Исседоны, чванящиеся длинными волосами (собственно гривами). — Эти люди живут вверху, в соседстве с Бореем, многочисленные и очень доблестные воины, богатые конями и стадами овец и быков. — Каждый из них имеет один глаз на прелестном челе; они носят косматые волосы и являются самыми могучими из всех мужей.

* * *

Берегись остроклювых, безгласных псов Зевса, грифов, и одноглазой конной рати аримаспов, которые живут у златоносного Плутонова потока.

* * *

Сын Каистробия Аристей, уроженец Проконнеса, говорил в своей поэме, что по вдохновению Аполлона он прибыл к исседонам, что над исседонами живут одноглазые люди, аримаспы, над аримаспами — стерегущие золото грифы, а еще выше — гипербореи, простирающиеся до моря. За исключением гипербореев, все эти народы, начиная с аримаспов, постоянно воюют с соседями, так что исседоны вытеснены из своей земли аримаспами, исседонами вытеснены скифы, а киммериане, жившие у южного моря, покинули свою страну под натиском скифов… Впоследствии, на седьмом году после этого явился он… в [92] Проконнес, составил здесь ту поэму, которая у эллинов называется Аримасповой, и по составлении ее исчез вторично… Даже он [Аристей] выражался в своей поэме, что не проникал дальше исседонов; о землях, выше лежащих, он говорил по слухам, утверждая, что так передавали ему исседоны.

* * *

…выше Скифов живут исседоны, еще выше этих — аримаспы, за аримаспами находятся Рипейские горы, с которых дует Борей и никогда не сходит снег, а за этими горами живут Гипербореи до другого моря.

* * *

Может быть, что одноглазых киклопов он (Гомер) заимствовал из истории Скифов. Говорят, что таковы (одноглазые) некие аримаспы, о которых впервые заявил Аристей Проконнийский, в т.н. Аримасповой поэме.

* * *

Затем идут Рипейские горы и области, из-за постоянных снегопадов и сходства с перьями получившие название переносные. Эта часть света, отверженная природой и окутанная тьмой, служит лишь образованию льда и холодным обиталищем северовосточного ветра.

* * *

…недалеко от места возникновения Аквилона и так называемой его пещеры, называемой Гекмитрон (то есть «земная дверь» или «земной запор»), обитают уже упомянутые аримаспы, отличающиеся одним глазом по средине лба; они будто бы постоянно воюют из-за рудников с грифами, которых предание представляет в виде крылатых зверей, выкапывающих в подземных шахтах золото, причем и звери с удивительной алчностью берегут золото и аримаспы похищают; об этом писали многие, а особенно знаменитые Геродот и Аристей Проконнесский.

* * *

В Северной Монголии, южнее озера Байкал, в 100 км на север от Улан-Батора (прежняя Урга), столицы страны, и в 10 км к востоку от тракта Кяхта — Урга, в 1924—1925 гг. было [93] вскрыто несколько курганов. В них сделаны необычайно богатые находки, которые будут иметь большое значение для дальнеазиатской и скифско-сибирской археологии, а также для решения проблемы о распространении влияния античной культуры. В настоящее время об этом имеются лишь предварительные краткие сообщения… Еще более неожиданно обнаружение в районе Байкала древних тканей, несомненно происходящих из греческих понтийских колоний. Примечательно, что Байкал был неизвестен грекам даже по названию, а ткани такого же происхождения до сих пор встречались лишь в виде ничтожных обрывков. Особенно хороши изображения скифских всадников в их характерной одежде, весьма живо нарисованы лошади. Трудно представить себе более убедительное доказательство того влияния, которое оказывало прикладное искусство на самые далекие окраинные области скифско-сибирской культуры вплоть до Китая.

* * *

…не стану передавать басни об Абариде, который считается гипербореем и о котором рассказывают, как он носил по всей земле стрелу и при этом ничего не употреблял в пищу.

* * *

С именем легендарного Аристея из Проконнеса связан сохранившийся лишь в отрывках отчет о путешествии, исторической основой которого было раннее соприкосновение греческих купцов с жителями восточных областей Урала.

