Бернард Лэмб вернулся в Лэмб-холл на следующий вечер, чтобы увидеть свою жертву, правда, понимая, что любопытство должно уступить место осторожности. Никоим образом нельзя допустить, чтобы его увидел кто-либо из домочадцев. Если когда и произойдет несчастный случай, он должен считаться именно несчастным случаем. Но если после устранения лорда Лэмба возникнет малейшее подозрение в нечистой игре, то автоматически станут подозревать прямого наследника.

Спрятавшись в кустарнике на некотором расстоянии от дома, Бернард приготовился наблюдать за обитателями сквозь освещенные свечами окна. Притаившись в тени, он запасся терпением спрятавшегося под листьями паука.

Он без труда узнал старую стерву. Маленькая женщина быстро двигалась по комнате, размахивая руками при разговоре. Бернард легко распознал слуг по их ливреям, но с такого расстояния было трудно отличить кузена от кузины.

И он, и она были высокими, темноволосыми и стройными, оба ходили свободно, неторопливо. Он думал, что следит за своим двоюродным братом Антони, когда тот, читая, сидел, как предположил Бернард, за столом в библиотеке, но, когда человеческая фигура поднялась и встала прямо перед окном, он увидел юбки и понял, что это, должно быть, Антония. Хотя ему было не разглядеть черты лица, он решил, что его никогда не сможет привлечь женщина, у которой женские прелести не бросаются сразу в глаза.

Он подумал о своей актрисочке, Анджеле Браун, ее восхитительных круглых формах, сделанной по самой последней моде серебристой с позолотой прическе, ее спелых грудях, выпирающих из оборок и кружев атласного платья.

Бернард смотрел, как в доме гаснут огни. «Рано они здесь, в деревне, ложатся. Когда Лэмб-холл станет принадлежать мне, свет будет сиять до рассвета», — поклялся он.

Он уже собирался выбраться из кустарника, когда услышал звук ступающих по гравию тяжелых шагов. Из конюшни шел мужчина с керосиновой лампой в руках. Бернард проводил его взглядом, пока тот не скрылся во флигеле для прислуги позади дома. Это был тот же работник, который вчера чистил экипаж.

Внезапно его осенила блестящая мысль. Губы скривились в самодовольной усмешке. Он устремился к прилегавшему к конюшне каретному сараю и тихо проскользнул внутрь. Удовлетворенно отметив, что в нем нет окон, через которые его могли бы заметить, он не мешкая засветил фонарь. На полке стоял ящик с инструментом. Он выбрал деревянный молоток. Подойдя сзади к экипажу, выбил чеку из втулки большого колеса и сунул ее в карман.

Как просто. Ничего больше не надо. Экипаж проедет несколько миль, прежде чем гайка ослабнет и упадет. Потом слетит большое деревянное колесо, и экипаж, скорее всего, перевернется. И вся прелесть в том, что абсолютно невозможно связать его, Бернарда, с поломкой экипажа.

Пока что дела в Стоуке завершены, и Бернард может слушать призывы сирен в Лондоне. А если точнее, голос Анджелы Браун со сцены театра «Олимпик».

Антони Лэмб, с тех пор как узнал о смерти отца, ушел в себя. Он чувствовал себя виноватым в том, что не был на Цейлоне, чтобы снять с плеч отца часть бремени ведения дел или утешить мать в связи с потерей. Он страдал от того, что ему скоро семнадцать, а он дальше Англии нигде еще не был.

Ему было немного обидно, что родители ни разу не посылали за ним, чтобы он приехал на Цейлон, и он про себя решил, что, как только через год с небольшим достигнет совершеннолетия, тут же отправится в путешествие. Он ничего не скажет Антонии, но, когда приедет этот малый, Адам Сэвидж, он выспросит у него все, что тот знает об Индии. Начав строить планы на будущее, он почувствовал себя лучше.

Антония обрадовалась, увидев, что брат с утра занялся туалетом. Он надел серые бриджи и элегантную синюю куртку. Она заметила на нем перевязанный лентой парик и удивилась, зачем столько хлопот для обычной утренней верховой прогулки.

— Мне подумалось, что надо бы сегодня съездить поговорить с арендаторами. Теперь они, должно быть, знают об отце, и, мне кажется, следует заверить их, что я ничего в отношении них менять не буду.

