Джон спал без снов и проснулся, только когда в дверь постучала горничная. Он откинул волосы со лба и спросил:

— Да?

— Простите, милорд, что разбудила, но я несколько раз стучала в дверь вашей жены, и ответа не было.

Он встал с кресла и открыл дверь.

— Благодарю вас. Я посмотрю, что там такое, — спокойно сказал он.

Горничная пошла следом за ним по коридору. Джон подошел к кровати, где лежала его жена — все еще с закрытыми глазами.

— Элизабет.

Он коснулся ее. Она была холодная, застывшая, безжизненная.

— Господи, она умерла! — проговорил он с ошеломленным видом, не веря собственным глазам.

Горничная ахнула и закрыла лицо передником.

— Пойду скажу ее светлости, что нужно позвать доктора!

Джон смотрел натело Элизабет, пытаясь осмыслить случившееся. Инстинктивно он бросил взгляд на прикроватный столик. Там стоял очередной коричневый пузырек. Взяв его в руки, Джон увидел, что пузырек пуст.

— Господи!

К порогу быстро подошла Изабелла, но в комнату не вошла.

— Может ли это быть правдой? Она действительно?.. — Она посмотрела на Джона, и в глазах ее был упрек. — Да простит вас Господь!

А он все смотрел на Элизабет, пытаясь осознать, что она в самом деле умерла. Он пытался определить, сколько времени прошло с тех пор, как он оставил ее, плюющуюся и кричащую. Наверное, не более двух часов, самое большее — три. Она убила себя! Оставалось только предполагать, было ли это сделано нарочно или произошло случайно.

— Я пошлю за доктором! — резким голосом сказала Изабелла.

Джон поднял голову, но она уже исчезла. Он снова посмотрел на жену. Ее светлые волосы высохли и лежали вокруг лица легкими прядями. У нее внешность ангела.

Он ходил по комнате, привыкая к мысли, что его жена, мать его детей, мертва. Потом скрепя сердце начал составлять мысленно список того, что необходимо сделать. Семейная церковь Расселлов и место их захоронения находятся в Ченайсе, в нескольких милях от Уоберна. Похороны будут немноголюдными, на них будут присутствовать только члены семьи. Он подошел к окну и устремил невидящий взгляд на сад.

По прошествии некоторого времени стук в дверь вернул его к действительности. Вошел доктор Невилл, приблизился к кровати.

— Примите мои соболезнования, лорд Тависток. — Он сунул руку в сумку. — Я выпишу свидетельство о смерти. Ваша жена отошла с миром, и пусть это послужит для вас хоть каким-то утешением.

Доктор Невилл протянул Джону свидетельство о смерти.

— Здесь сказано, что причина смерти — чахотка. У моей жены не было чахотки, доктор Невилл. Она страдала острой меланхолией и пристрастием к опиуму, которым вы ее и снабжали, — напрямик сказал Джон.

— Поскольку эта трагедия произошла в Лонглите, было бы гораздо более желательно для маркизы Бат, если бы официально причиной смерти ее сестры была объявлена чахотка.

— Мне нет дела до маркизы Бат. Я не из тех, кто прикрывает правду ложью из соображения приличий. Нельзя же изобрести несуществующую болезнь, чтобы спасти свое лицо.

— Ситуация весьма деликатная, милорд. Те, кто склонен к сплетням, решат, что сверхдозу можно рассматривать как самоубийство или как что-то еще более чудовищное.

«Господи, неужели ее сестры решат, что это я убил ее?»

— Подумайте о своем брате, герцоге Бедфорде. Вы же не хотите, чтобы его коснулся какой-либо скандал.

— Мой брат знал о пристрастии Элизабет.

— Тогда прошу вас подумать о своих сыновьях, милорд. Ради детей вы, конечно же, не захотите, чтобы репутация их дорогой матушки оказалась запятнанной. Это будет им очень тяжело, и я уверен, что вы сделаете все, что в вашей власти, лишь бы уберечь их от страданий.

Виду Джона был безрадостный. Он почувствовал себя виноватым. «Ради мальчиков я сделаю то, что должен сделать». Он сложил свидетельство о смерти и положил в карман.

— Вы меня извините, доктор, мне нужно пойти распорядиться.

* * *

— Это сообщение меня потрясло. Я приехал как только смог. — Френсис Расселл обнял брата.

Он прибыл в Уоберн уже после похорон.

— Я не видел необходимости откладывать похороны, Френсис. Сестры хотели похоронить ее как можно быстрее — им не терпелось вернуться домой. Мои отношения с ними натянуты и вот-вот порвутся. Если бы даже намек на скандал не приводил их в такой ужас, они обвинили бы меня в том, что я приложил руку к смерти их сестры. Я должен быть благодарен мистеру Бирки. Он помог мне с церковными делами и очень умело разместил родственников Элизабет.