Аристей — мифическая, хотя, возможно, первоначально и действительно существовавшая личность, которой приписывалось множество чудесных качеств и поступков. Если Аристей вообще существовал, то должен был жить еще до 800 г. до н.э. Геродот рассказывает, что через 340 лет после смерти он будто бы появился вновь. Реальность этой личности не должна нас здесь интересовать. Аристею приписывают составленный в стихах отчет о путешествии (поэма «Аримаспея»). В ней описывается торговля с народами далекого северо-востока. Но поскольку греческие колонии на севере Понта были основаны лишь между VII и V вв. до н.э. (см. гл. 3), а в поэме «Аримаспея» якобы уже упоминается большое вторжение скифов в Малую Азию, то предполагаемый исторический Аристей, конечно, не мог быть автором этой поэмы. Вполне законной является точка зрения Бета, который пишет: [94]

«Так как в этом произведении, известном Геродоту, описывается вторжение киммерийцев в Азию, то эпос, видимо, возник в Азии в VI в. до н.э.».

Неизвестного автора эпоса, поскольку имя его установить невозможно, мы в дальнейшем будем называть Аристеем. Как сообщает Геродот, Аристей в этом утерянном стихотворном произведении рассказывает, будто, пройдя далекий путь от Понта, он достиг племени исседонов, которые сообщили ему ряд географических сведений о еще более далеких странах. Сообщения исседонов явно расцвечены вымыслами, порой весьма страшными. Можно считать доказанными, что эти вымыслы, как не раз уже случалось (ср. рассказы финикиян в «Одиссее», а также гл. 11 и 16), имели целью отпугнуть чужеземных купцов от поездок в области, особенно выгодные для торговли. За исключением этих сказочных сообщений исседонов, поэма «Аримаспея», видимо, не содержит каких-либо неправдоподобных сведений. Несмотря на стихотворную форму и частично легендарный характер, эпос основан на надежных географических и исторических фактах. Насколько известно автору, это положение никогда не оспаривалось. Фосс тоже говорит о «заслуживающем доверия путешествии Аристея из Проконнеса». Во всяком случае, те сообщения Аристея, которые основаны на личных наблюдениях, можно, видимо, считать вполне надежными.

Как сказано у Стефана Византийского, исседоны (или эсседоны) упоминались якобы еще поэтом Алкманом, жившим около 690 г. до н.э. Если это верно, то греческие торговые связи с Уралом должны были получить сильное развитие уже около 700 г. до н.э., что вовсе не так уж неправдоподобно, хотя тогда еще не существовало греческих колоний на северном берегу Понта. С этим предположением хорошо согласуются результаты археологических исследований, которыми установлено, что еще около 1000 г. до н.э. у места впадения Камы в Волгу находился значительный торговый и культурный центр, бывший основой «восточнорусского бронзового века».

Какова была цель путешествия Псевдо-Аристея, можно лишь предполагать. Вероятно, он, по собственному почину или по поручению эллинских купцов из Ольвии, решил лично ознакомиться с прибыльными для торговли областями, как это сделал 200 лет спустя Пифей из Массилии. Хотя вопрос о том, куда привело Аристея его путешествие, спорен, все же, прибегая к некоторым сопоставлениям, эту проблему можно довольно точно разрешить. [95]

Исходной точкой всей дискуссии является вопрос о том, где жили исседоны, к которым прибыл Аристей. Птолемей запутал этот вопрос, указав, что два города — Исседон Серикский и Исседон Скифский — находились примерно в теперешнем Восточном Туркестане. Из этого указания сделали совершенно неверный с точки зрения истории культуры и торговли вывод. Тем не менее таких взглядов придерживались еще в XVIII в., и они до сих пор имеют сторонников. Даже Рихтгофен искал исседонов в Центральной Азии. Томашек принимал исседонов за жителей Тибета, а аримаспов — за гуннские племена. Он видел «подлинную Страну золота» аримаспов в золотоносной области вокруг озера Манасаровар, откуда берут начало реки Брахмапутра и Сатледж. Такое предположение, однако, неосновательно, ибо добываемое в этой области золото всегда вывозили только в Индию и Бактрию и оно никогда не попадало к берегам Понта или в Ольвию, подле устья Днепра. Геродот, видимо, имеет в виду «истоки Цангио» в своем странном рассказе о «добывающих золото муравьях», под которыми, вероятно, следует подразумевать центральноазиатского сурка, носящего название бобак. Сведения об этом проникли позднее даже в фантастические рассказы арабов («Книга чудес»). Однако область «стерегущих золото грифов» и их соседей аримаспов, видимо, находилась значительно севернее.

