– Ваш ордер абсолютно бесполезен. – Эти слова вырвались из пересохшего рта Анджелы, как только О'Брайон вынул кляп из ее рта.

Он поднес кружку с водой к ее губам. Поскольку руки ее были связаны за спиной, она вынуждена была ждать, пока он наклонит кружку так, чтобы она могла напиться. Справившись с жаждой, она пила медленно, как будто рот ее не был пересохшим, как арабская пустыня.

Зачем-то он привел ее обратно на ферму миссис Оутс. Слой пыли покрывал посуду, которую она поставила на стол в тот страшный вечер, а слабый запах сгоревшей говядины говорил о том, что плита догорала достаточно долго. Покинутый людьми дом создавал ощущение полной изоляции.

И это чувство изолированности от всего мира смешивалось с невероятным отчаянием, которое овладело ею, когда Рэнсом ушел из ее жизни.

Она была совсем одна. Рэнсом отправился в Айову, его любовь к Сабрине была непоколебима. Когда она отказалась от помощи Шотландца, он попрощался с ней.

– Полковник прислал телеграмму. Я должен отправиться в Форт-Левенуэрт с рассветом.

– Мне будет недоставать вас.

Рэнсом предоставил ей полную свободу. Ничто не стояло теперь между ней и медицинской школой, кроме боли в сердце и ребенка.

– Почему вы не хотите отправиться со мной, детка? Я бы мог одолжить вам деньги на дорогу обратно в Теннесси.

Его предложение растрогало ее невероятно.

– Большое спасибо, но Рэнсом оставил мне немного денег. Я смогу уехать... скоро. – Она собиралась оставить Рэнсома с первого дня своего замужества, а теперь не могла собраться с силами, чтобы это сделать.

– А, детка, – проговорил Шотландец, сжимая ее плечи на прощание, – пара дней под жарким солнцем Канзаса может помочь вашему мужу понять истину.

Именно на это она надеялась? Или ожидала чуда?

Теперь, когда Шотландец был на пути в Форт-Левенуэрт, только Нарцисса знала о том, что О'Брайон увез ее. И он хорошо заплатил проститутке за ее молчание.

Анджела облизнула влажные губы.

– Сейлер мертв, обвинение в убийстве аннулировано, – опять сказала она.

– Как будто я мог не знать об этом.

Ужас охватил ее. Он знал, что Сейлер погиб, и все-таки использовал фальшивый ордер на арест, чтобы увезти ее из дома Салли.

– Я не понимаю. Зачем нужно было похищать меня и привозить сюда?

– Похищать? – переспросил О'Брайон, допил воду из кружки и вытер губы рукавом. – Вы считаете, что я вас похитил?

– А как еще можно назвать это, когда человека, помимо его воли, куда-то везут? – Она попробовала пошевелить связанными руками: – Связывают его, держат, как пленника? Конечно, это обыкновенное похищение.

О'Брайон ударил себя в грудь:

– Это сердце полно заботы о вас. Ваше благополучие было всегда моей главной целью.

– Мое благополучие? Вы думали, что, арестовав меня за убийство моей сестры, вы сделали мне добро?

Он помрачнел.

– Я считал, что это хороший способ остановить Сейлера, не позволить ему убить вас.

– Совершенно не могу понять, что вы говорите.

– Мой план был совсем прост. Вдвоем в тюрьме мы были бы в безопасности от Сейлера.

– Как будто таким образом можно было остановить такого человека, как Сейлер.

Он придвинулся еще ближе к ней. Она ощущала его горячее дыхание со слабым запахом табака.

– Я вынужден был соображать быстро. Это была гонка со временем.

Она не хотела выглядеть испуганной и постаралась выпрямиться на стуле с тростниковым сиденьем.

– Временем для чего?

– Чтобы организовать наш брак.

– Вы думаете, что я вышла бы за вас замуж?

– При том огне, который пылает в моей душе, я уверен, вы станете моей женой.

Глаза его блестели. Цель, к которой он стремился, пугала ее. Опасаясь, что он заметит ее страх, она отвернулась.

Ей нужно было время, чтобы обдумать все, но она не могла соображать, когда он находился так близко. На ферме было только одно место, где она сможет побыть в одиночестве.

