[Комры] населяли вместе с китайцами восточные страны. Между ними возникла вражда, и китайцы вытеснили их на острова; там они и жили некоторое время. Их король назывался «камрун». Впоследствии на островах у них возникли распри, о которых мы еще расскажем. После этого те, которые не были приверженцами правящей династии, переселились на этот большой остров [Комры, то есть Мадагаскар], и резиденцией их султана был город Комория. Позже численность их увеличилась и они заселили вышеупомянутые города. Они раскололись на небольшие независимые королевства. Между ними опять возникли распри, так как они стали очень многочисленны. Многие из них покинули остров, чтобы поселиться на крайнем юге обитаемой Земли.
* * *
У зангов [мадагаскарцев] нет кораблей для плавания по морю. Из Омана и из других стран к ним прибывают суда, которые затем направляются к островам Джавага [Ява]; эти острова являются частью Индии. Корабли привозят товары, которые обмениваются на продукты цангов. Люди с острова Джавага приплывают к зангам на барках и больших кораблях. Они вывозят их товары, так как понимают язык друг друга… Люди с Комра [Мадагаскара] и купцы их страны магараджи [с Явы] приезжают к ним [то есть к жителям Африканского континента], их там хорошо принимают и ведут с ними торговлю. [381]
* * *
По морю зангов нельзя плыть дальше Софалы. Ни один моряк, рискнувший пуститься в это отчаянное плавание, не вернулся, чтобы рассказать, что он там видел.
* * *
До последнего времени все исследователи считали, что Мадагаскар, крупнейший после Гренландии остров на земном шаре, никогда не был известен людям античного мира. Это мнение несколько лет назад было поколеблено, если не опровергнуто вескими аргументами Штехова (см. т. I, гл. 55). Но коль скоро существовало такое представление, то до самого последнего времени оставался неясным вопрос, в каком веке, более того, в каком тысячелетии человечество узнало о Мадагаскаре.
С уверенностью можно утверждать, что достигнуть этого острова со стороны побережья Восточной Африки на судах, которыми располагали древние мореплаватели, было трудно из-за чрезвычайно мощного Мозамбикского течения. По причинам, которые рассматривались выше, мореходы античного мира избегали этого течения. Правда, давние и весьма оживленные торговые связи с побережьем Африки поддерживались южнее экватора до мыса Корриентес (23°58' ю.ш.), который Гумбольдт называет Мысом Течений. И все же у нас есть основания предполагать, что Мадагаскар в течение очень длительного периода оставался неизвестным мореплавателям античного мира и средневековья. Возвращение на север из районов побережья, расположенных южнее мыса Корриентес, для небольших судов мореходов древнего времени было бы возможно лишь в том случае, если бы они под 37-40° с.ш. ложились в дрейф по обратному течению, которое пронесло бы их мимо восточного берега Мадагаскара. Впрочем, совершенно очевидно, что этот путь стал известным лишь благодаря длительному опыту, постепенно накопленному мореплавателями, а в древности и в средние века им вряд ли могли пользоваться. Правда, представляется весьма вероятным, что отклонившиеся из-за муссона от своего курса корабли индийских купцов могли довольно рано попасть на Мадагаскар. Но никаких материалов, подтверждающих такое положение, у нас нет. Попытки идентифицировать упоминаемый Плинием «остров Церне, расположенный напротив Эфиопии», с Мадагаскаром надо считать столь же смелыми, сколь и необоснованными. Ведь Церне был расположен у берегов Марокко.
Против подобного толкования говорят и приведенные недавно Штеховом убедительные аргументы, согласно которым упоминаемый Диодором в 40 г. [382] до н.э. остров Ямбула мог обозначать только Мадагаскар (см. т. I, гл. 55). Возможно, Мадагаскар упоминается также в «Перипле Эритрейского моря» под названием Менутиас, как предполагал еще Петерс. Правда, встречающийся у Птолемея Менутиас, по Шлихтеру и Штруку, никак нельзя считать Мадагаскаром, а только Занзибаром, или Мафией. Но это еще не исключает иного отождествления одноименного острова, встречающегося в «Перипле Эритрейского моря». Штехов доказал, что автору этого труда южная часть Африки была известна гораздо лучше, чем Птолемею, который хотя и жил на 60 или 70 лет позже, но пользовался чужими сообщениями. Поэтому Птолемей мог ошибочно присвоить название Менутиас небольшому только что открытому острову, к которому совершенно не подходит характеристика, данная автором «Перипла Эритрейского моря». Ведь последний сообщает, что этот остров изобилует огромными реками, в которых кишат крокодилы.