Ошибку Птолемея весьма удовлетворительно объяснил Герман в своем новейшем исследовании. Герман также хорошо разъяснил и все остальные вопросы. Поэтому теперь уже нет места для сомнений, тем более, что археологические исследования полностью подтвердили выводы Германа. Предположение, что Ольвия, самая отдаленная от Азии колония на побережье Черного моря, могла установить торговые связи с Туркестаном с точки зрения географии торговых путей попросту нелепо. Тем более невероятно, чтобы такая связь осуществлялась по путям, указанным Мейером, — через Урал, Алтай, Джунгарские Ворота и Тянь-Шань вплоть до Таримской впадины. О локализации исседонов в Туркестане или тем более в Тибете отныне вообще [96] не может быть речи. Возражая против этой прежде столь популярной гипотезы, Герман отмечает, что она толкует Геродота с позиций Птолемея и, кроме того, ищет исседонов и аримаспов в той местности, которая была «открыта для греческого мира» лишь около 100 г. до н.э. Следовательно, за 600-700 лет до этого она не могла быть целью весьма оживленных греко-скифских торговых сношений. Герман пишет об этой гипотезе: «Для разрешения вопроса о подлинном месте обитания исседонов она не имеет никакой ценности».

Уже Гумбольдт настолько освободился от влияния Птолемея, что перенес посещаемую аримаспами Страну золота, где якобы обитали стерегущие этот металл грифы, на Алтай, в самые богатые металлическими рудами горы мира. Нейман согласился с этим толкованием, однако допускал, что вместо Алтая можно предположить Урал. Одновременно Мюллер со всей решительностью заявил, что эпос «Аримаспея» якобы «содержит сведения и слухи о северных народах». Бек тоже высказал мнение, что здесь речь идет об Алтае и золотоносной области верхнего Енисея. Что же касается исседонов, выступавших, по Аристею, в качестве посредников в торговле золотом, то уже Мюллер считал их жителями Урала. Эта гипотеза в настоящее время получила столь веские подтверждения, что у Германа были все основания говорить об «окончательном» решении проблемы исседонов.

Что Аристей в своем путешествии от Понта направился не на восток, а далеко на северо-восток, доказывает упоминание Геродотом национального напитка казанских татар, называемого у них «аши». Геродот несколько на греческий лад называет этот напиток ἄσχυ («асхи») и точно его описывает. Еще убедительней представляется лингвистический вывод Мюллера, вполне одобренный Германом. Мюллер считает, что слово «исседоны» лежит в основе названия древнего государства Иссетии и сохраняется поныне в названии [вклейка]

Рис. 2. Из находок в Ноин-Уле (материалы экспедиции П.К. Козлова).

Греческая вышивка шерстью, изображающая скифских всадников

[97] уральской реки Исеть (бассейн Оби). Согласно Мюллеру, кочующие исседоны в основном обитали в Западной Сибири, у самого Урала. С таким решением вопроса прекрасно согласуется описание маршрута путешествия Псевдо-Аристея. Ведь Геродот сообщает, что путь сначала пролегал по бескрайним равнинам до места жительства аргиппеев, обитавших «у подножья высоких гор», а по другую сторону этих гор на востоке жили исседоны, которых якобы достиг Аристей. Торговые пути к высоким горам (которые могли быть только Уралом), как сообщает Геродот, были «общеизвестны» (πολλὴ περιΦανειη) скифским и эллинским купцам Северного Понта, и в Ольвии в любое время можно было узнать подробности о них. Отсюда можно заключить, что здесь велась оживленная торговля, имевшая большое значение.

Торговые города на северном побережье Понта, видимо, в первую очередь ставили перед собой задачу использовать русские реки для ведения торговли с северными странами Европы и Азии. Это предположение с точки зрения размещения торговых путей с самого начала наиболее убедительное, в последнее время получило веское подтверждение благодаря археологическим исследованиям. Последние представили в совершенно неожиданном свете интенсивность и распространение понтийской торговли до нашей эры. По-видимому, существовал большой торговый путь в Центральную Азию через Урал вдоль Камы. О землях между Енисеем и озером Байкал говорится:

«В этот период (I тысячелетие до н.э.) Минусинская область находилась в тесной связи со Скифией; оттуда она многое заимствовала и развила дальше». Но самым поразительным доказательством существования до нашей эры торговых связей между Северной Монголией и Черным морем дают сделанные в 1924—1925 гг. раскопки в курганах Ноин-Улы в 100 км к северу от Улан-Батора. Наряду с весьма ценными китайскими изделиями ханьской эпохи (начиная с 206 г. до н.э.) там были найдены греческие вышивки шерстью (см. приведенные отрывки древних текстов).