– Вы не развяжете меня? Мне нужно пройти... в одно место. – Краска залила ее лицо. Только ее опыт медицинской сестры помог ей справиться с унижением.

– Вы что, считаете, что я изверг? Конечно, я развяжу вас. И буду сопровождать вас и туда, и обратно.

Она благодарно улыбнулась, стараясь не прислушиваться к его угрозам. И пока он развязывал ее ноги и руки, в голове у нее вертелись разнообразные планы побега. Ботинки защитили ее щиколотки от веревок, но запястья горели так, как будто она держала руки над кипящим бульоном.

– Боже, – с наигранным ужасом произнес О'Брайон. – Я покалечил ваши бедные ручки.

Анджела повернула руки ладонями вверх и увидела совершенно ободранную кожу.

– Мне следует просить прощения? – Он схватил ее руки. – А разве вы не оставили меня связанным, как рождественского гуся, когда убежали от меня? И все-таки я не хотел, чтобы ваши ручки так пострадали.

К ее ужасу, он влажными губами поцеловал ее запястья. Усы его щекотали нежную кожу. Она инстинктивно хотела отдернуть руку, но боялась разозлить его. Как она ни старалась, она не могла стереть из своей памяти вид падающей миссис Оутс, когда О'Брайон выстрелил в нее. Не желая раздражать его, она постаралась скрыть свои чувства.

– Спасибо за заботу, теперь уже легче, – соврала она, стараясь разъединить их руки. – Мне надо...

– Да, да. – Он даже чуть-чуть поклонился, указывая правой рукой на дверь.

Анджела шла по комнате, вытирая затекшие руки о юбку. Она слышала за собой стук его башмаков и в маленьком пространстве комнаты ощущала его присутствие у себя за спиной.

Когда они подошли к входной двери, он протянул руку и открыл ее. Остановившись на пороге, она печальными глазами посмотрела на засохшие розы, стоявшие на верхней ступеньке лестницы. Черенки этих роз миссис Оутс привезла с собой из Новой Англии.

– Какой прекрасный день для начала нашей новой жизни, – высокопарным тоном проговорил О'Брайон. – Мне пришло в голову, что на этой ферме некому будет работать. Мы можем сделать это своим домом.

– Вы хотите жить здесь? Делать вид, что вы не убили совершенно хладнокровно и без всяких оснований бедную миссис Оутс? – Слова вырвались у Анджелы помимо ее желания.

Ужаснувшись, она замолчала... К ее огромному облегчению, он не обратил внимания на ее вопрос.

– Мне кажется, это весьма уютная маленькая ферма. – Он стоял на верхней ступеньке и осматривал заросшие поля, переходящие в дикие прерии. – Она притягивает мое сердце. Место, где можно научиться хозяйничать.

Он что, действительно надеялся, что она останется тут с ним? Или он совсем лишился разума? Вероятно, так оно и было. Она пыталась вспомнить свои знания по медицине, связанные с безумием. Вспомнила, что ряд врачей считали безумие заболеванием мозга. И ревность была одной из причин таких болезней. Возможно, его привязанность к ней превратилась в ревность, когда она вышла замуж за Рэнсома. Неужели ревность эта была настолько сильной, что лишила его способности рационально мыслить?

О'Брайон похлопал ее по руке:

– Вы удивлены, да? Может ли существовать ирландец, который не знает, как работать на земле? Я родился в большом городе, в Бостоне, и работа на земле остается для меня загадкой. Но я уверен, что у каждого ирландца любовь к работе на земле сохраняется в крови.

– Вы хотите, чтобы я жила тут с вами? – Она старалась не поддаваться панике, и на лице ее было задумчивое выражение.

– А разве не судьба свела нас вместе? Вы были предназначены мне, и любовь наша будет взаимной.

– А как же быть с моим мужем? – Опять ее язык оказался впереди ее мыслей. Она расширила глаза, как будто вопрос был совершенно невинным.

От злости у него сжались губы и появились искры в глазах.

– Бог мой, разве я уже не объяснял вам, что я теперь ваш муж.

