В то время как светлейший император Тай-цзун во славе и блеске начал свое счастливое царствование, просвещая свой народ и мудро управляя им, в царстве Великий Цинь [Сирия] жил человек высокой добродетели, по имени Олопён; прорицая по светлым облакам, он принес сюда священные рукописи и, наблюдая за гармонией ветров, преодолел трудности и опасности [путешествия],
В 9-й год Чжэн-гуань Олопён прибыл в Чанъань. Император послал своего министра — военачальника Фан Сюань-лина во главе эскорта в западное предместье, чтобы встретить и сопровождать гостя. Его рукописи были переведены в библиотеке. После того как в [императорских] частных покоях учения эти были проверены, император признал их справедливыми и истинными и приказал проповедовать их и распространять.
* * *
Прошло много времени с тех пор, как в Срединной империи распространилась религия священных персидских книг, проповедь которой исходила из Сирии. Когда [проповедники] впервые построили храмы, они назвали их персидскими. В целях распознания их происхождения персидские храмы обеих столиц должны впредь именоваться храмами Дациня, и так надлежит поступить со всеми храмами, воздвигнутыми в различных провинциях.
* * *
Около середины VII в., когда Китаем правила династия Тан (618—907), страна была весьма близка к принятию христианства. Знаменитый император [106] Тай-цзун (626—649) — одна из самых выдающихся личностей в истории Срединной империи — питал глубокое пристрастие к христианской религии, которую он, очевидно, считал «справедливой и истинной», оказывая ей всяческое содействие в своей огромной державе. Если бы император зашел так далеко, что сам принял крещение, то трудно даже представить себе, какие всемирно-исторические последствия повлекло бы за собой это событие! Именно в такой стране, как Китай, примеру Сына неба, вероятно, очень скоро последовало бы подавляющее большинство подданных. На особо недоступной для христианства территории Азии к этой религии, возможно, приобщилась бы самая большая держава.
Почему же дело до этого не дошло, почему император не сделал из своего покровительства христианству последнего, решающего вывода? Это нам неизвестно. Даже без принятия такой меры христианство в Китае за период, предшествовавший 650 г., и позднее быстро добилось беспримерно огромных успехов: «Во всех городах стояли церкви». В Синъане, в частности, по приказу императора в 638 г. была построена великолепная христианская церковь. Этот период процветания христианства в Китае продолжался целых 200 лет.
Человек, которому едва не удалось христианизировать Китай, был сирийским монахом, чье имя точно не установлено. Написание его имени дается по-разному: Олопён, Олопун, Алопен. Как раз в период его деятельности сухопутная связь между Китаем и Западом после 500-летнего перерыва совершенно неожиданно возобновилась, а гениальный человек, сидевший на китайском престоле, сумел поднять мощь империи на такую высоту, какой она никогда не достигала ни раньше, ни позднее. Этому предшествовали следующие исторические события.
Как уже упоминалось выше (конец гл. 56), сухопутные сношения между Западом и Востоком после двух периодов блестящего расцвета — с 115 по 48 г. до н.э. и с 87 по 105 г. н.э., начиная примерно с 127 г. почти полностью прекратились на целых 500 лет. Вероятно, и в то время драгоценный шелк продолжали переправлять в западные страны по сухопутью, хотя и крайне нерегулярно. Однако сначала парфяне, а позднее персы эпохи Сасанидов ревниво охраняли свое положение торговых посредников и запрещали чужеземным купцам проезд через свои страны. Правда, сами они, после того как в Таримской впадине снова установилось сравнительно безопасное положение, неоднократно посылали по сухопутным дорогам посольства к китайскому двору, например в 519, 555, 567 и 638 гг. Степень интенсивности заморской торговли, которая велась из южнокитайских гаваней с Индией, Цейлоном, Ираном и т.д., также сильно колебалась, но торговые связи поддерживались довольно регулярно. Однако Китай, как это, впрочем, нередко бывало в его истории, раздирался непрерывными гражданскими войнами, почти не прекращавшимися в то время па протяжении 500 лет. Вполне естественно, что [вклейка]
Рис. 2. Несторианская стела из Синъаня, относящаяся к 781 г. [107]
такие периоды междоусобиц всегда крайне неблагоприятно отражались на внешнеполитическом положении мощной державы.
