Рэнсом ускорил шаги, когда они приблизились ко входу в поместье Шампьонов. Предвкушение встречи осложнялось разными мрачными предчувствиями. Ему не терпелось посмотреть на дом своего детства, но он опасался увидеть то, что ожидало его в действительности.

О прошедшей войне свидетельствовали необработанные поля и отсутствие рабов, готовящих землю к весенним работам. И ни одна лошадь не торопилась им навстречу.

Он остановился перед коваными железными воротами у входа на землю Шампьонов. Ворота были сломаны и висели на одной петле. Анджела остановилась рядом с ним.

– Похоже, кто-то собирался их сломать и унести отсюда.

– Ты никогда не видела поместье Шампьонов?

– У меня такое ощущение, как будто я тут уже бывала. Сабрина так подробно мне все рассказывала, когда вернулась после своего визита к твоим родным.

– Этим деревьям столько же лет, сколько моему брату Джонни. Их посадили в ознаменование рождения наследника дома Шампьонов.

Два ряда больших старых американских вязов были высажены по бокам дороги, ведущей к дому. В каждом ряду было много пропусков, много недостающих деревьев, так же, как было много исчезнувших людей во многих американских семьях за время войны.

Анджела взяла его за руку, и этот неожиданный жест, выражающий поддержку, немного успокоил его. Он сжал ее маленькую ручку, ощущая мозоли, которых не должно быть. Что-то заставило его приложить ее руку к губам, поцеловать костяшки ее пальцев, чувствуя, какой маленькой и уязвимой она выглядела по сравнению с его большой и сильной рукой.

Он видел, что она наблюдала за ним.

Зрачки ее глаз невероятно расширились, губы раскрылись. Она сколько угодно могла разумно говорить о разводе, но ее тело, все ее существо реагировало на его малейшее прикосновение. Он не помнил всех подробностей единственной ночи, проведенной ими вместе, но он легко мог вспомнить ее пылкую ответную реакцию.

Рэнсом был очень рад их взаимному физическому влечению. Они оказались втянутыми в сложную ситуацию, и произошло все помимо их желания, но это по крайней мере сделает их жизнь не такой уж невыносимой. Если он и усвоил что-нибудь за последние несколько лет, то это было убеждение в том, что жизнь несправедлива. И женитьба на сестре единственной женщины, которую он любил, была также несправедливостью. Но жизнь также научила его довольствоваться тем, что она ему предоставляла.

Она предназначила ему в жены Анджелу. И если им повезет, они окажутся сегодня в одной постели впервые после того, как они обвенчались.

Анджела хмурилась, было видно, что она нервничает. И это отвлекло его от легкомысленных представлений о предстоящей ночи.

– Ты волнуешься из-за встречи с моими родителями? – спросил он, полагая, что ее смущает платье, в котором она была. Юбка и блузка были не только измяты после путешествия в сумке, привязанной к седлу лошади, но и покрылись пылью, пока они добирались сюда пешком.

– Немного, – согласилась она. – Я только надеюсь, что радость увидеть тебя живым окажется сильнее, чем огорчение от того, что я окажусь их невесткой.

Сабрина совсем не нервничала бы перед такой встречей, так как она очаровала всю его семью своей красотой, уравновешенностью и улыбкой.

– Ты уверен, что не хочешь отвести меня в Мемфис, – опять вернулась к этой теме Анджела, – и дать мне достаточно денег, чтобы я могла добраться до Пенсильвании?

Ее вопрос сразу отвлек его от мыслей о Сабрине. Неужели Анджела никогда не откажется от своей мечты о медицинской школе?

– Если мы разведемся, – продолжала она, – они никогда не узнают о том, что мы были женаты.

Он привлек ее поближе к себе не для того, чтобы поцеловать, а для того, чтобы придать ей уверенность в себе. Не больше дюйма отделяли края их башмаков. Рэнсом положил свою руку, в которой все еще находилась ее рука, себе на грудь. Она не возражала, и ему это было приятно.