– А, вот это их след. – Шотландец поднялся с земли, где он присел, разглядывая след, вдоль которого они передвигались от самого Джоплина.

– Боже, я теперь понимаю, куда он направляется. – Лошадь Рэнсома нервно вздрогнула от его взволнованного тона. – Ферма миссис Оутс примерно в пяти милях на запад отсюда.

– Это печальное место, – проговорил Шотландец, вскакивая на свою лошадь. – Анджела рассказывала, что она обнаружила могилы мистера Оутса и двух его дочерей. Миссис Оутс была не совсем в своем уме. Каждый вечер она делала вид, что вся семья собирается в доме и она их кормит.

Рэнсом скривил губы. Он подумал, что и за это ему придется просить прощения у Анджелы. Он оставил ее в доме с умалишенной женщиной.

– Она делала вид, что обедает с ними, – продолжал Шотландец, – разговаривает с мужем о делах, потом укладывает детей в постель.

Рэнсом почувствовал сочувствие к миссис Оутс. Он не делал вид, что Сабрина жива, но война и множество смертей подействовали на его сознание так, что он предпочел жить со своей иллюзией. А жизнь с Анджелой билась в его забаррикадированное сердце до тех пор, пока ее преданная любовь не разрушила созданную им стену.

И теперь она была в руках О'Брайона.

– Он хотел жениться на ней, – говорил Рэнсом, – но Флетчер убедил ее выйти замуж за меня.

– Я плохо понимаю то, что вы мне говорите. В тот день, когда я встретил Анджелу, она сказала, что О'Брайон хотел убить ее.

– Наверное, она так думала после того, как увидела, что он убил миссис Оутс.

– Насколько я понял, тот бандит, который послал О'Брайона, уже умер. И обвинения с нее сняты.

– Да, он мертв, и обвинения сняты, – подтвердил Рэнсом.

– Так почему же она не скажет ему, что ее больше не обвиняют в убийстве сестры? – удивленно спросил Шотландец.

– Зная Анджелу, я уверен, что она использует любое оружие, которое будет в ее распоряжении. – Рэнсом вспомнил ее нож и то, как умело она им пользовалась. – И благодаря этому я не теряю надежду.

Лезвие ножа блестело в лучах солнца, проникавших сквозь дырки в задней стенке уборной. Анджела рассматривала свой нож, как будто видела его впервые. Деревянная ручка, изогнутая по форме небольшой мужской руки, вполне подходила и для нее. Конечно, это было не серьезное оружие, но это было все, что она имела. Она совсем не была уверена, что сможет проткнуть человеческую кожу, мускулы и сосуды для того, чтобы нанести вред, а не лечить человека. Но если она не выведет из строя О'Брайона, он затянет ее в сети своих безумных идей.

Она как будто взвешивала нож в правой руке. Грансер, который считал ее неспособной убить кого-нибудь, учил ее использовать нож для того, чтобы выиграть время и удрать от нападавшего.

Он был прав, она не может убить О'Брайона, но она может его ранить. Если она воткнет нож ему в бедро, он обязательно упадет, а она успеет исчезнуть.

Рэнсом испытал невероятное облегчение, увидев Анджелу, выходившую из уборной. По предложению Шотландца они оставили лошадей в полумиле от фермы и добирались сюда пешком. Они подходили к ручью, когда Рэнсом заметил О'Брайона, прислонившегося к большому старому дубу недалеко от уборной.

Опустившись на землю, Рэнсом всматривался сквозь низкорослые кусты. Из-за деревьев виден был только локоть О'Брайона, и Рэнсом не мог стрелять. Взглянув на Шотландца, он глазами указал тому на ружье, затем на О'Брайона.

Шотландец кивнул головой и сделал не очень понятный жест рукой. Через секунду Рэнсом в одиночестве лежал в траве. Птицы и белки постепенно успокоились, и послышались обычные лесные голоса. Любопытная сойка опустилась на соседний куст.

Рэнсом ничего не слышал, ружье его было направлено на локоть О'Брайона.

Анджела вышла из маленького домика раньше, чем О'Брайон поднялся. Рука Рэнсома, ожидавшего каких-то движений О'Брайона, вспотела. А тот поднялся, но, не двигаясь, ждал, пока Анджела подойдет к нему. Потом она что-то сказала, но Рэнсом находился слишком далеко, чтобы разобрать слова. Однако звук ее голоса доставил ему удовольствие.

