— Леди Уиддрингтон дала согласие стать моей женой, — объявил Роберт, когда вся компания уселась ужинать.
— Позвольте мне первым поздравить вас. — Патрик улыбнулся покрасневшей Лиз. — Желаю вам всяческого счастья.
Изобел Спенсер разделяла точку зрения королевы, что вдовы не должны выходить замуж во второй раз, но сестры и невестка Роберта были в восторге, что самый младший член семьи женится и связывает себя узами с красавицей, к тому же хорошо обеспеченной. Более того, у нее не имелось детей от первого брака, так что для молодых людей вообще не существовало каких-либо помех.
— К сожалению, нам нужно сегодня вечером вернуться ко двору, но, я полагаю, будучи предоставлены самим себе, вы найдете, чем заняться, — поддразнила их Филаделфия.
Кэтрин вдруг вспомнила аромат гиацинтов и густо покраснела, но Лиз только рассмеялась.
— Завтра утром мужчины скорее всего займутся охотой, а потом мы будем готовы отправиться ко двору. После представления будут танцы?
— О, разумеется. В последнее время королева редко танцует, но любит смотреть, как ее придворные упражняются на паркете.
Арбелла в это время пристально разглядывала Патрика.
— Надеюсь, вы танцуете, лорд Стюарт?
Кэтрин громко захохотала, представив, как он в танце бухает своими сапожищами со шпорами по паркетному полу. Их взгляды пересеклись, и она увидела, как Патрик удивился. Можно было подумать, что он прочитал ее мысли или по крайней мере вспомнил, как она прошлась насчет овчинной безрукавки.
В зале для приемов в Уайтхолле было не протолкнуться. Разодетые в пух и прах придворные соперничали друг с другом в роскоши нарядов и стоимости украшений. Однако ее величество, сидящая на подиуме, затмевала их всех. Этим вечером на ней было белое атласное платье с эффектными черными раструбами, расшитое черным янтарем, жемчугом и алмазами. Огненный парик украшали страусовые перья и черные кружева. Как ей казалось, пышные наряды и сияющие драгоценности слепят глаза придворным и не дают им заметить то, что она состарилась и сморщилась.
Сегодняшнее представление основывалось на пьесе Джона Лили «Женщина на Луне», самой популярной при дворе. Лили развлекал, а не поучал, и его выдумки предназначались для английских женщин благородного происхождения. Эту комедию любили за юмор и щедро разбросанные в ней остроты. История Эндимиона — греческого пастушка, обожавшего свою небесную покровительницу Цинтию, богиню Луны, но обманутого даже не одной, а двумя земными девами — была безрассудно рискованной.
Леди Кэтрин, выступавшая в костюме Цинтии, лунной богини, заменяла королеву, потому что та больше не принимала участия в представлениях. На Кэтрин был парик, и его золотисто-рыжие пряди спускались до самой талии. В платье из блестящей серебристой вуали поверх шелкового чехла телесного цвета она казалась абсолютно прозрачной. Восседая на сияющем полумесяце, она возносилась вверх на фоне черного бархата, изображавшего ночное небо. Все исполнители должны были тянуться к ней, подавая свои реплики, а она свысока дарила их чистым, холодным светом невинности.
Патрик не мог оторвать от нее взгляда. Это было выше его сил. Помимо того, что она была хороша собой, в ней еще было столько ума, дерзости, бесстрашия! Там, на высоте, сидя на полумесяце, Кэтрин привлекала к себе всеобщее внимание.
С трудом ему все-таки удалось отвести от нее взор. Все свое внимание он должен был сосредоточить на Елизавете. Сегодня у него единственный шанс увидеть королеву вблизи. Пользуясь темнотой в зале, можно было незаметно пробраться через толпу поближе к ее величеству, которая сидела в круге света вместе с ряжеными персонажами. В конце концов ему это удалось. Он встал у стены и благодаря высокому росту мог смотреть поверх голов тех, кто стоял впереди.
