться на север, чтобы присмотреть за своими владениями.

— Я дам тебе отпуск, Монтгомери. — Карл всмотрелся в его лицо. — Надеюсь, он не перейдет в отставку со службы, но решать тебе.

— Благодарю вас, сир.

Грейстил вернулся в свои апартаменты и застал Велвет за сборами. Она и впрямь намеревалась ехать в Хемптон-Корт.

— Его величество попросил меня съездить в Дувр, встретить его сестру Мэри и проводить с почетным эскортом в Лондон.

— Я так рада, что она приезжает. Конечно же, печаль ее велика, но брат и сестра наверняка найдут друг в друге поддержку и опору.

— Сегодня во второй половине дня я собираюсь отвезти мистера Берка в Роухемптон, — продолжил Грейстил. — Хотя теперь он подчиняется тебе, ты, надеюсь, согласишься с тем, что указания опытного управляющего пойдут хозяйству только на пользу. Эмму же я перевезу сюда.

Сейчас Грейстил говорил с ней сухо и официально, как если бы разговаривал с незнакомкой, и Велвет прекрасно понимала, что он все еще злился на нее за отказ оставить Карла и отправиться вместе с ним в Болсовер. Ей подобное поведение мужа представлялось неразумным, но она надеялась, что поездка в Дувр успокоит его и он со временем смягчится.

В Хемптон-Корте Велвет и Эмма получили в свое распоряжение несколько комнат. Окружавшие дворец сады и парки оказывали умиротворяющее воздействие, и госпожа со служанкой большую часть времени проводили на воздухе, наслаждаясь мягким сентябрьским солнцем. Несколько раз навещать короля приезжала графиня Каслмейн, дольше чем на два дня она никогда не оставалась. И конечно же, король не устраивал никаких развлечений; он не играл в карты, не слушал музыку и ограничивался лишь длительными прогулками по парку в сопровождении своих собачек. Кроме того, каждый день посещал утреннюю и вечернюю службы в дворцовой часовне.

Велвет частенько встречала короля где-нибудь в парке, и они прогуливались вместе. Как-то раз она обнаружила Чарлза, сидевшего в одиночестве на садовой скамейке.

Приблизившись к нему, она спросила:

— Вам бы хотелось побыть в одиночестве, сир?

— Король всегда одинок — даже если вокруг него толпа. — Грустно улыбнувшись, он добавил: — Присаживайся, прошу тебя.

— Мне кажется, что это справедливо по отношению ко всем людям, сир, а не только к королям, — заметила Велвет, усевшись рядом с ним.

Карл пожал плечами:

— Знаешь, мне эта мысль никогда не приходила в голову. Но возможно, ты права… — Немного помолчав, король продолжал: — Смерть Генри стала для меня ужасным ударом, и мне трудно смириться с ней.

— Это несправедливость судьбы, сир. Он был так молод, но рок скосил его во цвете весенних лет. Как раз тогда, когда вы получили возможность дать ему все, жизнь отлетела от него.

— А моя… пошла прахом.

— Вы испытываете чувство вины, но это пройдет, — сказала Велвет. — Когда моя мать умерла во Франции, это казалось мне несправедливым до такой степени, что у меня разрывалось сердце. Она все принесла в жертву и многие годы прожила в ссылке. Если бы ей удалось дожить до реставрации монархии, она вернулась бы в Англию и зажила счастливо в своем доме, который прежде с такой любовью обустраивала. Вернувшись домой без нее, я испытывала чувство вины, но потом поняла, что ни в чем перед ней не провинилась, и чувство вины постепенно оставило меня.

— Ты очень умна, Велвет. Умна, несмотря на свою молодость.

— Не так уж умна. И я до сих пор осуждаю отца. Вместо матери он привез в Англию другую женщину. И эта дама по имени Маргарет живет счастливо в доме, обустроенном моей матерью. Меня не оставляет чувство, что он предал мою мать, предал меня. В результате мне стало очень трудно доверять мужчинам.

— А вот я всегда доверял Монтгомери, и он ни разу не подвел меня.

— Я не о муже сейчас говорила.

— Неужели?

Король усмехнулся и внимательно посмотрел на свою собеседницу.

Велвет отвела глаза и сменила тему:

— Сир, если вы будете разговаривать с Генри, то вам будет казаться, что он все еще с вами, и это облегчит вашу боль.

— Возможно, души тех кого мы любили, всегда с нами… — со вздохом пробормотал король. — Ты мой близкий друг, Велвет. И я надеюсь, что тебе удастся подружиться с Екатериной Брагансой, когда она приедет в Англию и станет королевой. Она наверняка будет чувствовать себя здесь потерянной и одинокой. По крайней мере — первое время.

— Сир, можете не беспокоиться, мы с ней обязательно подружимся.

«Мы с вами оба знаем, что Барбара невзлюбит ее и постарается отравить ей жизнь», — мысленно добавила Велвет.

— Теперь я чувствую себя куда лучше, — продолжил король. — Может, погуляем еще немного?

Они поднялись со скамейки и направились ко входу в садовый лабиринт. Свернув несколько раз не туда, куда следовало, они поняли, что заблудились. Чарлз поднял глаза к небу и тихо проговорил:

— Генри, выведи нас из этого хитросплетения кустов и деревьев.

Внезапно на тропинку прямо перед ними выбежал из-за кустов зайчонок. Увидев их, он испугался и упрыгал по дорожке, ведущей влево. Засмеявшись, как дети, они устремились следом за зайчиком и довольно быстро выбрались на центральную тропу. Затем вышли из лабиринта и направились ко дворцу.

Через несколько дней Король и его ближайшие друзья, проводившие с ним время в Хемптон-Корте, вернулись в Уайтхолл. А на следующий день Велвет отправилась на очередной сеанс позирования к Мэри Бил.

— Ваш портрет почти закончен, миледи, — сказала художница. — Надеюсь, он вам понравится.

— Вы очень талантливая, Мэри. Поэтому я и получилась у вас такая красивая, — проговорила Велвет и невольно вздохнула.

Ей хотелось подарить этот портрет Грейстилу, но в их отношениях наметилась очередная трещина, и она не знала, удастся ли как-нибудь заделать ее.

— Но вы действительно красивая женщина, потому-то я и решила написать вас в виде Венеры, — ответила художница. — Полагаю, вам больше нет нужды посещать мои сеансы. Я могу завершить задний план и окантовку без вашего присутствия. Приходите на следующей неделе, чтобы посмотреть окончательный результат.

— Спасибо за прекрасную работу и терпение. — Велвет тихонько вздохнула, внезапно осознав, что у нее уже нет ни малейшего желания забирать к себе этот портрет.

— Я только что беседовал с капитаном голландского торгового корабля, прибывшего в Дувр сегодня утром, — заявил Монтгомери своим гвардейцам. — И капитан сообщил, что накануне видел в порту Гааги корабль леди Мэри, почти готовый к путешествию через Канал. Но к сожалению, на борту не хватало самого главного — самой леди Мэри и ее придворных дам.

— Октябрьские штормы способны надолго задержать отход судна, — заметил один из гвардейцев.

— Надеюсь, леди Мэри понимает, что в ноябре погода будет еще хуже, — проворчал Монтгомери. Внезапно вспомнив о жене, он подумал: «Похоже, все дамы такие… Всегда хотят все сделать по-своему». — Так что, считайте, вы получили двухдневный отпуск, — добавил капитан. — Постарайтесь только, чтобы в среду, когда вернетесь сюда, от вас не слишком разило спиртным.

Лорд Монтгомери внезапно обнаружил, что непредвиденная задержка в Дувре предоставила ему слишком много времени для раздумий, причем думал он, как правило, о том, что сейчас могло происходить в Хемптон-Корте. Грейстил решительно гнал от себя эти мысли, но они, терзая его, возвращались снова и снова, и он ничего не мог с этим поделать — перед ним то и дело возникала Велвет, гуляющая по саду наедине с королем, и Грейстил с каждым днем все больше мрачнел.

Молодой лорд Кав бросил взгляд на счет, переданный ему Чарлзом Билом, и, заплатив, с улыбкой проговорил:

— Кузина Велвет попросила меня забрать ее портрет. Сами понимаете, она не может доверить своему слуге столь деликатную миссию.

С этими словами он добавил в качестве чаевых весьма значительную сумму.

— Спасибо, милорд, — сказал муж художницы. — Ваша нареченная может пожаловать на первый сеанс завтра утром, в одиннадцать — если это, конечно, ее устроит.

Взяв тщательно упакованную картину, лорд Кавендиш снова улыбнулся и кивнул:

— Думаю, это ее вполне устроит, мистер Бил.

Вернувшись в Уайтхолл, Уилл Кавендиш попросил кучера отнести ящик с картиной в свои покои. Оставшись в одиночестве, он распаковал картину, поставил ее у стены и отошел на несколько шагов, чтобы как можно лучше оценить работу и модель. Через несколько минут он снова запаковал картину, после чего сел за стол и принялся писать.

Велвет чувствовала себя ужасно одинокой, хотя в этот вечер Большой зал был заполнен дамами и кавалерами, считавшимися ее друзьями. «Когда же Грейстил вернется из Дувра? — думала она. — И захочет ли он со мной разговаривать. Сумеем ли мы как-то наладить отношения и выправить нашу семейную жизнь?» Внезапно она увидела приближавшегося к ней Уилла Кавендиша и невольно нахмурилась.

— Какого дьявола, Кав? — спросила она, когда Кавендиш подошел к ней.

Уилл вежливо поклонился кузине и, передав ей запечатанный конверт, тут же отошел, чтобы присоединиться к своей будущей жене.

Велвет вскрыла конверт и прочитала находившееся в нем послание.

«Твой портрет, изображающий Венеру, находится у меня. С превеликой радостью готов обменять его на бумаги, дающие право на владение Роухемптоном. Если откажешься, портрет обнаженной леди будет передан в руки особы, стоящей столь высоко над всеми нами, что это вызовет скандал, который потрясет двор».

Велвет протяжно застонала и скомкала письмо. Ноги ее вдруг сделались словно ватные. Перед глазами потемнело, и она, лишившись чувств, рухнула на пол.

 

Глава 24

— О Боже! Леди Монтгомери!.. Позвольте, я помогу вам.

Графиня Суффолк подняла Велвет, усадила в кресло и стала обмахивать веером. Вокруг них начали собираться дамы. Некоторые были искренне озабочены состоянием Велвет, другие же просто любопытствовали, но все пришли к единодушному заключению, что графиня Эглинтон беременна.

— Благодарю вас, — пробормотала Велвет, пытаясь привести себя в порядок.

Заметив, что письмо по-прежнему у нее в руке, она вздохнула с облегчением. Никто не должен был знать о нем!

— Вот, Велвет, выпейте вина.

Леди Шрусбери протянула ей бокал с золотистым рейнским.

— Ей не стоит пить… если она в деликатном положении, — сказала графиня Суффолк.

— Я вовсе не… — Велвет тут же умолкла. Она подумала, что, отрицая беременность, заставит окружающих обратить внимание на письмо. — Нет-нет, спасибо, я не хочу пить. Возможно, мне лучше всего подняться к себе и лечь в постель.

— Я провожу вас, дорогая, — сказала графиня Суффолк.

Бакингем покосился на Барбару и с усмешкой проговорил:

— Похоже, кузина, твое деликатное положение заразно и передается другим. Мне следует держаться от тебя подальше.

Барбара, улыбнувшись, ответила:

— Просто я ввела новую моду, Джордж. Как-никак я теперь графиня.

Оказавшись у себя в апартаментах, Велвет села перед камином и, сжимая письмо дрожащими пальцами, перечитала его.

— Проклятие! Как этот ублюдок узнал, что документы на Роухемптон находятся у меня?

Задавшись этим вопросом, Велвет начала составлять ответ. После этого еще раз обругала лорда Кава, а заодно и себя — за то, что оставила готовый портрет в студии.

— Этот мерзавец решил меня шантажировать! — в ярости кричала Велвет, расхаживая по комнате.

Внезапно она почувствовала тошноту и, поспешно присев, прикрыла рот ладонью.

Через несколько минут Велвет еще раз прочитала письмо, затем швырнула его в камин. Она твердо решила: мерзавец Кав ни за что не получит Роухемптон. А потом на нее волной нахлынул страх. Ну зачем, зачем она столь бездумно согласилась на то, чтобы ее изобразили в обнаженном виде? Теперь наставало время расплачиваться за грехи, ибо она ни секунды не сомневалась: в случае ее неуступчивости Кавендиш, как и обещал, устроит при дворе грандиозный скандал.

Внезапно дверь отворилась, и в комнату вбежала Эмма.

— Что с вами случилось, миледи?! Горничная графини Суффолк сказала мне, что вы упали в обморок в зале приемов.

— Не волнуйся, Эмма. Теперь я чувствую себя гораздо лучше, — ответила Велвет.

Поднявшись со стула, она отправилась в гардеробную.

— Миледи, что вы делаете? Куда вы собираетесь? Вам совершенно необходим отдых.

— Не беспокойся, Эмма. Сейчас я умоюсь, причешусь и вернусь в дворцовые покои.

— Если вы голодны, миледи, я принесу вам поднос с легкой закуской.

— Спасибо, Эмма, не надо. Да, я голодна, но легкой закуски мне мало.

Ей хотелось живьем сожрать проклятого лорда Кава.

Выбрав веер из страусовых перьев, Велвет вышла из гардеробной и направилась к лестнице. Внизу, увидев лорда Кава, танцевавшего с Мэри Батлер, она без колебаний направилась к нему и, приблизившись, заявила:

— Милорд, ваша попытка шантажа представляется мне ничтожной и жалкой. Вы никогда не получите Роухемптон! — Взмахнув веером, Велвет продолжала: — Что же касается картины, на которой я написана в обнаженном виде, то можете, если хотите, выставить ее для всеобщего обозрения хоть в зале приемов. Вам же хуже будет, — добавила она с презрительной усмешкой.

В эту ночь она почти не спала — все думала о том, как вырвать свой портрет из лап лорда Кава. Кроме того, Велвет все больше тревожили последствия ее необдуманного поступка. Когда же она наконец уснула, ей снились кошмары.

Проснувшись — солнце стояло уже высоко, — Велвет увидела Эмму, ходившую по комнате на цыпочках, чтобы не разбудить ее. Велвет резким движением отбросила одеяло и спустила ноги на пол. В следующее мгновение ее вырвало.

