Глава 12
— Что скажете, юная леди? Решили навестить родной дом? Вы уже вышли замуж? — вопрошала Эдвина, глядя на дочь с язвительной усмешкой.
— Здравствуйте, матушка. Мне очень жаль, что я доставила вам столько неприятностей за прошедший месяц. Вы, наверное, ужасно беспокоились…
— С беспокойством я как-нибудь справлюсь. Всю свою жизнь я только этим и занималась. Но вот как справиться со стыдом? Все шепчутся о том, что ты живешь в грехе. Твой отец, упокой Господь его душу, наверное, в гробу перевернулся.
— Невозможно запретить людям говорить то, что они думают. Я очень сожалею, что вызвала такой скандал.
— Запретить нельзя, но сплетни закончатся, если вы с сэром Перегрином отправитесь под венец. Вы договорились о свадьбе, Виктория?
— Пока нет, матушка.
Выражение, появившееся на лице Эдвины, могло бы показаться комичным, но Тори было не до смеха.
— А разве вот это кольцо не подарок к помолвке?
Тори посмотрела на кольцо с изумрудом, о котором совсем забыла, и решила ни в чем не разубеждать свою мать. По крайней мере сегодня благодаря кольцу ей никто не будет докучать, и она спокойно проведет ночь у себя в спальне.
Тут открылась входная дверь, и перед ними появился Эдмунд. Взглянув на сына, Эдвина сказала:
— Твоя сестра вернулась, и ты наверняка обрадуешься, когда узнаешь, что она обручилась с сэром Перегрином Фуллером. — Повернувшись к дочери, она воскликнула: — Бедный Эдмунд! Духовному лицу очень трудно высоко держать голову, имея такую сестру, как ты.
Эдмунд внимательно посмотрел на Тори и с тревогой в голосе спросил:
— Ты хорошо себя чувствуешь? Может, тебе лучше прилечь после такого утомительного дня?
Тори со вздохом кивнула:
— Да, ты прав, я ужасно устала, хоть и не хочется в этом признаваться. Пожалуй, я действительно поднимусь к себе.
Эдмунд протянул руку, чтобы поддержать сестру, и она с благодарностью кивнула ему. Уже у самой лестницы Тори обернулась и сказала:
— Спокойной ночи, матушка. Завтра утром я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.
Брат с сестрой стали подниматься по ступенькам, и Эдмунд тихо проговорил:
— Утром ты заявила, что вроде бы… побывала в прошлом. А сейчас у тебя уже нет таких странных мыслей?
— Мне кажется, я никогда не избавлюсь от странных мыслей, — ответила Тори со вздохом.
Эдмунд открыл дверь ее спальни.
— Заходи, дорогая. Здесь ты у себя. Тут ничего не изменилось. Спокойной ночи. Сладких тебе снов.
Тори закрыла за собой дверь и в полном изнеможении прислонилась к ней спиной. Сейчас, в эти ужасные мгновения, ей казалось, что она уже никогда не будет счастлива.
— Господи, как я буду жить без Фэлкона? — прошептала она, с трудом удерживаясь от слез.
У нее не было сил даже зажечь свечу, и она раздевалась в темноте. Надев свежую сорочку, Тори снова вздохнула и улеглась в постель. Какое-то время она лежала, вглядывалась во тьму, и ей казалось, что и тело ее, и разум находятся в каком-то странном оцепенении.
Но потом в голове стало проясняться, и Тори вспомнила все, что они с Фэлконом наговорили друг другу. Вспомнила слова, из-за которых она вспылила и убежала от него.
«Теперь понятно, что Бодиам значит для тебя больше, чем я, Виктория. Каким глупцом я был, когда подумал, что ты выходишь за меня по любви».
— Но я ведь люблю его, — прошептала Тори. — А он считает, что Бодиам для меня важнее. Неужели это правда? Неужели замок значит для меня больше, чем Фэлкон?
Ответ родился тотчас же.
— Нет, Фэлкон мне дороже жизни. Конечно, замок тоже много для меня значит, и мне хочется восстановить его в прежней красе. Но я всегда буду любить Фэлкона — даже если он останется совсем без денег, даже если у него не будет этого проклятого замка!
«Господи, я даже не дала ему возможности объясниться. Он ведь пытался сказать мне, что вовсе не растранжирил деньги, но я так разозлилась, что отказалась его слушать».
