Люк вошел в дверь родительского дома. Он думал, что будет легче… Ланцак стал городом призраков. После чумы не вернулся никто, никто не наполнил смехом и жизнью покинутые дома.

Люк видел следы собак в жидкой грязи. Ни одна шавка не перебегала дорогу. Теперь не нужно бояться какой-нибудь псины… Теперь все хорошо… но в то же время плохо. Люк был горд от мысли, кем он стал. Он обрел почетную задачу. Но в Ланцаке его одолевало лишь одно чувство — печаль. Но все, чего он достиг и чем стал, он променял бы на то, чтобы снова сидеть с отцом в графской оружейной и чистить его пистолеты с поворотным затвором. Чего стоят шпоры и слава, если здесь, в Ланцаке, им могут восхищаться лишь дикие голуби?

Люк подвел коня к маленькой лесенке и взобрался в седло, положил руку на головку эфеса отцовской рапиры. Он давно владел этим оружием, стал мастером, которому не нужно бояться даже такого противника, как Мишель.

— Я знаю, что ты гордился бы мной, отец. И ты тоже, мама.

Он посмотрел наверх, на окошко омшаника под фронтоном графского дома. Теперь он знал, почему ребенком обладал такой большой свободой. Повзрослев, он стал походить на графа гораздо больше, чем на своего отца. Люк не знал, что могло двигать его матерью… Может быть, отец слишком много времени проводил в Друсне? Может, он и бежал в Друсну, чтобы скрыться от того, что происходило перед дверью его дома. Люку никогда не узнать этого. Теперь это не играло никакой роли. В живых не осталось никого, кто бы мог трепать языком о тех давних событиях.

Люк знал, что отец любил его. Вот и все, что требовалось юному рыцарю.

Опечаленный, он покинул Ланцак и двинулся по дороге на Анисканс. Затем повернул к Голове Язычника. Издалека услышал, как поют за работой священники и ремесленники. Торжественная мелодия пролилась бальзамом на его израненную душу. Уже на третий день после того, как он покинул Валлонкур, молодой человек понял, к чему стремится. Но потребовалось пять месяцев, чтобы найти князя церкви, который поддержал бы его. Все могло бы случиться быстрее, но Люк был слишком горд для того, чтобы обращаться к одному из комтуров Нового Рыцарства. В конце концов, ему удалось заполучить в патроны Марселя де Лионессе, эрцрегента Марчиллы, который выдал деньги и отыскал священников, которые захотели посвятить себя тяжелой задаче основания рефугиума.

Люк проехал мимо небольшой группки священников, опустившихся на обрушившуюся колонну, чтобы сбить строительный раствор с тесаных камней, которые обнаружились в руинах. Они дружелюбно приветствовали рыцаря. Люк кивнул. Руки юноши были мокры от пота, но ему было не особенно жарко. Стоял сухой день поздней осени. Небо затянуло. Над землей лениво плыли свинцовые облака. А под ними косяки диких гусей спешили на юг.

Утром неподалеку от руин, у пруда, Люк наблюдал за сотнями аистов. Птицы напомнили ему о детстве. Люди всегда ждали отлета первых аистов, а потом отмечали праздник урожая.

Люк спешился. Подбежал мальчик, чтобы увести коня. Юный рыцарь положил шлем в мраморную нишу, огляделся по сторонам. Большинство розовых кустов исчезло. Сада больше не было. Пока он был в Ланцаке, плотники достроили деревянные леса рядом с белой статуей женщины. Люк был доволен!

Белая женщина… величайшая ложь его детства. Когда он думал о том, как должна была умирать его мать, его охватывала ярость. Как глуп он был тогда, как ослеплен суевериями. Никогда Другие не приносили того, что было бы полезно человеку. Сеять несчастье — вот их главная задача. В Валлонкуре они показали свое истинное лицо! Сотням пришлось умереть лишь для того, чтобы они могли забрать Гисхильду. Но он покончит с тиранией Эмерелль, в этом Люк поклялся. Или умрет при попытке сделать это.

