По мере того как шли дни, Джезмин обнаружила, что Изабелла старалась под любым, самым неубедительным предлогом оставлять ее наедине с Честером. Как не хватало девушке поддержки и мудрого совета Эстеллы! Джезмин не могла дождаться возвращения бабки. Конечно, это означало также, что приедет и Джон, но присутствие Эстеллы стоило даже такого сомнительного удовольствия, как общество короля. Гнусная репутация Джона была общеизвестна, особенно теперь, когда труп Матильды Фитцуолтер привезли в Данмоу. Сплетни и слухи распространялись с быстротой лесного пожара и были на языках у всех, пока атмосфера мрачного отчаяния не окутала весь Ноттингем. То и дело плелись тайные заговоры, слышались произнесенные шепотом призывы к отмщению; ряды сторонников Джона начали редеть. Становилось попросту опасным находиться в лесу или поблизости – то и дело с придворными или их слугами случались какие-нибудь ужасные несчастья. Жены пилили мужей, требуя немедленно покинуть это проклятое место и вернуться в свои замки и поместья.

Матильда, леди Хей, пришла в ярость и заставила мужа, Уильяма де Бреоза, немедленно возвратиться в фамильные владения, граничившие с землями ее дорогой подруги Эвизы. Будет о чем порассказать! Джон – безжалостный убийца детей! Разве он не избавился от собственного племянника Артура, боясь, что тот займет его место?

Королю хватило всего нескольких часов пребывания в Ноттингеме, чтобы понять, куда ветер дует. Он приказал королеве и придворным складывать вещи и немедленно ехать в Глочестер, дав на сборы невероятно короткий срок – один день, поскольку хотел оказаться там к сентябрю. Джон предупредил супругу, что, если та не будет готова, он отправится в путь один, забрав с собой всю охрану и оставив ей лишь небольшой эскорт. После этого он уединился со своим другом Ранулфом для обсуждения любимого предмета – денег. Честер предложил ему за Джезмин сто тысяч крон. Джон немедленно согласился и пригласил приятеля в Глочестер, где Изабелла сможет развлечься, обдумывая, как лучше устроить тайный брак.

Эстелла сидела в ванне, куда бросила пригоршню эпсомской соли, поскольку других подходящих средств не оказалось. Неожиданно в дверь тихо постучали. Джезмин поспешно бросилась к порогу, чтобы не дать войти нежданному гостю, – Эстелла была совершенно обнажена. Перед ней стоял совсем молоденький паж.

– Король приказал ехать в Глочестер. У вас один день на сборы, – пропищал он.

– Господи Боже! – простонала старуха.– Я готова отравить всех лошадей! Моя несчастная задница!

– Почему бы тебе не ехать в носилках, бабушка? – озабоченно спросила Джезмин.

– Что?! И признаться, что я старуха? Хорошо еще, что моя воля тверже ягодиц!

Джезмин отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Гордость заставляла Эстеллу ехать верхом, та самая гордость, унаследованная Джезмин от бабки, огромная роскошь, за которую приходилось платить дорогую цену, но, о Господи, как же она презирала людей, не обладающих этим качеством!

– Я согрела полотенца у очага. Сейчас вытру тебя и можешь спокойно лечь в постель, – успокаивала она Эстеллу.

– Спасибо, дорогая, но это невозможно. Я должна идти к шатрам, передать Жервезу запечатанное послание от де Берга.

– Разве он не вернулся с королем? – удивилась Джезмин.

– Нет. Повез шотландских принцесс к своему дяде, Хьюберту де Бергу, тому приказано их охранять.

Девушка не знала, радоваться или огорчаться такому известию.

– Вот и прекрасно. Этот мерзкий человечишка вечно угрожает мне женитьбой.

Эстелла начала одеваться.

– Поверь, есть люди гораздо хуже де Берга.

– Знаю, – вздохнула Джезмин.– Надеюсь, Ранулф де Бландвилл вернется в Честер.

– Не рассчитывай на это, – посоветовала Эстелла, – Честер и Джон близки, словно спаривающиеся псы.

– Бабушка, – в ужасе вскрикнула Джезмин, – какие непристойные выражения!

– Ненавижу непристойности, – отрезала старуха.– Запри дверь, пока меня не будет.

Как оказалось, королева Изабелла не успела приготовиться к отъезду за двадцать четыре часа, данные ей Джоном, и тот, как всегда думая лишь о себе, отправился в Глочестер, увозя с собой большую часть рыцарей и солдат. Графу Честеру пришлось задержаться, чтобы проводить королеву и ее дам. Это, однако, позволило ему не спеша обсудить планы тайного венчания. Изабелла была чрезвычано довольна собственной изобретательностью, поскольку нашла прекрасный предлог скрыть заговор от окружающих.