— О Боже… У меня не было ни малейшего предчувствия… — пробормотала она.

— Утренняя тошнота всегда подкрадывается незаметно, миледи.

Глаза Велвет расширились.

— Ты что, тоже думаешь, что я беременна?

— В этом не может быть никаких сомнений. Вчера вы упали в обморок, а сегодняшняя утренняя тошнота — лишь подтверждение вашей беременности.

Велвет сосчитала по пальцам дни, прошедшие после последних месячных.

— Похоже, Эмма, ты права. Но это же чудесно! У меня будет ребенок, которого я смогу любить и лелеять. Судьба преподнесла мне такой чудесный дар, что я просто не в силах в это поверить!

Эмма начала прибирать в комнате. Подняв голову, она сказала:

— Но больше, миледи, никаких прыжков из постели. Проснувшись поутру, полежите спокойно несколько минут с открытыми глазами и лишь после этого поднимайтесь.

— Я сама все здесь уберу, Эмма. Ты не должна заниматься этим.

— Не говорите глупости, миледи. Вы убирали за мной на корабле, когда мы плыли из Франции и я страдала от морской болезни. Так что я лишь отдаю вам должок.

— Спасибо тебе… Ах, я так счастлива, Эмма! У меня просто душа поет.

— Во избежание тошноты вам необходимо погрызть сухой тост и выпить немного имбирного пива. Сейчас я все это принесу. Надеюсь, в мое отсутствие вам хуже не станет.

— Я прекрасно себя чувствую! Более того, я счастлива!

Когда Эмма вышла, Велвет отправилась к зеркалу и осмотрела свой живот. Прижав к нему ладонь, пробормотала:

— Плоский как доска, но как же… как же Грейстил воспримет сообщение о моей беременности? Ах, наверное, будет горд как павлин. Вот только…

Велвет вдруг подумала об их последней размолвке, но тут же отбросила эту мысль. Когда она скажет мужу о своей беременности, все их глупые ссоры мгновенно забудутся и они станут ближе друг к другу, чем прежде.

На следующий день Велвет вновь испытала приступ утренней тошноты, хотя на этот раз резких движений не делала — двигалась медленно, потягивала разбавленное имбирное пиво, и тошнота довольно быстро прошла.

А потом она решила навестить Кристин и поделиться с ней своей чудесной новостью. Кроме того, Велвет сообщит пожилой графине о происках ее гадкого внука. Возможно, Кристин поможет ей вернуть портрет.

Когда кучер Нед запрягал в карету лошадей, один из королевских гвардейцев въехал верхом в конюшню.

— Здравствуйте, леди Монтгомери. Капитан послал меня с депешей к его величеству.

— Значит, вы приехали один? Моего мужа нет с вами? — Велвет не смогла скрыть своего разочарования.

— Нет, миледи. Но у меня есть и хорошая новость. Принцесса Мэри и ее свита прибыли наконец в Дувр. — Гвардеец наклонился к ней и вполголоса, чтобы его не могли подслушать, добавил: — Капитан Монтгомери обещал довезти знатных леди до Лондона как можно быстрее.

Велвет весело рассмеялась:

— Похоже, вы очень рады, что избавлены от необходимости сопровождать дам. Ведь это займет от четырех до пяти дней.

— Да, миледи, вы правы, — с улыбкой ответил гвардеец.

— Мое дорогое дитя, это необычайно приятное известие, — заявила вдовствующая графиня. Она позвонила в колокольчик и велела слуге принести чаю. — Но когда твой муж в прошлом месяце заезжал сюда, чтобы забрать мистера Берка, он не сказал об этом ни слова.

— А Грейстил еще ничего не знает! Это произошло, когда мы были в Оглиленде, то есть меньше двух месяцев назад. Мне просто не терпится рассказать ему!.. Как вы знаете, он уехал в Дувр, чтобы встретить принцессу Мэри и доставить ее в Лондон. Ее корабль наконец-то пришвартовался, так что Грейстил будет в Лондоне через несколько дней.

— Королева-мать с нетерпением ждет прибытия принцессы… Между прочим, ты выглядишь просто замечательно, Велвет. Кто-нибудь в Уайтхолле знает о твоем секрете?

— Похоже, весь двор узнал об этом раньше, чем я. Однажды вечером я упала в обморок, и все тотчас же предположили, что я в положении.

— Какой, однако, драматический способ заявить о том, что ты носишь наследника графов Эглинтонов, — заметила Кристин. — Будем надеяться, что эта новость отвлечет всеобщее внимание от Леди Каслмейн.

Велвет рассмеялась:

— Ах, как нехорошо… Как-никак Барбара — моя подруга.

— Тем более есть смысл втереть немного соли в ее раны. Дорогая, да она просто умрет от зависти, созерцая твой великолепный цвет лица.

— Хорошо, что напомнили. Я привезла вам баночку вашего любимого крема для лица.

— Большое тебе спасибо, дорогая. Я без ума от твоих чудесных кремов. Раньше кожа у меня была сморщенная и красная, как у вареного лобстера, но после того как я стала употреблять твой волшебный крем для лица, это прошло. Ты должна попробовать наносить свой крем и на живот. Возможно, это избавит тебя от растяжек.

— От растяжек?.. — переспросила Велвет.

— Ах, святая невинность! Ведь всем известно, что беременность портит фигуру — особенно если вынашиваешь крупного ребенка, каковым, несомненно, должен быть ребенок такого рослого и сильного мужчины, как твой муж. В свое время Генриетта Мария и я использовали против складок на коже оливковое масло. Увы, королеве это мало помогло. И неудивительно, ведь она, будучи такой маленькой женщиной, выносила огромного Чарлза. Ясное дело, живот у нее растянулся больше нормы.

— Я готова заплатить такую цену, — заявила Велвет.

Кристин закатила глаза:

— Ох, чего мы только не делаем ради любви.

Велвет маленькими глотками отпивала чай и отщипывала по крохотному кусочку от бисквита.

— Вы, случайно, не говорили своему внуку, что Грейстил передал мне бумаги на владение Роухемптоном?

— Да, говорила. Помнится, он спросил меня, не согласится ли Монтгомери продать ему это поместье, а я ответила, что твой муж переписал Роухемптон на тебя. Кроме того, я сказала, что ты просто влюблена в Роухемптон и не продашь его ни за какие деньги. Надеюсь, я в этом права.

— Да, конечно. Я никогда его не продам. Но Кав не предлагает купить у меня поместье. Он хочет заполучить его посредством шантажа.

— Шантажа? О чем ты, дорогая?

— Это долгая история, — ответила Велвет со вздохом.

— Что ж, времени у меня много, и я не отпущу тебя до тех пор, пока ты не расскажешь мне об этом во всех подробностях.

Кристин с предельным вниманием выслушала историю Велвет. Когда же та закончила свой рассказ, с искренним удивлением спросила:

— Ты что, действительно сказала ему, что он может выставить твой портрет для всеобщего обозрения в зале приемов? Боже, как жаль, что мне не довелось присутствовать при этом твоем заявлении!

— Я просто изображала уверенность в себе, — пробормотала Велвет. — На самом же деле ужасно нервничала. Наверное, я сделала это заявление только из-за Мэри Батлер. Мне бы очень хотелось, чтобы она отказалась после этого от обручения с ним.

— Мэри Батлер — дитя пятнадцати лет от роду и права голоса не имеет. Это уж Ормонд будет решать, кому отдать ее руку, а он отлично знает, что наследство Девонширов — одно из крупнейших в Англии, — сказала Кристин не допускающим возражений тоном. — Что же касается тебя, то мой внук и впрямь всегда очень хотел обладать тобой. А теперь, значит, у него в руках оказался твой портрет в виде обнаженной Венеры. А ты хочешь вернуть его, так?

— Да, конечно. Когда я узнала о портрете, мне показалось, что вокруг меня рушится мир. Но потом выяснилось, что я беременна, и вопрос портрета на фоне этого великого события потерял для меня былую остроту. И если разобраться, то теперь он почти не имеет для меня значения.

— Мужчины — ужасно корыстные. Особенно мужчины из рода Кавендиш. Это может сыграть нам на руку, если мы воспользуемся их тактикой. Если мне, к примеру, придет на ум шантажировать своего внука, то я не стану колебаться.

— Полагаете, это поможет, Кристин?

— Все, что мне надо сделать, — это пригрозить, что я воздержусь от подписания некоторых документов, связанных с передачей в его собственность части наследства. И тогда твой портрет словно по волшебству вернется к тебе. Когда я отправлюсь с визитом к принцессе Мэри, мне не составит труда предъявить этому молодому распутнику ультиматум.

— Я буду перед вами в вечном долгу.

— Да, тебе придется назвать меня крестной матерью своего ребенка.

— Спасибо, Кристин. Это большая честь для меня. — Велвет поставила чашку на стол. — Кстати, о визитах. Я бы хотела, чтобы в Англию приехала принцесса Минетти, ведь мы с ней были добрыми подругами. Что же касается принцессы Мэри, то я никогда с ней не встречалась.

— Будет интересно понаблюдать за перемигиваниями между принцессой Мэри и Генри Джермином, — с усмешкой заметила вдовствующая графиня.

— Вы имеете в виду графа Сент-Олбанса? Неужели между ними что-то было?

— Еще бы!.. Ходит слух, что одно время они вместе жили, хотя Генриетта Мария упорно отрицает это. Мэри овдовела в девятнадцать, — кто же будет осуждать ее за то, что она завела себе любовника?

— Вы меня поражаете! Похоже, вы знаете все придворные интриги.

— Да, конечно. Дамы моего возраста многое знают… — Кристин с таинственным видом наклонилась к собеседнице. — Одной из придворных дам принцессы Мэри числится дочь канцлера Анна Хайд. Ну так вот: я узнала из заслуживающего доверия источника, что она влюблена в брата короля лорда Джеймса.

— Боюсь, у герцога Йорка репутация распутника, миледи.

Кристин расхохоталась:

— Велвет, ты не перестаешь удивлять меня. Самый большой распутник в Англии — это Карл Стюарт. Тем не менее ты увлечена им, хотя и отказываешься это признавать. Тебе кажется, что король не способен на дурной поступок.

Велвет вспыхнула при мысли о длинноногой танцовщице, с которой Карл проводил время в Роухемптоне. А потом перед ее мысленным взором предстали светловолосая графиня Фолмот и беременная, с огромным животом, Барбара Палмер.

— Ничего подобного, Кристин. Я давно уже все замечаю. И я давно избавилась от чрезмерного увлечения им. Хотя, конечно же, мы с ним по-прежнему остаемся друзьями — вне зависимости от количества его любовниц.

— А вот это делает тебе честь, дорогая. Ты будешь чудесной матерью, Велвет.

Монтгомери никогда еще так не радовался, увидев дымы из труб и шпили лондонских церквей. Принцесса Мэри и ее свита путешествовали со скоростью улитки даже при очень хорошей организации всех дорожных мероприятий, которые обеспечивали капитан и его гвардейцы.

На разгрузку корабля, прибывшего из Гааги, ушло два полных дня, поскольку дамы привезли с собой лошадей и горы багажа, включавшего также и мебель. Сама же принцесса Мэри по прибытии пролежала двое суток в постели, дабы избавиться от последствий морской болезни. Помимо карет, Монтгомери пришлось арендовать багажные повозки и лошадей к ним. Кроме того, он заранее отправил своего человека в Кентербери, чтобы договориться о размещении и ночевке. Кентербери находился всего в пятнадцати милях от Дувра, однако принцессе с ее свитой не удалось в течение дня преодолеть даже такое расстояние.

Монтгомери, едва сдерживавшему нетерпение, пришлось делать изменения в маршруте уже по ходу поездки. На четвертый день путешествия он начал догадываться, почему дальновидный и благоразумный Чарлз сам не поехал встречать сестру. Грейстил был абсолютно уверен, что еще никогда не встречал более вздорных, склочных и неблагодарных особ, чем эти прекрасно воспитанные и ухоженные женщины, которых ему приходилось сопровождать. На шестой день пути он прочитал благодарственную молитву Господу за то, что Он послал ему такую скромную, послушную и ласковую жену, как Велвет, казавшуюся истинным ангелом по сравнению с дамами из свиты принцессы. Если бы его жена вела себя так, как они, он перекинул бы ее через колено и как следует отшлепал — именно так ему давно уже следовало поступить со своими подопечными. И только на восьмой день, когда они наконец добрались до Саутворка и стали готовиться к пересечению Лондонского моста, капитан Монтгомери отправил его величеству гвардейца с сообщением, что они, вероятно, доберутся до Уайтхолла незадолго до наступления темноты. Он также не преминул поименно перечислить всех леди, находившихся под его эскортом, а также приписал в конце, что для разгрузки багажа понадобится никак не меньше двух дюжин слуг. Когда же кареты с дамами наконец-то подъехали к парадному входу Уайтхолла, погода вдруг резко ухудшилась, и выбиравшиеся из экипажей дамы начали жаловаться, что ужасно замерзли, и кутались в свои подбитые мехом плащи с капюшонами.

Король Карл, прйнц Джеймс, Эдвард Хайд, Генри Джермин и вездесущий Бакингем вышли, чтобы приветствовать прибывших. Монтгомери соскочил с коня и подвел принцессу Мэри к брату. Пока брат и сестра обнимались, он терпеливо ждал, не последуют ли от короля еще какие-нибудь распоряжения.

Его величество, улыбнувшись капитану, прошептал:

— Я очень ценю то, что ты для меня сделал, Монтгомери. Я знаю, какая это была тяжелая и неблагодарная работа. Зато теперь ты можешь заниматься своими делами. Хотя должен признаться, что мне очень не хочется отпускать тебя.

— Благодарю вас, сир.

Завершив свою миссию, капитан и его гвардейцы тотчас же вернулись в просторную конюшню при Уайтхолле, чтобы лично позаботиться о лошадях. «Синие» очень гордились своими лошадьми и никогда не перекладывали уход за ними на плечи грумов. Уже поздно вечером, когда Монтгомери, закончив все хозяйственные хлопоты, направлялся в свои апартаменты, к нему подошел личный секретарь короля. В смущении откашлявшись, Проджерс проговорил:

— Милорд, вы ведь, конечно, знаете, что придворные леди довольно часто присылают его величеству различные подарки. Обычно они отдают их Уиллу Чиффинчу, а он, в свою очередь, передает мне, чтобы я продемонстрировал их королю.