И вот, около 589 г. могущественному императору Вэнь-ди все же удалось, наконец, восстановить политическое единство Китая (см. стр. 92) и в связи с этим необычайно усилить политическую мощь государства. За несколько десятилетий Китай покорил почти весь каганат Дизибула (см. гл. 75). Вступивший на престол в сентябре 626 г. великий император Тай-цзун, носивший ранее имя Ли Ши-минь, в 630 г. подавил последнее сопротивление тюрок: в этом году сначала были покорены северные, а вскоре затем и западные тюрки. Укреплению китайского могущества чрезвычайно благоприятствовала сложившаяся тогда международная обстановка. После смерти Мухаммеда (8 июня 632 г.) из Юго-Западной Азии внезапно и быстро надвинулась опасность вторжения сарацин, грозившая захватить и Центральную Азию. В 636 г. в битве при Ярмуке (20 августа) победоносные арабы отторгли у византийцев Сирию. Одновременно полчища фанатических мусульман обрушились на Иран, который после двух генеральных сражений при Кадезии (636 г.) и при Нихавенде (642 г.) был ими завоеван.
Итак, уже спустя 10 лет после смерти пророка власть ислама простиралась до самой Аму-Дарьи. Все многочисленные мелкие правители Центральной Азии, стоявшие перед угрозой нашествия сарацин, добровольно подчинились власти китайского императора Тай-цзуна. Даже после смерти этого могущественного властителя (15 июля 649 г.) его дело оставалось нерушимым. Окраинные земли Китая простирались тогда почти до самой Волги. Никогда еще ни раньше, ни позднее территориальные владения Китая не были столь обширными. С 659 г. власть Китая над окраинными землями укрепилась достаточно прочно и обеспечивалась там главным образом военными гарнизонами. Примерно около 700 г. Китайская империя непосредственно граничила на Сыр-Дарье с молодой стремительно расцветающей мировой державой арабов! В ее состав входила даже часть территории Хорасана.
Таким образом, сложившаяся обстановка чрезвычайно благоприятствовала возобновлению мирных сношений между Востоком и Западом. Иранская заградительная стена была разрушена, а Китай надежно охранял безопасность движения по Таримской впадине и еще дальше. Вот что пишет Стейн по этому поводу: «Около 659 г. китайцы достигли политического верховенства и главным образом военного господства над огромными территориями Центральной Азии, соответствующими, в нашем современном понимании, примерно Китайскому Туркестану… Благодаря прекрасно организованной системе военных гарнизонов, но в гораздо большей степени прибегая к ловкой [108] дипломатии, китайская администрация оказалась вполне способной держать их в повиновении».
Около 660 г. свою систему управления китайцы пытались распространить даже на страны, расположенные на берегах Сыр-Дарьи, в верховьях Аму-Дарьи и до самого южного подножия Гиндукуша.
В своей политике китайцы достигли значительных успехов. Безопасность, с какой Сюань Цзан (см. гл. 77) мог именно в то время дважды пройти через Центральную Азию, достаточно ясно свидетельствует о том, как основательно изменилось положение. Как и 500 лет назад, интерес китайцев к странам дальнего запада в этот период чрезвычайно возрос. Показательно в этом отношении то, что в 666 г. император Гао-цзун (649—683) сам написал труд, носивший название «Сиюйтюцзи» («Описание западных стран»). Весьма, оживленные сношения с ними поддерживались в течение целых 125 лет. Насколько они усилились явствует из того, что в это время ко двору китайского императора нередко прибывали византийские посольства, например в 643, 711, 719, 742 и 744 гг., причем император Тай-цзун перенес столицу из Лояна обратно в Чанъань на реке Вэйхэ, где она находилась еще при Ханьской династии.
В переходное, еще несколько беспокойное время перед окончательным разгромом сарацинами иранской державы Сасанидов христианский монах Олопён, вероятно, проник в Китай из Сирии. В источнике не сообщается, направился ли он в Китай по собственной инициативе или по вызову оттуда. Совершенно необычный почетный прием, оказанный этому простому человеку, и его крайне быстрый успех при дворе императора позволяют, пожалуй, сделать вывод, что император Тай-цзун чрезвычайно благосклонно относился к христианской религии и пригласил Олопёна проповедовать ее в Срединной империи. Обычный миссионер, действовавший на свой страх и риск или по поручению высших европейских чинов, никогда не смог бы так быстро и решительно упрочить свое положение.