Антония, спрятав улыбку, кивнула. На их земле было две фермы, и у обоих фермеров хорошенькие дочки. Отсюда новый кокетливый парик.

— Сегодня чудесный ветер, и я, может быть, прогуляюсь под парусом.

Антони в ответ улыбнулся, и она с облегчением отметила, что он снова стал таким, как прежде.

— Боюсь, что не смогу уговорить тебя не уходить дальше Медуэй.

— Чего бояться? Что толку жить на берегу и не выходить в море? Не хочешь ли ты сказать, Тони, что я не такая хорошая морячка, как ты?

— О Боже, теперь ты еще захочешь утереть мне нос! Просто будь осторожнее. Прошу, мне ничего не надо доказывать.

Переодеваясь для прогулки под парусом, Антония выглядывала в окно спальни. Антони, как на скачках, взял с места в карьер. Как это похоже на него: призывает ее к осторожности, а сам скачет во весь опор, рискуя свернуть шею! Всадник он превосходный, и она с удовольствием смотрела, как он перемахнул через живую изгородь, отделявшую парк от луга. Прыжок был чистым, но потом что-то случилось, и лошадь с всадником отделились друг от друга. Ей было видно, что лошадь будто взбесилась, а Тони не поднимался с земли.

Антония сбежала по лестнице и крикнула Роз, завтракавшей в столовой:

— Тони свалился с лошади. Где мистер Бэрке? Приподняв подолы юбок, она выбежала наружу, помчалась по парку и пробралась через живую изгородь на луг

Брат, бледный как смерть, неподвижно лежал на траве. Сердце замерло от страха. Не может быть, он жив! «Смерть троицу любит», — промелькнуло в голове.

— Нет! Нет! — закричала она, отгоняя страх. Антонии не хватало воздуха, в ушах оглушительно стучало»» Она подняла глаза и увидела пробиравшуюся сквозь изгородь крепкую фигуру мистера Бэрке. Когда он нагнулся над братом, Антони вдруг сел, пощупал руками голову и глупо ухмыльнулся:

— Режьте меня, я, должно быть, вел себя по-дурацки, раз всех поднял на ноги.

Антония почувствовала, что у нее в ушах отдается стук собственного сердца.

— Тони, какой ты дурак… Я испугалась, что ты умер! Мистер Бэрке помог Антони подняться на ноги. Тот, смущенно отряхнувшись, отказался от посторонней помощи.

— Ступай с мистером Бэрке. Лошадь я приведу, — грозно приказала Антония.

Мистер Бэрке был более дипломатичен:

— Возвращайтесь домой и успокойте бабушку, что вы невредимы.

К этому времени кобыла успокоилась и только дрожала. Взявшись за уздечку, Тони увидела, что морда лошади в крови.

— Венера… спокойно, дорогая. Дай посмотреть, в чем дело.

Морда была поцарапана чем-то на недоуздке. Антония сдвинула его и нащупала острые заклепки. Она увидела, что у удил начисто порвался ремень, и хорошо еще, что Венера ими не подавилась. Она погладила кобылу по шее, утешая словами.

Антония направилась к конюшне. Кобыла пошла следом. Когда они туда подошли, седло болталось на боку.

— Брэдшоу, — сделала она замечание конюху, — я не думала, что упряжь в таком безобразном состоянии. Больше ею не пользуйся и проверь всю сбрую. Придется покупать новую.

Антония принесла из чулана кусок карболового мыла и склянку с мазью. Брэдшоу держал лошадь за гриву, а Антония промыла царапины и приложила к ним изготовленную на травах мазь. Венера ржала и вращала глазами, но не проявляла признаков буйства, как тогда на поле.

Когда Антония вернулась в дом, Антони уже переоделся, и она слышала, как он, рассказывая Роз о падении, старался преуменьшить опасность случившегося.

— Как раз, когда мы преодолевали живую изгородь, лопнула подпруга и седло съехало набок.

— Твоя сбруя никуда не годится, — вмешалась Антония. — Нужно купить новую. Бедной Венере досталось больше, чем Тони.

— С ней все в порядке? — озабоченно спросил Антони, направляясь в конюшню.

— Немного поцарапана морда, а в остальном нормально. Обрати внимание на острые заклепки с внутренней стороны недоуздка.