– Я уже говорил тебе, что не хочу развода. И если правда то, что я прочитал в газете, ты не должна попадать в Мемфис ни при каких обстоятельствах. Город небезопасен для белых южан, женщин или мужчин. В нем полно солдат, освободившихся рабов и всяких политиканов.

– Газеты всегда преувеличивают опасности.

– Конечно, преувеличивают, но нет дыма без огня, какая-то доля правды в этом есть, иначе бы они не писали.

Он не мог сдержаться и погладил ее левой рукой.

– Мы не можем задерживаться здесь больше, чем на один или два дня, – сказал он. – Как только Сейлер узнает, кто я такой и где живет моя семья, он пришлет за тобой. – Рэнсом сжал ее руку. – Я обещал защищать тебя. Пожалуйста, больше не проси меня нарушать свое слово и быть обманщиком.

– Хорошо, я не буду.

– Договорились. А теперь сообщим моей семье, что мы обвенчались? – неуверенно спросил он.

Анджела не могла хорошо рассмотреть все здание, пока они не миновали последний поворот. Издали оно выглядело величественным прекрасным строением, но чем ближе они подходили, тем яснее видны были последствия войны. Облупившаяся краска, переросший кустарник, заросшие травой клумбы, искривившиеся ставни – все свидетельствовало о том, что за домом некому было ухаживать.

Но кто-то позвонил в колокольчик на веранде второго этажа, низким глубоким звоном возвестив об их приходе. И к тому времени, когда они подошли к дому, на пороге стояло несколько человек белых и чернокожих.

На верхней ступеньке стояла пожилая белая женщина. Одной рукой она приподнимала все свои юбки, которые мешали ей быстро передвигаться, другая рука была прижата к горлу.

– Рэнсом, неужели это ты? Это действительно правда? Слава Богу, он сохранил моего сына! – Миссис Шампьон первой подошла к сыну, но через секунду он оказался окружен мужчинами и женщинами, которые хотели коснуться его, чтобы убедиться в том, что он действительно жив.

– А нам сообщили, что вы погибли!

– Масса Рэнсом совсем живой!

– Слава Всемогущему Господу, он вернул нашей миссус ее сына.

Рэнсом заключил грузную женщину в свои медвежьи объятия и закружил, что заставило ее испуганно вскрикнуть:

– Рэнсом Ламар! Отпусти меня немедленно!

Он опустил ее на пол, поцеловал в щеку и обернулся к стоявшей рядом тоненькой чернокожей женщине, глаза которой блестели от счастливых слез, и поднял ее.

– Зилла!

– Масса Рэнсом, вы так просто раздавите меня, – запротестовала старая женщина.

Счастливая улыбка появилась на его лице, и только в этот момент Анджела поняла, как редко она видела его улыбающимся с тех пор, как он вернулся. Он выглядел моложе, очень похожим на свой портрет на медальоне. Она дотронулась до ворота своей блузки, почувствовала под ней медальон и подумала о том, будет ли когда-нибудь существовать тот беззаботный молодой человек, который изображен на портрете.

– Зилла, я поверить не могу, что ты действительно здесь, – сказал он и поставил ее на ноги.

– А где, ты думал, я могла бы быть? – Пожилая женщина с чувством собственного достоинства поправила свою юбку: – Разве я не помогла родиться на свет трем поколениям Шампьонов? Когда миссус объявила, что я могу идти, куда захочу, я сказала, что останусь тут. – Она застенчиво усмехнулась. – А теперь мисс Ханна учит меня читать Библию.

– А не собираешься ли ты обнять свою сестру? – спросил кто-то.

Анджела узнала младшую сестру Рэнсома, которую она видела несколько лет назад на помолвке, однако теперь она уже не была девочкой, за время войны она повзрослела и превратилась в молодую женщину.

– Ханна! – Рэнсом взял ее за руки и повернул, оглядывая со всех сторон. – Моя маленькая сестричка совсем выросла.