– Что это такое? – Грубый окрик О'Брайона раздался в тишине.

Он схватил Анджелу за запястье правой руки и вывернул ее вверх. Лезвие ножа сверкнуло в воздухе. От страха у Рэнсома сжалось сердце, а пальцы его впились в спусковой крючок. Он затаил дыхание, моля Бога о том, чтобы ему удалось удачно выстрелить.

Он видел, как О'Брайон вырвал нож из руки Анджелы. Потеряв равновесие, она пошатнулась и схватилась за руку своего врага. Он оттолкнул ее, она упала, и в тот же момент О'Брайон прижал ее к земле.

Ни разу у Рэнсома не было возможности выстрелить. А теперь, когда О'Брайон и Анджела запутались в ее нижних юбках, стрелять было совершенно невозможно. Рэнсом отбросил ружье, перескочил через ручей и помчался к дерущимся. О'Брайон даже не слышал его приближения.

– Вы хотели пронзить мое любящее сердце? – пытался он спросить у Анджелы.

В ответ услышал голос Рэнсома.

– Эта мысль мне нравится, – проговорил он, левой рукой стащив О'Брайона с Анджелы, а правым кулаком энергично ударяя его в подбородок. О'Брайон отлетел назад и приземлился в куче листьев у маленького дуба. Вытащив из-за пояса свой пистолет, Рэнсом медленно подошел к неподвижному телу. Толкнул его носком ботинка, тот даже не пошевелился. Рэнсом пробормотал что-то сквозь зубы и в это время услышал обиженный голос Анджелы:

– Он разорвал мое новое платье.

Отвернувшись от О'Брайона, он подошёл к Анджеле, сидевшей на земле с пальцем, засунутым в дырку на рукаве.

– Не расстраивайся, милая. – Он опустился на колени рядом с ней и взял ее руки в свои. – Я куплю тебе другое.

– А что ты здесь делаешь? – спросила она.

Ее дрожащий рот и влажные серые глаза вызвали в нем такие нежные чувства, на которые, как ему казалось, он уже был не способен. Ему хотелось заключить ее в объятия и никогда не отпускать. Но сказанные им обидные слова стояли между ними.

– Я пришел, чтобы спасти тебя.

– А я думала, что ты отправился в Айову.

– Во-первых, я напился и пьяный провел ночь в канаве, раскаиваясь в том, что наговорил тебе. – На его лице появилась виноватая, очень симпатичная усмешка.

Анджела протянула руку и коснулась его щеки. Пальцы ее скользили по его коже так легко, как паук, танцующий на своей паутине. Она высвобождала в нем такую массу разных чувств, что он не мог сразу даже осознать их. Нежность, желание обладать ею были самыми сильными. Но главное, ему хотелось убедить ее в том, что он любит ее.

– Я вернулся в дом Салли, чтобы извиниться. Но тебя там не было.

– И ты не думаешь так, как ты говорил в тот ужасный день?

– Нет, в тех словах не было ни слова правды.

– Отпусти мою жену, бандит! – раздался разгневанный голос, и кто-то навалился на них.

Анджела сжалась, а Рэнсом сдвинулся, стараясь находиться между О'Брайоном и ею. Волнуясь за Анджелу, Рэнсом совсем забыл отобрать у О'Брайона оружие, и теперь ирландец приставил свой «ремингтон» к его голове. Сзади он слышал шуршание женских юбок.

– Вам что, нужно специальное приглашение?

Рэнсом встал. Его собственный пистолет лежал на земле, куда он положил его, утешая Анджелу. Он был так же недостижим для него, как если бы находился на крыше дома.

В это время он увидел макушку Шотландца, который на животе подползал к ним. Как будто прочитав мысли Рэнсома, Шотландец бросил что-то в их сторону. Звук предмета, ударившегося о землю, заставил О'Брайона повернуть голову влево. Воспользовавшись этим, Рэнсом наклонился за своим пистолетом, и в этот момент что-то блестящее пролетело над его головой. Нож, который, вероятно, выпал из рук О'Брайона, когда Рэнсом схватил его, Анджела метнула с силой и пригвоздила правую руку О'Брайона к небольшому дереву сзади него. Какое-то мгновение все застыло в неподвижности.

