Анджела остановилась на площадке лестницы. Десятки метров малиновой тафты шевелились около ее ног. Все, что было надето на нее, было взято у ее новых родственников. Женщины из семьи Шампьонов во время войны не опустошили свой гардероб, отдавая материал на бинты. Да и из шелка, тафты и кружев вряд ли получились бы хорошие бинты.

Внизу был слышен шум голосов, но она стояла как приклеенная к полу, крепко обхватив рукой в перчатке деревянные перила лестницы. Французский корсет не давал ей возможности глубоко вздохнуть, и она нахмурилась, сомневаясь в том, что пышная грудь и узкая талия стоят того, чтобы терпеть такие неудобства.

– Добрый день, – раздался низкий мужской голос, – могу я проводить вас вниз?

Она внимательно посмотрела на Джонни. Дедушкины часы приятно тикали в холле. Она улыбнулась ему, благодарная за то, что у нее будет сопровождающий. Рэнсом покинул ее, когда его мать и служанка появились в комнате с полным ворохом разной одежды. Приподняв левой рукой огромное количество юбок, она пошла вниз по лестнице.

– Я не могу не позавидовать Рэнсому, имеющему такую прекрасную жену. – Джонни предложил ей руку.

– Весьма приятный комплимент, хотя и далекий от истины. – Она взяла предложенную руку.

– Разве такое может быть? Женщина, не знающая о своей красоте? – Он пристально посмотрел на нее. – Или женщина, выросшая в тени Сабрины Степлтон?

Взгляд его смягчился.

– Она была очень красивая женщина, но ваша привлекательность превосходит ее.

Анджела остановилась, опять почувствовав, как нижние юбки, кринолин и обычная юбка мешают ей ходить.

– Я думаю, вы просто забыли, какой красивой была моя сестра.

Джонни покачал головой:

– Нет, я не забыл. Ваша сестра обладала изумительной физической красотой, но у нее не было качеств, присущих хорошему человеку. – Он похлопал ее по руке. – А вы прекрасны и снаружи, и внутри.

Слезы чуть было не полились у нее из глаз. Немногие мужчины могли разглядеть под белокурыми волосами, синими глазами и очаровательной улыбкой совсем не доброго человека. Если быть честным, то следует признать, что не она была виновата в том, что так использовала людей. С самого раннего детства все безумно любили Сабрину. Ей стоило только улыбнуться, как моментально исполнялись все ее желания. Анджела сомневалась в том, что ее сестра отдавала себе отчет в том, что она совершенно не считалась с чувствами других людей.

– Ну, ну, никаких слез. Я не хочу, чтобы мой брат вызвал меня на дуэль за то, что я заставил его молодую жену плакать.

Она прекрасно знала, что Рэнсом никогда не будет любить ее так, чтобы вызвать из-за нее кого-нибудь на дуэль, и от одной этой мысли можно было заплакать. Или рассмеяться.

Она улыбнулась.

– Вот так уже лучше, – проговорил Джонни. Когда они вошли в комнату, все голоса замолкли.

– О, Анджела, я оказалась права. – Ханна подошла к ним, протягивая руку. – Этот красный цвет подходит к вашему цвету лица гораздо лучше, чем к моему. Вы выглядите прекрасно.

Рэнсом видел Анджелу в платье Сабрины, которое было ей не по размеру, в старом поношенном халате, в плохо выкрашенном коричневом платье, в брюках Томми и даже совсем обнаженную. Но он никогда не видел ее одетой, как модная, хорошо воспитанная молодая леди. При взгляде на нее у него перехватило дыхание.

Ему хотелось, чтобы его руки, а не корсет, поддерживали ее грудь или держали ее за тонкую талию вместо широкого пояса. Но больше всего ему хотелось коснуться ее дрожавших от волнения губ и погладить щеки, которые порозовели от неуверенности. Он постарался избавиться от этих эротических мыслей, которые произвели на его тело видимый эффект, так же, как и от своего усмехавшегося брата.

– Ты выглядишь просто очаровательно, малышка. – Он поклонился, взял ее руку и поднес к губам.

Огоньки свечей, горевших в настенных подсвечниках, отражались в ее темных, как эбонит, волосах и мерцали, когда шевелилась ее тафтяная юбка. Им овладело непреодолимое желание отодвинуть ее низко вырезанное декольте и найти родимое пятно, которое ожидало его на ее левой груди. С трудом он подавил это желание, уверив себя, что поцелует это пятнышко в более подходящее время.

