Птолемей III, часто охотившийся на встречающихся в стране слонов, послал для исследования этой земли своего приближенного, по имени Симмий.
Как сообщает историк Агафархид Книдский, этот доверенный, снабженный необходимым продовольствием, выехал туда и тщательно ознакомился с племенами, жившими на побережьях.
Он рассказывает, что эти эфиопы вообще не пьют никаких горячительных напитков, так как они легко возбудимы… Он сообщает также, что они не вступают в разговор с иноземцами. Даже при неожиданном появлении незнакомца они не поднимают глаз, которые остаются опущенными, если никого поблизости нет; они остаются невозмутимыми и неподвижными. Они не спасаются бегством, когда на них нападают с обнаженными мечами. Они не возмущаются, когда их бьют, и покорно переносят несправедливость. Даже толпу нельзя было возмутить плохим обращением. Она оставалась неподвижной, не проявляя никаких признаков гнева или сострадания, когда на ее глазах убивали женщин и детей. Если им самим причиняли страшнейшую боль, они оставались спокойными, застывшим взглядом смотря на то, что происходило, или сопровождая каждое действие кивком головы. Они не пользуются разговорной речью, заменяя ее жестами рук, когда им что-нибудь нужно.
* * *
Эта [выдающаяся в сторону Аравии часть Африки] именуется Посидонией, ибо Аристон, который был послан Птолемеем для исследования аравийского побережья вплоть до океана, посвятил там богу моря Посейдону алтарь.
* * *
Отправляясь от города Героев [по словам Артемидора], мы подходим прежде всего к городу Филотере подле Троглодитики, [251] так названному по имени сестры Птолемея II; город основан Сатиром, посланным для исследования охоты на слонов и побережья Троглодитики… Еще дальше следует недалеко от охоты на слонов Птолемаида, основанная Эвмедом, именно: будучи послан Филадельфом на охоту, он обвел тайком остров рвом и валами, успев расположить к себе сопротивляющихся жителей и из врагов сделать своими друзьями.
Нил принимает в себя две речки, вытекающие из нескольких озер на востоке и обнимающие очень большой остров Мероэ. Одна из этих рек называется Астабора и течет на восточной стороне, другая — Астапус, называемая иными Астасобою в отличие будто бы от другой реки Астапуса, которая вытекает из нескольких озер на юге, течет почти по прямой линии и образует массу вод Нила; разлитие реки производится летними проливными дождями… Над Мероэ лежит Псебо, огромное озеро с хорошо населенным островом. Так как западный берег реки Нила занят Ливийцами, а восточный Эфиопами, то обладание островами и береговой землей переходит попеременно от одного народа к другому, причем победители изгоняют побежденных… Птолемеи вообше интересовались такими предметами, преимущественно так называемый Филадельф, отличавшийся любезностью, постоянно искавший новых развлечений и увеселений по причине слабости здоровья.
Установлено, что в Беренике, городе троглодитов, и в Птолемаиде, городе, удаленном оттуда на 4820 стадий, основанном на берегу Красного моря для охоты на слонов и принадлежащем тому же народу, наблюдается то же явление [отсутствие тени в полдень] в течение 45 дней до и после солнцеворота и что в течение промежуточных 90 дней тень падает на юг…
Путешествие на корабле из Мероэ в Сирбит [Сеннар] длится 12 дней. Первым много далее Мероэ проник Далион, затем Аристокреон и Базилис. Симонид-младший даже пробыл пять лет в Мероэ, когда он писал свой труд об Эфиопии… По свидетельству Далиона, на той стороне Нила, которая простирается внутрь страны за Большим Сиртом вдоль Южного океана, живут кисоры, которые так именуются, ибо располагают только дождевой водой, кроме них лангомлоры на расстоянии пяти дней от ойпкаликенов, далее осибалки, исбелы, перусии, балии, киспии. Остальное будто пустыня, а за ней следует легендарное. На западе живут нигрои, вождь которых имеет только один глаз на лбу, агриофаги, которые питаются преимущественно мясом львов и пантер, памфаги, которые все едят, антропофаги, питающиеся человеческим мясом, [252] кинамолги с собачьими головами, четырехногие артабатиты, которые бродят, как дикие звери.
* * *
За мосхофагами, у моря, находится небольшой торговый пункт, отстоящий от Береники, конечного пункта направляющейся к северу торговли, приблизительно на 4000 стадии; это так называемая охотничья Птолемаида (Πτολεμαὶς ἡ τῶν θηρῶν), от которой при Птолемеях царские охотники углублялись внутрь страны. В этом торговом местечке есть настоящая [морская] черепаха и в небольшом количестве сухопутная и светлая, с меньшим щитом. Здесь можно найти немного слоновой кости, похожей на адулитскую. Местечко не имеет гавани, а только пристань для лодок.