Также сомнительно и первое упоминание острова Мадагаскар в средневековых источниках. Ферран утверждает, что арабы открыли Мадагаскар не позже IX в. Вивьен де Сен-Мартен тоже считает упоминаемый Масуди в 950 в. остров Джафуну Мадагаскаром. Впрочем, все это только гипотезы. Лишь в середине XII в. появляется первое в арабской географической литературе и совершенно бесспорное упоминание о Мадагаскаре у Идриси, который называет его «джезире комор».
Достоверно также, что в средние века многие малайцы побывали на Мадагаскаре, и, возможно, неоднократно; это были члены того удивительного племени «морских кочевников» — «оранг малайу» («бродячие люди»), которое распространилось на невероятно огромной территории. Последняя доходит на юге до Новой Зеландии, на севере — до Гавайских островов, на востоке — по крайней мере до острова Пасхи, а то и до Южной Америки, а на западе — до Мадагаскара и до побережья Африки. Все эти дальние плавания и географические открытия произошли в историческое время, но не нашли отражения в истории. Ни в одном из памятников того периода ни слова не говорится о том, как и когда малайцы попали на острова Океании и на Мадагаскар и заселили их. Тем не менее, по мнению голландского ученого Ламстера, результаты современных исследований «исключают возможность какого-либо сомнения в том, что культурные влияния в древности могли распространяться народами, находящимися [383] на низкой стадии развития, на огромные территории при помощи крайне примитивных средств».
К аналогичным выводам приходит и Кестер: «Даже в доисторические времена некоторые народы обладали удивительными географическими познаниями и были лучше осведомлены о природе и продукции соседних или даже далеких стран, чем это принято думать».
Мы располагаем массой поразительных этнографических и лингвистических фактов, например обилием явно малайских названий в описании Юго-Восточной Азии у Птолемея. Это заставляет нас сделать вывод о вхождении в сферу влияния малайцев к 150 г. н.э. по крайней мере полуострова Малакки, Зондских островов, Филиппин и побережья Южного Китая (см. т. I, гл. 58).
Потомки малайских переселенцев живут на Мадагаскаре и по сей день. Это малайское племя хова. Еще в XIX в. хова создали огромное государство, которое в XX в. было поглощено французской колониальной империей. Но все-таки их и теперь насчитывают 850 тыс. человек. Одно представляется несомненным: Мадагаскар был в свое время колонизован малайцами, прибывшими сюда с Явы.
В этом пункте сходятся данные трех арабских ученых средневековья: Идриси (около 1154 г.), Ибн-Саида (ум. в 1274 или 1286 г.), автора хранящейся в Париже рукописи, озаглавленной «Протяженность Земли в длину и ширину», и Ибн-ал-Муджавира (1204—1291), который в 1232 г. написал «Тарих ал-мустабсир» («Хроника наблюдателя»). Этот труд под номером 6021 хранится в арабском отделе парижской Национальной библиотеки и был вместе с другими упомянутыми рукописями опубликован Ферраном.
Данные арабских ученых почерпнуты, по мнению Феррана, из 36 библиотек Багдада.
Все они сообщают, что мадагаскарские малайцы жили прежде в центре Юго-Восточной Азии, переселились оттуда на Зондские острова и значительно позже постепенно перебрались на Мадагаскар. Все арабские авторы называют африканских малайцев комрами. Отсюда вполне вероятным представляется предположение Ибн-Халдуна о том, что это наименование как-то связано с названием кхмеров — великого культурного народа Индокитая. Сообщение [384] Идриси, подтверждаемое Абу-л-Фидой, о том. что жители Явы и Мадагаскара понимали язык друг друга, служит весьма убедительным доказательством достоверности сообщений о колонизации Мадагаскара малайцами с острова Ява. Это событие Ферран называет «самым поразительным фактом в истории переселений народов».