Перед ним стояла женщина, которая получила более сорока предложений о замужестве.

– Спасибо, Рэнсом. Ты тоже выглядишь очень красиво, – проговорила она, глядя на пуговицы его жилета. Он вдруг понял, что она еще не поднимала глаз после того, как они занимались любовью на ковре. И это ее смущение показалось ему очаровательным.

– Красиво – это, конечно, преувеличение. – Он усмехнулся, взглянув на ее опущенную голову. – Немного менее оборванный, зачиненный и приведенный в порядок, такое описание больше соответствует моему наряду.

Указав на слишком свободные брюки, он добавил:

– Эвита будет рассматривать меня, как цель своих кулинарных способностей. Я уверен, не больше чем через несколько недель я растолстею.

– Эвита? – переспросила Анджела и подняла голову. Наконец-то она посмотрела на него, и он получил от этого удовольствие. Уверенная в своей роли покорительницы сердец, Сабрина никогда не беспокоилась, если другие женщины интересовались им. Ему понравилась реакция Анджелы.

– Рэнсом, прекрати сейчас же дразнить Анджелу. – Ханна обняла ее за талию. – Эвита – это повариха в доме дяди Ричарда. Она и ее муж работают на ранчо больше пятнадцати лет.

– Я бы предпочла сегодня не говорить про Техас. – Эта фраза миссис Шампьон прервала болтовню Ханны. – Я знаю, что ты уедешь от нас через несколько дней к своему дяде. – На лице ее появилась улыбка. – Но сегодня я хочу наслаждаться общением со своим сыном, которого я считала погибшим.

В дверях появился слуга.

– Обед подан, господа.

Когда Рэнсом посадил Анджелу за стол, его рука замерла на ее обнаженном плече. Ему нравилось ощущать ее нежную кожу под пальцами. Они занимались любовью только час назад, но он хотел продолжения.

Она тоже хотела повторения. Он понимал это по ее неожиданному вздоху и горячему взгляду. Гордость своими успехами в постели пронизала его, затем исчезла. Он действительно доставил ей наслаждение? Или наслаждение получал только он?

Неизвестно, по какой причине, он вспомнил ночные разговоры у костра по поводу женщин. Некоторые женатые мужчины утверждали, что женщины не получают такого наслаждения при интимной близости, как мужчины. Он помнил их утверждения о том, что женщины реагируют на прикосновения в особых точках. Делал ли он все правильно, так, как надо?

Джонни прокашлялся и спросил:

– Ты собираешься есть стоя?

По хитрому блеску в глазах Джонни Рэнсом понял: брат его догадался, что он думал совсем не о еде.

– Простите, я вспоминал благословения.

– Ты бы мог делать это и сидя, – проговорил его отец. – Я не люблю есть остывший обед.

Обеденный стол казался пустым по сравнению с тем, который бывал тут до войны. На столе было немного еды, он никогда не видел в столовой разных стульев, а пожелтевшая скатерть, вероятно, использовалась еще его бабушкой.

Глядя на дешевый фарфор, странный набор хрустальных бокалов и выщербленное серебро, можно было понять, что янки позарились на посуду также, как и на мебель, картины и все остальное. Одна знакомая хрустальная вещица блестела перед ним на столе. Солонка в форме лебедя с принадлежащей ей маленькой серебряной ложечкой пережила войну.

Он взял крохотную ложечку, опустил ее в соль, а потом приподнял над спиной лебедя. Тихонько постукивая по ложечке, он наблюдал, как соль сплошным потоком возвращается к лебедю. Рука его онемела до такой степени, что костяшки пальцев побелели. Боже, неужели он произносил имя Сабрины каждый раз, когда он был с Анджелой? Совесть мучила его. Он спал с Анджелой, а в мыслях у него все время была Сабрина.

Он подумал, что совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.

– Рэнсом! – Голос матери ворвался в водоворот его мыслей. – Если ты кончил возиться с солонкой...

В одно мгновение тон ее замечания перенес его на десять лет назад. Подняв глаза, он увидел, что все взоры устремлены на него. Но он теперь был на десять лет старше и мудрее на пережитую войну и тюрьму. И был в состоянии скрывать свои мысли.

К его удивлению, на выручку ему пришла Анджела.

– Год назад я бы душу продала за мешок соли, – сказала она. – Иногда я думаю, что малые потребности ежедневного существования погубили нас.

Именно в этот момент он понял, что хочет доставить ей такое же наслаждение, которое получал он сам. И обязательно сегодня ночью.

