Медленно выплывая из глубокого сна, Кэтрин уже знала, что ей предстоит столкнуться с чем-то, чего отчаянно хочется избежать. Она открыла глаза и вспомнила. Сегодня первое декабря. Значит, Патрик уезжает. Вся минувшая неделя прошла в каком-то странном ритме. Дни тянулись медленно, потому что долгими часами Патрик сидел с мистером Бёрком, обсуждая разведение коров, решая, что сажать по весне, вникая в бухгалтерские книги и погружаясь в огромное количество мелочей, которые сопутствуют ведению такого огромного хозяйства, как Спенсер-Парк.

Откинув одеяло, она подбежала к зеркалу и увидела, что у нее в ушах висят изумрудные серьги. В уголках рта заиграла улыбка. Этой ночью она была так занята любовью, что даже не заметила, как Патрик вдел ей изумруды в мочки. «Его земляки любят одаривать своих барышень такими игрушками». Не накидывая халата, Кэтрин кинулась к двери в его спальню и нажала на сломанную ручку.

Спальня была пуста. Ей вдруг стало понятно, что Патрик не просто вышел из комнаты, а уехал из Спенсер-Парка. Уехал, когда она спала.

— Нет, Патрик!

Кэтрин распахнула дверцы гардероба, зная, что внутри ничего нет. Там, в самом низу, валялась забытая в спешке сорочка. Она подняла ее, прижала к лицу и вдохнула его запах. Ни с чем не сравнимый мужской запах. Единственная вещь, которая вместо него пробудет с ней четыре месяца…

— Неправда! — громко произнесла она. — У меня есть кольцо, есть жеребята. И еще со мной его любовь.

Всю следующую неделю она чуть с ума не сходила от тоски. Чтобы убить время, ездила на Жасмин, занималась жеребятами, хваталась за любое дело. Обсудила с мистером Бёрком строительство пивоварни и начала делать эскизы новой пивоварни в Кричтоне. По ночам, раздевшись, она надевала сорочку Патрика, и тогда боль одиночества становилась непереносимой. Дело дошло до того, что Кэтрин решила ехать за ним в Шотландию и даже начала паковать вещи. Ее планы перечеркнул неожиданный приезд Изобел.

— Матушка! Какой сюрприз! Ты прокатилась по снежным дорогам, чтобы навестить меня?

— Что за глупости! Я не собиралась тратить время на визиты. Эта поездка вызвана необходимостью. Ее величество пришла в себя после простуды и приняла приглашения на празднование Рождества. Сесил пригласил ее в Теобальде , а граф и графиня Ноттингем будут принимать ее на Новый год в Арундел-Хаусе. Королева придумала новые наряды и была раздосадована тем, что ты находишься в деревне в то время, когда ей нужна твоя служба.

— Мне известно, что скандал еще не закончился, — пробормотала Кэтрин.

— На днях Мэри Фиттон разрешилась мертвым ребенком. Надо сказать, достойное наказание за распутное поведение.

«Боже мой, у тебя не сердце, а кусок льда. Бедная Мэри! Она, наверное, была влюблена в Уилла Герберта».

— А Пембрук?

— Тот прислал Сесилу письмо с просьбой освободить его из тюрьмы. Но ее величество твердо заявила, что не хочет видеть Герберта при дворе.

Кэтрин вздохнула с облегчением. Хотя ничего, кроме презрения, она к Пембруку не испытывала, ей не хотелось бы встретиться с ним лицом к лицу.

— Немедленно иди собирайся.

Кэтрин поднялась из-за стола и пошла к себе. Закрыв за собой дверь спальни, она достала шкатулку для украшений. Ей была нужна золотая цепочка. Она отцепила ее от жемчужного ожерелья, продела сквозь кольцо Патрика с леопардом Хепбернов. Застегнула на шее и, прежде чем спрятать под платьем на груди, благоговейно приложилась к кольцу губами.

В Уайтхолле, сразу после того как распаковала вещи, Кэтрин отправилась поздороваться с Филаделфией и Кейт.