Было официально объявлено о предстоящем браке Фолкса де Брете с Джоан, вдовой графа Девона. Джоан выплатила тридцать тысяч крон, затребованных королем за разрешение венчаться, и свадьба должна была состояться, как только де Брете вернется в Глочестер, выполнив грязное поручение короля и отобрав у епископов их владения. Так что разговоры о «свадьбах» никого не удивляли.

К великому раздражению Джезмин, Честер старался все время держаться рядом. Она по большей части молчала, когда он пускался в длинные рассказы о славных предках, своих заслугах перед королевством, количестве городов и поселений, которыми правил, о Честере, древнем римском городе, жемчужине всех его владений. Становилось все холоднее, тяжелые облака собирались на небе, но граф описывал залитое солнцем побережье залива Сен-Мало в Бретони, местности, которой он управлял по поручению отца Джезмин. Девушка поняла – этот долговязый неуклюжий человек ухаживает за ней. Джезмин пыталась вести себя как можно холоднее и отчужденнее, но он, казалось, ничего не замечал. Как-то девушка даже намеренно резко заявила:

– Милорд граф, по-моему, крайне неприлично, что нас так часто видят вместе, ведь я помолвлена.

– Никто больше меня не осведомлен о вашей скорой свадьбе, – загадочно ответил граф.

Джезмин стало немного легче, она даже возблагодарила Господа за де Берга, служившего мощной преградой между ней и непрошеным поклонником. Но Ранулфа де Бландвилла, по-видимому, ничуть не трогал неминуемый гнев ее нареченного.

Для Джезмин путешествие казалось бесконечным, по мере того как кавалькада со скоростью улитки двигалась к Глочестеру. Она устала, злилась, душу терзали дурные предчувствия из-за назойливых ухаживаний Честера. Этот человек почему-то пугал ее, напоминал стервятника, парившего в небе, высматривая жертву и все сужая круги. Девушка ощущала, что словно попала в мышеловку, которая вот-вот захлопнется, если не поостеречься.

Наконец на горизонте показались шпили башен Глочестера. Целых три выматывающих душу недели ушло на это путешествие.

Фолкон де Берг с дюжиной отборных рыцарей разыгрывали роль нянюшек для двух малолетних сестер Александра Шотландского и их служанок. Закаленные в боях нормандские солдаты не скрывали злости и отвращения, узнав о столь неприятном поручении. С самого начала все шло вкривь и вкось. Девочки плакали, оставляя дома любимых кошек и собак, потом их лошади захромали, и Фолкону пришлось купить в Ньюкасле новых. Дети и слуги говорили с ужасающим шотландским прононсом, потому общение с ними было сильно затруднено, а англичане почти их не понимали. Погода вытворяла непонятно что, пока люди де Берга не обезумели окончательно.

Наконец драма превратилась в фарс. Фолкон облегченно вздохнул, когда дурное настроение нашло выход в бурном веселье. Шутливые схватки, громкий хохот и непристойные шутки были бесконечно предпочтительнее взрывов злобы и беспричинных ссор. Мужчины толкались, обменивались ударами, грубо разыгрывали друг друга, казалось, радуясь дождю и холоду. Чем сильнее становился ветер, тем чаще они скидывали шляпы, шире распахивали кожаные куртки и дублеты, оглушительно смеясь, словно ветер будил в них буйное веселье. И в самом деле, для этих людей, зарабатывавших на жизнь собственными мечами, такое путешествие стало чем-то вроде каникул. К ужину девочки были уже в постелях, так что все вечера оставались свободными; мужчины смеялись, пили, играли, рассказывали невероятные истории, пытаясь перещеголять друг друга.

Следующая ночь, проведенная в замке Фолкингем, оказалась одной из самых омерзительных за все это гнусное путешествие. Дождь лил как из ведра, словно разверзлись хляби небесные. Здание оказалось в таком состоянии, что им пришлось провести ночь в дырявых конюшнях, рядом с лошадьми, сражаясь за связки мокрого, гниющего сена. Настроение людей ухудшалось с каждой минутой, оскорбления сыпались, как из дырявого мешка. После одного такого обмена»любезностями» послышались глухие удары кулаков. Когда настал серенький рассвет, у половины рыцарей оказались подбитые глаза и весьма угрюмые физиономии. После часа езды обе малышки начали громко кашлять и чихать, слуги почти падали от усталости. Де Берг понял, что зима пришла слишком рано и теплых осенних дней ждать больше не приходится. Он тут же принял решение и вместо того, чтобы идти от Сполдинга сразу на юг, повернул на восток и, обойдя старое русло реки, добрался до Норфолка. В этих краях у де Бергов были обширные владения. Замок Райзинг, принадлежащий Хьюберту, был достаточно уютным и располагался в хорошем месте. Там детей могли до выздоровления уложить в постель, а Фолкон со своими рыцарями лежали бы перед жарким огнем, ели и пили до отвалу. Было уже совсем поздно, когда они прибыли в замок Райзинг, и Фолкон с удивлением увидел, что в конюшнях полно лошадей. Вглядевшись во тьму, он заметил, что на башне развевается флаг де Бергов, – значит, сам хозяин был в замке. Проехав по подвесному мосту, они очутились на внутреннем дворе, где Фолкон оставил людей, а сам прошел через проход с караульными помещениями по обеим сторонам, где сидели за ужином солдаты.