* * *
Клеарх упоминает об этом в своем труде о дюнах и сообщает, что Псамметих, царь Египта, когда он хотел исследовать истоки Нила, велел воспитать себе мальчиков для вкушения рыбы и других, которые должны были упражняться в воздержании от питья, для того чтобы они могли исследовать ливийскую пустыню. Но только немногие из них остались в живых.
* * *
Там был построен для царя большой город, по имени великого царя Птолемея, и он разместил в нем солдат Его Величества и все ведомства Египта и подчиненных (?) стран. Он создал там пашни, они обеспечивались (?) зерном и скотом, [этого] там не было никогда. Он поймал там много слонов для царя, которые были привезены царю на его кораблях морем как диковинки. Сокровища были ему из восточных… привезены. Подобное не свершалось ни одним царем на всей земле. Его корабли вышли навстречу его кораблям в середине вод Кем-вер… [«Вечная Чернота» — горько-соленые озера на Суэцком перешейке. — Ред.] После того как стало голодно… Музыка, напитки, притирания, одежды были в нем. Они знают в своих сердцах, как велики чудеса царя. Его великие сходят к нему со своими дарами, чтобы в сердцах своих (?) быть полезным царю. Они принесли дань к его дому (?). Это место (?), в котором царь это совершил, является местом его отца Атума, великого Бога жизни Теку, которое сделал для него Ра, чтобы там совершать, что он пожелает; он сделал его для своего возлюбленного сына, царя Птолемея.
* * *
Великий Птолемей, сын Птолемея и Арсинои, божественных брата и сестры, внук Птолемея и Вероники, божеств, помощь дарующих, полученное от отца царство расширил, используя привезенных им и его отцом из Эфиопии и прирученных слонов, совершил большие завоевания в Малой Азии и Фракии, наконец подчинил себе всю верхнюю Азию вплоть до Бактрии и при возвращении в Египет послал войска по прорытым рекам [небольшой конец надписи не сохранился].
* * *
За 2-3 тысячелетия до нас и еще ранее область распространения слонов, как африканских, так и индийских, была значительно шире, чем теперь. Эти могучие животные водились тогда во многих странах Ближнего Востока, Северной и Северо-Западной Африки, где в эпоху классической древности они уже исчезли или начали вымирать. Еще Гумбольдт занимался вопросом распространения слонов в прошлом. Из новейших авторов этой проблемой занимался Арнольд, труд которого пролил свет на многие неясности. В глубокой древности слоны водились не только в Египте, о чем свидетельствует частое использование слоновой кости в самые ранние времена, но и в Сирии. В этой стране можно было охотиться на слонов еще в ту пору, когда Египет был великой державой, и на протяжении долгого времени в I тысячелетии до н.э. Надписи великого фараона Тутмоса III (1501—1447 гг. до н.э.) сообщают, что царь в стране Нии на Евфрате (ниже Каркемиша) убил на охоте 120 слонов. Ассирийские надписи правителей Тиглатпаласара I (конец XII в.) и Ашшурнасирапала (884—859 гг. до н.э.) также сообщают об охоте на слонов и их ловле.
На черных обелисках Салманасара (859—824 гг. до н.э.) и на других ассирийских памятниках отчетливо изображены индийские слоны. На Иранском нагорье примерно в то же время, видимо, также водились слоны. Об этом свидетельствуют почерпнутые из древнейших сказаний строки, которые встречаются в песнях Фирдоуси. Слоны, видимо, были распространены здесь вплоть до Турана. Области распространения индийского и африканского слонов соприкасались примерно в зоне современного Суэцкого канала.
В ледниковое время африканский слон, вероятно, еще населял хорошо обводненную территорию Сахары. Слоны встречались также на некоторых островах Средиземного моря, например на Мальте. Позднее, по мере увеличения засушливости, эти животные отступали в более влажные, прибрежные районы и в горные леса, особенно в Атлас. Там наряду с африканским слоном (на мысе Гир или Каптен), о котором упоминают Ганнон и Геродот, видимо, еще встречался отличающийся от них Elephas atlanticus. Вероятно, его описывал Геродот как быка с «очень толстой и твердой кожей», который «пасется, отступая назад» и «постоянно упираясь в землю рогами».
Платон писал, что в его знаменитой «Атлантиде» был «широко представлен род слонов». Это позволяет сделать заключение, что в ранние исторические времена слоны водились также на территории современной Испании или их ввозили туда из Африки. В пользу такого предположения говорят и находки слоновой кости в погребениях каменного века.
Массовое использование слонов в военных целях, длившееся несколько столетий с IV в. до н.э., их убийство на цирковых играх в Риме начиная со II в. и очень высокий спрос на слоновую кость, долгое время удовлетворявшийся только охотой, — вот те причины, которые привели к истреблению этих животных в средиземноморских странах.