Грейстил терпеливо слушал королевского секретаря, ожидая, когда тот перейдет к сути дела.

— Так вот, среди прочего Чиффинч передал мне портрет леди Монтгомери, который я до сих пор королю не показывал.

Граф нахмурился и стиснул зубы. Он понятия не имел о том, что Велвет заказала свой портрет.

Но почему же она решила подарить его королю? А впрочем, ничего удивительного.

— А в чем, собственно, проблема? — спросил Грейстил.

— Дело весьма деликатного свойства, милорд. Не пройдете ли за мной в холл? Вот он, милорд. — Проджерс указал на плоский ящик. — Прошу вас взглянуть на портрет.

Грейстил начал доставать картину из ящика.

— О Боже… — пробормотал он в изумлении. И тут же сунул картину обратно в упаковку. — Черт возьми, Проджерс, видел ли это кто-нибудь, кроме вас?

— Мне этот ящик передал Уилл Чиффинч, но я не знаю, заглядывал ли он в него.

— Я, Проджерс, избавлю вас от этой проблемы. Немедленно!

Граф схватил ящик и стремительно вышел из холла. Ему ужасно хотелось разбить ящик о стену и изрезать портрет на куски, но он сдержался и понес ящик в комнату Эммы. Там запер за собой дверь, снова вытащил портрет из упаковки и прислонил его к стене. Без сомнения, это была чудесная картина и в то же время ужасная. Обнаженное тело Велвет казалось живым и теплым, а ее золотистые локоны выглядели так, что ему невольно хотелось прикоснуться к ним. Но почему же она…

Как же она решилась на это?!

— Ах ты, шлюха! — в ярости закричал граф. — Неверная… распутная шлюха!

 

Глава 25

Дверь распахнулась с такой силой, что ручка ударилась о стену.

— Грейстил! — Велвет, присевшая на стул, чтобы надеть туфли, вскочила на ноги. — Ах, я так счастлива, что ты вернулся. Мне очень тебя не хватало.

В следующее мгновение она заметила его сжатые кулаки и грозно сдвинутые на переносице брови. Было ясно, он ужасно злится из-за чего-то, но все же она не могла не поделиться с ним радостной новостью.

— Грейстил, у меня будет ребенок!

Он уставился на нее, прищурившись, и, словно змея, прошипел:

— И кто же отец?

Эти слова пронзили ее сердце точно острые стрелы. Велвет покачнулась и, пытаясь удержаться на ногах, ухватилась за спинку стула. Другая ее рука машинально прижалась к животу. В следующее мгновение она вскинула подбородок и с вызовом в голосе прокричала:

— Чарлз, конечно! Разве найдется на свете женщина, которая откажется родить ребенка от короля?!

Какое-то время граф молча смотрел на жену; при этом мускул у него на щеке подергивался.

— Проджерс передал мне твой позорный портрет. Он сейчас в комнате Эммы.

— Ах, Грейстил, ты ничего не понимаешь…

— Нет, это ты ничего не понимаешь! — прокричал он в ярости. — Ты ошибаешься, если думаешь, что я такой же, как долготерпеливый Роджер Палмер! Так что можешь считать, что наш брак закончился, Лиззи. Умер, приказал, так сказать, долго жить!

После его ухода Велвет долго смотрела на захлопнувшуюся за мужем дверь. Затем, почувствовав подбиравшуюся к горлу тошноту, медленно приблизилась к столику, чтобы налить себе немного имбирного пива. И вдруг, схватив стакан, с силой запустила его в дверь. Стакан разлетелся на мелкие осколки, а Велвет громко прокричала:

— Я ненавижу тебя, Грейстил Монтгомери!

Когда часом позже в комнату вошла Эмма, осколки стакана захрустели под подошвами ее туфель.

— О Боже, что это такое?.. — Служанка поспешно зажгла свечи и увидела Велвет, свернувшуюся клубочком в огромном кресле. — Почему вы сидите в темноте, миледи?

— Я… я размышляла.

— Вам стало плохо? Вы уронили стакан?

— Нет, я намеренно швырнула его в дверь! Захотела — и швырнула! Знаешь, Эмма… Пойдем со мной.

Заинтригованная служанка последовала за своей хозяйкой в конец коридора, где находилась комната, которую она раньше занимала. Дверь была заперта, но у Эммы имелся ключ.

Велвет сразу же увидела ящик. Указав на него, сказала:

— Помоги мне перенести эту вещь. — Женщины взялись за края упаковки и перенесли ящик в апартаменты Велвет. — Спасибо, Эмма.

Усевшись в кресло, Велвет вздохнула с облегчением — наконец-то она вернула себе обнаженную Венеру. А впрочем, какое это теперь имело значение?

Собрав осколки стекла, Эмма спросила:

— Миледи, вы знаете, что принцесса Мэри и сопровождавшие ее дамы приехали в Уайтхолл? Вы уже видели лорда Монтгомери?

— Да, я видела этого ревнивого сукина сына. Почему, по-твоему, я расколотила этот проклятый стакан? Монтгомери полагает, что отец моего ребенка — король Карл!

— О Господи, кто же сообщил ему такую ужасную ложь?

— Я сама!

Выпучив глаза, Эмма молча таращилась на хозяйку. Наконец сказала:

— Может, вам прилечь, миледи?

— Ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума? Ну так вот: я действительно не в себе. Я в бешенстве!

— На кого же вы так разозлились?

— На мужчин! Я ненавижу их всех до единого!

— Ну, насколько я знаю, к королю Карлу вы очень неплохо относитесь, так что, наверное…

— Король — тоже мужчина! — перебила Велвет. — И будь я проклята, если поверю хоть одному из них. Мужчины — воплощение зла!

— Просто вы сердитесь на своего мужа, — догадалась Эмма.

— Ничего подобного. Я совершенно равнодушна к нему. Мой брак завершился. Я покончила с Монтгомери навсегда.

Эмма не отваживалась противоречить хозяйке. Немного помолчав, она спросила:

— Вы ужинали, миледи?

— Не помню.

— Тогда я спущусь на кухню и принесу вам поесть.

— Принеси мне лучше имбирного пива, Эмма. Оно хорошо помогает от тошноты.

Эмма молча кивнула и вышла из комнаты. Когда же она вернулась с подносом, на котором, помимо имбирного пива, красовались фрукты и бисквиты, Велвет спала. Служанка решила не будить ее и отправилась спать в гардеробную, где стояла раскладная кровать.

Примерно около полуночи Велвет проснулась, и ей тотчас же вспомнился разговор с мужем.

— Я ненавижу тебя, Грейстил Монтгомери, — процедила она сквозь зубы.

Велвет приподнялась и тяжело вздохнула; она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой. «Хотя нет, я вовсе не одинока», — подумала она, приложив ладонь к животу. И ей вдруг захотелось спуститься вниз, зайти в часовню и помолиться за своего будущего ребенка. Она вспомнила стоявшую там статую ангела, напоминавшего ей мать, и решила, что ей сейчас необходимо ее увидеть.

В коридоре было довольно холодно, но Велвет не хотелось возвращаться за плащом, так как она боялась разбудить Эмму. Осторожно ступая в темноте, она медленно шагала по лабиринту коридоров и переходов Уайтхолла, направляясь в королевскую часовню. В холле часовни было совсем темно, и она быстро пошла на огонь лампад, круглосуточно горевших в этом помещении. Стоявшие у аналоя мужчина и женщина повернулись на ее шаги, и женщина в испуге воскликнула:

— Кто это?

Велвет сразу поняла, что волею случая попала на ночную брачную церемонию. Более того, она узнала в женихе Джеймса Стюарта, брата короля Стюарта.

— Ничего страшного, это леди Монтгомери, — сказал Джеймс, обращаясь к своей невесте.

— Прошу меня простить… — пробормотала Велвет. — Я не знала, что здесь происходит венчание.

Она заметила, что невеста беременна, а затем ей вспомнились слова Кристин о том, что Анна Хайд, дочь канцлера, влюблена в Джеймса.

Тут из тени вдруг выступил высокий смугловатый мужчина, и Велвет сразу же узнала короля Карла.

— Иди сюда, Велвет, — тихо предложил король.

Подождав, когда она подойдет к нему, он подал знак священнику, чтобы тот продолжил церемонию. Когда все нужные обеты были произнесены и венчание состоялось, Карл сказал:

— Мы выступим в роли свидетелей, дабы обряд имел законную силу.

Велвет поставила свою подпись в книге записей браков рядом с подписью Карла Стюарта, затем поклонилась Анне, ставшей отныне герцогиней Йорк.

Новобрачные тут же покинули часовню. Следом за ними ушел и священник. Чарлз же, медленно шагая к выходу рядом с Велвет, посмотрел на нее сверху вниз и проговорил:

— Об этом некоторое время надо помалкивать. Позже, когда все станет известно, — а этого нам не избежать, — мы скажем, что они тайно сочетались браком в Бреде в конце прошлой осени по вполне очевидным причинам. Надеюсь, моя дорогая Велвет, мы можем рассчитывать на твое умение держать язык за зубами?

— Разумеется, ваше величество, — пробормотала Велвет.

Взглянув на мраморного ангела, она мысленно попросила: «Пожалуйста, следи за моим ребенком и сделай так, чтобы с ним ничего не случилось».

Король вывел Велвет из часовни и повел по коридору. Встретив стражника-гвардейца, он сказал:

— Если вы проводите леди Монтгомери в ее апартаменты, мы будем чрезвычайно вам благодарны. — Карл снял шляпу и вежливо поклонился Велвет. — Спокойной ночи, моя дорогая.

Оказавшись у своей двери, Велвет поблагодарила гвардейца и тут же спросила себя: «А сообщит ли он Монтгомери, что видел меня с королем в такое время?»

— А впрочем, какая разница? — пробормотала она, переступая порог комнаты. — Ведь самое ужасное уже случилось.

На следующее утро, едва проснувшись, Велвет выпила немного имбирного пива, отщипнула несколько кусочков бисквита и съела персик и пару слив.

Убедившись, что позывов к тошноте нет, она приняла ванну и оделась.

А в полдень в дверь постучал Томас. Как только Велвет впустила его, он сказал:

— Позвольте, миледи, забрать одежду и прочие личные вещи милорда. Он просил меня упаковать все его вещи, если, конечно, это вас не побеспокоит.

— Не побеспокоит, Томас, так что собирай его вещи. Кстати, когда он собирается покинуть Уайтхолл?

Слуга посмотрел на нее так, словно хотел сказать: «Вам это лучше знать».

— Полагаю, завтра, миледи.

— Лорд Монтгомери подал его величеству прошение об отпуске. Ты не знаешь, как долго он может продлиться?

Томас откашлялся и пробормотал:

— Насколько я знаю, сначала он собирается заехать в Роухемптон, после чего они с мистером Берком отправятся в Ньюмаркет за лошадьми, чтобы затем переправить их в замок Болсовер. А после этого милорд отправится в поездку по всем своим северным владениям. Он сказал, что надеется вернуться к коронационным торжествам.

— Но они состоятся не раньше апреля!

— Нет, миледи… То есть да, миледи, не раньше…

— Что ж, Томас… Ты найдешь все его вещи в гардеробной комнате.

«Я ненавижу тебя, Грейстил Монтгомери».

В этот вечер, отправляясь на прием в честь принцессы Мэри, Велвет приложила немало усилий, чтобы выглядеть как можно лучше. Она никогда не встречалась со старшей сестрой короля, но кое-что о ней слышала, поэтому на возможность дружеских отношений с ней не рассчитывала. С другой стороны, на приеме она могла поговорить с Анной и дать ей понять, что в Уайтхолле у нее есть союзница.

— Мэри так высоко задирает нос, будто дышит каким-то другим воздухом, чем все остальные, — проворчала Барбара, обращаясь к Велвет. — Эта сучка пренебрегаеи мной. Складывается впечатление, что титул графини не имеет для нее никакого значения. Надо было попросить Чарлза сделать меня герцогиней.

Бакингем в упор посмотрел на кузину:

— Даже самые замечательные люди получают в этой жизни гораздо меньше, чем заслуживают.

— Ты опять о себе говоришь, Джордж? — съехидничала Барбара. Потом вдруг заметила: — А эта Анна Хайд — простушка, каких мало. Кроме того, у нее слишком грузная фигура.

— Она очень неглупая молодая леди, так что не надо ее недооценивать, — посоветовал кузине Бакингем. — К тому же она не просто умна, но еще и остроумна, что привлекает к ней многих мужчин.

— Мне лучше знать, что в женщине привлекает мужчин! — заявила Барбара.

Велвет рассмеялась, потом спросила:

— Интересно, моя приятельница Кристин Кавендиш здесь? Никто, случайно, не видел вдовствующую графиню?

— Возможно, леди убежала с Монтгомери, — ответил Бакингем. — Похоже, и ее, и его сегодня на приеме нет.

Велвет молча пожала плечами и направилась к группе придворных, окружавших принцессу Мэри.

— Добрый вечер, леди Монтгомери, — приветствовала ее Анна Хайд. — Насколько я знаю, наш поезд эскортировал из Дувра ваш муж. Я хотела поблагодарить его, но, к сожалению, никак не могу найти.

— Моего мужа здесь нет, — ответила Велвет. — Но я приложу все силы, чтобы вы чувствовали себя в Лондоне как дома.

Анна со вздохом пробормотала:

— Ох, у меня кружится голова и подгибаются ноги, но я бы не хотела, чтобы кто-то заметил это.

— Вот, возьмите мой веер, — сказала Велвет. — Кстати, совсем недавно я упала в обморок в зале приемов и таким образом обнаружила, что беременна. Быть может, нам имеет смысл найти местечко потише и присесть?

— Да, конечно, — кивнула Анна.

Дамы направились к стоявшим чуть поодаль позолоченным стульям, но тут Анна вдруг тихо застонала и прошептала:

— Мне необходимо подняться в свою комнату. Кажется, у меня кровотечение. Вы поможете мне?

Велвет тут же взяла свою новую подругу под руку и повела к двери. Она помогла ей подняться по лестнице, после чего проводила в ее покои. Там она уложила Анну в постель, и та, сжав руку Вельвет, прошептала:

— Вы не должны никому говорить об этом.

— Но вам срочно нужна помощь, — возразила Велвет. — Пожалуй, я позову доктора.