Счастливый смех девушки разнесся по необычному для этого времени теплому воздуху. Лишения военных лет уничтожили детскую полноту, которую Анджела помнила, и превратили ее в гибкую интересную молодую женщину. Женщину, возле которой осталось мало молодых мужчин, способных ухаживать за ней.

– Но, Рэнсом, ты должен представить нас своей спутнице, – сказала Ханна, когда он наконец отпустил ее.

Обняв сестру за плечи, он подвел ее к Анджеле.

– Разве ты не помнишь, что встречалась с Анджелой в Галлатине пять лет назад?

– Сестра Сабрины! Конечно, помню. – Ханна сделала маленький реверанс.

– Мы были весьма опечалены, узнав о смерти Сабрины. – Миссис Шампьон присоединилась к сыну и дочери. – Пожалуйста, примите наши глубокие соболезнования в связи с вашей тяжелой утратой.

– Благодарю вас, мадам. – Анджела также сделала небольшой реверанс, мысленно поблагодарив тетю Джулию за присланную юбку. Она была не в самом лучшем состоянии, но все-таки это было лучше, чем брюки. Свои коротко остриженные волосы она прикрыла шляпой, которую также прислала предусмотрительная тетушка.

– У вас есть друзья в Мемфисе, и вы приехали повидаться с ними? – спросила миссис Шампьон, улыбаясь девушке. – Очень приятно, что мой сын решил сопровождать вас. Теперь так много опасностей поджидает путешественников.

Анджела повернула голову, стараясь взглянуть на мужа из-под опущенных полей своей шляпы. Время, проведенное в привязанной к седлу сумке, значительно изменило форму когда-то красивой шляпы. Рэнсом ободряющим жестом обнял ее за плечи, и они оба глядели в лицо его матери.

– Анджела приехала со мной, – сказал он. – Мы поженились три дня тому назад.

– Но Сабрина еще не остыла в своей могиле! – воскликнула Ханна и тут же прижала руку к губам, а глаза ее расширились от ужаса произнесенных ею необдуманных слов.

Все смутились и молчали, не находя подходящих слов. И в этот момент двое мужчин вышли из-за угла дома и направились к собравшимся.

– Рэнсом, ты жив? – воскликнул младший из мужчин и ускорил шаг.

Рэнсом отпустил Анджелу и Ханну, и сам оказался в медвежьих объятиях своего брата, после чего они долго похлопывали друг друга по спинам, к удовольствию усмехающихся зрителей.

Из всех родственников Рэнсома Анджеле больше всего понравился Джонни Шампьон, поскольку он не влюбился по уши в Сабрину, как поступили оба его брата. Как и Ханна, Джонни был больше похож на мать, чем на отца. Он был ниже ростом и плотнее, чем Рэнсом или Тедди. Ей особенно нравились его глаза светло-синего цвета, в которых за стеклами очков светились доброта и благородство. Эти добрые глаза смотрели на нее чрезвычайно внимательно.

– Анджела Степлтон?

Она даже не успела ответить до того, как старший Джон Шампьон подошел к ним.

– Приветствую тебя в родном доме, – проговорил патриарх и протянул Рэнсому руку.

Улыбка исчезла с лица сына, когда он услышал сдержанное приветствие отца.

– Добрый день, сэр. – Он пожал руку отца.

Глаза Анджелы наполнились слезами. Ей хотелось встать рядом с мужем перед лицом его отца, неспособного выразить радость по поводу возвращения сына из мертвых.

– Могу я представить тебе мою жену? Ты встречался с Анджелой, когда мы посещали Галлатин до войны.

Мистер Шампьон не подал виду, что его весьма удивила женитьба сына на другой сестре Степлтон.

– Мы рады принять вас в нашем доме, Анджела. – Отец Рэнсома нежно поцеловал руку девушки. Послеполуденное солнце осветило его наклоненную голову, когда-то белокурую, а теперь тронутую сединой. Когда-нибудь, подумала Анджела, в волосах Рэнсома тоже будет больше седых волос, чем белокурых.

– Примите наши соболезнования в связи со смертью вашей милой сестры. Надеюсь, миссис Крамер здорова?