Отстранившись от того, что происходило в зале, Патрик сконцентрировал внимание на Елизавете. Голоса участников представления и смех зрителей куда-то пропали. Концентрация нарастала, пока он не пришел в состояние, похожее на транс, которое всегда предшествовало видениям. Мало-помалу издалека до него стала доноситься музыка. Торжественная траурная музыка. Он похолодел. Это были похороны. Пока Патрик, не мигая, смотрел на королеву, страусовые перья у нее в прическе вдруг превратились в черные плюмажи, украшавшие головы черных коней без всадников. Мимо проплыла еще одна черная четверка, которая влекла открытый катафалк с водруженным на нем гробом. Лежавшее поверх гроба черное бархатное покрывало было расшито гербами Англии и Франции. Теперь Патрик не сомневался, что наблюдает погребальную церемонию королевы Елизаветы.
Неожиданно в зале раздались бурные аплодисменты, и видение исчезло, сменившись картинкой раскланивающихся исполнителей.
— Вы прекрасно справились с ролью, моя дорогая Кэтрин. Сходство между нами просто поразительное.
Королева выглядела довольной.
Кэтрин присела в почтительном поклоне.
— Благодарю за столь высокую оценку, ваше величество.
Пока музыканты настраивали инструменты и готовились начать, Кэтрин с любопытством оглядела зал и насчитала по меньшей мере дюжину кавалеров, желавших пригласить ее на танец. Потом пришла трезвая мысль: как ей поступить, если этот Хепберн с манерами деревенщины тоже пригласит ее? Она решила, что вежливо откажет и объяснит, что уже обещала танец другому.
Без всякого интереса Кэтрин попыталась найти его глазами. Она увидела Роберта Кери. Тот блистал, одетый в зеленые цвета Тюдоров. Рядом с ним держалась его невеста в потрясающем платье из розовой парчи. В зале яблоку негде было упасть, и она уже почти сдалась, но тут заметила его. На шотландце был черный бархатный дублет и узкие черные лосины. Брыжи его белоснежной сорочки лишь совсем немного высовывались из-под воротника дублета. На его фоне остальные мужчины выглядели кричаще безвкусно. Кэтрин споткнулась, увидев, как к нему липнут женщины. Окружив его, они откровенно заигрывали с ним, конкурируя друг с другом. Первым ее партнером в танце был женоподобный щеголь граф Оксфордский.
Как только танец закончился, Оксфорда отодвинул плечом Чарли Блаунт, сын лорда Маунтджоя.
— Леди Кэтрин, моя душа и сердце попали в сети вашей красоты. О ты, Луна, как ты близка и как далека!
— Вы льстите мне, Чарли, хотя эти вирши не ваши.
Приноравливая шаги к ритму лавольты, она с удивлением увидела, что Патрик Хепберн тоже присоединился к танцующим. Еще больше она удивилась, увидев, насколько он гибок и ритмичен, двигаясь прямо-таки со звериной грацией. А когда он легко поднял свою партнершу в воздух выше других кавалеров, стало ясно, насколько он еще и силен.
Пришел черед менять партнеров, и Кэтрин оказалась перед Генри Сомерсетом.
— Спасибо за поэму, которую вы мне прислали, Хэл.
— Я ослеплен сегодня вашей красотой. Вы позволите пригласить вас на следующий спектакль в среду?
— Из дворца сбежать жутко трудно, — задумчиво протянула она и одарила его улыбкой, когда он начал умолять.
Генри закружил ее в воздухе, и когда ее ноги коснулись пола, она увидела, что следующим ее кавалером будет Патрик Хепберн. Ею овладела паника. Скорее всего из-за того, что ей приходилось запрокидывать голову, чтобы взглянуть на него. «Как тебя угораздило этак вымахать?» Она подождала, когда он скажет пару комплиментов. И не дождалась. Потом обратила внимание на эмблему на его черном бархатном дублете — тяжелую серебряную голову лошади с изумрудным глазом. «Надо же, голова! Лошадиная задница подошла бы тебе больше!»
— Представление вам понравилось, лорд Стюарт?
Черные глаза посмотрели на нее с удивлением.
— Не очень. Меня как-то не привлекает идолопоклонство перед женщиной.