— Он всегда такой. Он управляет Уоберном как хорошо смазанной машиной. Так что, Джон, Элизабет совершила самоубийство? — напрямик спросил, он брата.

— Она умерла от сверхдозы. У меня нет доказательств, что это было сделано нарочно, но, увы, я подозреваю, что так оно и было.

— Бога ради, Джон, не нужно бичевать себя за это. — Френсис переменил тему: — А мальчики здесь?

— Да, я решил, что они должны присутствовать на похоронах матери, чтобы проститься с ней. Я подумал, что им не помешает провести несколько дней вне школы, а мне хочется побыть немного с ними. Скоро я отвезу их обратно в Вестминстер-скул. Я хочу, чтобы они жили нормальной жизнью, насколько это возможно в данных обстоятельствах.

— И тебе тоже следует вернуться как можно скорее к своему обычному образу жизни. Это самый лучший способ примириться с тяжелой утратой.

Джон кивнул.

— Это единственный способ.

«Мои сыновья осиротели, но что чувствую я? — попытался он разобраться в своих чувствах. — Если быть откровенным, негодование и чувство вины во мне сильно перевешивают скорбь от утраты».

* * *

— Мне бы хотелось предложить тост. — С этими словами герцогиня Гордон подняла бокал с шампанским, и гости, сидевшие за столом, последовали ее примеру. — Поздравляю нашего премьер-министра Питта с принятием Акта об объединении Англии и Ирландии.

— Слушайте! Слушайте! — хором закричали члены парламента—тори, которых Джейн пригласила на званый обед в честь этого события.

Джорджина, которая сидела между Питтом и лордом Эпсли, повернулась к премьер-министру.

— Сколько мест будет у ирландских членов парламента?

— Сто мест в палате общин и тридцать два — в палате лордов. И как я и обещал в случае принятия акта, я предложил теперь предоставить католикам свободу вероисповедания.

— Это будет замечательным достижением.

У Джорджины было очень развито чувство справедливости, и она всегда выбирала сторону неудачников.

Лорд Эпсли кашлянул, чтобы привлечь к себе ее внимание, и внезапно Джорджина вспомнила, что мать усадила их рядом потому, что он был наследником графского титула и огромного поместья в Сиренчестере. Она одарила его улыбкой. «Он довольно приятен на вид, если кому-то нравится светлая кожа, бледные брови и синие глаза. Лично я предпочитаю мужчин темноволосых и опасных на вид».

Джордж Каннинг повернулся к Уильяму Уилберфорсу:

— Я удивлен, что сегодня здесь нет Генри Эддингтона.

Джейн Гордон услышала эти слова.

— Генри прислал мне записку, что запоздает. Сегодня его вызвали во дворец ухаживать за королем.

Генри Эддингтон был спикером палаты общин и вместе с тем врачом короля Георга.

— Его королевское величество последнее время не в себе. Я уверена, что нам всем не терпится узнать, как он себя чувствует. Я молюсь о его быстром выздоровлении.

Генри Дандас похлопал ее по руке.

— Аминь, дорогая.

Когда подали десерт, Джорджина с хорошо скрытым изумлением заметила, что обожающий взгляд лорда Эпсли провожает каждый кусок, который она кладет в рот, и она из озорства все время облизывала губы, чтобы подразнить беднягу. Покончив с десертом, она пробормотала:

— Можно мне еще?

В его глазах загорелся страстный огонек.

— Ну ладно, не будем жадничать.

Заметив его огорчение, она почувствовала раскаяние и дала клятву, что больше не будет его дразнить.

Общество уже было готово перейти со своими напитками в гостиную, когда приехал Эддингтон.

— Генри, вы пропустили обед. Садитесь, и я велю вам что-нибудь принести, — предложила Джейн. — А вы расскажете нам о короле.

Вид у Генри Эддингтона был взволнованный.

— Дорогая герцогиня, я не смогу проглотить ни кусочка. Честно говоря, мне бы хотелось поговорить наедине с премьер-министром. Вы позволите?

— Мы все здесь друзья, Генри, и верные тори. Нет никакой нужды в секретности. Мы все понимаем, что у короля случаются приступы, и тогда он становится не совсем в своем уме, — сказал Питт.

— Сегодня вечером его королевское величество был совершенно не в своем уме и страдал от приступа гнева.

Эддингтон колебался; не следует, конечно, обсуждать состояние здоровья своего пациента, но ведь король не болен. Он в ярости. Генри понимал, что ему ничего не остается, кроме как проинформировать Уильяма Питта о приказе короля.