— Как сейчас дела у Елизаветы? — с беспокойством спросила Кэтрин.

— Ее величество решила отметить Новый год в Арундел-Хаусе, хотя Кейт такое и в голову прийти не могло. Она все еще кашляет, говорит, что у нее насморк. Хотя, это больше похоже на воспаление легких. Она сейчас там чистит, моет, украшает и занимается бесконечными вопросами с поставщиками. Нужно ведь кормить всю придворную ораву. Эти дни я кручусь при королеве за двоих, так что мне пора бежать. Но перед уходом я должна убедиться, что у тебя в Спенсер-Парке побывал в гостях очень симпатичный визитер, так ли это?

Кэтрин уклончиво улыбнулась:

— Да, побывал.

— И? — нетерпеливо подтолкнула ее Филаделфия.

— Все остальное станет известно на празднике моего совершеннолетия.

— Действительно праздник, если вспомнить про некоего неукротимого грубияна.

Кэтрин приложила палец к губам, показала Филаделфии кольцо и быстро спрятала его.

— Чего стесняться, дорогая? Елизавета тоже носит медальон на шее и прячет от всех. В медальоне миниатюра ее матери.

Спустя три часа Кэтрин уже сидела у себя в комнате и порывисто набрасывала фасоны новых платьев для Елизаветы. Из-за простуды, которой королева страдала все эти дни, Кэтрин предложила сделать юбки стегаными, а бархатный лиф — на подкладке из тончайшей шерсти.

Втайне Кэтрин ужаснулась, увидев, насколько изменилась Елизавета, — кожа да кости! — и решила, что крой должен помочь скрыть ей худобу.

Поздно вечером, когда вернулась Изобел, Кэтрин поделилась с ней своими соображениями.

— Ее величество легко мерзнет, поэтому, мне кажется, нужно достать со склада ее меховые накидки. Одну из них мы посадим на подкладку, которая подойдет по цвету к платью для Рождественского сочельника. Я над ним сейчас как раз работаю. Конечно, в Теобальдсе нет таких сквозняков, как в Уайтхолле, но все равно тебе стоит приготовить для нее обувь на меху и несколько муфт.

В подчинении у Изобел была только одна фрейлина, поэтому Кэтрин помогала матери готовить необходимые аксессуары к туалетам, которые королева будет носить во время праздника. К каждому платью полагалось по два отдельных набора из рукавов и драгоценностей. Лифы и юбки были взаимозаменяемые, поэтому Кэтрин придумала особую схему подбора их по цвету. Затем к каждому платью подобрала меховую накидку и парик соответствующего оттенка рыжего цвета. Ярко-рыжий парик, например, прилагался к серому бархату и лисьему меху. А к платью из золотистого бархата полагались соболя и красновато-рыжий парик.

Закончив работу, Кэтрин попросила Филаделфию, назначенную ответственной за спальню королевы, посмотреть, что у нее получилось.

— У тебя безошибочный вкус, дорогая. — Она понизила голос. — Благодаря твоим стеганым платьям у нее хоть будет человеческий вид. Покажи мне, что ты придумала к Рождественскому сочельнику.

Кэтрин подняла крышку сундука и достала платье.

— Я выбрала алый бархат, расшитый золотыми коронами, львами и единорогами. У горностаевой пелерины изнанка из того же алого бархата. Это будет плохо сочетаться с париком, поэтому я еще придумала что-то типа шляпки, украшенной белыми и черными страусовыми перьями, которая его прикроет.

— Изобел, твоя дочь — гений. Поздравляю тебя!

— Филаделфия, не порть мне дочь бездумной лестью. — Изобел недовольно посмотрела на нее. — Пойду пересчитаю драгоценности.

Филаделфия подмигнула Кэтрин.

— Я не собираюсь ничего красть, Изобел.

После рождественских празднеств в Теобальдсе Изобел и Кэтрин с Мэгги отправились в Арундел-Хаус, на Стрэнд, куда Кейт и ее муж лорд-адмирал Чарлз Хауард пригласили королеву со всем двором на Новый год.