– Спасибо, она в недалеком будущем собирается выйти замуж, – ответила Анджела.

– Это весьма приятная новость, – проговорила миссис Шампьон. – Вы должны нам рассказать об этом подробнее. И о вашей свадьбе с Рэнсомом. – Она взяла молодую женщину за руку. – Клянусь, я удивлена, что вы оказались свободной и могли выйти замуж за Рэнсома. А вы можете нам сказать, сколько предложений вы отвергли за время войны?

– Кузина Эллен говорила, что двадцать пять мужчин делали вам предложение, – добавила Ханна.

Эта ее фраза заставила затихнуть негромкие разговоры. Все взоры были обращены на Анджелу, а она в этот момент не хотела смотреть на Рэнсома. Она знала, что он и так сомневался в ее невинности. А эти слухи, наверное, убедят его в том, что ее рассказы о падении с пони в детстве были выдумкой. Она попыталась оправдаться:

– Ваша кузина не поняла, в чем дело. Это была просто глупая игра в тяжелое военное время. Никто из мужчин не относился серьезно к своим предложениям. Некоторые из них были давно женаты.

Испуганное выражение лица ее свекрови показало, что ее объяснение только ухудшило ситуацию. Она попыталась опять:

– Когда пациенты слышали, что я отказала нескольким претендентам, у них появлялось желание сделать еще одно предложение. Это стало как бы игрой с судьбой: если ты дожил до того, чтобы сделать предложение мисс Анджеле, значит, ты доживешь до конца войны.

– Все-таки скажите, сколько именно предложений вы получили? – попросила Ханна, улыбаясь при этом во весь рот.

Анджела не обратила внимания на вопрос.

– Это была просто глупая игра, – повторила она.

– А я хотел бы узнать, сколько предложений отвергла моя невеста, прежде чем приняла мое?

Молодая женщина внимательно посмотрела на мужа. С его лица не только исчезла улыбка, но губы его были сжаты в тонкую линию. И так как все взоры были направлены на них, у нее не оставалось выбора.

– Сорок одно.

На лице Рэнсома появилась недовольная усмешка.

– Считайте, что их было сорок два, – сказал Джонни. – Если бы я знал, что вы превратитесь в такую красавицу, я бы сделал вам предложение, когда был в Галлатине. – Он взял ее руку, нежно поцеловал и добавил: – Мы очень рады вам здесь, сестричка.

Анджела улыбнулась:

– Боюсь, надо было обладать исключительным зрением, чтобы заметить красоту в тощей девице, которую вы встретили пять лет назад.

Годы, проведенные ею в тени красавицы Сабрины, приучили ее к невниманию мужчин. Может быть, поэтому она позволяла своим пациентам заниматься этой игрой в предложения. Для нее было совершенно непривычно оказаться в центре мужского внимания.

– Хватит говорить всякие глупости, Джонни, – сказала миссис Шампьон. – Разве ты не видишь, что Анджела устала. Бедное дитя, неужели вы всю дорогу от Галлатина прошли пешком?

Рэнсом наблюдал, как его мать забрала от него Анджелу с той же легкостью, с какой она уносила новорожденных телят от их матерей. Его жена окажется в хороших руках, потому что его мать была добрым и великодушным человеком. Он часто удивлялся, как его матери удавалось сосуществовать с его отцом. И хотя ему надо было отправляться в Техас, он весьма сожалел, что не мог провести больше времени со своей матерью. Война оставила свои следы и на ее внешности. Она выглядела на все свои пятьдесят пять лет.

– По случаю твоего благополучного возвращения следует выпить, – сказал его отец.

Он последовал за отцом в его кабинет, который находился у входа в дом. К счастью, Джонни пошел вместе с ними. Следы войны были видны в кабинете отца так же ясно, как и в кабинете доктора Степлтона. Знакомая с детства мебель исчезла, ее заменили выщербленные и поцарапанные вещи, которые раньше хранились на чердаке.

Рэнсом старался не замечать, как солнечные лучи отражались на полированных, совершенно пустых книжных полках, стоявших по стенам.