— Что его разгневало? — поторопил его Питт.

— Акт об объединении. То есть не сам акт по существу, но ваше обещание дать свободу католикам. Король требует, чтобы вы не предпринимали дальнейших шагов, не посоветовавшись с ним, и намерен заблокировать этот акт.

Генри тяжело вздохнул и выпалил:

— Его королевское величество приказал мне стать его премьер-министром.

Все в комнате онемели.

Джорджина бросила взгляд на мать, думая, что им следует извиниться и выйти, чтобы тори могли обсудить все без посторонних, но герцогиня покачала головой и приложила палец к губам. Дамы сидели тихо и слушали.

Все члены парламента заговорили разом, голоса их звучали возмущенно и неодобрительно. Потом Джордж Каннинг предложил Уильяму Питту:

— Пока что вам следует подождать со своим предложением предоставить католикам свободу вероисповедания.

— Я добросовестно дал торжественное обещание, что, если у меня будет достаточно голосов, чтобы провести Акт об объединении, я гарантирую, что католики смогут стать членами парламента. Мое слово — это мое обязательство, иначе моя репутация как политика погибнет.

— Все будут знать, что это король заблокировал законопроект, а не вы.

Питт встал и гордо поднял голову.

— Это моя ошибка, джентльмены. Я был слишком уверен в своем влиянии и не посоветовался с королем. Поскольку я не могу выполнить свое обещание, мне ничего не остается, кроме как отказаться от своего поста.

Джорджина заподозрила, что чрезмерная гордость заставила Уильяма Питта принять такое драматическое решение. Оскорбление, которое нанес ему король, назначив Эддингтона на пост премьер-министра, нельзя было вынести.

Члены парламента заспорили против такого решительного шага.

Питт прорвался сквозь спор прямо к сути дела:

— Я уйду в отставку, и спикер станет премьер-министром, как того желает его королевское величество. Поступить иначе означало бы погубить партию тори и привести к власти вигов. Если мы не хотим иметь своими правителями принца Георга и Чарлза Фокса, мы должны выполнить распоряжение короля.

Герцогиня Гордон вышла из комнаты и вернулась с бочонком шотландского виски. Она налила понемножку каждому члену парламента, понимая, что им нужно подкрепиться. Когда они осушили свои бокалы, прием закончился и все разошлись.

— Такую ужасную новость нельзя вынести. Гордоны всегда были стойкими сторонниками короля Георга. Мы отдали ему нашу любовь и преданность, но я боюсь, что монарх повредился в уме.

— Положение очень грустное. Мне жаль королеву Шарлотту.

— Положение вопиющее. Уильям Питт — это лучший премьер-министр, который когда-либо был в нашей стране. Его способности превосходят способности его отца в тысячу раз. Эддингтон никогда не сравнится с ним.

В комнату вошел брат Джорджины.

— Часы пробили всего только полночь. Неужели ваш званый обед уже закончился?

— Я получила ужасную новость, вынести которую невозможно.

— Здравствуй, Джордж. Ты сегодня рано пришел домой, — заметила Джорджина.

— У меня тоже есть новости. В клубе «Брукс» я столкнулся с лордом Холландом. Генри сказал мне, что несколько дней назад Джон Расселл похоронил жену.

— Не может быть!

Лицо Джорджины побледнело.

— Господи Боже! Пришла беда — отворяй ворота! — Джейн снова налила себе виски, она пыталась переварить эту обременительную новость. — Элизабет не состояла в кровном родстве с герцогом Бедфордом, так что он скорее всего не будет официально в трауре. У него нет оснований надолго перестать появляться в светском обществе. Я напишу Шарлотте и Сьюзен немедленно и попрошу их отложить свои балы до следующего месяца.

Джорджина была погружена в собственные мысли и не слышала ни слова из того, что сказала мать. Джон Расселл будет сокрушен. Должно быть, это ужасный удар — потерять жену. Она тут же подумала о его сыновьях. Как же он будет теперь жить? Перед глазами у нее мелькнул маленький Джонни. Он такой милый и такой застенчивый. Сердце у нее сжалось, в горле застрял комок.

— Хотелось бы мне знать, сократил ли герцог свой визит в Дербишир? Я уверена, что едва он получил эту новость, как сразу же вернулся в Уоберн.

— Холланд сказал, что он получил это сообщение непосредственно от Френсиса Расселла, а значит, вернулся в Лондон, — сказал Джордж. — А какая вторая новость вас так огорчила?

— О да, это воистину огорчительная новость. Мистера Питта вынудили отказаться от поста премьер-министра.