Она направилась в холл, где сновали служанки, приехавшие с придворными дамами принцессы Мэри.

Одна из них подошла к Велвет и спросила:

— Что, еще какая-то леди заболела лихорадкой?

— Вы о чем? — удивилась Велвет.

— Видите ли, леди Беатрис очень плоха, и ее сейчас осматривает придворный доктор.

— Значит, доктор Фрейзер здесь?

— Да, миледи. Как я уже сказала, он в покоях леди Беатрис.

Велвет подошла к указанным покоям, постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, проскользнула в комнату. Доктор мыл руки, а его ассистент поил больную микстурой от лихорадки.

— Что-нибудь случилось, леди Монтгомери?

— Доктор Фрейзер, срочно требуется ваша помощь. Следуйте, пожалуйста, за мной.

— Только не говорите мне про очередной приступ лихорадки…

Велвет покачала головой и приложила палец к губам.

Когда они вошли в покои Анны, Велвет осторожно прикрыла за собой дверь. А доктор Фрейзер сразу понял, что происходит.

— Помогите мне раздеть ее. — Совместными усилиями они сняли с Анны почти всю одежду. — Мистрис Анна, у вас боли?

— У меня будто внутренности разрывались — так было больно. Но теперь все прошло.

— Вы потеряли немного крови, но сейчас схватки прекратились.

Доктор вопросительно взглянул на Велвет.

— Все нормально, доктор Фрейзер, — ответила она. — Я в курсе.

— Существует только одна возможность спасти ребенка, да и то небольшая, — сказал Фрейзер, потом осведомился: — Насколько я понимаю, вы не замужем, миледи?

— Ничего подобного, — возразила Велвет. — Анна — принцесса Уэльская. Они с Джеймсом обвенчались в Бреде в конце ноября.

Доктор Фрейзер побледнел. Джеймс был наследником трона, и, следовательно, ребенок Анны становился третьим по значимости Стюартом.

— Миледи, вы должны оставаться в постели, держа ноги в приподнятом положении. Я дам вам снотворные пилюли, ибо только покой и отдых помогут избежать выкидыша. Кроме того, я приглашу сиделку, которая будет неотлучно находиться у вашей постели. Она сразу позовет меня в случае каких-либо изменений в вашем состоянии. Надеюсь, леди Монтгомери, вы присмотрите за ней, пока не придет сиделка.

— Разумеется, доктор.

Когда Фрейзер ушел, Велвет придвинулась к постели Анны.

— Вам удобно?

— У снотворных пилюль ужасно горький вкус, но в целом мне уже гораздо лучше.

Велвет сжала руку Анны, оказавшуюся красной и шершавой.

— Хотите, чтобы я сообщила о произошедшем вашему мужу? — спросила Велвет.

— Нет-нет, не надо, — поспешно ответила Анна. — Я также надеюсь, что все это останется тайной и для моего отца.

Когда в покои пришла сиделка и Анна забылась сном, Велвет решила, что имеет полное право удалиться. Вернувшись в Большой зал, она обнаружила, что принцесса Мэри рассказывает Чарлзу о постоянно мучившей ее головной боли. Барбара же скрылась в столовой, где уже подавали ужин, но Бакингем не торопился покидать короля. Велвет дотронулась до его рукава и со значением посмотрела на него. Герцог, будучи человеком очень неглупым, сразу же понял, чего она хочет. Обратившись к принцессе Мэри, он проговорил:

— Кажется, у Генри Джермина есть отличное средство от мигрени. — Герцог предложил леди Мэри руку. — Не желаете ли поговорить с ним об этом?

Поскольку Джермин, чтобы не выдать свои чувства, старался держаться от принцессы подальше, леди Мэри с Бакингемом отправились разыскивать его. Велвет же, приподнявшись на цыпочках, прошептала Карлу на ухо:

— Сир, у Анны опасность выкидыша.

Король нахмурился и спросил:

— А что случилось? Что с ней?!

Велвет приложила палец к губам, затем шепнула:

— Спросите у Фрейзера.

Когда же король ушел, она пробормотала себе под нос:

— Пойду-ка я спать, не то мне придется объяснять Барбаре, куда вдруг исчез король.

Когда Велвет проснулась на следующее утро, выяснилось, что утренняя тошнота у нее исчезла. Выглянув из окна, она обнаружила, что пошел снег. За одну ночь все вокруг стало белым, и весь мир казался свежим, чистым и ярким. Одно лишь огорчало: Монтгомери скорее всего уже уехал из Уайтхолла, оставив ее в одиночестве. «Нет, не смей об этом думать!» — тут же приказала себе Велвет. Быстро позавтракав, она направилась в покои Анны. Обнаружив, что та крепко спит, Велвет не стала ее тревожить и сказала служанке:

— Когда миледи проснется, передайте ей, что заходила леди Монтгомери.

Оказавшись в холле, Велвет увидела слуг со стопками свежего льняного белья, которое они разносили по комнатам.

— Как здоровье леди Беатрис? — спросила она одну из служанок.

— Вероятно, ей лучше. Точнее сказать не могу, поскольку принцесса Мэри со всеми своими дамами переехала в Сент-Джеймсский дворец.

«Переехала?.. Как странно… Неужели они ночью переезжали?» — думала Велвет, направляясь в свои апартаменты. Проходя мимо задней лестницы, ведущей в покои короля, она вдруг увидела доктора Фрейзера. Остановившись, тихо сказала:

— Доктор, я только что заходила в покои Анны и обнаружила ее спящей. Неужели опасность миновала?

Фрейзер как-то странно посмотрел на нее, потом, явно смутившись, спросил:

— Вы о чем, миледи?

— Я имела в виду ребенка…

Доктор вздохнул и тихо произнес:

— Ребенка нет. Я хочу сказать, уже нет.

— Понятно, доктор… Скажите, а придворная дама по имени Беатрис, страдавшая вчера от лихорадки, также отправлена в Сент-Джеймсский дворец?

Доктор Фрейзер едва заметно поморщился.

— Ее перевезли туда, поскольку лихорадка могла передаться Анне. То есть в целях предосторожности.

— Но почему принцесса Мэри тоже переехала в Сент-Джеймсский дворец? Разве лихорадка не представляет опасности и для нее?

Доктор Фрейзер пожал плечами:

— Я всего лишь следую приказам его величества, леди Монтгомери.

— Простите меня за расспросы, доктор, Я понимаю, что вы не можете игнорировать приказы короля. — Решив сменить тему, Велвет сказала: — Между прочим, я тоже собираюсь родить.

— Примите мои поздравления, миледи. И когда же ожидается это радостное событие?

— Возможно, в апреле или начале мая. Несколько дней я страдала от утренней тошноты, но теперь, кажется, она прошла.

Фрейзер немного помолчал, потом тихо сказал:

— Леди Монтгомери… Велвет… обещайте мне, что будете держаться подальше от Сент-Джеймсского дворца. Не дай Бог, случайно подхватите инфекцию.

— Благодарю за предупреждение, доктор. Даю слово, что ноги моей там не будет.

За ленчем Велвет беседовала с придворными дамами, чтобы быть в курсе всех последних новостей и сплетен. Она поговорила с Анной Марией Шрусбери, леди Арлингтон, Бесс Мейтланд и другими, и все они жаловались на высокомерие и холодность принцессы Мэри, однако ни одна из них, похоже, не знала, что принцесса перебралась из Уайтхолла в Сент-Джеймсский дворец.

Во второй половине дня Велвет накинула плащ на меховой подкладке и отправилась гулять по свежему снегу. Она сама не заметила, как дошла до Сент-Джеймсского парка. Когда же стояла там, глядя на окна дворца, ее вдруг осенило… «А ведь принцессу Мэри никто и никогда не перевел бы в Сент-Джеймс, если бы она сама не стала жертвой инфекции», — подумала она.

Покинув парк, Велвет направилась прямиком к королевским апартаментам и постучала в дверь. Ответа не последовало, и ей пришлось постучать более настойчиво. Наконец дверь открыл Проджерс, сообщивший, что король не велел его беспокоить.

Оттеснив его в сторону, Велвет вошла в холл, затем прошла в гостиную. Проджерс следовал за ней по пятам.

— Извините, сир, — пробормотал секретарь. — Мне не удалось остановить леди Монтгомери.

— Ладно, Проджерс, ничего страшного, — произнес король со вздохом.

Велвет шагнула к нему и тихо сказала:

— Минувшей ночью Анна потеряла ребенка.

Чарлз кивнул и снова вздохнул.

— Да, я знаю… Увы…

— Но это еще не все, не так ли? — спросила Велвет.

— Ты права. К сожалению, не все.

— Принцесса Мэри и ее дамы были срочно переведены из Уайтхолла в Сент-Джеймс, поскольку возникло подозрение, что у них лихорадка, так? — допытывалась Велвет.

— Исключительно в целях предосторожности, моя дорогая.

— А со стороны все вы глядит так, будто их изолировали.

— Инфекция не должна распространиться по Уайтхоллу. Мы не можем так рисковать.

— Какая инфекция, ваше величество?

Король промолчал.

— Проклятие! Говорите же, Чарлз!

— Похоже, это оспа. Опять.

— О Господи… нет! — У Велвет упало сердце. — Мой муж путешествовал с этими дамами… Кажется, восемь дней. Ведь он мог заразиться!

 

Глава 26

— Миледи, неужели вы не можете подождать до утра? — спросила Эмма.

— Никак не могу! Скорее всего Грейстил уже выехал из Роухемптона и находится на пути в Ньюмаркет. Мне и часа нельзя терять… Да что там часа — минуты!

Велвет бросала в свой дорожный саквояж теплые вещи, когда послышался стук в дверь. Она тут же открыла и велела вызванному ею пажу разыскать кучера Неда и передать ему, чтобы немедленно запрягал лошадей.

— Но становится темно, а снег по-прежнему идет, — с беспокойством заметила Эмма. — Отправляться сейчас в путешествие очень небезопасно.

— Ты полагаешь, Эмма, что я могу думать о себе, когда под угрозой жизнь моего мужа?

— Что ж, пойду паковать свою дорожную сумку, — сказала служанка со вздохом.

— Никуда ты не пойдешь. Если Грейстил подцепил оспу, то от него можно заразиться. В Роухемптоне достаточно людей, о которых нужно позаботиться. Мне только тебя еще не хватало. — Велвет закусила губу. — Я, конечно, благодарна тебе, Эмма, но будет лучше, если я поеду одна.

— Но вы не будете одна, миледи. Вы забыли о своем ребенке!

— Только не надо обременять меня еще и чувством вины. Я всем сердцем люблю Грейстила. Он в моем сердце — первый.

— Вам, миледи, не стоит тревожиться. Лорд Монтгомери — молодой и сильный мужчина. Я даже не слышала, чтобы он когда-нибудь болел.

— Очень надеюсь, что ты права, но вспомни принца Генри. Он тоже был молодым и сильным, а умер мучительной смертью. — Велвет бросила взгляд на стоявший в гардеробной ящик с картиной. А вдруг он пропадет в ее отсутствие? — Эмма помоги мне отнести ящик в карету. Я беру его с собой.

С помощью служанки Велвет перенесла в экипаж ящик с картиной. Эмма обняла хозяйку на прощание.

— Миледи, вы очень смелая женщина.

— Нет, Эмма. Сейчас я испугана больше, чём когда-либо в своей жизни. А ты заботься о себе, дорогая.

Когда карета покатила по дороге, Велвет возблагодарила судьбу за то, что Роухемптон находится на расстоянии всего нескольких миль от Лондона. Но из-за скверной погоды путешествие оказалось довольно продолжительным. Сразу за городской чертой задул сильный восточный ветер, гнавший огромные тучи снега, так что за окном почти ничего нельзя было рассмотреть.

Велвет забилась в угол кареты, кутаясь в меховой плащ и притопывая каблуками по полу, чтобы согреть ноги. В какой-то момент карета вдруг замедлила ход, а потом остановилась. Велвет, однако, знала, что они еще не доехали до особняка, поскольку Нед не свернул на подъездную дорожку. Она хотела было отворить дверцу, чтобы выяснить, что случилось, но тут Нед прокричал:

— Не могу разглядеть въезд на гравийную дорожку! Так что посидите немного в одиночестве, миледи, а я пойду поищу его!

Вскоре карета тронулась с места, но через несколько минут снова остановилась. Велвет попыталась открыть дверцу, но на нее налипло так много снега, что она не смогла это сделать. Нед счистил снег и открыл дверцу.

— Боюсь, карета засела в снегу — и основательно, — сказал кучер. — Так что я сейчас отправлюсь к дому за помощью, а вы сидите здесь и ждите моего возвращения.

— Нет, я не стану сидеть в карете и ждать! Мы оставим багаж и карету тут, а лошадей возьмем с собой. Нельзя оставлять их на холоде. Помоги мне выйти.

Велвет выбралась из кареты — и оказалась по колено в снегу. Взглянув на кучера, она сказала:

— Я выпрягу эту лошадь, а ты, Нед, выпрягай другую.

Из бархатистых ноздрей лошадей вырывались клубы белого пара. Стиснутые постромками, они нервно переступали с ноги на ногу. Потребовалось приложить немало усилий, чтобы снять кожаную упряжь с животных, и Велвет называла их разными ласковыми именами, чтобы они успокоились.

Когда они наконец выпрягли животных из кареты, Нед сказал:

— Если вы, миледи, заберетесь на лошадь, я пойду впереди и поведу и свою, и вашу.

— Ты тоже можешь проехать до дома верхом.

— Увы, нет. Я знаю, как править лошадьми в упряжке, но ездить на них верхом не обучен.

Нед помог своей хозяйке вскарабкаться на одну из лошадей, взял ее под уздцы и зашагал по сугробам к особняку. Вторая лошадь плелась следом за ними. Чтобы добраться до Роухемптона таким способом, им понадобилось около часа. Когда они вошли в конюшню, Велвет вздохнула с облегчением — лошадь Грейстила находилась в стойле. Она велела Неду накормить животных и как следует почистить их скребницей.

— Когда закончишь работу, заходи в дом, но воспользуйся для этого задней дверью. Там кухня, и я скажу миссис Клегг, чтобы накормила тебя и проводила в комнату. Об одном только прошу: держись подальше от лорда Монтгомери. Встречая принцессу Мэри и ее двор в Дувре, он, возможно, заразился оспой.