Находки в Ноин-Уле подтвердили правильность гипотезы Неймана и Германа, склонных считать, что исседоны жили за восточным склоном Уральского хребта, хотя сами эти ученые основывали свои догадки на совсем других соображениях. Итак, путь, проделанный Аристеем, видимо, совпадал с той торговой дорогой, которая и в средние века, в период расцвета византийской и арабской торговли в Восточной Европе, играла такую необычайно [98] важную роль. Дорога эта проходила от устья Дона, через упоминаемый Диодором перешеек у Сталинграда возле излучины Дона, к Волге, затем следовала вдоль этой реки (или по ней) и ее притоку Каме и удобным перевалом через Уральский хребет у современного Свердловска выходила непосредственно в район Иссетии. В этом районе исседоны хотя и не жили постоянно, но, видимо, вели регулярную торговлю. Итак, мы имеем дело с той же областью, где в средние века и в новое время приобрели такое выдающееся значение Тюмень и Ирбит — центры сибирской торговли мехами. Еще 100 лет назад Маннерт обнаружил в рассказе Геродота об Аристее некоторые сведения о Сибири. Хотя Маннерт ошибочно искал исседонов на Сыр-Дарье и считал, что существовал торговый путь через Памир, он все же указывал, что «греки получали меха из Сибири».

В большинстве скифские и греческие купцы, очевидно, не проникали дальше западного склона Уральских гор, ибо уже в область аргиппеев они вынуждены были брать с собой 7 переводчиков. Ведь и в настоящее время центр торговли сибирскими товарами находится к западу от Уральских гор — в Перми и Горьком. Так же, видимо, обстояло дело и в древности, ибо из-за трудности передвижения в горах переход через Урал отнюдь не привлекал чужеземных купцов. Но Аристей отважно проник дальше на восток, и, очевидно, продолжительное время гостил у исседонов. У них он получил сведения о расположенных еще дальше на восток странах, где добывалось золото. Эти сведения не лишены известной легендарности, но именно поэтому позволяют доказать правильность гипотезы Неймана — Германа об исседонах.

Именно странный, вначале совершенно непонятный рассказ о «стерегущих золото грифах», живших якобы в соседстве с исседонами и отделенных от последних только аримаспами, позволяет относительно надежно установить место обитания этих народностей. Бек указывает, что в погребениях некогда весьма деятельной, бесследно исчезнувшей народности «чудь», в большом количестве встречающихся на территории от Волги до Амура и относящихся к периоду до 150 г. до н.э., очень часто встречаются изображения [99] легендарных грифов. Занимавшиеся добычей полезных ископаемых чудские племена, в основном населявшие юг Сибири, вели через посредников, а местами даже непосредственно торговлю с понтийскими греками, как настойчиво подчеркивает Бек. Особенно это относится к «богатым рудами областям между Иртышом и Енисеем, в частности у верхнего Енисея». Именно «чудесное изображение грифа неоднократно находили в могилах чуди». Так обнаруживается связь между символом грифа и добычей золота чудью. И если Бек «стерегущих золото грифов» Геродота помещает преимущественно в область «богатейшего рудного месторождения древнего мира» — Алтай, где еще Гумбольдт склонен был их искать и где находились «древнейшие разработки металлов», то остается лишь с этим согласиться. Беккерс также признает, что легенда о стерегущих золото грифах, по-видимому, содержит ясное указание на район Алтая. Жадных на золото аримаспов, мнимая одноглазость которых для географического исследования значения не имеет. Бек помещает у Енисея, что довольно убедительно. В таком случае кочующие исседоны населяли бассейны Оби и Иртыша и доходили до долины реки Исеть, где у современного Свердловска находился важнейший перевал через Уральский хребет, открывающий путь к рекам, текущим в Черное море.

Довод, хотя и слабый, в пользу такого толкования содержится, возможно, в некоторых стихах Эсхила, написанных около 475 г. до н.э., то есть еще до Геродота. Совершенно очевидно, что Эсхил тоже почерпнул свои сведения из поэмы «Аримаспея». Согласно стихам Эсхила, аримаспы жили у золотоносной реки, у потока Плутона [бог богатства]. Это прекрасно подошло бы к Енисею, на берегах которого еще по сей день намывают много золота.