Джорджина незаметно вышла, а ее мать погрузилась в подробные рассуждения о политических потрясениях.

* * *

— Сегодня был длинный день. — Джон пришел к брату в библиотеку в доме на Расселл-сквер и положил на письменный стол пачку невскрытых писем, выражающих соболезнования. Потом налил себе выпить. — Я отвез мальчиков обратно в школу. Поговорил с каждым из их учителей, и они заверили меня, что сообщат, если что-то будет не так. Я встретился со старшим учителем, потом остался в Вестминстер-скул, чтобы пообедать с Джонни. Расставаться с ним было очень тяжело. Надеюсь, с ним все будет в порядке.

— Конечно, все будет в порядке — мальчишки народ живучий, — успокоил его Френсис. — А ты уже слышал новость?

— Какую?

— Сегодня Уильям Питт ушел в отставку!

На усталом лице Джона возникло выражение удивления.

— Король выступил против того, чтобы ирландские католики становились членами парламента, поэтому Питт уступил место спикеру Эддингтону.

— Проклятие! Мне следовало знать, что не стоило надеяться на предоставление католикам свободы совести.

— Интересно, с какой стати он ушел в отставку?

— Конечно, из принципа. И еще это очень дальновидный поступок. Если он будет в оппозиции к королю, это может свалить правительство и привести к власти нас, вигов. Питт принес жертву ради партии тори.

— Понятие «жертва» выходит за пределы моего понимания, — сухо проговорил Френсис. — Я еду в Карлтон-Хаус. Принц будет расстроен, что правительство не пало. Ему понадоблюсь я, чтобы помочь устоять против суровых ветров фортуны.

После того как Френсис ушел, Джон задумался о том, что будет представлять собой палата общин при новом премьер-министре Эддингтоне. Вероятно, дела пойдут не очень гладко. Хотя он глубоко сожалел о том, что ирландские проблемы ничуть не стали ближе к своему разрешению, он ясно понимал, что политическая неразбериха отвлечет его от неразберихи в собственной душе. Джон налил себе еще бокал, надеясь, что это поможет ему уснуть, и пошел к себе наверх.

Перед самым рассветом ему начал сниться его повторяющийся сон.

Он ехал верхом на своем гунтере по залитому солнцу лугу, поросшему дикими цветами. Их крепкий запах в сочетании с ликующим ощущением свободы действовал на него опьяняюще.

Рядом с ним ехала девушка — жизнерадостное, жизнелюбивое, живущее полной жизнью создание. Она страстно любила природу, детей, животных, и ему никогда не приедался ее смех. Они гнали лошадей к какому-то холму, и Джон знал, что позволит ей выиграть соревнование ради того, чтобы испытать наслаждение при виде ее радости от победы.

Они вымокли под внезапно обрушившимся летним ливнем, но леди даже не замедлила скачку. Она галопом подъехала к холму, соскользнула с седла и взобралась на большой валун. Она подняла руки и лицо к дождю, как если бы он был эликсиром жизни.

Джон спешился у подножия валуна и протянул к ней руки.

— Прыгайте, Джорджи! Я поймаю вас.

Прекрасней ее серебристого смеха он ничего не слышал в жизни. Не колеблясь, с полной самоотдачей, она бросилась в его объятия. Он поймал ее, а потом покатился вместе с ней по земле и, наконец, прижал ее телом к сырой траве.

Он завладел ее губами, у них оказался вкус восхитительного смеха и предвкушения чувственных радостей. Он знал, что она хочет его ласк, так же как он хочет ее ласкать, и это действовало на него опьяняюще. Ее пылкость вызвала у него непреодолимое желание овладеть ее телом и душой и заставить подчиниться ему целиком и полностью.

От нее исходил соблазн, и Джон наслаждался этим ощущением, потому что оно усиливало желание и доставляло блаженное, почти невыносимое наслаждение, которое помогало ему убежать от реальности так, как ничто другое не помогало.

Могучее безумие, которое разбудили в ней его ласки, увело его в те места, где царит одно великолепное, темное ощущение. Страсть доставляла ему необыкновенное удовольствие, за которым пришел покой и глубокое удовлетворение.

Она рассмеялась, ее глаза радостно сверкнули.

— Почему вы так медлили с этими словами?

— Я не был свободен!

Джон резко проснулся. Он понимал, что ему опять приснился все тот же сон, но на этот раз у его спутницы были лицо и имя. Это была Джорджина Гордон. Он отогнал сон, не желая вникать в его смысл, не смея это сделать. Во сне он был радостен и счастлив, но все эти чувства быстро испарились, оставив после себя ужасные угрызения совести и чувство вины.