Согласно очень древнему греческому мифу, Ясон, сын Эсона из Иолка, был послан своим дядей Пелием в Колхиду за Золотым руном. Этот миф с многочисленными подробностями можно считать общеизвестным. С течением времени он претерпел необычайно много изменений и преобразований, которые здесь не должны нас интересовать. Достаточно выявить вероятный первоначальный географический центр распространения мифа, что, видимо, должно открыть нам некое важное событие из истории торговли. По этой причине, в частности, Вивьен де Сен-Мартен в своей «Истории географии» уделил мифу об аргонавтах необычайно много места.
Поводом для похода аргонавтов послужило стремление раздобыть золото. В пределах греческого мира ощущался недостаток в этом металле. На островах Сифнос и Фасос имелись небольшие, давно истощенные месторождения, в Македонии — скудные залежи Бермиона и Пибериона, во Фракии — несколько более богатые рудники в Скаптесиле, открытые финикиянами. Назовем еще месторождения у города Дата, у реки Гебр в горах Пангал и, наконец, у города Филиппы. Но все эти месторождения золота не шли ни в какое сравнение с богатыми залежами Малой Азии. Поэтому греки, как все занимавшиеся торговлей народы, живо устремлялись по любому следу в надежде найти золото (см. гл. 10). Так, они, вероятно, в свое время обратили внимание на богатую золотом страну Колхиду, расположенную на юго-восточном побережье Черного моря, и попытались установить с ней [37] связь. Возможно даже, что вся легендарная Троянская война, если рассматривать ее с историко-экономической точки зрения, была лишь борьбой греков за открытие проливов и за выход в Черное море, доступ к которому был прежде якобы закрыт легендарными Симплегадами. Можно согласиться с Бурром, который утверждает:
«Мы теперь уже не можем установить, шли ли эллины по следам финикиян или достигли Понта случайно. Во мраке веков скрыт от нас тот день, когда первый корабль эллинов вошел в воды Понта».
Имена и названия из мифа об аргонавтах частично уже упоминаются в поэмах Гомера. Например, герой Ясон («Илиада», VII, 469; «Одиссея», XII, 72), царь Эет («Одиссея» X, 137; XII, 70), корабль «Арго» («Одиссея», XII, 70), Пелий («Одиссея», XI, 256) и т.д. Однако не встречается имени Медеи, названий «Колхида» и «Золотое руно». Последние два понятия, которые здесь особенно для нас интересны, незнакомы еще и Гесиоду (VIII в. до н.э.), который, однако, в отличие от Гомера, уже упоминает Фасис, реку колхидян (современный Риони). Название «Колхида» впервые встречается только у Эсхила.
Итак, очевидно, что миф об аргонавтах создавался постепенно и свою отличительную особенность — похищение Золотого руна — приобрел позднее. В самом деле, сведения Гомера о Черном море были еще весьма скудными. Поэту, видимо, была известна лишь Пафлагония, прибрежные города которой Амасра (Сесам или Амастрида) и Кромны (западнее Китора) упоминаются в «Илиаде» (II, 853). Река Партений — это Бартин-Чайе (II, 854). Можно ли отождествить упоминаемую всего один раз далекую страну серебра Алибе (II, 857), «откуда происходит серебро», с местностью, расположенной за Трапезундом (Трабзон), по меньшей мере сомнительно! О Колхиде и Фасисе Гомер, во всяком случае, не имел представления, как и об Истре (Дунае). Тем [38] более не знал поэт о северном побережье Черного моря, хотя один толкователь не географ постоянно пытался ошибочно приписать ему знакомство с Крымом. Лишь Гесиод впервые обнаруживает кое-какие знания о Дунае и реке Риони. Историки твердо установили, что ко временам Гесиода колонизация греками района Понта только начиналась. В VIII в. до н.э. греческие колонии появились на юге (Синоп и Трапезунд, около 750 г.), в VII в. — на северо-западе (Истр и Ольвия, около 650 г.) и с VI по V в. — на севере (Танаис и Пантикапей, около 550 г.). Отсюда следует, что открытия происходили за 100—200 лет до колонизации.
Высказывалось мнение, что в разные времена названием «Колхида» обозначались различные страны, лежавшие на побережье Черного моря, и что лишь позднее оно закрепилось за его юго-восточным берегом. Сам по себе такой факт возможен, но миф о Золотом руне с самого начала ни к какой другой области, кроме страны у Фасиса (Риони), не мог относиться. Ведь только в этой местности был распространен упоминаемый Страбоном своеобразный обычай погружать в проточную воду бараньи шкуры, чтобы несомые течением крупинки золота застревали в густой шерсти.
Догадка Страбона, будто из этого обычая «возник миф о Золотом руне», тем основательнее, что народы, находившиеся на низком уровне развития и жившие у берегов золотоносных рек, до недавнего времени следовали этому обычаю, например цыгане в Трансильвании и узбеки на Аму-Дарье.