Его отец наполнил три стакана виски и, передав каждому по стакану, сказал:

– За твое благополучное возвращение.

Один из его сыновей не вернулся. Тедди, самый младший и самый любимый.

– За наше возвращение.

Никто не назвал вслух имени Тедди, но все они думали о нем, произнося этот тост.

И если бы отец знал правду о том, как погиб его младший сын, он вообще не принял бы в дом своего среднего сына. Рэнсом одним глотком выпил виски, хорошо зная, что никакой алкоголь не сможет стереть ужасные воспоминания.

Виски разогрело его желудок, напомнив, что он ничего не ел после завтрака. Рэнсом вертел стакан между пальцами, стараясь продлить редкую дружественную встречу. Но у него и у Анджелы было совсем мало времени.

– Вам удалось спасти какие-нибудь пароходы? – спросил он.

– Федеральные власти вернули нам в прошлом месяце «Шампьон белл», – ответил Джонни. – Ремонт почти закончен, и она сможет отправиться в плавание дня через три. Мы надеемся также вернуть «Стар» через месяц.

– А как насчет парохода «Дарлинг»?

– Федералы утопили его два года назад.

Отец поставил свой пустой стакан на поверхность деревянного стола, который его отец соорудил в Нью-Йорке и отправил по воде в Теннесси больше чем сорок лет назад.

– Полагаю, нам не стоит надеяться на то, что ты останешься в Теннесси?

Рэнсом поставил свой стакан рядом со стаканом отца.

– У меня есть возможность начать собственное дело в Техасе.

Отец нахмурился.

– Какая это возможность?

– Дядя Ричард предложил мне быть его партнером. Седеющие брови отца поднялись так высоко, что почти достигли его волос.

– Ты предпочитаешь жить на этом Богом покинутом ранчо в Техасе? А как насчет твоей доли в поместье Шампьонов?

– Передай ее Джонни и Ханне.

Отец его зарычал от злости.

– Боже, война отобрала у меня одного сына, а теперь мой брат отнимает у меня другого!

Рэнсом не хотел сдаваться.

– Ричард потерял часть ноги в Виргинии. Ему нужна моя помощь, чтобы справиться с ранчо.

– Черт возьми! Ты все еще злишься, что я не купил этот новый пароход в 1860 году?

– Нет. Мне только не понравилась твоя угроза исключить меня из завещания, если я еще раз заговорю об этом. Дядя Ричард мой партнер, а не мой отец. И он не может лишить меня моей доли в бизнесе, если ему не понравится что-нибудь, что я скажу или сделаю.

От возмущения отец его почти окаменел.

– Я никогда бы не выполнил свою угрозу.

– А я предпочитаю не испытывать судьбу. – Рэнсом попытался смягчить свои слова слабой улыбкой. – Мне жаль, отец, но мне нравится Техас. Мне нравится ранчо, и я даже хорошо отношусь к быкам.

Старый человек тяжело вздохнул.

– Всегда бунтующий сын. Плодородная земля в Теннесси не представляет для него интереса. Мой брат показал ему пыльное ранчо в Техасе, и парень ухватился за эту идею.

Рэнсом посчитал, что эти слова можно считать согласием на его отъезд, большего он от отца и не мог ожидать. И ему надо было обсудить более серьезные проблемы.

– Как раз сейчас мне нужна ваша помощь, чтобы покинуть Теннесси как можно скорее. Арчибальд Сейлер пытается убить Анджелу.

Быстро он вкратце описал им сложившуюся ситуацию и события последних дней, довольный тем, что сумел отвлечь отца от их застарелых споров.

– Флетчер и я тоже, мы сомневаемся, что он будет разыскивать ее, если мы покинем Теннесси. – Он посмотрел на Джонни. – Мне надо иметь возможность спокойно выбраться на юг. Сможем мы использовать «Шампьон белл»?

– Рэнсом, я давно не получала такого удовольствия, – проговорила Анджела, сидя на стуле перед камином, прекратив расчесывать волосы, когда он зашел в комнату. – Представляешь себе, отдельная комната для мытья!