До сих пор еще не удалось установить, когда произошло это переселение малайцев на запад.
Первые сообщения арабов о переселении малайцев на Мадагаскар и побережье Африки относятся, как уже было сказано, к XII и XIII вв. Более ранние арабские географы, в том числе те, которые отлично изучили бассейн Индийского океана, ничего не знали о всех этих событиях, например Ибн-Хордадбех (ум. в 912 г.), Масуди (ум. в 956 г.), Бируни (ум. в 1049 г.). Если бы в тот период, когда жили эти географы, переселение малайцев было уже свершившимся фактом или еще только происходило, они непременно знали бы о нем. Ведь Масуди сообщает, что он «много раз» объездил все известные в то время моря вокруг Азии. Во всяком случае, побережье Восточной Африки Масуди знал отлично. И если он ничего не сообщает о «зангах», от это можно считать доказательством того, что заселение ими побережья тогда еще не началось. Достоверными кажутся нам и данные Ибн-Саида о предыстории малайской колонизации в Африке, которые, вероятно, основываются на сведениях, полученных на самом Мадагаскаре, так как для них характерна точность в описании деталей. Но этим аргументам, заставляющим отнести заселение Мадагаскара малайцами к позднему средневековью, противоречат другие факты, которые свидетельствуют о том, что колонизация состоялась по меньшей мере на 1000 лет раньше. Нельзя не признать, что количество и убедительность этих контраргументов постепенно возрастают.
Ферран, самый компетентный знаток этих исторических событий, привел несколько очень важных доказательств в обоснование своей гипотезы о значительно более древнем характере малайской колонизации Мадагаскара.
Он указывает, например, что еще в IX в. на Яве продавались рабы африканского происхождения, и считает исторически доказанным факт подношения в 813 г. яванским посольством африканских рабов в дар китайскому императору. Трудно отрицать очевидность довольно тесных связей между Явой и Восточной Африкой, вытекающих из этих фактов. Ферран первоначально полагал, что переселение малайцев с Явы на Мадагаскар произошло между II и IV вв. н.э. Он исходил при этом из предпосылки, что индуизация Явы, начавшаяся в 75 г. н.э. (см. т. I, гл. 53), должна была закончиться до этой колонизации. Но позже Ферран пошел еще дальше и в 1919 г. опубликовал [385] следующий вывод: «Мадагаскар подвергся колонизации со стороны индуизированных западных индонезийцев к началу нашей эры».
Такое же мнение о дате малайской колонизации высказал 4 мая 1929 г. в своем письме к автору малайский ученый д-р Джамал Удин, отлично знающий историю своего народа. Вот что он писал: «Наверняка мы знаем только то, что заселение Мадагаскара малайцами произошло еще в начале нашей эры. До IV в. включительно постоянно происходило переселение на Мадагаскар, а позже, в IX в., под руководством малайского вождя Рамини поднялась новая волна эмиграции с Суматры и Явы на Мадагаскар».
Автору этих строк очень хотелось узнать у д-ра Удина подробнее, на основании каких источников он сделал столь категорическое заявление. К сожалению, этот исследователь, как участник малайского национально-освободительного движения, вскоре был заточен в тюрьму нидерландскими колониальными властями, и связь с ним была прервана.
Согласно данным голландца Керна, расселение малайцев с их исконных земель в Индокитае началось за 500 лет до н.э. Итак, не исключена вероятность того, что колонизация Мадагаскара происходила еще до начала нашей эры или на ее заре. Твердое заявление д-ра Удина, вероятно, удастся подкрепить материалами. Но, пока они еще не найдены и не исследованы, нельзя припаи к окончательному выводу.