Об этих религиозных течениях китайские летописи сообщают весьма скупо. Мы знаем о них только из одного замечательного документа, относящегося к 781 г., так называемой Несторианской стелы. Эта надпись, составленная на сирийском и китайском языках, была найдена в земле близ Синъаня одним китайским кули при рытье котлована для постройки дома в 1625 г. или, как в последнее время считает вероятным Пеллио, в 1623 г. Это произошло как раз в то время, когда в страну, казалось бы никогда раньше не затронутую христианством, снова пришли христианские миссионеры, главным образом иезуиты. Иезуитскому патеру Триго мы обязаны тем, что большая важность этой находки была сразу же признана. [109]
Разумеется, находка стелы и расшифровка ее текста, состоящего из 1789 слов, размещенных в 82 строках, была неслыханной сенсацией. Все, что христианский мир узнал из нее о необычайно широком распространении своего вероучения в Китае в VII и VIII вв., казалось настолько невероятным, что в Европе Несторианскую стелу долгое время считали подлогом иезуитов. Такого мнения придерживались, например, Вольтер и некоторые другие знаменитые деятели XVIII в. Только в 1826 г. тщательное исследование, произведенное Клапротом, сделало подлинность стелы вероятной, а затем в 1857 г. специальным изучением Потье это было окончательно доказано. Автор текста надписи Мар-изд бузид был христианским священником из Кумдана, сыном прибывшего из Балха в Афганистан христианского священника. Как сообщается в стеле, она выполнена в то время, когда Адам был «священником, епископом и законоведом Цинистана [Китай]». Разумеется, речь в ней шла не о римско-католическом, а о несторианском христианстве, утвердившемся в Китае при Олопёне. Впрочем, в самом Китае Несторианская стела пользовалась таким глубоким уважением, что после ее открытия хранилась в одном китайском храме в провинции Шэньси. В октябре 1907 г. она была передана в музой Иэйлинь в Синъане; высота стелы — 236 см, ширина — 86 см и толщина — 25 см.
Обстоятельства, при которых была обнаружена в земле стела, ее необычно длинный текст, крайне длительный спор ученых относительно ее подлинности, окончательное разрешение всех сомнений и неизбежно вытекающие отсюда сенсационные выводы — все это чрезвычайно напоминает в деталях аналогичные дебаты по поводу открытого в Кенсингтоне (Миннесота; см. т. III, гл. 150) камня с руническими знаками от 1362 г.
О самом Олопёне ничего неизвестно, кроме того, что о нем сообщается в стеле 781 г. Мы не знаем ни дат его рождения и смерти, ни причины его прибытия в Китай, ни маршрута путешествия. Неизвестна также и его родина. Только потому, что текст стелы составлен на сирийском языке, полагают, что Олопён прибыл из Сирии. Но этот довод ничем не подтверждается. Ренодо даже решительно утверждает, что «имя Олопён не сирийское и никакого отношения к этому языку не имеет».
Как нередко бывает при переводе китайцами иностранных имен, сама форма имени Олопён искажена до неузнаваемости. Не представляется возможным установить, какое собственное имя западного народа было фонетически [110] превращено в Олопёна. Хирт высказал предположение, что такое преобразование претерпело имя Рубен, тогда как Юл считает, что Олопён — это перерод сирийского имени Раббан. Во всяком случае, автором надписи был названный в ней Адам, которого китайцы именуют Цин Цзином.
Олопён был лишь первым известным по имени христианином, по навряд ли первым проникшим в Китай. Еще около 610 г. христианин Феофилакт Симоката сообщал об «идолопоклонстве» китайцев, что вряд ли могло быть ему известно, если бы христиане-очевидцы еще раньше не побывали в этой стране. Все же и теперь остается в силе утверждение Ренодо, написанное более 200 лет назад, что «бесспорно, нет никаких данных о распространении христианства [в Китае] до этой эпохи [636 г.]».
До нас дошло известие, что в те времена китайская императрица как-то, при неизвестных обстоятельствах, «получила некоторые сведения о христианстве». Возможно, что именно по ее инициативе в Китай был приглашен христианский миссионер. Разумеется, это всего лишь смутная догадка. К сожалению, императрица умерла спустя год после появления Олопёна при дворе. Но даже без ее покровительства христианскому проповеднику неожиданно была предоставлена широкая арена деятельности.