Итак, у нас теперь есть прочная географическая основа, которую можно [100] подвести под сообщения Геродота об эпосе «Аримаспея». Неизвестный автор, которому приписывается имя Аристея, видимо, сумел перебраться через Урал и проникнуть в Западную Сибирь. Стимулом для такого путешествия послужило, вероятно, стремление найти месторождение золота, которое, как предполагалось, было расположено на крайнем северо-востоке. В рассказе Аристея золото играет настолько большую роль, что такой вывод можно считать оправданным. Страну золота Аристею найти не удалось, и он вынужден был довольствоваться тем, что пожелали сообщить ему исседоны, игравшие роль торговых посредников. Как всегда, в этих сообщениях дело не обошлось без причудливых преувеличений и изобилующих ужасами вымыслов. «Стерегущие золото грифы» живо напоминают охраняющих ладан «крылатых змей», о которых Геродот сообщает в другом месте.

Весьма вероятно, что наряду с золотом, бесспорно игравшим главную роль в торговле, на описанном Геродотом пути сообщения с Уралом имелся и другой товар — лечебный ревень, в древности, во всяком случае в более поздние столетия, поступавший в Грецию по той же торговой дороге. Гален считал, что прибывавший с Понта ревень (Rheum raponticum) с медицинской точки зрения был самым лучшим. Его родиной были преимущественно Урал, Сибирь и Алтай. Аммиан Марцеллин сообщает, что ревень якобы растет в районах по течению Волги, но в этом он ошибался. Волга служила только главным путем, по которому привозили это пользовавшееся большим спросом растение. В более поздние времена эту реку называли Ра, и по ней лечебная трава получила свое название Rha bаrbarum.

Привозили ли эллинские купцы, воплощенные в образ Псевдо-Аристея, также северные меха, которые в средние века были главным стимулом развития торговли в этих областях, установить невозможно. Но это предположение весьма вероятно, тем более что еще Геродот упоминает о богатстве севера бобрами, речными выдрами и «животными с квадратной мордой» (куница). В Приднепровье русский север был известен лишь в пределах 14 дней пути от устья вверх по течению. Торговый путь шел главным образом на северо-восток от Азовского моря, через Дон, Волгу и Каму, по направлению к Уралу и крайним областям севера, где можно было достать самые ценные и красивые меха. По мнению автора, беглое упоминание о далеких племенах «у северного моря», произвольно названных «гипербореями», оправдывает вывод, что уже тогда, как в средние века и новое время, местные купцы закупали у охотничьих народов, живших в районе Печоры и Оби, [101] добываемые ими меха для перепродажи на юг. Впрочем, этот вопрос не имеет для нас значения. Возможно, что «северное море» Геродота и «другое море» на севере Азии, упоминаемое Дамастом, появились лишь в результате теоретических умозаключений, основанных на предположении, что река-Океан окружает всю землю. Но не менее вероятно, что подлинные, хотя и туманные сведения о северном Ледовитом океане уже в древности достигли Скифии и оттуда проникли к эллинам. Более поздние толкования, согласно которым под «северным морем» Геродота в этом месте его труда следует понимать Балтийское море, не заслуживают внимания, ибо в описании торгового пути совершенно определенно указан крайний северо-восток Европы.

Упомянем здесь вскользь, что стерегущие золото грифы Геродота, аримаспы и добывающие золото муравьи проникли и в немецкую литературу. В классической «Вальпургиевой ночи» второй части «Фауста» Гёте перед нами выступают хор «гигантских» муравьев, грифы и аримаспы, которые связаны с золотом. Аримаспы упоминаются и в легенде о герцоге Эрнсте.

Несомненно, проблема торгового пути к «скифам» севернее Понта таит еще много интересных и важных научных проблем. Ведь «скифы» было собирательным понятием, включавшим различные народы Северной и Центральной Азии, а также Восточной Европы, причем первоначально и северной части Центральной Европы. Все эти народы относились к разным расам и культурам. Между скифами, гетами, массагетами, готами, чудью и юэчжи китайских летописей можно предположить расовое и языковое родство, а частично и тождество. Прокопий прямо заявляет, что современные ему готы прежде назывались скифами. Это же название слышится и в часто встречающемся в китайских летописях наименовании юэчжи, что доказано еще Гумбольдтом и позднее Рихтгофеном. Эти светловолосые и голубоглазые скифские племена иногда называли «серами» и поэтому их принимали за китайцев (см. гл. 48).