Гипотеза Феррана и Удина за последнее время нашла очень убедительное подтверждение в результате дальнейших исследований Штехова, который обнаружил у Диодора Сицилийского в рассказе об Индийском океане сообщение о далеком острове Ямбула (см. т. I, гл. 55), где было принято писать сверху вниз. Во времена Диодора, современника Цезаря, никто в Европе ничего не знал о такой письменности. Никакому сказочнику не выдумать этой детали. Ведь письменность, принятая на острове Ямбула, может происходить только из Юго-Восточной Азии (Штехов). Вот что говорится у Диодора по этому поводу: «Они не пишут поперечными строчками, как мы, а вертикально, сверху вниз… У них имеется 28 звуков, однако лишь 7 знаков, каждый из которых может быть изображен в 4 разных вариантах».
Из сообщений Диодора нельзя понять, было ли то буквенно-звуковое или слоговое письмо.
Лассен придерживается того мнения, что под островом Ямбула подразумевается современный Бали, поскольку в то время Зондские острова находились [386] под влиянием китайской культуры. Но с географической точки зрения эта гипотеза неприемлема. Ее неправомерность уже достаточно убедительно обоснована. О собственно китайской письменности и речи быть не может, поскольку в китайском языке гораздо больше 28 звуков. В лучшем случае, это было какое-то особое, но производное от китайского письмо. Итак, предположение Штехова, что остров Ямбула был Мадагаскаром, куда иммигрировавшие малайцы принесли свою письменность, кажется достаточно убедительным. Это признает и авторитетный знаток фактического материала проф. Лемке (Берлин), сообщивший свое мнение автору этих строк в письме от 21 января 1945 г. Одновременно он указал, что малайская колонизация Мадагаскара должна была произойти непременно еще до того, как влияние индийской культуры распространилось на Зондские острова (см. т. I, гл. 53). В противном случае горизонтальное индийское письмо деванагари, безусловно, также было бы завезено на Мадагаскар.
Самой вероятной представляется гипотеза о том, что соответствующее место у Диодора имеет отношение к малайскому вертикальному письму. Но в этом случае неизбежно напрашивается вывод о том, что под островом Ямбула скрывается Мадагаскар и что на нем уже в I в. до н.э. была распространена малайская культура.
В любом случае можно считать установленным фактом следующий вывод Вёйле:
«Мы располагаем неоспоримыми доказательствами исторического, языкового и этнографического характера, убедительно свидетельствующими о прибытии малайцев на Мадагаскар с Больших Зондских островов; мы знаем также, что переселение это происходило при попутных муссонах и шло несколькими волнами в различные эпохи начиная с I в. н.э. и кончая, может быть, началом текущего тысячелетия».
Если принять во внимание, что первые волны переселенцев, возможно, попали на Мадагаскар случайно, по капризу муссона, то становится понятным, почему о них не сохранилось никаких надежных сведений, кроме нескольких легенд.
В настоящее время все еще заметны явные следы родства между малайцами и мальгашами. Ферран отмечает, что язык народности хова занимает совершенно особое положение среди других африканских диалектов, и добавляет: «Мальгашский язык представляет собой дальнейшее развитие малайского диалекта и обнаруживает близкое родство с языком батаков на Суматре».
Этот вывод вытекает из того факта, что Идриси в XII в. обозначает один из районов Явы тем же названием Камар, какое арабы применяли к Мадагаскару. [387]
Вне Мадагаскара в западной части Индийского океана встречаются лишь отдельные следы великих малайских переселений. Впрочем, отзвуки наименования Камар мы узнаем в названии Коморских островов. А ведь арабы называли зангов комрами! О том, что отдельные всплески волны переселенцев достигли Африканского континента, свидетельствуют приведенные выше отрывки из Идриси и Ибн-Саида, а также китайская хроника XIII в., которая сообщает о зангах, или зинджах, обитающих поблизости от Занзибара. Но если, как правило, очень добросовестный португальский хронист де Куту и сообщает, что яванцы, «несомненно», расселились вплоть до мыса Доброй Надежды, надо прямо сказать, что это заявление не подкреплено никаким, даже самым слабым доказательством. Куту, очевидно, основывался на одном месте из труда Барруша, появившегося в 1551 г. Вот что в нем говорится:
«Яванцы — чрезвычайно искусные мореплаватели. Они утверждают, что были первыми мореходами. Однако некоторые признают за китайцами первенство в покорении морской стихии и считают, что яванцы учились у китайцев. Несомненно, однако, что они некогда добрались на своих парусниках до мыса Доброй Надежды и поддерживали связь с Мадагаскаром».