Когда он ушел, Антония приложила руку ко все еще бешено бьющемуся сердцу.

— О Роз, он не двигался и был так бледен, что я подумала, что он мертв, но он только на минуту потерял сознание.

Роз обеспокоенно поглядела на нее:

— Ты по-настоящему напугана, милая. Пошли, я дам тебе чуточку бренди.

Поперхнувшись бренди, Антония с отвращением вздрогнула и закашлялась, но потом внутри потеплело, явно вернув ей чувство уверенности.

— Я чуть не умерла от страха, увидев его лежащим. Почувствовала себя такой одинокой, будто все меня бросили.

— Слава Богу, что это был небольшой несчастный случай и обошлось без смерти. Если бы с Антони что-нибудь случилось, мы бы горевали не только о нем.

— Что ты хочешь сказать?

— Этот ловкач, охотник за приданым, твой двоюродный братец Бернард Лэмб, унаследовал бы не только титул, но и Лэмб-холл вместе со всей собственностью. Даже городское имение в Лондоне, Грубо говоря, мы с тобой сидели бы задом на дороге.

Несмотря на бренди, Антонию пробрала дрожь. У нее пропало всякое желание кататься под парусом. Задумалась о том, как судьба женщины зависит от мужчин. Взяв книгу, вышла в сад, но книга так и осталась лежать на коленях — в голове одна за другой проносились тревожные мысли.

У Антонии даже не было своих денег. За новую сбрую, и за ту нужно платить из денежного содержания Антони. Она смутно представляла, что есть деньги на ее приданое, но вдруг ощутила унижение, из-за того что вынуждена искать мужа, который бы заботился о ней до конца жизни.

Как грустно зависеть от отца, потом от брата, потом от мужа. Лучше найти кого-нибудь, до того как Антони найдет себе жену, иначе окажешься в невыносимом положении. Будешь из милости иметь крышу над головой и на правах тетки старой девой присматривать за детишками брата.

Антония была не из тех молодых женщин, которые покорно мирились с судьбой. Она решила ехать в Лондон и расспросить обо всем семейных поверенных. Она настоит на том, чтобы ей сообщили размер приданого. Если она решит не выходить замуж, то хотела бы знать, может ли распоряжаться деньгами по достижении восемнадцати лет. Она также потребует сообщить, оставил ли ей отец что-нибудь по завещанию, и если нет, то почему!

В детстве к ним относились одинаково. Антония всегда принимала как должное, что, раз они близнецы, значит, они равны. Теперь же, когда они уже не дети, правила игры изменились. Выходило, что у мужчины куда больше прав, чем у женщины.

Поскольку у них никогда не было секретов друг от друга, Антония сообщила брату о своих намерениях. Антони не был склонен ехать в Лондон.

— Узнай, когда приезжает этот малый, Сэвидж. А то я собираюсь к шорнику в Рочестер купить новую упряжь и сбрую, так что мне скоро понадобятся деньги.

Роз с Антонией в сопровождении мистера Бэрке отправились в Лондон. В городском доме слуг довольно, так что горничные им не нужны, но без Бэрке было не обойтись. Роз чувствовала себя увереннее, если кроме кучера Брэдшоу ее сопровождал еще один мужчина.

— Эта поездка в Лондон пойдет нам на пользу. Пусть не придется походить по балам, зато мы повидаем леди Джерси. Франсис выложит нам все последние сплетни.

— Как вы с ней подружились, Роз? — выразила вслух свое удивление Антония.

— Твой дедушка, лорд Рэндольф, дружил с графом Джерси. Я познакомилась с ней на их свадьбе. Это было великолепное зрелище. Хотя она немного моложе меня, мы стали неразлучны, потому что у нас много общего. Мы абсолютно одинакового роста, и у нас обеих острые язычки. Если мы появляемся где-нибудь вдвоем, то способны терроризировать всех присутствующих. Она теперь тоже бабушка, а это доказывает, что с возрастом ум лишь становится острее.

Антония с мистером Бэрке весело переглянулись. Никто не подозревал, что, по мере того как мчался экипаж, закрепляющая колесо большая чугунная гайка постепенно отвинчивалась.

Брэдшоу гнал так бешено, что Роз для равновесия уперлась ногами в сиденье напротив.