— Стало быть, слух о том, что принцесса заболела оспой, верен?

— Многие заболели, Нед. Сам король сказал мне об этом.

Смертельно уставшая и мокрая насквозь, Велвет вошла в холл и, шумно выдохнув, пробормотала:

— Наконец-то…

Грейстил сидел в одиночестве перед камином, подумывая о том, что пора запирать дом и ложиться в постель. Мистер Берк отправился спать уже час назад, однако миссис Клегг все еще хлопотала на кухне, и Грейстилу не хотелось прогонять ее оттуда. Он знал, что она считала кухню своими владениями и не любила, когда туда кто-нибудь вторгался и мешал ей.

Непогода помешала им с мистером Берком продолжить путешествие и отправиться на север, в Ньюмаркет. «Да и куда ехать с такой головной болью?» — подумал Грейстил со вздохом и помассировал пульсировавшие от боли виски.

Внезапно послышался стук входной двери, и Грейстил, поднявшись на ноги направился в холл. «Кого это занесло в Роухемптон в такую погоду?» — удивился он. В следующее мгновение граф замер в изумлении. Перед ним стояло засыпанное снегом существо, и лишь по рыжим локонам, выбивавшимся из-под мехового капюшона, он узнал свою жену.

— Велвет?! Какого черта?!

— У меня замерзли руки и ноги, — пробормотала она, едва шевеля посиневшими от холода губами.

— И неудивительно. Ты промокла насквозь! Пойдем скорее на кухню. Тебе нужно срочно выпить чего-нибудь горячего.

Велвет решительно покачала головой:

— Нет, я сама туда пойду, а ты останешься здесь!

Она сняла и бросила на пол мокрые перчатки. По пути в кухню расстегнула и скинула меховой плащ. Заметив, что Грейстил шагнул следом за ней, крикнула:

— Останься!

Грейстил подчинился и пробормотал себе под нос:

— Черт возьми, что происходит?

Он слышал доносившиеся с кухни голоса Берты и своей жены, однако не мог понять, о чем они говорили. Приблизившись к кухонной двери, он услышал, как Берта говорила:

— Я разогрею ячменную похлебку и поджарю хлеба. Похлебки у меня много, так что Нед может есть до отвала.

— Дайте ему комнату в своей пристройке. Не хочу, чтобы он находился вблизи хозяйской части дома. Кстати, к вам с Альфредом это тоже относится. Вы понимаете меня, миссис Клегг?

— Да, миледи. Но надеюсь, что все эти предосторожности окажутся ненужными.

— Я тоже надеюсь, Берта. Очень надеюсь.

Слова женщин весьма озадачили Грейстила. «Что за предосторожности?» — спрашивал он себя. Но стоило ему задуматься, как головная боль усилилась.

— Возьмите похлебку, миледи. Только не обожгитесь. Чтобы она лучше вас согрела, я налила туда капельку виски.

— Спасибо, Берта. Я возьму ее с собой и буду есть, разговаривая с Грейстилом.

Граф тут же направился в гостиную, и Велвет последовала за ним. Когда оба опустились в кресла перед камином, она сказала:

— Грейстил, принцесса Мэри и многие ее дамы слегли с лихорадкой. Но доктор считает, что это оспа.

— О Боже… Вероятно, они подцепили ее на корабле. Если помнишь, принц Генри тоже заразился этой болезнью на судне. — Грейстил поднялся с кресла и стал на колени, чтобы стащить с жены сапоги. — Чарлз, должно быть, места себе не находит от беспокойства.

— Одна придворная дама точно заболела оспой. И похоже, не она одна. Ты долго находился рядом с этими женщинами и, возможно, тоже заразился.

Граф тут же отскочил от жены.

— Но если так, то ты, должно быть, сошла с ума, приехав сюда. Достаточно было прислать записку с посыльным! — Он отошел от нее в противоположный конец комнаты. — Это не говоря уже о том, что опасности подвергается твой ребенок.

— Риск, конечно, есть, но назвать это гарантированной опасностью нельзя. А приехала я сюда для того, чтобы ухаживать за тобой, если ты заболеешь.

— Я тебе этого не позволю. Как только обогреешься, сядешь в свою карету и вернешься в Лондон.

Велвет печально улыбнулась:

— Карета застряла в снегу в начале подъездной дорожки. Мы с Недом выпрягли лошадей и привели в конюшню.

— Значит, ты пробивалась сквозь буран только для того, чтобы увидеть меня?

Это показалось Грейстилу невероятным. То, что Велвет сделала, потребовало от нее редкостного мужества и самоотверженности, возможно, даже любви. Хотя, конечно, он мог и ошибаться.

— Грейстил, как ты себя чувствуешь? У тебя что-нибудь болит? Например, голова?

— Ничего не болит, — соврал он. — Никогда не чувствовал себя лучше.

— Слава Богу! Но на всякий случай тебе надо держаться подальше от мистера Берка и супругов Клегг.

— И от тебя, Велвет, тоже! — Он машинально отбросил со лба волосы. — Кстати, как поживают ездившие со мной гвардейцы? Кто-нибудь из них заболел?

— Если честно, то не знаю. Не стала ждать, чтобы выяснить это. — Велвет тяжело вздохнула. — Я совершенно выбилась из сил и собираюсь отправиться в постель.

— Тогда занимай нашу спальню. Я же воспользуюсь одной из гостевых комнат. Поставь сапоги около камина. Я пригляжу, чтобы они не сгорели.

Велвет поставила свои сапоги у огня.

— Я хочу, чтобы ты спал у себя, Грейстил. Если останешься в гостевой комнате и неожиданно заболеешь, мне будет очень трудно перетаскивать тебя на второй этаж.

— Хорошо, сделаем так, как ты считаешь нужным.

— Спасибо, Грейстил. Спокойной ночи.

— Это мне надо благодарить тебя. То, что ты сделала… Это неслыханно… Уж я-то знаю, сколько для этого требуется мужества.

— Мной двигало не мужество, — ответила Велвет, И, понизив голос до шепота, добавила: — Не мужество, а любовь.

Грейстил не разобрал последнего слова, но он слишком хорошо знал, что бы ему хотелось услышать. «Я люблю тебя всей душой и всем сердцем, Велвет», — думал он.

— Спокойной ночи… Иди и отдыхай, дорогая. Завтра поговорим.

Проводив жену взглядом, Грейстил закрепил между пылающим жерлом камина и сапогами металлическую защитную заслонку, после чего опустился в кресло. «Принцесса Мэри не должна умереть! — думал он. — Чарлзу будет слишком трудно перенести смерть сестры после недавней смерти брата. Судьба не может быть такой жестокой». Однако он прекрасно знал, что судьба часто бывает удивительно жестокой. И сейчас ему более всего хотелось, чтобы Велвет вернулась в Лондон. И еще ему хотелось, чтобы болезнь миновала его, но пульсирующая боль в висках, похоже, свидетельствовала об обратном.

— Надо смотреть правде в глаза, — пробормотал граф, поднимаясь с кресла. — Очень может быть, что я тоже заболел.

Покинув гостиную, Грейстил с трудом поднялся на второй этаж и вошел в спальню. Подбросив несколько поленьев в камин, он медленно разделся и забрался в постель. Голова болела все сильнее.

Открыв глаза, Велвет не сразу сообразила, где находится. Наконец вспомнила, что добралась-таки до Роухемптона и без сил свалилась на кровать в одной из гостевых комнат. Выбравшись из постели, она бросила взгляд в окно. Луна все еще стояла в небе довольно высоко, и, следовательно, утро еще не наступило.

Поеживаясь от холода в своей нижней рубашке, Велвет присела на край постели, чтобы натянуть чулки. Затем надела зеленое бархатное платье. Слава Богу, она доехала до Роухемптона без особых происшествий, получив к тому же возможность убедиться, что Грейстил чувствует себя хорошо. Помолившись за здоровье мужа, она вознесла молитву и за короля Карла, попросив Господа дать ему сил и терпения.

Потом зажгла несколько свечей и написала записку мистеру Берку, сообщив о вспышке оспы среди придворных принцессы Мэри, а также о том, что Грейстил, возможно, тоже заболел. Кроме того, Велвет потребовала от управляющего, чтобы тот держался подальше от ее мужа. Стараясь не шуметь, она вышла из комнаты, пересекла холл и сунула записку под дверь мистера Берка.

А потом она вдруг почувствовала, что ее неудержимо тянет к мужу — хотелось заглянуть в его спальню и проверить, не заболел ли он. Немного помедлив, Велвет подошла к лестнице и поднялась на второй этаж. Затаив дыхание, повернула ручку двери, тихонько проскользнула в комнату и подошла к постели. Сначала ей показалось, что муж крепко спит, но тут луна вдруг вышла из-за тучи, и Велвет увидела, что Грейстил, совершенно нагой, лежит на постели без движения, с широко раскрытыми глазами. Протянув руку, она коснулась его плеча и тут же почувствовала, что от него исходит нестерпимый жар. Велвет не на шутку встревожилась.

— Грейстил! — воскликнула она.

Когда же она прикоснулась к его лбу, у нее не осталось никаких сомнений: было совершенно ясно, что у Грейстила жестокая лихорадка. Велвет зажгла все свечи, какие только нашлись в комнате, и с подсвечником в руке снова подошла к постели. Открытые глаза Грейстила лихорадочно блестели, лицо и шея побагровели, а сухие губы растрескались.

— Воды… — в беспамятстве пробормотал он.

Велвет бросилась к умывальнику и налила в чашку немного воды из кувшина. Приподняв голову мужа, она поднесла чашку к его пересохшим губам. Когда он напился, она налила остатки воды из кувшина в миску и, прихватив с собой губку и полотенце, вернулась к кровати. Намочив полотенце, обтерла его лицо, шею, грудь и руки.

Внезапно послышался стук в дверь, и Велвет, приблизившись к ней, спросила:

— Кто там?

— Это Берк, миледи… Я только что прочитал вашу записку. Хочу вам сказать, что не может такого быть. Думаю, вы ошиблись и…

— Увы, не ошиблась, — перебила Велвет. — У него сильнейший жар. Так что вам ради собственной безопасности лучше перебраться в пристройку, где живут слуги. За Грейстилом буду ухаживать я одна. Впрочем, вы можете мне помочь и не подходя к постели милорда.

— Очень жаль, что ваш муж заболел, леди Монтгомери. Рассчитывайте на меня. Я готов выполнить любое ваше поручение.

— Как только закончится снегопад, перенесите, пожалуйста, мой багаж из кареты в дом. Она застряла в начале подъездной дорожки. Кроме того, вам с моим кучером Недом придется помочь миссис Клегг запастись хворостом и дровами. Мне также потребуется вода для ванн и омовений, а также напитки для облегчения жажды больного. Что касается напитков, то подумайте, какие наилучшим образом подходят для этой цели. Вы человек многоопытный, мистер Берк, и я всецело на вас полагаюсь.

— Благодарю вас, миледи.

— Но к двери больше не подходите, а оставляйте то, что будете приносить, на верху лестницы. Там же оставляйте свои записки, если у вас возникнет нужда что-нибудь мне сообщить.

— Что вам потребуется в первую очередь, миледи?

— Пустое ведро и свежая питьевая вода. Заранее благодарна.

Сев у постели, Велвет внимательно посмотрела на мужа. Она не знала, способен ли он воспринимать ее слова, но знала, что должна говорить — хотя бы ради собственного успокоения.

— Грейстил, я знаю, как плохо тебе сейчас, но ты почему-то удерживаешься от стонов. Знаешь, я уверена: если ты будешь стонать, тебе станет легче, любовь моя.

Он шевельнулся, но не издал ни звука. Велвет же вновь заговорила:

— Рассвет почти наступил. Ветер утих, и снег идет уже не так сильно, как прежде. Как только снегопад прекратится, а на небе появится солнце, Роухемптон станет еще прекраснее. Я люблю этот чудесный старый дом. Это лучший подарок, какой мне когда-либо делали, и я, Грейстил, всем сердцем благодарна тебе за него.

— Воды… — пробормотал он.

Велвет поднялась со стула и отправилась к лестнице. Там, на верхней ступеньке, она нашла пустое ведро и кувшин с питьевой водой. Налив воды в чашку, она подошла к кровати и снова приподняла голову мужа, чтобы он мог напиться. Жар по-прежнему сжигал его, и, пока он пил, Велвет возносила молитву Господу и просила сделать так, чтобы эта вода хоть немного уменьшила его страдания и ослабила лихорадку.

Через некоторое время она услышала какой-то шум в холле. Отправившись выяснить, что происходит, Велвет обнаружила на верху лестницы ведро с теплой водой и записку, в которой мистер Берк сообщал, что положил в воду для омовения листья огуречника, от чего вода через некоторое время должна приобрести красноватый оттенок. Он также писал, что в данный момент кипятит воду с листьями и семенами все того же огуречника, так как этот отвар в охлажденном виде — обычное средство при лихорадке.

Когда Велвет в очередной раз обтирала мужа полотенцем, она увидела на его теле старые шрамы от ран, которых прежде не замечала. Шрамы напомнили ей о том, что Грейстил провел большую часть своей жизни в сражениях — сражался, чтобы возвести Чарлза на престол.

— Эту битву ты просто обязан выиграть, — сквозь слезы пробормотала она.

Когда наконец наступило утро, Велвет заметила, что глаза Грейстила закрылись — судя по всему, он погрузился в сон. Часом позже она нашла на верху лестницы свой саквояж и ящик с картиной.

— Упаковка, слава Богу, не повреждена. Значит, в ящик они не заглядывали, — с облегчением вздохнула Велвет.

Весь день она ухаживала за мужем, но никаких изменений к лучшему не замечала — жар по-прежнему сжигал его, и Велвет со страхом ожидала наступления ночи.

В очередной раз напоив Грейстила отваром из огуречника, она заглянула в его блестевшие от лихорадки глаза и отчетливо проговорила:

— Грейстил, ты слышишь меня? Ты слышишь меня, капитан Монтгомери?

— Мне холодно, — пробормотал он.

Велвет натянула на мужа все имевшиеся в комнате одеяла и подоткнула их с боков и вокруг шеи. Прикоснувшись к его щеке, она поняла, что температура у него поднялась еще выше. Она подошла к камину и подбросила в него еще угля и дров. Приблизившись к кровати, спросила:

— Теперь тебе стало теплее, любимый?