Видя полуодетую женщину в своей спальне, он почувствовал такой жар, какой не мог дать никакой камин. Халатик на ней знал и лучшие времена, но ему нравился его большой вырез у шеи, благодаря которому он видел ничем не прикрытую выпуклость ее груди.

– Я рад, что тебе понравилось, – сказал он.

Анджела внимательно смотрела на него.

– Ты выглядишь как-то необычно.

Он провел рукой по непривычно гладкой коже на щеке.

– Я побрился.

– Нет, не в этом дело.

Рэнсом повернулся, давая ей возможность полюбоваться синим бархатным халатом, который ему одолжил брат, но она не обратила на него никакого внимания.

– Это твоя прическа.

– Зилла постригла меня, она сказала, что я был совершенно заросший.

– И у тебя голые ноги, – проговорила она и поторопилась спрятать свои голые ноги под халатик.

– И не только ноги.

Анджела задержала дыхание, и звук, который при этом вырвался из ее горла, вызвал у него невероятное желание. Подойдя к ней, он забрал у нее из рук щетку. Она не протестовала, когда он повернул ее лицом к огню, но он почувствовал напряжение, охватившее ее.

Ему хотелось поднять ее со стула, отнести на кровать и забыть обо всем на свете. Но ее напряженные плечи удержали его от стремительных действий. Надеясь успокоить ее, он начал расчесывать ее волосы, медленно проводя щеткой по влажным волосам. Наклонившись поближе, он вдыхал знакомый уже аромат жасмина.

– Такое странное ощущение, когда мужчина расчесывает твои волосы, – тихо пробормотала Анджела.

Призывный звук ее гортанного голоса притягивал его как магнитом и не отпускал. В его воображении возникли сцены проведенной ими вместе ночи, и он жаждал повторения. Он надеялся, что спокойный ритм движения его руки, успокоит его, но этого не произошло.

Неужели он прожил двадцать шесть лет и никогда не расчесывал женские волосы? Мысль эта показалась ему нелепой, когда он запустил пальцы в ее мягкие густые волосы. И он отложил щетку. Растопырив пальцы, он поднял руку, и ее густые волосы, хотя и остриженные, как водопад стекали по его пальцам. Аромат жасмина смешался с ароматом женского тела, голова ее наклонилась влево, и он инстинктивно подвинулся. Оставив в покое ее волосы, он сжал ее плечо, наклонился и поцеловал в обнаженную шею. Она застонала.

А он улыбнулся, продолжая целовать. Под его руками плечи ее расслабились. Стоя сзади сидящей женщины, он мог видеть изумительное зрелище – молодую упругую грудь, и руки его стремились попасть туда, куда проникал взгляд. Он просунул руки под халат, провел по плечам и по обеим рукам. Затем нежно поцеловал правое плечо, в то время как его руки, избавившись от мешающей ткани халата, ощущали полноту ее груди.

– Боже правый! – Он больше не мог ждать.

Обеими руками он поднял ее со стула, соскользнувший с нее халат повис на спинке стула. Она обняла его за шею, прижалась к ней губами, и он услышал сдавленный стон. Тела их прижались друг к другу, а он жаждал еще большего контакта. Осторожно он положил ее на ковер перед горящим огнем. Даже в своих юношеских фантазиях он не мог вообразить, что будет соблазнять женщину в своей детской спальне. Ему очень хотелось, чтобы на полу лежал толстый пушистый персидский ковер, который был здесь раньше, а не старый тонкий и изношенный, заменивший его в военное время.

Став на колени рядом с ней, Рэнсом сбросил свой халат. Анджела опять расширенными глазами смотрела на его обнаженное тело. Она вспоминала все, что было в ту единственную ночь. А ему нужно было опять ее прикосновение. И она понимала, чего он хотел.

Растаяв от долгожданных ощущений, он опустился рядом с ней на ковер.

– Могу я прикоснуться к тебе и в другом месте? – тихим, гортанным голосом спросила она.