— Это его деньги! — воскликнула Тори. — Мужчина имеет право распоряжаться своими деньгами как пожелает!
Тори села в постели и обхватила руками колени. «Что же я наделала? — говорила она себе. — Я должна пойти к нему и попросить прощения. Как жаль, что я не могу прямо сейчас отправиться в Бодиам и все уладить. А вдруг он завтра не впустит меня? Что, если он вообще не захочет видеться со мной? Ладно, оставлю все до утра… Утром, возможно, все изменится…»
Ожидая, когда поднимут входную решетку, Виктория поглаживала колокол — тот самый, который раньше висел на «Морском волке». Она нисколько не сомневалась, что в памяти ее навсегда останется то недолгое плавание на бригантине. Ведь именно тогда Фэлкон взял на борт контрабанду, из-за которой потом и случилось несчастье…
Тут решетка наконец поднялась, и Тори направилась к парадному входу.
— Доброе утро, мисс Карсуэлл. Позвольте вашу накидку. Я сейчас сообщу сэру Перегрину, что вы пришли.
— Благодарю вас, мистер де Бург.
Под накидкой с капюшоном на Тори было серое шерстяное платье. Фасон был точно такой же, как и у платья, которое располосовал Фэлкон, потому что «ничего безобразнее этого балахона он никогда не видел». Она улыбнулась, вспомнив, как разозлилась в тот момент. Но благодаря этому она смогла разгуливать перед ним в корсете и в панталонах, и такой наряд позволил ей обрести уверенность в себе, поверить в свою привлекательность.
Де Бург так и не вернулся. Вместо него, чтобы поприветствовать ее, на пороге появился Фэлкон.
— Виктория, я надеюсь, ты передумала?
— Да, передумала. — Она кинулась к нему на грудь. — Я так жалею, что вчера наговорила тебе гадостей.
— Тихо, дорогая… Мы еще много чего наговорим друг другу в следующие сто лет. Зато наша жизнь не превратится в стоячее болото.
— Пойдем наверх. Я хочу попросить прощения, чтобы избавиться от чувства вины.
— Ни о какой вине между нами не может быть и речи. Ни сейчас, ни впредь.
Когда они вошли в его покои, Тори со вздохом пробормотала:
— Ночью я попыталась разобраться в себе. И теперь могу торжественно поклясться, что люблю тебя и что Бодиам для меня не так важен, как ты. Моя любовь к тебе безгранична, даже если ты будешь нищим как церковная мышь, даже если у тебя не будет никакого замка.
Он взял ее за руку.
— Сначала я расскажу тебе все про мои денежные дела, а потом попрошу тебя выйти за меня замуж, Тори.
— Но твои денежные дела меня не касаются, Фэлкон. С моей стороны было бессовестно злиться из-за этого.
— Мне нравится, когда ты бессовестная.
Протянув руку, он вытащил шпильки из ее прически, и волосы волнами рассыпались по ее плечам.
Вот так лучше.
Он запустил пальцы в эту темную шелковистую массу.
— Мне ужасно не нравится, когда ты укладываешь их на затылке.
Тори загадочно улыбнулась. Примерно то же самое говорил и Фэлкон сто лет назад.
— Давай сядем. Я хочу рассказать тебе, как обстоят дела с деньгами.
Она села у камина, а Фэлкон сел в кресло напротив нее.
— В прошлом месяце на побережье произошла жуткая трагедия. «Темза» — корабль Ост-Индской компании потерпел крушение и затонул вместе с командой. Меня это потрясло до глубины души, и мне захотелось что-нибудь сделать, как-то предотвратить такие несчастья в будущем. Как раз в это время компания спустила на воду новый корабль, и я на свои деньги оснастил его спасательными шлюпками.
Порываясь что-то сказать, Виктория с обожанием смотрела на Фэлкона, но он поднял руку, останавливая ее, и вновь заговорил:
— Когда ты рассказала, что я пиратствовал и грабил, мне стало ясно, почему эта катастрофа так подействовала на меня. Думаю, у меня появилась внутренняя потребность искупить свою вину за то, что я натворил в прошлой жизни.
На глаза Тори навернулись слезы, и она прошептала:
— Ты правильно поступил, Фэлкон. Я обожаю тебя за щедрость.