Словно в насмешку над ее усилиями, он стал сотрясаться от дрожи и клацать зубами.

— Холодно… Ужасно холодно…

Велвет испугалась. Ведь если Грейстилу так холодно, то он, наверное… скоро умрет! Бросившись в гардеробную, она достала из шкафа еще одно одеяло и накрыла мужа, но он продолжал дрожать. Тогда она сбросила с себя всю одежду, скользнула под одеяла и заключила мужа в объятия.

— Мое тело оттянет жар на себя… — шептала она. — Любимый, ты чувствуешь, как сжигающее тебя пламя уходит?

Вскоре дрожь Грейстила стала затихать, и, успокоившись, он затих в ее объятиях. Велвет потерлась щекой о его плечо и, едва не задохнувшись от перехвативших горло слез, прошептала:

— Если ты сегодня ночью умрешь, значит, мыс тобой спим вместе в последний раз. — Тихонько всхлипнув, она добавила: — Грейстил, я люблю тебя больше жизни… Чувствуешь, как моя любовь входит в тебя?

 

Глава 27

Когда Велвет проснулась, рассвет уже окрасил небо в розовые тона. Она сразу поняла, что лежит, прижавшись к спине Грейстила. И сразу же почувствовала на груди влагу, образовавшуюся между их телами. Решив, что лихорадка Грейстила пошла на убыль, она отбросила одеяло, чуть отодвинулась от мужа и в ужасе замерла, увидев образовавшиеся у него на спине «горошины», наполненные прозрачной жидкостью. Некоторые из них лопнули — оттого-то она, наверное, и почувствовала у себя на груди влагу.

Быстро выбравшись из постели, Велвет обошла кровать и, заглянув в лицо Грейстила, обнаружила, что он тоже проснулся.

— Ты понимаешь, что я говорю, любимый? — спросила она.

Грейстил в ответ чуть прикрыл глаза, и Велвет решила, что он ответил утвердительно. Заметив, что он облизал кончиком языка сухие, растрескавшиеся губы, она налила в чашку отвар огуречника, добавила туда воды и поднесла чашку к его губам. Грейстил выпил все до капли, и ей показалось, что он вздохнул с облегчением.

Потрогав его небритые щеки, Велвет почувствовала, что они все еще горячи, но уже не так пылают, как прежде. Она вознесла к небу благодарственную молитву, затем надела нижнюю рубашку и начала заниматься делами — вылила в ведро вчерашнюю воду для омовения, налила в миску свежую и приступила к процедуре влажного обтирания, предварительно тщательно осмотрев тело мужа, чтобы определить, сколько у него образовалось «горошин». Она насчитала около дюжины на спине и еще около дюжины на руках, ногах и животе.

— Грейстил, у тебя более двадцати пузырей на теле, но — удивительное дело! — ни одной на лице.

Губы его чуть дрогнули, словно в усмешке, и она поняла, что ее слова дошли до его сознания.

Закончив обтирание, Велвет надела чистую льняную наволочку на подушку, вылила грязную воду в ведро и отнесла его к лестнице, где мистер Берк оставил для нее свежую воду и очередную записку. Развернув листок, Велвет прочитала:

«Миледи, мне приходилось видеть, как протекает оспа. Поначалу на теле появляются пузыри, наполненные прозрачной, похожей на воду жидкостью, и жар спадает. Через некоторое время, однако, пузыри заполняются гноем, и лихорадка возобновляется. Имеют место случаи расстройства сознания и бреда. Готовьтесь к этой наиболее опасной стадии развития болезни».

Велвет показалось, что кто-то стоит у подножия лестницы, и она крикнула:

— У лорда Монтгомери около двадцати шести «горошин», наполненных прозрачной жидкостью!

Мистер Берк — а это был он — прокричал в ответ:

— Когда они наполнятся гноем и превратятся в оспины, должно пройти по крайней мере пять дней, прежде чем они начнут подсыхать! Если, конечно…

Управляющий не закончил фразу, но Велвет знала, что он хотел сказать.

— Благодарю за разъяснения, мистер Берк. У кого-нибудь еще в доме появились симптомы болезни?

— Нет, миледи, Бог миловал. Но если у вас начнет болеть голова, то обещайте, что не станете скрывать это от меня.

— Обещаю, мистер Берк.

Вернувшись в хозяйскую спальню, Велвет приблизилась к кровати и, присев на стул, тихо сказала:

— Ну, как ты?..

— Спасибо тебе, — пробормотал в ответ Грейстил. Она всмотрелась в его лицо и улыбнулась:

— Можешь не разговаривать, а только слушать. Тебе нужно беречь силы.

— Я люблю тебя, Велвет.

Ее глаза наполнились слезами. Раньше он никогда не говорил ей этих слов. Или, может быть, он принимает за любовь чувство благодарности?

— А я люблю тебя, Грейстил. Мне очень жаль, но сегодня лихорадка вернется к тебе. Но ты всегда был воином, а значит, сейчас должен сражаться с удвоенной силой. И помни: ты не одинок. Я здесь, с тобой, и если мы объединим наши усилия, то болезнь будет побеждена!

— Ты мой щит и ограда от бед, — пробормотал он.

Потом его глаза закрылись, и он задремал.

Велвет же, воспользовавшись передышкой, отправилась к лестнице и съела завтрак, который оставил ей мистер Берк. Опустив пустой поднос на пол, она налила себе вина и вернулась с бокалом в спальню.

Ближе к ночи пузыри на теле Грейстила, как и предсказывал мистер Берк, наполнились гноем, и у него резко подскочила температура. Велвет снова и снова делала мужу прохладные влажные обтирания, но, несмотря на все ее усилия, Грейстил впал в беспамятство и начал бредить. По мрачной иронии судьбы, вырывавшиеся из его уст слова были связаны исключительно со смертью и умиранием. Велвет прислушалась и поняла, что он говорит о юных солдатах, служивших под его началом, — многие из них были убиты или взяты в плен генералом Монком.

В какой-то момент Грейстил вдруг приподнялся и, схватив ее за руки, воскликнул:

— Он никогда не любил ее! А она умерла, чтобы мог жить я… Наконец-то я ее увижу…

Велвет догадалась, что муж говорил о своей матери.

— Нет, Грейстил! Ты мне нужен здесь. Кроме того, нашему ребенку необходим отец. Ты должен сражаться со смертью. Смерть — вот кто наш враг!

Его хватка стала еще сильнее.

— Ты уйдешь от меня…

— Никогда! Я останусь с тобой, Грейстил!

— Ты любишь Чарлза и уйдешь к нему…

— Клянусь, что не уйду к Чарлзу, а останусь с тобой. Навсегда. Я люблю тебя, Грейстил… Ты нужен мне!

— Неужели ты — Велвет?

— Да, я Велвет.

Постепенно его хватка стала слабеть. Наконец он отпустил ее руки и, откинувшись на подушки, затих.

«Неужели он уходит от меня?» — в ужасе думала Велвет. Налив в бокал вина, она залпом выпила его и приготовилась к худшему. Немного помедлив, она легла рядом с Грейстилом и взяла его за руку. Другую же руку положила себе на живот, подумав о том, что теперь вся их семья в сборе. Уже засыпая, она прошептала:

— Я здесь, любимый. И никогда не оставлю тебя…

В Сент-Джеймсском дворце король Карл преклонил колени перед смертным одром своей сестры, в то время как священник читал отходную молитву.

— Она ушла от нас, сир. — Доктор Фрейзер положил руку на плечо короля. — И ее страдания закончились.

Карл со вздохом поднялся на ноги.

— Благодарю вас, доктор. Вы сделали все, что было в человеческих силах. Между прочим, ее муж тоже умер от оспы. Я же справился с этой болезнью в детском возрасте, но она по иронии судьбы унесла в течение нескольких недель и моего брата, и мою сестру.

— У вас была мягкая форма оспы, сир. Как, впрочем, и у меня. Кстати, все мои сиделки тоже переболели оспой. Ничего удивительного, что слуги с оспинами на лице пользуются большим спросом.

— Как себя чувствует леди Беатрис?

— Сир, я по-прежнему считаю, что она выживет. Должен заметить, что один из гвардейцев, эскортировавших принцессу Мэри из Дувра, тоже пал жертвой этой болезни. Остается только надеяться, что она не коснется лорда Монтгомери.

Карл вспомнил испуг, вернее — ужас, отразившийся на лице Велвет, когда она узнала, что дамы слегли от этой чрезвычайно заразной болезни.

— Увы, оспа не признает фаворитов… — пробормотал король. Повернувшись к священнику, он сказал: — Не проводите ли меня в апартаменты моей матери, святой отец? Королева, вероятно, безутешна…

Час спустя Карл вернулся в свои апартаменты в Уайтхолле. Ему предстояло написать много писем крайне неприятного и горестного содержания. И одно из первых предназначалось Уильяму, сыну покойной принцессы. Кроме того, следовало написать малышке Минетти, а также уехавшему из Лондона брату Джеймсу и Барбаре — у этих двоих прекрасно был развит инстинкт самосохранения. И конечно же, он должен был написать в Роухемптон.

Вызвав пажа Уилла Чиффинча и передав ему уже написанные письма, Карл сел за письмо к Велвет.

«Моя дорогая Велвет!

С величайшим прискорбием сообщаю тебе, что Мэри отправилась в край вечного упокоения. Вероятно, она заразилась оспой на корабле, доставившем ее в Англию. Очень жаль, что морские суда являются постоянным источником опасной заразы, но я ничего не могу с этим поделать.

Я написал Минетти письмо, содержащее эту печальную новость. Надеюсь, ты тоже напишешь ей, ибо твои письма всегда поднимали ей настроение. Доктор Фрейзер полагает, что леди Беатрис выживет, и мы все молимся за ее выздоровление. Я очень надеюсь, что сия напасть минует Грейстила. Конечно, тебе не следовало ехать в Роухемптон, ибо ты сама можешь заразиться, но я знаю: ничто в мире не отвратило бы тебя от этого намерения. Подобная преданность вызывает у меня зависть, так как я точно знаю, что никогда не сподоблюсь обрести столь великую любовь.

Обязательно дай мне знать, как обстоят у тебя дела. После коронации, когда из Португалии приедет принцесса Екатерина, чтобы стать моей женой и королевой Англии, возникнет необходимость приискать достойную леди, которая ведала бы спальными покоями королевы, — а я не знаю лучшей кандидатуры на это место, чем ты, Велвет. Короче говоря, в отсутствие графа и графини Эглинтон Уайтхолл не тот, что прежде, и это необходимо исправить.

Твой преданный слуга

Чарлз Рекс [2]Король (лат.).
».

Присыпав письмо песком, Карл растопил воск и прижал к нему свое кольцо с печаткой. Он давно уже не чувствовал себя таким одиноким.

Отбросив одеяло, Грейстил сел на постели и осмотрел покрытые подсыхающей коркой оспины на своем теле. Затем ощупал щеки и лоб, после чего пришел к выводу, что Велвет сказала ему правду — никаких отметин на лице у него не было.

Спустив ноги на ковер, он потянулся к жене, спавшей в кресле рядом с кроватью. В следующую секунду он в тревоге отдернул руку — Велвет пылала словно в огне!

— Дорогая, проснись! — воскликнул он. И тут же понял, что она не спала, веки ее лишь наполовину прикрывали остекленевшие от лихорадки глаза. — Велвет, о Боже! Я заразил тебя оспой!

Грейстил вышел из спальни и направился к верхней площадке лестницы. Свесив вниз голову, крикнул:

— Мистер Берк!

В следующую секунду снизу донесся радостный голос управляющего:

— Похоже, вам стало лучше, милорд!

— Гораздо лучше. Но не поднимайтесь сюда. Теперь лихорадка сжигает Велвет. Я хочу сменить постельное белье и уложить ее в постель. Однако я слаб, как котенок, Берк. Не могли бы вы раздобыть для меня какой-нибудь еды?

— Сию минуту, милорд! Я очень хотел помочь вашей жене, но она ничего не желала слушать и настояла на том, что будет лично ухаживать за вами.

— Мы оба знаем, что временами она бывает чертовски упряма.

— Я рад, что вы правильно меня поняли, милорд. Может, эля хотите выпить?

— Эля?.. Да я готов убить за кувшин эля! Кстати, не могли бы вы приготовить новую порцию отвара из огуречника, чтобы у меня было чем поить больную?

— У нас на кухне осталось еще довольно много этого отвара. Он очень горький, и ваша супруга жаловалась, что вы отказываетесь его пить.

— Оставьте его вместе с элем у лестницы.

Грейстил забежал в гардеробную за чистыми простынями и полотенцами, после чего вернулся к Велвет. Перестелив постель, он налил в таз холодной воды, опустился перед женой на колени и стал раздевать ее. Затем принялся осторожными движениями обтирать ее лицо и тело влажным полотенцем. После этого вытер насухо другим полотенцем, прикоснулся губами к ее виску и прошептал:

— Я люблю тебя, мой ангел.

Перетащив жену из кресла на кровать, Грейстил прикрыл ее простыней. Затем накрыл одеялом. Услышав шум в холле, он вышел из спальни и нашел на верхней ступени лестницы котелок с тушеным мясом и два кувшина: один с элем, а другой — с лечебным отваром из огуречника.

Съев мясо — ему следовало набраться сил, — Грейстил принялся за эль, смакуя каждый глоток. Когда кувшин опустел, он поставил его на пол и приблизился к Велвет.

— Любимая, ты спасла меня от смерти, — прошептал он, — а теперь я собираюсь спасти тебя. Но мне нужна твоя помощь, Велвет, понимаешь?

Она попыталась что-то сказать, но не смогла произнести ни слова — лишь смотрела на него блестевшими от лихорадки зелеными глазами. Тогда Грейстил осторожно приподнял ее и поднес к ее губам чашку с отваром огуречника. Когда она сделала несколько глотков, он прошептал:

— Велвет, любовь моя, я знаю, что прежде ты мне не доверяла. Но сейчас ты должна довериться мне, должна поверить моим словам. Поверь, я никогда не стал бы лгать тебе в такой момент. Знай же, ты обязательно поправишься! Попей еще, любимая.

Он снова поднес чашку к ее губам, Велвет выпила все до дна, хотя лекарство было ужасно горькое.

Грейстил сидел рядом с Велвет, пока она не заснула. Потом подошел к зеркалу, со всех сторон осмотрел себя и сосчитал оспины. «Как странно, — думал он, — на лице — ни одной».