Зазвучало крещендо заключительных тактов лавольты. Его огромные ладони легли ей на тонкую талию, а потом он подбросил ее в воздух так высоко, что все смогли увидеть ее нижние шелковые юбки, а заодно и ноги до колен. Он без напряжения держал Кэтрин на вытянутых руках, вынуждая ее опереться на его плечи. В ее янтарных глазах сверкнуло пламя. Она задохнулась от гнева. И он, словно сдавшись, опустил ее.
Однако прежде чем она коснулась пола, он еще раз подбросил ее, доказывая, что он сам контролирует ситуацию.
Ее охватила ярость.
— Я передам ее величеству королеве всю вашу полную неуважения критику.
— Не трудись, ma petite . Я ей сам скажу.
Вежливо откланявшись, он направился к помосту. Там, преклонив колено, он отдал галантный поклон Елизавете и не двинулся, пока она не поманила его пальцем. По протоколу нужно было терпеливо ждать, пока она не обратится к нему первой.
— Я всегда была рада видеть адмирала при дворе. Теперь рада приветствовать вас. Зачем пожаловали в Лондон, лорд Стюарт? — спросила она напрямик.
— По торговым делам, ваше величество. Ваша прекрасная столица — центр мировой торговли. Я привез лошадей на продажу, а здесь собираюсь закупить вина, чтобы не возвращаться порожняком.
— Кстати, о вине: не отказывайтесь присоединиться ко мне.
Елизавета махнула фрейлине, которая сидела тут же, на подиуме, за маленьким столиком, уставленным напитками. В ее обязанности входило подавать их королеве, а также первой пробовать монаршую еду и вина на предмет яда. Наполнив два бокала, молодая леди поднесла их вместе с льняной салфеткой.
— Позвольте мне, ваше величество. — Патрик принял один бокал у фрейлины, отлил глоток, вытер салфеткой то место, которого коснулся губами, и предложил его королеве. — Коли вам нравятся сладкие вина, завтра я рискну проявить дерзость и прислать вам несколько бочонков Канарского.
Елизавета похлопала веером по его сильной груди.
— Уверена, вам нравится быть дерзким, Хепберн, как раньше и вашему отцу.
Глядя ей в глаза, Патрик улыбнулся:
— Так оно и есть, должен признаться.
— Мы отлично ладили с Босуэллом. Он был стойким протестантом и верным бастионом против католиков, которые спят и видят, чтобы править Шотландией.
Стараясь не разглядывать ее в упор, он заметил, что, несмотря на толстый слой белил и кармина, лицо у королевы покрыто паутинкой морщин. Что, несмотря на жесткий каркас, мягкие подкладки и подушечки, которые придавали расшитому атласному платью нужную форму, тело королевы истощено. Патрик порадовался, что не совершил ошибки и не пригласил ее на танец. Она была слишком слабой для физических усилий. Только дух поддерживал в ней жизнь. И Патрик видел, что сила ее духа велика. Настолько, что она могла позволить себе проявить характер, если что-то или кто-то вызывал ее недовольство. Настолько, что могла отправить любого в лондонский Тауэр или подмахнуть смертный приговор своей изящной, но твердой монаршей рукой. И главное, с таким ощущением собственной силы она могла спокойно отказаться от выбора преемника на принадлежащую ей корону Англии.
Допив вино, Патрик поднялся, собравшись уходить. Возле подиума слонялось несколько придворных, дожидавшихся очереди выразить уважение своей суверенной королеве.
Елизавета с удовольствием оценила его рост и ширину плеч.
— Обожаю мужчин больших и смелых. Мне хотелось бы посмотреть, как вы сражаетесь на турнире. В день моего вступления на трон мы всегда устраиваем праздничные состязания. Я приглашаю вас принять участие в них, лорд Стюарт.
— Это большая честь для меня, ваше величество, вновь появиться здесь в ноябре.
Поклонившись ей, Патрик прикинул, будет ли она еще жива к тому времени.
В зале стало слишком душно. Патрик вышел из дворца и спустился к реке. Наблюдая за огоньками барж, он мысленно вернулся к разговору с королевой, тщательно просеивая в голове все подробности того, что удалось узнать о ее здоровье. Ему было видение ее похорон. Но когда случится это судьбоносное, чрезвычайной важности событие, не было открыто.