— Быть придворным дорогое удовольствие. Представляешь, во что Кейт и Чарли обойдется этот новогодний визит? Не только по деньгам, кстати. Сколько здоровья это будет стоить Кейт!

До Кэтрин вдруг стало доходить, что жизнь при дворе пуста, о чем постоянно твердила Мэгги. Здесь было весело, здесь было интересно. Но жить так изо дня в день, год за годом… Из человека это высасывало все соки. Изобел нельзя было бросать своего мужа ради постоянного места при дворе. А ведь Кэтрин по-настоящему и не знала своего отца. Она поклялась себе, что ни за что и никогда не станет лишать своих детей отца. У нее перехватило дыхание, когда она подумала, что отцом ее детей будет Патрик Хепберн.

Глубоко вздохнув, счастливая Кэтрин отправилась помогать матери. Платье, которое она придумала для встречи Нового года, было сшито из кремовой стеганой шерсти. Каждый дюйм ткани украшали вышитые розовые розы, фиолетовые цветки чертополоха и зеленые веточки трилистника, что означало власть королевы над Англией, Шотландией и Ирландией. Чтобы развлечь королеву и ее придворных, Кейт пригласила к себе знаменитых лондонских музыкантов. Среди гостей расхаживали менестрели, игравшие на виолах и лютнях. В каждом зале на первом этаже разыгрывались живые картины из греческой мифологии. Поэты слагали стихи дамам и дарили им серебряные корзиночки с игрушками и засахаренными фруктами.

— Ты видела Кейт? — спросил у Кэтрин граф Ноттингем. — Я безумно волнуюсь за нее. Сегодня она спала всего пару часов. А мне тут приходится следить за мужчинами-придворными, чтобы они не нализались вусмерть.

— Я ее найду, дядя Чарлз, и уговорю немного отдохнуть.

Кэтрин прошлась по всем комнатам Арундел-Хауса сверху донизу. И в конце концов нашла Кейт на кухне в окружении корзин с продуктами, дичью и омарами, посреди группы заплаканных судомоек.

— Ох, Кэтрин, я на грани. Шеф треснул кухарку черпаком и ушел. Теперь кухарка говорит, что у нее голова не варит, и она не может справиться с поварятами. С полуночи я даже не присела. Но, судя по тому, как идут дела, банкет сегодня не состоится.

Кейт была бледна как смерть.

— Я сейчас приведу Мэгги. Она живо с ними разберется. У нее любимый аргумент — деревянная ложка да кельтские проклятия.

Кэтрин бросилась наверх и вскоре вернулась в сопровождении Мэгги.

— Мы с Мэгги последим тут за всем. А ты пойди и отдохни.

— Спасибо вам обеим огромное. Пойду наверх, надо хоть принять ванну и переодеться. Когда подойдет твоя очередь принимать королеву, моя дорогая, ты поймешь, что отдых в этот момент — вещь недостижимая.

На следующий день — день встречи Нового года — общей катастрофы удалось избежать только благодаря тому, что Бет Кери привезла из своего поместья всю кухонную команду целиком.

После торжественного ужина Елизавета осталась сидеть в резном, напоминающем трон кресле с подушками и принимала от всех дорогие подношения.

Когда дошла очередь до Изобел приблизиться к королеве, она почтительно присела в низком поклоне и положила к ногам монархини молитвенник в переплете, украшенном драгоценными камнями.

Стоя от Елизаветы по правую руку, Филаделфия сухо заметила:

— Она дремлет уже целый час. Так что извини, Изобел…

В полночь королева поднялась, приветствуя наступление нового 1603 года, что должно было подчеркнуть важность момента. И одновременно граф Ноттингем поджег фейерверк, первый в роскошном огненном представлении, которое он устроил в саду Арундел-Хауса, выходящего на берег Темзы.