Юный рыцарь посмотрел в лицо статуе. На мраморе не было ни мха, ни птичьего помета. Животные избегали белой женщины. Они умнее людей!

Теперь, после напряженной трехдневной работы, сад был готов к закладке. Они вскрыли туннель, который вел к тайному источнику. Теперь он был не во тьме, а на ярком свету. Он станет частью крипты храмовой башни рефугиума. Скала вокруг источника станет фундаментом храма. Сегодня — день, когда должен быть заложен первый камень дома Господня.

Краем глаза Люк отметил, что рабочие и священники собрались в опустошенном саду. Он знал, что некоторым из них, наиболее романтичным, понравилось здесь. И они не приветствовали того, что он сотворил здесь.

С каждым вздохом в него проникала языческая сила места. И хотя они вскрыли туннель, магический порог, который он чувствовал, еще будучи ребенком, сохранился. И никто, кроме него, не ощущал этого! Должно быть, его дар позволял чувствовать тонкую магию Других.

Люк печально улыбнулся. Он рассказал брату Марко, архитектору-священнику, о магическом пороге у источника. Марко принадлежал к числу тех, кто не приветствовал разрушение. И хотя он был чутким молодым человеком, поверить Люку не захотел. Вероятно, архитектор принял его за ослепленного фанатика. Может, магия этого места не позволяла правильно оценить реальность? Он ведь раньше тоже испытывал нечто подобное. Он верил, что белая женщина спасла Мишель, что ее излечение от чумы было милостью языческой богини. Какая ирония! Тогда он не знал о своем даре. А ведь исключительно ему обязана Мишель своим выздоровлением.

А дар — не что иное, как милость Тьюреда! В своем незнании он тогда перевернул истину с ног на голову. А то, что тогда он еще и подарил белой женщине свои пистолеты, Тьюред, должно быть, воспринял как насмешку!

Люк вздохнул. Нельзя исправить совершенные в прошлом ошибки. Но можно доказать Тьюреду, что он уже не слепец. Это место никого больше не должно толкать на путь язычества!

Молодой рыцарь взошел на деревянные леса рядом со статуей. Схватил тяжелый молот, которым пользовался вчера.

— Этого хочет Господь! — воодушевленно воскликнул он и взмахнул молотом.

Удар пришелся прямо по лицу богини. Разбились аристократический нос и улыбающиеся губы. Удар был столь силен, что голова статуи отделилась от тела.

Воцарилась оглушительная тишина. Люк видел, что у одного из священников на глазах выступили слезы.

Рыцарь спустился с лесов и поднял мраморную голову. Взгляд белых глаз буравил… Лицо было разрушено. Один-единственный раз Люк видел лицо Лилианны после атаки на туннель. Женщина-рыцарь пережила раны от ожогов, но это не было божественной милостью. Ее лицо было похоже теперь на лицо этой статуи.

Люк поднял поруганную голову так, чтобы священники и ремесленники хорошо рассмотрели ее.

— Не поддавайтесь, если ересь скрывается под маской красоты! Это место было создано с одной-единственной целью. Оно должно было потрясать веру благочестивых людей. — Он прошел по направлению к источнику и положил голову на зачищенную скалу. — Давайте заложим этот камень в основание храма. Это будет символом преодоленного искушения. Символом веры, которая крепче камня.

У Люка возникло ощущение, словно тяжеленный груз свалился с сердца. Наконец-то он преодолел остатки своего язычества. Он был чист перед собой и Тьюредом. Промахи исправлены. Теперь он действительно заслужил золотые шпоры. И словно знак Господень, свинцовые тучи расступились, и копья золотого небесного света заставили вспыхнуть мраморные руины.

Как священники, так и ремесленники, упали на колени, пронизанные божественным дыханием этого момента.

— Господь приветствует вас в этом месте, братья мои! — воскликнул Люк, обращаясь к ним. — Распахните свои сердца и воспойте хвалебную песнь Господу!