– Бросьте, – миссис Шампьон не хотела соглашаться с Анджелой, – отсутствие соли не могло победить конфедератов.

– А я согласен с Анджелой. – Он выпустил из рук ложечку, и она с приятным звоном ударилась о хрусталь. – Конфедераты не смогли удовлетворить потребности своих граждан и своих солдат.

Его мать деликатно вздохнула, всем своим видом показывая, что ее не удалось переубедить.

– Причин поражения конфедератов так же много, как звезд на небесах, – назидательным тоном старшего в доме проговорил его отец. – Это пустая трата времени – спорить о том, почему нас победили. Мы можем потратить наше время на более приятные занятия.

– Как, например, получать удовольствие от длительного визита братика, которого я уже и не надеялась увидеть, – сказала Ханна и добавила: – И новой сестрички...

Наклонившись к брату, Ханна продолжала уговаривать:

– Я уверена, что дядя Ричард сможет обойтись без тебя еще несколько недель. И гораздо приятнее будет путешествовать весной, когда потеплеет.

Не желая пугать свою сестру и мать, объясняя им, с чем связана краткосрочность визита, Рэнсом улыбнулся:

– Мне очень жаль разочаровывать тебя, но дядя Ричард нуждается в моей помощи сейчас.

– Ричарду следовало жениться и иметь своих собственных сыновей, а не отбирать одного из моих!

– Отец, ты ведь прекрасно знаешь, что дядя Ричард совершенно не виноват в том, что его невеста умерла от лихорадки до того, как они поженились. – Глаза Ханны затуманились слезами. – И я считаю очень романтичным то, что он сохранил эту любовь в течение стольких лет.

– Чепуха, дочка! Мой брат никогда не женился, потому что отправился в Техас разводить коров. В Техасе есть коровы и мужчины, и очень мало женщин.

– Мистер Шампьон, перестаньте богохульствовать за столом. Вы знаете, как это меня огорчает.

Рэнсом усмехнулся, глядя на Джонни. Знакомая с детства перепалка их родителей чуть-чуть отодвинула тяжелые воспоминания о войне. Очень приятно было быть дома. Боковым зрением он видел мелькание красного шелка. Усмешка его стала более явной. Еще лучше было чувствовать себя дома и иметь рядом молодую жену.

К тому времени, когда Анджела и Рэнсом поднялись в спальню, каждая клеточка ее тела трепетала. Весь вечер, сначала проведя пальцами по ее обнаженному плечу, когда он усаживал ее за стол, а затем, уже сидя за столом, периодически касаясь ее бедром, он соблазнял ее.

Она не теряла надежды, что в следующий раз она достигнет того пика блаженства, которое ощущал он.

Анджела наблюдала, как он закрыл, а затем запер дверь и повернулся посмотреть на нее.

Она облизнула губы. Когда они поднимались по лестнице, сердце ее забилось сильнее, и она знала, что это не из-за трудных ступеней лестницы.

Подойдя к ней, Рэнсом сказал:

– Я думаю, того, кто придумал эти жесткие обручи, следовало бы отхлестать, – и положил руки ей на плечи. Сердце ее забилось гораздо быстрее. А руки его проскользнули под пышные буфы ее платья, которые заменяли рукава. Она не шевелилась, его взгляд как будто загипнотизировал ее. Наклонив голову, он поцеловал ту часть ее груди, которая была видна в глубоком декольте.

Дыхание застряло у нее в горле, когда он продолжал ее целовать.

– Мне кажется, что на тебе слишком много одежды, – заметил Рэнсом.

Обмякшая, как тряпичная кукла ее детства, она позволила ему повернуть себя, и он начал воевать с бесконечным рядом пуговиц на ее платье.

– Может быть, мне позвать Руби на помощь?

– Ни в коем случае! – возразил он.

Ее платье, красиво отделанная белая нижняя юбка, кринолин и рубашка, все эти слои постепенно спадали с нее, и в конце концов на ней остались только корсет, панталоны и чулки.

– Благодари мою маму за то, что она сохранила эти чулки, уберегла их от янки.

– Твоя мать сказала, что сама закопала коробку с чулками. Она даже мужу не показала, где они были спрятаны.

Толкнув ее на кровать, он стал на колени возле нее.

– Можешь себе представить лицо какого-нибудь молодого человека из будущих поколений, разыскивавшего пиратские сокровища и обнаружившего вместо сокровищ коробку с дамскими чулками?