Слоновая кость с самых ранних времен считалась ценным и дорогим товаром. Не только в древнейшем Египте додинастического периода, но и в знаменитой Трое II, датируемой примерно 2500 г. до н.э., а также на Крите уже были распространены украшения и мелкие художественные изделия из слоновой кости. В гомеровских поэмах нередко встречаются свидетельства того, как популярен был этот материал, ценившийся наравне с золотом. Слоновую кость часто находили в Галльштатских захоронениях 1500—500 гг. до н.э:, где она иногда сочеталась в красивых изделиях с северным янтарем, например в «прямо-таки кичливом убранстве мертвых». В те дни украшения из слоновой кости вместе с изделиями из серебра и стекла попадали даже в страны Северной Европы.
Несмотря на это, даже эллины классической эпохи долго не знали слонов. Правда, древние египтяне рано познакомились с ними, но они всегда больше интересовались слоновой костью, чем самими животными, которым египетские памятники уделяют мало внимания. Египтяне всегда могли увидеть слонов на южной границе своего государства, у нынешнего Асуана. Там, на Ниле, находился остров Абу (который греки называли Элефантиной, то есть Островом слонов).
По сохранившимся до нас памятникам первым греком, увидевшим индийского слона в Вавилоне около 400 г. до н.э., был, видимо, Ктесий. На долю Геродота, совершавшего дальние путешествия, такого приключения не выпало, хотя остров Элефантина был самым южным пунктом, которого он достиг. Геродот рассказывал об африканских слонах только понаслышке.
Лишь во времена походов Александра Македонского большое число греков впервые получило возможность увидеть слонов. В битве при Арбеле (331 г.) Александр захватил 15 слонов у Дария, а позднее он получил в подарок от индийского царя Пора еще 30 животных.
В IV и III вв. до н.э. слоны были особенно важным и грозным средством ведения войны. Они решили исход сражения против римлян на поле боя у Аускула в Апулии (279 г.) в пользу царя Пирра, а при Тунесе (255 г.) — в пользу карфагенян. Понятно, что в те времена интерес к живым слонам особенно усилился и что египтяне начали стремиться к обладанию ими. Птолемей II Филадельф (282—248 гг. до н.э.) и Птолемей III Эвергет (247—222 гг. до н.э.) отправили нескольких доверенных в страны, где водятся слоны. Один из них, Эвмед, основал далеко на юге, на Красном море, колонию Птолемаиду-Ферон (Рас-эль-Дебир), а другой, Сатир, — колонию Филотеру. По поручению Птолемея II, его доверенные просили, правда безуспешно, жителей Страны слонов, чтобы они больше не преследовали и не убивали этих животных. Туземцам было обещано исключительно высокое вознаграждение, с тем чтобы сами доверенные могли поймать живых слонов.
Об основании Птолемаиды-Ферона свидетельствует один египетский памятник. Самые важные для нас части надписи, сделанной на этом памятнике, приведены выше. Здесь в виде поразительного исключения на побережье Красного моря, почти лишенном растительности, простирался обширный лес, где добывалась древесина, пригодная для кораблестроения. Это обстоятельство оказало благотворное влияние на развитие судостроения. Если в более ранние времена египтяне не достигли значительных успехов в мореходстве, хотя и плавали с давних пор, то главной причиной этого было отсутствие корабельного леса в их стране. Весь необходимый лес они должны были завозить из Ливана или Синая. Поэтому судоходство на Красном море почти не развивалось до III в. до н.э., когда египтяне неожиданно нашли в Птолемаиде-Фероне базу для развития кораблестроения. Возможно, что с этим связан начавшийся в тот же период заметный расцвет египетско-греческого судоходства в Индийском океане. Птолемаида-Ферон была лишена удобной гавани и всегда оставалась третьеразрядным населенным пунктом. Видимо, египтяне, несмотря на давность своих плаваний по Красному морю, поздно обнаружили там лес. Очевидно, прежде они избегали приставать к неудобному берегу и поэтому не увидели там деревьев.
Только из краткой записи Плиния мы узнаем о каких-то в остальном неизвестных греках, которые исследовали Страну эфиопов. Не ясно, какие намерения преследовал Далион, который был первым греком, якобы проникшим на юг за остров Мероэ. Видимо, подобные путешествия эллины действительно хотя бы частично предпринимали с исследовательскими целями. Об этом свидетельствует тот факт, что один из них 5 лет прожил на Мероэ, а затем якобы написал свой, к сожалению утерянный, труд об Эфиопии. Правда, распространялись также всякие вымыслы, которые, вероятно, большей частью черпались из сообщения Далиона. Поразительно, что одни и те же сказки из самых различных частей света имели хождение в древности, в средневековье и в начале нового времени; одноглазость, приписываемая сицилийским циклопам и сибирским аримаспам (см. гл. 10), обнаруживается вновь у вождя нигроев, а собакоголовые люди появляются даже в научных трудах по естествознанию XVI в., например у Ликосфена.