Эти категорические заявления Барруша и де Куту, насколько известно автору, не подтверждаются никакими документами. Слишком рискованной представляется гипотеза Феррана о том, что, вероятно, именно эти иммигранты с архипелага возвели загадочные строения в Зимбабве: «Нет ничего невозможного в том, что строителями этих сооружений были выходцы из западной Индонезии, высадившиеся на восточном берегу Африки и проникшие затем во внутренние районы, точно так же, как это было с племенем мерина на Мадагаскаре. Разумеется, все это лишь гипотеза».
Более того, гипотезу Феррана придется пока что отклонить, поскольку нет доказательств широкого расселения малайцев на Африканском континенте.
И, наоборот, правомерным представляется нам утверждение Феррана о том, что многие подробности рассказов о «Вакваке юга» (см. гл. 101) относятся к Мадагаскару.
Во всяком случае, трансокеанская колонизация Мадагаскара малайцами в средние века по дальности плавания и масштабу иммиграции вызывает удивление и почти не имеет себе равных в мировой истории.
Между прочим, арабское название переселившихся в Африку малайцев — комры (Komr, или Qomr) послужило поводом к смешению с другим арабским словом gamar, то есть «луна». Так, в XV в. арабский географ Ибн-ал-Варди, сообщения которого вообще не отличаются достоверностью, утверждал [388] даже, что зинджи жили южнее Лунных гор [Рувензори]. Вероятно, он просто перепутал название народа с арабским выражением Джебель ал-Комр (Лунные горы).
Начиная с XVI в. под португальским влиянием появилось ошибочное название Мадагаскара — «Лунный остров». Оно обязано своим происхождением именно этому лингвистическому недоразумению. Насколько удалось установить, впервые название «Лунный остров» возникло около 1490 г. Оно встречается в письме, адресованном своему королю португальцем Ковильяном (см. т. IV, гл. 197), проникшим в южные районы Восточной Африки. Ковильян советовал португальским морякам на тот случай, если они захотят плыть от незадолго до этого открытого мыса Доброй Надежды к берегам Индии, держать сначала курс на «Лунный остров».
На трудности навигации в прибрежных водах Мадагаскара, с которыми приходилось часто сталкиваться еще мореходам античного мира, указывал уже в 1492 г. Мартин Бехайм в пояснительной записке к своему глобусу.
«Моряки из Индии, где покоится прах Святого Фомы, тратят на переход к острову под названием Мадагаскар обычно 20 суток, а на обратный путь в Моабер им едва хватает трех месяцев из-за того, что море быстро течет на запад».
Когда и где Мадагаскар впервые упоминается в европейской литературе средневековья, — вопрос спорный. Обычно самым древним источником считают «Книгу Марко Поло», в которой «острову Магастару» посвящена целая глава.
Однако некоторые ученые подвергали сомнению тождественность Мадагаскара с «островом Магастаром». Во всяком случае, Грандидье утверждал, что описание, данное Поло, несравненно больше подходит к району Могадишо. Страх, который внушало венецианцу морское течение «неслыханной быстроты», оправдывает эти сомнения. К тому же Марко Поло еще сообщал, что это течение преграждает путь по морю дальше на юг. И все же во времена Марко Поло Мадагаскар мог быть известен европейцам, хотя даже на очень хорошей карте фра Мауро, датированной 1457 г., на которой Африка вообще изображена довольно точно, этот остров не показан. Окончательное его открытие европейскими географами произошло лишь после того, как 1 февраля 1506 г. на Мадагаскаре высадился португалец Фернандо Суариш.