Мысль о том, что этим молодым человеком мог бы оказаться какой-нибудь их дальний потомок, весьма удивила ее. Она отбросила эту мысль, видя по его глазам, что он ждал от нее ответа. Она хихикнула больше от волнения, чем от его вопроса.

Когда он нежно взялся за край ее левого чулка, внутри у нее все замерло в предвкушении предстоящего, ей казалось, что она не доживет до того времени, когда он снимет чулки.

Особенно в тот момент, когда он поцеловал ее колено.

– Боже, – тихо пробормотала она.

А он совершенно неожиданно положил ее ногу себе на плечо и лизнул ее под коленом. Так много восхитительных ощущений свалилось на нее, что она даже не могла в них разобраться.

Он снял чулки и, к невероятному ее смущению, поцеловал кончик ее большого пальца.

Надежда в ней возрастала. Не могла же она, испытывая столько разнообразных чувств, не почувствовать полного удовлетворения? Но он не давал ей возможности разумно мыслить. Его руки осторожно скользили по поверхности ее ног, и у нее буквально голова кружилась от желания. Ей хотелось схватить руками его голову, но она. не представляла себе, к чему это может привести.

– Тебе это нравится? – тихим голосом спросил он. Она смогла только с удовольствием вздохнуть в ответ и даже не заметила, как прикрыла глаза. Потом почувствовала, что он пытается расстегнуть крючки от корсета и прохладный ночной воздух охладил ее грудь. Она видела, что зрачки его аквамариновых глаз расширились и в них оказалось больше синего, чем зеленого. Нагнув голову, он поцеловал родимое пятно у нее на груди.

– Мне хотелось это сделать с того момента, когда Джонни привел тебя вечером в гостиную. – Он обвел пальцами темное пятно. – Южная Америка.

– Южная Америка? – переспросила Анджела, обеспокоенная тем, что его ласки лишили ее слуха или разума.

– Твое родимое пятно, оно имеет форму Южной Америки, – объяснил он и сжал губы вокруг ее соска.

Она закрыла глаза, наслаждаясь теплом, распространившимся по ее венам. А когда открыла их, то увидела, что он внимательно смотрел на нее. Одной рукой он пытался сдвинуть кружевной край ее панталон. Она не сопротивлялась, наоборот, прижав ноги к животу, облегчила ему задачу.

Ей хотелось коснуться его, но она сдержалась. В прошлый раз ее прикосновение моментально возбудило его. В этот раз она хотела, чтобы он владел собой до тех пор, пока она не получит того, что ей было нужно. Он поцеловал ее плечо, затем длинную шею и наконец добрался до ее губ. И когда язык его проник в ее рот, это подействовало на нее как незримый сигнал, и она раздвинула ноги. Она прижалась к его руке, разыскивая что-нибудь, что могло уменьшить огонь, создаваемый его языком, губами и руками. Не соображая, кто она и где находится, она продолжала прижиматься к его руке, которая касалась ее, растирала и как будто исследовала, затем опять касалась и растирала, пока, к полному ее удивлению, она не ощутила неописуемое наслаждение.

Наступила полная тишина, возможность соображать возвратилась к ней. Неизвестно откуда появилось желание потереться об его тело и замурлыкать, как маленький счастливый котенок.

– Тебе понравилось? – спросил он, и, услышав его голос, она открыла глаза. Способность разговаривать еще не возвратилась, и она сумела изобразить на лице только улыбку, похожую на улыбку счастливого котенка.

А он тоном мужского самодовольства заявил:

– Мы еще не кончили.

Только после трех ударов сердца слова его проникли сквозь туман, в котором она находилась. Улыбка исчезла с ее лица.

– Мы не кончили? – переспросила она хриплым голосом, сомневаясь в том, что она это выдержит.

Рэнсом сбросил с себя одежду. И она опять почувствовала себя загипнотизированной его видом и исходившим от него ароматом. А когда он прикоснулся к ее все еще весьма чувствительной коже, она очнулась от летаргии, в которую была погружена. Приподнявшись как бы ему навстречу, она опять ощутила волны наслаждения.

В этот раз Анджела ощущала каждую секунду их контакта, каждую каплю восторга. В этот раз она поняла, почему он сваливался на кровать в изнеможении – потому что она сама чувствовала себя изможденной. И наконец она поняла, почему Сабрина позволила Николасу зачать их ребенка.

Она была благодарна Господу Богу за то, что он не приговорил женщин к адским мукам за земные наслаждения.

И еще она благодарила судьбу за молчание Рэнсома в этот раз. Лучше, чтобы он ничего не говорил, чем с любовью произносил имя ее сестры.