В эту ночь Грейстил лег рядом с Велвет; казалось, что ей было гораздо лучше, когда он обнимал ее. И еще ему казалось, что если он будет держать ее за руку, то она не покинет его.

Утром он заметил, что на теле у нее стали появляться пузыри, наполненные похожей на воду прозрачной жидкостью. Причем один из них — о ужас! — возник на правой щеке. «Ну почему Господь так жесток? — мысленно восклицал Грейстил. — Почему Ты, Господи, наслал на нее эту напасть, оставив мое лицо нетронутым?!» Однако он прекрасно понимал: главное — чтобы Велвет выжила. Но справится ли она с болезнью, хватит ли у нее сил? Велвет уже очень значительно потеряла в весе, поскольку ничего не ела с тех пор, как у нее начались головные боли, и Грейстил опасался, что сил у нее может не хватить. Ведь если разобраться, то это просто чудо, что он сам выжил. Так что потребуется непременное вмешательство высших сил, чтобы произошло второе чудо.

Когда он в очередной раз поил Велвет отваром из огуречника, она между глотками вдруг спросила:

— Как ребенок?

— О, твой ребенок в полной безопасности. Верь мне, Велвет.

Допив отвар, она сказала:

— Между прочим, это и твой ребенок.

— Я знаю, любимая.

Отставив чашку, Грейстил начал обтирать ее влажным полотенцем. «Мне наплевать, чей это ребенок, — говорил он себе. — Главное — чтобы Велвет выжила!»

Во второй половине дня, когда Велвет уснула, Грейстил в очередной раз вышел к лестнице и нашел рядом с кувшином, наполненным элем, запечатанное письмо. Бросив взгляд на конверт, он увидел, что письмо адресовано Велвет, а написала его Кристин Кавендиш. Вернувшись в спальню, Грейстил обнаружил, что жена еще спит. Немного поколебавшись, он вскрыл конверт, так как почти не сомневался: Велвет, когда проснется, обязательно попросит прочитать ей письмо вслух.

Усевшись на стул рядом с кроватью, граф развернул листок.

«Дражайшая Велвет!

Узнав о трагической смерти принцессы Мэри, я сразу же поспешила в Уайтхолл, где Эмма сообщила мне, что ты уехала в Роухемптон, дабы предупредить мужа об опасности заражения. Я очень беспокоюсь за тебя и Монтгомери и прошу как можно скорее сообщить, как у вас дела.

Боюсь, эта ужасная инфекция получила распространение. Мой внук Уильям тоже ее подцепил, но в легкой форме. К сожалению, из-за болезни пострадало его красивое лицо, и теперь он ходит весь в оспинах. Вероятно, ты решишь, что провидение покарало его так за кражу твоего портрета, предназначавшегося в подарок Грейстилу. Попытка шантажировать тебя с тем, чтобы обменять портрет на Роухемптон, — воистину дурное деяние, за которое он теперь и расплатился.

Генриетта Мария пребывает в глубоком трауре по безвременно скончавшейся дочери. И конечно же, я очень сочувствую Чарлзу, То обстоятельство, что он правит королевством, не спасло его от трагедий и печали. Хотя его и окружают как многочисленные льстецы, так и многочисленные друзья, он, по сути, очень одинокий человек.

Если я не получу от тебя весточку в ближайшее время, то сама приеду в Роухемптон, дабы собственными глазами взглянуть на тебя.

С любовью

Кристин».

Грейстил отложил письмо, приблизился к плоскому ящику, стоявшему в углу, и, достав из него картину, взглянул на нее совсем другими глазами. Оказывается, Велвет заказала этот портрет для него! И она необычайно красива — куда до нее Венере! А он, Грейстил, был так суров с ней, что она не отважилась сообщить ему о том, что ее шантажировал этот мерзавец Кавендиш.

На сердце у Монтгомери было очень тяжело. Он со стыдом вспоминал их ссору из-за картины. «Ты ничего не понимаешь», — кажется, так сказала она ему. И он действительно ничего не понимал. Что ж, значит, теперь он должен сделать так, как если бы она и впрямь подарила ему этот портрет.

Грейстил пересек комнату, подошел к камину и водрузил портрет на каминную полку — чтобы Велвет, проснувшись, сразу его увидела. После этого граф надел чистую рубашку и сел в кресло у постели жены.

— Я люблю тебя, Велвет, — прошептал он. — Когда проснешься, я расскажу тебе, как сильно я тебя люблю. Я слишком долго дожидался того дня, когда смогу сказать тебе о своих чувствах.

Грейстил вздрогнул и проснулся. Он не знал, сколько времени проспал, видел только, что спальня погружена во мрак. Велвет же жалобно стонала и металась на постели. Быстро поднявшись и запалив свечи, Грейстил поставил подсвечник на прикроватный столик — и в ужасе замер: волдыри на теле Велвет наполнились гноем и превратились в воспаленные оспины. Было ясно, что она неимоверно страдала, и он, склонившись над ней, в отчаянии прошептал:

— Успокойся, любимая, полежи тихо хотя бы несколько минут. Дыши медленно и глубоко. Держи меня за руку, и это поможет тебе преодолеть терзающую тебя боль. Я люблю тебя, Велвет. Почувствуй мою любовь.

Опустившись перед кроватью на колени, Грейстил сжал пылающие руки жены. И в какой-то момент ему показалось, что его слова вроде бы оказывают на нее благотворное воздействие. Велвет и впрямь стала успокаиваться и через некоторое время уже лежала совсем тихо. Дыхание у нее тоже, казалось бы, начало замедляться. Но потом ему вдруг почудилось, что она совсем перестала дышать. Охваченный ужасом, Грейстил сжал ее руки и закричал:

— Не смей уходить от меня! Приказываю тебе остаться!..

Но в следующее мгновение он понял, что Велвет действительно не дышит.

 

Глава 28

Грейстил выпустил руки жены и, приподнявшись, стал давить ладонями ей на грудь, как если бы нажимал на кузнечные мехи. Он должен был во что бы то ни стало восстановить у нее дыхание, должен был заставить ее сделать хотя бы один вдох. Оспина, образовавшаяся у нее на груди, внезапно лопнула, и брызнувший из нее гной оросил его подбородок.

— Дыши, Велвет, дыши!

Она по-прежнему не дышала, и Грейстил, взывая к Господу, тихо заговорил:

— Прошу Тебя, Боже, помоги мне. Не забирай ее у меня. Дай мне силы и научи, что делать.

И тут его осенило… «Поскольку, Велвет самостоятельно дышать не может, я должен сделать это за нее», — подумал Грейстил. Без малейших колебаний он опустил голову, прижался губами к ее губам и принялся вдыхать воздух в ее легкие. Раз, другой, третий… В какой-то момент он почувствовал, что она вздрогнула. И в тот же миг лопнула воспаленная оспина у нее на щеке. Грейстил вытер гной, попавший ему в глаз, и снова принялся вдыхать в Велвет жизнь.

Она оказалась в каком-то незнакомом месте, пугавшем ее, ибо здесь стояла мертвая тишина. Но тут вдруг тишину нарушил чей-то голос, звавший ее по имени. Велвет повернулась и различила во мраке склонившийся над ней темный силуэт, в котором, впрочем, угадывались знакомые черты… А может, это сон?

— Чарлз?

Она сделала движение в его сторону, но тотчас замерла в нерешительности.

Нет, над ней склонился вовсе не король. Это смерть явилась за ней!

— Грейстил, Грейстил, где ты?

Велвет повернулась и увидела во мраке другой темный образ, звавший ее по имени.

— Велвет!

Это был Грейстил… Она узнала бы его где угодно. Ей вдруг вспомнились слова матери, сказанные целую вечность назад: «С ним ты всегда будешь в безопасности». Осознав это, Велвет уже без колебаний потянулась к мужу.

Грейстил не знал, сколько времени он делал жене искусственное дыхание, но наконец-то настал момент, когда стало ясно, что Велвет начала дышать самостоятельно. Впрочем, дыхание у нее было еще очень слабое, и он готовился при необходимости возобновить свои усилия. Когда же он понял, что ему удалось вырвать жену из объятий смерти, глаза его наполнились слезами, и он прошептал:

— Велвет, любимая, не уходи больше от меня!

Час за часом Монтгомери неотрывно наблюдал за женой, готовый в любой момент прийти ей на помощь. Наконец сон властно заявил на него свои права — и перенес в дальние страны, где обитали драконы, с которыми, он, впрочем, довольно быстро разделался, изрубив на куски своим мечом.

Когда же Грейстил проснулся, комнату заливал яркий дневной свет, а Велвет спокойно лежала на кровати и внимательно смотрела на него. Лицо его осветила радостная улыбка, и жена улыбнулась ему в ответ. Грейстил дал ей кружку эля, и она с жадностью его выпила. После этого он вышел из комнаты, подошел к лестнице и, свесив вниз голову, закричал:

— Мистер Берк, миссис Клегг! Полагаю, что Велвет теперь пойдет на поправку! А у вас как дела?!

Берк подошел к подножию лестницы и прокричал:

— Слава Богу, милорд! У вас наверху долгое время было так тихо, что мы уже стали опасаться худшего! Что же касается всех остальных, то больше никто не заболел!

— И все же продолжайте держаться от нас подальше! На всякий случай! Попросите Берту, чтобы сварила Велвет бульон для поддержания сил!

— Пришло письмо для леди Монтгомери от его величества из Уайтхолла, — сообщил управляющий.

— Когда я уйду, оставьте его там же, где всегда, мистер Берк.

Грейстил вернулся в спальню и обнаружил, что эль подействовал на Велвет как снотворное и она уснула. Воспользовавшись этим, он помылся и сменил рубашку, после чего сходил в гардеробную за чистым постельным бельем, а также забрал письмо с лестничной площадки.

Опустившись в кресло с письмом в руках, Грейстил ненадолго задумался. Имел ли он право вскрывать и читать адресованную Велвет корреспонденцию? Но ведь он уже сделал это один раз, так что теперь… Грейстил решительно поддел ногтем алую восковую печать. Разумеется, граф прекрасно понимал, что при чтении письма короля Карла может узнать что-нибудь крайне для себя неприятное, но он был готов ко всему.

Письмо короля поразило Грейстила, прочитав же последние строчки, он наконец осознал, насколько несправедлив был по отношению к Велвет.

«Конечно, тебе не следовало ехать в Роухемптон, ибо ты сама можешь заразиться, но я знаю: ничто в мире не отвратило бы тебя от этого намерения. Подобная преданность вызывает у меня зависть, так как я точно знаю, что никогда не сподоблюсь обрести столь великую любовь».

Грейстил действительно был поражен. Ведь он всегда завидовал Чарлзу из-за того, что Велвет испытывала к нему нежные чувства. Письмо, однако, доказало, что король и Велвет были всего лишь друзьями, и этот факт вызвал у Грейстила жгучий стыд за необоснованные подозрения. Еще раз прочитав письмо, он твердо решил, что никогда больше не будет ревновать Велвет.

Покосившись на спавшую жену, лорд Монтгомери зажег свечу и несколько секунд подержал печать над огнем, чтобы соединить ее половинки. Велвет не должна догадаться о том, что он прочитал адресованное ей письмо, ибо такой поступок благородным никак не назовешь. Положив письма от короля и Кристин на столик рядом с кроватью, Грейстил с легким сердцем вышел из спальни и отправился к лестнице.

— Мистер Берк! — прокричал он. — Я просто умираю от голода! Не могли бы вы попросить миссис Клегг поджарить для меня бифштекс?

— Слышу вас, милорд! — крикнула Берта. — Если к вам вернулся аппетит, то, значит, у вас все хорошо.

— У меня действительно все хорошо. Причем настолько, что я в состоянии съесть целого быка… с хвостом и рогами.

Вернувшись в спальню, Грейстил обнаружил, что Велвет уже проснулась и смотрит на него своими огромными изумрудными глазами. Указав на воспаленные язвы у себя на руках, она со вздохом сказала:

— Болит…

— Ничего, Велвет. Это ободряющий знак. Сейчас я смою с тебя весь этот гной.

Обтирая влажным полотенцем оспины, начавшие уже немного подсыхать, Грейстил действовал предельно осторожно. В смущении откашлявшись, он вдруг сказал:

— Не хочу расстраивать тебя, дорогая, но я случайно раздавил два пузырька с гноем… Один — над левой грудью, а другой — на щеке. Так вот, сейчас я хочу провести эксперимент с целью лучшего заживления ранок. Неплохо бы смазать их…

— Ты собираешься экспериментировать над моим лицом? — с улыбкой перебила Велвет.

Грейстил молча кивнул и осторожно протер ранку на щеке влажным полотенцем. Затем смазал ранку кремом для лица, который обнаружил среди вещей Велвет, после чего вырезал из чистой простыни крохотный квадратик и наложил его на ранку поверх крема.

Велвет бросила взгляд на свой портрет. Тихонько вздохнув, пробормотала:

— Я уже никогда не буду так выглядеть.

— Ты куда красивее своего изображения на картине.

— Ты мне льстишь?..

— Нет, разумеется. — Грейстил протер ранку у нее на груди, после чего смазал ее кремом и также заклеил квадратиком, вырезанным из простыни. — Будем надеяться, что все получится, — сказал он с улыбкой. Потом заявил: — А теперь ты выпьешь немного бульона, чтобы у тебя прибавилось сил.

— Опять командуешь?! — со смехом воскликнула Велвет.

Грейстил расплылся в улыбке:

— Конечно, дорогая. Знаешь… Где бы найти такую травку, отвар из которой заставил бы тебя немного помолчать?

— Есть такая ядовитая травка. Болиголов называется.

Велвет снова рассмеялась.

Накормив жену, Грейстил сменил у нее постельное белье, потом сказал:

— Постарайся заснуть, любовь моя. Тебе необходим отдых, Я же пока чего-нибудь поем, так как мне требуются немалые силы… для борьбы с тобой.

Когда наступила ночь, Грейстил снова лег рядом с женой. Она спала довольно беспокойно, и он неоднократно вставал с постели, чтобы принести ей воды или ночной горшок. Когда же настало утро, Грейстил снова приступил к своим обязанностям сиделки. Сменив Велвет повязки и покормив ее, он сообщил:

— Дорогая, тебе пришло два письма. Я прочитал одно из них — то, что от Кристин.

— Может, прочтешь мне его вслух?