Каков был первоначальный миф, известный Гомеру и Гесиоду, до того как ему были приданы характерные и важные для нас особенности, установить невозможно. Видимо, Колхида и Золотое руно были вплетены в древнее предание лишь тогда, когда поход греков к реке Фасис для разведки и захвата добычи уже состоялся. Это произошло, очевидно, в VIII в. до н.э. Выше уже упоминалось, что Гесиод имел лишь поверхностное представление о реке Фасис; известно также, что Синоп возник около 750 г. до н.э. как [39] милетская колония. Оба эти факта довольно хорошо согласуются и дают, вероятно, право предполагать, что примерно в середине VIII в. мифу были приданы его последние своеобразные особенности. Такая догадка, разумеется, ничем не подтверждается, но с точки зрения истории культуры она вполне реальна.
Поэтому, хотя и с оговоркой, можно сказать, что первоначальный миф о Ясоне описывал лишь первое проникновение эллинов в Черное море. Рассказ о том, как разошлись и остановились недвижимо Симплегады, прежде якобы закрывавшие собой северный выход из Босфора, как бы символизировал свободу судоходства, на что указывал еще Пиндар. Поэт во всех подробностях донес до нас древнейшее содержание общеизвестного мифа. Не ранее VIII в. могли быть вплетены в миф об аргонавтах все его известные характерные особенности — поход в Колхиду, похищение Золотого руна и весь поэтический вымысел, которым овеян образ Медеи.
В процессе развития миф о Колхиде претерпел позднее некоторые изменения. Согласно более древнему варианту мифа об аргонавтах, как он был передан Гекатеем, мореплаватели на обратном пути достигли океана по реке Фасис, которую в 500 г. до н.э. считали стоком Каспийского моря. Легко понять психологические предпосылки подобного представления, ибо со времен ионийских географов Каспийское море рассматривалось как залив мирового моря — Океана. Тогда аргонавты, для которых естественный путь возвращения в Средиземное море через Босфор был закрыт преследовавшим их царем Эетом (Пиндар), должны были якобы возвратиться, совершив фантастическое путешествие от Каспийского моря к [40] Индийскому океану, а затем по Нилу и Тритонову озеру или же, обогнув Европу с севера, попасть в Средиземное море через Гибралтарский пролив.
У Диодора, которому, очевидно, было известно, что нелегко достигнуть Каспийского моря на корабле через Фасис, даже прибегая к волоку судна через перевал Сарапана, приводится еще один путь. Он заставляет аргонавтов плыть по Азовскому морю и Дону через издавна знаменитое место волока — Царицынский перешеек, откуда они попадают на Волгу и по ней — в Каспийское море. Из этого мнимого «океанского залива» мореплаватели, огибая затем Европу, плывут в Гадес и отсюда возвращаются в Грецию.
Совсем по-иному представляет события Аполлоний Родосский в своей поэме об аргонавтах. Поэту, жившему около 250 г. до н.э., обратный путь аргонавтов представляется идущим по Дунаю и далее в Адриатику, с которой эта река должна быть где-то связана (см. ниже, гл. 34). Из Адриатики отнесенные бурей аргонавты Аполлония попадают неким загадочным, фантастическим путем в Эридан, а через него каким-то образом к Роне и, наконец, в Средиземное море. [41]
Превращения мифа об аргонавтах, по поводу которых можно еще кое-что добавить, неплохо отражают изменения географических представлений древних греков на протяжении веков.
Во всем эллинском мире легенда об аргонавтах была едва ли менее популярна, чем поэмы Гомера. Так, на реке Фасис, как сообщает Арриан, хранился якорь, якобы принадлежавший кораблю «Арго». Впрочем, Арриан с присущим ему здравым смыслом замечает по этому поводу, учитывая, видимо, каким дорогим и редким было железо в догомеровские времена: «Ввиду того что он все же из железа, он не казался мне древним… И они показывали также древние осколки другого каменного якоря для того, чтобы ты мог поверить, что это остатки якоря «Арго».
Но мы здесь лишены возможности пространно останавливаться на деталях этого мифа. Наша цель извлечь из него указания на культурно-исторические и географические связи. Поэтому сказание об аргонавтах в его окончательном виде, который оно получило после Гомера, может рассматриваться нами как облеченное в легендарную форму свидетельство первых попыток греков установить непосредственную связь со Страной золота у Понта. Именно Золотое руно, как правильно подчеркивает Иессен, было, по существу, «центральным пунктом мифа». Ювенал тоже несколько иронически, но точно подмечает первоначальный весьма материалистический и трезвый фон мифа, говоря о «Mercator Jason» [купце Ясоне. — Ред.].
Попытка определить время этого события была бы бессмысленной, так как мифы трудно датировать.
Если мы датируем покорение Трои в соответствии с общепринятым предположением 1184 г. до н.э., то естественно предположить, что историческое событие, вызвавшее поход аргонавтов, произошло вскоре после Троянской войны. Гумбольдт тоже относит «проникновение на восток», каким он считал поход аргонавтов, «приблизительно к XII в. до н.э., на 150 лет [42] после Рамсеса Миамена (Сезострис II)», а Рихтгофен — даже «к XIV в. до н.э.» Но эта дата представляется слишком ранней даже для начала самого древнего вторжения в район Понта, ибо эллины не могли пройти через Дарданеллы до разрушения Трои. В древние времена не Симплегады мешали проникновению эллинов в Черное море, а морская держава, господствовавшая над входом в Дарданеллы.