Когда Рэнсом проснулся, лучи солнца проникали сквозь полосатые занавеси в его спальне. Вытащив голову из пещеры, которую он соорудил из подушки и своей руки, он удивился наступившему слишком рано утру. Сколько времени прошло с тех пор, как ему удавалось проспать всю ночь без перерыва? Определенному перерыву он был бы рад, если бы неимоверная усталость не свалила его.

Он протянул руку к Анджеле, но рука наткнулась только на пустоту. Женственного нежного тела не было рядом с ним. Отодвинув подушку, он осмотрел комнату, недовольный чувством одиночества, которое появилось у него в душе. Шорох туалетов, доносившийся из-за ширмы, сообщил ему, где ее можно найти. Представив себе ее полуодетую, он почувствовал возбуждение, но не знал, захочет ли она заниматься этим с утра. А вспомнив ее вчерашние стоны и дрожащие вздохи, он широко улыбнулся.

Нежность. Женственность. Благоухание. Пикантность.

В ней было все, чего они были лишены на войне.

Когда она на цыпочках вышла из-за ширмы, он притворился спящим. Он надеялся, что она подойдет к кровати и невероятно удивится и испугается, если он схватит ее и потянет на постель. Усмешка уже почти появилась у него на лице, но он зарылся головой в подушку, вдыхая оставшиеся там ароматы прошлой ночи. Чуть-чуть повернув голову, он краешком глаза следил за ней. Как он и надеялся, услышав шорохи в кровати, она подошла ближе.

– Рэнсом, ты уже не спишь?

Ее гортанный голос, как всегда, подействовал на него возбуждающе. Он надеялся, что она не будет торопиться к завтраку. А она наклонилась над кроватью, просунула руку под подушку с той стороны, где она лежала, и что-то там искала. Ресницы мешали ему разглядеть все подробности, но он чувствовал, что она напряжена и не сводит с него глаз.

Он понял, что она нашла то, что искала, плечи ее расслабились, и рука возвращалась обратно.

Засунув левую руку под подушку, он схватил ее за руку. От неожиданности она вскрикнула.

– Рэнсом! Ты испугал меня. Отпусти, пожалуйста. – Она с силой потянула руку, стараясь освободиться.

Не отпуская ее руку, он потянул ее на постель, и ей пришлось опуститься рядом с ним.

– У тебя есть секреты от мужа? – Он улыбался, стараясь показать, что он просто дразнит ее.

Но на ее взволнованном лице ответной улыбки не появилось. Ее прекрасные серые, со свинцовым отливом глаза внимательно наблюдали за ним.

Боже, как она притягивала его!

Он посмотрел на их сплетенные руки над ее головой. Тоненькая золотая цепочка видна была между ее сжатыми пальцами. Он отпустил ее.

– Что ты взяла?

Вынужденная покориться, она, вздохнув, разжала пальцы.

Эротические желания покинули его мгновенно, прошлое нахлынуло на него. Маленький золотой медальон блестел у нее на ладони. Он подарил его Сабрине перед тем, как ушел на войну. Он должен был находиться вместе с ней в могиле, а не в этой постели.

– Что ты делаешь с медальоном Сабрины? – Он вырвал медальон из ее безжизненных пальцев. Его собственные пальцы дрожали, он ругал их неловкость, но все-таки открыл медальон. Тихий щелчок раздался в тишине спальни.

Боже, он почти забыл, как выглядела его невеста. А теперь белокурая красавица Сабрина смотрела на него как живая. И чувство вины овладело им.

Он по-настоящему не оплакал ее смерть, так как легче было отложить это до будущих времен. Он пережил войну, полную смертей, просто не обращая на это внимания. Так же поступил он и узнав о смерти Сабрины. Погоревав немного, как это делали на войне, он занялся проблемами живущих. Женился на ее сестре, и она заняла место Сабрины.

Рэнсому было невероятно стыдно. Он должен был Сабрине больше, чем несколько часов траура и затем полное забвение в объятиях ее сестры.

– Ты не сказала мне, почему этот медальон не похоронили вместе с Сабриной.

– Он мой. Она сама отдала его мне.

– И ты скрыла это от меня? – Он оторвал взгляд от портрета его любимой. – А ты не подумала, что у меня ничего не осталось на память о ней? Ни одного ее письма, ни пары носков, которые она вязала, ни даже того свитера, который оказался мне не по размеру.

Презирая ее, презирая самого себя, он скатился с кровати.