Примерно в час ночи Кэтрин отправилась в постель. «Этот год изменит всю мою жизнь! Наконец-то наступил январь. В марте я отпраздную совершеннолетие и стану женой Патрика Хепберна!» Кэт обхватила себя за плечи. А что, если он не приедет? Мысль была мимолетной. «Нет, он приедет обязательно. Патрик любит меня. Я доверяю ему свое сердце и душу».

Утомленный праздниками двор вернулся в Уайтхолл. Потребовалось еще несколько дней, чтобы все вошло в свою колею. Филаделфия по-прежнему замещала Кейт, которая оставалась в Арундел-Хаусе, чтобы привести дом в порядок после нашествия, которое опустошило его как саранча.

— Изобел, ты должна помочь мне. Сегодня утром королева с гневом отказалась от всех платьев, которые я ей предложила надеть. Она говорит, что мерзнет, и сейчас, боюсь, крайне раздражена.

— Филаделфия, я еще пока не распаковала и не развесила ее платья, которые она надевала на праздники. Я пришлю тебе Кэтрин. Она что-нибудь придумает.

Кэтрин нашла Филаделфию в спальне ее величества и стала свидетелем истерики.

— Ну наконец-то! — проскрежетала Елизавета. — Наконец появился кто-то, кто хоть что-то знает о моих костюмах. Как тебя зовут, дитя? — требовательно спросила она.

«Неужели она меня не помнит?»

— Леди Кэтрин, ваше величество.

— Принеси то теплое платье, которое было на мне в Теобальдсе. И поторопись!

Кэтрин растерялась, не понимая, что именно имела в виду королева. За двенадцатидневную поездку Елизавета сменила двадцать четыре костюма. Вежливо поклонившись, Кэт кинулась в гардеробную, нашла самое теплое платье из стеганого бархата и помчалась назад.

Филаделфия вместе с двумя фрейлинами переодела королеву и застегнула у нее на шее воротник. Ее величество сорвала его и кинула на пол.

— Неумехи! Где Кейт? Я хочу, чтобы за мной ухаживала Кейт! У нее такие добрые руки!

Размахнувшись, Елизавета ударила Филаделфию в ухо. Та, оскорбленная, немедленно ретировалась.

— У Кейт, конечно, руки понежнее, чем у этой старой суки, — заявила Филаделфия. — И терпения не занимать, не то, что мне.

— Я хотела сказать ей, что Кейт отмывает дом после того, как там повеселились ее придворные, но побоялась.

— Нет, не надо, наша мегера разъярится. С каждым днем она становится все хуже и хуже. Ей все не нравится. Всех подозревает в заговорах против себя. Она всегда была несдержанной на язык, и меня это мало волновало. Но теперь дошло до тумаков. Я этого терпеть не буду!

К ночи долготерпеливая и ласковая Кейт вернулась в Уайтхолл, но королевского спокойствия не восстановила.

— Ненавижу Уайтхолл! В этом Богом забытом месте холодно, как в могиле! Я хочу туда, где тепло, как в твоем Арундел-Хаусе. Даже в разросшемся Теобальдсе уютнее, чем в этом насквозь продутом ветрами мавзолее. Все, хватит! Мы перевозим двор в Ричмонд. Нам там всегда нравилось жить. Паковать вещи! Фрейлины при моей гардеробной и спальне — это стадо ленивых потаскух. Я хочу переехать туда сегодня же. Сегодня! Ты меня поняла?

— Да, ваше величество. Может, мне принести вам травяной настой?

Кейт делала все возможное, чтобы утихомирить свою разошедшуюся монархиню, хотя сама еле таскала ноги.

Несмотря на то что задача упаковать весь гардероб Елизаветы требовала титанических усилий, Изобел не проронила ни слова осуждения. Правда, Кэтрин с Мэгги помогали ей изо всех сил.

— Мне даже нравится, что мы переезжаем в Ричмонд, — призналась Кэтрин няньке. — Может, удастся пожить в своем собственном доме.

В начале третьей недели января Кейт не выдержала и слегла. У нее открылось воспаление легких. В конце недели Кейт умерла.