— И кроме того… Когда ты исчезла, я подумал, что ты уехала в Лондон и больше не вернешься. Поэтому я решил потратиться на добрые дела. В большинстве своем обитатели Хокхерста живут впроголодь. Рыболовство — занятие слишком опасное и не очень-то прибыльное. Но неподалеку от Бодиама у меня есть участок богатой земли акров в сто. Я пожертвовал его местным жителям, а потом прикинул, что там выгоднее всего выращивать. И остановился на хмеле. Я вложил несколько тысяч фунтов в посадки хмеля, которые начнутся весной.
— Прекрасная идея! — воскликнула Тори. — Ты всегда заботился о Хокхерсте и его обитателях. Только теперь делаешь это на законных основаниях.
Он поморщился и проворчал:
— Ты уверена, что тебе понравится раскаявшийся грешник?
Улыбка Тори была полна ехидства.
— Ох, старого грешника ничто не исправит. Грешить — у тебя в крови.
— Не хватает только напарника, не так ли?
— Как насчет Тори Палмер Фуллер? По-моему, мне очень подходит.
* * *
— Венчаюсь тебе этим кольцом, телом, душой и всем моим объявленным состоянием.
С этими словами Фэлкон надел на палец Виктории широкое золотое кольцо.
«Только что Фэлкон подарил мне Бодиам. Разве могла я мечтать о том, что буду жить в замке, тем более в таком прекрасном, как Бодиам? Но это огромная ответственность, я должна восстановить замок и содержать его в порядке».
— Тех, кого соединил Бог, никто не в силах разделить, — проговорил преподобный Эдмунд Карсуэлл.
Улыбнувшись любимой сестре, он продолжал:
— Поскольку Перегрин и Виктория пред лицом Господа и всех здесь присутствующих добровольно изъявили согласие вступить в брак и в подтверждение этого обменялись кольцами, я объявляю их мужем и женой во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Тори услышала, как мать, стоявшая у нее за спиной, захлюпала носом. «Это у нее, наверное, от радости. Ведь я наконец вышла замуж и положила конец сплетням». Тори чуть не рассмеялась, вспомнив, какие баталии ей пришлось выдержать неделю назад, когда она объявила, что свадебное платье у нее будет из бледно-зеленого шелка. Мать уверяла, что нужно следовать моде, установленной королевой Викторией, любившей одеваться в белое.
— Белый цвет — символ чистоты, — заявила Тори. — А мне на это трудно претендовать после месяца, проведенного в Бодиаме. Кстати, «жизнь в грехе» — по-моему, ваша фраза, матушка.
Наклонившись к молодой жене, Фэлкон поцеловал ее в лоб, и Тори вернулась к действительности.
Брат Виктории совершил церемонию венчания у себя в церкви, в узком кругу. В качестве посаженного отца он вывел ее к алтарю, а мистер де Бург выступил в качестве свидетеля.
На пороге церкви Тори распрощалась с матерью. Потом Фэлкон усадил ее в карету, и де Бург повез их в замок. В это время вдоль дороги выстроились радостные обитатели Хокхерста.
— Мне кажется, все знали про свадьбу, — заметила Тори.
Фэлкон обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Еще бы им не знать. Я ведь вышел на самую высокую башню Бодиама и проорал про мою любовь на всю округу.
Тори расхохоталась:
— Я-то тебе верю, а вот они вряд ли.
Карета остановилась у парадного входа. Подхватив жену на руки, Фэлкон прижал ее к сердцу и перенес через порог. Он так и не опустил ее на пол, а с ней на руках миновал коридор, который вел в круглую башню.
Тори вдруг захихикала и пробормотала:
— Пожалуйста, не надо тащить меня по всем этим лестницам, милорд. Вам нужно копить силы… для рыцарского подвига.
— У вас какое-то странное представление о человеке, который мчится на коне с копьем наперевес. — Фэлкон поставил ее на ноги. — За эти слова я, пожалуй, отшлепаю тебя. Даю тебе пять секунд на спасение.
Пронзительно взвизгнув, Тори подхватила юбки и ринулась вверх по лестнице.
— Ты просто дьявол! — крикнула она на бегу. — Однажды ты уже это обещал, но потом передумал, после того как задрал мне юбки.
— Наверное, это от страха!
— А мне показалось — от удовольствия!