И его еще сильнее потянуло к ней.

– Я тут для того, чтобы доставить тебе наслаждение. – Он лежал на спине не шевелясь, а она наклонилась над ним. Он сдерживался с трудом, ему нужно было быть внутри ее, он почувствовал пустоту, когда она отняла свои прохладные руки. Но затем пальцы ее коснулись его волосатой груди.

Не отдавая себе отчета в том, что она сводит его с ума, она легкими, как паутинка, пальцами прикасалась к его плечам, рукам, бедрам и даже к ногам. Ему хотелось, чтобы она вернулась туда, где она начала свое исследование. Он знал, чего он хотел от нее, но их семейная жизнь только начиналась, и он опасался испугать ее.

– Я видела многих мужчин, но я никогда не знала такие подробности мужского тела.

Он почувствовал себя так, как будто вошедшее в поговорку ведро холодной воды вылили на него, и от него пошел пар. Приподнявшись на локте, он оказался с ней нос к носу.

– Слава Богу! Надеюсь, что нет. – Волна ревности захлестнула его при мысли о том, что она прикасалась к другому мужчине так, как она касалась его. И его удивила сила этого чувства. Ему хотелось схватить ее руку и вернуть туда, где она была раньше. Но тогда он не сможет разумно разговаривать с ней.

– Если ты настаиваешь на том, чтобы стать врачом, тебе придется ограничиться лечением женщин, – сказал он и в тот же момент пожалел о вырвавшихся у него напыщенных словах.

Зрачки ее глаз сузились, совершенно исчез блеск страсти, который был виден в них только одно мгновение назад.

– Могу я напомнить тебе, что я не клялась повиноваться своему мужу? – Наклонив голову, она ждала, пока он утвердительно кивнул, а затем продолжала: – После того как мы выяснили этот вопрос, я могу сказать, что всегда собиралась заниматься исключительно лечением женщин.

Облегчение вытеснило ревность, но он не знал, что будет дальше.

– Но хороший доктор должен основательно знать особенности физиологии обоих полов. – Анджела внимательно смотрела на Рэнсома, готовая к его возражениям.

Он же не хотел спорить, он хотел соединиться с ней.

– Давай заключим сделку. – Он взял ее руку и опять вернул ее себе на грудь. – Ты будешь использовать меня для того, чтобы узнать обо всех особенностях мужского организма.

С удовольствием он заметил, как смягчилось выражение ее лица. И еще большее удовольствие он получил, когда она начала пальцами шевелить волосы у него на груди.

Слегка улыбнувшись, она положила ему на грудь и вторую руку. Растопырив пальцы, она каждым из них касалась его волос, как будто посылая отдельные обещания будущего блаженства.

– Было бы просто неразумно не использовать такой шанс для подробного изучения мужского организма.

– Ну и кокетка! – проговорил он, и, будучи не в состоянии больше ждать ни секунды, повернувшись на бок, он положил ее спиной на ковер. – Я не собираюсь быть доктором, но я собираюсь подробно изучить твое тело.

Он поцеловал ее соски, темневшие на фоне ее почти бронзовой кожи.

– О, Рэнсом!

Она облизнула губы, как бы приглашая его. А он взял в рот сосок и начал сосать как маленький ребенок. Только ребенок вряд ли вызвал бы у нее такую горячую реакцию. Она жаждала чего-то, еще сама не понимая чего. И когда его губы встретились с ее губами, она приоткрыла рот. Ничто не могло ее подготовить к тем ощущениям, которые она почувствовала, и к тому, что эти ощущения ей нравились. Ее ответная реакция заставила Рэнсома громко застонать, и она, ободренная его реакцией, просунула язык в его рот.

Его губы, язык, руки вызывали в ней такое разнообразие чувств, что она не могла с ними справиться. Сердце ее колотилось, только что вымытая кожа покрылась потом. Она вертелась на ковре, сама не давая себе отчета в том, чего она хочет.

Прижав ее к ковру, он тихо прошептал:

– Ну что, малышка, покажешь, что мне надо делать?