– Ты ведь писал, что свитер тебе понравился.

– Как будто я мог написать что-нибудь, что огорчило бы Сабрину. – Он схватил с пола штаны и быстро натянул их на себя. – Свитер не остался неиспользованным, он согревал нашего мальчишку-барабанщика.

– А носки хоть подошли?

– Нет! Да! Какое это имеет значение?

Лежа на кровати, она сжалась от его грубого голоса.

Хорошо. Он хочет отделаться от нее. Хочет отбросить все, что они сделали. Вернее, то, что сделала она, попытавшись заменить свою сестру в его сердце.

Испытывая стыд и мучаясь угрызениями совести, он совершил непростительную ошибку.

– Ты совсем не похожа на свою сестру. Сабрина никогда бы не скрывала такую ценность, как этот медальон, от несчастного жениха.

Огромные серые глаза наблюдали за тем, как он носился по комнате. Одежда его была разбросана всюду, и это напоминало ему о необузданной ночи.

– Похоть. – Он схватил свою рубашку и потрясал ею. – Мы не испытывали ничего, кроме похоти. Ты знала, что я год провел в тюрьме. И зачем ты пришла в мою комнату в середине ночи? Одинокая леди наедине с одиноким джентльменом. Сабрина никогда бы так не поступила.

Всунув руки в рукава рубашки, он продолжал:

– Я знаю, что такое любовь. Поверь мне, это совсем не любовь.

Она терпеливо наблюдала, как он бродил по комнате, одевался и разглагольствовал, но не произнесла ни одного слова. Почему она не пыталась объяснить то, что произошло между ними, поставить все на свои места, облегчить его чувство вины?

– Мы даже не выдержали приличный для траура срок. Я предал память Сабрины при первом же удобном случае. Через несколько часов после того, как я узнал о ее смерти, я уже спал с ее сестрой. – Чертыхаясь, он пытался застегнуть пуговицы на рубашке, но в конце концов сдался.

– Я говорила тебе, что не надо жениться на мне, – тихо пробормотала Анджела.

Ее спокойная фраза заставила его резко обернуться, держа брюки в руке.

– Твой совет пришел слишком поздно. Или ты забыла, что тебя обвиняют в убийстве своей сестры?

Краска исчезла с ее щек, подбородок дрожал. Стук в дверь не дал ему времени, чтобы извиниться. В дверях стоял его брат, невероятно взволнованный.

– Нэд сказал, что по дороге к дому движется отряд янки. Вам с Анджелой надо выбираться отсюда.

Равномерные всплески воды от огромного колеса, толкающего «Шампьон белл» вниз по реке Миссисипи, должны были бы убаюкать Анджелу. Но она не засыпала, а снизу смотрела на узкую верхнюю полку и прислушивалась к тихому храпу Рэнсома. Поднявшись на локте, она взбила небольшую подушку. Отчаяние охватило ее. Почему она не оставила медальон в Галлатине?

Она перевернулась на бок. Неужели ей нужно было иметь вещественное доказательство своего обещания? Она надеялась, что нет, так как Рэнсом уверял, что медальон принадлежит ему.

Сорок восемь часов настоящего ада. Она вдохнула полные легкие воздуха, смешанного с запахом лака, свежей краски и ароматов Миссисипи, потом медленно выдохнула.

Она знала, что из этого брака ничего хорошего не получится. Она предполагала, что он будет презирать ее за то, что она жива, а Сабрина умерла. Зная это, она все-таки согласилась выйти замуж. Какой глупой женщиной она оказалась. Здесь, темной ночью на реке Миссисипи, Анджела окончательно уяснила для себя то, что произошло. Она сама создала образ женщины, в которую он влюбился, и эта иллюзия уничтожила надежду на то, что он когда-нибудь полюбит ее.

Будучи привязанным к ней, он навсегда лишится шансов найти счастье с другой женщиной. В этом браке их обоих ожидает несчастная жизнь. Она должна, она просто обязана разорвать эти брачные узы.

Свое будущее она видела в Пенсильвании, где она сможет посещать медицинскую школу и начать заново собственную жизнь. А его будущее связано с Техасом, с быками и лошадьми. Она обещала ему не просить его о разводе, но она не обещала, что не оставит его.

Когда она его покинет, он легче смирится с мыслью о разводе, возможно, он даже сам начнет эту процедуру.

Пальцами она свернула уголок одеяла. По сложившейся с детства привычке, веки ее опустились, дыхание стало более спокойным. Она заснула, думая о лучшем будущем.