Он поймал ее у самой двери и, снова подхватив на руки, опять перенес через порог. Легонько укусив за ухо, прошептал:
— Это было так давно, что я забыл.
Ее лицо осветилось улыбкой.
— Да, ужасно давно.
Фэлкон опустил жену на пол, потом осторожно подтолкнул к двери, ведущей на крышу. Они поднялись по лестнице и вышли на балюстраду. Тут он вдруг запрокинул голову и громко закричал:
— Я люблю Тори!
Она расхохоталась:
— Сумасшедший!
— Да, верно. Это у меня в крови.
Он обнял ее, и Тори, прижавшись к нему спиной, подняла глаза к небу и стала всматриваться в звездную даль. Потом прошептала:
— У нас впереди вечность, Фэлкон.
— Столько я и буду любить тебя.
— А ведь сегодня почти безлунная ночь. Тебя никуда не тянет?
— Никуда. Единственное место, куда меня сегодня тянет, — моя постель.
— Охотно верю. — Тори шевельнула бедрами и с улыбкой добавила: — Конечно, верю. Я даже чувствую подтверждение твоих слов.
— Вы дерзкая особа, Тори Палмер Фуллер, но именно по этой причине я и женился на вас. Пойдем вниз, мне просто не терпится снова увидеть тебя в корсете и в панталонах.
— Предвкушение возбуждает, милорд, — с ухмылкой заметила Тори.
В покоях их уже ждал легкий свадебный ужин на двоих. Фэлкон тотчас принялся за устриц. Подмигнув жене, сказал:
— Кстати, устрицы, они тоже очень воз…
— Пожалуй, я воздержусь, — перебила Тори.
— Что ж, мне больше достанется, — усмехнулся Фэлкон.
Тори подняла крышку с серебряного блюда, подогревавшегося на спиртовке. Там оказался чудесный, уже начинавший плавиться бри. Она тут же намазала немного сыра на тост и, откусив кусочек, воскликнула:
— О, замечательно!
— Да, верно. Пища богов. Сегодня и я чувствую себя богом.
— Ты помнишь, как я пришла на маскарад в наряде богини?
Он чуть приподнял брови:
— В зеленом платье?
— Совершенно верно! Фэлкон дал мне отрез бледно-зеленого шелка, и он мне ужасно понравился! Вот поэтому я сегодня и выбрала зеленый цвет.
— Это твой цвет, моя красавица. Тебе всегда нужно носить зеленое.
— Ты можешь позволить, чтобы я ходила в шелках?
— Но я ведь не нищий, Тори.
— Скоро станешь, раз связался со мной, — заявила она, рассмеявшись.
Тори отведала крабов со сливочным соусом шалот, попробовала говяжьей грудинки в красном вине.
— Все потрясающе вкусно. Но давай перейдем к десерту.
Фэлкон хмыкнул и стал накладывать на фарфоровую тарелку бисквиты, обильно пропитанные вином и залитые взбитыми сливками. С тарелкой в руках он обошел стол, усадил Тори себе на колени и принялся кормить ее из ложечки, целуя после каждого кусочка.
— Мм… у тебя вкус персиков, миндаля и сливочного крема. Удивительное сочетание!
Вскоре они утратили интерес к еде, и Фэлкон принялся раздевать молодую жену. Ему не терпелось увидеть ее в одном корсете и в панталончиках. Но этого ему казалось мало, и он, распустив шнуровку, освободил Тори от корсета. Немного погодя следом за корсетом в сторону полетели и панталоны. После чего он стал ласкать и целовать жену, а она принялась расстегивать на нем рубашку.
— Хочется увидеть твои татуировки, — прошептала она, стаскивая с него рубаху.
Когда же они предстали друг перед другом обнаженные, Фэлкон привлек ее к себе и заговорил словами из «Песни Песней» царя Соломона:
— «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!.. Как лента алая губы твои… Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим… Живот твой — круглая чаша, в которойне истощается ароматное вино».
А когда Фэлкон умолк, Тори продолжила:
— «Щеки его — цветник ароматный, гряды благовонных растений… Живот его — как изваяние из слоновой кости, обложенное сапфирами; голени его — мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях…»
Подхватив жену на руки, Фэлкон уложил ее на постель. Затаив дыхание, Тори разглядывала хищных птиц, вытатуированных у него на предплечьях, а он тем временем опускал бархатный полог кровати, отделяя их от всего остального мира. «Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как он любил меня. И мне стало страшно, когда я подумала, что навсегда его потеряла, что его руки больше никогда не обнимут меня».