Те скифы, о которых пишет Геродот, основываясь на сообщениях Аристея, дают ученым много пищи для размышлений. Археологическими исследованиями установлено, что именно в области культуры, особенно в обработке металлов, эти народы Восточной Европы уже тогда достигли значительных успехов. Находки в Ноин-Уле доказали, что через Сибирь и Монголию народы Скифии и Китая, с одной стороны, и Греции — с другой, оказывали [102] взаимное влияние друг на друга. Поэтому теперь нет никаких препятствий к тому, чтобы пристальнее рассмотреть некоторые ранее высказанные гипотезы. В частности, некоторые специальные знания могли перейти к китайцам от скифов Центральной Азии, занимавшихся добычей полезных ископаемых, или, наоборот, от китайцев к скифам. Особенно это относится (хотя здесь и не подлежит подробному рассмотрению и доказательству) к возможному, но не доказанному заимствованию «указателя юга», имевшего жизненно важное значение при путешествиях в пустынях и степях. Здесь имеется в виду знание магнитных свойств свободно вращающейся стрелки, изготовленной из магнитного железа. Эту стрелку китайцы знали уже во времена своего великого мыслителя Конфуция (Кун-фы-цзы, 551—479 гг. до н.э.), а может быть, гораздо раньше и пользовались ею при путешествиях по пустыне. С таким же успехом магнитная стрелка благодаря незначительной случайности могла стать известной и другим народам, добывавшим магнитный железняк на своей территории.

Согласно предположению Барроу, впервые высказанному им, насколько известно автору, в 1804 г., туманные сведения о скифской магнитной стрелке содержатся уже в упоминании Геродота о мистической «стрелке» Абарида, таинственного жреца бога Аполлона. С этой стрелкой жрец приехал с крайнего севера страны скифов в Элладу. Согласно более поздней версии, Абарид получил стрелку в подарок от «Пифагора, чтобы она помогла ему в преодолении всех препятствий, с которыми он может встретиться в долгих скитаниях». Это предположение Барроу нельзя попросту отвергнуть как вздорное ибо на территории скифов имелись богатые залежи магнитного железняка, которые разрабатывались с глубокой древности. Современные специалисты по истории магнитной стрелки — Венер и Ниппольдт — также считают возможным, что «древние жители Центральной Азии изобрели ее одновременно».

Автор хотел бы сослаться на свое специальное исследование по ранней истории магнитной стрелки. Он убежден в том, что важнейшим, если не единственным источником сведений о полярности магнитной стрелки в древности с одинаковым успехом можно считать как Китай, так и древних скифов Азии — этого все еще загадочного народа, о котором сообщает эпос Аристея и мимоходом упоминает Геродот. Попытка Липпмана отрицать раннее знакомство китайцев с магнитной стрелкой и приписать открытие магнетизма германской расе, по мнению автора, неосновательна и, насколько ему известно, ни одним специалистом не одобрялась.

[Дополнения и поправки из 2-го издания II тома]

[457]

[…]

 

К гл. 10 (Грифы)

Странный образ мистических грифов, согласно сообщению проф. Прелля от марта 1946 г., возник в результате придания ягнятнику некоторых признаков каменного орла.

[Дополнения и поправки из 2-го издания III тома]

[478]

[…]

 

К гл. 10 (аримаспы и аргиппеи)

Письмо д-ра Гейна из Гамбурга помогло автору понять столь загадочную одноглазость аримаспов из поэмы Аристея. Гейн указывает на то, что в таких холодных областях, как киргизские степи, жители защищаются от снежной слепоты тем, что пользуются только одним глазом. Другой они прикрывают повязкой. Согласно Векселю, прикрывая то одну, то другую сторону лица, местные жители могут видеть хотя бы одним глазом. «Лысоголовость» живущих у подножия высоких гор (Урал) аргиппеев Гейн толкует как средство предохранения от вшей. Ведь обычай брить головы с этой же целью был распространен также в Египте, и даже среди цариц. Слово «аргиппеи» Гейн считает финикийским. По-финикийски «арр гшга» означало, видимо, «холмистая страна».

При правильном толковании 4-й книги Геродота отпадает как ошибочное предположение Пешеля, высказанное им в 1865 г., якобы «Финский залив считался [в древности] крайней границей известной части Северо-Восточной Европы».

Гораций, Оды; кн. 1, ода 22, строки 5-8. Гидасп — современный Джелам, приток Инда. — Ред.]