Теперь уже нельзя установить, когда и при каких обстоятельствах получены были сведения о местности, лежащей между островом Мероэ и Красным морем то есть об области истоков Голубого Нила. Очень важное значение пролегавших севернее караванных путей между Нилом и портами Красного моря, особенно Береникой, создавало большой соблазн следовать от Мероэ сначала по восточным притокам — Атбаре и Голубому Нилу, чтобы затем выйти по возможности к самому южному пункту Красного моря. Ведь это море было так неудобно для плавания под парусами! Можно предположить, что для египтян было определенно удобнее плыть по Голубому Нилу или Атбаре, а не по главной реке — Белому Нилу. Но когда именно было предпринято это плавание, нам не известно. Лишь от Страбона мы впервые узнаем о верховьях Голубого Нила, о примечательных географических особенностях этой местности и прежде всего о большом высокогорном озере Тана (Псебо) в Эфиопии. Ко времени Страбона эта местность, вероятно, была давно уже разведана; возможно, что и в этом случае первооткрывателями были Птолемеи III в. до н.э. Доказать это, однако, нельзя. Из краткого фрагмента утерянной записи Клеарха (περὶ θινῶν) мы, во всяком случае, узнаем, что уже Псамметих II (595—589 гг. до н.э.) старался приучить определенное число отроков питаться одной рыбой и хорошо переносить жажду. Царь предполагал использовать их, когда они возмужают, чтобы найти истоки Нила и исследовать Ливийскую пустыню. Что получилось из этого эксперимента, мы не знаем.
К исследовательским путешествиям, организованным Птолемеями, относится и упомянутое Агафархидом, но в остальном неизвестное странствие некоего Аристона «для исследования арабского побережья до Океана». Теперь нельзя установить, кто именно дал это поручение, Птолемей II или Птолемей III. К сожалению, нет также и подробных сообщений о приключении доверенных людей, которых Птолемеи послали в Страну слонов.
Особого рассмотрения заслуживает исключительно странная надпись на Адулисском монументе, хвастливый текст которой приведен выше. Мы имеем здесь дело с памятником времен Птолемея IV Филопатора (222—205 гг. до н.э.), который был сооружен каким-то чиновником или придворным в Адулисе (вероятно, в Мерса-Дале, на берегу залива Зула). Мы знаем о ней только благодаря путешественнику по Индии Козьме Индикоплову, который в VI в. до н.э. побывал в Адулисе и по просьбе главы города расшифровал греческую надпись, сделанную на мраморной доске. Просьба эта объяснялась тем, что доску должны были передать царю аксумитов Эласлаапу. Позднее Козьма приобщил эту надпись к собственному труду. Содержание ее настолько невероятно и даже бессмысленно с исторической точки зрения, что неоднократно выражались сомнения, не сочинил ли сам Козьма всю эту историю. Однако для этого нет достаточного основания, а тщательное исследование, проведенное Бутманом и Зальтом, показало, что подлинность монумента не вызывает сомнений. Правда, продолжение приведенного выше текста, которое Козьма также нашел на памятнике и рассматривал как дополнение времен Птолемеев, относится к более позднему времени (вероятно, к II в. до н.э.). В нем описываются победоносные походы неизвестного царя аксумитов против горных народов, живших «по ту сторону Нила в суровых, покрытых снегом горах», а также против некоторых других народов и даже в Аравию «до страны Сабеев». Сам памятник очень давно исчез бесследно, вероятно, после Козьмы его не видел ни один путешественник. Город Адулис тоже исчез. Предполагают только, что поле с руинами у залива Зула было тем местом, где некогда находился этот весьма знаменательный торговый город.
Загадку Адулисского монумента, возможно, разрешил Маннерт. Он полагает, что чрезмерно усердный придворный хотел внушить жителям Адулиса почтение к могуществу и величию своего царя и приписал ему фантастические подвиги, которых тот никогда не совершал; кроме того, сохранившийся текст, вероятно, лишен заключительной части, которой уже не было ко времени Козьмы. В ней, видимо, содержалась ссылка на основание Адулиса или отношение Птолемея IV к этому городу.
То обстоятельство, что надпись на монументе была написана на греческом языке, с точки зрения истории культуры представляет наибольший интерес. Отсюда следует неизбежный вывод, что в Адулисе, городе, основанном беглыми египетскими рабами, сильно ощущалось влияние греческой культуры. При господствовавших в то время условиях это влияние могло исходить, пожалуй, только от обосновавшихся там и создавших свою колонию греческих купцов.