— Люби меня, Фэлкон.
Он долго целовал ее и ласкал; ему нравились любовные игры, и ей тоже! Когда же он вошел в нее, Тори тихонько содрогнулась, застонала и ощутила его пульсирующую силу — она обожала эту его мужественность и эту мощь. А потом они, как и прежде, воспарили к вершинам блаженства почти одновременно — да, они снова стали одним целым.
После этого Фэлкон еще долго не выпускал жену из объятий; наслаждаясь ее близостью, он раз за разом шептал:
— Я люблю тебя, Тори, люблю…
Потихоньку засыпая, она по-прежнему обвивала руками его шею, словно боялась, что он вот-вот снова покинет ее. Улыбнувшись в темноту, Фэлкон тихо прошептал:
— Не беспокойся, любимая. Теперь мы соединились навечно.
На следующее утро они долго не вылезали из постели, и Тори, прижавшись к мужу, рассуждала:
— Наверное, будет лучше, если мы потратим на Бодиам все те деньги, которые отложили на свадебное путешествие в Лондон. Скоро наступит зима, а Лондон в это время — отвратительное место. Поедем туда на следующий год.
— А ты не передумаешь, любовь моя? Я думал, тебе хочется обновить свой гардероб.
— Придумывать фасон платьев и кроить я и сама умею. А пошить поможет одна женщина из Хокхерста.
— Дорогая, твоя практичность ошеломляет, — хмыкнул Фэлкон.
— Подожди немного, тогда увидишь, какая я хозяйственная. У меня уже распланирована вся следующая неделя. Нужно, чтобы слуги вымыли каждый уголок замка и очистили его от паутины. И еще надо почистить все плитки в коридорах и в залах. У меня даже для тебя найдется работа.
— Неужели?
— Да, я назначаю тебя ответственным за витражные окна. Те, что разбиты, нужно заменить. А остальные следует тщательно помыть с уксусом.
— Господи, помоги мне! Ты отдаешь приказы… как самый грозный из генералов!
— Совершенно верно. Потому что я хозяйка Бодиама.
— А я, между прочим, хозяин. И я тебе сейчас это докажу.
Перекатившись на жену, Фэлкон впился поцелуем в ее губы, и она со всей страстью ответила на его поцелуй.
А два часа спустя Виктория уже руководила слугами; вооруженные скребками и швабрами, они принялись сначала за верхний этаж, потому что здесь помещения были самыми запущенными.
На следующий день весь штат замковых слуг спустился этажом ниже, а еще через день они мыли залы на первом этаже Бодиама.
Для себя Тори выбрала длинный коридор, который вел к круглой башне. Стоя на коленях, она скоблила каменные плиты; тщательно вымыв одну, тут же принималась за следующую. Добравшись до конца коридора, Тори с улыбкой осмотрелась, весьма довольная своей работой. И вдруг захлопала глазами, а потом крепко зажмурилась — в дальнем конце коридора ей привиделся леопард, направлявшийся в ее сторону.
— Пандора! — воскликнула Тори, открыв глаза.
Она успела заметить, как огромная кошка развернулась, сделала несколько скачков и куда-то исчезла.
Вскочив на ноги, Тори с громкими криками помчалась по винтовой лестнице.
— Фэлкон, Фэлкон! — кричала она.
Ее муж, стоявший на высокой лестнице, мыл окна в спальне. Обернувшись, спросил:
— В чем дело, дорогая?
— Фэлкон, ты мне не поверишь, но я только что видела призрак Пандоры!
Он спустился с лестницы и принялся внимательно разглядывать ее. Но Тори была настолько перепугана, что он ей поверил.
— Где ты ее видела?
— В длинном коридоре на первом этаже. В том самом месте, где я увидела ее в первый раз. Тогда она напугала меня до смерти.
Фэлкон взял жену за руку, и они вместе спустились вниз.
— Она бежала прямо на меня, а потом развернулась и исчезла. Ты когда-нибудь видел ее?
— Боюсь, только во сне.
— Но почему же она явилась мне? Должна быть какая-то причина.