— В нем… печальное известие. Принцесса Мэри умерла.

— О Господи… Бедный Чарлз…

Грейстил достал письмо из конверта и стал читать его.

«Дражайшая Велвет!

Узнав о трагической смерти принцессы Мэри, я сразу же поспешила в Уайтхолл, где Эмма сообщила мне, что ты уехала в Роухемптон, дабы предупредить мужа об опасности заражения. Я очень беспокоюсь за тебя и Монтгомери и прошу как можно скорее сообщить, как у вас дела.

Боюсь, эта ужасная инфекция получила распространение. Мой внук Уильям тоже ее подцепил, но в легкой форме. К сожалению, из-за болезни пострадало его красивое лицо, и теперь он ходит весь в оспинах. Вероятно, ты решишь, что провидение покарало его так за кражу твоего портрета, предназначавшегося в подарок Грейстилу. Попытка шантажировать тебя с тем, чтобы обменять портрет на Роухемптон, — воистину дурное деяние, за которое он теперь и расплатился».

Граф поднял глаза от письма и посмотрел на жену.

— Полагаю, ты догадываешься, что я хочу убить мерзавца?

Велвет покачала головой:

— Это причинит слишком сильную боль Кристин.

Он пожал плечами и продолжил чтение. Дочитав до конца, спросил:

— Ну, что скажешь?

— Надеюсь, ты напишешь ей вместо меня, дорогой?

— Только тогда, когда полностью уверюсь в, том, что ты поправилась.

— В таком случае я отказываюсь дышать… — сказала Велвет с улыбкой.

Он вдруг нахмурился и проговорил:

— Не надо так шутить. Между прочим, был момент, когда ты испустила последний вздох, Велвет. В прямом смысле.

— Да… я знаю, какое бывает чувство, когда умираешь.

— И какое же, любимая?

— Пугающее… Потому-то я и решила вернуться к тебе… Я знала, что рядом с тобой буду в безопасности.

Велвет покрутила на пальце обручальное кольцо; она так похудела во время болезни, что кольцо сразу свалилось с пальца. Посмотрев на тоненький золотой обруч, она вдруг заметила, что с его внутренней стороны выбиты какие-то слова. Поднесла кольцо к свету и прочитала: ВЕЧНО ЛЮБИМОЙ.

Сердце Велвет радостно затрепетало.

— Почему ты никогда не говорил, что любишь меня, Грейстил?

— Потому что со дня нашего обручения считал, что ты влюблена в Чарлза. Теперь, став старше и умнее, я понимаю, что вы испытывали друг к другу дружеские чувства.

— Любовно-дружеские, — сказала она, чтобы подразнить мужа.

Он снова улыбнулся:

— Что ж, если ты готова сыпать соль на мои раны, значит, тебе действительно стало лучше. Кстати, вот письмо от твоего любящего друга. Пожалуй, я выйду, чтобы не мешать, пока ты будешь читать его.

Оставшись в одиночестве, Велвет посмотрела на запечатанное королевской печатью письмо. Хотя они с Чарлзом были друзьями с тех пор, как ей исполнилось восемь, он впервые написал ей. Когда Велвет сломала печать и стала читать его послание, боль, которую он испытывал в связи со смертью сестры, мигом передалась ей. Когда же она добралась до последней фразы: «Подобная преданность вызывает у меня зависть, так как я точно знаю, что никогда не сподоблюсь обрести столь великую любовь», — у нее внезапно возникли подозрения, связанные со следующими словами Грейстила. «Теперь, став старше и умнее, я понимаю, что вы испытывали друг к другу дружеские чувства», — кажется, так он сказал.

— Ничего ты не понял, — пробормотала Велвет с усмешкой. — То есть ты понял это только после того, как прочитал письмо Чарлза. — Она нисколько не рассердилась на мужа, хотя и решила, что не стоит слишком уж внимательно рассматривать королевскую печать.

Всю последующую неделю Грейстил с утра до ночи ухаживал за женой — мыл ее, кормил, менял ей повязки и всячески демонстрировал ей свою любовь и преданность.

— Кажется, ранки подживают. — Велвет подняла вверх руки и осмотрела себя. — Сегодня ночью отвалилось еще несколько струпьев.

Он поднес к губам ее пальцы и, перецеловав их все до единого, с лукавой улыбкой спросил:

— Догадываешься, что я с тобой сделаю, когда ты снова обретешь силы?

Она с блаженной улыбкой ответила:

— Ах, расскажи…

Граф сделал «страшные» глаза и заявил:

— Отколочу до потери сознания. За то, что ты поставила свою жизнь под угрозу. Отколочу огромной палкой…

— А у тебя большая палка? — спросила Велвет с невиннейшим видом.

— Достаточно большая, — ответил Грейстил с угрожающим видом. — Дорогая, позволь наложить тебе на щеку еще немного крема. — Он отлепил «простынный» квадратик, закрывавший оспину, и сокрушенно покачал головой. — Ох, как же я теперь буду жить, зная, что заразил тебя оспой?

— Ты испытываешь чувство вины только по той причине, что у меня на щеке появилась оспина?

— Это ужасная цена за то, что ты примчалась сюда, чтобы предупредить меня о возможности заражения.

— Роберт Грейстил Монтгомери, не болтай глупости. Если оспина после заживления будет выглядеть очень уж неприглядно, я просто заклею ее модной мушкой — вот и все.

— Но тебе придется… сделать слишком уж большую мушку…

— Похоже, ты не видел мушек, которые сейчас продаются в лавках на первом этаже биржи и на Стрэнде. Полагаю, мушка в виде кареты с лошадьми может прикрыть и не такой шрам.

— Боюсь, с подобной мушкой тебя примут за французскую куртизанку, — сказал граф с ухмылкой.

— Что ж, я не против. Главное, чтобы ты реагировал на это соответствующим образом.

Грейстил принялся втирать крем в щеку жены. Ему очень хотелось верить, что ямка будет неглубокой. Велвет еще ни разу не попросила принести ей зеркало, и он подозревал, что она боялась посмотреть на себя. Решив покончить с этой проблемой, он подошел к столику, взял с него небольшое зеркальце и протянул жене:

— Вот, посмотри.

Велвет бросила в зеркало только один взгляд и пронзительно вскрикнула.

— Дорогая, все не так плохо, как кажется…

— Мои волосы! Такая взлохмаченная шевелюра кого угодно напугает. Видно, недаром в детстве меня называли лохматая Лиззи. Не представляю, как у тебе хватало духу смотреть на меня?

Грейстил ухмыльнулся:

— Ты две недели лежала в постели совершенно голая. Ничего удивительного, что я не обращал внимания на твои волосы.

— Завтра я собираюсь спуститься на первый этаж. Но перед этим мне необходимо вымыть голову, так как я не хочу, чтобы люди видели меня в подобном виде. Как-никак я графиня…

— Я распоряжусь, чтобы принесли ванну. Однако не уверен, что мне хватит сил натаскать в нее горячей воды, — заявил Грейстил с веселой улыбкой.

— Если ты от слабости упадешь в обморок, я положу тебя в постель и постараюсь привести в чувство.

Велвет облизнула губы кончиком языка.

— Ты начинаешь пугать меня, Лиззи!

— Чтоб тебя черти взяли! Я — «леди Лиззи». Прошу не забывать об этом!

В тот вечер Велвет, вымыв голову, высушив волосы перед камином и расчесав их, встала нагая рядом со своим портретом и приняла соответствующую позу.

— Ну, что ты об этом думаешь?

Обвязав обнаженные чресла полотенцем, Грейстил окинул портрет критическим взглядом, потом посмотрел на жену.

— Хм… Похоже, ты очень долго болела, — произнес он с глубокомысленным видом.

Велвет посмотрела на топорщившееся полотенце, опоясывавшее его бедра, и с лукавой улыбкой сказала:

— Ответ нечестный. А честный ответ — вот здесь.

Она указала пальцем на «ответ».

Грейстил рассмеялся и шагнул к жене. Подхватив ее на руки, он уложил на постель и, откинув с ее лица упавшие золотистые локоны, проговорил:

— Я очень люблю тебя; Велвет. Нам неслыханно повезло, что мы оба пережили эту напасть и теперь имеем возможность лежать в постели вместе.

Она обвила руками его шею, покрытую зажившими оспинами, и прижалась губами к его губам. Несколько секунд спустя он вошел в нее, и она забыла обо всем на свете. А потом они долго лежали, крепко обнявшись. И говорили, говорили, говорили… Они шептали друг другу нежные слова, строили планы, касавшиеся их ребенка, произносили клятвы любви и обменивались обещаниями в вечной приязни и верности. И теперь оба нисколько не сомневались: все страхи, раздоры и разногласия — в прошлом и у них осталось только одно — счастье быть вместе до конца дней.

На следующее утро, прежде чем сесть за завтрак, Велвет и Грейстил спустились по лестнице на первый этаж и выбежали из дома — как если бы были детьми, вырвавшимися из заключения тесной классной комнаты. Первым делом они навестили своих лошадей, стоявших на конюшне. Увидев обитавших там двух полосатых кошек, Велвет изъявила желание дать им клички.

— Давай назовем их Оспина и Струпик, — сказала она.

Грейстил весело рассмеялся:

— У тебя всегда была склонность к пикантным прозвищам, моя любовь.

— Если некто, именуемый Грейстил, намекает на имя Велвет, то хочу его заверить: у него нет никакого права рассуждать на эту тему!

Граф отвесил жене галантный поклон:

— Ваше глубокомысленное замечание, миледи, принято к сведению. А теперь пойдем завтракать. Не то я упаду в обморок от голода!

— Тебе, чтобы приободриться, придется съесть вареного козла!

— А тебя, чтобы немного укоротить твой длинный острый язык, нужно накормить розгами.

— Но ведь ты сам говорил, что тебе нравится мой острый язык!

— Ужасно нравится!

Молодые супруги рассмеялись и, взявшись за руки отправились на кухню. Когда они уселись за кухонный стол, миссис Клегг, присоединившись к ним, с улыбкой сообщила:

— Итак, Роухемптон сплотил очередную влюбленную пару. Такое уже на раз случалось, и это было неизбежно.

— У нас должен родиться ребенок, — сказала Велвет, просияв.

— О, поздравляю! И когда же произойдет это радостное событие, миледи?

— Надеюсь, не раньше мая.

— Вы говорите так, потому что не хотите пропустить коронацию?

— Нет, не в этом дело. Просто если мальчик родится в апреле, то у меня на руках будут двое мужчин со знаком Овна. А Овны славятся своим стремлением контролировать всех и вся.

— А что, если у тебя родится такая же ведьмочка, как ты сама? — спросил Грейстил.

— Ну, тогда я назову ее Пейсли.

— Так звали мою мать! — радостно воскликнул граф. — Ты замечательно придумала, Велвет.

— Просто мне очень нравятся красивые имена, — ответила Велвет. Она поднялась из-за стола. — Прошу меня извинить, но я должна покинуть вас, чтобы написать письмо одной важной персоне, к которой испытываю самые дружеские чувства. — Она одарила мужа насмешливым взглядом. — Любяще-дружеские, если можно так выразиться.

Грейстил последовал за ней, а когда она уселась за письменный стол, внезапно сказал:

— Пожалуй, я выйду, чтобы не мешать вам, леди Монтгомери.

Велвет молча кивнула, когда же, дописав послание королю, она уже приготовилась посыпать его песком, за окном раздался стук колес подъезжавшего к дому экипажа. Велвет подбежала к окну.

— Ах, это Кристин! — закричала она, бросившись к лестнице. — Грейстил, ты что, так и не написал ей?!

— Конечно, написал. И пригласил посетить нас.

Женщины долго обнимались и радостно щебетали, рассматривая друг друга. Потом Кристин, ненадолго задумавшись, спросила:

— А что ты наденешь на коронацию?

— Я не поеду на коронацию, — ответила Велвет. — Мне нужно сделать кое-что другое… Например — произвести на свет следующего графа Эглинтона.

— Дорогая, скорее всего ты родишь лишь на следующий месяц после коронации. Во всяком случае, король Карл надеется увидеть на торжествах вас обоих.

— Полагаю, король Карл вполне способен возложить на себя корону Англии без того, чтобы мы держали его за руки. У нас с Грейстилом своя собственная жизнь. К тому же у нас много хозяйственных забот. Прежде всего надо перегнать всех наших лошадей в Болсовер, где мы намереваемся провести Рождество и всю весну. И вообще мы хотим, чтобы наш ребенок родился в замке.

Последние слова Велвет явно озадачили вдовствующую графиню.

— Неужели ты хочешь сказать, что не собираешься возвращаться в Уайтхолл до тех пор, пока Екатерина Браганса не станет королевой Англии?

— Я вообще не собираюсь туда возвращаться, если не считать возможных случайных визитов, — заявила Велвет. — Я только что написала Чарлзу письмо, в котором отклонила его предложение стать главной фрейлиной опочивальни ее величества.

— Ты шутишь, дорогая?

— Нет, я говорю совершенно серьезно. Я уже все обдумала.

— Как же ты будешь жить без интриг и сплетен?

— Положусь в этом смысле на вас, Кристин, ведь вы всегда все знаете.

— Твои слова напомнили мне о том, что Джеймс, герцог Йорк, который, по слухам, тайно обвенчался с Анной Хайд, требует теперь от нее развода!

— Распутная свинья! — закричала Велвет. Немного помолчав, она со вздохом добавила: — Между прочим, никакой это не слух. Я сама была в королевской часовне, когда Джеймс и Анна сочетались там узами брака. Кстати, при этом присутствовал и Чарлз. Я также находилась рядом с бедняжкой Анной, когда у нее начались спазмы из-за выкидыша. Стало быть, этот сукин сын Джеймс, узнав, что ребенка не будет, требует развода? Похоже, мне придется добавить к своему письму постскриптум с предложением выступить в роли свидетельницы, если Чарлзу будет угодно, чтобы я подтвердила законность этого брака.

Ошеломленный словами жены, лорд Монтгомери смотрел на нее, не произнося ни слова. «Неужели Велвет действительно готова оставить блестящую жизнь при дворе?» — спрашивал он себя. Перехватив взгляд мужа, Велвет лукаво улыбнулась и, обратившись к Кристин, заявила:

— Полагаю, я буду очень занята в качестве главной фрейлины спальни лорда Монтгомери. Потому что этот мужчина просто ненасытен!