Но у нее не было времени ни для того, чтобы ответить, ни для того, чтобы показать.

Он немедленно оказался внутри ее. К ее великому удивлению, она сделала движения, помогающие ему. И у нее появилось ощущение слияния с другим человеческим существом.

А когда он достиг вершины, она выгнулась вслед за ним, как будто не желая его отпускать. Тяжело дыша, с каплями пота на лбу, он внимательно смотрел ей в глаза. А она старалась скрыть свое разочарование, не зная, будет ли продолжение.

– Ты как? – спросил он. – Я не хочу сделать тебе больно.

– Все хорошо, – ответила она и улыбнулась, надеясь, что это не конец.

Он опять оказался внутри, на этот раз быстрее и глубже. И, удивленная, она поддалась врожденному инстинкту, который заставил ее приподнять бедра и двигаться в одном ритме с ним. Опять, опять.

И потом, когда он остановился, с трудом удерживая мускулистыми руками свое тело над ней, с закрытыми глазами, с блаженным выражением удовлетворения на лице, он произнес:

– О, Сабрина, моя любимая!

Опять она ощущала на себе всю тяжесть его большого тела, но в этот раз не было мягкого матраса, защищавшего ее спину. Это не имело большого значения. Смерть от удушья была не хуже того, что она ощущала. Ее сердце разрывалось на части, когда она слышала, как он произносит имя Сабрины. Как обидно было знать, что он считает ее сестру своей любимой.

И как она могла с этим бороться? Как она могла сказать ему, что он любил вымышленную женщину, не нарушив при этом тайну Сабрины?

Он изменил положение, одна рука его лежала у нее на груди, ноги их были переплетены. Через минуту она услышала его ровное глубокое дыхание и поняла, что он уснул. Она же не могла уснуть, чувствуя, как волосы на его ногах трутся об ее ноги. Если касания обнаженных тел было недостаточно, чтобы заставить ее бодрствовать, то отчаяния, которое овладело ею, было больше чем достаточно.

Анджела не могла осознать свои ощущения. Она прочитала большое количество медицинских книг своего отца и понимала, что у Рэнсома был оргазм. Она также знала, что многие ученые мужи не верили, что женщинам доступны такие ощущения.

Но каждый раз, когда они соединялись, ей казалось, что ее ожидает какое-то изумительное, потрясающее ощущение, но как она ни старалась, ей не удавалось его почувствовать. Блеск глаз Рэнсома, звуки, которые он издавал, и удовлетворенное изнеможение, когда он сваливался на нее, говорили о том, что он испытывал нечто потрясающее. Ей хотелось испытать то же самое, но по каким-то причинам оно ускользало от нее.

Вполне вероятно, что медицинские журналы, которые она вытаскивала с книжных полок отца, были правы, и женщины были лишены возможности чувствовать такой восторг. Это казалось ей несправедливым, поскольку сама природа и общество и без этого ограничивали женщин во многом. Она смотрела на догорающий в камине огонь, чувствуя прохладу там, где Рэнсом не касался ее тела.

Ее собственные наблюдения привели ее к выводу, что мнения ее отца и его ученых коллег относительно женщин часто были неверными. По крайней мере они ошибались тогда, когда в качестве эталона использовали мужчину, а именно так они обычно и поступали.

Они могли быть и правы, женщинам, возможно, и не дано было чувствовать оргазм. Но тогда откуда взялось у нее это чувство незавершенности?

Осторожно она сняла руку Рэнсома со своей груди и провела ею по своей щеке, вдыхая мужской аромат и слабое благоухание лимонного мыла. Каждый раз, когда они занимались любовью, он произносил имя ее сестры. Это заставляло ее сомневаться в предсказаниях тети Джулии, которая уверяла ее, что в конце концов он полюбит живую больше, чем мертвую.

Но она сдержит свое обещание и не будет просить его о разводе. Они поедут в Техас, но она знала, что вскоре надоест ему, потому что она была не его любимая Сабрина. И тогда он отпустит ее.