— Брэдшоу, верно, думает, что он Дик-сатана. Антония рассмеялась:

— Ради Бога, кто такой Дик-сатана?

— Никогда не слыхала? Боже, какая же ты наивная деревенщина, милая. Он правит кембриджской почтовой каретой. У него еще дырка между передними зубами, и он плюет поразительно метко.

Антония, улыбаясь, недоверчиво сощурилась:

— Не такая я дурочка, чтобы верить всем твоим небылицам, Роз.

— Милая, это святая правда. Лорд Экерс подпилил себе передние зубы и заплатил Дику-сатане пятьдесят гиней, чтобы тот научил его плевать. В Лондоне эксцентрик на эксцентрике. Одно из новых увлечений — править каретой. Даже дамы одеваются под кучера и как извозчики ругаются на лошадей, которых в светских кругах теперь называют «скотиной».

Экипаж замедлил бег, и Брэдшоу въехал во двор придорожной гостиницы. Он соскочил на землю, а мистер Бэрке, открыв дверцу, спустился по ступенькам.

— Что-то неладно. Экипаж шатается, как пьяный лорд, — объявил Брэдшоу, твердой рукой держа за поводья взмокших лошадей.

— Ни черта удивительного. Гонишь, как сумасшедший, — осуждающе заметила через окно Роз.

Брэдшоу, страшно довольный, дотронулся до треуголки.

Мистер Бэрке сказал:

— Поезжай по двору, а я посмотрю.

Брэдшоу взобрался на козлы и проехал по двору гостиницы. Заднее колесо угрожающе вихлялось, а тяжелая железная гайка скатилась с конца оси на землю.

— Стой! Стой! — испуганно закричал мистер Бэрке. — Заднее колесо сейчас упадет!

Потрясенный Брэдшоу стал его осматривать.

— Вылетела чека. Черт побери, еще чуть-чуть — и сыграли бы в ящик!

Мистер Бэрке предложил дамам подкрепиться, пока на конюшне поставят новую гайку и чеку. Дамы и бровью не повели, услыхав о грозившей им опасности, и, выбравшись из кареты, отправились в гостиницу.

Хозяин гостиницы тихо выругался, когда Роз заказала китайского чаю, а Антония попросила сидра. Этот проклятый чай скоро станут пить вместо эля и спиртного, и тогда куда ему деваться?

Вошел мистер Бэрке и заказал маленькую кружку пива, подняв настроение хозяина. Однако сам господин Бэрке был хмур и озабочен.

— Два несчастных случая за два дня вызывают у меня подозрения, — тихо сказал он.

— Простое совпадение, — заметила Антония.

— На свете нет такой вещи, как совпадение, — усмехнулась Роз.

— Думаешь, кто-то умышленно хочет причинить нам вред? — шутливо спросила Антония.

— Нельзя исключать возможность, что кто-то пытается навредить Антони.

Антония недоверчиво заметила:

— Ты действительно считаешь, что кузен, о котором ты упоминала, отправится в такую даль, как Стоук, чтобы спереть чеку или подрезать подпругу? Возможно, он даже не знает о нашем существовании.

Роз и мистер Бэрке многозначительно переглянулись. Они не хотели встревожить Антонию тем, что могло оказаться лишь подозрением, и продолжали поездку в Лондон, избегая дальнейших разговоров.

Однако в ту ночь, когда Антония спала в своей постели на Керзон-стрит, она оказалась во власти ужасного кошмара. Ей приснилось, что, пока они были в Лондоне, кто-то убил ее брата. Она была потрясена. Ей было так же больно, как если бы она потеряла часть собственного тела, руку или ногу. Поспешив в Лэмб-холл, они обнаружили, что все принадлежавшее им перешло в собственность нового лорда Лэмба.

Им даже не разрешили ступить на свою землю, чтобы достойно похоронить Антони. Титулом, имением и собственностью завладел отвратительный кузен, который был тем более ужасен, что не имел лица.

Они с бабушкой лишились всего — мебели, одежды, даже памятных вещей. Они остались нищими, и их должны послать в богадельню. Кошмар был настолько реален и ужасен, что Антония, проснувшись, в страхе забилась под одеяло, думая, что это случилось на самом деле. Руки покрылись мурашками, ноги стали ледяными, будто она прошла босиком по глубокому снегу. Только на рассвете она уняла дрожь.