«Что подсказывают тебе инстинкт и обычный здравый смысл? — спросил он себя. — Меньше года. Может, девять или десять месяцев, но не больше». Патрик покачал головой и улыбнулся, вспомнив ощущение от ее отваги и упрямства.
Против своей воли он обожал ее и был вынужден признать, что меньше всего удивится, если увидит ее в ноябре на праздновании Дня коронации.
В воскресенье утром Роберт Кери сидел вместе со своими сестрами Кейт и Филаделфией на службе в дворцовом храме. К сводчатому потолку возносилась музыка, по-настоящему прекрасная и одухотворенная. Наконец из алтаря появился епископ Бэнкрофт и поднялся на кафедру, чтобы прочитать проповедь. Он начал с того, что осудил тех, кто, нарушая законы святости, веселится в субботу, в день, предназначенный Господом для молитв. Затем принялся осуждать тщеславие и гвоздить нечестивцев, которые усердно украшают свои тела, бахвалятся шелками и атласом и становятся рабами моды.
Роберт, который глаз не спускал с Елизаветы, как только она вошла в капеллу, заметил, как королева поджала губы, и понял, что епископские выпады ей не понравились. До него донеслось покашливание. Это королева прочистила горло, давая знак епископу продолжать дальше. К сожалению, следующим пунктом священнослужитель выбрал отношение человека к своему долгу.
— И те, кто внизу, и те, кто стоит у кормила власти, должны ясно отдавать себе отчет, что они в долгу перед теми, кто придет им на смену. Итак, чтобы наша любимая Англия не обрушилась в хаос и религиозный раздор, долгом высочайшей особы в стране является назвать преемника на трон.
— Молчать, эй ты! — Елизавета вскочила в ярости. — Эта тема запретна! Запретна, ты меня слышишь?
Роберт с письмом от Якова, которое под дублетом чуть не прожгло ему тело до костей, хотел только одного — стать невидимым.
— У меня нет никакого желания подписывать свой смертный приговор, мой добрый епископ. А ты, если не хочешь лишиться места при моем храме или в любом другом, впредь никогда не касайся запретного.
И стремительно, с прытью молодой девушки, королева удалилась.
— Теперь ей нужно остыть, — озабоченно сказала Кейт. — Я постараюсь сделать все, чтобы успокоить ее до твоей аудиенции. Только не опаздывай, Роберт. Непунктуальность тоже ее бесит.
Роберту пришлось прождать почти два часа в приемной королевских покоев, пока Елизавета не соизволила пригласить его. Он опустился перед ней на колено и вдруг сообразил, что не принес ни драгоценностей, ни какого другого подношения, чтобы умиротворить ее. Он ждал, когда она разрешит ему подняться. Увы!
— Итак, кузен Роберт, вы без приглашения привели ко мне во дворец женщину и выхвалялись ею перед всеми. У этой женщины есть имя?
Слова королевы потрясли его. Ему почти тридцать. Разве он должен получать от кого-нибудь разрешение, чтобы привести даму ко двору?
— Ее зовут леди Уиддрингтон, ваше величество.
— А-а, лукавая вдовушка. Вдобавок вы тайком женитесь без моего позволения, — тон сказанного был таким, что он не решился отвергать обвинение.
Роберт вдруг увидел Лиз глазами королевы. Елизавете трудно было вынести, что Лиз молода, очаровательна, с роскошными красно-рыжими волосами и что он смотрит на нее внимательными глазами. «Старую каргу колотит от ревности. Она будет держать меня на коленях, пока я не поклянусь, что Лиз ничего для меня не значит». Он открыл рот, чтобы запротестовать, и решил подняться.
— Оставайтесь на месте, сэр, и обращайтесь ко мне, только когда я разрешу вам говорить. Я не желаю видеть леди Уиддрингтон при дворе. Никогда больше не приводите ее сюда, сэр Роберт. Я ясно выразилась?
— Абсолютно, ваше величество.
— Можете отправляться, — поставила Елизавета точку ледяным голосом.