Фэлкон поглядывал на жену с тревогой. Ему не хотелось, чтобы тени прошлого удерживали ее в своей власти. Тут Тори вдруг распахнула глаза и воскликнула:
— Клад! Она охраняет сокровища!
Фэлкон взял ее за руки:
— Дорогая, о чем ты?
Тори внимательно на него посмотрела:
— Когда ты был при смерти, ты сказал, что спрятал сокровища, которые должны стать моими. Где-то здесь есть железный сундук, набитый золотыми реалами. Ты забрал их с испанского галеона.
Фэлкон в ужасе отшатнулся:
— Я потопил испанский галеон?!
— Нет-нет, ты говорил, что корабль затонул сам по пути в Испанию. Так что нет ничего удивительного в том, что тебе захотелось оснастить новый корабль Ост-Индской компании спасательными шлюпками.
— Ты думаешь, что клад спрятан где-то здесь, в этом коридоре?
— Вот именно! Но я только что на коленях проползла его из конца в конец… и не могу даже представить, где тут можно было спрятать сокровища. Давай поищем.
Вместе, рука об руку, они принялись осматривать коридор — тщательно изучали пол и ощупывали стены. Добравшись до самого конца, они так и не нашли ничего, что указывало бы на тайник, поэтому развернулись и возобновили поиски. Однако и на сей раз ничего не нашли.
— Фэлкон, только ты знаешь, где клад, — сказала Тори.
— Дорогая, даже если золото и было, наверное, его уже давно нет. Ты ведь говоришь про события столетней давности…
— Перестань болтать, Фэлкон. Прислушайся к своему внутреннему голосу. Постарайся сосредоточиться, отрешиться от всего постороннего…
Он молча кивнул и замер, прикрыв глаза. И простоял так несколько долгих минут. Наконец, открыв глаза, решительно зашагал по коридору, отмеряя шаги. Остановившись, опустился на колени и положил руки на плиту прямо перед собой.
Виктория подошла к нему сзади и спросила:
— Что-то вспомнил?
— Да. Железный сундук закопан вот под этой плитой.
— Потрясающе! Я не сомневалась, что ты вспомнишь.
— Оставайся здесь. Я схожу за де Бургом и принесу лом.
Мужчинам потребовалось не менее получаса, чтобы отбить плиту, а потом, используя лом как рычаг, сдвинуть ее с места — слишком глубоко вросла она в пол за прошедшие сто лет.
После этого они попытались вытащить наружу железный сундук, но он оказался слишком тяжелым. В конце концов Фэлкон сбил ломом замок и приподнял крышку.
Скрестив ноги, Тори уселась прямо на пол рядом с сундуком. Когда же Фэлкон зачерпнул оттуда пригоршню золотых монет, она воскликнула:
— О, скажи, что это не сон!
— Тут столько золота, что нам и во сне не приснилось бы.
— Этого достаточно, чтобы отремонтировать Бодиам?
— Более чем достаточно.
— Хочешь сказать, что у нас еще что-то останется?
Де Бург расхохотался:
— Этого вы не истратите за всю жизнь!
— Тогда, может быть, отправим Эдмунда в Париж учиться живописи?
— Обязательно!
— Ох, дорогой, но это означает, что матушка не сможет остаться в аббатстве. Да, не сможет, если Эдмунд перестанет быть священником.
Фэлкон ухмыльнулся:
— Мы купим аббатство и преподнесем ей в качестве подарка.
Вскочив на ноги, Тори повисла у него на шее, и золотые реалы, выпав из его руки, покатились по плитам пола.
— Значит, мы едем в Лондон!
— Но ты же сказала, что Лондон зимой — отвратительное место.
— Я передумала. Нет ничего романтичнее, чем отправиться в свадебное путешествие в Лондон и накупить для Бодиама всяких редкостей.
— Неужели, миледи? И вообще, откуда вы знаете, как я собираюсь распорядиться своими сокровищами?
— Почему вашими? Это мои сокровища! Вы отдали их мне сто лет назад, проклятый пират!
Рассмеявшись, Фэлкон подхватил жену на руки и звонко поцеловал.
— Конечно, бери их себе, дорогая. Они мне не нужны, потому что мое сокровище — это ты.
— А ты — мое! Как же я тебя люблю, Перегрин Фэлкон!