Рэнсом пошевелился первым, он достал свой пистолет, пока О'Брайон пытался оторвать от дерева рукав своего сюртука. Немного повернувшись, Рэнсом толкнул Анджелу на землю, прицелился и выстрелил. О'Брайон обмяк, колени у него подкосились, в груди его были видны два пулевых ранения.

– О нет, не надо, – раздался тихий голос Анджелы.

– Очень хорошо, – проговорила Анджела, укладывая букет полевых цветов на могилу у подножия нового креста. Аромат астр, вербены и незнакомых ей цветов наполнял теплый летний воздух. Она провела пальцами по надписи, которую вырезал Шотландец.

Амелия Тейлор Оутс.

Стараясь унять слезы, она подошла к Рэнсому и Шотландцу, которые стояли у края маленького семейного кладбища.

– Спасибо вам. – Она улыбнулась Шотландцу.

– Не за что, детка. – К удивлению Анджелы, он покраснел.

Рэнсом протянул ему руку.

– Благодарю вас за то, что вы помогли мне найти мою жену. – Он посмотрел на могилу О'Брайона, которого похоронили подальше от фермы, на другой стороне ручья. – И за то, что помогли справиться с ним.

– С удовольствием помог вам.

– Шериф в Бакстере будет знать, что с этим нужно сделать. – Анджела передала Шотландцу семейную Библию Оутсов. В Библию было вложено письмо к сестре мистера Оутса, в котором излагалась суть произошедшего.

– Хорошо, – сказал он и взял Библию, не сводя глаз с молодой женщины.

Что она видела в его невероятно зеленых глазах? Было это сожаление? Она взяла его за плечи.

– Вы очень хороший человек, Грегор Бьюканан.

– Но все-таки не ангел? – хитро улыбаясь, спросил он.

– Надеюсь, вы еще долго пробудете на этом свете.

Поцеловав ее в лоб и отодвинувшись от нее, он сказал:

– Мне пора в дорогу, – а поглядев на Рэнсома, добавил: – Вам повезло, что вы сумели завоевать ее сердце.

Стоя рядом, Анджела и Рэнсом долго еще смотрели на удалявшуюся лошадь и всадника.

– Мне действительно очень повезло в жизни. – Наклонившись к ее уху, сказал тихо: – Я ведь полюбил тебя очень давно.

– Правда, давно? – переспросила она, и голос ее был немного странным и казался дрожащим.

Он осторожно прикусил ее ушную раковину. Это лишало ее возможности соображать.

– Я должен сделать одно важное признание. После бури Шогорн нашел твой дневник и отдал его мне. Засунув его в сумку, я совсем забыл о нем до сегодняшнего утра.

Она догадывалась о том, что он собирался сказать, но ничего не ответила.

– Когда сегодня дневник упал на кровать и раскрылся, я узнал твой почерк. Узнал, потому что читал все твои письма во время войны.

Она резко повернула голову, в ее глазах была и радость, и любовь, и досада, но по давно укоренившейся привычке она продолжала защищать Сабрину:

– У нее был ужасный почерк. Я только писала то, что она мне диктовала.

– Возможно, так и было сначала. Но мы оба знаем, что потом это было не так.

Глядя ему в глаза, она не могла отрицать то, что было на самом деле. Он приподнял пальцем ее подбородок.

– Она потеряла интерес к роману в письмах, а ты продолжала писать.

Анджела кивнула головой.

– Содержание писем изменилось, потому что ты писала не под ее диктовку, а писала от души.

– Мне казалось жестоким прекратить писать письма. Ты говорил, что они помогали тебе выжить.

– Так оно и было на самом деле, – подтвердил он. – С каждым новым письмом я влюблялся все сильнее. Так что я действительно люблю тебя уже очень давно.

Анджела вся дрожала, а он наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Оказывается, я все-таки женился на той сестре, на которой мне и следовало жениться, – проговорил он тихо перед тем, как прижаться к ее губам.