При виде племянника лицо Хьюберта расплылось в широкой улыбке.

– Фолкон, паренек, какая встреча! Сейлсбери тоже здесь?

– Нет, со мной всего дюжина человек, но ты единственный, кого я по-настоящему рад видеть сегодня.

– С чего бы это? – подозрительно спросил Хьюберт.

– Провожаю шотландских принцесс к тебе, под твою опеку, и рад избавиться от них, – ухмыльнулся Фолкон.– Плохие из нас няньки!

– Дьявол, только этого нам не хватало, – воскликнул Хью, досадливо морщась, и показал на сидящего справа человека:– Фолкон, это епископ Норвичский.

– Вижу, – кивнул Фолкон.– Я знаю епископа еще с детства.

– Верно, и именно поэтому я и приехал сюда просить у него совета... слишком странное известие я получил с прибывшим судном.– Хьюберт поколебался, но все же решил продолжать:– Папа Иннокентий отлучил Джона от церкви. Представляешь, что начнется, когда тот об этом узнает?

Фолкон скинул промокший плащ, провел рукой по волосам.

– Поэтому ты надеялся, что Сейлсбери со мной? Хьюберт кивнул.

– В Греции обычно убивали гонца, принесшего дурную весть... но я считал, что даже Джон не осмелится расправиться с братом.

– На твоем месте я бы на это не рассчитывал, – мрачно проворчал Фолкон и повернулся к епископу. – Что же будет дальше?

Тот задумчиво надул губы.

– Все кончится, как только король признает Стивена Ленгтона архиепископом Кентерберийским. Тогда папа вновь примет его в лоно церкви, а пока Джон не может посещать службу или причащаться. Пока он отлучен, любая религиозная церемония в его присутствии не будет иметь законной силы.

– А если король откажется повиноваться папе? – осторожно спросил Фолкон.– Чью сторону вы примете?

– Он не сможет не подчиниться. Мы все обязаны склонить голову перед папой, он наша высшая власть.Что касается меня, мой долг служить ему.

– Это вы так говорите, но король может посчитать иначе. Что тогда?

– Предание анафеме и вечное проклятие. Папа отлучит от церкви всю Англию, а проведение религиозных обрядов будет запрещено – ни похоронных церемоний, ни крестин и свадеб, ни утверждения завещаний. Мы больше не будем христианской страной. Папа проклянет Джона спящего и бодрствущего, сидящего и стоящего, на земле и под водой, молчащего и говорящего, в поле, городе и деревне...

Фолкон кивком головы отозвал дядю – то, что он хотел сообщить, не предназначалось для ушей епископа. Хьюберт поднялся из-за стола.

– Пойду взгляну на маленьких принцесс. Им нужно отвести особые покои.

Когда родственники остались одни, Фолкон сказал:

– Джон послал Фолкса де Брете конфисковать все земли в Кентербери. Сейлсбери отправился к Уильяму Маршаллу, с приказом ехать в Рим и прочесть папе наставление. Джон – просто дурак набитый. Северные бароны и лорды не оказывают ему поддержки, но он считает, что может править и без этого. Теперь еще и против церкви затеял войну. Если думает, что удержится на троне без помощи церкви, жестоко ошибается.

– Иисусе, – покачал головой Хьюберт.– Неудивительно, что он боится оставаться на севере и вернулся в Глочестер. Говоришь, Сейлсбери уехал в Чепстоу? Моим людям придется проводить принцесс в Корф. Завтра же отправляюсь туда. Может, мы вместе с помощью Маршалла сумеем образумить Джона. Присоединишься ко мне?

– Только до Глочестера. Я женюсь, не забыл? Потом проведу зиму в Уэльсе, в своем замке Маунтин-Эш. Лучше держаться подальше от Джона: чувствую, что вот-вот начнется гражданская война. Какого дьявола, по-твоему, я должен делать, если он прикажет мне выступить против Ноттингема или Линкольна? Думаешь, я пожертвую своими людьми ради подлых целей? – с отвращением спросил де Берг.

– Но твои люди боготворят тебя, – заметил Хьюберт.

– Это недолго продлится, если я прикажу им убивать братьев.

– Но те, кто будут верны королю, получат земли и награды, – возразил Хьюберт.

– Ну да, в следующую нашу встречу ты, возможно, уже будешь верховным судьей.– Зубы Фолкона сверкнули в волчьей улыбке.– Для меня цена слишком велика, – откровенно признался он, качая головой.