Еще в течение всего VIII в. христианство сохраняло свое влияние в Китае. Правда, согласно сообщению стелы, уже в 699 и 713 гг. в отдельных местах христиане подвергались гонениям, вызванным подстрекательством отдельных китайских бонз; но эти мелкие эпизоды не имели дальнейших последствий. В 747 г. в Китае снова появился прибывший из Ирана христианский священник, но никаких подробностей о нем не сообщается. Тем не менее этот священник вновь оживил миссионерскую деятельность в Китае. После 750 г. в правление слабых и недалеких императоров Сюань-цзуна (713—755) и Су-цзуна (756—762) мощь империи катастрофически пала; в результате непрерывных войн и восстаний население страны за короткий срок сократилось на одну треть. Но именно эти два императора чрезвычайно покровительствовали христианству, да и их преемники некоторое время продолжали еще относиться к этой религии вполне благосклонно. Поэтому Несторианская стела от 781 г. могла сообщать о необычайном процветании христианства, в Китае. Однако положение недолго оставалось столь благоприятным. Наивысшего расцвета христианство достигло примерно около 840 г. В то время в Китае проживало что-нибудь около 260,5 тыс. христиан, среди которых было немало министров. Перелом произошел при фанатичном императоре У-цзуне (841—846), издавшем в 845 г. эдикт, направленный против всех чужеземных священнослужителей и религий: в 843 г. было запрещено [111] манихейство, а в 845 г. — христианство и буддизм. За этим последовали жестокие гонения на христиан, и все их церкви были разрушены. В 845 г. в Китае насчитывалось около 3 тыс. чужеземных священнослужителей; но когда в 980 г. один христианский монах приехал туда с Запада морским путем, он не застал там больше ни одной церкви и встретил всего лишь одного единоверца. Таким же гонениям подвергался буддизм: па основании эдикта от 845 г. в городах было разрушено 4600 буддийских храмов, а по всей стране — 40 тыс.
В настоящее время изучению истории христианства в средневековом Китае посвящены многочисленные исследования. Позднее за первым расцветом христианства, продолжавшимся с VII по IX в., последовал второй, наблюдавшийся в XIII и XIV вв., с которым нам предстоит еще познакомиться в III томе этого труда. Разумеется, итальянский монах Карпини сильно преувеличивал, когда около середины XIII в. писал о «китаях» [северные китайцы], будто «они чтут одного Бога, уважают Господа Иисуса Христа и веруют в вечную жизнь». То же самое можно сказать о Семпаде, брате царя Армении Хайтума II, который примерно в то же время (1247 г.) передавал в письме из Самарканда такой слух: «Жители той страны [Кашгара, Тангута] стали христианами, и вся страна Катай [Китай] верует в Святую Троицу».
Еще в XV и XVI вв. в Европе ходили слухи, будто китайцы исповедуют христианство. Это заблуждение, видимо, объяснялось тем, что посещавшие Китай чужеземцы-магометане ошибочно смешивали буддизм с христианством.
Если с VII по IX в. в Китае получило распространение только христианство несторианского толка, то при господстве монголов, в XIII и XIV вв., [112] в Срединной империи существовало как несторианское, так и римско-католическое вероисповедания. Однако обе эти разновидности христианства взаимно враждовали и даже нередко с большим ожесточением. Первыми христианами римско-католического толка, вступившими на китайскую землю, видимо были братья Поло (около 1263 г.). Огромное влияние, которым пользовались эти венецианцы при дворе великого хана Хубилая, чрезвычайно дружелюбное отношение этого правителя к христианам и последовавшая вскоре посылка в Пекин католического архиепископа привели к тому, что около 1300 г. надежды на возможное обращение всего Китая в христианство снова сильно оживились (см. т. III, гл. 126). Однако великий переворот 1368 г. — низвержение монгольской династии и приход к власти национальной, явно враждебной всему чужеземному династии Мин, — рассеял все эти надежды и вторично уничтожил начатки зародившегося в стране христианства. Иезуитским миссионерам, прибывшим в Китай в XVII в., пришлось начинать все сызнова.
В других странах Восточной и Центральной Азии христианство также почти повсеместно было снова искоренено. Тем не менее следы его сохранялись необычайно долго. Как бы то ни было, эпизод с распространением христианства в Китае после появления там Олопёна чрезвычайно интересен с точки зрения истории культуры. Выдающийся знаток той эпохи японский ученый проф. Саёки после тщательного изучения всех шести памятников несторианства, найденных в Японии и Китае, пришел к следующему, весьма примечательному убеждению: «Китай Танской династии, правда не де-юре, но де-факто находился под влиянием христианства».